Текст книги "Милостыня (СИ)"
Автор книги: Виктор Молчанов
Жанр:
Рассказ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
– Подайте милостыню Христа ради!
Его голос раздаётся по площади дребезжащим фальцетом, а прохожие идут мимо, стыдливо отворачивая носы, пряча их в воротники дублёнок и шуб.
– Подайте...
Голос. Это единственное, что у него осталось. Да и тот уже охрип от постоянного взывания на холодном ветру. Постой-ка весь день на свежем воздухе, униженно моля каждую проплывавшую мимо раскормленную харю о куске хлеба и у тебя будет вечно простуженное горло.
– На пропитание...
А когда-то у него было всё. Ну, по крайней мере. Нет, миллионов он не хватал, но уже подумывал о том, как завести семью и устроить своё гнёздышко на зависть всем неженатым сослуживцам-менеджерам. Когда это было? Всего два года назад... точнее – скоро будет, как два года. Как всё переменилось. Кого куда, а его сюда, а выбраться..., а выбраться есть лишь ничтожный шанс, если только...
– Подайте...
Вот с этого «Подайте» всё и началось. В апреле. Как раз из магазина он шёл. Из супермаркета. С лилиями для Анжелки, с бутылкой испанского вина и полным пакетом разной снеди для закуски. Когда это было?
– Подайте...
Да-да, вот так и стенала та старуха у церкви. Это тогда. А теперь он тут и взывает так же к прохожим, жалобя их, выпрашивая рубли из туго набитых кошельков. Он тогда хотел жениться. Шёл, мечтая о том, как будет делать предложение, что скажет Анжелка... Ах, Анжелка... Где она теперь? С кем? Он её ни разу не видел. Да и не хотел, если честно. Нужен он ей сейчас? Как же. Кому нужен калека? Разве матери... И то.
– Христа ради, хоть копеечку...
Шанс невелик, но он есть. Рано отчаиваться.
«Чтоб тебе так же подали» – только и было то, что он услышал потом от той серой бабки. Тогда. А потом его скрутило. Скрутило на месте. Скрутило так, что бутылка испанского вина выпала из пакета и разбилась, а цветы... Очнулся он тут. В драной фуфайке и без ног. Что стало с его лицом, он увидел только в луже, когда дополз до неё.
– Подайте...
Он пытался поломать судьбу. Честно пытался. Раз он даже добрался до квартиры матери и поскрёбся. Она его не узнала. Женщина с заплаканными глазами подала ему сто рублей и закрыла перед ним дверь.
– Христа ради...
Это взывает однорукий олигофрен Васёк с ящика напротив. Он может взывать. У него есть ноги, но нет мозгов. Васёк вечером напьётся. Рябая Сима вытрясет из него все медяки, собранные за день, за чекушку сомнительного пойла. Так же и с ним. Он сопротивлялся. Он даже отказывался от спиртного. Тщетно. Улица не отдаёт то, что приняла в своё лоно. Остаётся один шанс. На чудо. Чтобы ему подали так, как тогда подал он. Один раз он думал, что ему уже повезло. Группа поддатых подростков остановилась метрах в десяти от него и принялась долго шушукаться. Наконец, один из них, детина с длинными патлами, поставил ополовиненную бутылку с водкой на асфальт, положил рядом батон в триста грамм колбасы и хрипло произнёс, обращаясь к нему.
– Ползи, урод.
Он дополз. Почти. Он прополз бы и дальше, но... Прямо перед его носом лысый приятель первого опрокинул бутылку, носком левой бутсы поддал колбасу так, что она отлетела куда-то за забор и, обернувшись к волосатому, изрёк:
– Пошли, Виталь. Это чмо не достойно подачек.
Несколько раз он видел мать, когда она, стыдливо отворачиваясь, проходила мимо. В церковь. За него свечки ставить. Сама не подозревая, что сын так рядом. Но он её больше тревожить не станет. Ей и так нелегко. А тут – обуза, инвалид. А Анжелку он больше не видел. Это когда-то он хмелел от её смеха, от её упругой груди и стройных ног, игрался с её кудрявыми локонами. Теперь всё. Ломоть отрезан. Шанс вернуться... Да, шанс ещё оставался, если только права та старуха. «Чтоб тебе так же подали» – теперь эти слова для него, как единственная ниточка. Он искал эту бабку. Тщетно. Никто возле церкви не знал её и не слышал о ней. Ни Сима, ни Васёк, ни Капитоновна, продающая свечки. Остаётся только верить. Верить в чудо, верить в то, во что он никогда бы не стал верить, до того, как... Граждане милосердные, чем хотите, заклинаю, если увидите безногого нищего с протянутой рукой – дайте ему немного... Как тогда. Ему больше не надо. Он не виноват, что в тот день светило солнце и пели птицы, что он летел на всех парусах к своей девушке. Что он был добр и щедр, когда услышал «Подайте» со ступеней церквушки, что кинул старухе то, что лежало на самом верху переполненного пакета. Не виноват он в том, что это оказалась нарезка «краковской» колбаски. Не виноват. И откуда было знать ему, ребёнку перестройки, что как раз шла страстная неделя великого поста...
– Подайте милостыню Христа ради!
Его голос раздаётся по площади дребезжащим фальцетом, а прохожие идут мимо, стыдливо отворачивая носы, пряча их в воротники дублёнок и шуб.
– Подайте...
Голос. Это единственное, что у него осталось. Да и тот уже охрип от постоянного взывания на холодном ветру. Постой-ка весь день на свежем воздухе, униженно моля каждую проплывавшую мимо раскормленную харю о куске хлеба и у тебя будет вечно простуженное горло.
– На пропитание...
А когда-то у него было всё. Ну, по крайней мере. Нет, миллионов он не хватал, но уже подумывал о том, как завести семью и устроить своё гнёздышко на зависть всем неженатым сослуживцам-менеджерам. Когда это было? Всего два года назад... точнее – скоро будет, как два года. Как всё переменилось. Кого куда, а его сюда, а выбраться..., а выбраться есть лишь ничтожный шанс, если только...
– Подайте...
Вот с этого «Подайте» всё и началось. В апреле. Как раз из магазина он шёл. Из супермаркета. С лилиями для Анжелки, с бутылкой испанского вина и полным пакетом разной снеди для закуски. Когда это было?
– Подайте...
Да-да, вот так и стенала та старуха у церкви. Это тогда. А теперь он тут и взывает так же к прохожим, жалобя их, выпрашивая рубли из туго набитых кошельков. Он тогда хотел жениться. Шёл, мечтая о том, как будет делать предложение, что скажет Анжелка... Ах, Анжелка... Где она теперь? С кем? Он её ни разу не видел. Да и не хотел, если честно. Нужен он ей сейчас? Как же. Кому нужен калека? Разве матери... И то.
– Христа ради, хоть копеечку...
Шанс невелик, но он есть. Рано отчаиваться.
«Чтоб тебе так же подали» – только и было то, что он услышал потом от той серой бабки. Тогда. А потом его скрутило. Скрутило на месте. Скрутило так, что бутылка испанского вина выпала из пакета и разбилась, а цветы... Очнулся он тут. В драной фуфайке и без ног. Что стало с его лицом, он увидел только в луже, когда дополз до неё.
– Подайте...
Он пытался поломать судьбу. Честно пытался. Раз он даже добрался до квартиры матери и поскрёбся. Она его не узнала. Женщина с заплаканными глазами подала ему сто рублей и закрыла перед ним дверь.
– Христа ради...
Это взывает однорукий олигофрен Васёк с ящика напротив. Он может взывать. У него есть ноги, но нет мозгов. Васёк вечером напьётся. Рябая Сима вытрясет из него все медяки, собранные за день, за чекушку сомнительного пойла. Так же и с ним. Он сопротивлялся. Он даже отказывался от спиртного. Тщетно. Улица не отдаёт то, что приняла в своё лоно. Остаётся один шанс. На чудо. Чтобы ему подали так, как тогда подал он. Один раз он думал, что ему уже повезло. Группа поддатых подростков остановилась метрах в десяти от него и принялась долго шушукаться. Наконец, один из них, детина с длинными патлами, поставил ополовиненную бутылку с водкой на асфальт, положил рядом батон в триста грамм колбасы и хрипло произнёс, обращаясь к нему.
– Ползи, урод.
Он дополз. Почти. Он прополз бы и дальше, но... Прямо перед его носом лысый приятель первого опрокинул бутылку, носком левой бутсы поддал колбасу так, что она отлетела куда-то за забор и, обернувшись к волосатому, изрёк:
– Пошли, Виталь. Это чмо не достойно подачек.
Несколько раз он видел мать, когда она, стыдливо отворачиваясь, проходила мимо. В церковь. За него свечки ставить. Сама не подозревая, что сын так рядом. Но он её больше тревожить не станет. Ей и так нелегко. А тут – обуза, инвалид. А Анжелку он больше не видел. Это когда-то он хмелел от её смеха, от её упругой груди и стройных ног, игрался с её кудрявыми локонами. Теперь всё. Ломоть отрезан. Шанс вернуться... Да, шанс ещё оставался, если только права та старуха. «Чтоб тебе так же подали» – теперь эти слова для него, как единственная ниточка. Он искал эту бабку. Тщетно. Никто возле церкви не знал её и не слышал о ней. Ни Сима, ни Васёк, ни Капитоновна, продающая свечки. Остаётся только верить. Верить в чудо, верить в то, во что он никогда бы не стал верить, до того, как... Граждане милосердные, чем хотите, заклинаю, если увидите безногого нищего с протянутой рукой – дайте ему немного... Как тогда. Ему больше не надо. Он не виноват, что в тот день светило солнце и пели птицы, что он летел на всех парусах к своей девушке. Что он был добр и щедр, когда услышал «Подайте» со ступеней церквушки, что кинул старухе то, что лежало на самом верху переполненного пакета. Не виноват он в том, что это оказалась нарезка «краковской» колбаски. Не виноват. И откуда было знать ему, ребёнку перестройки, что как раз шла страстная неделя великого поста...
