Текст книги "Журналюга"

Автор книги: Виктор Левашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

В Лондон он прилетел, чувствуя себя человеком, паруса которого наполнились ветром удачи. Успешный человек всегда распространяет вокруг себя флюиды. В Лондоне это как бы почувствовали. Кольцова принял один из высших руководителей корпорации «Бритиш Петролеум». Цена, за которую Кольцов выразил согласие продать 97 процентов акций компании «Нюда-нефть» – четыреста миллионов долларов – показалась ему несколько завышенной. Кольцов проинформировал его, что в самое ближайшие время биржевая котировка акций «Нюда-нефти» увеличится и превысит не менее чем на 15 процентов цену, которая была до наезда на компанию налоговой полиции. Если это действительно произойдет, руководство «Бритиш Петролеум» со всей серьезностью рассмотрит предложение господина Кольцова, заверил топ-менеджер.

– Я не могу допустить, чтобы меня обвинили, что я поступаю непатриотично, продавая перспективную российскую нефтяную компанию иностранцам, – предупредил Кольцов. – Поэтому «Нюда-нефть» будет выставлена на торги.

– Мы непременно подадим заявку на участие в тендере. Четыреста миллионов – ваша окончательная цена?

– Не буду возражать, если мне предложат больше, – любезно ответил Кольцов.

В аэропорту «Шереметьево-2» его встретил телохранитель Леонид. С ним был капитан Сахно. Он доложил, что на тридцать тысяч долларов журналист Шинкарев согласился, будет молчать.

В Тюмень Кольцов вернулся с ощущением, что все наладилось, дело идет к успешному завершению, и уже ничто не может этому помешать.

До выхода «Российского курьера» с очерком Степанова оставалось четыре дня. На всякий случай Кольцов позвонил в Москву. Попов подтвердил: очерк заверстан, номер выйдет по графику. На вопрос, объявился ли Лозовский, ответил: нет, его нет в редакции уже пять дней. Кольцов знал, что из Должанки Лозовский уже уехал. Выпадение Лозовского из поля зрения насторожило Кольцова. Но он решил, что от постоянного напряжения, в котором он находился последнее время, у него всего лишь немного сдали нервы, и он видит опасность там, где ее нет и быть не может.

За два дня до выхода «Курьера» поздно вечером в кабинет Кольцова, засиживавшегося на работе до полуночи, как всегда – без предупреждения и даже без стука, вошел начальник службы безопасности «Союза», бывший военный, дослужившийся в Афганистане до полковника и подавший в отставку после вывода из Афгана ограниченного контингента советских войск. Роста он был под метр восемьдесят, крупного телосложения, с грубым, темным от афганского загара лицом, в кожу которого будто бы въелась пороховая пыль, с короткими седыми волосами.

Кольцов недолюбливал слишком крупных и высоких людей.

В них было что-то избыточное, ничем не оправданная щедрость природы – какая-то изначальная несправедливость. Они смотрели свысока и, как всегда казалось Кольцову, пренебрежительно на всех, кто не вышел ростом. В детстве он их боялся, в юности опасался и завидовал. С годами это прошло, но неприязнь осталась. Кольцов не взял бы Полковника, как называли его все в фирме на работу, если бы его не порекомендовал как отменного профессионала знакомый генерал из ГРУ. Профессионализм в людях Кольцов ценил превыше всего.

Полковник оказался человеком неприятным в общении – немногословным, чаще всего хмурым. От него постоянно исходило ощущение опасности. Он сразу предупредил:

– Вы не лезете в мои дела, я в ваши. Вы ставите задачу, я ее решаю. Как – вас не касается. Приказы моим людям отдаю только я.

Кольцову не понравилась такая категоричность, но со временем он понял, что Полковник прав. При разрешении возникающих по ходу дела проблем его службе иногда приходилось выходить далеко за рамки закона – было выгоднее об этом не знать.

В конце каждой недели Полковник являлся к Кольцову с докладом. Появление его в неурочное время всегда предвещало какую-нибудь неприятность. Так было и на этот раз.

Полковник доложил:

– Позвонили из Нюды. Там появился какой-то журналист из Москвы. Донес Назарян. Он сказал ему, что его сыну дадут не год условно, а пять лет строгого режима.

Кольцов насторожился:

– Какой журналист?

– Не назвался. В контору не заходил.

– Как он попал в Нюду? Я же приказал: без разрешения никого в вертолеты не брать!

– Бортов не было. Скорее всего, по зимнику.

– Внешность?

– На вид лет около сорока, высокий, белобрысый. В себе уверен, участкового послал на…

– Это Лозовский! Вы знаете, полковник, что делать.

– А если не он?

– Летите в Нюду. Возьмите Леонида, он знает его в лицо. Если не он: кто, на кого работает. Если он…

– Понял.

Около полудня следующего дня Полковник сообщил:

– Он. Сейчас в камере в опорном пункте милиции. Задержан участковым за появление в поселке без разрешения.

– Действуйте.

– Слушаюсь.

Весь день Кольцов не мог сосредоточиться на работе – ждал звонка из Нюды. Несколько раз сам порывался позвонить, но клал трубку. Можно было нарваться – Полковник мог и обматерить.

Раз не звонит – значит, не о чем доложить.

Звонок раздался поздно вечером. Полковник доложил:

– У нас ЧП.

Это было немыслимо: Лозовский сбежал. Сбежал из Нюды, от которой сто километров до райцентра по бездорожью и сто восемьдесят до Нижневартовска. Угнал вездеход. Едет по зимнику в Нижневартовск.

Кольцов приказал:

– Пошлите своих людей на посты ГИБДД на въезде в город!

– Уже послал.

– И в аэропорт. Он может объехать посты.

– Послал. Утром буду там сам.

– Он не должен вернуться в Москву, вы меня поняли?

– Не повторяйтесь, – буркнул Полковник и ушел со связи.

Что Лозовский узнал в Нюде? С кем, кроме Назаряна, он успел поговорить? Кольцов не знал, какую угрозу несет возвращение Лозовского в Москву. Но чуял нутром: опасно, очень опасно. Лозовский неуправляем. Это Кольцов уже давно понял. Он непредсказуем. Это понял только теперь. Он не должен вернуться в Москву. И это как раз тот случай, когда необходимо идти даже на самые крайние меры.

Кольцов позвонил капитану Сахно и приказал взять под наблюдение Шереметьево, редакцию и квартиру Лозовского. Если будет возможность – перехватить. Любым способом.

В Нижневартовске Лозовский не появился. Среди пассажиров, прилетевших в Москву, Лозовского не было. В редакции его не было. На звонки домой жена отвечала, что он работает над срочной статьей на даче.

Ситуация становилась все более угрожающий.

Вошел дежурный референт:

– Геннадий Сергеевич, звонят с вахты. Какой-то человек хочет вас видеть. Говорит, что вы будете ему очень рады.

– Кто?

– Журналист Лозовский.

IV

Референт вышел встретить Лозовского на вахту, в фойе особняка принял «аляску» и шапку и по знакомой уже Лозовскому мраморной лестнице с красным ковром проводил его в кабинет президента ОАО «Союз». Кольцов встретил его стоя у стола и опираясь на него костяшками пальцев.

– Вы ранены? – спросил он, увидев грязную марлевую повязку на голове гостя.

– И довольно глубоко.

– Вам нужно в больницу, сделать перевязку и зашить рану.

– Ни в коем случае, – возразил Лозовский. – Мне нужно довезти эту рану до Москвы. Это не рана, это вещественное доказательство.

– Вещественное доказательство чего?

– Того, что у вас крупные неприятности, господин Кольцов. Настолько крупные, что я даже не уверен, можно ли назвать их неприятностями.

– Объясните.

– Охотно. Особенно если вы предложите мне сесть. По правде сказать, у меня был не очень легкий день, я чувствую себя несколько утомленным.

– Разумеется. Садитесь, пожалуйста, господин Лозовский.

– Спасибо. Так вот, о неприятностях, – продолжал Лозовский, с удовольствием погружаясь в глубокое кресло и вытягивая ноги. – Как вы наверняка знаете, каждое оружие оставляет в ране свои, только ему присущие следы. Не является исключением и такое экзотическое по нынешним временам оружие, как кастет. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Нет.

– Сейчас поймете. В Москве судмедэксперты обследуют мою рану. И сравнят ее с раной на голове одного молодого московского журналиста. Со смертельной раной. И без особого труда обнаружат идентичность оружия. Это оружие – кастет вашего телохранителя Ленчика.

– Про какого журналиста вы говорите?

– Про Стаса Шинкарева, через которого вы слили информацию о «Нюда-нефти» генералу Морозову.

– Шинкарев убит?

– Только не говорите, что вы ничего об этом не знали.

Не ответив, Кольцов обошел стол и опустился в свое кресло. Его малоподвижное серое лицо словно бы окаменело.

– У меня такое ощущение, что вы действительно ничего об этом не знали, – заметил Лозовский.

– Не знал. Я приказал заплатить ему тридцать тысяч долларов. Он согласился и обещал молчать.

– Об этом вам доложил капитан Сахно?

– Да.

– Какой интересный поворот темы! Так-так-так. Нужно будет посоветовать подполковнику Саше Муравьеву, это оперативник из убойного отдела МУРа, – объяснил Лозовский, – провести обыск на квартире Шинкарева. Впрочем, его уже наверняка провели. И у меня почему-то такое чувство, что тридцати тысяч долларов там не нашли. А вы как думаете? Готов спорить на бутылку, что не нашли. У меня в связи с этим только один вопрос: эти тридцать штук вернулись к вам или их по-братски разделили между собой капитан Сахно и ваш Ленчик?

– Вы за кого меня принимаете?

– Это я и пытаюсь понять. За кого мне вас принимать. Так вот, информация о том, что телохранитель нефтебарона Кольцова убил московского журналиста произведет определенное впечатление в определенных кругах. И ваш Ленчик сдаст вас без секундного колебания. Даже если вы не отдавали приказа убить Шинкарева, он все равно будет валить на вас. Капитана Сахно пристегнуть к этому делу будет немного трудней. Но я уверен, что подполковник Муравьев с этим справится.

– Мой телохранитель ничего не будет валить на меня.

– Вы так уверены в его преданности?

– Он был мне предан. Он служил в спецназе в Чечне. После контузии его комиссовали с нищенской пенсией. Я вытащил его из грязи. Я говорю «был», потому что Леонид убит.

– Да что вы?! – постарался как можно более искренне поразиться Лозовский. – А еще вчера утром он был довольно живым. Кто же его убил?

– Как вам удалось сбежать из Нюды? Вы сидели в камере в опорном пункте милиции.

– Сам удивляюсь. Сначала услышал удары по двери из соседней камеры, потом выстрел, потом в коридоре забегали. Я выглянул, дверь оказалась открыта, никого. Я вышел во двор. У крыльца стоял вездеход. С моей стороны глупо было не воспользоваться таким благоприятным стечением обстоятельств.

– Куда вы дели вездеход?

– Оставил на берегу возле соседнего леспромхоза. По узкоколейке доехал до Сургута. Из Сургута на самолете – сюда. Так кто же убил вашего верного телохранителя?

– Заключенный Вартан Назарян.

– Вот как? – теперь уже вполне искренне поразился Лозовский.

– Он начал стучать в дверь камеры, Леонид заглянул узнать, в чем дело. Назарян оглушил его, завладел его пистолетом и застрелил. Это и был выстрел, который вы слышали. Он попытался бежать, забаррикадировался в бесхозном балке, отстреливался. В перестрелке его убили.

– Вартана Назаряна убили?

– Да.

– В таких случаях мой друг Паша Тюрин говорит: Бог не фраер. А я скажу по-другому: отец отдал сына на заклание. И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет. Шекспир отдыхает. И это в наше-то прозаическое время! Впрочем, нет. Время, когда в центре Москвы террористы захватывают концертные залы, прозаическим не назовешь.

– Теперь вы понимаете, почему Леонид не может меня сдать?

– Понимаю.

– Я вижу, мое сообщение испортило вам настроение?

– Господин Кольцов, это ненадолго, – заверил Лозовский. – Еще часа полтора мое настроение будет довольно приличным. А вот потом испортится. Поэтому чем быстрее мы перейдем к делу, тем лучше.

– О каком деле вы говорите?

– О вашей афере с «Нюда-нефтью». И не делайте вид, что не понимаете. Все вы понимаете.

– Что вы об этом знаете?

– Вы пытаетесь впарить «Бритиш Петролеум» за четыреста миллионов долларов компанию, которая стоит не больше пятидесяти миллионов. Это – главное. Остальное частности. Их я не знаю.

– Вы в этом уверены?

– Я был не очень в этом уверен. До тех пор, пока не получил по затылку кастетом.

– Рисковый вы человек, Лозовский. Не боитесь, что не выйдите из этого дома? – поинтересовался Кольцов.

– Не боюсь. Есть люди, которые знают, где меня искать. И куда вы денете мой труп?

– Определенно вы принимаете меня за какого-то монстра. Какой труп? О чем вы говорите? Вы просто проведете два дня в комфортабельной комнате, с телевизором, с хорошей едой и даже с коньяком «Хеннесси», который вам так понравился. В тот момент, когда я открою свежий номер «Курьера» с очерком Степанова, вы немедленно окажетесь на свободе.

– Вы не откроете «Курьер» с очерком Степанова через два дня.

– Попов уверил меня, что очерк стоит в номере.

– Стоит. Но номер не выйдет.

– Почему?

– Сбой в компьютерной системе. Такой же, какой был в вашем банке «Союз-кредит». Вирус, господин Кольцов. Slammer. Жуткая штука. Киберджихад. Всю базу данных как языком слизывает. А чтобы восстановить ее, понадобится время. Неделя, две, три – столько, сколько нужно.

– Кому?

– Мне.

– Вы блефуете.

– Проверьте. Рискнете? Думаю, нет. Вы не в том положении, чтобы рисковать. Слишком большая ставка в игре – триста пятьдесят миллионов долларов. Или все же рискнете?

– Нет. Давайте к делу. Я повторяю вопрос, который уже задавал: при каких условиях вы воспримете мою проблему как свою? Мне нужно, чтобы очерк Степанова появился в ближайшем номере «Курьера» и чтобы номер вышел в срок. Только не начинайте снова о том, что вы хотите видеть убийц журналиста Степанова в могиле или в тюрьме.

– Не буду. Знаете, в чем ваша ошибка? Вы считаете, что чем больше вы платите человеку, тем лучше он работает. Нет. Тем больше он боится потерять работу. Вряд ли мы договоримся, господин Кольцов. «Российский курьер» – издание независимое. Это единственное, что позволяет нам держаться на плаву. Если мы поможем вам реализовать вашу аферу, наш рейтинг невозвратимо рухнет.

– Про какую аферу вы все время говорите? – раздраженно перебил Кольцов. – Вы путаете понятия «стоимость» и «цена». Да, я хочу продать «Нюду-нефть» англичанам за четыреста миллионов. И компания стоит этих денег. Это ее подлинная стоимость. А если «Бритиш Петролеум» вложит еще миллионов двести и реализует проекты Христича, она будет стоить и миллиард. Цена в России мало зависит от стоимости. Ее во многом определяют факторы коррупционные. Китайцы предлагали за «Слав-нефть» четыре миллиарда долларов. За сколько ее продали? За миллиард восемьсот. Кому продали? Своим!

– И все же, и все же. В глазах серьезных предпринимателей, а мы ориентированы на серьезных предпринимателей, это афера. Очень масштабная, очень остроумная, если не принимать во внимание, что ваш путь к успеху выстлан трупами. Ваш авторитет очень возрастет, если вы сумеете довести дело до успешного конца. Но ваш авторитет – это ваш авторитет. А авторитет «Российского курьера» – это мой авторитет и авторитет моих друзей-журналистов. Мы не договоримся.

– Я выслушал ваши аргументы. Теперь послушайте мои, – проговорил Кольцов. – Миллион долларов. Наличными. Вам.

– Три миллиона триста тысяч, – невозмутимо поправил Лозовский.

– Сколько?! – изумился Кольцов. – Да за эти деньги я куплю «Российский курьер» со всеми потрохами!

– Это я вам и предлагаю сделать.

– Так. Очень интересно. Объясните, для чего мне «Российский курьер»?

– Странно, что вы, опытный бизнесмен, этого не понимаете. Сколько вы тратите на взятки губернаторам и их командам?

– Много, – буркнул Кольцов.

– Не много, а очень много, – уточнил Лозовский. – Это ваш единственный рычаг. Между тем есть другой рычаг, гораздо более дешевый и более мощный. Губернатор – должность выборная. Раз в четыре года они становятся уязвимыми, как черепаха без панциря. Сейчас они не боятся прессы, потому что все местные издания подмяли под себя. А что если в каждом регионе появится независимое издание? Региональные выпуски «Российского курьера». Этим рычагом вы сможете сковырнуть с места любого губернатора. И они будут это знать.

Кольцов быстро соображал. Он встал и прошел по кабинету.

– Три миллиона триста тысяч. Из чего складывается эта цифра?

– За триста тысяч вы выкупите в банке заложенные акции журналистского коллектива. Два миллиона инвестируете в издание. И миллион мне.

– Для региональных изданий нужны опытные журналисты.

– Без проблем. Основа – наши нештатные собкоры на местах. Мы получим самых сильных местных журналистов. К нам пойдут все, кому надоело прогибаться. А надоело всем. К нам понесут самые острые материалы, которые не проходят в прикормленной прессе.

– Вы большой сукин сын, Лозовский. Но вы мне начинаете нравиться.

– А вы мне пока не очень.

– Это и есть цель вашего прихода ко мне?

– Да.

– Почему вы просто не пришли ко мне с этим предложением, а затеяли поездку в Нюду?

– А вы сами подумайте. Вот я пришел к вам с этим предложением. Что вы скажете? Очень интересно, обдумаю.

– То же самое я скажу вам сейчас.

– Нет, господин Кольцов. Вы никак не врубитесь в ситуацию. Это не я пришел к вам с предложением. Это вы попросили меня подсказать решение. И я вам его подсказал. Вы можете, конечно, подумать. Минут десять. А вот это поможет вам принять правильное решение.

Лозовский извлек из кармана дискету со статьей «Смертельный пиар» и бросил на стол Кольцова:

– Посмотрите. Вас заинтересует. Статья стилистически не отшлифована, у меня на это не было времени. Но по материалу – самое то.

Кольцов включил компьютер, загрузил программу и открыл файл. По мере того, как он читал с монитора текст, лицо его становилось темнее и темнее. Дочитав, он перевел на Лозовского бешеный взгляд.

– Попов никогда не опубликует эту статью!

– При чем здесь Попов? Найдется немало изданий, которые захотят ее опубликовать. С руками оторвут.

– Если кто-то осмелится опубликовать этот пасквиль, я подам в суд и разорю редакцию! У вас нет ни одного документа, подтверждающего факты!

– В этом вы правы, – согласился Лозовский. – Есть два решения. Я уберу названия и фамилии, оставлю только: город Т., президент ОАО «С» господин К. Вы будете доказывать в суде, что это вас я имел в виду? Вы станете посмешищем, господин Кольцов. Вы станете посмешищем сразу после выхода статьи, а суд превратится во второй акт комедии. Решение второе: я не буду публиковать статью. Я всего лишь отнесу ее в московское представительство «Бритиш Петролеум». На консультацию. Какое решение вам больше по вкусу?

– Вы ошиблись в выборе профессии, Лозовский. Почему вы стали журналистом?

– Да ни к чему другому я не способен.

– Ошибаетесь. У вас есть хватка. Бизнесом не пробовали заняться?

– В сущности, я всю жизнь занимаюсь бизнесом. Правда, называю это по-другому: я борюсь за свою свободу.

– Успешно боретесь. Миллион долларов – это много свободы.

– Этот миллион будет резервным фондом редакции.

– Но распоряжаться им будете вы?

– Разумеется, я. Значит ли это, что вы обдумали мое предложение и ваш ответ «да»?

– А у меня есть выбор?

– Нет.

– Тогда зачем спрашиваете? Ваши условия?

К ответу на этот вопрос Лозовский был готов.

– Первое. Вы передаете контрольный пакет акций «Российского курьера» в доверительное управление мне сроком на пять лет. Второе. По истечение пяти лет вы или ваши наследники обязуются предоставить мне первоочередное право покупки акций по цене, которую заплатили вы. Третье. Вы обязуетесь печатать в Красногорской типографии «Российский курьер» и региональные издания в течение пяти лет по себестоимости. Вот, собственно, и все. Если вы принимаете эти условия, будем считать, что мы договорились.

– Не опасаетесь, что я вас кину? Сейчас скажу «да», а после выхода «Курьера» с очерком Степанова скажу: «я передумал»?

– Не опасаюсь, господин Кольцов. По двум причинам. Если в этом бизнесе вы дожили до сорока лет, вы умеете держать слово. Иначе бы не дожили. Второе: статья «Смертельный пиар» потеряет свою силу только после того, как вы продадите «Нюду-нефть» англичанам. А к тому времени юридическое оформление нашей сделки будет завершено. Кстати, вы уверены, что «Нюду-нефть» купят англичане? До нее найдется немало охотников и у нас.

– Наши не выложат четыреста миллионов. Самое большое, что они предложат – миллионов двести.

– Еще вопрос. Перед покупкой проводится детальная экспертиза компании. Как вы намерены решить эту проблему?

– Давайте, Лозовский, договоримся сразу. Я не вмешиваюсь в редакционную политику, вы не вмешиваетесь в мои дела.

– Согласен, – кивнул Лозовский.

Насос в затылке включился и постепенно набирал обороты.

– Должен сказать, что я удовлетворен нашими переговорами, – сообщил Кольцов. – Хотя ваш метод убеждения партнера совершенно бандитский.

– И это говорите мне вы? – вскинулся Лозовский.

– Да, я, – с некоторым удивлением подтвердил Кольцов. – Хотите, чтобы я прилетел в Москву и представил вас коллективу в качестве главного редактора?

– Ни в коем случае. Главным редактором останется Попов.

– Что это за странное решение?

– Ничего странного. Попов профессиональный редактор. Вы представляете, сколько работы навалится, когда мы займемся региональными изданиями? Я не потяну. Попов потянет. Вы даже не говорите ему, что контрольный пакет акций передаете мне. Я сам скажу, когда придет время. А теперь позвоните в Москву. Мобильный Попова у вас есть?

– Есть. Что я должен сказать?

– Прежде всего: снять очерк Степанова из очередного номера.

Кольцов нахмурился:

– Почему?

– В таком виде он не прозвучит. У меня есть кое-какие идеи, как сделать ваш пиар максимально эффективным.

– Что еще?

– Скажите Попову, что все мои указания для него закон.

– Что с вами? Вы плохо себя чувствуете?

– Пока еще нормально, – ответил Лозовский. – Будет хуже. Звоните.

Кольцов набрал номер:

– Альберт Николаевич?.. Кольцов. Слушайте внимательно. Первое. Очерк Степанова из номера снять… Альберт Николаевич, запомните, пожалуйста, на будущее. Ваше дело – выполнять мои указания, а не обсуждать их!.. Второе. Лозовский действует от моего имени. То, что он говорит, говорю я… Последний раз я отвечаю на вопрос «почему». Потому что я так решил! – раздраженно бросил Кольцов и отключил связь.

Вбежал встревоженный референт:

– Шеф, к вам люди из Москвы. Полковник из налоговой полиции.

– Что вы так всполошились? – удивился Кольцов. – Просите.

В кабинете появился средних лет человек в штатском.

Вместе с ним вошел Тюрин.

– Полковник Андреев, старший следователь по особо важным делам Федеральной службы налоговой полиции. Со мной группа следователей. У меня предписание генерала Морозова произвести полную проверку компании «Нюда-нефть». Ознакомьтесь, пожалуйста.

Кольцов вернулся в свое кресло, взял предписание и стал его внимательно изучать. Тюрин подошел к Лозовскому.

– Ну, Володя, заставил ты нас подергаться! Ты как? Что-то не нравится мне твой вид.

Лозовский с усилием улыбнулся:

– Теперь все в порядке, Петрович. Теперь все в полном порядке.

Кольцов молча вернул предписание следователю.

– Приказ, – извиняющимся тоном сказал тот.

Кольцов поднялся из кресла.

– Не извиняйтесь, полковник, – не без торжественности проговорил он. – Вам будет предоставлена вся информация и созданы все условия для работы. Передайте генералу Морозову мою благодарность. Нам нечего скрывать. Мне надоели инсинуации вокруг «Нюда-нефти». Я надеюсь, что результаты вашей проверки будут обнародованы и со вздорными слухами будет покончено навсегда!..

V

Очерк Степанова «Формула успеха» появился в первом февральском номере «Российского курьера».

Врезку к нему написал Лозовский:

«Это последняя публикация тюменского журналиста Николая Степанова, нашего многолетнего нештатного собственного корреспондента по Западной Сибири. Он трагически погиб, выполняя редакционное задание. Очерк остался недописанным, но он успел сказать в нем все, что хотел сказать. Мы не тронули в нем ни одной запятой, не изменили ни одного слова. Отнеситесь к нему с доверием».

Лозовский знал, что за эту врезку он будет отвечать на Страшном суде.

Биржа прореагировала на публикацию ростом курса акций «Нюда-нефти» на четыре с половиной процента.

В следующем номере «Курьера» появилась статья корреспондента Павла Майорова «Игра в „семерочку“» с комментарием заместителя начальника ФСНП генерала Морозова.

Он заканчивался так:

«Комплексная проверка компании „Нюда-нефть“, проведенная бригадой самых опытных следователей ФСНП, не выявила никаких нарушений. Считаю своим долгом поставить читателей „Российского курьера“ в известность, что уголовное дело против генерального директора компании Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской премии, почетного нефтяника РФ Бориса Федоровича Христича прекращено за отсутствием состава преступления. От имени ФСНП я приношу ему глубокие извинения за то, что была невольно брошена тень на его деловую репутацию».

Биржа дрогнула. В день выхода номера котировка «Нюда-нефти» подскочила на 15 процентов и продолжала расти. К концу недели она уже превышала прежний уровень на 17,5 процента.

На семь процентов поднялись в цене и акции ОАО «Союз».

В конце февраля, когда котировка «Нюда-нефти» достигла пика и рост курса приостановился, был объявлен тендер на продажу 97 процентов акций компании. Для участия в конкурсе было подано пять заявок – четыре от российских компаний и пятая от «Бритиш Петролеум». В марте были подведены итоги конкурса.

Вопреки прогнозам, тендер выиграла не британская корпорация, предложившая цену в четыреста миллионов долларов, а российская нефтяная компания, объявившая четыреста один миллион.

Это была компания «Сиб-ойл».

Оставалось ждать. И гадать, что это будет: выстрел снайпера, некогда модный в Тюмени взрыв, автокатастрофа или падение вертолета в условиях плохой видимости. Еще мог быть автоматный расстрел автомобильного кортежа из засады, выстрел из гранатомета «Муха», таллий в «Боржоми», сильнодействующий яд на телефонной трубке.

Было не то и не то, и не то.

Было трагическое происшествие в среднем течении реки Тавды, притока Иртыша, какие нередко случаются на сибирских реках ранней весной, когда лед еще крепок, но подводные родники вымывают снизу лакуны.

Японский гусеничный вездеход «Субару», на котором после удачной охоты на лося возвращался в свою загородную резиденцию под Тюменью президент межрегионального холдинга ОАО «Союз», известный бизнесмен, крупный нефтепромышленник Геннадий Сергеевич Кольцов, провалился в одну из таких лакун.

Следовавший за ним вездеход с охраной вовремя остановился, но никакой помощи охранники оказать не смогли: «Субару» мгновенно ушел в воду. Водитель вездехода успел выскочить из кабины, но течением его утащило под лед.

Водитель и все пассажиры вездехода погибли. Кроме Кольцова, в салоне «Субару» были три высокопоставленных чиновника тюменской губернаторской администрации, начальник службы безопасности ОАО «Союз», а также главный редактор московского еженедельника «Российский курьер» Альберт Николаевич Попов, который прилетел в Тюмень, как предполагают, для обсуждения с Кольцовым организации региональных выпусков еженедельника «Российский курьер» в пятнадцати нефтедобывающих и нефтеперерабатывающих областях и краях России.

На месте трагедии работают спасатели МЧС со специальной техникой, извлекая из реки вездеход с телами погибших.

Эта корреспонденция, переданная по электронной почте в «Российский курьер» нештатным собкором «Курьера» Эдуардом Рыжовым, была озаглавлена «Конец охоты».

«В этом трагическом происшествии обращает на себя внимание одно странное обстоятельство. Реки, которые зимой используются как дороги, всегда промечаются вешками, предупреждающими водителей об опасных местах. На месте трагедии эти вешки почему-то оказались поваленными и присыпанными снегом».

Первым в «Российском курьере» на корреспонденцию Рыжова «Конец охоты» наткнулся шеф-редактор отдела информации Герман Сажин. Он приезжал в редакцию в шесть утра и вылавливал из Интернета новости для информационного блока «Курьера». Он перебросил текст на е-мейл Регины Смирновой, обычно тоже приезжавшей с утра пораньше, чтобы спокойно поработать на мощном редакционном компьютере. Потом появился Тюрин, молча прочитал текст с монитора, разделся и принялся заправлять кофеварку.

Когда приехал и вошел в загон отдела расследований Лозовский, корреспонденция уже была отпечатана на принтере и лежала на его столе. Лозовский прочитал ее, не раздеваясь, стоя. Потом сел и внимательно прочитал еще раз.

Регина сказала – не спрашивая, а утверждая:

– Ты знал. Ты знал, что так будет!

Он долго молчал, потом кивнул:

– Да.

– Теперь тебе с этим жить.

Он снова кивнул:

– Да.

– Володя, как же ты будешь с этим жить?!

Он пожал плечами:

– Не знаю.

– Ты умеешь молиться?

– Нет.

– Я умею, меня бабушка научила. Я за тебя помолюсь.

Лозовский улыбнулся:

– Помолись. Только вряд ли мне это поможет.

– Где?

– На Страшном суде, деточка. Там, где меня спросят: «Знаешь ли ты за собой этот страшный грех? Ты мог предотвратить смерть невинных людей, но даже попытки не сделал. Знаешь ли ты этот грех?»

– Что ты ответишь?

– «Да, скажу я, знаю». Меня спросят: «Сожалеешь ли ты об этом в сердце своем, раскаиваешься ли ты?» «Нет, я скажу, нет…» – Нет! – резко повторил Лозовский и грохнул кулаком по столу так, что мигнул экран монитора. – На могиле Коли Степанова я сказал себе: «Они за это заплатят». Я сказал ему: «Капитан Степанов, я тебе клянусь, что они за это заплатят!» Когда я увидел Христича, я сказал: «Они за это заплатят». Я сказал это себе, а не ему, потому что он уже не человек, а растение! Они за это заплатят, поклялся я. Потому что если такое оставлять безнаказанным, возможно все: новые Печатники, новые Дубровки, новая Чечня – все! Если такое оставлять безнаказанным, Россия превратится в ад. Она превратится в ад, и мои сыновья будут жить в аду! Так пусть лучше в аду буду я.

– Володя, мы будем там вместе, – добродушно проговорил Тюрин, выпуская из «эспрессо» струю кофе в чашку с надписью «Павлик».

– Ты-то при чем?

– А это я организовал утечку информации – сплавил в «Сиб-ойл» очерк Степанова с правкой Кольцова. И насчет региональных выпусков «Курьера», после которых Кольцов возьмет всех губернаторов за горло, и никакие «Сиб-ойлы» не смогут ему помешать. А заодно и о цене, которую намерены предложить англичане. Кофе хочешь?

– Хочу.

Тюрин налил кофе в кружку с надписью «Вова».

– Вы сошли с ума! – растерянно сказала Регина. – Вы оба сошли с ума! Володя! Петрович! Скажите, что вы пошутили! Это шутка, да? Дурацкая шутка? Ну, соврите!

– Если это шутка, то не очень смешная, – отозвался Тюрин. – Это не шутка, Регина, это жизнь. Которая дается человеку, как говорится, только один раз…