Текст книги "Этот мальчик"

Автор книги: Виктор Голявкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Вот ночью по белой дороге идёт человек – это я. И я совсем не боюсь. Чего бояться. Всё равно все спят.

Я шёл дальше и не думал останавливаться и поворачивать обратно. Я шёл, как большой взрослый человек, а вовсе не маленький. И нечего мне было бояться.

В деревне залаяла одна собака. Наверно, она меня почуяла. «Лай, лай, правильно делаешь, что лаешь. Чуешь: человек идёт ночью по дороге в страшной темноте».

Вот, значит, собака ночью не спит. А я думал, все спят.

Вдали что-то чернело. Я вспомнил, что там растут кусты, они и чернеют.

Птица поёт. Так негромко чирикает. Ещё, ещё птица. Как будто птицы сидят у себя дома и негромко разговаривают. Одна как будто спрашивает, а другая отвечает. Значит, птицы ночью тоже не спят. Они, может быть, что-нибудь ночью обсуждают потихоньку.

Кусты кончились. Под ногами что-то зашуршало. Я остановился и присел пониже разглядеть что. По краю дороги идут два ёжика.

Я дотронулся до одного ёжика. И он побежал в траву, другой за ним скрылся. Куда это ёжики пошли, интересно? На охоту, что ли?

Потом я шёл мимо стога сена. Потом… что-то большое стояло у дороги.

А это, оказывается, была лошадь. Она совершенно не шевелилась. Лошадь стоя спала.

Вдруг я остановился. Навстречу мне по дороге кто-то шёл. Я решил лечь в траву, чтобы человек меня не заметил и не напугался. Но я только так думал, а сам не двигался с места от испуга. Человек приближался. Я испугался, что он на меня в темноте натолкнётся и, может, даже упадёт. И я тихонько запел: «А-а-а-а, о-о-о-о…»

И тут я услышал:

– Это ты, мой маленький? Ох и напугал ты меня! Куда ты?

– Я тебя и встречаю, – сказал я.

– Значит, ты чувствовал, что я иду. Я волновалась, торопилась, не стала оставаться ночевать. Пошла к тебе.

– Мама, тут у стога лошадь спит. Ты её не бойся. А по дороге ёжики шли. И птицы ночью не спят.

– Ты не сбился в темноте?

– Нет, дорога в темноте светит.

– Тебе не повезло сегодня. Уж очень тёмное небо. Сейчас дождь пойдёт. Давай скорее руку.

– Смотри, наш дом стоит, как тёмный пароход с чёрной трубой.

Дунул ветер. Деревья закачались, и пароход наш как будто закачался на чёрных волнах.

Вот мы вошли в тёмную открытую дверь. Мама засветила свечку, электричество, она сказала, выключили перед грозой. Мы увидали друг друга и засмеялись.

– Теперь спокойной ночи. А скоро нам с тобой в дорогу собираться. Кончается наше лето. Тебя в школу записали. Надо домой, за дело приниматься.

– Давай поплаваем, – сказал я, – раз наш дом, как пароход.

– Счастливого плаванья, – сказала мама.

Мы погасили свечу.

По стёклам потекли косые капли. Начался дождь.

Наутро мама хвалила меня за храбрость и называла умницей много раз. «Есть, – говорит, – у тебя характер».

Я был ужасно рад этому. Мне казалось, что я уже герой, и хватит с меня, можно больше совсем ничего не делать такому замечательному герою. С тех пор ничего хорошего не делал и хвалить меня было не за что.

– Давай, – говорю, – Вася, поговорим о наших характерах. Какие у нас с тобой недостатки, какие хорошие черты.

– У тебя ужасный характер, – говорит Вася. – Ты всё время подговариваешь меня из школы сбегать.

– Это у тебя ужасный характер. Что тебе ни скажешь, куда ни позовёшь, ты всегда ломаешься.

– Потому что я не хочу убегать с уроков, а ты меня подговариваешь.

– Не хочешь, так не убегай, никто тебя не гонит.

– А ты пристаёшь, – говорит Вася.

– Пристаю, потому что знаю: всё равно сбежишь. Но ужасно спорить любишь: не хочу, не буду, не пойду. Надо тебе исправляться. Но вообще ты парень хороший. Всегда со мной ходишь, настоящий друг.

– Ты тоже настоящий друг, – говорит Вася. – Потому я с тобой и хожу.

Первый раз в жизни мы с ним не поссорились. Даже на душе легче стало, когда узнали, что мы с ним друзья что надо.

Теперь я твёрдо решил быть в школе внимательным. Всё замечать, мимо ушей ничего не пропускать.

Вот смотрю внимательно по сторонам. И приходит в наш класс ученик из другого класса. И говорит, что он у нас теперь будет октябрятским вожатым. Говорит, что он любит играть с малышами, то есть с нами.

Вожатый спел нам песню. Танец станцевал. Потом играл с нами в паровоз. Я даже запомнил стих, который в игре говорили в такт шагам:

 
Паровоз пыхтит, гудит,
Мчится во всю силу…
 

Потом вожатый разделил всех ребят на группы, которые звёздочками называются. Теперь у звёздочек будут соревнования: кто больше сделает полезных дел. Первое полезное дело было такое: кто больше поможет стареньким на своей лестнице.

И вот я звоню в квартиры на нашей лестнице, чтобы кому-нибудь сделать полезное дело. Ходил, ходил. У кого ни спрошу, все говорят: нет старых. Что же мне делать?

И тут же сразу придумал. Моя же собственная бабушка может меня здорово выручить. Буду ей теперь помогать.

Но Вася, наверно, победит в этом соревновании: у него на лестнице живут одни старики.

Но оказалось, мне совсем некогда делать полезные дела, помогать бабушке. Надо в школу ходить, уроки делать.

Совершенно времени ни на что не хватает.

Мама мне тогда посоветовала написать режим дня, он воспитывает волю и помогает всё успевать.

Я уже написал режим. Только не знал, что делать от девяти до десяти часов вечера. А мама говорит:

– В это время полезно поскучать.

Я не хотел, чтобы режим был скучный, и этого не написал. Я всё делал по режиму и весь день ждал, когда это кончится. Тогда я гладил нашу собаку Пташку. Ей это нравилось, она меня к себе переманивала, подстерегала, когда я её позову. Ей-то уж режим был совсем ни к чему. Пташка стала моим лучшим другом. Пока я играл с собакой, пришло мне в голову вот что: обратиться к ребятам всего земного шара, чтобы не гоняли они больше ни собак, ни кошек. Ведь из злой и грязной собаки можно сделать верного друга. И с ним не замечаешь, как бежит время. И с каждым днём он привязывается к тебе всё больше. А ведь раньше Пташка была голодная, никому не нужная собака.

По режиму сижу и пишу сочинение. Про какое-нибудь дерево задали написать. Но не пишется. Гляжу в окно, там много деревьев, а что писать, не знаю.

Спросил у папы, а он говорит:

– К этим деревьям, Славик, ты не имеешь личного отношения. Что же про них напишешь? По-моему, это задание для тебя преждевременно.

– Ну вот, преждевременно, а задали…

– Я могу рассказать тебе про своё дерево, если хочешь.

– Давай, – говорю, – выручай.

– Маленьким я жил в деревне у бабушки. Однажды ранней весной я выкопал на опушке леса маленькую берёзку. Я знал, что скоро уеду в город к моим родителям навсегда, а берёзка останется бабушке на память.

Я выкопал яму и посадил деревцо у окна, чтобы любоваться им из дома.

Летом весёлые листочки трепетали на ветках, значит, берёзка моя прижилась.

А потом я уехал.

И вот приехал туда уже совершенно взрослым человеком поклониться бабушкиной могиле.

Дома нашего уже не было и в помине. Его снесли на дрова. Крапива и лопухи покрывали то место, где он раньше стоял. Мне было интересно, как выросла берёза за эти годы. Но я не нашёл берёзы. Неужели её сломали вместе с домом?

Повстречался мне тут старый лесник. Он сказал, что дерево сгорело при пожаре соседнего дома. Говорит, огонь так бушевал и разносился по ветру, что берёза вспыхнула факелом и пропала навсегда.

Потом я пошёл в лес, нашёл там новую берёзу, хотел её выкопать и принести в деревню. Но какой смысл пересаживать дерево из одного места в другое. Ведь от этого деревьев на земле не прибудет. Я расстроился, сел на пень и думал про людей и деревья.

И тут вижу: под густой тёмной елью пробился берёзовый росток. Пробиться-то пробился, да погибнет. Елки его заглушают. Никакого света не пропускают. Я и решил спасти это дерево. Принёс его на своё пепелище. Выкорчевал крапиву и лопухи, вырыл яму на том же месте, где раньше сидел у окна, как раз у дороги, которую теперь тут проложили, и посадил новую берёзу. Для порядка. Не должно быть, чтобы не осталось там моих корней.

Чтобы стихия не помешала ей вырасти, попросил лесника последить за саженцем. Потом огляделся вокруг: солнце уж низко, скоро стемнеет. Мимо пропылило шумное совхозное стадо.

Я вышел на дорогу и отправился ночевать в совхоз, который построили рядом с моей бывшей деревней. Там живёт мой прежний друг, теперешний директор совхоза. Я у него гостил этим летом, а он приедет к нам зимой. Дружба у нас возобновилась.

Я, Славик, думаю: правильно вам задание-то дали. Пусть ребята подумают, как своё дерево посадить. Чтобы деревья на земле не переводились. Тебе тоже пора об этом подумать.

– Да я бы целый сад посадил, – говорю. – Мне вовсе не лень, очень хочется посадить свой сад.

Мне жалко было берёзку и папину бабушку, которая умерла.

Я подошёл к своей бабушке и говорю:

– Хочешь, я тебе сделаю полезное дело?

– Нет, – говорит бабушка, – не надо. Мне так лучше.

Не поняла ничего моя бабушка.

Сочинение я написал, и меня за него хвалили.

Явно я стал исправляться. Учиться стало интереснее.

Я мечтал о саде, который мог бы посадить. Это был бы замечательный садик. В нём бы всё цвело.

Только где его посадить? Я ходил по улицам и подыскивал место для садика.

Но подходящего места в городе не было. Все свободные от домов места были засеяны травой и засажены деревьями. Это были общественные деревья. Может быть, мне всё же удастся посадить хотя бы одно дерево в этом большом общественном саду?

Я думал об этом мальчике и представлялось мне: когда-нибудь я войду в его дверь и скажу: «Здравствуйте. Я вас помню. А вы меня помните? Мы с вами умные, образованные люди. Давайте побеседуем о наших делах…»

Я гулял с моей собакой под деревьями у нашего дома. Другие тоже гуляли со своими собаками.

Одна собака убежала от своего хозяина, набросилась на девочку и напугала её, потому что девочка от нечего делать показывала ей язык. Теперь девочка громко плакала.

Мимо пробегал знакомый сосед того мальчика. Он сразу узнал меня и решил спасти от злой собаки. Он посадил меня к себе на плечи и так держал.

Я сказал, чтобы он спас тоже и девочку.

– Я же не могу разорваться, – сказал сосед.

«Тогда я сам спасу», – подумал я. Я стал от него вырываться, а он не пускал меня.

Подогнал на велосипеде Коля. Он спросил:

– Что тут случилось?

– Девочку напугала собака и её надо спасти, – сказал я.

– Сейчас сделаем, – сказал Коля.

Он свистнул. И прибежал этот мальчик. Довольно быстро прибежал, я никак не ожидал, что так быстро можно прибежать на один свист. Можно подумать, мальчик только и ждал этого свистка. Свисток был какой-то особенный, и видимо, для него что-то значил. Не мог я понять, как он так быстро примчался.

Он прибежал и свистнул собаке, которая испугала девочку. Собака сразу подбежала к нему. Он обнял её за шею, и она спокойно легла на землю к его ногам.

Около него собрались люди. Они не понимали, что это собака вдруг присмирела. Они спрашивали:

– Что ты сделал с собакой? Что ты сделал с ней? Какое ты имеешь право?!

Девочка, которую напугала собака, ушла домой. Я всё ещё сидел на плечах старика и никак не мог слезть. Эти люди не знали, почему надо было усмирять собаку. Им показалось, наверно, что мальчик злой, и может, он издевается над бедной собакой, и собаку надо от него защищать.

И тут мальчик сказал:

– Не беспокойтесь, сейчас собака встанет на ноги.

– И бросится нас всех кусать? – сказал сосед.

– Я этого не позволю, – сказал мальчик. Он опять обнял собаку за шею, и она бодро поднялась на ноги.

Люди на всякий случай отошли.

Мальчик взял собаку на поводок, который подал ему хозяин собаки, она больше не бегала и никого не пугала.

А на другой день эта собака спокойно гуляла со своим хозяином. Девочка тоже гуляла и этой собаки совсем не боялась.

«Почему этот мальчик, а не я, вчера спас девочку от собаки? Ведь я тоже там был и всё видел. И как это у мальчика всё ловко получается? И что ещё он придумает?» – размышлял я. Мне очень нравился этот мальчик.

Но чтобы поговорить с ним на равных, мне придётся ещё постараться. Мне-то с ним, конечно, интересно. Но ему-то со мной какой интерес разговаривать и время тратить.

Эх, как бы мне до него дорасти…

Высота развития человека, о которой говорил мальчик, представлялась мне, как большая лестница, и мне на неё надо залезть. Я уж как будто чувствую под ногами ступеньки этой лестницы. Будто они прогибаются у меня под ногами, потрескивают, вся лестница скрипит, дёргается и вот-вот упадёт, даже страшно. Вниз лучше не смотреть, а то упасть можно. Лучше вверх смотреть, видно, где лестница кончается. А куда эта лестница приставляется? Надо посмотреть.

И вот долез чуть не до неба – и наконец последняя ступенька. «Ну, а теперь что?» – думаю.

Вниз слезать неохота. И скучно. И вообще не стóит.

И вот как будто эта ступенька отделяется от лестницы и я на ней сижу и лечу.

Как же это она может летать? С моторчиком, что ли? А кто этот моторчик приделал? Я, например, никакого моторчика даже не видел ни разу. Мне его и не сделать.

Но надо что-то делать. И начинать, наверно, надо с моторчика.

Летать – это, конечно, здорово. Летишь над всеми, сверху всё видишь. Другие пешком по земле шагают. А я летаю выше всех…

Вы, наверно, думаете, мне это во сне снится?

Ничего подобного. Наяву представляется.

Во сне я и без моторчика прекрасно летаю. Что мне моторчик!

Но где же мне всё-таки этот моторчик взять?

Вообще-то в игрушечных машинах бывают моторчики. Я это и раньше знал, да не обращал внимания.

И вот взял я свою игрушечную машину. Катал, катал. Мне нравилось, как машина сама ездит.

Ездила, ездила. И вдруг остановилась – моторчик заглох. Стал я разбирать машину. Сначала батарейку снял. Потом докопался до моторчика. Вот он. Крепко сидит и не вынимается.

Вытащил.

Вот он какой! Совсем маленькая штучка. Посмотрел на неё со всех сторон. Интересно.

Стал я машину чинить. Моторчик на место поставил. Все части соединил. Особенно долго кабину приделывал, думал, что это самое главное. Там сиденьица красненькие.

Возился, возился, устал. Наконец всё сделал.

Не поехало!

Настроение ужасно испортилось. Делать ничего не могу.

Родители скоро про уроки спросят. Уроки учить совсем не могу. Есть не хочу. Так устал, что спать хочу. Я лёг, укрылся одеялом с головой, чтобы дневной свет не мешал засыпать.

Мысли всякие лезут и спать не дают. И все про моторчики. Если подумать – они везде, эти моторчики. В основном в машинах, конечно. А машины – везде.

Это я тоже раньше знал. Но сейчас как будто всё заново увидел. От этого мне вдруг жарко стало, я подскочил на кровати, и сердце так забилось, что даже слышно.

Я встал и хотел пойти на улицу. Но не так-то просто в нашем доме встать и куда-нибудь пойти. Собака привязалась. Ей как раз время гулять. Ладно уж, возьму её с собой, всё равно её надо выводить.

И вот собака бежит вниз по лестнице, я – за ней. А в это время кто-то на лифте поднимается. Лифт – ведь это тоже машина. Нажмёшь кнопку запустишь, значит, машину – и она вверх-вниз двигается.

Но меня уже не удивляет, что машины ездят. Я думаю, почему люди ходят. Разве есть у них моторчики?

Я оглядываю себя, верчу головой во все стороны. И думаю: почему вертится моя голова?

Вдруг кот молниеносно как выскочит – и прямо мне под ноги. Я чуть было не упал.

– Брысь ты, моторчик! Только тебя тут не хватало! – кричу коту. Моя собака за ним кинулась. А он в одно мгновение на дерево вскарабкался. Он залезает всё выше, выше. Вот он уселся на самой верхней, самой тоненькой ветке. Собака лает на него под деревом. Я с удивлением смотрю на кота. Он там неплохо устроился. Он посматривает на нас двоих и как будто смеётся над нами. Ни мне, ни собаке его не достать. Выходит, нашим моторчикам за его моторчиком не угнаться.

Вдруг слышу:

– Ты можешь залезть на дерево и достать моего кота? Твоя собака его туда загнала. – Эта та девчонка, которая вчера дразнила собаку.

Может быть, сегодня она этого кота дразнить собирается? Мне это совсем не нравится, и я говорю:

– Я полез бы, но надо сначала подумать.

– Пока ты будешь думать, кот на другое дерево удерёт.

И правда, ближайшее дерево совсем рядом, и кот вполне сможет на него перебраться. Третье дерево тоже, между прочим, близко.

– Тогда я сама за ним полезу, – и начала карабкаться.

«Залезет, – думаю, – застрянет там – тогда и её и кота придётся снимать. В два раза больше работы».

– Ладно, – говорю, – давай я сам слазаю.

И я полез на дерево за котом. Пролез немного и устал.

– Кот далеко, – говорю ей сверху.

А она кричит:

– Давай, давай, близко!

Но я не верю, что кот будет ждать, когда я его схвачу. По-моему, он не такой дурак.

А я дурак, что ли, лезть за ним зря на самую верхушку.

И вот я дальше не лезу. Сижу на дереве, ни туда ни сюда, и нарочно говорю:

– Не могу дальше лезть.

– Давай, давай, – говорит, – дальше полезай!

– Я могу упасть, – говорю.

– А ты держись крепче! – говорит. Вот завелась, хуже любого моторчика.

– А что, интересно, тебе от этого кота нужно? – спрашиваю.

– А чего он от меня убегает. От тебя твоя собака не убегает. А он убегает.

«В самом деле, – думаю, – я никогда не видел, чтобы кошки слушались, как собаки».

– Кошки – это тебе не собаки, – говорю. – И всё у них по-другому.

– Эх, только бы мне поймать моего кота! – говорит девчонка.

– Ну и что? – спрашиваю.

– Я ему покажу «по-другому», – говорит.

«Ах так, – думаю, – попробуй поймай». И я слезаю с дерева. Отдышался и говорю:

– Я раньше не знал, что коты умеют лазать по деревьям. Оказывается, здорово могут.

– Я тоже только сейчас увидела.

И опять я думал, что у девчонки, у кошки, у собаки, наверно, есть какие-то моторчики.

Но ей я об этом ничего не сказал. Она бы не поняла. А объяснять было трудно.

Вдруг подул ветер. Деревья зашумели, закачались. Кот испугался. Он обхватил ветку всеми лапами. Потом осторожно стал цепляться когтями и слезать задом вниз, развернулся, спрыгнул на землю и понёсся по улице. Девчонка кинулась за ним что есть мочи. Моя собака бросилась следом и всё время оглядывалась на меня, почему я стою, а не бегу тоже.

А я стоял и смотрел, как они бегут, как ветер дует, деревья качаются, по небу облака мчатся, птицы в разные стороны разлетаются.

Потом я позвал мою собаку. Я протянул руку, погладил её. А в руке есть мотор? А палец почему двигается? Тоже моторчик? Мне стало смешно – и тут я подумал про мотор смеха. А другие, интересно, знают об этом или нет?

Я отвёл собаку домой и пошёл к этому мальчику спросить, что он думает про эти самые моторчики.

На улице уже вовсю лил дождь. Я сразу промок. Вода стекала с меня, когда я пришёл к нему, и мокрые следы оставались на полу. Я не знал, что делать с этими следами, и растерянно сказал:

– Я ужасно не люблю дождь. И вообще плохую погоду.

И он сказал:

– Все не любят плохую погоду.

«Вот я дурак, – подумал я про себя, – сказал бы лучше про то, что люблю». И сказал:

– Ужасно люблю ездить, летать, только не ходить пешком.

Он на меня поглядел и сказал:

– Это все любят.

Слово «все» меня разозлило: как это «все»?

– Не могут все думать, как я. Неужели все любят то же, что и я?

– Ага, – говорит он.

– А ты?

– И я, – сказал он.

– А почему же все тогда пешком ходят? – Я видел в окно, как люди пешком идут домой с работы.

– А что делать? – сказал он.

– Как это что, – говорю. – Я, когда вырасту, машину себе куплю.

– Ну и что, – сказал он. – Все так думают, когда маленькие. А можно придумать что-нибудь поинтереснее.

– Да! – удивился я. – А что?

– Не знаю, – сказал он.

– Я об этом сейчас думаю, – говорю.

– А что тут думать. На самолёте можно полететь куда хочешь. Ты на самолёте летал?

– Нет ещё, – говорю.

– Ах, не летал! Ну вот и размечтался. Пора полететь тебе на самолёте куда-нибудь с родителями. Сейчас все летают.

– На самолёте-то все летают, – говорю. – Это я тоже могу.

– А слышал ведь, наверно, сказки о ковре-самолёте, о Карлсоне.

– Слышал, – говорю. – Только ведь это сказки. Я их никогда всерьёз не принимал.

– Почему же, – говорит. – На чём хочешь можно летать, если приставить моторчик…

«Ага, моторчик!» Я так и думал, что моторчик – очень важное дело. Вот бы побольше поговорить про моторчики.

– Моторчик – это да, – говорю.

– Правильно, – говорит. – Вот смотри моторчик. – Он достал с полки игрушку – робота – и покрутил сбоку ключик. И робот пошагал по полу ко мне. В животе у него крутились колёсики, высекались искры, как будто там что-то переваривалось. Робот равномерно махал руками, а иногда поправлял на голове кепку. Так интересно! Я сказал:

– Я люблю, когда что-нибудь само двигается. Когда я первый раз ехал на поезде, то не мог от окна оторваться. Я был маленький, и мне казалось, что вся земля едет, а вовсе не поезд, в котором мы сидим. Я-то ведь сидел на месте, не двигался.

– Ага, – сказал он. – Возьми с собой робота. Поиграешь дома. К моторчику приглядишься.

Я принёс робота домой и весь вечер гонял его по дому. Потом решил всё-таки заглянуть в его моторчик и приподнял ножиком спинку. Потом ещё чуть-чуть подцепил ножом. Вдруг раздался треск, все колёсики вылетели и железная пружинка ударила меня по носу.

Я испугался, что сломал чужую игрушку.

Смотреть на развороченный моторчик было печально. Но я не хотел обращаться к отцу за помощью. Он обязательно спросит про уроки, а мне сейчас не до них.

Я извинюсь перед мальчиком, раз так вышло. Я знаю: извинения хорошая вещь. Когда извиняешься, хвалят за вежливость.

– Извини, пожалуйста, – сказал я, когда пришёл к нему опять. – Он заглох…

– Я так и знал, – сказал он, – что ты внутрь полезешь. Ну ничего, сейчас я починю.

– Ты сам, что ли, будешь чинить? – удивился я.

– Оставайся, если хочешь, сделаем вместе.

В общем, он подогнал зубчатые колёсики одно к другому. Вставил пружинку на место. Поправил кремень, который искрит, когда колёсики крутятся. И прикрепил спинку. Потом завёл робота ключиком – сильно закрутил пружину. И эта пружина должна медленно раскручиваться и вертеть эти самые колёсики.

И робот опять зашагал.

Всё очень просто.

Я был рад, что игрушка исправна.

Но я был не рад, что простейший мотор не мог починить сам. Я был не рад, что всё равно не узнал, отчего всё двигается.

Уроки опять не выучил и получу новую двойку.

Вася, наверно, все выучил, ведь я ему совсем не мешал.

И вот опять сижу с ним рядом и молчу. Мне не о чем с ним разговаривать. Он ведь всё равно, мне кажется, ничего не сможет понять. Он же не думал всё это время про моторчики. А рассказывать пришлось бы долго.

Я сижу молчу и слушаю учителя. Хоть я и не сделал уроки, но мне всё понятно, что учитель рассказывает. Значит, моторчик в голове работает. Чувствую, умнее становлюсь.

Учитель смотрит на меня – вот-вот сейчас вызовет.

И вызывает.

И я всё совершенно правильно ему отвечаю. Мне кажется: это всё очень просто. Как будто я действительно вырос уже и теперь у меня будет всё по-другому.

И мне всё кругом нравится.

Только одно мне не нравится: я не спросил, как зовут знакомого мальчика. Всё время забывал спросить его имя.

И тут я подумал: имя у человека обыкновенное бывает Андрюша, Серёжа, Петя, Вася… Но он всё-таки необыкновенный мальчик.

И он мой друг. Вчера он мне сказал: «Приходи завтра».

Хороший день. Замечательный. Пять пятёрок наполучал. Никогда столько не было. Правда, не все поставили. Но я чувствую, что могли бы поставить. Удачный день – ничего не скажешь. Отличное настроение. С таким настроением я не могу вместе с Васей плестись по лестнице. Пусть он один плетётся, а я лучше на улице его подожду. И вылетаю из школы.

На улице дождь зачастил. Но наши ребята играют в футбол прямо под дождём. Я стою смотрю.

Сегодня мне и дождь нипочём, даже нравится. Смотрю, как ребята мяч гоняют прямо по лужам.

Сейчас Вася выйдет и я ему скажу: «Видал, как надо учиться!» Он обязательно спросит: «Чего?» Никогда сразу не понимает. А я ему объясню: «Думать, брат, надо. А ты всё уроки учишь, учишь, стараешься, как чёрт, а толку мало».

Вот я ему урок покажу.

И чего он там копается, столько времени не выходит. Стою жду и думаю: «Вот сейчас ему шапку на нос нахлобучу, будет он тогда „чего“ спрашивать. Совершенно неинтересно разговаривать с таким человеком. Но не одному же идти домой с таким прекрасным настроением. Надо обязательно с другом поделиться».

Вдруг мяч мне в лоб как даст!

Этот мокрый, грязный, холодный, тяжёлый, как булыжник, мяч, который ребята гоняли по всем лужам!

Какое безобразие! Что они там своих ворот не видят, что ли? С ума, что ли, сошли?

Я как заору:

– Вы что, не видите, куда бьёте!

– Да мы нечаянно, – говорят. – Хотели в ворота, а мяч в тебя полетел. А ты бы на ногу взял его, а ты бы отбил его, а ты бы в сторону отскочил, в конце концов, – чего ты тут стоишь, – говорят.

Я совсем рассвирепел, бегу на них драться.

А они на меня пальцами показывают и смеются. Потому что всё лицо у меня грязное от мяча. Им смешно. А я не знаю, что мне теперь делать с моим лицом. А они хохочут. Сами виноваты, а говорят, я же и виноват.

Ох и зло меня тут взяло.

Вытираюсь кое-как рукавами. Грязь только размазывается, и ребята ещё больше смеются.

А ведь из-за Васьки всё получилось. Он там так долго копается.

Домой с таким лицом невозможно показываться. Да как домой-то добраться? Все рукава у пальто грязные. Лицо грязное. Ребята смеются. Измучился я.

И тут Вася наконец появляется и ко мне подходит. Видит, в чём дело, и вынимает из своего кармана носовой платок. Чистый белый носовой платок. Вася его берёт и вытирает мне лицо и ещё успокаивает:

– Ничего, – говорит, – не заметно, не волнуйся, – и всё такое.

Вася провожает меня до дома, а я в это время думаю: «Вот так урок! Ведь я же хотел ему урок показать, а выходит, Вася мне урок показал».

Нечего было мне задаваться. Шёл бы спокойно домой, и всё. А вот остановился – и удар получил. Зря я, дурак, там стоял, двигаться надо было, а не на месте стоять.

Всё время двигаться, что ли? И останавливаться нельзя?

Я совсем запутался.

А Вася пошёл домой со своим платком.

Вдруг я кинулся его догонять, сам не знаю зачем. Догнал его и спрашиваю:

– Где твой платок?

– Вот, – говорит Вася. И вынимает запачканный грязью, мокрый, мятый платок.

– Жалко платок, – говорю. – А откуда он у тебя?

– Мне дома дают платок.

– Извини, – говорю.

– За что?

– За платок, – говорю.

– Ничего, – говорит, – мне другой дома дадут.

Я прибегаю домой и говорю:

– Почему мне не даёте платок?

– Какой платок тебе надо?

– Носовой, конечно, какой же ещё, – говорю.

– А ты сам бери, – говорит мама.

– Где его брать?

Мама подводит меня к шкафу и показывает целую гору носовых платков.

– А я не знал, – говорю.

– А ты знай, – говорит мама.

На другой день в каждый карман я положил по платку. Гора платков в шкафу сразу стала намного меньше – у меня оказалось порядочно карманов. Я ни на минуту не забывал про свои карманы, потому что в каждом был чистый платок. Я вынимал их по очереди и всё время вытирал нос, хотя этого не требовалось, но не зря ведь платок носовым называется. Мне очень нравились мои платки. Один был в клеточку, другие в полоску.

За это я получил в школе замечание: «Весь урок занимался носовым платком».

Дома отец спросил:

– Ты что сегодня такой сердитый?

– Вот, – говорю, – видишь? – И показываю ему замечание. Мне казалось, он должен похвалить меня: ведь у меня при себе носовой платок, и осудить учителя, что он не понимает, как это здорово. – Вот, – говорю, – платки виноваты. – Я вынимаю их все из карманов и бросаю на стол. Мне кажется, что чем их больше, тем лучше.

– Зачем тебе столько? – удивляется отец. Он отбирает все платки и отдаёт их маме.

– Что же человеку без платка ходить, что ли? – говорю.

Отец говорит:

– Занимаешься мелочами, вместо того, чтобы делать в школе главное – слушать учителя.

– А вот и нет! – говорю.

– Согласись, что я прав, – говорит отец.

– Почему это ты прав? – говорю.

– Знаешь, – говорит, – такое моё мнение, так мне кажется, такая мысль у меня мелькнула, – и смеётся.

Особенно мне последние слова про мысль понравились.

И тут вдруг я почувствовал, что и у меня мысль мелькнула. Мелькнула или не мелькнула? Кажется, мелькнула: отец неправ! Я тут же решаюсь с ним поспорить.

– Отец, – говорю я. Первый раз в жизни я называю его «отец», а не «папа». Мне кажется, так лучше звучит, когда имеешь своё собственное мнение. – Я ни за что с тобой не соглашусь!

– Как так? – удивляется папа.

– Платок вовсе не мелочь. А самое главное дело.

И я рассказал ему, как Вася меня выручил.

Папа выслушал меня и тоже стал спорить:

– Дело тут было не в платке, а в человеке. В Васе всё дело. Он оказался неплохим человеком: сообразительным, добрым.

Тут я снова почувствовал, что опять у меня в голове мысль мелькнула, и продолжаю спорить:

– Послушай, – говорю, – отец, а что бы делал этот добрый человек, если бы у него платка с собой не было?

– Как сказать, – говорит папа. – Наверно, он что-нибудь бы придумал.

– Вот если бы у него не было с собой платка, тогда бы ему надо было что-то придумывать. Но у него был платок. И это было самое главное дело. Согласись, что это так, – говорю.

Не знаю, согласился ли со мной мой отец. Только он полез к себе в карман и проверил, есть ли у него носовой платок.

Платок в кармане был.

Между прочим, я тоже один платок себе оставил в маленьком кармашке на всякий случай.

А утром ещё один платок с собой в школу прихватил.

И вот опять я в школе сижу. Спокойно сижу на уроках. Ни с кем не разговариваю. Не с кем просто. Никто ведь ничего не понимает. У меня всё в порядке. Целых два чистых носовых платка при мне на всякий случай. Вот я и жду подходящего случая, когда вдруг мой чистый платок понадобится.

В тетради аккуратно упражнение пишу, в другой тетради ужасно сложные примеры совершенно правильно решаю.

Стараюсь прямо сидеть.

На перемене не бегаю, чинно прогуливаюсь по коридору.

Но не дают человеку покоя. Всё время подбегают и дёргают. А учитель даже спросил:

– Ты что, брат, болен? Нет? Что же ты сегодня ходишь, будто кол проглотил?

– Какой кол? Никакого кола не было, – удивляюсь я.

– Палку, значит, – улыбается учитель.

– Ах палку, а я уж об оценке подумал. А какую палку?

– Ну ладно, ладно, иди, всё в порядке, – сказал Пал Палыч.

Вот именно – всё в порядке.

На следующем уроке у меня опять мелькнула мысль: «Я всё же аккуратный человек. Я ведь ОЧЕНЬ аккуратный человек. Я даже САМЫЙ аккуратный человек в нашем классе, а может быть, во всей школе!»

После этого меня как будто что-то подтолкнуло изнутри, будто какой-то дополнительный моторчик завёлся, и я уже больше не мог сидеть на месте. И ходить больше тоже не мог. Я кинулся на всех драться. Не просто так кинулся, а чтобы всем показать: я САМЫЙ сильный человек.

Я действительно побил всех, которые попались мне под руку и не успели убежать. У меня мелькнула мысль: куда же это они разбегаются? Не могут сообразить, что драться надо, сопротивляться, а не разбегаться.