Текст книги "Прикамская попытка – 1"

Автор книги: Виктор Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Чего надо, – я не ждал ответа на свой вопрос, выпученные глаза братьев Шадриных говорили сами за себя. Однако, не люблю начинать драку первым, всегда стараюсь разойтись мирно, – повторяю, чего надо от меня?

– Отпусти, больно, – проскулил снизу грубиян.

Я отпустил его, разворачиваясь в сторону дома, Вова в пяти шагах впереди уже улыбался, не сомневаясь в достойном продолжении «марлезонского балета». Тормозные братья, наверняка, не ожидали, что я спокойно отвернусь от них и пойду дальше, среагировали спустя пару секунд, криком,

– Ах, ты, сука!

Судя по топоту, можно было начинать, а то рискую получить черепно-мозговую травму. Я развернулся, уходя с линии атаки, совершенно неожиданно для Шадриных, кулак моей правой руки уткнулся в солнечное сплетение ближайшего из братьев, я их тогда не очень различал. Пока резвый бегун оседал на землю, я развернул его и подтолкнул в крапиву у дороги, шагнул навстречу второму, отбивая его удар рукой в моё лицо. Следующий мой шаг навстречу сопровождался ударом уже моей левой руки в горло второму брату, с одновременным толчком в нужную сторону правой рукой, моей, разумеется. Второй брат падал на спину, словно бревно, не сгибаясь, в отличие от передового Шадрина, чьи ноги уже торчали из крапивы. Третий драчун налетал на меня, не давая времени развернуться, и, очень неудачно наткнулся на мою правую ногу, выставленную вперёд на уровне его паха. Он, продолжил разнообразие падений, уткнувшись носом в пыльную тропинку. Старший к этому времени уже вылез из крапивы и набирал разгон в мою сторону. Пришлось его осадить болевым приёмом, да шепнуть пару слов о возможном переломе руки.

Всё, можно оглядеться, вдруг, кто за спиной подобрался, нет, за спиной ухмыляется Вовка, давно не видевший подобных сцен. Я привычно охлопал лежавших драчунов по одежде, проверяя наличие оружия, неприятно, знаете ли, получить ножом в спину. Один мой приятель, классный рукопашник, от сопливого подростка получил два ножевых проникающих ранения, едва развернулся к тому спиной. Еле выжил после двух операций. В этом веке операции меня не спасут, тут доктора, в основном, кровь пускать любят, как лучшее средство от болезни. Оружия у Шадриных не оказалось, пульс я у всех проверил, живы и без переломов. Не прошло и пяти минут, как мы с Володей оказались дома, любуясь на цветущие помидоры в огороде.

? Ну, что, – спросил друг, – теперь они каждый вечер нас будут караулить?

? Нет, – прикинул я возможное развитие событий, – оклемаются, прихватят пару дуболомов, тогда ещё раз нападут. Если хорошо получат, могут отстать, парни, вроде, взрослые, соображать должны.

О том, что весь посёлок знает результаты стычки с Шадриными, нетрудно было догадаться на следующее утро. До обеда человек тридцать рабочих и мастеров с других участков побывали в нашей литейке, откровенно таращась на меня. Некоторые подходили и здоровались, не зная, что сказать. «Настоящие дети», улыбался я, вспоминая такие же хождения в школе, когда я побил одного из школьных хулиганов. Правда, тогда нам было по тринадцать лет, а этим-то мужикам, не меньше тридцати. Не забивая себе голову всякой ерундой, я выкинул Шадриных из головы уже к вечеру, хватало забот поважнее. Дома удалось, наконец, получить гремучую ртуть и проверить её на срабатывание. Она была основным компонентом инициирующего вещества в нашем плане создания ружейного патрона и оружия под него. Сначала я собирался заняться азидом свинца, который чаще применяют в качестве инициирующего вещества, он и ведёт себя спокойнее.

Однако, встретив в одном образце руды, привезённой с Урала, едва ли не две трети киновари, не смог удержаться, пошёл по лёгкому пути. Тем более, что этой руды в заводских отвалах набиралось почти на пуд гремучей ртути. Такого запаса хватит на несколько десятков тысяч капсюлей. Всю неделю я лихорадочно занимался получением гремучей ртути и её проверкой на сработку, к субботе результаты вышли стабильные, можно изготавливать капсюли. Размышляя об удачной находке, мы с Вовой вышли за проходную, где сразу заметили своих буйных знакомых. Шадрины, как я и предполагал, взяли с собой пару здоровяков, да ещё с дубинками, придётся потрудиться. Дальнейшее уже не представляло интереса, я беспокоился об одном, чтобы не подставить под удар Володю. Он, несмотря на свои габариты, добрейший человек, наверно, ни разу в жизни не дрался, в школе точно нет.

Весь путь до нашего околотка я шёл немного позади друга, краем глаза контролируя пространство позади нас. Получить дубинкой по голове, честно говоря, было страшно, да и позорно, как рукопашнику. Едва мы свернули за угол нашей улицы, я протолкнул Вовку вперёд, чтобы не мешал и развернулся навстречу нападавшим. Наверняка, за нами наблюдают не меньше десятка зевак. В таких обстоятельствах ударная техника не подойдёт, могут обвинить в нападении. Попадать в холодную снова мне не хотелось. Потому я использовал в основном болевые захваты и контроли. Благо, все нападавшие настроились на примитивную драку, да ещё со своим преимуществом. Не стоило особого труда переубедить ребят, после чего я позволил себе поиздеваться над ними, заставив вслух признаться в своей глупости. Всего-то пары слов, что могу переломать всем братьям руки в локтях, после чего те станут калеками, хватило, чтобы драчуны одумались. Меряя всех на свой аршин, они приняли мои слова всерьёз, поскольку сами не раз калечили других.

Примерно о том же я поговорил с отцом драчунов на следующий день у церкви. Разводить вендетту я не собирался, давно вышел из подросткового возраста, о чём и уведомил Шадру. Большую часть своей речи я рассказывал о своём возрасте и нежелании заниматься детскими драками, после чего, совершенно спокойно обронил, что третий раз просто убью его сыновей, да сделаю так, что прав буду, любой суд оправдает. Я знал, что именно такие фразы убеждают людей сильнее долгих уговоров и обещаний. Шадра не был глупцом, он вполне поверил моему обещанию, многие охотно верят, что другие будут поступать, как они сами. Хотя мастер не сказал ни слова в ответ, сомнений в будущих отношениях с Шадриными не оставалось. Некоторые опасения были в отношении городового, но, тот ничего не предпринял, как и управляющий. Полагаю, тут подействовали свидетельские показания и клятвы драчунов, данные прилюдно.

Неожиданным результатом этой стычки стала просьба двух десятков подростков обучить их драке. В принципе, возражений у меня не было, многих ребят я знал, они часто заходили ко мне в гости. Однако, прикинув, сколько времени отнимут занятия, я задумался и решил посоветоваться с друзьями. Вова только пожал плечами, а Палыч высказал интересную мысль,

– Ребята, а с кем вы хотите новые технологии развивать? Когда пугачевские войска подойдут, кто из ваших ружей и пушек стрелять будет? Солдат в Прикамске не больше взвода, нашим оружием они пользоваться толком не смогут, сдадут завод восставшим, как в нашей истории. Потом заново придётся всё начинать. Сейчас, парни, самое время создавать собственную гвардию, именно из этих пацанов. Они, в отличие от взрослых, поверят нам и будут преданны, если их грамотно воспитать, в крайнем случае, станут основой нашей армии, случись что непредвиденное. Парни не привязаны к семьям, желание освободиться из крепостной зависимости может сыграть решающую роль в нужный момент.

– Палыч дело говорит, – поддержал его Вовка, – вспомни начало девяностых, большинство преступных группировок создавались на базе спортивных секций. Молодёжь, особенно из бедных семей, выполняли указания тренеров без раздумий, особенно, подкреплённые обещанием больших денег. В нашем случае, будет обещание свободы от крепостной зависимости и личное оружие, для подростков оружие очень заманчивый фактор.

– Кабы городовой ласты мне не свернул, не хочу снова в холодную, – выдвигал возможные проблемы я, мысленно согласившись создавать отряд помощников, – неужели он просмотрит создаваемую под носом группировку?

– С городовым разберёмся, – пообещал Иван Палыч, – есть к нему подход, жаден без меры, подкупим. Не деньгами, так лосями, по слухам, лосиная вырезка ему понравилась.

Тут же мы обговорили основные принципы обучения ребят, Палыч взял на себя всю военно-прикладную часть, где мы с Вовой ничего толком не понимали. Он же предложил помогать на тренировках, чтобы сделать их ежедневными, для пущего психологического эффекта обработки учеников. Почти неделя ушла на посещение родителей будущих учеников, конфликта с которыми я желал меньше всего. Я честно говорил, что ребята будут не меньше пары часов по вечерам отвлекаться от домашней работы, понадобится помощь для постройки сарайчика под занятия, кое-какая одежонка, чтобы не рвать добрую одежду. В качестве плюсов обещал научить сыновей стоять за себя против двух-трёх драчунов, научить стрелять из ружья и по осени подкинуть лосиного мяса, как мы с Палычем нынче в марте добыли. Последний аргумент очень помогал воздействовать на матерей, отцы, как правило, почти сразу соглашались, каждый видел своего сына непобедимым и сильным, способным дать сдачи любому. Даже им, моим ровесникам, понравилась расправа с братьями Шадриными, потому у отцов особых возражений не было. Тем более, что в семьях меньше трёх детей не бывало, обычно четыре-пять ребят, средние вполне способны заменить отлучающихся на учёбу старших сыновей.

Свои опыты я решил не забрасывать, используя ребят в качестве помощников, после тренировок объяснял смысл своих действий, приучая наиболее толковых работать с реактивами. Сложив на помощников всю рутинную и подготовительную работу, я неожиданно быстро продвинулся в результатах своих исследований. С помощью учеников всего за месяц удалось наработать почти стандартный запас кислот и щелочей, выделить необходимые индикаторы и пробники. С активной помощью ребят, опять же, я принялся исследовать все отвалы и рудные отходы. Результаты оказались настолько неожиданными, что я провёл даже пару количественных анализов, не веря своим глазам, вплоть до получения конечных продуктов. Оказывается, в восемнадцатом веке, наши предки переводили на железо богатейшие полиметаллические руды. Стали понятны успехи за границей демидовского железа, там, судя по моим прикидкам, содержание вольфрама, титана, ванадия, марганца и хрома было, как у легированных сталей.

Другой вопрос, что полезного мы можем из этого взять? Оставив размышления на будущее, с помощью учеников, мы с Палычем принялись создавать запас «стратегических» материалов. С железом, медью, свинцом, оловом и цинком проблем на заводе не было, эти металлы свободно можно было приобрести, либо «вынести», по привычкам советских времён. Как мы убедились, привычки пошли издалека, работяги практически не пользовались услугами базарных торговцев, выковывая топоры, ножи и скобы на рабочих местах, затем выносили всё с завода. Мы не стали нарушать традиции, занялись «выгонкой» из отвалов и брошенной руды относительно чистых вольфрама, хрома, титана, марганца, вот, ванадия оказалось слишком мало. Для этой цели пришлось сложить в домашней мастерской ещё одну печь с активным наддувом воздуха, жаль, кислорода не было. Отсутствие необходимых инструментов и механизмов с энтузиазмом компенсировали наши ученики.

Вообще, ученики меня здорово порадовали, парни были жилистые, физически крепкие, выносливые и упорные. Проблемы у них возникали только с растяжкой, тут приходилось следить, чтобы не порвали связки от усердия. В остальном, тренировки проходили с максимальной пользой, разгильдяев и болтунов, как я успел убедиться, в восемнадцатом веке было в десятки раз меньше, чем в двадцатом. Своей исполнительностью и дисциплиной, ребята мне напоминали японцев, всё понимали и выполняли с первого раза, чётко, тренировались до изнеможения. Потому и прогресс в обучении превосходил все ожидания. Зевак среди ребят не оказалось, после первых недель все случайные люди отсеялись, в группе остались три десятка парней и Валентина. Ей единственной разрешил отец ходить на занятия, в обязательном сопровождении младшего брата Федьки. Чтобы избежать каких-либо упрёков, с девушкой старались работать мы с Палычем, нас, по крайней мере, не обвинят в домогательстве.

Эти направления моей жизни – тренировки, домашние эксперименты и работа, занимали все часы существования, кроме семи часов сна. Вышло так, что не успел я приспособиться к работе в литейке, как навалились тренировки и домашняя лаборатория. Несмотря на весь интерес к лабораторным работам и желание обучить ребят, выматывался за летние дни я основательно. Настолько, что забыл о существовании женщин, а измученный «стариковский» организм ничего не требовал. Я ловил себя на том, что смотрю на молодых женщин равнодушно, думаю исключительно о делах и проблемах. Вроде рановато стареть, проскальзывали мысли, найти себе вдовушку, как наш Палыч, да жить вдвоём весело. Потом, как вспомню своих ребят и жену, оставшихся в две тысячи шестом году, выть от тоски хочется. Причём, не столько жена вспоминается, сколько дочь и сын мои, оставшиеся без отца. Как им государство помогает, я в курсе, такой помощи врагу не пожелаешь. С другой стороны, будут с детства на свои силы рассчитывать, глядишь, в жизни легче будет. Посижу, погорюю, да за работу принимаюсь. Мысли о вдовах быстро из головы улетают.

Осень буквально налетела, напомнив о наших огородных чудачествах. С помощью ребят мы легко справились с уборкой, да, собственно и убирать особо нечего было. Картошки я собрал восемь вёдер, помидор в общей сложности четыре ведра, а подсолнухов выросло семь головок. Есть урожай пока не придётся, разве помидор немного можно попробовать, да ребят угостить. Остальное на следующий год, там урожай будет уже промышленный, можно и гостям предложить. Одно ведро помидор, я не удержался, засолил на пробу в берестяной кадушке. После уборки урожая к вечерним тренировкам добавились походы в лес, там правил Палыч. Он и ребят натаскивал воинским премудростям, предложил стрельбы учинить. Хотел я отказать, под предлогом закончившихся патронов, да прикусил язык. Кто мешает новые патроны снарядить?

Вова за неделю сварганил мне четыре машинки, три для патронов, одну для выдавливания капсюлей. Стандартных, под мой двенадцатый калибр. С листовой медью проблем на заводе не было, гремучая ртуть давно ждала своего часа. Оставалось купить два огромных котла и посадить ребят за выварку целлюлозы из сухого камыша и тростника. Этого добра по берегам пруда и в болотах хватало с избытком. Заодно и технологию проверим, которую я знал пока в теории. Получилось, полагаю, неплохо, с первой варки целлюлоза пошла нужного качества, затем ребята работали без моего присмотра, особенно, когда я сказал, что будем снаряжать патроны и учиться стрелять. Под это дело у меня оказалось тридцать пар бесплатных рабочих рук, они быстро накрутили и наштамповали ещё сотню самопальных патронов. Выварка целлюлозы с тех пор стала постоянной, парни без меня приносили топливо, камыш, разводили огонь и следили за процессом. Даже дежурство организовали сами, не прерывая процесса. Прямо, как герои гайдаровских повестей, оставалось найти им Тимура для названия команды.

Я, выходит, оказался почти не у дел, сразу подключился к Вовке, тот как раз занялся своими станками. Он резонно решил, что ассимилировались мы вполне, пора приступать к прогрессорской миссии, начать выпуск новой техники. Казнозарядная пушка подходила для этого, как мы прикинули, лучше всего. Однако, просчитав себестоимость самого орудия и снарядов, мы сравнили полученные данные с имеющимися ценами на пушки и боеприпасы, поручик Жданов в них ориентировался отлично, мы быстро прикусили языки. Цена на боеприпасы перекрывала все возможные плюсы от скорострельности казнозарядных пушек. Горечи добавил Палыч, рассказав, со слов ветеранов охранного взвода, как редко применяют орудия в современных войнах. По здравому размышлению, мы решили так резко не начинать, напугаем военное ведомство ценами, потом сто лет ничего не купят из наших новинок.

Пушку, всё же, решили сделать, но обычную для восемнадцатого века, разве, более прочную и лёгкую, да со своим порохом и ядрами. Во-первых, в России почти всегда не жалели средств на оружие, особенно новейшее. Другой вопрос, что не всё принимали на вооружение, так пушка – дело святое, её все генералы любят. Во-вторых, получив заказ на производство орудий, мы быстро разовьём станочный парк в Прикамском заводе, способный легко освоить производство других изделий, в том числе, мирного характера. В-третьих, разговоры о войне с Турцией шли который год, мы знали, что в начале семидесятых годов будет эта война, под неё и подстраивали пушку. В-четвёртых, только пушки могли нам помочь в случае конфликта с пугачевскими войсками, когда те через три года придут в Прикамск.

Пока Вова баловался своими станками, я сделал небольшую отливку легированной стали, пробную, для резцов. После закалки резцы неплохо обрабатывали сталь, не говоря о железе. Выплавку заготовок орудий, мы с Владимиром проводили вдвоём, заранее подготовив необходимые добавки и присадки. Всё равно, волновались, как на экзамене. Провалим этот шанс, другого случая, управляющий не даст. К счастью, мастерство, как говорят, не пропьёшь, отливка вышла добротная, вполне к предполагаемому использованию. Смотреть, как Вова будет её обтачивать, я не стал, упражнение для простого пэтэушника мой друг выполнит не глядя. У нас хватало дел по изготовлению зарядов для орудия. Первый десяток ядер пришлось катать вручную, а заряды приносить из домашней мастерской, смех, да и только.

Дома, тем временем, мы с ребятами, как раз приступили к массовым стрельбам из моего ружья, тут ко мне городовой и заявился. Видимо, расслабились мы, кто-то услышал частые выстрелы, а бой моего ружья с местными кремнёвками не спутает никто.

– Бунтовать хочешь, немец, – практически с порога заявил Фрол Аггеич, – почто парней стрельбе обучаешь? Кто тебе дозволение дал на это?

Ничего, конечно, мы не нарушали, для стрельбы в лесу не надо дозволений. В восемнадцатом веке государство ещё не додумалось до разрешительной системы, оружие могли иметь все, кто способен его купить. Но, спорить с городовым, чтобы установить хорошие отношения, не самое лучшее начало разговора. Благо, к своим тридцати шести годам мы научились ладить с властями, начав установление контакта с добротного угощения. После нескольких проб наливок и настоек, под обещание поставки таких бутылочек и отборной лосятины, Фрол Аггеич направился домой. Его вполне удовлетворили мои верноподданнические заверения и прочая лапша, сопровождавшая наше застолье. Собственно, сразу была понятна причина его посещения, жадная натура городового не могла пройти мимо такого повода для вымогательства. Как говорили в одном сериале, «Ничего же не меняется, суд продавался пятьсот лет назад и сейчас то же самое».

Ближайшие полгода основной заботой стали регулярные поставки городовому настоек и лосиного мяса, зато никто нашим спортивным играм на свежем воздухе не мешал. Мне с ребятами редко приходилось бегать, весь процесс «начальной военной подготовки» взял в свои руки Палыч. Натаскивал ребят он строго, присматриваясь к ним в расчёте на предстоящие сражения. Мне досталась роль помощника Володи в изготовлении пушек, она сводилась к возобновлению истиравшихся резцов и свёрл. Нашим творениям до победита не дотянуться, алмазной крошки тоже не предвиделось. Потому приходилось почти ежедневно выпекать до полусотни заготовок, затачивать их, чтобы хватило на пару дней работы. Нудная, скучная работа, но, увы, тот же победит не от хорошей жизни изобретали.

Осень моя любимая пора, в сентябре-ноябре я чувствую себя великолепно, нравится бродить под моросящим дождиком, обходить бесконечные осенние лужи. Люблю дышать запахом сырых опавших листьев, собирать грибы, наслаждаться последними тёплыми деньками. Осень всегда навевает на меня лирическое настроение, хочется гулять с любимой девушкой по аллеям парка, усыпанного жёлтыми листьями, читать стихи, обниматься под зонтом, целоваться под дождём. Потом бежать в тёплый дом и сидеть у печи, глядя на огонь и думая, друг о друге. Так и той осенью получилось, едва освободившись от дел, я заскучал, душа и тело просили любви. Впервые за год пребывания в восемнадцатом веке, я стал обращать внимание на женщин, оборачивался в след молодым вдовушкам. Одним словом, зажил нормальной, человеческой жизнью.

Неожиданно я обнаружил в своём доме красавицу и умницу, что тренировалась у меня почти полгода, через день устраивала в моей избе уборку. Оказывается, Валентина за это время выросла в настоящую девушку, стройную, высокую для своего времени, почти до моего виска. В посёлке не набралось бы и пяти женщин её роста. Вообще, что касается роста, даже я, со своими ста семьюдесятью пятью сантиметрами, редко встречал равных себе. Вова же, однозначно слыл самым высоким мужчиной в Прикамске. Мои подопечные и их родители редко дотягивали даже до ста шестидесяти сантиметров роста, сто шестьдесят пять были мерилом высоких. Отец Вали, например, был ниже ста шестидесяти сантиметров, правда, мать её была с отца ростом. В кого пошла их дочь, сказать трудно, но, красавицей она выросла, несомненно.

Русые волосы она заплетала то в одну косу, то в две, порой оборачивала косой голову, как известная украинская женщина-политик. На фоне молочно-белой кожи лица ярко выделялись чёрные прямые брови и чёрные ресницы, васильково-синие глаза смотрели, казалось, в самую душу собеседника. На круглом лице немного выделялись скулы и упрямый подбородок, плотно сжатые губы редко улыбались. Вообще, девушка оказалась необычно взрослой для своих шестнадцати лет. Она редко улыбалась, но, улыбка её не оставляла безразличным ни одного мужчину. Вероятно, поэтому и сватались к ней с четырнадцати лет, не реже двух раз в год. Несмотря на красоту, Валя не оказалась томной волоокой девицей, у неё была великолепная память, быстрое оригинальное мышление, движения точные, чёткие. К примеру, таблицу умножения она выучила за неделю, в отличие от большинства парней, добивавших таблицу больше месяца.

В общении девушка вела себя достаточно просто, не кичилась, не жеманилась, но, панибратские отношения пресекала жёстко. Охотники хамить рядом с ней не задерживались, на первых же занятиях Валя сумела себя поставить так, что не уверенные в себе шутники предпочитали рядом не становиться. Её шефство над моим хозяйством все восприняли естественно, как женскую работу. Я же только в ноябре заметил рядом помощницу, ставшую незаменимой. Дурак, да и только. Глядя на её экономные точные движения, на точёную фигурку с узким поясом, я млел от любви. Надо же, влюбился в девицу на двадцать лет себя моложе, да ещё шестнадцатилетнюю. Кто бы мне сказал год назад, что влюблюсь без памяти в такую малолетку, рассмеялся бы в лицо. Сейчас каждый день общения с ученицей добавлял к моему чувству дополнительный эмоции, одни положительные стороны видел я в девушке, несмотря на свой цинизм. Понимая, что она не ответит мне взаимностью, я продолжал радоваться каждому дню общения с Валей. При всём этом, с опытом старого конспиратора прятал любые проявления своих чувств. Одним словом, получилось, как у О.Генри в рассказе «Бабье лето Джонсона Сухого Лога», не читали? Мне этот рассказ приходил на память почти ежедневно.

Чего только не передумал я, ворочаясь ночами на деревянных полатях, от немедленного сватовства меня удержало прилюдное обещание Валентины выйти замуж не раньше восемнадцати лет. Простое объяснение в любви могло закончиться двумя вариантами, либо девушка расхохоталась и объявила бы, что я стар для неё. Либо согласилась бы, не любя меня, чтобы выбраться из родительского дома. Не знаю, что было бы хуже, но, насильно жениться я не собирался. Ночью мне снились эротические сны с участием моей ученицы и без неё, а днём я проводил с ней тренировки, стараясь оказаться от неё подальше, чтобы приёмы с ней отрабатывал Палыч. Сдерживать эмоции мне помогало понимание того, что наши дети станут крепостными, такой участи я им не желал. Только мысли о крепостных детях, которыми представлялись мои, оставшиеся в двадцать первом веке, помогали сдерживаться. Это моё бабье лето затянулось до конца декабря, когда Вовка срочно доводил пушки до готовности.

Я отбросил свои нежности и отправился к нему, пушки слишком много значили для нашего общего будущего, будет ли оно вообще у нас. Орудийные заряды к тому времени были готовы, я успел проверить пару, чтобы не опозориться перед управляющим. Сами мы стреляли, естественно, холостыми, не умели мы стрелять ядрами, боялись показать свою некомпетентность. Однако, обстрел пушек прошёл на «ура». Судя по тому, что нас пригласили к Алимову домой, поразить его удалось вполне. Под это дело пришлось всю ночь перелицовывать свою одежду, не в рабочих же портках идти на званый обед. Валентина и тут мне помогла, с лёгкостью портнихи выкроила и сшила чёрные брюки из добротной ткани. Несмотря на нашу самоуверенность, чувствовали мы себя с Вовкой скованно, особенно поначалу.

Но, кампания оказалась достаточно узкой, все давно знакомы, пара фраз на английском, упомянутые к месту, послужили нам лучшей характеристикой. Не увлекаясь техническими обсуждениями, мы с удовольствием поговорили о вечном – погоде, планах на урожай, событиях в Европе и перспективах войны с турками. В разговоре о войне удивили собеседников, высказав полную уверенность в победе над оттоманами и непременном завоевании в ближайшее время Крыма. Никто из нас не помнил, когда это произойдёт, так точную дату мы не называли. Вот уверенность в том, что не пройдёт и десяти лет, как мы сможем посетить полуостров, удалось передать слушателям. Поразила всех обыденность нашего тона, словно мы говорили о чём-то, общеизвестном. Собственно, для нас так оно и было, никуда турки не денутся, не говоря уже о крымских татарах.

Только после этого обеда управляющий рискнул сообщить о новых орудиях в столицу, настаивая на прибытии инспекции для официальных испытаний пушек. Видимо, он убедился, что мы не случайные люди, в состоянии не только лить сталь, но, и обладаем неплохой общей подготовкой. Нет, он не стал считать нас равными себе, однако, мастерами нас оформили, с должным повышением оклада, оставив при старых обязанностях. Более того, нас по-прежнему приглашали на обеды, в один из которых, мы, не имея возможности пригласить, домой, предложили следующий выходной провести на охоте. Там испробовать наше ружьё, равных которому нет в России, да и Европе, без тени хвастовства упомянул я, к слову сказать. Что характерно, я был прав, но, не буду же говорить, что ружьё опережает время на два века.

Идея всем пришлась по душе, всё население посёлка давно знало о наших военно-спортивных играх, слухи о казнозарядном ружье ходили с прошлой зимы. Потому мысль отправиться на охоту подхватили, свои ружья все брали, не скрывая желания пострелять из моей курковки. Дату выпуска оружия я забил пробойником ещё в прошлом году, на всякий случай. Тут, как раз и купец этот, Лушников, из Сарапула прикатил. Шустрый, видимо, купчина, если сразу оценил достоинства и прибыльность подобного оружия. Ну, о его попытке торговли со мной, говорить не буду, несерьёзно. Однако, договор о создании совместной кампании по производству таких ружей и патронов к ним, мы подписали. Акинфий Кузьмич сразу отправился в Санкт-Петербург, выбивать разрешение на открытие оружейного завода. С ним мы письмо для Никиты нашего отправили, да заказов надавали этому купцу, мол, для производства ружей весьма нужны и для нашего здоровья необходимы. Платить обязались из своих средств, к тому времени деньги у нас стали скапливаться, некуда холостяку зарплату мастера тратить, если водку не пить и приятелей не поить.

Возвратиться Акинфий обещал к весне, с разрешением на строительство завода, в чём я здорово сомневался, зная российскую волокиту. В ожидании весны все занимались своими делами, Палыч тренировал своих будущих диверсантов и партизан, я ставил им рукопашный бой. Володя, как обычно, конструировал очередной станок, говорил, что фрезерный. Тут, по случаю, попался мне бочонок жира тюленьего, по бросовой цене, три вогула с севера привезли. Как эти вогулы добрались до Прикамска, не понимали, видимо, они сами. Судя по внешнему виду, напоили их «добрые люди», да обокрали, оставив бочонок жира, не польстились на вонючее содержимое. Я присмотрелся к продавцам, молодые парни, ещё не алкоголики, как подавляющее большинство пожилых вогулов, одеты страшно бедно, в замызганные меха. Однако, держатся скромно и уверенно, не смотрят подобострастно в глаза, выпрашивая подаяние. Торгуясь по цене жира, я заметил, что парни буквально дрожат от холода в дырявых одеждах, потому пригласил к себе в избушку.

День был воскресный, в тёплой избе парни отогрелись, наполнив небольшое помещение ужасным благоуханием, к счастью, я жил один. Пока обедали вместе, познакомились. Егор, Айка и Пахом, удивлённые отсутствием огненной воды за обедом, перестали нервничать и рассказали свою немудрёную историю. Как отправились они из стойбища, расположенного, судя по туманным описаниям, в междуречье Камы и Печоры, продавать жир тюлений, кость моржовую и немного песцовых шкур, в Пермь. Там, де, цену хорошую дадут за их товар и можно железных ножей, да наконечников к стрелам купить. Не повезло парням, напоили их на третий день торгаши, обобрали и бросили в сани каравана, идущего вниз по Каме. Караванщики, видать, в доле были, потому, что ещё три дня поили вогулов, да высадили возле деревни Бабки. Как оттуда несчастные добрались до Прикамска, за полсотни вёрст, по крещенскому морозу, непонятно. Следов обморожения на парнях я не заметил.

Разговаривать о вреде пьянства я не стал, для северных народов, особенно финно-угоров, этот бич неизлечим. С трудом удалось загнать парней в баню, смыть с них толстый слой грязи и жира, да уложить вповалку на свои полати. В понедельник, уходя на работу, оставил им еды и велел сидеть дома. В заводской конторе узнал, что через два дня идёт караван от нашей пристани вверх по Каме к городу Чусовому, договорился, что моих вогулов возьмут до Перми. Несмотря на плохой русский язык, вогулы за эти дни много рассказали нам о себе и вогулах вообще. Мы не ожидали, что вогулы столько многочисленны, со слов Егора и Пахома, в их роду больше сотни молодых парней. Правда, не в одном селении, а в двенадцати деревнях. Но, все знакомы между собой и поддерживают друг друга, обороняясь от частых набегов чукчей.