Текст книги "Мужчина как ингредиент"
Автор книги: Виктория Балашова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Виктория Балашова
Мужчина как ингредиент
Мужчина как ингредиент
– Понимаешь, если ты готовишь борщ, то свекла ну просто необходима. Без свеклы борщ – не борщ. То есть это уже что угодно: щи там, например, рассольник… Но не борщ. Или салат «Оливье». Без горошка, ну зеленого горошка, из банки, не салат это «Оливье» и все тут! Что еще взять для примера? А, вот! Пицца без сыра – тоже нонсенс! Сыром надо ее обязательно посыпать, без сыра никуда. А иногда вот готовишь и можешь положить что-то, а можешь не положить. Например, в борщ моя мама кладет немного яблочка, порезанного меленько так меленько. Но ведь и без яблочка борщ остался бы борщом. Или я вот опять же кладу в «Оливье» вместо колбасы или курицы крабовое мясо. Положи ты его туда, не положи ты его туда – «Оливье» все равно будет носить свое гордое имя. Ну с пиццей тут вообще простор для фантазии – чего только сверху не валят. Главное ведь что – «подошва», то есть основа из теста и тертый сыр сверху наваленного.
Что, таким образом, для женского счастья мужчина? Ушел он от тебя, сидишь ты рыдаешь. Брось! К другой, говоришь, ушел? Черт бы с ней! И с ним тоже! Не рыдай. Мужчина для женского счастья – ингредиент. И не как обязательная свекла для борща, заметь! Н-е-ет… как то яблочко. С ним оно конечно вкуснее. Но и без него можно. Хотя борщ без мужчины, который его будет есть на обед, я лично варить не буду. Мужчина, который будет есть борщ, для борща – обязательный ингредиент!
– И что же ты искренне считаешь, что мужики нам не нужны? Что мы можем без них жить счастливо, как тот борщ без яблока? – всхлипывая и растирая слезы и сопли по лицу, обиженно спрашивает подруга. Почему обиженно? Ну, видимо, потому что, если согласиться с моим тезисом, то и плакать не надо. Только глаза распухнут и покраснеют, никакой пользы.
– Мужчины нужны женщинам, а женщины нужны мужчинам, – начинаю терпеливо объяснять я. – Нас создали друг для друга, и друг без друга нас представить нельзя. Это как магнит без железки, холодильник без еды, как Дольче без Габанны, как Израиль без евреев, мейл без E, Лужков без кепки, олигарх без Абрамовича, Путин без Медведева, компьютер без Интернета, поэт без прозаика, лирик без физика, водка без закуски, красное вино без белого, шампанское без пузырьков, а Москва без пробок… Все это может, конечно, существовать вполне автономно. Это тебе, опять-таки, не борщ без свеклы. Это скорее свекла без борща – существует, но как-то грустно, без огонька…
Но, понимаешь, конкретный Вася – не есть составляющая твоего счастья. Тем более, Вася тебя бросивший. А все эти мужчины вокруг, вообще мужчины, особенно вот тот импозантный в шикарном галстуке и с голубыми глазами, который на нас постоянно смотрит, – они, конечно, как свекла для борща. Обязательный ингредиент.
Эльфийские страсти
Она встала у двери как вкопанная: ни вперед, ни назад. В большом офисе за некоторыми столами сидели эльфы. Было эльфов штук пять или шесть – точно сосчитать Ирка от волнения все равно не смогла бы. Морды (или лица, черт их разберет) выглядели наглыми, а главное, жутко хитрыми. Они со всей дури колошматили гладкошерстными лапами (или руками?) по клавиатуре компьютеров, не отрывая взгляда от экрана.
– Работнички! – прошептала Ира. – Шеф был бы от таких в восторге.
Сама она в восторге не пребывала. С огромным трудом преодолев страх, Ира шагнула назад и тихонько прикрыла дверь. Путь в офис был отрезан. Там на ее столе остался и мобильник, и электронный пропуск, с помощью которого можно было выйти из коридора в холл с лифтами.
Ира оглянулась: чуть правее поблескивала золотой ручкой дверь в туалет, дальше блестела ручка переговорной. На этаже находился еще один офис, но он был заперт: соседняя фирма устроила себе тридцать первого декабря выходной.
– Пойду в туалет, – решилась Ирка и осторожно двинулась в нужном направлении.
Она легонько толкнула дверь. Прямо перед ней висело зеркало. В нем отражалось зеркало напротив, а вот в нем! В нем отражалась прихорашивавшаяся Валькирия! Девушка в сиявшем так, что глаза слепило, доспехе, сняла шлем и причесывала длиннющие, до колен, светлые волосы.
Пришлось ретироваться и отсюда. Последней в списке стояла переговорная. Ира сунула голову в щелочку: мало ли, кто там заседает. И правда, за большим овальным столом сидели два господина. Всего два, но какие! Гоблины в черных пиджаках, белых рубашках и красных галстуках молча чиркали что-то карандашами на бумаге, периодически шумно отхлебывая воду из миниатюрных бутылочек. Под столом Ирка без труда разглядела необутые мохнатые ноги без брюк.
– Могли бы и штаны натянуть, – буркнула Ира, словно данный нюанс как-то бы изменил ситуацию в лучшую сторону.
Она подошла к стене и сползла по ней вниз, на пол. Узкая юбка задралась на неприличную высоту, но Ирке было не до этикета.
– И что меня понесло копировать ту идиотскую картинку! – Ира вспомнила, как буквально минут пятнадцать назад вышла из пустого офиса со смешным шаржем в руках…
Картинка лежала на столе у коллеги. Ира решила не искать ее в интернете, а просто скопировать. Все вещи остались в офисе. Что Ира теперь имеет? Два листика бумаги, эльфов, Валькирию и тупых гоблинов. Хотя не повезло-то еще раньше. В тот самый момент, когда Ольга вытащила из Генкиной шапки жетон с черепом, означавший, что тридцать первого дежурить после обеда ей…
***
Каждый год, тридцать первого декабря работники фирмы шли не в баню, как в знаменитом фильме, а на работу. Шеф был непреклонен: мало ли, кто из клиентов позвонит. Клиенты занимались подготовкой к Новому году и не звонили. Но шеф своего мнения не менял. Коллектив к ситуации приноровился. До обеда сидели все. После обеда тащили жребий. В жеребьевке имел право не участвовать лишь тот, кто дежурил в предыдущий раз.
В этом году не повезло Оле – Иркиной коллеге и подруге в одном лице. Та сделала большие глаза, и Ира вызвалась добровольцем. Она не особенно переживала, потому что спешить ей было некуда. Подруги либо праздновали в кругу семьи с мужьями, детьми и родителями, либо поехали заграницу. У Ирки все деньги ушли на новую машину, а сидеть в кругу чужой семьи не хотелось совсем.
У Оли ситуация сложилась иная. Она собиралась впервые праздновать Новый год с новым другом. Причем, для создания пущей романтичности они не захотели идти в ресторан, а решили посидеть вдвоем у Оли дома. То есть, ей предстояло наготовить вкусностей, прибрать квартиру, прибрать себя, чтобы все выглядело в лучшем свете… Короче, после обеда в офисе осталась Ирка.
А в шесть вечера случился тот самый, знаменательный выход с картинкой в коридор. Теперь выйти на волю Ира не могла, потому что куда бы ты ни рыпнулся, везде изволь приложить электронный пропуск: будь то холл с лифтами или пожарная лестница.
– Надеюсь, завтра придет уборщица, – прошептала Ира, – или эльфы слиняют праздновать Новый год. – Она поджала под себя ноги и прислонилась к прохладной стене. Она даже не знала, сколько сейчас точно времени: часы давно Ирка не носила, а мобильник продолжал лежать в офисе, где нагло восседали эльфы…
***
Ее кто-то тряс за плечо.
– Ирочка, просыпайся, дружок, – мужской голос ворвался в сознание.
Ира вспомнила про нечисть, вздрогнула и осторожно открыла глаза. Было очень темно, но через несколько секунд Ира поняла, что голова ее покоится на руках, а руки, видимо, лежат на столе. Она подняла голову. Облокачиваясь на экран компьютера, напротив стоял Максим.
– Что ты тут делаешь? – еле слышно произнесла Ира. – Ты же не дежуришь. И времени сейчас сколько?
– Уже десять, – засмеялся Макс. – Ты даешь! – покачал он головой. – Я с девушкой поссорился, – продолжил говорить он без паузы. – Думал, перетерплю Новогоднюю ночь, чтоб настроение нам обоим не портить и все! Но не выдержала душа поэта, – он горько усмехнулся. – Вот вернулся за портмоне. Прикинь, оставил тут. После обеда мне позвонили. Я и пошел на автомате с мобилой на выход. Сейчас решил купить что-нибудь. Не сидеть же перед пустым столом, да еще в одиночестве. С девушкой в ресторан собирались, я не покупал ничего. У меня мышь еще вчера в холодильнике повесилась. Так вот и обнаружил, что кошелек-то остался на работе.
Ира рассмеялась. Потом она вспомнила про свою плачевную судьбинушку и вздохнула:
– А мне тоже торопиться некуда, – она встала и начала складывать вещи в сумку.
Через экран к ней протянулась рука. Максим потрепал Ирку по щеке:
– Кролик, а у тебя в холодильнике еда не затерялась нигде случайно?
Кроликом Иру никто до этого не называл. Она смутилась, покраснела и насупившись еще больше, ответила:
– Да, я накупила всякой всячины, не знаю зачем. И шампанское тоже.
Максим посмотрел на девушку. Стройненькая Ирка всегда вызывала у мужчин умиление своими по-детски пухлыми щечками и вечно растрепанными, будто только с постели, волосами. Ей про волосы и щеки не говорили: женщины подобные комментарии обычно за комплименты не принимают.
Почему он ее вдруг кроликом назвал? Максим стряхнул оцепенение:
– А если я не пойду в магазин? Что если мы пойдем лопать твои припасы?
Ира похлопала ресницами и наконец-то улыбнулась.
– Конечно! Пошли, раз мы с тобой такие два одиноких, – она помолчала, – кролика.
***
Закрывая за собой дверь офиса, Ирка на всякий случай заглянула в помещение, освещаемое теперь только тусклым светом дежурных лампочек. Из-за экрана стоящего неподалеку компьютера выглянула хитрая эльфийская морда. Эльф показал Ирке язык и принялся барабанить по клавиатуре.
– Трудоголики! – Ира тихонько хихикнула и захлопнула дверь.
Максим посмотрел на счастливое лицо девушки и ему безумно захотелось ее обнять.
«Всему свое время», – подумал он и тоже тихонько хихикнул…
Мама, я плáчу
Глава 1
Оглашение первого приговора. Заседание суда от 14 мая 2025 года
– Тишина в зале! – скомандовала по привычке помощник судьи Елена Коровина.
Шуметь было некому: огромный зал, рассчитанный на сто мест, пустовал. Елена подумала, что и в Сети вряд ли кто-то проявлял интерес к заурядному заседанию суда. Приговор касался мальчишки, которого знать не знают. Он – не сын знаменитости или известного политика, не убивал никого с особой жестокостью, не насиловал извращенно. Парень даже не объявлял голодовки. Чего же в нем интересного для обывателя?
На самом деле, в помещении, кроме Елены, находилось еще двое: судья Милютин и представитель органов опеки и надзора Ермолина. Ермолина могла посмотреть окончание «спектакля» из дома. Но ей-то, конечно, веселее было поприсутствовать лично, позлорадствовать, так сказать, офлайн, в реальности. С Владом Ермолина намучилась! Сколько он от нее сбегал, прятался по подвалам и чердакам этих ужасных, непотребных районов на окраинах, в которых селились сплошь отбросы общества! Ей приходилось отыскивать его, перебарывая отвращение и брезгливость, зажимая нос, дабы не вдыхать отвратительные «ароматы», в ужасе отпрыгивая от мышей и крыс, кидавшихся под ноги. Мрак!
А ведь Влад – наикруглейшая сирота. Но туда же: на свободу. Не хочет в тепле и уюте приемника, коллектора, а повезет, в приемной семье. Хочет в грязи и вони. Б-р-р-р!!!
– Ювенальный Суд постановил, – бубнил в это время Милютин, – признать Владислава Георгиевича Синицина, две тысячи десятого года рождения, виновным в нарушении предписания о регистрации и нарушении правил пребывания на территории коллектора номер восемь по городу Москве, а также в оскорблении полномочных лиц, исполнявших свои обязанности в отношении…
Милютин честно перечислял все правонарушения Влада, ввергая себя и дам в сон. Единственный, кто слушал приговор внимательно, был сам обвиняемый. Не то, что Влада сильно интересовало, куда его засунут в очередной раз. Просто он всегда получал удовольствие от пересказа совершенных им подвигов, пусть даже и таким заунывным голосом.
– Учитывая раскаяние подсудимого, – промямлил Милютин.
«Я, блин, не раскаивался, – подумал Влад с удивлением, – что-то новенькое».
– А также ходатайство отдела по размещению детей-сирот при Ювенальном департаменте Министерства Юстиции…
Тут уж проснулись все. Помощница судьи проснулась из любопытства: накануне вечером ничего такого в постановлении суда не наблюдалось. Ермолина проснулась, потому что почуяла: ее обходят на повороте свои же. Впрочем, не впервой, но от того не легче. Влад был на стреме изначально, поэтому лишь навострил сильнее уши.
– Передать Владислава Георгиевича Синицина в элитный коллектор имени Фурсенко, – судья, что есть мочи шарахнул молотком и вышел из зала.
Коровина последовала вслед за ним.
«Как ловить поганца, так мне, – подумала со злостью Ермолина, – а как денежки грести, так элитщикам».
«Шикарно! – подумал Влад, следуя за охранниками. – Не повезло, так не повезло!»
***
Оглашение второго приговора. Заседание суда от 16 мая 2025 года
Елена орала в микрофон:
– Повторяю, нарушителей будут выводить из зала!
Охранники шныряли между рядами и электрошокерами указывали особо буйным на дверь. В зале сидело человек пятьдесят. Но Василиса постаралась на славу: она попросила прийти самых смелых, самых независимых-ни-от-чего своих защитников. Кричали они как следует. Не учи ученых.
– Тишина в зале!!! – взревела Коровина.
За загородкой, вжав голову в плечи, сидела дочь Василисы. Она шума не слышала. Она вообще уже ничего не слышала, не видела и не чувствовала. Врачи поставили диагноз: «нарушение эмоционально-чувственного восприятия вследствие непроведения обязательного прививания матерью подростка, определенного законом РФ», ну и так далее и тому подобное. Из заинтересовавшего лично профессора Селедкина: «атрофирована слезная железа, вследствие чего не может плакать». Профессор провел ряд экспериментов над Кристой и убедился: как ни изгаляйся, а жидкости из железы не дождешься…
– Ювенальный суд постановил, – наконец затараторил Милютин, вполне способный зачитывать постановления быстро, если того требовала сложившаяся ситуация, – исходя из того, что мать Кристы Станиславовны Пирс, год рождения две тысячи одиннадцатый, Василиса Анатольевна Пирс, воспитывающая дочь в неполной семье, не проводила должной вакцинации ребенка, скрывала дочь от органов опеки и надзора, – перечислял судья без запинки.
В зале опять начали шуметь. Коровина опять заорала в микрофон. Охрана опять пошла по рядам.
– Все факты, изложенные органами опеки и надзора, изъявшими ребенка из семьи, подтвердились, – тараторил Милютин, – определить Кристу Станиславовну Пирс в элитный коллектор имени Фурсенко.
Васька побледнела. Хоть какая-то надежда до настоящего момента у нее оставалась. Сейчас отняли даже это.
– Не отчаивайся, – подруга заметила состояние Василисы. – Вась, мы прорвемся. Мы ее там не оставим, – она и сама глотала набежавшие слезы, но не позволяла им пролиться на глазах у отчаявшейся Васьки. – Мы ее вернем.
– Из элитных коллекторов дети не возвращаются, – Василиса, не отрываясь смотрела на дочь, которую выводили из зала. – Ты же знаешь, Марина, надежды больше нет.
– Сволочи, сволочи! – подруга сжала кулаки. – Нельзя опускать руки, Вась!
Ермолина, ухитрившаяся поймать мамашу Пирс на обмане, заскрежетала зубами. Доказать, что справки о вакцинации были липовыми, найти ребенка, которого тщательно прятали – а взамен? Мизерная премия и грамота «Лучший работник органов опеки и надзора за 2024 год»? Второй элитник подряд!
Сегодня Ермолину ожидало третье заседание. После обеда. Родственники и друзья ее очередного подопечного уже толпились в коридоре.
***
Оглашение третьего приговора. Заседание суда от 16 мая 2025 года
Отобедав, Милютин вынул салфетку из-за воротника, поправил мантию и прокашлялся. Сколько раз себе говорил не есть перед оглашением приговора, но перед свиной отбивной, жирной, щедро поперченной и посоленной, устоять не мог.
До начала оставалось минут десять. Коровина пудрилась. Когда помощница судьи нервничала, она пудрилась немерено, потому как от нервов на лице выступали капельки пота. А сегодня денек был ого-го! Второе заседание при полном зале. Нет, человек сорок-пятьдесят – это не полный зал. Но принимая во внимание тот факт, что народ на подобные мероприятия глазел, коли интересно, в Сети, считалось, ползала – полный зал.
Главное, оба раза зал заполняли типичные отморозки, которым что электрошокеры, что дубинкой по башке, – до лампочки. Теперь, вот сидели байкеры и рокеры. Причем, старой закалки. Современные байкеры и рокеры вреда особого не наносили. Их держали для «уравновешивания» общества, чтоб все идиоты были представлены – якобы демократия. Старые муштре не поддавались и вытворяли невообразимые вещи. Коровина надеялась на одно: старые на то и старые – скоро вымрут.
– Постановил, – вещал Милютин, понимая: после обеда тоже следует с оглашением приговора поторопиться. Из зала на него взирали небритые мужики, в цепях и кожаных куртках, которые они наотрез отказались снимать при входе, – Владимира Владимировича Левина лишить родительских прав… – Гул в зале стал превышать все допустимые нормы. – В связи с нарушением трудовой дисциплины, – судья повысил голос, – и постоянным пьянством, – укоризненно помотал он головой.
Охранники не справлялись. Защитники Вована Левина плевали на электрошокеры в прямом и переносном смысле. Мужики были крепкие. Они знали – током охрана бьет слабым. Он им был, как укус комара. Пущай бьют! Байкеры и рокеры затопали ногами, обутыми в высокие, грубые ботинки.
Коровина в микрофон не орала, а бешено вращала глазами, таращась на Милютина: «Закругляйся!!!»
Милютин намек понял и, скомкав конец выступления, провозгласил:
– Определить Александра Владимировича Левина в элитный коллектор имени Фурсенко! – он выдохнул и скрылся за дверью. Коровина пронеслась вихрем за ним.
«Так я и думала! – в груди у Ермолиной клокотало. – Все трое, мимо!»
Она не обращала внимание на топот байкеров и рокеров, отказывавшихся уходить из зала. Они скандировали:
– Свободу! Свободу! – И стучали, что есть мочи ботинками по полу.
Алекс повернулся к отцу. Его толкали в спину, пытаясь быстрее вывести из зала. Глаза в глаза. «Я с тобой», – говорил папин взгляд. «Я знаю, батя!» – говорил взгляд сына…
Глава 2
– Вот попали-то, вот попали, – бубнил Влад, чертыхаясь.
Разговаривать в машине особенно было не с кем. Впереди справа на одноместном сиденье расположилась девица с темными волосами, забранными в хвост. Волосы отливали фиолетовыми полосками по всей длине хвоста. Лицо Влад рассмотрел плохо, но, вроде, симпатичная шмара. Девочка смотрела в окно, не отрываясь и совершенно не обращая внимания на его бормотание.
Парень, сидевший прямо за девицей, периодически кидал на Влада косые взгляды. У чела на башке волосы были светлые, с ярко-красной длинной челкой, закрывавшей один глаз.
Сам Влад восседал один на двухместном сиденье, положив ноги на спинку переднего кресла. На всех троих напялили темно-синие бесформенные джинсы и футболки с надписями «Россия» на спине и «ЭК имени Фурсенко» на груди.
– Вот попали-то, – повторил Влад и сплюнул на пол.
– А куда мы попали? – встрял парень с красной челкой. – Нас везут в коллектор, так понимаю.
– Везут, – процедил Влад. Захотелось поговорить. Да, вроде и собеседник был адекватный. – Знаешь, что за коллектор?
– Имени Фурсенко, – кивнул чел. – Меня зовут Алекс, – представился он уж заодно.
– Влад. – Состоялось крепкое мужское рукопожатие. «Не хлюпик», – уважительно подумал Влад и продолжил со знанием дела: – Коллекторов в Москве много. Элитных – три. Первые два – для блатных. То есть, забрали у мамки детей, но она не проста и продолжает с папашей за них судиться. По закону детей все это время надо держать в коллекторе или приемнике. А дети-то блатные! Их помещают в элитник. Там поют и кормят до отвала блатным продуктом. Комнаты одноместные со всеми удобствами!
– А ты откуда знаешь? – удивился Алекс.
Влад гордо усмехнулся.
– Меня и туда как-то засадили. Мест не хватало. М-да… – Он почесал в кудрявых, иссиня-черных волосах. – Мы едем в элитник без номера. Просто, блин, имени какого-то непонятного мужика. Кранты! – заключил он громко.
Шмара с фиолетовыми волосами оглянулась.
– Почему «кранты»? – спокойным голосом спросила девчонка.
На ее лице не отразилось ни единой эмоции, ни страха, ни удивления. Лишь черные ресницы захлопали часто-часто, закрывая голубые глазищи.
– Потому что, – Влад вздохнул и принялся объяснять дальше, – оттуда не выйдешь! Раз нас туда определили… Вас ладно, меня за какие подвиги? Значит, нас уже выбрали семьи. Причем, не российские, а зарубежные. Нас посадят в самолет и отправят в далекую придалекую срань. Кормить будут, есстсственно, – прошипел он последнее слово, будто в нем остались одни «с», – похуже, чем в первых двух элитниках. Но напичкают колесами, мама не горюй!
– Чем напичкают? – переспросила шмара.
– Ты откель сюда свалилась? – покачав головой, спросил Влад с сочувствием в голосе. – Как зовут, а?
– Криста. У мамы меня забрали, – она продолжала говорить ровно и спокойно.
– Колеса – это витамины, – встрял Алекс, выглядывая из-за спинки Кристиного сиденья, чтоб получше разглядеть собеседницу.
– Не только, – махнул рукой Влад, – иммуномодуляторы и прочая хрень.
– Меня потому у мамы и забрали, что она мне их не давала. И прививок не делала, – перебила Криста.
– Респект! – Влад кивнул. – А вот там нас будут заставлять их жрать кучами. Обучать будут иностранным языкам. Оденут прилично перед поездкой. Плюс, подкромсают патлы, ногти почистят и вперед!
В машине установилась тишина. Народ переваривал полученную информацию. Криста и Алекс смотрели в окна. Влад грыз пока никем не приведенные в порядок ногти.
– А бежать если? – чуть слышно прошептал отвернувшийся от окна Алекс. – Ты, видно, опытный. Что скажешь?
Криста услышала шепот и тоже повернулась к парням.
– Я с вами, – голосом, не терпящим возражений, произнесла она.
Влад окинул взглядом новых друзей. Обычно он сбегал в одиночку. Но Влад неожиданно почувствовал незнакомые доселе эмоции: ребята ему нравились. Особенно Криста. Ради нее он готов был бежать и втроем…
***
Их развели по разным этажам. Кристу куда-то наверх повели. Мальчишек оставили на втором.
– Вот это я не подумал! – зашептал Влад Алексу на ухо, пока перед ними складывали туалетные принадлежности и нехитрую одежонку. – Девчонок всегда отдельно от парней селят! Этажи заперты. Не походишь в гости!
Речь пришлось прервать: вещи выдали и отправили расселяться. «Хоть тут повезло», – отметил Влад, когда они с Алексом оказались в одной комнате.
Кроме Влада и Алекса в комнате наблюдался еще один человек.
– Эй, дрищ, как звать? – окликнул Влад парня.
– Не обзывайтесь. Попросил бы! Тут вам не приют, не тюрьма и не приемник, – хиляк гордо задрал прыщавый подбородок. – Меня зовут Антон. Очень приятно.
– Блин, шибздик, ты довырубаешься, – осклабился Влад.
– Не лезь к нему, – остановил друга Алекс. – Батя говорит, такие сами откинутся. Им могилки рыть не надо.
– Батя прав! Умный мужик, – согласился Влад. – Так, вырубонистый, рассказывай, что тут за порядки. Пожалуйста, – добавил он, плюхаясь на кровать и зашвыривая пакет с выданными вещами в угол.
Антон проследил глазами за направлением полета, тяжело вздохнул, но говорить начал:
– Все дети отсюда едут заграницу. В основном в Америку. Учим усиленно английский, хорошо питаемся, принимаем витамины, регулярно ходим на осмотр к врачу. Мы должны быть здоровы и должны понимать, что нам говорят приемные американские родители, а также должны уметь выразить собственную мысль. Остальные предметы не так важны, но им тоже уделяют внимание: в Америке нас протестируют для поступления в местный колледж.
– Что с развлечениями? С девчонками?
– Из развлечений Сеть, – ответил Антон, – вредные сайты заблокированы. С девчонками общаемся постоянно. Их от нас отделяют только на ночь, чтоб случайно не залетели до отъезда. И не имели половых контактов, – парень покраснел. – Их там на это тоже будут проверять.
В стенной панели зажглись зеленые лампочки и заиграла музыка.
– Ужин, – заключил Влад. – В большинстве приемников одни и те же сигналы, – пояснил он Алексу. – Пошли. Тут строем ходить не надо? – на всякий случай уточнил он у Антона.
– Нет. Кругом камеры. Ходи, как хочешь. Все равно за тобой следят, даже в туалете, – Антон встал со стула и первым вышел из комнаты.
В столовке толпился народ. Влад отыскал взглядом Кристу и пхнул Алекса в бок:
– Вон она, смотри.
– Уже увидел. Сядем вместе?
– Конечно. Дружбу здесь не запрещают, надеюсь, – Влад глянул на номер Кристиного стола и набил его в автомате. – Пожрать тут неплохо дают, – промычал он, просматривая выпавшее меню.
Через пару минут они шли с подносами к Кристе.
– Ты чего-то мало взяла, – прокомментировал Влад, глянув на ее поднос.
– Невкусно, – вяло ответила Криста. – У мамы все по-другому. Она хорошо готовит.
Мимо стола прошла женщина в белом комбинезоне.
– Новенькие? – она сверилась со списком. – Пирс, Синицин, Левин, – перечислила женщина, – ваши витамины. Каждый запить стаканом воды.
– Обоссышься! – буркнул Влад.
– Не ругайтесь! Это полезно для вашего организма. Вы, видимо, Синицин. У вас тут есть специальные успокаивающие нервную систему добавки.
– Спасибо, – поклонился Влад, – обрадовали.
Женщина не ответила и пошла дальше.
– Говорить будем на улице во время прогулки, – скомандовал Влад.
Витамины и «добавки от нервов» он профессионально, как фокусник, вынул изо рта. Одна за другой они скрылись под горой спагетти. Оставшуюся еду со спрятанными колесами и пустую одноразовую посуду Влад отнес в утилизатор. Никто, вроде, ничего не заметил.
«Надо бы и этих научить, – подумал Влад. – Хорошо им от нервов не дают. Только общеукрепляющие. От нервов больно тормознутый становишься. Не до побегов».
Алекс съел все до последней крошки. Они с батей не особенно шиковали. Он вздохнул: лучше впроголодь, да с отцом. Напротив в своей тарелке ковыряла Криста.
***
Ермолину вызвали в элитник буквально через два дня после суда.
«Про детей выспрашивать будут. Я их лови, я потом про них все рассказывай. Жизнь несправедлива», – рассуждала по дороге Ермолина, трясясь в переполненном вагоне.
Через час с лишним Ермолина прибыла в элитник.
– Здравствуйте, Генриетта Эдуардовна, – поприветствовал ее директор у себя в кабинете. – Садитесь. У нас трое новеньких от вас. Вы славно работаете! – похвалил он. – Слышал, за тот год у вас грамота!
– Да, – кратко ответила Генриетта, – наградили.
Директор встал с кресла и прошелся по комнате.
– Двое – ничего особенного, – откашлялся он. – Девочка, правда, с проблемкой. А с другой стороны, может и хорошо, что она не плачет и не смеется. Как считаете? Поспокойнее с ней будет господам американцам.
Ермолина засопела. Ладно, придется начинать рассказ, коли без нее не обойдутся.
– Кристу мать растила одна. Отец у них из Голландии. Умер, когда Кристе было десять лет. Мать ненавидит существующий строй, правящую партию.
Директор замахал руками:
– Давайте без политики, Генриетта Эдуардовна. Выборы скоро. Не знаешь, куда податься.
– Мамаша Пирс строй ненавидит и считает, что обязательная вакцинация и чипование населения – процедура антидемократическая и вредная для здоровья. Дочь скрывала от врачей и органов надзора. Потом, когда та в школу пошла, липовые справки доставала. Когда мы это обнаружили, опять начала ребенка прятать. Я нашла! – гордо отчиталась Еромлина. – Вернула ребенка обществу!
– Славно работаете, Генриетта Эдуардовна! – повторил директор. – Девочку, конечно, провакцинируем. И чипируем. Куда ж без того. Надо обществу знать, где в данный момент находится каждый его член. Так, эмоции у нее атрофировались, – он сверился с бумагами, – уже после помещения в приемник. М-м-м! Профессор Селедкин обследовал! Да! Хорошо. Что с Алексом Левиным? Вроде, вообще без проблем малец.
– Да, проблемный там папаша. Как жена от него ушла, так он запил. За ребенком никакого ухода, – проворчала Ермолина. – Владимир Левин – рокер и байкер. Такое вот сочетаньице. Машины чинит. Получает копейки, – продолжала обиженно ворчать Ермолина, словно Вован оскорблял своим поведением ее лично.
Директор покивал:
– Машины нынче чинить невыгодно. В утиль сдал – купил новую.
– Самый ужасный – это Влад Синицин. Как он сюда попал? Беспризорник, сирота, хулиганье!
– Интересная история, – директор сел за стол и открыл файл. – Вы правы, сначала и я удивился. Взять Кристу и Алекса. Увидели в каталоге симпатичных детей, более или менее здоровых, успеваемость в норме. А раз у нас в норме, у них отличниками станут! Влад же попал в каталог случайно. Ему пятнадцать. По указу президента всех достигших пятнадцати лет велено включать в элитные каталоги. Здесь их никто не берет. Сидеть им на шее у государства три года. Как стали выдавать паспорта с восемнадцати, так сами себе яму и вырыли. Американцы берут. Даже с большей радостью: меньше хлопот впереди. Характер практически сформировался, внешность тем более. Болезни какие могли повылезали, какие могли подлечили. Скоро, опять же на работу – помогать приемной семье.
– Но берут-то приличных, – опять встряла Ермолина. – Как бы вам с ним не вляпаться!
– Семью предупредили. У них сын погиб несколько лет тому назад. Служил в армии и погиб где-то там в Африке или Азии. Не упомню. Так вот, Влад – точная копия погибшего сына. Я видел фото. Одно лицо! Короче, парню повезло.
– А вам нет! – съехидничала Ермолина. – Он от вас сбежит. Он отовсюду сбегает.
– Поэтому вывозить его будем с ближайшей группой. Не успеет глазом моргнуть, как очутится в Америке. – Директор встал. – Спасибо за помощь и сотрудничество, Генриетта Эдуардовна.
***
– Итак, – директор оглядел собравшихся, – группу собираем в срочном порядке. Мало того, что тут у нас образовался опасный элемент… Владислав Синицин – прошу любить и жаловать. Подросток опытный, с богатой историей. Отовсюду бежит. За него дают очень неплохие деньги. Семья его выбрала, другого не возьмет. Он на их сына похож.
Воспитатель, грузный мужчина пятидесяти лет, не выдержал и встрял:
– Согласен. От него необходимо побыстрее избавиться. Задирается к остальным питомцам.
– С ним сидят за столом Александр Левин и Криста Пирс, – доложила психолог. – Они вместе приехали из тюремного приемника. Включите их в группу, потому что неизвестно, как на них успел повлиять Синицин. А отец у Левина тунеядец и пьяница. Плохая наследственность в плане выпивки может проявиться.
– Конечно, их в первую группу, – закивал директор. – Наследственность, черт с ней. Посадим на витаминчики, уйдет наследственность. Главное, всех, кого уже выбрали, увозим! Я получил информацию, кандидат в президенты… – он помолчал, – тот, который, скорее всего, им и станет, против вывоза детей за границу. Деньги мы получаем за это бешеные. Он не понимает, что здесь они никому не нужны, а там за них платят! В общем, хочет приостановить вывоз, каталоги с детьми прекратить рассылать, – директор сделал эффектную паузу, подняв указательный палец. – А главное, закрыть элитные коллекторы! Он считает, дела следует пересмотреть. Детей, мол, должны воспитывать родные родители. С сиротами не знаю, как поступят. Так они особенно и не котируются. Дети из семей здоровее и приятнее на вид.
