Текст книги "Никто не узнает правду (СИ)"

Автор книги: Виктория Денисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Ну что вы! Какое еще вторжение! Присаживайтесь рядом. Хотите, я принесу маршмеллоу? – старушка засмеялась и пододвинула садовый стул.

– Не стоит утруждаться, мэм.

– Ооо, мне совсем не трудно.

Банни отправилась в дом и вскоре вернулась с огромным пакетом зефирок.

– Я купила их для Люциуса, но кажется, он не особо жалует сладости.

– Мисс Калахен, эти ветки, – шериф поворошил палкой костер, вытащив обгоревшую еловую лапу, – откуда они у вас? Рядом с домом ведь только лиственные деревья.

– О, я нашла их тут неподалеку. Они просто лежали среди дороги, и я подумала – как странно.

– Вы можете показать точное место? – Блейк взволнованно приподнялся.

– Конечно.

Банни и шериф отправились к дороге, у которой старушка нашла ветки. Они не заметили, как в окно через штору на них пристально глядел Люциус.

Глава 5. На круги своя

Все проходит. Забываются радости и обиды, тускнеют воспоминания, исчезают синяки, затягиваются раны, боль становится глуше и слабее. После трагедии, произошедшей с Салли Ричардсон, жизнь в Блэклейке постепенно возвращалась в привычную колею. Увяли цветы на могиле, поутихли сплетни, а мемориал с фотографией Салли в старшей школе сменили гирлянды из красных сердец ко дню Святого Валентина.

Удивительно, но Аннабель Стюард сдержала слово, данное Джуди и никто, кроме узкого круга посвященных, не знал про видео с погибшей. Да, родители школьниц стали чаще проверять все ли в порядке с их дочерями и писать взволнованные сообщения в мессенджеры, если те задерживались допоздна. Да, увлеченные эзотерикой и оккультными практиками Саманта Харди и Рина Эстербрук пытались несколько вечеров подряд вызвать дух бедняжки Салли. Да, и без того сраженный горем Элайджа Томпсон вынужден был ловить на себе косые взгляды клиентов. Но в целом все было ровно так как и месяц, и два тому назад. Как и в прошлом году, просто кому-то не достанется валентинка.

Эмили Ричардсон решила отдать вещи дочери на благотворительность. Одежду, технику, украшения. Все, за исключением детских игрушек. Игрушки напоминали Эмили ту маленькую Салли с розовыми щечками и золотыми кудряшками, которой она читала на ночь сказки и пекла утром блинчики. Только так, разделяя двух Салли– одну взрослую и имевшую грязные секреты, вторую маленькую невинную малышку, Эмили могла честно хранить добрую память о дочери. Разбирая вещи, миссис Ричардсон нашла дневник Салли. Самые обычные записи – мечты, планы, размышления девочки-подростка. Ни слова о работе на сайтах, ни слова о сексе, парнях или чем-то подобном. Салли явно умела вести двойную жизнь.

Эмили снова вышла на работу. Ее день вновь состоял из монотонного писка лазерного сканера товаров и озвучивания цифр. Пик – замороженные куриные крылья – пик – кукурузные шарики с шоколадом – пик – капсулы для посудомоечной машины – пик – полгаллона молока – пик – сосиски для барбекю – двадцать два доллара тринадцать центов. Правда теперь каждый второй покупатель бросал на нее сочувственные взгляды, некоторые шептались, некоторые выражали запоздалые соболезнования. От всего этого становилось только хуже. Люди не понимают, – размышляла Эмили, – “ооо, мне так жаль” не работает. Просто заткнитесь, просто забудьте о том, что произошло, просто давайте все сделаем вид, что все, как и прежде, что моя дочь не лежит в промерзлой земле на кладбище Сент Хилл, что я стою здесь, пытаясь заработать ей на колледж.

Шериф Блэйк все так же пил по утрам свой кофе. Правда теперь беззаботные размышления о зимней рыбалке и стрижке кустов сменились мучительными раздумьями о набившем оскомину, но так и не сдвинувшемся с мертвой точки деле. Никаких зацепок, кроме биоматериала из-под ногтей жертвы, но и тот чертовы криминалисты из Бансинга умудрились потерять. Как такое вообще возможно? Что сейчас есть у полиции? Горелые еловые ветки на заднем дворе Банни? Номера банковских карт нескольких сотен мужиков по всему миру, которые пялились на Салли через экран? Преподобный Макконахью. Кто бы мог подумать? Святой отец любил глядеть на Салли через экран. Если к этому прибавить еще и найденную у нее во рту гостию, то вероятность того, что священник причастен к убийству возрастает. Но зачем? Стыд? Преподобному было стыдно за свою похоть, и он переложил вину на девушку, жестоко расправившись с ней? В этом мире возможно все. Шериф Блейк давно уже взял за правило ничему не удивляться, но все же мысль о том, что отец Макконахью убийца, казалась ему дикой. Доктор Дьюик. Как выяснилось, док тоже любил поглазеть на обнаженных школьниц. Дьюик весьма умен и довольно скрытен. Не женат, живет один, не был замечен в бурных романах. Зачем ему убивать Салли? Юная мисс Ричардсон что-то о нем знала? Быть может, они встречались, спали. Ей пятнадцать, ему тридцать шесть. Ситуация так себе. Однако обследование показало, что Салли была девственницей. Вот только проводил это обследование сам Дьюик. Черт возьми. И ведь именно он отвозил биоматериал из-под ногтей жертвы в лабораторию, где улику таинственном образом потеряли. Да уж выглядит все это скверно. Ну и, наконец Элайджа Томпсон. Одержимый Салли бедняга с заправки. Мог ли он укокошить возлюбленную, которая явно не отвечала ему взаимностью. Теоретически – да. Но из всех троих, кто был на карандаше у шерифа, Элайджа вызывал меньше всего подозрений.

Но так было у Блейка. У неугомонной Френни Полсен кроме Томпсона подозреваемых не было. Она продолжала вести за несчастным слежку и даже пару раз отправляла Элайдже анонимные письма с текстами вроде “я знаю, что это сделал ты” и “зло не останется безнаказанным”. Френни была абсолютно уверена, что парень затаился и вынашивает план очередного убийства. Своими измышлениями медсестра ни с кем не делилась, даже с Ритой Фейвор. Рита попросту не разделяла подозрения Френсис и всячески высмеивала ее детективную деятельность, обзывая подругу престарелой Нэнси Дрю.

Сам же Элайджа просто пытался жить дальше. Да, он поклялся себе никогда не забывать Салли Ричардсон и продолжал рисовать ее портреты. Однако, молодая и здоровая часть его души все же желала встретить хорошую девушку, любить и быть любимым. Иногда он мечтал бросить дурацкую работу на Джимми Хоупа и укатить куда-нибудь в аризонскую пустыню или в Лос-Анжелес, просто ехать по дороге под любимую музыку, встречать рассветы в дешевых мотелях, наблюдать как от места к месту меняются пейзажи. В конце концов после смерти Салли в Блэклейке его уже ничего не держит. Но уехать сейчас, когда расследование не завершено и убийца еще не найден, значит вызвать на себя новую волну подозрений. Элайджа это понимал, поэтому в его жизни все оставалось по-прежнему – дом, мать, заправка, рисунки. Не было только Салли.

Преподобный Макконахью решил окончательно завязать со своим главным пороком. Сперва он стал пару раз в неделю посещать терапевта в Бансинге. Однако быстро выяснилось, что доктор, будучи светским человеком вовсе не считает мастурбацию чем-то постыдным.

– Вас возбуждают дети? – спросил он, бросив беспристрастный взгляд поверх очков.

– Дети? Нет. Не дети, – священник со стыдом вспомнил, что Салли было пятнадцать. Но все же она не выглядела ребенком, – Юные девушки. Да. Но не дети.

– Тогда почему вы испытываете стыд, мистер Симпсон?

Преподобный представился фамилией своей бабки по материнской линии, поэтому терапевт обращался к нему “мистер Симпсон”.

– Это грех.

– Грех? Вы католик, мистер Симпсон?

– Да, я католик.

Доктор многозначительно замолчал. Он не стал ковыряться в детских травмах отца Макконахью, не спрашивал подсматривал ли тот за родителями, переодевалась ли в его присутствии мать, трогал ли сына отец, применялись ли в семье телесные наказания. Нет. Он просто задавал нейтральные вопросы, которые никак не помогали пастору найти выход из сложной ситуации. Поэтому преподобный решил бороться со злом внутри себя самостоятельно – молитвами и аскезой.

А вот кто совершенно точно не только не боролся с собственными пороками, но и всячески им потакал так это Джимми Хоуп. Каждую субботу он неизменно проводил в “Алых губках” и каждый раз старался безуспешно склеить изгибающуюся на шесте Аманду Харисон.

– Может пойдем ко мне, тут слишком шумно? – Джимми весьма бесцеремонно потянулся к груди танцовщицы, но был тут же остановлен вышибалой по кличке Железный Джо.

– Я на работе, если ты не заметил, – Аманда наклонилась к назойливому посетителю так, чтобы он хорошо слышал ее голос, но не мог дотянуться.

Аманда ненавидела Джимми. Да он всегда щедро платил, но при этом вел себя как грязная свинья. Понятное дело, что многие из местных завсегдатаев не очень-то обходительны со стриптизершами, но все же мало кто опускается до уровня Хоупа.

Но, как ни странно, именно неприязнь к Джимми помогла найти Аманде друга. В ее жизни наконец появился кто-то по-настоящему добрый и открытый. Кто-то, кому не просто интересно поглазеть на ее сиськи, пустить сальный комплимент или склонить к сексу на заднем сидении авто. Кто-то кому действительно важно, что она за человек, какую музыку она слушает и что любит на завтрак. Элайджа Томпсон. Как и Элайджа, Аманда мечтала свалить из Блэклейка. Кататься по стране на авто с откидным верхом, ночевать прямо под звездным небом, питаться батончиками с заправки. Впрочем, последнее у нее неплохо получалось уже сейчас. Как и Элайджу, Аманду ничего не связывало с городом. Здесь у нее лишь вечно пьяный отец, да похотливые мужички в “Губках”. Кто знает, может быть, когда-нибудь они оба – Аманда и Элайджа погрузят нехитрый скарб в багажник старенького родстера и рванут куда-нибудь в Монтерей.

Джуди Лавлейк готовилась отмечать день Святого Валентина в одиночестве. Она всегда ненавидела этот праздник, но в том году ей хотя бы на пару часов удалось заполучить Мэтью, а в этом… Да, бутылка розэт вполне может заменить неудачное свидание, точнее полное отсутствие этих самых свиданий, но это жалко. Вот так спиваться в одиночестве. Впрочем, почему бы и нет? Бывают судьбы и похуже. Она по крайней мере спивается в собственном доме, а не где-нибудь между мусорными баками.

– Попытаемся снова? – Саманта Харди, считавшая себя ведьмой, зажигала черные свечи.

Комната Саманты походила на мрачное пристанище сатанинского культа – статуэтки рогатых языческих божеств, плакаты со странными символами, мебель темных тонов и куча кристаллов обсидиана и каких-то вулканических пород.

– Честно говоря, мне немного стремно, – Изабель Макговерн, полноватая блондинка, недавно вступившая в ковен блэклейкских ведьм, с опаской поглядывала на пентаграмму, насыпанную на полу неизвестным черным порошком.

– Если дрейфишь – проваливай! – не стала церемониться Саманта.

– Мы уже делали это десятки раз. И кстати, с нами связывался мертвый Майк Уиллоби. – Рита Эстербрук сидела с видом прожженного знатока магических искусств и наматывала локон на палец.

– Кто он, этот Майкл Уиллоби?

– О, господи, Изи, ты что не местная? Неужели никогда не слышала историю про утопленника Черного озера?

– Аа. Это…

– Садитесь в круг, сучки! – скомандовала Саманта и девицы расположились по краю пентаграммы. Они закрыли глаза, взялись за руки и начали повторять за Самантой непонятные слова на латыни.

Изабель ждала, что подует пронзительный ветер, затушит свечи и в окне появится мертвое лицо Салли Ричардсон, однако ничего подобного не происходило.

– Может, попробуем Уиджу? – робко предложила она.

– Заткнись! Уиджа – ерунда для тупых подростков. – отрезала Рита.

– Но мы и есть подростки!

– За каким чертом ты ее позвала? – Саманта раздраженно встала и прикурила от свечи сигарету.

– Ты что, куришь дома? И предки тебя не ругают?

– Им насрать!

Изабель Макговен печально плелась с неудавшегося спиритического сеанса, когда заметила странную фигуру, маячившую между деревьев.

– Кто здесь? – от страха девушка вцепилась в свою крошечную сумочку, в которой таскала всякие безделушки.

Фигура молча приближалась, и у Изабель начали отчаянно стучать зубы. А когда она смогла рассмотреть лицо того, кто блуждал у дороги, то крик ужаса комом застрял в ее горле. Салли Ричардсон. Мертвая, бледная в том самом платье, в котором ее нашли, вплотную подошла к Изабель. Салли посмотрела на девушку жуткими, покрытыми белесой пеленой глазами, рот ее безобразно открылся, она прохрипела: “Бааааа…”, изрыгнула из себя поток чего-то вроде белого крупного конфетти и через мгновение исчезла. Когда Изабель наконец смогла выйти из оцепенения, она присела на корточки и дрожащими руками подняла одну из кругляшек, валявшихся на асфальте. Это была церковная гостия, такая же, как те, что дают священники во время причастия.

Банни Калахен и Люциус взяли за моду гулять вечерами. Едва только темнело, как старушка и ее воспитанник закутывались в шарфы и бодрым шагом направлялись от Честнат Стрит до Центральной площади. Мальчик за последние пару месяцев стал чуть более разговорчив. Теперь он отвечал на вопросы не просто молчаливым кивком или угуканьем, а негромкими фразами. Если повезет, можно было услышать даже целое предложение. Банни считала повышение общительности Люциуса своей заслугой. Впрочем, это было недалеко от истины. Ведь давно известно, что любовь и забота творят чудеса.

Помощник шерифа Джони Вивер в чудеса не верил. Однако свято верил в хороший односолодовый виски, которым он иногда баловал себя по субботам. В Блэклейке было лишь два бара и оба были плохи тем, что любом из них можно наткнуться на Пола Харисона. Этот тип обладал премерзким свойством, будучи под алкоголем (то есть почти всегда) приставать к окружающим с отвратительными шутками и дешевыми остротами. А еще он обожал потасовки, хотя в силу худобы и невысокого роста почти всегда проигрывал в драках. Сегодня не повезло Джонни Виверу, потому что именно к нему подсел уже весьма хмельной Пол.

– Так-так-так! Кто это тут у нас? Да это же мистер Индейская Трубка Джонни, мать его, Вивер! Как делишки, Джонни?

Помощник шерифа молча отхлебнул напиток, стараясь не замечать пьяного Харисона.

– Вот скажи мне, какой от вас копов толк? Девчонка мертва. По городу расхаживает убийца, а ты тут сидишь и хлещешь эту ссанину?

– Оставь его в покое, Пол! – злобно крикнул бармен, наливая посетителю кружку пива. – Отвали или больше сюда не зайдешь. Достал уже ко всем лезть.

– Я просто интересуюсь куда уходят мои налоги, – Харисон с прищуром смотрел на Джимми словно ожидая, что тот напрыгнет на него с кулаками или схватит за грудки, как это обычно делали другие жертвы его вербальной агрессии. – Что молчишь, легавый? Воды в рот набрал?

– Пошел ты, Харисон! – Джонни, не глядя на Пола, допил свой виски, расплатился с барменом и отправился к выходу.

– Давай, проваливай! – яростно орал в след пьяница. – Иди еще покури свою трубку, пока в городе происходит всякое дерьмо!

Джонни Вивер вышел из бара и закурил. Не свою смешную трубку, а обычные сигареты. – А ведь он прав, – подумал помощник шерифа, – мы и впрямь зря просиживаем штаны и никаких подвижек в деле Салли Ричардсон нет. Подозреваемые есть, а вот реальных улик почти ноль.

Джонни медленно шел вдоль шоссе. Он иногда любил вот так прогуляться под ночным небом, поразмять ноги и подумать о жизни. Самые умные мысли приходят именно в такие моменты. Впрочем, все они забываются так же быстро, как и объявляются в твоей голове. Полицейский увидел впереди камень. Тот самый на котором обнаружили тело Салли. Желтые ленты, возвещавшие, что здесь место преступления были оборваны, а на самом камне снова что-то лежало.

– Не может быть, – Джонни остановился и в ужасе схватился за голову. – Матерь Божья, да что же тут твориться.

Тело Аманды Харисон, танцовщицы клуба “Алые губки” и дочери непутевого Пола Харисона – вот что увидел Вивер. Как и Салли она была одета в черное платье, голову обвивал венок из черных роз, а к рукам убийца проволокой прикрутил букет цветов.

Аманда тоже была красивой. Не такой как Салли, но все равно прекрасной. Казалось, смерть сделала обычное лицо соседской девчонки благороднее и свежее. На несколько минут Джонни настолько залюбовался ею, что забыл – перед ним труп. Он достал телефон, сфотографировал тело, и, словно стряхнув наваждение, сказал себе:

– Господи, нужно позвонить шерифу!

Глава 6. Где вы были в ночь убийства?

– Простите меня, отец, ибо я согрешила, – Банни Калахен опустилась на колени перед решеткой, отделяющей ее от преподобного Макконахью. – Я думаю, Господь испытывает мою веру. Мне страшно. Последнее время, отец, мне очень страшно.

– В чем причина твоего страха? Господь испытывает многих. – священник прекрасно понимал Банни. Он ведь и сам считал свой порок божьим испытанием.

– Мне страшно не за себя. Сама я готова ко всякому. Но теперь, когда я не одна, мне очень тревожно за ту маленькую душу, которую я самонадеянно вызвалась опекать. Последнее время со мной случается странное. Провалы. Провалы в памяти. Я обнаруживаю себя в комнате или на кухне в странной одежде и не помню, где была и что делала последние несколько часов. Мне страшно идти к врачу. Страшно услышать от него слово “деменция”. Страшно что служба опеки заберет моего мальчика, а я буду мочиться под себя и пускать слюни, как младенец, пока наконец, из-за невыключенного газа мой дом не взлетит на воздух.

Преподобный Макконахью молчал. Он не знал, что ответить Банни. Ее страхи не беспочвенны, однако, чем он мог помочь бедной старушке.

– Я знаю. С такими вещами обычно ходят ко всяким там психотерапевтам, но я с детства приучена выворачивать душу перед святыми отцами. К тому же это бесплатно, – Банни засмеялась.

– Ты все делаешь правильно. – Священнику хотелось сказать мисс Калахен что-то ободряющее. – Господь обязательно вознаградит тебя за твою доброту, Банни. Ты хороший человек. – Макконахью хотелось добавить “не то, что я”, но он воздержался.

– Френк Уилсон, специальный агент по расследованию особо тяжких, – высокий чернокожий мужчина протянул шерифу крупную ладонь. – А это мой напарник Остин Кауфман, – он показал на маленького пухлого человека, который крайне мало походил на федерала, скорее его можно было представить за прилавком какой-нибудь булочной.

– Мэтью Блейк, шериф Блэклейка.

Шериф не был сильно обрадован приездом агентов, однако любая помощь сейчас не будет лишней.

– Насколько я понимаю, мистер Блейк, подозреваемых у вас пока нет.

– По делу Салли Ричардсон подозреваемых трое. Вот только улик нет. А что касается Аманды Харисон, то под ее ногтями найден биоматериал. Мы отправили его в лабораторию, и я очень надеюсь, что его не потеряют как это было с уликами по первому трупу.

Остин Кауфман внимательно изучал материалы дела на планшете.

– Думаю мы имеем дело с серийником, который только ищет себя. Пытается выработать свой почерк.

– С чего вы так решили, агент?

– Цветы, венок, платье, гостии, – он действует определенным образом. Однако, мы не встречали раньше убийств со схожими деталями. Стало быть, парень новичок.

– В две тысячи пятом в Стоун-Хилл было пару похожих случаев. Кто-то убивал проституток и одевал в свадебные платья. – Уилсон показал шерифу фотографии жертв. – У вашего убийцы такая же фиксация на порочности жертв – одна была онлайн-шлюхой, вторая – стриптизершей.

Когда агент ФБР назвал Салли “онлайн-шлюхой” Блейку захотелось двинуть ему в челюсть. Шериф, сперва пытавшийся скрыть тайну Салли из уважения к Эмили, все же был вынужден обнародовать неприглядную правду о девушке. Однако это вовсе не значило, что какому-то заезжему федералу дозволено называть Салли, нашу прекрасную Салли, не обидевшую и мухи, помогавшую старушкам и имевшую самый высокий бал в школе, называть “онлайн шлюхой”. Да, она оступилась. Но это не делает ее плохим человеком.

– А почему платья черные? – Остин Кауфман уставился поверх очков на шерифа, будто бы у того и впрямь есть ответ на этот вопрос.

– Возможно, потому что он считает, что они не заслужили белых. – предположил Уилсон, – Белый символизирует чистоту и невинность. Они не были невинны, стало быть, их удел – черное.

Из уст агента-афроамериканца это прозвучало с иронией.

– Я бы в первую очередь рассматривал священника. – Кауфман прилепил фотографию преподобного к доске для улик.

– А что с тем парнем в Стоун-Хилл? Его взяли? – шерифу все же очень хотелось, чтобы убийца оказался не местным.

Уилсон отрицательно покачал головой.

– Примечательно, что убийств тоже два. Может он взял перерыв и немного изменил почерк?

– Мы обдумываем и этот вариант тоже.

– Где этот сукин сын? – в стельку пьяный Пол Харисон вломился в полицейский участок и кричал в лицо Аннабель Стюарт.

– Шериф уехал по делам, – спокойно и с нескрываемым презрением ответила секретарь.

– Какие такие, старая ты курица, у него могут быть дела? Мою девчонку, мою Мэнди, – Пол прервался и начал рыдать. И это было так искренне, что Аннабель даже начала сочувствовать этому нетрезвому ублюдку, хоть и прекрасно знала, что всю свою никчемную жизнь Полу было глубоко наплевать на дочь.

– Что тут происходит? – на шум вышел Джонни Вивер и, увидев рыдающего Пола Харисона, в нерешительности остановился. Пол, как всегда пьян, но сегодня, казалось, он имеет на это право.

– Ты, сраный говнюк! – Харисон бросился с кулаками на помощника шерифа, – Ты и твой чертов начальник! Пока вы, тупые копы, шастаете по барам и хлещете виски, наших детей убивают.

– Угомонись, Пол! – Джонни схватил пьяницу за грудки и хорошенько встряхнул. – Будешь вести себя как урод, отправлю в камеру и не посмотрю, что у тебя горе.

– Только на это вы, ублюдки, и способны! – обессиленно пробормотал Харисон.

– Мистер Макконахью, – агент Уилсон откинулся на спинку кресла, – где вы были в ночь убийства Салли Ричардсон?

– Я уже много раз говорил это шерифу. Я был дома. Никто не может это подтвердить, так как я живу один.

– Вы выходили в этот вечер и ночью в интернет? Совершали какие-нибудь покупки? Посещали определенные сайты? – последнее предложение агент произнес особенно выразительно.

– Не могу точно сказать, не помню… Кажется нет. Я рано лег спать.

В комнату для допросов вошел Остин Кауфман и встал за Уилсоном, скрестив на груди руки.

– Вы хорошо знали мисс Ричардсон? Она была вашей прихожанкой? Часто посещала церковь?

– Я уже говорил шерифу, да и все это знают. Нет. Салли Ричардсон не посещала церковь, как и ее мать, Эмили. Салли я знал не больше, чем любого ученика старшей школы. Молодежь нынче не очень религиозна.

– Не больше, чем любого ученика? – Кауфман издевательски посмотрел на священника. – У нас другие сведения.

– Господи Иисусе! – преподобный закрыл руками лицо, – да, у меня есть грехи. Да я посещал иногда эти… сайты… с девушками. Но это уже в прошлом. И я бы пальцем не тронул Салли.

– Последний раз вы наблюдали за ней за день до ее гибели.

Макконахью молча глядел перед собой. Он тяжело вздохнул.

– Я сказал все что знаю, агент. Я не убивал Салли Ричардсон.

Френни Полсен ликовала. Она знала, что еще одно убийство непременно случится. Она ждала. И вот труп Аманды Ричардсон как подтверждение всех ее измышлений. Френни победоносно и с легким пренебрежением сообщила Рите, что это еще не конец.

– Пока этот псих, Томпсон на свободе нас ждет еще несколько свежих трупов. Вот увидишь.

– Боже, Френ. Ты думаешь, что все это он?

– Конечно он. Многие видели, что после смерти Салли этот психопат сблизился с бедняжкой Амандой. Обхаживал ее. Весь такой вежливый.

– У меня мурашки от того, что этот тип ходит по улицам. Вчера я рассчитывалась с ним за бензин, и он так меня посмотрел. Ну знаешь…

Рита поежилась и передернула плечами.

– И будь уверена, полиция снова его не арестует. Этот Элайджа не дурак. Он не оставляет прямых улик.

– Я слышала они подозревают преподобного Макконахью.

– Чушь собачья! – Френни выпустила струйку сигаретного дыма. – Преподобный слишком стар, чтоб бегать за школьницами и стриптизершами и таскать трупы. Да говорят он любил поглазеть на голых девиц в интернете, но кто из мужиков этого не любит?

– Да уж. Узнай я что убийца на самом деле священник, то совсем бы утратила веру в человечество.

Френни Полсен насмешливо хмыкнула.

– Не будь наивной, Рита. Насилие повсюду. Матери убивают собственных детей в колыбельках. Подростки рассекают топорами головы родителей. Еще недавно я удивлялась, как кто-то мог оставить малютку Люциуса одного в лесу. Но за последние месяцы, я перелопатила столько информации о маньяках, что могу с уверенностью тебе сказать, большинство людей ничем не лучше животных.

– Мистер Томпсон, как хорошо вы знали Салли Ричардсон? – Уилсон сцепил руки в замок и внимательно уставился на Элайджу.

– Мой клиент был едва знаком с покойной мисс Ричардсон, – нанятый Сарой Томпсон адвокат Дэни Лэдингтон, лысый старичок со нелепыми седыми бакенбардами вытер голову носовым платком.

– Вы были влюблены в Салли?

– Он не обязан отвечать на этот вопрос, агент Уилсон.

– Видите ли, мистер Лэдингтон, по показаниям сразу нескольких свидетелей ваш клиент состоял в романтических, а быть может даже и сексуальных отношениях с обеими жертвами. Как вы, должно быть, понимаете, отказ мистера Томпсона говорить в данной ситуации выглядит весьма и весьма подозрительным.

Все это время Элайджа нервно переводил взгляд с Уилсона на адвоката и обратно. Бедняга чувствовал себя загнанным зверем. Томпсону даже начало казаться будто кто-то специально убивает девушек, которые ему нравятся. В какой-то момент Элайджа начал сомневаться в собственном психическом здоровье. “А что, если это на самом деле я? Моя альтернативная личность, которую я не помню. Вдруг, в этом теле существует не только Элайджа Томпсон, но и еще какой-нибудь Ронди Скутер, который убил Салли и Аманду”. Парень даже гуглил про диссоциативное расстройство личности. В отличии от людей, страдающих подобным, Элайджа прекрасно помнил каждый момент своей жизни, так что версия с ДРЛ отпадала. Но это не избавило беднягу от тревожности.

– Я… Мы с Амандой… – хотел было кое-что рассказать федералам Элайджа.

– Мистер Томпсон! – Лэдингтон решительным жестом прервал его речь. – Мы же договорились, что вы будете хранить молчание, – прошипел адвокат на ухо парню.

Эмили Ричардсон стояла у пожарного входа в супермаркет и курила. Она тщетно пыталась понять, что чувствует теперь, после убийства Аманды. Теперь, когда она знает, что ее Салли не одна такая, что есть еще жертва и возможно, будут новые. Ничего. Ни страха, ни удовлетворения, ни успокоения, ни горечи. Ничего. Абсолютная пустота.

– Так и знала, что найду тебя здесь. – Джуди Лавлейк подошла к подруге и тоже закурила. Они почти не общались со дня похорон Салли. Эмили сперва вежливо отвечала, что не готова к разговорам, а после и вовсе перестала брать трубку.

Воцарилось тяжелое молчание.

– Послушай, Эмили, – Джуди нервно выпустила струйку дыма, – я понимаю, что тебе тяжело, но все же…

– Нет, – Эмили решительно затрясла головой, – нет. Ты ничего не понимаешь. И никогда не поймешь. Ты наверняка обсуждаешь мою Салли со всеми этими курицами вроде Френни Полсен и Аннабель Стюард.

– Господи, нет… Эми. Я бы никогда…

– Отвали, Джуди. Просто оставь меня в покое. – Эмили резко, с силой втоптала ногой бычок в асфальт и скрылась за дверью с надписью “вход только для персонала”.

Доктор Дьюик смотрел на труп Аманды Харисон и испытывал весьма смешанные чувства. Холодный и уравновешенный врач в нем просто исследовал тело мертвой девушки, погибшей насильственной смертью и четко фиксировал каждую мелочь: следы рук на шее, инородный предмет в ротовой полости, синюшные пятна на предплечье. Но в то же время, в Дьюике жил мальчишка, подстрекаемый любопытством ко всему необычному, он глядел на Аманду как на что-то странное и диковинное. Что-то волнующее и устрашающее. Казалось бы, привыкший к трупам доктор уже не должен воспринимать их словно простой обыватель, сталкивающийся со смертью разве что на похоронах собственной бабушки. Но Дьюику удивительным образом удавалось сидеть на двух стульях: быть одновременно и препарирующим тело профессором и восторженным зрителем жуткого анатомического театра. Две роли приходилось играть доктору и в расследовании этих убийств. Он был коронером, спокойно докладывающим следствию о состоянии тел и способе умерщвления жертвы, но был и подозреваемым. Хоть никаких обвинений Дьюику не предъявляли, доктор знал, что полиция уже выяснила его увлечение веб-моделями и в частности Салли, и наверняка рассматривает его как потенциального убийцу. “Где вы были в ночь убийства Салли Ричардсон, мистер Дьюик?” – такой вопрос задают вовсе не из праздного любопытства. “Как могла произойти утеря улики номер двенадцать. Образец биологического материала из-под ногтей жертвы? Вы осуществляли передачу улики криминалистам из Бансинга?”. Ну конечно же они подозревают его. Ведь вариантов у них немного. Бедный, бедный шериф Блейк. Это дело ему не по зубам.

– Последний раз я видел мисс Харисон в субботу вечером. На шесте. – Джимми Хоуп старался держаться спокойно и с достоинством. Однако удавалось ему это откровенно плохо. Прямо взгляда в глаза агенту Уилсону Джимми избегал.

– Как хорошо вы были знакомы? Вы общались с мисс Харисон вне ее работы?

– Нет. Определенно нет.

– Охранники клуба утверждают, что вы вели себя весьма вызывающе с Амандой. Трогали ее, хотя это запрещено правилами, приставали, предлагали продолжить вечер в другом месте. Это правда?

– Послушайте, офицер…

– Агент. Агент Уилсон.

– Агент Уилсон, я вел себя так, как ведет себя любой мужчина в клубе с горячими девочками. Если он, конечно, не гомик. А я, агент Уилсон, не гомик!

– А мисс Ричардсон? Насколько хорошо вы были знакомы с ней?

– Ей пятнадцать. Я, конечно, люблю молоденьких. Но, поверьте, агент Уилсон, Джимми Хоуп добропорядочный гражданин и не нарушает законов страны и штата. Хотите узнать больше о Салли Ричардсон – спросите моего заправщика Элайджу. Говорят, они были весьма близки.

– Хорошо. Давайте поговорим о вашем сотруднике. Мистере Томпсоне. Вы замечали за ним что-нибудь странное?

– Да он всегда странный. Но хороший работник. Приходит вовремя и не ворует, как некоторые.

– Он когда-нибудь приставал к клиенткам? На него кто-нибудь жаловался?

– Дайте-ка подумать. – Джимми сделал вид, будто силиться что-то вспомнить, – Нет. Ничего похожего не было.

– А откуда вам известно, что у мистера Томпсона и мисс Ричардсон были близкие отношения?

– Я не утверждал, что мне это известно, агент. Я сказал – “ходят слухи”. Но портреты бедняжки Салли, которые Элайджа рисовал, едва только выдастся свободная минутка, говорят сами за себя.