Текст книги "Хасидская мудрость"

Автор книги: Виктор Лавский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Виктор Лавский
Хасидская мудрость

ВВЕДЕНИЕ

Хасидизм (буквально – «учение благочестия») – религиозно-мистическое движение, возникшее в Подолии (на границе с Бесарабией) в конце 30-х гг. 18 века. Начало этому важному в истории иудаизма движению было положено рабби Исраэлем бен Элиезаром, прозванным Бештом, соединявшим в себе восторженное религиозное чувство, одухотворенное мистической экзальтацией, с глубоким знанием психологии и настроения народных масс. В течение весьма короткого времени хасидское движение охватило еврейское население Подолии, Волыни, Галиции, Украины. Затем с необыкновенной быстротой разлилось по Литве и Белоруссии, Румынии и Венгрии.

Своим необыкновенным успехом хасидизм в значительной мере обязан тому, что его основатель Баал Шем Тов сумел придать практический характер своему учению, метафизическими основами которого был религиозный пантеизм и признание непрерывного взаимодействия между человеком и Богом, сумел придать своей системе форму, отвечающую в полной мере принципам демократизации иудаизма, построения религии на началах сердечной, интимной привязанности человека к Богу и оптимистического отношения к жизни и людям. Сущность его учения сводилась к следующим основам:

1. Религиозный пантеизм.

В корне «учения благочестия» находится идея, что мир есть не эманация Божества (учение Каббалы), а лишь проявление Божества. Из этого вытекают следующие принципы.

2. Добро и зло.

Раз в мире есть только Божество, то ничто не может считаться абсолютным злом. Зло представляет особую временную форму проявления Божества; самостоятельно зла в самом себе нет.

3. Грех и благочестие.

Всякий человек, как бы он низко ни пал, всегда в состоянии подняться до Божества, ибо ничто и никто не может быть абсолютно плохим. Бог присутствует в плохом человеке, как и в праведнике.

4. Служение Богу.

Цель человеческой жизни состоит в слиянии с Божеством, источником жизни. Человек должен стремиться к познанию Божественной тайны, которая есть чувство слияния с Божеством, которое после всех объяснений остается столь же непонятным человеку, не испытавшему этого чувства, как слепому – цвета.

5. Слияние человека с Божеством достигается не путем изучения Закона, доступного лишь немногим, а путем восторженной молитвы, при которой человек чувствует себя слитым с Источником – с Божеством.

6. Эта истинная цель существования человека достигается также путем исполнения заповедей, но при этом пусть верующий обращает внимание не на обрядовую мелочность, а на то, чтобы исполнение каждой заповеди сопровождалось восторженностью и было бы проникнуто религиозным чувством.

7. Но не одной лишь молитвой и исполнением заповедей достигается высшая цель существования человека, а непрерывным служением Богу всей своей жизнью. Раз всякий жизненный акт есть проявление Божества, то человек обязан жить таким образом, чтобы и земные дела превращались человеком в Божественные. Это достигается посредством сосредоточения всех своих мыслей и чувств на Боге и сведения к Нему всех жизненных явлений.

8. Пути служения.

Аскетизм, как и страх Божий, суть менее совершенные пути служения Богу, чем бодрое и радостное Ему служение, исполненное ответственного взгляда на жизнь и людей.

9. Грешник не должен скорбеть о прошлом, ибо следует радоваться тому, что в его душе зазвучал небесный глас, призывающий его к раскаянию. Следует вообще относиться к грешнику, как к праведнику, ибо такое отношение возбуждает добрые чувства в людях, заставляя из возвышаться до Бога. Баал Шем Тов на первый план ставил не изучение Закона, а религиозное чувство и нравственную жизнь. Сущность религии не в уме, а в чувстве. /33,15,560-570/

Цифры после каждого высказывания показывают: первая – номер источника, из которого взято это высказывание; вторая – страницу литературного источника, если присутствуют две цифры, или том, если присутствуют три цифры.

РАББИ ИСРАЭЛЬ БААЛ ШЕМ ТОВ (БЕШТ)

(1698 – 1760)

Исраэль Баал Шем Тов родился в 1698 году в местечке Окуп, стоявшем тогда на границе Польши и Валахии.

Родители Бешта были люди бедные, отец – средней руки «ученый», мать – повивальная бабка. Сын родился у них в пожилых летах.

Спустя несколько лет после рождения Исраэля, отец его умер. Перед смертью он взял своего маленького сына на руки и сказал ему: «Мне не суждено было вырастить и воспитать тебя, но всегда помни, дорогой сын, что с тобою постоянно и везде Бог, а потому тебе нечего бояться». Эти слова утешения, произнесенные умирающим родителем, глубоко запали в душу малютки – и в последствии он часто повторял их, как свой девиз.

Вскоре после этого умерла и его мать – и Израэль остался круглым сиротою. Как все сироты, он сделался питомцем благотворительных общественных учреждений. К малышу относились с особенным вниманием в виду ученых заслуг его отца. Когда наступил школьный возраст, который тогда начинался очень рано, на пятом году от роду, Исраэля отдали за общественный счет в традиционную школу – хедер. Обращались с ним там не очень хорошо и он начал убегать из школы. Находили его в лесу одиноким, сосредоточенным и возвращали силою назад в хедер, воздавая ему при этом должное за «самовольную отлучку». Но побеги из хедера повторялись. Бедного мальчика исключили из школы и предоставили самому себе. Исраэль мог теперь уединяться в лесу и мечтать сколько ему угодно.

Но, предоставленный самому себе нравственно, Исраэль был предоставлен себе и материально. В виду его «дикости» и неблагонравности, общество, за счет которого он до сих пор воспитывался, отказало ему в помощи. Пришлось самому позаботиться о крове над головой и куске хлеба. И вот маленький Исраэль, которому 11-12лет, нанимается бегельфером – детским компаньоном, на обязанности которого лежало водить маленьких детей в хедер и из хедера, сопровождать их в синагогу и там приучать их к произношению «аминь» и коротких молитв. Не нашедши сочувствия у старших, Исраэль горячо привязался к маленьким детям, которые способны были платить любовью за любовь. Ревностно и любовно исполнял он свою обязанность бегельфера и, водя детей в синагогу, громко читал с ними молитвы, придумывая к ним особенно трогательные мелодии. Сам он любил молиться горячо, вкладывая в молитву всю свою душу – и эту любовь старался внушить детям.

Спустя некоторое время Исраэль сделался сторожем в синагоге. Ему тогда было около тринадцати лет. Людям его поведение казалось странным. Днем и вечером, когда в синагоге все учились, он спал или притворялся спящим, по ночам же, когда синагога пустела, и завсегдатаи ее спали, он бодрствовал и пламенно молился или читал душеспасительные книги; как только приближалось утро, он опять ложился спать, скрывая, таким образом, от людей свои таинственные ночные бдения. Окружающие смотрели него, как на чудака или полоумного, но он продолжал идти своею дорогою.

В это время Исраэль начинает заниматься Каббалою, преимущественно практическою и не только по книгам, но и по редким, не всем доступным рукописям.

Вот что гласит легенда. В некоторой земле ил святой человек, чудодей, по имени Адам. Этот человек обладал таинственными рукописями по Каббале, найденными им в одной пещере. Перед смертью было ему видение во сне, чтобы он передал имеющиеся у него рукописи отроку Исраэлю, сыну Элиезара из города Окупа. И вот умирая, он наказывает сыну взять тайные рукописи, поехать в Окуп, разыскать там четырнадцатилетнего отрока Исраэля сына Элиезара и передать ему тайным образом эти рукописи, ибо только для него они и предназначены. Отец умирает – и сын спешит исполнить его последнюю волю.

Он приезжает в Окуп и останавливается в доме представителя общины, которому сообщает, что согласно завещанию отца он желает поселиться в этом городе и обзавестись своим домом. Так как приезжий был человек богатый, то ему сейчас же сосватали невесту, дочь местного богача, и вскоре женили. Освоившись несколько в новой обстановке, молодой человек стал разыскивать Исраэля, сына Элиезара, которому он должен был тайно передать священные рукописи, – и к своему удивлению нашел в городе только одного человека под эти именем – в лице юного сторожа синагоги, пользовавшегося в городе весьма плохой репутацией. Он стал наблюдать за Исраэлем и, наконец, убедился, что этот юноша на самом деле далеко не такой, каким кажется, что он скрывает в душе какую-то глубокую тайну. Желая сблизиться с ним, молодой человек, с дозволения богатого тестя, устраивает себе особую комнату при синагоге, как бы для того, чтобы предаться там наедине изучению Талмуда, и нанимает себе в качестве прислужника бедного синагогского сторожа. Тут он начинает более пристально наблюдать за Исраэлем и, заметив несколько раз его ночные бдения и таинственное поведение, окончательно убеждается, что имеет дело с неведомым миру святым, которому предстоит играть большую роль.

Молодые люди знакомятся – и зять богача передает бедному сторожу связку священных рукописей, причем просит его, если возможно, посвятить и его в тайну их содержания. Исраэль соглашается, но с тем условием, чтобы тот никому об этих занятиях не говорил, и чтобы перед людьми между ними были прежние отношения господина и слуги. Так они учились вместе довольно долгое время по ночам, никем не замеченные. Но так как жизнь в синагоге часто нарушала их уединение и мешала им заниматься, то товарищ Исраэля нанял себе особый домик за городом и взял к себе туда Исраэля в качестве как бы компаньона.

Занятия продолжались довольно долго и благодаря им, несколько изменилась репутация Исраэля в городе. Хотя никто не подозревал, какие вещи творятся в таинственном загородном домике, однако, сам факт близости бедного синагогского сторожа к зятю первого богача внушал некоторое уважение к забытому юноше-чудаку: видели, что он изучает Талмуд вместе со своим «господином», и полагали, что он образумился, сделался степенным, и потому пора его женить, ибо по тогдашним понятиям считалось большим грехом быть холостяком в 17-18 лет. За невестою дело не стало: живо отыскали добрые люди подходящую особу и сочетали ее браком с Исраэлем.

Недолго, однако, суждено было Исраэлю жить с этою женою: вскоре после свадьбы она заболела и умерла.

Между тем подходил конец и каббалистическим занятиям Исраэля в загородном домике. Предание рассказывает, что в последнее время товарищ Исраэля, не довольствуясь теоретическими занятиями, упросил последнего показать ему некоторые каббалистические опыты, на что Исраэль согласился. Сначала дело шло довольно хорошо, но потом совершили они один очень трудный опыт, который для Исраэля прошел безвредно, но стоил жизни его непосвященному товарищу. Лишившись, таким образом, и жены, и товарища, а вместе с тем и материальной помощи, которую последний ему оказывал, Исраэль решил оставить родной город и искать счастье где-нибудь в другом месте.

Ему было тогда приблизительно лет двадцать от роду. Он направился в большой галицийский город Броды и поселился неподалеку от города в каком-то местечке. Здесь он стал меламедом – учителем юношества. Несмотря на это скромное положение, он вскоре приобрел в новом своем местожительстве всеобщее расположение: кротость нрава, честность и известная житейская мудрость, приобретаемая часто безродными, заброшенными людьми, привлекли к нему внимание окружающих. И часто случалось, что в разных тяжбах и препирательствах его выбирали третейским судьею, как человека беспристрастного, мягкого и не склонного к резким решениям. Как-то раз случилось, что в числе тяжущихся был отец известного бродского раввина Гершона Кутовера, Авраам. Мудрое решение, принятое Бештом по его делу так понравилось ему, что он разговорился с молодым человеком о вопросах духовных, ближе познакомился с ним и, узнав, что он вдов, предложил ему в спутницы жизни свою дочь, разведенную с первым мужем. Исраэль согласился, но с тем условием, чтобы брак был отложен на неопределенное время и чтобы о самих условиях брака, которые они тут же заключили между собой письменно, никто не знал до поры до времени.

Вскоре после этого, Авраам, возвращаясь домой в Броды, по дороге заболел и скончался. Сын его, бродский раввин, разбирая спустя несколько дней бумаги покойного отца, нашел в них письменное условие предстоящего брака между его сестрою и неким Исраэлем; удивленный таким неожиданным документом, он сообщает об этом сестре, но и та ничего не знает, – и оба решают, что вероятно, покойный отец выбрал своей дочери кого-нибудь в мужья, но вследствие внезапной смерти не успел об этом сообщить. Проходит некоторое время – и вот в одно прекрасное утро является в дом бродского раввина человек с очень простой наружностью, в коротеньком тулупе, опоясанном широким ремнем, и по своей фигуре напоминающий грубоватого деревенского еврея.

Раввин был поражен видом этого человека: он не ожидал, чтобы покойный отец выбрал себе в зятья такого простака, каким казался ему Бешт. Он призывает сестру и передает ей печальную весть. Сестра, после некоторого раздумья, отвечает, что, так как такова была последняя воля ее покойного отца, то она считает грехом противиться ей, поэтому должна выйти за Исраэля.

Новая семья после долгих странствий поселилась в деревне между городами Кутовом и Косовом в Галиции. Собственно жила в деревне постоянно только жена Бешта; сам же он по целым неделям и месяцам жил пустынником среди высоких гор, находящихся в окрестностях. Так как у бедных супругов не было никаких средств к существованию, кроме лошади и повозки, то раза два-три в неделю женщина запрягала лошадь в повозку и отправлялась к мужу в горы; тут он копал и нагружал на воз глину, а она возила эту глину в город, продавала ее и на вырученные деньги жила. Сам Бешт почти ни в чем не нуждался, ибо по большей части постился, а когда ел, то употреблял в пищу один только хлеб, который он изготовлял сам, помещая в особенной ямке против солнца месиво из воды и муки и предоставляя солнечной теплоте испечь из этого хлеб.

В дивном уголке земли, который тогда еще был девственным, в этой чудесной местности среди высоких гор, глубоких долин и густых первобытных лесов жил тихой, созерцательной жизнью Исраэль Бешт. Он, свыкшийся с раннего детства с мыслью, что Бог – единственный его защитник, постоянно сосредотачивал все свои помыслы на Высшем Существе, к которому чувствовал нечто вроде горячей сыновней любви. Для него именно здесь присутствие Божие казалось более очевидным, нежели в шуме городов, на базаре житейской суеты. Там, где умолкал голос человеческий, громко звучал в его ушах могучий голос Бога. Вот это и было началом того восторженного, доведенного до крайности, религиозного пантеизма, который составляет одну из существенных черт учения Бешта. "Вся земля полна Богом!» – вот девиз этого учения.

В это время Исраэль жил в глубокой пещере, находившейся в горном ущелье. Ежедневно он совершал омовение в озере, к которому прилегала пещера. Такой образ жизни он вел в продолжение семи лет.

Брат жены, сжалившись над ними, купил им корчму неподалеку от города Кутова, куда Исраэль с женою переселились и зажили новой жизнью. Семейство Бешт оставил в самой корчме, где хозяйничала его жена, а сам же построил себе домик в близлежайшем лесу, на самом берегу реки Прут. И в этом новом уединении проводил он в молитве, изучении Каббалы и ночных бдениях большую часть своего времени. Домой в корчму являлся только по субботам и по праздникам. Дела шли у него в это время довольно хорошо, он порядочно зарабатывал от своего шинка и постоялого двора, и семейство жило не в нужде.

Как ни тщательно скрывал Бешт от людей свои религиозные стремления, однако случалось ему не раз невольно выдавать себя.

Прежде чем Бешт стал действовать открыто, ему пришлось еще раз испытать непостоянство фортуны. Вследствие каких-то обстоятельств, он лишился своей корчемной аренды и вместе с нею своего кратковременного благосостояния. Лишившись своей корчмы, начались его материальные бедствия, приведшие к тому, что "пальцы ног торчали у него постоянно из дырявых сапог». Жил он среди людей по-прежнему чудаком, молился большей частью наедине и с необыкновенным экстазом, совершая частые омовения перед молитвою даже в морозные зимние дни. Мало-помалу люди стали угадывать тайные мотивы его поступков, да и он сам становился менее скрытен. Многие узрели в нем истинного святого человека, способного творить чудеса. Несколько раз к его помощи прибегали больные с просьбой об излечении, но он отказывался, так как до 36-летнего возраста запрещено было ему свыше открываться миру.

Но с 1735года начинается новый период в жизни Бешта – период открытой деятельности и публичной пропаганды, продолжавшийся до самой его смерти. Здесь уже личная жизнь отступает на задний план.

Вначале Исраэль был чудотворцем-целителем. Он лечил больных и предсказывал события, чем и прославился в Польше и Литве.

В 1740 году Бешт поселился в Меджибоже, который становится центром, притягивающим к себе со всех сторон массу просителей, поклонников и пилигримов, и вместе с тем центром тесного, хотя и не малочисленного кружка сподвижников и учеников, которые окружали Бешта в последние 15-20 лет его жизни, а по смерти стали самыми ревностными продолжателями Учителя, самыми энергичными распространителями его учения.

Готовясь к роли вероучителя, Бешт как и раньше держался в личной жизни тех принципов и правил, которые впоследствии проповедовал другим. А одним из главных его принципов было то, что молитва составляет сущность веры, высшее ее выражение, и что в молитве человек должен сосредоточить все свое религиозное чувство. Молитва должна быть всегда горячая, восторженная, должна совершаться при известной экзальтации. И Бешт всегда следовал этому правилу: как только он начинал молиться, у него являлось восторженное настроение, часто доходившее до крайнего экстаза. Он молился, качаясь всем корпусом, и моментами сильно вздрагивал; вздрагивания иногда продолжались очень долго и бывали так сильны, что все стоявшее во время молитвы – посуда, вода, мебель – дрожало, колебалось и издавало стук. При сильном возбуждении он иногда громко вскрикивал в молитве, иногда же наоборот стоял неподвижно, как статуя, глаза сосредоточенно устремленные в одну точку, как бы окаменевали в своих орбитах, и только необыкновенный блеск их свидетельствовал о том, что молящийся жив.

Проповеди Бешта отличались такою же восторженностью, как и его молитва. Сначала он долгое время не мог говорить толком с людьми, вследствие сильной и постоянной сосредоточенности на мыслях о Боге, но впоследствии научился говорить, не нарушая этим своего экстаза. Бешт говорил со своими слушателями, как учитель: он в восторженных выражениях объяснял им сущность веры, значение молитвы, говорил о проявлении Бога в природе и человеке, о применении нравственного принципа к разным случаям обыденной жизни, – словом он давал слушателям принципы, внушал идеи, он поучал.

Самая главная задача истинно-верующего человека заключается, по Бешту, в постоянном общении с Богом. Человек должен прилепиться к Богу всей душою, жить с Ним, связывать все свои действия и помыслы с Ним, чувствовать себя всегда в Его присутствии. Все свои чувства и ощущения он должен сводить к их первоначальному источнику, к Богу – и тогда все эти чувства возвышенны, чисты, безгреховны. Общение с Богом освобождает человека от грубой коры материальности, покрывающей его душу, и делает ему возможность смотреть на все земное с высоты Небес, где господствует абсолютная Истина.

В 1747году Бешт написал пророческое послание, которое отправил в Палестину. Послание это, на которое хасиды смотрят как на манифест Бешта, характеризует человека и его стремления. Особенно интересен высказанный здесь прозрачно взгляд на мессианство. Мессианская идея отождествляется у Бешта с индивидуальным развитием, с распространением глубокого чувства веры в людях.

Около 1750 года Бешт собрался в путь в Палестину, выехал из Меджибожа в сопровождении своей дочери и писца и доехал до самого Стамбула. Но сильная буря на море повредила корабль, в котором они ехали, и они были вынуждены вернуться домой.

Уже в последние года жизни Бешт мог с радостью видеть, какие громадные успехи делает в народе его учение. В самом конце его жизни число его последователей, по показаниям одного современника, достигло 10000 человек.

Весною 1760 года Бешт заболел. В последние дни его жизни за ним ухаживали кроме сына и дочери ближайшие его ученики. Перед смертью Бешт не переставал беседовать с ними, наставлять их и укреплять в вере. Перед смертью, объявив о ней и заметив глубокую тревогу и слезы на лицах окружавших его, он сказал: «Не тревожьтесь обо мне, ибо я выйду в одну дверь и войду в другую, но я должен сокрушаться о вас, которые должны понести невозвратимую потерю».

Первый день пятидесятницы 1760 года стал его последним днем. /38/

***

Человек должен постоянно думать о том, что Бог везде и всегда с ним; что Он есть как бы тончайшая материя, разлитая повсюду, что Он – двигатель всего совершающегося в мире. /6,349/

***

В каждом таится нечто драгоценное, чего нет ни в ком другом. /1,81/

***

Если человек видит в ближнем порок, значит, этот порок есть и в нем самом. Мы смотрим на ближнего, как смотрятся в зеркало. Если лицо глядящего в зеркало чисто, то и зеркало чисто. Зеркало не пачкает и не очищает, а только дает возможность взглянуть на себя глазами других. /47,9/

***

Человек должен стремиться познать самого себя, как проявление Божества. /33,15,566/

***

Каждый человек рождается со своим запасом жизненных сил, который уменьшается из-за грехов. Поэтому чем тяжелее бремя грехов, тем большее усилие необходимо приложить, чтобы раздобыть необходимые средства к существованию. /2,62/

***

Если ты видишь какой-нибудь предмет, устрашающий тебя, ты должен подумать: «Чего же мне бояться? Ведь человек, внушающий мне страх, такое же существо, как и я; зверь, устрашающий меня, еще более низкая тварь, чем я; стало быть, не они мне внушают страх, а сила Божия, скрытая в них. А в таком случае мне нужно бояться не их, а Бога самого» /11,18/

***

Говорил Баал Шем: «Сказано: «Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Яакова», а не «Бог Авраама, Исаака и Якова», ибо Исаак и Яков не пользовались тем, что сделал до них Авраам. Они сами искали связи с Творцом и служили ему». /2,64/

***

Любвеобильному Богу сердце человеческое важно. /25,44/

***

Баал Шем говорил своему телу: «Удивляюсь я, что ты еще не рассыпалось на кусочки от страха перед своим Творцом!» /2,66/

***

Однажды посреди молитвы Баал Шем произнес слова из Песни Песней: «Я принадлежу возлюбленному моему..». Затем добавил: «Все, что во мне, – все для Тебя одного».

Ученики спросили его: «Но ведь рабби и для нас произносит слова поучения?» Баал Шем ответил: «Они льются, как из переполненного сосуда». /2,66/

***

Забвение – это, по существу, изгнание, а память о пройденном пути – избавление. /72,23/

***

Человек должен быть всегда весел и радостен и верить несомненно, что Божия милость на нем и покрывает его, и он видит Бога и Бог видит его. /9,97/

***

Кто хочет вытащить ближнего из грязи, тот сам должен опуститься в грязь, чтобы подать ему руку помощи. /8,226/

***

Когда мой дух целиком возносится к Богу, я позволяю своим устам говорить все, что угодно, потому что в такие моменты любые слова все равно исходят с Небес. /2,66/

***

Душа может быть низведена в этот мир, чтобы прожить в нем 70 или 80 лет с единственной конечной целью – помочь лишь одному-единственному еврею материально, а еще лучше – духовно. /42,9/

***

Был в городе Сатанове ученый, который без конца размышлял и допытывался в глубине души своей, почему есть то, что есть, и почему вообще что-то есть. Однажды вечером, с наступлением субботы, после молитвы, он задержался в Бет-мидраше, чтобы продолжить свои размышления, запутался в них, пытался ухватиться за какую-нибудь мысль и не мог.

Это издалека почувствовал Баал Шем Тов. Он сел в повозку, в мгновение ока явился в Сутанов и сразу же пошел в Бет-мидраше, где сидел тот ученый в душевных муках. Сказал ему Баал Шем Тов: «Ты допытываешься, есть ли Бог, а я вот глуп, а верую». /1,103/

***

Печаль запирает врата небесные, молитва распахивает их, а радость способна сокрушить стены. /26,23/

***

У человека есть то, что он имеет волю в своих действиях. В рассуждении об этой воле все его мысли должны быть преданы Всемогущему Богу. Ибо Бог есть вездесущ и во всех делах есть Божья жизнь. И так, всякая любовь и страх и все другие происшествия на свете суть все по воле Всемогущего: даже все злые дела в свете происходящие. И так не должно никого любить, чтить, кроме одного Бога. Также, если кто-то что-нибудь говорит, то не сам человек говорит, но жизнь в нем сущая, а жизнь есть сам Бог, следовательно, Бог говорит из него. /9,100/

***

Плотские наслаждения кончаются и исчезают без конца, в них нет совершенства. /8,232/

***

Когда я восхожу на высшую ступень познания, я знаю, что еще не усвоил ни одной буквы Писания и не сделал ни одного шага в служении Господу. /2,67/

***

Как-то Баал Шем стоял в синагоге и долго молился. Все его ученики уже закончили молитву, а он все продолжал, не обращая на них никакого внимания. Ученики долго ждали его, но, так и не дождавшись, пошли домой. Через несколько часов, выполнив все необходимые дела, они возвратились в синагогу и нашли там своего учителя, все еще погруженного в глубокую молитву. Позднее Баал Шем говорил им: «Уйдя и оставив меня в одиночестве, вы дали мне возможность пережить боль разрыва. Это как в притче, которую я вам расскажу.

Вы знаете, что есть птицы, улетающие осенью в теплые края. И вот однажды люди в одной из теплых стран видят некую красивую птицу, переливающуюся всеми цветами радуги, летящую по небу в центре птичьей стаи. Глаза человеческие никогда не видели птицы прекраснее. И вот эта птица садится на вершину самого высокого дерева и вьет там, среди листьев, себе гнездо. Когда о птице слышит царь той страны, он повелевает принести ему эту птицу вместе с гнездом. Царь приказывает своим людям встать друг на друга и, сделав, таким образом, лестницу, забраться на дерево.

Итак, каждый из них становится на плечи другому, покуда им не удалось взгромоздиться на высоту гнезда. Строительство этой живой лестницы заняло много времени, и, в конце концов, те, кто стоял ближе к земле, утратили терпение; они дернулись и вся лестница рухнула». /2,69/

***

Душе не дано возрадоваться в своей духовности, пока плоть не возрадуется в своей материальности. /26,25/

***

Когда кто молится, то превращается Творец в слова молитвы. И для этого должен всякий молиться с весельем и как можно более усиливаясь в веселье. Через это совершенно соединяется человек с Богом, ибо через силы, которые должен употребить к молитве, выговаривает он слова, а в слова превратился Творец. Оттого-то во время молитвы человек совершенно соединятся с Богом. /9,101/

***

Всё, наверху и внизу, есть совершенное единство. /8,222/

***

Лучшим из верующих следует считать того, чья вера поддерживается со всех сторон: он верит, потому что этого требует традиция, но также и потому, что этого требует его собственный разум. Это и имеется в виду в фразе: «Господь наш и Господь отцов наших». Господь есть Бог наш, – и это есть истина по двум причинам: во-первых, мы знаем это сами, а во-вторых, нас учили тому отцы. /3,25/

***

Божественное Присутствие не нисходит на того, кто печалится в заповедях; оно нисходит на того, кто в заповедях радуется. /2,72/

***

Когда рабби Иаков, Иосиф был равом в Царьграде и еще не встал на хасидский путь, однажды летним утром, в час, когда на пастбище выгоняют скот, в его город пришел никому неизвестный человек и остановился на рыночной площади. Он окликнул первого встречного, гнавшего свою корову на луг, и начал рассказывать ему историю, которая так понравилась слушателю, что он не захотел уходить. Другой человек, проходя мимо, уловил несколько слов из этой истории; он хотел бы пройти мимо, да не смог; он остановился и стал слушать рассказчика. Вскоре вокруг пришельца образовалась большая толпа, которая все росла и росла. Тут же поодаль стоял и служитель из синагоги, который шел открыть двери в Доме Молитвы, поскольку летом рав молился в восемь часов утра, и к этому времени двери должны были быть открытыми. И вот в восемь часов рав подошел к Дому Молитвы и увидел, что он закрыт. Хорошо известно, что он был человек вспыльчивый; сильно рассердившись, он уже хотел броситься искать служителя. И в эту минуту служитель подошел к синагоге и оказался прямо перед равом, потому что Баал Шем – а рассказчиком был именно он – дал служителю знак, чтобы он быстрее шел открывать Дом Молитвы.

Рав отругал его и спросил, почему он забыл свою обязанность и отчего люди, обычно к этому времени собиравшиеся на молитву, до сих пор не пришли. Служитель ответил, что все те люди, как и он, уже шли в дом молитвы, но неожиданно были остановлены удивительным рассказчиком.

Рассерженный рав вынужден был читать утреннюю молитву в одиночестве. Затем он приказал служителю пойти на рыночную площадь и привести к нему незнакомца. «Уж я задам ему!» – сказал рав.

Тем временем Баал Шем закончил свою историю и пошел на постоялый двор. Там его застал служитель синагоги и передал послание. Баал Шем сразу же последовал за ним, на ходу покуривая трубку, и в таком виде он предстал перед равом. «Что ты себе позволяешь! – закричал возмущенный рав. – Ты не даешь людям совершать молитву!»

«Равви, – сказал спокойно Баал Шем, – тебе не следовало из-за этого впадать в гнев. Позволь-ка лучше я расскажу и тебе историю».

«Что ты себе позволяешь!» – хотел снова произнести рав, но затем он в первый раз взглянул вблизи на этого человека. Но, не в силах смотреть, сразу же отвел глаза, а слова, которые он уже собирался сказать, застряли у рава в горле. И Баал Шем начал рассказывать свою историю, а рав вынужден был слушать ее, как слушали все другие.

«Как-то я ехал на тройке, рассказывал Баал Шем. – Один мой конь был гнедой, другой – пегий, третий – серый. И никто из них не мог ржать. По дороге я встретил крестьянина, который подошел ко мне и сказал: «Ослабь вожжи!» Я ослабил вожжи, и все три коня разом заржали». Рав молчал и не мог произнести ни слова из-за охватившего его сильного чувства. «Три коня, – продолжал Баал Шем, – гнедой, пегий и серый, не могли ржать. Простой крестьянин знал, что нужно делать – ослабить вожжи; и кони заржали». Рав опустил голову и молчал. «Крестьянин дал хороший совет, сказал Баал Шем. -Ты понял?»