Текст книги "Танара"

Автор книги: Виктор Улин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Да. И немного умею управлять.

– Серьезно?! – он опасался верить услышанному.

– Точно так. Мне наш командир, капитан Конюхов Андрей Михайлович, давал за штурвалом посидеть. Я вообще-то летчиком хотел стать, по зрению не прошел…

– Это очень хорошо. И твой капитан Конюхов большой молодец. И когда все кончится, я крепко пожму его руку… А теперь скажи мне четко. И честно: что именно ты умеешь?

– Держать ровный курс, набирать высоту и снижаться, и еще вираж пробовал делать. Правда, меня всегда в крен вело, товарищ капитан исправлял при выходе.

– Ясно, Леня. Очень хорошо. Крутых виражей ты делать не будешь, а с пологим разворотом справишься. Я подскажу.

Грейфер взглянул на Андреева и ободряюще поднял большой палец.

– Ты, кстати, сейчас на каком месте сидишь?

– На своем.

– Ясно. Сейчас получишь подробные инструкции, после чего пересядешь в кресло командира, наденешь его гарнитуру, отключишь автопилот и будешь исполнять мои указания. Понятно?

– Так точно, товарищ майор.

– Повторяю: автопилот отключишь только после того, как я тебе все разъясню. Понятно?

– Да.

– Сейчас ответь на следующие вопросы… Самолет с грузом?

– Да, с грузом.

– Характер груза не опасный?

На самолете в принципе не перевозятся бомбы или снаряды: они могут взорваться от удара при посадке; ведь даже бомбардировщик в случае срочной аварийной посадки должен прежде всего избавиться от боезапаса – но Грейфер все-таки уточнил.

– Нет.

– Что с керосином?

– Немного, но… – мичман замолчал, прикидывая, видимо, по показаниям приборов. – Часа на два еще должно хватить.

– Это хорошо. А скорость ты будешь постепенно уменьшать. Ты сможешь управлять тягой двигателей с командирского места?

– Думаю, что смогу. Те же сектора, что и на моей панели.

– Стоп. Насчет секторов… Ты их трогал?

– Нет.

– Посмотри на тахометры. Обороты одинаковые на всех четырех?

Вопрос был лишним. Раз самолет до аварии летел прямо, значит все четыре двигателя работали на одинаковых оборотах, иначе бы машину уводил несбалансированный вектор тяги. Однако в данный момент следовало выяснить абсолютно все…

– Так точно, одинаковые. Я сам уравнивал тягу, когда набрали высоту и пошли по трассе.

– А сектора в линию стоят?

– Нет, все враздрай, товарищ майор. Иначе не получается.

– Ясно мне с вашим самолетом, – вздохнул Грейфер. – И неизвестно, что еще может произойти. Так что времени у нас мало…

Он увидел, что Андреев поднял руку, призывая его переговорить, и быстро сказал:

– Леня, еще раз внимательно просмотри показания приборов, а я на минутку отключаюсь, надо посовещаться с руководителем полетов.

– Ты что имел в виду, когда сказал, что с самолетом вся ясно? – спросил Иван.

– То, что двигателям у них кирдык. Нормальные должны давать одинаковые обороты при одном положении секторов. Раз сектора раздраены, значит для уравнивания тяги пришлось давать им разный газ, то есть они не просто изношены, но еще в разной степени… Мне мой старый «Ан-двенадцатый» казался убитым в хлам, но этот, видимо, вообще полный металлолом. Не представляю, как ВТА выпускает в рейс такую машину. Раз каждый двигатель требует индивидуального управления, это сильно усложнит удержание на курсе при изменении скорости. И может вызывать непредсказуемый снос после посадки. Нет гидросистемы, значит не будет колесных тормозов – остается только флюгирование винтов. При таких двигателях вряд ли мичману удастся зафлюгировать все сразу и на одинаковых оборотах. Значит, возникнет разворачивающий момент.

– Подожди… Ты сказал – колесные тормоза?! Мы разве не на брюхо сажаем? Я уже приказал расчистить снеговую полосу.

– Нет. Мы попытаемся выпустить шасси.

– Но посадка на фюзеляж считается более безопасной.

– Для низкоплана, у которого основной удар принимает крыло. У высокоплана крыло сверху. А фюзеляж не столь прочен и может разрушиться. Кроме того, машина идущая юзом на днище, абсолютно неуправляема. При потере скорости рано или поздно свалится на крыло и ее понесет вообще черт знает куда… Впрочем, я лишь незаконный консультант, а решение принимать тебе. Но я рекомендую садиться на шасси. Только на шасси. Тогда при любом раскладе у Тарасова останется возможность рулить носовым колесом.

– Аварийный выпуск, думаешь, сработает?

– Должен. На «Ан-двенадцатом» есть особая система. Не просто аварийный выпуск, а экстренная подпитка гидросистемы.

– Чем?!

– Керосином из баков. Я, правда, ни разу не пользовался, но сильно надеюсь, что конкретно на этом самолете она имеется. Ведь что бы ты ни решил насчет шасси, нам необходимы закрылки. Без них он или сядет с недопустимо высокой скоростью, или упадет на подходе. Поскольку пилотировать самолет будет не летчик.

– Ты все-таки думаешь, что сажать придется бортмеханику?

– Да. Очень хочется думать, что на малой высоте оживет кто-то из пилотов… но мне почему-то не верится…

– Н-да… – пробормотал Андреев.

Грейфер оглянулся. Казалось, их разговор с невидимым мичманом Тарасовым происходил в полном одиночестве. Хотя на самом деле помещение было полно людей. Вся смена оставалась на местах; диспетчеры зон молча – так как все подходы к городу опустели – сидели у своих радарных индикаторов. Так полагалось, аварийная ситуация никоим образом не разрушала порядок работы диспетчерской; к тому же теоретически допускалась вероятность, что в любой момент где-нибудь может возникнуть неожиданный новый борт.

И все, о чем они говорили между собой, оказывалось слышным многим людям. Поэтому сейчас Грейфер склонился к Андрееву и зашептал ему на ухо:

– Послушай, Иван… С минуты на минуту сюда наверняка нагрянет начальство. И…

– Пусть только слово попробуют сказать, – так же шепотом перебил его Андреев. – Я хозяин смены и имею право вызвать тебя для консультации!

– Да нет, ты не дослушал… Самое главное. Вопрос о способе посадки мы с тобой должны принять сейчас, вдвоем и немедленно. Чтобы готовое решению ты им подал как свое.

– Верно, – Иван на секунду закрыл глаза, потом твердо ответил. – Я с тобой согласен. Ты абсолютно прав, Валера…

И тут же заговорил громко, во весь голос, для всех:

– Посадку будем производить на шасси – если удастся его выпустить, на искусственную ВПП. Снеговая остается в резерве на случай невыпуска.

– С какого курса будем заводить? Со ста девяносто двух, или с двенадцати?

– Со ста девяносто двух. Борт находится в северной зоне, и ему не придется делать лишних разворотов.

– В случае, если удастся точно зайти с одного раза, что маловероятно.

– Верно. Но все-таки так разумнее.

– В общем согласен.

– Итак, подытожим принятое решение, – сказал Андреев. – Заводим с курса сто девяносто два. В случае выпуска шасси – на искусственную полосу, в противном на снеговую. Учитывая опасность разворота на пробеге, из стартового пункта «сто девяносто два» эвакуируем диспетчера и метеорологов.

Он снова включил связь:

– Триста сорок третий, это КДП, Андреев. Как слышите?

– Слышу вас нормально, – сразу отозвался Тарасов.

– Леонид, что с показаниями приборов? – спросил Грейфер.

– Все нормально, кроме гидросистемы.

– Двигатели не перегреты? Стружки в масле нет?

– Нет, товарищ майор. Все в норме.

– Было бы в норме, если б сектора стояли в ряд… Леня, послушай меня, – очень мягко проговорил Грейфер. – Все объяснять долго, но ты поймешь. Здесь я командую «Ту-сто пятьдесят четвертым». Но Андреев сказал правду. Я в самом деле майор и бывший военный летчик. И навидался всякого. Сажал «Ил-28» с заклиненными рулями. И на таком же, как у тебя, «Ан-двенадцатом», пережил разгерметизацию. Причем над Афганистаном, где нельзя было падать на безопасную высоту…

Разумеется, он не собирался говорить мичману о схватке с КГБ.

– И поверь мне, Леня… Я знаю, какая трудная задача стоит перед тобой. Управлять одновременно рулями и тягой двигателей, которые почти не управляются. Это трудно и почти невыполнимо… Но пойми, мичман – ты наша единственная надежда. Ты один в самолете, а под тобой город. И ты должен сделать все правильно, чтобы приземлиться. Ясно?

– Ясно, товарищ майор.

– Хорошо, тогда продолжим. Как флюгируются винты, знаешь?

– Видел.

– У тебя не будет колесных тормозов, поэтому ничем другим самолет не остановишь.

– Понимаю.

– Главная трудность – зафлюгировать все четыре одновременно. Иначе тебя развернет прежде, чем успеешь «мама» сказать.

– Это тоже понимаю.

– Поэтому я даю инструкцию. После касания, находясь в посадочном режиме тяги, немедленно флюгируешь винты. И после этого даешь всем двигателям полный газ. Возможно, на полном они дадут одинаковую тягу. Понял меня? Сначала флюгер, и только потом сектора до упора.

– Так точно понял, товарищ майор.

– Дальше. Выпуск закрылков и шасси…

– Да, но гидросистема…

– Не перебивай. На вашем самолете действует перепускной аварийный топливный насос?

– Черт, я про него забыл… Извините, товарищ майор. Насос есть.

Регламентом проверялся. Но мы им ни разу не пользовались.

– И слава богу… Так вот, Леня. Ты подкачаешь керосина, выпустишь механизацию на полный угол и шасси, и тут же перекроешь его обратно. Потому что керосина у нас, – он так и сказал «у нас», ведь душой он сам находился на несчастном триста сорок третьем. – Мало. А раз гидросистема пробита, то и он пойдет в распыл. Ты пустишь керосин ровно настолько, сколько потребуется для приведения в действия механизмов. Ясно?

– Так точно, товарищ майор.

– Итак. Приготовься. Посмотри еще раз на панель, где рукоятка выпуска закрылков, где шасси.

– Посмотрел.

– Если шасси выйдут, загорятся три зеленых лампочки. Система управления закрылками следящая, сигнализация отработки не предусмотрена. Поэтому Леня, сынок, – у Грейфера это вырвалось непроизвольно, хотя мичман Тарасов был моложе его всего на двенадцать лет. – Высунись в форточку, ты должен увидеть, как начнут выходить закрылки. Как только остановятся в нижнем положении – беги и закрывай аварийный кран. Длины шнура твоей гарнитуры не хватит, поэтому в этот момент ты будешь без связи. Доложишь, когда все будет исполнено. Все ясно?

– Так точно, товарищ майор!

– Тогда… С богом, Леня. Лезь под командирское кресло и качай. Качай, сынок…

Андреев напряженно смотрел на Грейфера. А он превратился в комок нервов и мускулов, готовый лететь навстречу аварийному «Ан-двенадцатому».

– Пошел керосин! – выкрикнул Тарасов. – Давление в гидросистеме поднимается… Есть норма!!!!

– Исполняй!!!

Секунды, в течение которых мичман ушел со связи, казались вечностью.

Сжимая кулаки, Грейфер смотрел на Андреева. Иван мучительно теребил свой измятый галстук, дергая его, словно ручку аварийного выпуска систем.

– Есть исполнение! – голос мичмана загремел в динамике совершенно неожиданно для них. – Закрылки вышли. Шасси выпущено. Все получилось, товарищ майор!!!

– Молодец, Леня! – сказал Грейфер. – Половина дела сделана.

Андреев утер пот со лба.

Грохнула дверь и в диспетчерскую ввалился командир авиаотряда. Увидев Грейфера с микрофоном, он недобро прищурился, но Андреев успел опередить:

– В данный момент мною осуществляется операция по аварийной посадке военно-транспортного самолета «Ан-12». На борту произошла разгерметизация с выходом из строя основных членов экипажа, а также отказ гидросистемы. Майор Грейфер приглашен мной как консультант, поскольку он имеет налёт и знает технические особенности данного самолета. Благодаря инструкциям майора Грейфера на борту удалось произвести выпуск шасси и механизации крыла. Ситуация контролируется с КДП. Посадка будет производиться на искусственную ВПП с курса сто девяносто два. Все меры приняты, аварийные службы приведены в готовность.

Командиру было не к чему придраться. Он махнул рукой и, вышел вон.

Хотя нутром Грейфер чувствовал, что в воздухе уже витает какая-то гадость.

– Командуй, Валерий, – сказал Андреев. – Надеюсь, больше никто не помешает.

– Леня, ты меня слышишь? – спросил Грейфер.

– Так точно, товарищ майор.

– Теперь пересаживайся в кресло командира и надевай его гарнитуру. И повторяю – не трогай тумблер автопилота до моего приказа. Ясно?

– Ясно, товарищ майор.

Несчастный Тарасов готов был каждую секунду называть гражданского летчика Грейфера «товарищем майором», но тот понимал это: обращение к старшему по званию означало для мичмана контакт с человеком, все знающим и предвидящим. И наверное, ему делалось не так страшно…

Раздался, стук, шипение, потом еще раз стукнуло и наконец вернулся голос Тарасова:

– Я на месте командира. Жду указаний, товарищ майор.

– Хорошо, Леонид. Взгляни на доску. Видишь радиовысотомер?

– Да, вижу.

– Авиагоризонт?

– Да, его тоже вижу.

– Хорошо. Это твой главный прибор, Леня. Не выпускай его из поля зрения. Извини за жесткость, но помни, что ты не летчик. Поэтому управлять самолетом должен с предельной осторожностью. Черта авиагоризонта должна лежать горизонтально и точно по центру. Ты должен выдерживать нейтральный тангаж. До момента посадки. Тебе понятно, что я говорю?

– Да, товарищ майор.

– Но главное – крен. Ни в коем случае не допускай больше десяти градусов. Разворачивайся медленно и полого. Тебя может сносить ветром, машина начнет крениться сама по себе. Выправляй штурвалом очень осторожно. Иначе ты может дать слишком сильный ход элеронам, и уйдешь в противоположный крен, и так далее. Ты толковый парень и «Ан-двенадцатый» неплохой самолет, но если ты его раскачаешь, то справиться с ним уже не сумеешь. Ясно?

– Ясно.

– Ты сможешь сделать разворот и лечь на заданный курс?

– Нет, – честно признался Тарасов. – Товарищ капитан говорил, что это сложная вещь и обращаться с указателем курса не научил.

– Ладно, это несмертельно. РП Андреев сам отследит твой курс по локатору и будет говорить тебе – добавь влево или вправо.

– Есть.

– Еще раз повторяю. Не делай резких движений. Держи органы управления мягко, нежно и осторожно. Но – уверенно. Представь, будто танцуешь с девушкой, с которой познакомился минуту назад, и которая тебе очень нравится Понял?

– Так точно, товарищ майор!

– Хорошо. Сейчас, после моей команды. Повторяю – после моей команды!

Ты отключишь автопилот и начнешь снижение по прямой до трех тысяч метров по радиовысотомеру. Убавишь тягу двигателей наполовину и чуть-чуть отдашь колонку от себя. Как только снизишься, тебе станет легче дышать. И тогда мы начнем разворот. Все ясно?

– Все ясно.

– Тогда приступай.

– Есть, товарищ майор! Отключаю автопилот и приступаю к снижению.

– Только не молчи, Леонид – докладывай показания.

– Автопилот отключен… Ощущаю небольшую вибрацию, штурвал дрожит, но мне удается удерживать авиагоризонт ровно. Тяга двигателей убавлена. Показания радиовысотомера уменьшаются.

– Что ж, пока получается, – пробормотал Грейфер, глядя на Андреева.

Через некоторое время мичман Тарасов сообщил, что самолет снизился до трех тысяч и дышать уже лучше.

– Теперь выровняйся по тангажу и готовься к левому повороту, – сказал Грейфер.

– Тангаж нейтральный.

– Хорошо. Теперь осторожно клади штурвал влево, колонку на себя, а левую педаль вперед… И следи за креном!

– Есть, товарищ майор.

Грейфер видел, что зеленая точка на локаторном круге медленно меняет направление движения.

– Стоп! – скомандовал Андреев. – Выравнивайся, мичман.

– Есть… выравниваться… – проговорил Тарасов, с очевидным трудом удерживая тяжелый самолет на малом крене. – Выровнялся.

– Добавь педалями еще чуть влево. Чуть-чуть… Все, триста сорок третий, ты идешь по прямой к аэропорту.

– Товарищ капитан… Андрей Михайлович… Не вставайте, вам нельзя, – вдруг послышался голос мичмана. – Произошла авария, но все под контролем. Мы садимся. Садимся…Вы только не трогайте штурвал…

– Леня, что там у тебя?! – крикнул Грейфер.

– Командир очнулся.

– Управлять может?

– Нет, что вы, товарищ майор… Даже встать не может, только рукой шевелит… Я посажу, не беспокойтесь.

Грейфер потерял счет времени. Оно просто остановилось, пока самолет, медленно снижаясь, то и дело сбиваясь с курса, раскачиваясь, но все-таки выправляясь подходил к аэропорту.

Пока Андреев не сказал, глядя на радар:

– Все, он на ближнем приводе. Пора на полосу, теперь мы его увидим.

И встал, приглашая Грейфера.

– Возьми микрофон на самом длинном шнуре, – сказал тот. – Чтобы я мог выйти из машины и поправлять его прямо с полосы.

– А если под самолет?…

– Ерунда, – отмахнулся Грейфер. – Отскочить успею. И вообще сумеем посадить – нам все спишут…А если не сумеем – то ничего не поможет.

Оказалось, что снаружи уже просветлело.

На Андреевской машине с белыми буквами «РП» поперек крыши они выехали на полосу. Кругом уже было полно людей и машин: пожарные, скорая помощь, еще какие-то работники аварийной команды.

Выйдя на открытое место, Грейфер только сейчас ощутил сильный ветер, гнавший колючую ледяную крупу. Он дул практически поперек полосы. Грейфер взглянул на Андреева – тот сокрушенно покачал головой. Друзья поняли друг друга без слов: боковой ветер был неприятной вещью даже для настоящего пилота, поскольку стремился развернуть и снести самолет на малой скорости около земли. В условиях, когда за штурвалом сидел неподготовленный человек, посадка могла оказаться вообще невозможной.

– Мы будем стараться, – сказал Грейфер, то ли самому себе, то ли Ивану.

– В случае чего, опустим его на картофельное поле. Машина повредится, но хоть людей спасем…

– Ты прав. Если он не сможет выдерживать направление, то все равно, куда заводить – на искусственную или на снеговую, ничего не получится. И тогда в самом деле останется только поле.

Одни одновременно посмотрели налево – где, невидимое в утренней мутной поземке, за границей зоны аэродрома лежало перепаханное с осени, заснеженное поле из-под картофеля, принадлежавшее соседнему совхозу. В самом деле, последний шанс имелся.

– Будем надеяться, нам это не понадобится, – сказал Андреев.

Грейфер кивнул. Потом взял микрофон и, вытягивая за собой шнур, вышел на середину полосы.

Очень-очень далеко в небе скорее угадывалась, нежели просматривалась крошечная точка самолета.

– Леонид, я тебя не вижу! – сказал он. – Немедленно включи посадочные фары!

Через несколько секунд там вспыхнули две тусклых точки.

– Молодец. Ты видишь аэропорт?

– Нет еще, – ответил Тарасов. – Внизу какая-то дымка.

– Как только увидишь, скажи. Я буду знать, что ты в зоне визуального контакта.

Андреев молчал. Молчал и Грейфер. Затих весь аэропорт, прижатый к земле хмурым утренним небом. И только тяжкое гудение самолета, то пробиваясь, то исчезая, нарушало эту зыбкую и неустойчивую тишину.

– Вижу!!!!! – вдруг радостно закричал мичман. – Башня освещенная и аэровокзал.

– Правее полоса. Разметка включена. Видишь?

Разметку полосы можно было увидеть только настоящей темной ночью, настолько тусклыми и слабыми оставались старые фонари. Грейфер знал это, сам ориентируясь всегда по памяти. И он подумал, как трудно будет сейчас мичману целиться на незнакомую, еле отмеченную полосу в предательском полусвете.

– Ну… Кое-что. Угадываю огоньки.

– И то ладно. Постарайся держаться точно по оси.

– Удаление пятнадцать тысяч! – вклинился Андреев. – Триста сорок третий, снижайся до пятисот!

– Тарасов! – крикнул Грейфер. – Я стою прямо на полосе и очень хорошо вижу твой самолет. Если не сумеешь зайти с первой попытки, пойдешь на второй круг. Слушайся меня и немедленно исполняй любую команду! Понял – немедленно!

– Есть, товарищ майор!

Вокруг машины Андреева собралась куча народа, наверняка там топтался и сам командир отряда, но Грейфер не обращал ни на кого внимания. Теперь он в самом деле хорошо видел самолет и был почти уверен что сумеет его завести. Почти… потому что многое зависело от Тарасова. Чьими руками управлялась машина.

– Леонид, – как о чем-то совершенно второстепенном, сказал Грейфер. – Около земли сильный боковой ветер. С правой стороны. Тебя будет сносить влево.

– Меня уже… сносит…

– Левой педалью чуть вперед! И штурвал тоже чуть влево.

Ориентируйся на ось полосы и следи за горизонтом.

– Стараюсь.

– Помни: тебе нельзя уходить влево. Ни в коем случае. Потому что там перрон, стоянки и здание аэровокзала.

– Ясно… Держу…

«Ан-двенадцатый» подходил все ближе, и стало ясно, что он отклонился слишком сильно.

– Нет! – сказал Грейфер.

– Нет, – подтвердил Андреев.

– Леонид! Уходи на второй круг. Прибавь газу и немедленно набирай высоту.

– Слушаюсь… товарищ… майор… – отрывисто сказал мичман, очевидно, не справляясь с управлением.

«Ан-двенадцатый», переваливаясь с крыла на крыло, быстро увеличивался в размерах. Было видно, что он прекратил снижение, но продолжал скользить влево. Он не поворачивал, оставался в горизонтальном положении, но ветер нес его в свою сторону.

– Триста сорок третий! – закричал Андреев. – Немедленно вправо, ты сейчас башню, башню снесешь!

– Не мог-гу, меня сносит! – натужно выкрикнул Тарасов. – Сносит!..

– Леня!!!! газу, газу, газу!!!! Полный газ всем четырем и штурвал на себя! На себя!!!! – напрягшись, заорал Грейфер. – Давай, тяни, тяни, тяни!!!!..

Раскачивающаяся зеленая туша со страшным ревом пронеслась над башней КДП, разминувшись с ней на какой-то десяток метров.

Грейфер инстинктивно втянул голову в плечи. В доли секунды он успел увидеть промелькнувший над ним прозрачный нос самолета, и черные колеса шасси, и облупленное зеленое брюхо, и даже очевидно свежую, грубо приклепанную поверх обшивки блестящую дюралюминиевую заплату…

И хотя диалог с мичманом начался давно, только сейчас, прижатый к земле громом пролетавшего самолета, он со всей глубиной осознал страшную реальность этой опасности. Которую до сих пор они с Иваном наблюдали только на экране радара.

– Леонид! Ты только не волнуйся! – обливаясь потом, сказал он. – Ты сейчас все видишь сам и можешь направлять самолет. И все получится. Набирай высоту снова до трех тысяч, уходи обратно правым поворотом. Будем делать второй заход. А если потребуется – третий, и четвертый…

– Может, заведем его с двенадцати, – подумал вслух Андреев. – Меньше поворачивать.

– Не думаю, что так будет лучше, – возразил Грейфер. – Парень за штурвалом в полубезумном состоянии. Перемена курса – полный переворот в ориентации, будет только хуже. Пусть уходит правым разворотом и заходит снова по прямой, как ему уже знакомо.

– Пожалуй, так.

– Леня, – повторил Грейфер. – Слушай Андреева и сейчас повторим все снова. Тебе осталось всего чуть-чуть.

Это «чуть-чуть» продолжалось три часа. Мичман Тарасов совершил пять неудачных заходов: на второй раз ему удалось справиться со сносом, но самолет приблизился к границе аэродрома слишком высоко; потом слишком низко, потом имел недопустимо высокую скорость, затем его повело уже не влево, а вправо…

Андреев следил за курсом, Грейфер передавал команды, и все повторялось вновь, и вновь и вновь…

Наконец мичман упавшим голосом сообщил, что топливо на нулях.

– Ну все, Леня, – ответил Грейфер. – Учеба завершена. Теперь ты умеешь управлять этим самолетом и знаешь подходы к полосе, как свою ладонь. Будем считать, что этот заход ты сделаешь его успешно.

Он сознательно назвал заход просто «этим», а не последним – каковым он являлся в самом деле – чтобы не допустить в душу парня парализующий страх.

То ли случайно сложились благоприятные факторы, то ли мичман в самом деле научился, но на этот раз «Ан-двенадцатый» деле заходил в пределах допустимого.

– Молодец! – сказал Иван, оценив позицию самолета на подходе. – Теперь у тебя точно получится.

– Поднимай нос и сбавляй газ… Потихоньку. Сбавляй, сбавляй…

Сматывая провод, Грейфер отбежал в сторону от полосы. «Ан-12» несся уже совсем низко.

– Выше нос! Еще немного!

Сквозь него самого проносились последние метры.

– Убавь газ! Еще! Еще! Штурвал на себя!

Тяжелый самолет ударился о полосу, взметнув за собой дым покрышек, слегка подскочил и покатился по земле.

– Есть касание! Флюгер, немедленно!

– Есть! – прохрипел измученный мичман.

– Газ до упора! И педали держи!

Раздался страшный грохот, и зафлюгированные, то есть развернутые лопастями поперек плоскости вращения, винты подняли облака снежной пыли, окутавшие самолет по бокам.

Он бежал, замедляясь, вилял из стороны в сторону – но все-таки держась на полосе. И совершенно неожиданно, как показалось Грейферу, остановился, проехав всего две трети. Самолет стоял, но двигатели продолжали реветь на предельных оборотах; и бушующий снег полностью скрыл его из виду.

– Леня, дружок, – дрогнувшим голосом проговорил Грейфер. – Все кончилось. Мы победили. Глуши моторы…

Андреев подбежал, схватил его – и Грейферу показалось, что в глазах железного – каким положено быть авиадиспетчеру – руководителя полетов блеснули слезы.

– Ты… Ты сделал это Валера, ты сделал это, – повторял он, тряся руки друга.

– Нет, – поправил тот. – Мы сделали это. Ты, я и мичман Тарасов…

– Поехали посмотрим на него! – сказал Андреев.

Они прыгнули в машину и помчались к самолету вперед всех.

Винты еще вращались, не в силах сразу остановиться даже в зафлюгированном положении, но снег осел.

В отдраенной двери стоял, покачиваясь, худенький светловолосый паренек.

Ни говоря ни слова, Грейфер обнял его и прижал в себе. Он не знал, что сказать. Его душили эмоции и чувства, которые невозможно было выразить.

Подъехала «скорая помощь». Несмотря на сопротивление, Тарасова уложили на носилки и сунули в белый фургон. Точь-в-точь, как в прошлой жизни поступили с самим Грейфером в далеком зловещем Кандагаре…

Они полезли посмотреть, в каком состоянии другие члены экипажа.

Войдя внутрь, Грейфер он едва не упал от едкого, обволакивающего все существо перегарного запаха испаряющейся гидрожидкости. В проходе пилотской кабины лежали летчики. Открыв нижний люк, санитары с трудом вытаскивали на воздух бездыханного штурмана.

Осмотревшись, Грейфер поразился: он даже не подозревал, до какой степени опустилась военно-транспортная авиация. Внутри все было ободрано, облуплено, везде торчали перемотанные изолентой провода, на панелях, где недоставало едва ли не половины приборов омерзительно и неестественно пестрели наклейки с изображениями голых девиц.

Грейфер озирался вокруг себя, и ему было больно, стыдно и безысходно. И даже не верилось. что такую развалину удалось посадить бортмеханику по командам с земли.

– Валерий, посмотри-ка, кто тут! – раздался из-за спины голос Андреева.

Он обернулся, прошел в раскрытую дверь гермокабины, и ему показалось, что остановилось сердце.

Спросив у мичмана о характере груза, он был уверен, что раздолбанный самолет тащит через всю Россию валенки или теплые тулупы – или вообще моторную лодку какого-нибудь генерала. Увиденное не укладывалось ни в какие предположения.

На первый взгляд, отсек был забит трупами. Бритыми мальчишками в серых шинелях. У самой двери, залитый кровью, лежал толстый лейтенант с красными петлицами сухопутных войск. Грейфер потер глаза, отгоняя видение.

Тела зашевелились. С грязного пола привстал очень тощий, бледный солдат.

– Вы… вы кто такие? – глухо спросил Грейфер.

– А? Что?

Парень, похоже, был контужен.

– Вы. Кто. Такие? – раздельно и громко повторил он.

– Мы… мы с осеннего призыва, – отирая текущую из ушей кровь, ответил мальчишка. – Прошли у…чебку, теперь по месту службы…

– И… сколько вас тут?

– В-в-звод.

Взвод… Тридцать человек… Затолканные, как шпроты, в крохотный отсек неприспособленного транспортного самолета, попавшие вместе с экипажем в ад разгерметизации… Пережившие, наверное, самые страшные часы своей жизни – те, кто очнулся на малой высоте и ощутил всю серию неудачных заходов…

– Иван… – пробормотал Грейфер. – Скажи – как такое возможно? У нас что – не осталось нормальных транспортных самолетов? Или нельзя было везти их как десантников на трех тысячах,?

– Не знаю, Валера… Не знаю. Это надо у нашего президента спросить.

От нас с тобой уже ничего не зависело. Точнее, все зависящее от нас, мы сделали. Сегодня ты лично спас для нашей гребаной родины, мать ее подмышку, целый взвод свежего пушечного мяса… Как настоящий боевой командир. Понимаешь?

Грейфер отрешенно кивнул; его била изнутри лихорадка от мысли, сколько человеческих жизней висело на волоске до самого последнего момента, когда мичман Тарасов сумел-таки подвести самолет к полосе…

– Главное, чтобы это другие поняли, – непонятно, о чем-то своем, добавил Иван. – Уверен – ни хрена они не поймут…

Смена Андреева подходила к концу.

Друзей колотила запоздалая нервная дрожь; они еле дождались, пока приедет следующий руководитель полетов, примет у Ивана воздушное пространство и отпустит его на волю.

Не выезжая из аэропорта, они поднялись в ресторан и напились до такой степени, что вернуться в город уже не могли даже на автобусе. Невзирая на звонки жен, держась друг за друга, они доковыляли до комнаты отдыха экипажей.

И пали там мертвым сном.