Текст книги "В плену Левиафана"

Автор книги: Виктория Платова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Как естественны животные в условиях дикой природы – любые животные, но Алекс предпочитает думать о красивых и грациозных – пумах, ягуарах, рысях с кисточками на ушах. Странно, что он представляет именно хищников семейства кошачьих, а не безобидных лебедей-трубачей или фламинго, к личностным характеристикам Кьяры это не относится.

После разговора с синьором Моретти Алекс написал Кьяре письмо, что делает совсем нечасто, от силы – раз в месяц. Обычно письма получаются короткими и содержат традиционный набор вопросов о самочувствии родителей и о планах самой Кьяры – в какую точку земного шара она отправится на этот раз? О собственных планах Алекс не распространяется – просто потому, что их не существует в природе. Далее идут пассажи о погодных аномалиях, так свойственных К.:

У нас третий день туман, наверное, продержится до самой Пасхи.

Или:

Снега выпало по пояс, вчера закрыли перевал, объявлено штормовое предупреждение и возможны перебои со связью.

Или:

Крокусы в этом году зацвели на две недели позже, чем обычно.

Письма Кьяры еще короче, чем письма Алекса, иногда они состоят из одного предложения: «У нас все хорошо, приезжай в гости, родители будут счастливы». Правда, раз в полгода письма приходят с вложениями: Кьяра присылает брату фотоотчеты о поездках. Любой из снимков мог бы украсить страницы популярного во всем мире журнала «National Geographic», так они хороши. Кьяра на фотографиях почти не встречается, зато в них находится место удивительным пейзажам, уникальным природным явлениям и – людям. Кьяра любит снимать людей, особенно ей удаются жанровые сценки, подсмотренные в самых глухих, далеких от цивилизации уголках. Все случайные модели так же естественны, как и сама Кьяра, она может найти общий язык с кем угодно, не то что Алекс, для которого первый контакт с незнакомым человеком – мука мученическая.

В ноутбуке Алекса есть специальная папка, где хранятся фотографии сестры, она называется «una splendida»[6]6
  Великолепная (ит.).


[Закрыть] – это относится и к фотографиям, и к Кьяре.

Письмо, написанное Алексом в конце долгого дня, начавшегося восхождением к проклятому месту, оказалось намного длиннее всех других его писем.

Привет, сестренка!

Надеюсь, все вы здоровы, я тоже чувствую себя хорошо. У нас много новостей, хотя ты и считаешь, что в К. ничего не происходит. Открылся центр скалолазания, к нам приезжал знаменитый актер Вольф Бахофнер и… Помнишь ли ты синьора Тавиани? Он работал сторожем при кладбище, а еще его можно было встретить в церкви, он там дневал и ночевал. Так вот, вчера он умер, и угадай, кто первым обнаружил тело? Твой брат Алекс. Ладно-ладно, я знаю, что смертью тебя не удивить, учитывая, чем ты занимаешься в свободное от Непала время. Это шутка, конечно, не обижайся. А еще у нас появился один парень, он хочет здесь поселиться и даже присматривает дом. Вернее, уже присмотрел. И знаешь, кто помог ему в этом? Твой брат Алекс. Ты, конечно, думаешь, что в этом нет ничего особенного – в покупке дома. А вот и ошибаешься, потому что это не просто дом. Это дом на вершине – бывший форпост альпийских стрелков, не мне тебе рассказывать, что за история с ним связана. Так вот, сегодня я там был – на вершине, вместе с этим парнем, его зовут Лео. Тебе бы он понравился – Лео, а не дом. Дом производит жутковатое впечатление. Куча мертвых камней, странно, что они до сих пор не рассыпались. И странно, что Лео вцепился в него мертвой хваткой, а самое странное – что он знал о нем задолго до того, как приехал сюда. У Лео есть карта, очень старая, по ней мы и добрались к дому, но этой картой он разжился где-то в Португалии, а именно – на Атлантическом побережье, в городе Порту. Наверное, Лео так же любит путешествия, как и ты, и у него есть «ламборджини», ты когда-нибудь каталась на «ламборджини», сестренка? А твой брат Алекс… Ладно-ладно, не буду врать, проехаться на «ламборджини» я еще не успел, но все впереди, ведь мы с Лео успели подружиться, и он доверил мне свою карту. А это такая вещь, что первому встречному ее не всучишь…

Далее Алекс, как мог, в подробностях описал дом, и тропу, и ландшафты, открывшиеся с маленького плато. Не упомянул лишь о шагах на втором этаже, так испугавших его, – уж очень не хотелось снова предстать перед сестрой трусишкой. Покончив с домом, Алекс приступил к детальному пересказу разговора с синьором Моретти (помнишь ли ты синьора Моретти?), и снова употребил словечко «странно». Это относилось к туманным репликам о невозможности найти дорогу к проклятому месту. Алекс даже позволил себе легкое преувеличение, приписав безрезультатные поиски пути не только синьору Моретти, но еще нескольким людям, словам которых можно доверять.

Никто не смог отыскать этот чертов дом, вот они и делают вид, что его не существует. А Лео – человек свободный от предрассудков, так что нам удалось сделать это с первого раза. А тебе? Ты ведь наверняка поднималась туда, сестренка? Никогда не поверю, что это место обошло тебя стороной. Это, конечно, не Непал и не Тибет, но посмотреть ему в глаза стоило. Жаль, что я не сфотографировал его, зато Лео наделал кучу снимков. Если хочешь, я договорюсь с ним и пришлю фотографии. Передавай привет родителям, крепко обнимаю тебя и целую.

Твой любящий брат Алекс

Нажав кнопку «отправить», Алекс несколько минут сидел, совершенно опустошенный. Впервые в жизни он написал такое длинное письмо, и это потребовало известных усилий. И потом, он был не совсем уверен, что поступил правильно, задав Кьяре вопрос о доме на вершине. Кьяра – победительница всего и всех – людей, обстоятельств; недостижимого для нее не существует. В разумных пределах недостижимого: она не может возглавить мировое правительство, полететь на Марс, переквалифицироваться в далай-ламу. Ее цели вполне реальны, хотя и болтаются где-то на пределе возможностей.

Кьяриных возможностей, разумеется.

Дом на вершине – не самая сложная цель. Достигла ли ее Кьяра? Алекс пытается вспомнить, говорили ли они о проклятом месте, и если да – каким был разговор? Вспомнить не получается. В голову лезут обрывки других разговоров, их временной диапазон чрезвычайно широк: от ложно-нарциссового лета до последнего визита Алекса в Верону, но приют альпийских стрелков ни разу не упоминался. Что совсем уж удивительно, ведь Кьяра, в противовес домоседу-брату, с детства слыла искательницей приключений. А взобраться на вершину, овеянную страшной легендой, – чем не приключение?

Так и есть, они никогда не обсуждали эту легенду.

Странно (самое востребованное слово последних нескольких дней), странно, странно! Зафиксировав эту странность в сознании, Алекс перешел к другой странности: он никак не может вспомнить, откуда вообще узнал о массовом убийстве стрелкового взвода. Последние события, связанные со смертью синьора Тавиани, не в счет, они лишь подкорректировали имеющиеся знания, пристегнули историю жизни сторожа к истории смерти десятерых парней. Алекс услышал легенду не от отца, не от мамы, не от школьных приятелей, что было бы понятно. Синьор Моретти и синьор Пьячентини, которых Алекс знает много лет, и словом о ней не обмолвились. То же можно сказать и обо всех остальных жителях К.

Возможно, Алекс просто позабыл об источнике информации. Напрочь. Лучше всего остановиться именно на этой версии и не мучить себя догадками. И ждать ответа Кьяры, обычно она откликается сразу, в крайнем случае – на следующий день после отправки электронной почты.

Но в тот вечер письмо от Кьяры так и не пришло. Не пришло оно и на следующий день, а потом наступил день похорон синьора Тавиани.

И Алекс увидел Лео.

Уже на кладбище, за несколько минут до того, как гроб с телом сторожа был опущен в могилу. Предыдущие полчаса Алекс только то и делал, что рассматривал пришедших проститься с синьором Тавиани, попутно удивляясь тому, каким неожиданно зорким он стал. Но даже несмотря на зоркость, он заприметил Лео не сразу, должно быть тот подошел совсем недавно. Лео не старался слиться с толпой, да и одет был неподходяще для печальной церемонии прощания: в светлые брюки, мокасины песочного цвета и легкий серый джемпер с накладным карманом из замши. Вокруг шеи Лео был повязан цветастый платок; именно на этот кричащий платок, усыпанный маленькими якорями и такими же крохотными штурвалами, и пялился Алекс.

Лео стоял в отдалении от основной массы псевдоскорбящих, у старого вяза, скрестив руки на груди и подпирая ствол плечом.

И улыбался.

Улыбка ослепительного владельца «ламборджини» поразила Алекса в самое сердце: она была исполнена торжества, смешанного c презрением и ненавистью, в жизни своей молодой человек не видел такой отталкивающей улыбки. Отталкивающей – и в то же время выдающей ее хозяина с головой. Все его эмоции, все его чувства. Поймай улыбку в фокус тот, кому она адресована, он умер бы на месте. А прежде чем умереть, бросился бы прочь, не разбирая дороги. Вот только кому она адресована? Явно не Алексу (об этом юноша подумал с облегчением) и не синьору Моретти (он стоит совсем в другой стороне от направленного действия улыбки и о чем-то тихо переговаривается с синьором Пьячентини). Два босса Алекса – бывший и нынешний, интересно, о чем они говорят?

Явно не об Алексе – его персона слишком незначительна, чтобы ее обсуждали два не последних в городе человека. Если бы Алекс не был так озабочен улыбкой Лео, он с удовольствием порассуждал бы про себя, что вызвало к жизни столь оживленную беседу людей, не особо жалующих друг друга. Синьор Пьячентини и синьор Моретти давно на ножах, об этом знает каждый в К. Причина их взаимной нелюбви покрыта мраком времени, синьор Моретти за глаза называет своего недруга «тряпичным болваном» (очевидно, имея в виду его мелкий рубашечный бизнес, а может, и что-то другое, более личное). Синьор Пьячентини раз и навсегда объявил синьора Моретти «прощелыгой», что позволяет ему игнорировать места, которые посещает риелтор. Во всяком случае, появляться там, когда синьор Моретти уже убрался или еще не подошел.

И вот теперь они мирно переговариваются друг с другом, неужели смерть сторожа заставила их зарыть топор необъявленной войны?..

Но больше, чем это внезапное воссоединение, Алекса интересовала улыбка Лео. Испытывать столь яростные и однозначные чувства к незнакомому человеку невозможно, а вот к давнему и кровному врагу – вполне. Но когда это Лео успел приобрести кровника? Он мало кого знает в К.: Алекс, синьор Моретти – список тех, с кем общался чужак, удручающе короток. И вряд ли за те два дня, что они не виделись, в нем появились новые имена.

Пока Алекс раздумывал об этом, Лео наконец-то заметил его. И смутился. Именно смутился, как будто Алекс застал его за чем-то неприличным. Он быстренько стер отвратительную улыбку, заменив ее другой – приветливой. Потом, видимо решив, что улыбка не лучший эскорт для погребения, вообще перестал улыбаться. Вздохнул и помахал Алексу рукой.

Отличный повод, чтобы приблизиться к так и не состоявшейся дружбе. Еще раз испытать судьбу.

Решив так, Алекс осторожно выбрался из толпы и направился в сторону вяза.

– Привет, – сказал он, подходя.

– Рад тебя видеть, – ответил Лео, пожимая протянутую Алексом руку. – Рад, конечно, не совсем уместное слово в данной ситуации… Но я, действительно, рад.

– Я тоже. – Сердце Алекса учащенно забилось, а щеки обдало жаром.

– Я просто проезжал мимо. Увидел процессию и решил посмотреть.

– Обычные сельские похороны…

– …на которые собираются все?

– Примерно.

– Это тот самый сторож, о котором ты говорил?

– Синьор Тавиани, да. Я сам удивлен, что пришло столько народу. Он был нелюдимым человеком, синьор Тавиани. И ни с кем особенно не общался.

– Но вы вроде бы приятельствовали?

– Да. Он называл меня «малышом».

– Он всех так зовет, я помню.

Все точно, дурацкий «малыш» – понятие универсальное, с высоты своего возраста синьор Тавиани имел право назвать «малышом» любого, даже герра Людтке, даже синьора Моретти. Вот только Алекс в упор не помнит, что сообщил об этом Лео. Вполне возможно, что сообщил.

– Ему было восемьдесят девять, но все равно… Смерть – всегда грустно.

– Не всегда, – неожиданно заметил Лео.

– Что ты имеешь в виду?

– Это просто философские размышления, не обращай внимания, Алекс.

Наверное, Лео имеет в виду реакцию посторонних людей на смерть такого же постороннего человека. С какой стати им грустить? Посторонних людей ничто не связывает, от их присутствия или отсутствия жизнь не претерпит существенных изменений. Другое дело – мимолетные мысли о собственной смерти, которой, как ни крути, никому избежать не удастся. Как и ухода близких, дорогих, самых любимых. Вот и получается, что ты вроде бы присутствуешь на репетиции еще неизвестной тебе пьесы, в неизвестном тебе передвижном театре, думая лишь о том, чтобы первое ее представление на подмостках собственного, домашнего театра состоялось как можно позже.

Или не состоялось вообще.

Ого, вот и Алекс пустился в философствования, Лео нельзя отказать в благотворном влиянии на скромного продавца мужских сорочек!..

– Как продвигаются дела по покупке дома?

– Успешно. – Лео зачем-то снял шейный платок с якорями и штурвалами и сунул его в задний карман брюк. – Синьор Моретти оказался молодцом, избавил меня от рутины и взял оформление документов на себя. Сделка будет заключена в самое ближайшее время.

– Значит, ты все-таки решил остаться здесь?

– Как видишь. Думаю, я окажусь полезным для вашего городишки. Во всяком случае, у вас появится своя собственная метеостанция.

– Здорово. Если понадобится моя помощь…

– Синьор Моретти – дока в своем деле. И порядочный человек, как мне кажется.

– Я говорю в принципе, – Алекс смутился. – Если понадобится моя помощь – я к твоим услугам, Лео. И я все здесь знаю. Все и всех.

– Спасибо, Алекс, – сказал Лео вполне искренне. – Я тронут. И прости, что не появился тем вечером в «Карано». Мне нужно было уехать. Ненадолго. А предупредить тебя я не успел.

Все разрешилось самым замечательным образом. Волшебным. И незаданные вопросы, до сих пор так мучившие Алекса, можно смело выбросить на помойку – ввиду их неактуальности. Лео и не думал избегать общества Алекса, он просто был занят делами, что вполне понятно. И их приятельские отношения, а в перспективе и дружба (о ней Алекс думает с замиранием сердца) всего лишь оказались отложенными.

Ничего, Алекс умеет ждать!

– Может быть, сегодня?..

– Боюсь, что сегодня тоже не получится. У меня встреча с подрядчиком в Больцано.

– С подрядчиком? – растерялся Алекс.

– Ну да. Дом нужно привести в порядок. Вернее, отстроить заново. Без бригады специалистов не обойдешься.

– Да-да, я понимаю. И когда… специалисты приступят к работе?

– Надеюсь, в самое ближайшее время, как только состоится сделка.

– Хочешь въехать в дом побыстрее?

– Как можно быстрее, Алекс! Надеюсь справить Рождество на новом месте.

Время, потраченное на синьора Моретти, нельзя считать таким уж бесполезным: чему-то Алекс да научился. Он видел руины в скале и со всей уверенностью может утверждать: вернуть их к жизни за полгода, а именно столько осталось до Рождества, нереально. К тому же всем давно известно, что восстановить старое еще сложнее, чем построить новое. Плюс местность, не слишком благоприятная для подобного рода строительства. Дом находится на вершине, на грузовиках к нему не подъедешь и технику к нему не подогнать, значит, придется поднимать все материалы и инструменты вручную. По тропе, преодолеть которую даже налегке не так уж просто, и вряд ли «бригада специалистов» окажется укомплектованной еще и профессиональными альпинистами. Алекс знаком кое с кем из строителей, все они – самые обычные люди, от которых никто не требует работать на износ, да еще в экстремальных условиях. Конечно же, вершина, на которой собирается поселиться Лео, вовсе не Джомолунгма и даже не Монблан, но и у нее есть специфические для всех горных массивов особенности: там заметно холоднее, чем внизу. Там постоянно дуют ветра, а разница между дневной и ночной температурой может доходить до полутора десятков градусов, а то и больше… О, да, Алексу хотелось бы посмотреть на сумасшедших, которые согласятся помочь Лео в обустройстве его нового местожительства! Наверняка их ждет вознаграждение сверх указанных в смете договоренностей, но, каким бы щедрым оно ни было, невозможно реанимировать дом за полгода. Разве что просто восстановить его, вставить рамы со стеклами, навесить дверь, поменять полы и заново отстроить лестницу. А еще нужно позаботиться о генераторе, об электропроводке и о воде (естественных источников на плато нет) – откуда Лео собирается брать воду?..

– …К Рождеству? Ты собираешься вселиться к Рождеству? Боюсь, ты излишне оптимистичен, Лео. С таким объемом работ тебе и за год не справиться.

– Хочешь поспорить?

– Тут и спорить нечего, поверь мне.

– Отчего же? – Лео подмигнул Алексу. – Давай заключим пари.

– Пари?

– Пари о рождественских праздниках. Официально заявляю, что проведу их в новом доме.

– Ну, не знаю…

– Давай, Алекс!

– Ладно. А… на что мы будем спорить?

– Хотя бы на бутылку хорошего коньяка.

Что есть хороший коньяк в понимании Лео? Совсем не то же самое, что хороший коньяк в понимании Алекса, тем более что он совершенно равнодушен к спиртному. И какова стартовая цена хорошего коньяка?

– Какого именно? – осторожно уточнил Алекс.

– Ну… хотя бы «Камю Кюве».

– Идет.

– Отлично! Теперь пожмем друг другу руки и будем ждать Рождества.

* * *

…Пари Алекс проиграл.

Лео удалось воплотить в жизнь задуманное и уложиться в фантастически короткие сроки, – не в последнюю очередь потому, что он нашел человека по имени Игнасио. Возможно, в оригинале имя звучало по-другому – Игнаш или Игнат, но парень представлялся именно так: Игнасио. Игнасио был светловолос, круглолиц и круглоглаз и немного походил на румынского горнолыжника. Или на чешского сноубордиста, хотя не был ни тем, ни другим. Но то, что он приехал откуда-то из Восточной Европы, ни у кого не вызывало сомнений. Игнасио не говорил по-итальянски, не знал немецкого, что не имело такого уж принципиального значения: общаться с жителями К. он не стремился, а редкие визиты в «Carano» проходили исключительно под патронажем Лео.

Лео и Игнасио занимали место за самым дальним столиком, после чего на свет божий извлекались чертежи и схемы, десятки чертежей и схем. И начиналось обсуждение, при котором никто – ни Лео, ни Игнасио – не произносил ни слова. Они лишь яростно черкали карандашами по бумаге, и этот процесс мог продолжаться довольно долго. Но в финале Лео откидывался на спинку стула с изумленным видом, а Игнасио, добродушно улыбаясь, хлопал себя по колену. Это означало, что план работ на ближайший месяц утвержден и можно приступать к его практическому воплощению.

За полгода Лео и Алекс почти не виделись, если не считать нескольких случайных встреч в баре: всякий раз Лео приветливо махал Алексу рукой, но за свой столик не приглашал. Их приятельство и возможная дружба все откладывались и откладывались, и Алекс ощущал себя бегуном, подзадержавшимся у стартовой черты. Забег, в котором он готов был показать все, на что способен, находился под угрозой срыва, но как повлиять на ситуацию, Алекс не знал. Иногда ему казалось, что он неправильно выбрал беговую дорожку, попал не на тот стадион и вообще – Лео играет совсем в другие игры. И одинокий бегун на длинную дистанцию с унылой надписью «ALEX» на футболке ему не нужен и даром. И можно снимать кроссовки и отправляться домой.

А можно и подождать. Хотя бы до Рождества.

Поговорить с Лео удалось лишь однажды, в самом начале сентября – и то только потому, что в «Carano» он нагрянул один.

Как и обычно, при виде Лео сердце Алекса на секунду замерло в груди, а потом учащенно забилось: ему потребовалось несколько секунд, чтобы войти в свой привычный, размеренный ритм. И на протяжении этих секунд Алекс гадал, подойдет ли к нему феерический владелец «ламборджини» или ограничится традиционным, ничего не значащим взмахом руки. Уж он-то, Алекс, ничего предпринимать не будет, настоящие бегуны на длинную дистанцию не должны пасть жертвой фальстарта!

На этот раз Лео подошел.

– Привет, – сказал он. – Давно не виделись.

– Виделись три дня назад. Ты просто забыл.

Три дня назад они впрямь пересеклись. Но не в баре, а на том самом перекрестке, откуда начинался спуск к Молине и Предаццо и подъем к проклятому месту. Алекс с синьором Пьячентини как раз отправлялись в Тренто, за партией рубашек из новых коллекций. Планы же Лео были не совсем ясны: он просто стоял на обочине рядом с машиной (не «ламборджини», другой – грузовым «фордом») и о чем-то переговаривался с Игнасио. Видимо, разговор был не из приятных, поскольку Лео хмурился, да и Игнасио выглядел мрачным.

Синьор Пьячентини (к радости Алекса) даже притормозил и, опустив стекло, поинтересовался не нужна ли помощь. Все в порядке, – ответил Лео, – просто немного спустило колесо, подкачать его – дело двух минут, но спасибо за участие. Сказав это, он приложил два пальца ко лбу в знак приветствия (а может быть, прощания): так Алекс впервые познакомился с этим – совершенно неотразимым в исполнении Лео – жестом.

Всю дорогу до Тренто они обсуждали чужака, вернее, обсуждал синьор Пьячентини, а Алекс только слушал, иногда вставляя собственные замечания. Мысль синьора Пьячентини сводилась к тому, что «черт их разберет, этих богатеньких маменькиных сынков», миллионеров с придурью, они не ведают, что творят и вообще – бесятся с жиру.

– Зачем ему понадобился этот чертов дом? – вопрошал синьор Пьячентини у Алекса. – Решил устроить там казино? Решил устроить бордель?

Бордель на вершине горы – что-то новенькое. Интересно, как такая бредовая идея могла закрасться в голову добропорядочному и абсолютно безупречному отцу семейства, каким всегда был синьор Пьячентини?

– Вообще-то, он решил устроить там метеостанцию, – осторожно заметил Алекс. – Метеостанция – вещь полезная, особенно в наших условиях.

– В наших условиях это как раз абсолютно бесполезная вещь. Погода у нас меняется по сто раз на дню, так что предсказать что-то путное и толпа ученых не сможет, не говоря уже об этом парне.

– Вы совсем его не знаете!

– Ты, можно подумать, хорошо его изучил.

– Дело не в этом, а в том, что человек хочет сделать что-то полезное для города.

– С чего бы? – синьор Пьячентини захохотал. – С чего бы это чужаку так для нас стараться? С какой радости? Что его связывает с городом, а?

Алекс открыл было рот, чтобы возразить, но тут же закрыл его.

– Понятия не имею, – наконец вынужден был признать он. – Может, ему просто понравилось место. Такое тоже бывает…

– Что-то здесь не так, Алекс. Что-то здесь не так!

Впоследствии, когда Лео поселился на вершине и метеостанция заработала, Алекс слышал массу других версий относительно чужака – самых невероятных, кровожадных и пугающих и привык относиться к ним со снисходительной улыбкой. Но в тот – самый первый раз – высказывания синьора Пьячентини произвели на него удручающее впечатление.

И почему это Лео ссорился со своим наемным работником? Не из-за спущенного же колеса, в самом деле!..

– …Разве мы виделись? – удивился Лео.

– У развилки. У вас были проблемы с колесом.

– А-а, точно. Значит, это случилось третьего дня?

– Да.

– Извини, с этим домом столько хлопот, что день идет за месяц.

– Но дела продвигаются?

– Конечно.

– Этот парень, Игнасио… С ним, наверное, много хлопот?

– С Игнасио? – Лео наморщил лоб. – С чего ты взял?

– Вы вроде бы ссорились. Там, у развилки.

На секунду Алексу показалось что Лео смутился, хотя откуда ему знать, как смущается Лео? Он не покраснел, не опустил глаза, не фыркнул носом, не забарабанил пальцами по столешнице. Его брови просто сошлись на переносице, а в глазах мелькнули недобрые огоньки. Мелькнули – и тут же погасли, и Лео улыбнулся Алексу своей фирменной голливудской улыбкой.

– Никак не привыкну к жителям маленьких городков. От них не укрыться. Увидят что-то, еще больше придумают, и пожалуйста – разговоров не оберешься!

– Я не такой…

– Надеюсь, – Лео испытующе посмотрел на Алекса. – И мы вовсе не ссорились с Игнасио. Просто обсуждали кое-какие детали строительства. Разногласия между нами возникают, это неизбежно, но я высоко его ценю. Он – гений.

– Гений? – растерялся Алекс.

– Гениальный инженер с кучей таких же гениальных идей. Его планы по переустройству дома иногда кажутся фантастическими, но все они осуществимы. Мне очень повезло с ним. И пари я выиграю. Ты ведь не забыл о пари?

– Что?

– Наше пари.

– Бутылка дорогого коньяка, я помню…

Алекс откликнулся не сразу вовсе не потому, что забыл о споре на кладбище: он помнил о нем постоянно, потому что постоянно возвращался к мыслям о Лео, изо дня в день. Но сейчас его голова была забита совсем другими мыслями – о круглоглазом Игнасио, не только оказавшимся гением в своем деле (это еще можно было бы пережить). Отношение к этому новоявленному светочу архитектуры и градостроительства Лео – вот что занимало Алекса.

Лео явно пребывает в восхищении, он и шагу ступить не может без Игнасио; он ведет себя так, как будто Игнасио не работник, нанятый для строительства, а… друг! Что ж, такое поведение вполне объяснимо: Лео и Игнасио делают одно дело и просто вынуждены проводить большое количество времени вместе. Лео полностью зависит от Игнасио, ведь этот парень – профессионал, он хорошо разбирается в том, в чем ни Лео, ни тем более Алекс не смыслят ни уха ни рыла. Вот если бы речь шла о рубашках!.. Но в магазин к Алексу чужак не заглядывает, он покупает рубашки совсем в других местах. Или не покупает их вовсе, довольствуясь тем запасом вещей, который у него есть.

…Еще пятнадцать минут они поговорили о чем-то малозначительном – вроде погоды на предстоящие месяцы, по сведениям Лео осень обещает быть относительно сухой. А на вопрос Алекса о том, кто еще задействован в реанимации дома, Лео дал довольно уклончивый ответ: все строители – соотечественники Игнасио, поскольку именно он набирал людей и он отвечает за качество и сроки работ.

Никто из строителей не появлялся в К. ни летом, ни осенью, ничего экстраординарного в этом факте не было: дорога на вершину проходит в стороне от городка. И вряд ли рабочие вообще располагали временем, чтобы познакомиться с немногими достопримечательностями или просто оттянуться. Они не заглядывали ни в боулинг, ни в бары, ни в кинотеатр, из чего Алекс сделал вывод, что строители работают без выходных. Они так и остались для Алекса фантомами. Клонами круглоглаза-Игнасио, в последний раз он всплыл в середине декабря. Алекс заприметил его выходящим из аптеки синьоры Паглиа, Лео с ним не было.

Игнасио на ходу изучал надпись на коробочке, которую держал в руках. Вид у него был озабоченный и растерянный одновременно, так что вопрос, с которым обратился Алекс, выглядел вполне уместно:

– Я могу чем-то помочь?..

Игнасио посмотрел на молодого человека с тоской (так, во всяком случае, показалось Алексу), после чего несколько раз дернул подбородком. Вопрос о помощи отпал сам собой, но от встречи у Алекса остался не очень приятный осадок. Как будто он не сделал того, что мог бы сделать, что должен был. Дождавшись, пока Игнасио скроется за углом, Алекс толкнул дверь аптеки. Беседа с синьорой Паглиа продлилась не меньше получаса – старуха всегда отличалась говорливостью, но на этот раз превзошла сама себя, рассказывая о дочери и младшем внуке, какой это замечательный малыш: ему всего лишь десять, а он выказывает незаурядные математические способности и уже участвовал в олимпиаде. Вполуха слушая болтовню старухи, Алекс раздумывал, как бы поизящнее расспросить аптекаршу о последнем посетителе. Но – о счастье! – синьора Паглиа сама вспомнила о нем.

– Не нравятся мне эти чужаки, – сказала она, поджав тонкие губы. – Никогда не знаешь, что у них на уме.

– О ком вы, синьора Паглиа?

– О парне, который сюда заходил. Разве ты не столкнулся с ним на пороге, Алекс?

– А-а… Тот строитель, который работает в доме на вершине?

– Уж не знаю, где он там работает и чем занимается… Но когда остаешься с таким типом один на один, вспоминаешь всех святых сразу.

– С чего бы?

– На всякий случай. От кого еще ждать помощи одинокой старой женщине?

– Ну, не преувеличивайте, синьора Паглиа. Не такая вы старая. И не такая одинокая.

– Это когда не надо вокруг полно людей, – меланхолично заметила аптекарша. – А когда надо, никого не дозовешься, прямо пропадай.

– Он что, угрожал вам? Тот парень?

– Еще чего! Но вид у него был… То ли рухнет замертво, то ли в горло тебе вцепится – вот какой!

Алекс все еще не мог понять, к чему клонит старуха. Да, выглядел Игнасио неважнецки, но о том, чтобы вцепиться кому-то в горло?..

– Я бы не стал драматизировать ситуацию, синьора Паглиа…

– Я и не драматизирую, но страху все равно натерпелась.

– Он ведь зашел к вам не просто так? Не для того, чтобы напугать?

– Верно. Он попросил успокоительное. Сильнодействующее, но для сильнодействующего нужен рецепт, как ты понимаешь.

– И… что же вы ему дали?

– Травяной сбор, – хихикнула синьора Паглиа. – Мне он всегда помогал справиться с… эээ… угнетенным состоянием. Хоть парень и чужак, но дурного я ему не присоветую.

– Чем же он был так угнетен?

– Ты задаешь странные вопросы, Алекс. Откуда мне знать, что там у него не слава богу? Он и объяснить толком не смог, да и что возьмешь с пришлого человека? Ну, а тебе что понадобилось у синьоры Паглиа, дорогой мой?

– Ммм… Что-нибудь от горла. – Чтобы ответ выглядел убедительнее, Алекс даже пару раз кашлянул. – Зверски болит со вчерашнего дня.

– С горлом шутки плохи, особенно зимой, – наставительно сказала старуха. – Сейчас подберем тебе что-нибудь, не волнуйся.

Еще десять минут ушло на подбор лекарств от несуществующей простуды, и из аптеки Алекс вышел груженный целым пакетом таблеток, сиропов, микстур, пастилок и леденцов, проклиная себя за то, что не попросил у синьоры Паглиа обыкновенный пластырь.

Как впоследствии оказалось, трюк с больным горлом не стоил свеч: Алекс никогда больше не видел гениального инженера Игнасио, он исчез так же внезапно, как и появился. Исчезновение объяснялось просто: строительные работы в доме на вершине подошли к концу, а за два дня до Рождества в магазинчике Алекса появился Лео.

– Не забыл о пари? – весело улыбаясь, с порога напомнил он.

– Нет, конечно.

– Готовь коньяк. Ты проиграл! Завтра воскресенье, так что приглашаю тебя в «Левиафан», чтобы ты убедился в проигрыше. Собственными глазами.

– «Левиафан»?

– Я назвал дом «Левиафаном». У каждого дома должно быть имя, ты согласен?