Текст книги "Отель «Калифорния»"

Автор книги: Виктор Улин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Виктор Улин
Отель "Калифорния"

Инне Рахимовой-Зубовой,

моей сокурснице

по мат-мех факультету ЛГУ

«И сказал Ионафан Давиду:

чего желает душа твоя, я сделаю для тебя.»

(1 Цар. 20:4)

1

Встречный автомобиль возник внезапно.

Он всплыл из метели черным пятном и приближался, стремительно вырастая в размерах.

Фары не горели; видимо, они погасли из-за неисправности, водитель потерял ориентацию в наступающих сумерках, выехал на чужую полосу и мчался в лоб.

Впрочем нет, автомобиль никуда не ехал, стоял на месте – просто снег летел со всех сторон и казалось, что вместе с ним движется все окружающее.

Рассуждения промелькнули в голове за долю секунды, а нога, нажавшая на тормоз, уже ощущала удары антиблокировочной системы.

Сознание прыгнуло на пике напряжения и отключилось, предоставило телу действовать самостоятельно.

Громов вздрогнул, обнаружив, что снег еще летит, а его машина уже стоит и магнитола играет очень громко, поскольку в салоне не осталось других звуков, кроме тихо работающей печки. Стрелка тахометра лежала на нуле: затормозив, он не выключил передачу и двигатель заглох.

Такие ошибки случались редко, но ситуация выходила из ряда вон; руки, сжимавшие баранку руля, все еще казались чужими.

Вздохнув, Громов вытер лоб тыльной стороной ладони, поднял рычаг «ручника» и снял ногу с тормоза. Кузов подался на сантиметр вперед. Переведя коробку на нейтраль, он повернул ключ зажигания от себя.

Магнитола смолкла, через секунду заиграла ту же мелодию сначала, перескочив назад по дорожке компакт-диска, двигатель зарокотал.

Он вздохнул еще раз и закрыл глаза, пытаясь вспомнить последние мгновения: это всегда помогало.

В осмысленной памяти остался лишь автомобиль без огней, который перегородил полосу. Все прочее сохранилось в зрительной и моторной.

Тормозил он резко, одним запредельным нажатием, поскольку «Дэу Нексия» отличалась путевой устойчивостью и в любой ситуации ехала прямо, не отклоняясь ни на градус.

АБС очередью била в педаль, Громов сжимал руль обеими руками.

Он всегда правил одной левой, правая лежала на ручке переключения передач. «Опелевская» коробка, заимствованная с прототипа, была эластичной, на трассе позволяла ехать, выдвинув рычаг на пятую повышающую. Но Громов чувствовал себя комфортно, лишь ощущая скорости под рукой, поэтому никогда не покупал машин с «автоматом». Сейчас ситуация требовала высокой точности; после нагревшейся головки КПП баранка показалась прохладной.

Тормоза работали исправно, но скорость гасла медленнее, чем хотелось.

До препятствия оставалось совсем немного, когда на дороге возник какой-то наполовину заснеженный предмет – слишком низкий, чтобы заметить издали, слишком высокий, чтобы пропустить между колес.

Глаза метнулись, увидели на встречной полосе приближающиеся огни, бросились вправо, дали ноге команду перескочить с тормоза на газ, рукам – рвануть руль вправо и тут же влево.

Машина скользнула по краю дороги, нога вернулась на место и опять почувствовала пулеметную дробь.

Удара не раздалось, Громов сумел объехать препятствие.

Еще через один длинный миг, за который можно было долететь от Солнца до Луны, «Нексия» остановилась, слегка развернувшись вправо.

Он ехал быстро, но не гнал, почти новые зимние шины с невылетевшими шипами – к тому же заправленные азотом – сделали дело добросовестно.

Теперь все было в порядке, через тихий стук двигателя привычно шумел выжимной подшипник сцепления, который следовало заменить по возвращении домой.

Громов включил аварийную сигнализацию и оглянулся.

Машина стояла неровно: траектория не успела отклониться от обочины, правое переднее колесо ушло вниз и было готово ползти дальше. Для переднеприводного автомобиля это могло кончиться плохо.

Включив заднюю передачу, Громов сдал два метра – очень осторожно, приотпустил ручной тормоз лишь когда кузов заскрипел и ощутимо подался назад – и тут же вытянул обратно.

Салон выровнялся.

Пред капотом тянулись два черных следа, обочина осталась на безопасном расстоянии.

– Твою мать, – наконец сказал он облегченно.

И только сейчас почувствовал, что лоб взмок, а по спине между лопаток течет нехороший пот.

Нажав кнопку на двери, Громов опустил стекло.

Один из русских классиков писал, что метель пахнет арбузом.

Возможно, для старорежимного барина – сытого расстегаями и пьяного Шустовским коньяком – который уютно покачивался, укутанный медвежьей полостью, и глядел в ватную спину ямщика, метель им пахла.

Но никакого арбуза не почувствовал Александр Сергеевич Громов – пятидесятитрехлетний и одинокий на трассе М7, как Пушкин, которого черти понесли в Оренбург.

Для него метель пахла жизнью.

Он увидел машину издалека. Но мог отвлечься и заметить слишком поздно.

Он сумел объехать нечто, возникшее перед носом, не соскользнул с обочины. Все прошло на грани фола: «Нексия» могла не удержаться после критических ускорений – перевернуться и улететь под насыпь. С учетом почти полного бака грозил взрыв.

Никого не оказалось сзади, никто не врезался в корму – вся поездка пошла бы прахом, даже останься он жив.

И, в конце концов, тормозные шланги не лопнули при экстренном торможении. Их тоже стоило заменить по приезде; это было проще, чем проверять на дефекты.

Живой и невредимый, Громов сидел на заснеженной трассе в предвечернем нервном полусвете. Кругом летели вихри пурги, которой был безразличен двадцать первый век.

Но самым главным являлось то, что он остался жив.

Дорога была знакомой.

По ней Громов ездил бесчисленное множество раз, хорошо ориентировался на местности.

Совсем недавно он проехал отворот на Дзержинск – сейчас городок был на траверсе справа. Через тридцать километров начинался Нижний Новгород. Его предстояло объехать по южному краю, еще через тридцать ненадолго остановиться в Кстово.

Громов не брал с собой ни термоса, ни еды. Зная придорожные городки, он предпочитал подкрепляться там, где хорошо угощали.

Дальше предстояло проехать Чувашию, имея целью Казань – достаточно быстро, поскольку с наступлением темноты движение становилось менее интенсивным.

В татарской столице Громов собирался заночевать: из Москвы он выехал слишком поздно. Да и вообще полторы тысячи километров удавалось преодолеть в один прием лишь летом, разгоняясь до недопустимой скорости на участках, где это было безопасно.

Триста семьдесят километров от Кстово до Казани занимали не больше четырех часов, он успевал до закрытия ресторанов в гостиницах.

На следующий день оставалось преодолеть шестьсот километров по М7 до Уфы, потом еще сто двадцать по Р-315 до своего города.

А там уже он мог расслабиться, сбросить груз поездки, вымыться добела и выпить две – а то и три – рюмки коньяка при неодобрительном молчании малопьющих жены и тещи, под неодобрительным взглядом совсем непьющего сына.

Но все это оставалось впереди; здесь безмолвствовала холодная пустыня, валил серый снег, небо нависло темной тяжестью и огни городов казались горящими на Марсе.

Человек, остановившийся в таких местах, ощущал себя песчинкой на сандалии бога. Или снежинкой на его начищенном сапоге – в зависимости от времени года.

В одном журнале Громов читал о прорывах цивилизованных стран.

Таинственная даже для него – профессионала компьютерной сферы – GPS-навигация, бывшая прерогативой военных, начинала применяться в мирном быту. Обычные водители могли установить в машине прибор, показывающий положение на карте, строящий маршруты и предупреждающий об опасностях.

Правда, имелся комментарий скептика, который утверждал, что при дальнейшем развитии «глобального позиционирования» человек не сможет попИсать без того, чтобы его не отследила какая-нибудь спутниковая система.

Предупреждение не казалось серьезным. Громов был бы счастлив иметь навигатор, перематывающий карту и говорящий приятным женским голосом.

Однако Запад, прогнивший до основания, жил в 2009-м, а по бывшей шестой части суши тянулся даже не тысяча девятьсот, а 1809-й год.

Громов поднял боковое стекло и опять остался в изоляции от всего мира. «Дворники», включенные на самый быстрый режим, кое-как справлялись с сухим снегом, но было видно, что им тяжело.

Теперь стоило спешить дальше; трасса отличалась от города тем, что за несколько минут удавалось выехать из метели. Правда, точно так же можно было в нее въехать из ясного дня, но сейчас вихри бушевали над головой и впереди ожидало лишь лучшее. Худшее уже едва не случилось.

Как солдат, продолжающий бежать простреленным и лишь потом падающий замертво, Громов ощутил в себе смертную усталость.

При всех опытах такие ситуации случались редко.

Он понял, что чувствует себя не лучшим образом.

Несокрушимым из катастрофы мог выйти Голливудский киногерой с мужественной челюстью, каких не существует в природе. Нормальный человек, пролетев на волосок от смерти, на некоторое время становился покойником.

Больше всего Громову хотелось телепортироваться в гостиницу «Татарстан». Там он сбросил бы пропахнувшую запоздалым страхом одежду, принял душ, спустился в ресторан, заказал большой графин водки и блюдо селедки с луком. Напившись до помрачения, завтра он спал бы до расчетного часа. Дома по нему не скучали, а на работе он был начальником и мог задержаться на сколько угодно.

Но до Казани оставалось почти полтысячи километров. Громов подумал, что в таком полуубитом состоянии следует поменять планы и заночевать в Нижнем, хотя он не знал там ни одной гостиницы.

А туда надо было ехать быстро, пока остались силы.

Громов выключил «аварийку», подал сигнал левого поворота и выглянул в боковое зеркало.

Сзади не виднелось близких фар, момент был подходящим для выезда. Впереди обстановка тоже оставалась нормальной: в метель никто не спешил, не обгонял по встречной, не летел в лоб. Он выжал сцепление и потянул рычаг на себя; коробка «Нексии» позволяла на ровном месте трогаться со второй скорости, не тратя времени на первую.

Не успев нажать педаль газа, Громов потряс головой.

Однозначно, ему было не двадцать лет, не тридцать и даже не сорок. В пятьдесят с лишним реакция оставалась прежней, но нервы, расшатанные в борьбе за существование, давали сбой, когда того не ожидалось.

Находясь в расслабленном состоянии от неслучившейся аварии, он собрался ехать дальше, забыв о том, что скользил по обочине, пытаясь не врезаться в какое-то препятствие.

Оно никуда не исчезло.

В паре десятков метров, слабо подхваченный еще не действующими всерьез Громовскими фарами ближнего света, стоял небольшой серый седан женского класса.

Эмблема отвалилась, но обводы намекали на нечто французское, вроде «Пежо».

Последнее не представляло важности, Громов подумал о марке из любви к автомобилям как сущности.

Оторванный бампер с московским номером валялся ближе и имел такой вид, словно его переехали.

«Пежо» казался безжизненным, салон не просматривался.

Трасса диктовала свои правила. Главным из них было участие к чужой беде.

При всей своей усталости, при необходимости спешить, чтобы скорее напиться и забыться, Громов не мог следовать дальше, не выяснив, что случилось с неподвижным автомобилем.

Пятьсот километров на восток изменили погоду: в Москве таял посленовогодний снег, под Нижним стояла зима.

Взяв с пассажирского сиденья шапку, Громов опустил уши, потом застегнул доверху «молнию» пуховика. Он всегда мерз, едва температура приближалась к нулю, и одевался не по стилю, а по удобству.

2

Снаружи было гораздо неуютнее, чем внутри.

Потоки снега летели справа из-за лесополосы, стлались над дорогой, пытались сбить с ног и заставляли держаться за обледенелую крышу машины.

На капоте снег таял, на багажнике лежал тонким слоем.

Он сгреб полную пригоршню, умыл лицо.

Сразу стало лучше, мысль прояснилась.

Вспомнив о деле, Громов выругался, шагнул обратно, просунулся в салон, нажал кнопку, вернулся к багажнику, откинул крышку и отметил, что вовремя обработал уплотнитель силиконом.

Драгоценный груз – полуторапудовый серверный блок, обернутый в поролон, обмотанный скотчем, принайтовленный к полу резиновыми растяжками и подпертый на случай экстренного торможения тремя бутылками незамерзающей жидкости – не сдвинулся ни на сантиметр.

Метель мела во все пределы, как в старом стихотворении Пастернака. Но она не могла помешать исполнению задуманного, несмотря на мелкие отклонения.

Удовлетворенно хмыкнув, Громов захлопнул багажник и прошел вперед.

Его «Нексия» тихо мурлыкала своими шестнадцатью клапанами и была готова ехать дальше. Но другая машина требовала помощи.

Серый седан оказался хэтчбеком, стоял как мертвая груда железа. Левое переднее колесо было вывернуто: вероятно, от удара обо что-то твердое сломалась стойка. Кроме оторванного бампера, внешних повреждений не виднелось.

Громов склонился к лобовому стеклу.

Оно было наглухо занесено; черные стеклоочистители застыли вертикально, как руки, просящие о помощи.

Сняв перчатку, он с трудом расчистил окошко в успевшей смерзнуться корке.

На водительском сиденье громоздилась темная масса.

Мимо, посигналив и взметнув за собой серый вихрь, проехал джип с мощными фарами. Ксеноновый луч пробежал через салон, Громов увидел голое женское колено.

Не к месту вспомнилась сцена из «Трех товарищей». Только там колено было узким, а здесь вспыхнуло на миг и тут же погасло большое, круглое. Оно казалось абсурдным среди злой зимы на трассе.

Впрочем, сама жизнь в последнее время гнала абсурд за абсурдом.

Громов шагнул на обочину к водительской стороне, потянул ручку – замок щелкнул, но дверь не поддалась.

Женщина прильнула к стеклу изнутри; лицо в недобром сумраке казалось мертвой маской.

По встречной полосе проехал автомобиль, тоже оборудованный ксеноном. Белый луч ударил в салон сзади. На ступице руля сверкнули две «галочки», которые обыватели считали чайками. «Пежо» оказался «Ситроеном»: значок символизировал пару шевронных шестерен, с которой конструктор Андрэ Ситроен начал вхождение в мир автомобилей.

Громов дернул ручку еще раз – женщина покачала головой, взмахнула руками и что-то сказала, но ее не было слышно.

Он обежал машину, оказался почти на середине дороги, рванул пассажирскую дверь. Эта открылась легко, выпустила в зиму запах дорогих духов.

В черном пальто владелица «Ситроена» слилась с темнотой, сияли лишь ее коленки.

– Перелезайте сюда, – приказал он. – Выбирайтесь из машины!

– Вы кто?..

Голос женщины был звонким, почти детским.

–…Вы из полиции?

Мимо промчалась длинная «Газель» – Громов вжался в проем, ощутил спиной холодный ветер.

Выпрямившись, он увидел невдалеке желтые фары и три огня на крыше тяжелого тягача.

– Я никто! Давайте быстрее!! Сейчас нас снесет фура!!!

– В ремне запуталась… И сумка… И вообще, как я…

– Руку! – перебил Громов и схватил узкую ладонь, оказавшуюся неожиданно крепкой. – Быстро, быстро, быстро…

Женщина подалась к нему.

Громов выдернул ее наружу, увлек мимо капота к обочине.

Через несколько секунд пронесся автопоезд – двадцатитонная фура с таким же прицепом. Несчастный «Ситроен» закачался, подхваченный воздушной волной, по кузову хлестнула дробь гравийной крошки.

–…Успели, слава богу.

Спасенная попыталась высвободиться.

– Так вы…

Громов сдвинул ушанку на затылок, вытер лоб.

– Идемте скорее.

Метель летела в лицо со скоростью света.

– Куда? В полицию?!

Оказывается, он все еще держал ее руку.

– В мою машину. С голыми ногами вы тут за три минуты околеете.

Не слушая возражений, Громов схватил женщину за плечи. Пальто оказалось норковой шубкой – мягкой и столь тонкой, что он бы в такой замерз, даже сидя перед работающей печкой.

Он втолкнул ее в свою машину, сел за руль, бросил шапку назад и провел рукой по коротко стриженной голове.

– Так вы из полиции?

У владелицы «Ситроена» дорожка была включена на автоповтор.

– Нет, не из полиции, – ответил Громов и включил потолочный свет.

Женщина была чуть моложе него.

Красавицей ее никто бы не назвал, но сильным, собранным лицом она напоминала советскую кинозвезду лучших времен. Под глазами лежали тени, в облике было и что-то упрямое и что-то, побуждающее защитить.

Темные волнистые волосы рассыпались по капюшону, лежащему на плечах.

– Я просто ехал мимо и едва не врезался в вашу машину. Почему вы стояли без аварийки?

– Сумку не взяла, – ответила женщина. – Она куда-то завалилась, темно, не могла найти.

– Сейчас принесу, – сказал Громов. – Сидите спокойно.

Достав из «бардачка» диодный фонарик, он выбрался из теплого салона, прошел к «Ситроену», посветил снаружи, увидел нечто светлое на полу за водительским сиденьем. Левая пассажирская дверь тоже не открылась.

Встречные и попутные фары струились плотно, Громов не сразу уловил просвет, чтобы перебежать на ту сторону и быстро забрать сумку.

Она оказалась кожаной, большой – хозяйственного вида, с нашитыми темными украшениями.

– Положите назад, – сказал он, вернувшись в машину. – А то она и тут куда-нибудь завалится.

Не говоря ни слова, женщина бросила кошелку на задний диван.

Шуба распахнулась, темно-серая юбка доходила до половины бедер. Ноги были не голыми; в желтоватом свете плафона искрился тонкий, как паутина, капрон. От одного взгляда на короткие сапожки с каблуками-шпильками Громову стало холодно, он переключил печку на нижний обдув.

Женщина выпрямилась сцепила пальцы. На них не сверкнуло ни одного украшения.

Невысокая ростом, она была немаленькой, заняла собой достаточно пространства.

Громов потянулся к панели перед подлокотником, откинул полу шубки, мешающую дотянуться до переключателя.

– Что вы делаете? – спросила она.

– Включаю вам обогрев сиденья.

– Мне не холодно.

– Вам не может быть не холодно. В вашем манто ходить только летом… и во всем остальном тоже. Уж тем более не выезжать на трассу.

– Мне жарко, – оправдывающимся тоном добавила женщина.

– Так что случилось с вашим ситроэном?

– А вы все-таки не из полиции? – в очередной раз спросила она.

– Нет…

Он вздохнул.

Запах духов в прогретой машине сделался более глубоким.

–…И еще раз нет.

Она молчала.

– Будь я из полиции, показал бы вам удостоверение полицейского. Но я не могу показать удостоверение в том, что я не полицейский, разве нет?

– Да, пожалуй, вы правы…

Детский голос звучал устало.

– Раз вы не из полиции… В общем, я кого-то сбила.

– Я много езжу по трассе и аварий видел достаточно, – сказал Громов. – Чтобы оторвался бампер, надо сбить как минимум лося…

– Бампер? – женщина взглянула непонимающе. – Какой бампер?

– Ваш, – он включил дальний свет. – Вот, глядите.

Сумерки сделались плотнее, фары начали действовать. «Ситроен» был как на ладони. Занесенный снегом, он казался стариком, уронившим вставную челюсть.

– Надо же… а я и не заметила.

– В такие моменты ничего не замечаешь, действуешь на автомате, – Громов вздохнул. – Что-то понимаешь уже потом.

– Я вообще ничего не поняла.

– Так вот, лосей тут никогда не бывало. И, кроме того, если кого-то сбить, одним бампером дело не обойдется. А у вас на кузове ни одной вмятины, только отвалилась эмблема.

– Эмблема не отвалилась. Ее оторвали на парковке у супермаркета, еще в прошлом году, Новую не купила, не собралась и настроения нет.

– Но вы хоть примерно помните, что случилось? – спросил он. – Перед вами что-то возникло?

– Нет, ничего не возникло. Но я точно во что-то врезалась.

– Вы не могли ни во что врезаться, если всего лишь отвалился бампер и не сработала подушка безопасности.

– Ну… не знаю.

Женщина пожала плечами; черная норка переливалась на сгибах.

– Но как все было?

– Как было… Да никак. Ехала-ехала, никого не трогала. Потом вдруг что-то обо что-то стукнуло, загремело, затрещало, я нажала на тормоз, руль вырвался, машина перевернулась задом наперед и погас свет.

– Погас свет?

– Ну да. У меня с проводкой проблемы. Само по себе иногда все отключается. В сервисе разобраться не могут, говорят – когда случится опять, приезжайте и посмотрим. А как я поеду, если все отключилось? Машина постоит-постоит, потом включится. Показать не успеваю.

– А муж не смотрел?

Вопрос был естественным.

У женщины в такой шубе не могло не быть мужа.

– Мужа нет, – ответила она. – Есть зять в Казани. Но он в технике ничего не соображает.

– Я кое-что соображаю, – сказал Громов. – Но с французами никогда дела не имел. У них могут быть свои особенности, к тому же темнеет. Да и вообще, сейчас электричество не поможет. Вы все равно никуда не уедете.

– А что – без бампера нельзя ехать?

Она посмотрела в упор; глаза оказались темно-зелеными.

– Не в бампере дело, а…

– Мотор вроде бы не сломался, – перебила женщина. – Просто заглох, когда выключился свет. Я думала, посижу немного, он снова включится, заведусь и поеду.

– «Посижу немного, свет выключился», – повторил он. – Выключился не сам по себе, а от удара. И как вы собрались ехать? У вас отвалилось колесо. Я в ходовой не специалист, но вашу машину нужно везти в сервис на эвакуаторе.

– Так что со мной случилось? Я уже ничего не понимаю.

– Что случилось…

Громов вспомнил свои автоматические действия и картины, оставшиеся в подсознании.

–…Сидите тут, я посмотрю.

Натянув шапку, он выскользнул в метель.

«Нексия» лихорадочно мигала оранжевыми огнями, наезженная попутными машинами колея заворачивала влево далеко от ее кормы.

На образовавшемся снеговом поле вздымался маленький сугроб.

Подойдя, Громов ткнул ногой и обнаружил колесный диск от грузовика. Размер его был достаточен для того, чтобы игрушечный «Ситроен» потерял устойчивость и пошел вразнос.

Да и его ласточка могла перевернуться, не обладай феноменальной управляемостью, которая позволила объехать слишком поздно увиденное препятствие.

Повезло всем – включая женщину в норке, которая покорно ждала на пассажирском сиденье.