Текст книги "Новый порядок"

Автор книги: Виктор Косенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 3

Из газетных заголовков:

«Мочить в сортире. Новая стратегия российской политики? Внутренней или внешней?" „Новогодняя неожиданность“. „Чего ждать с Новым?“

– И что же мы будем делать, дорогие мои? – Президент стоял спиной к присутствующим и смотрел из широкого окна куда-то вниз. Собственно сам Президент еще таковым не был, а только временно занимал этот пост. Хотя всем, от Премьера до последней машинистки, было понятно, в какую сторону кивнут выборы. Это понимали все, вся страна и даже «те, которые остальные», то есть кандидаты в президенты. Хотя были и варианты. Возможно, сам того не подозревая, Липинский, близкий друг Бывшего, подложил новому Президенту огромную свинью. Специальная группа аналитиков разрабатывала сейчас Семена Марковича на предмет возможных действий с его стороны. Но бывший олигарх сидел в Лондоне, ожидая решения английских властей по поводу политического убежища, и никаких действий не предпринимал, что настораживало еще больше. Однако то, как он уходил за границу, наплевав на законы, на силовые структуры, на ФСБ, на власть, сделало свое дело. Этого не смогли сделать ни чеченские боевики, ни западные бойцы информативного фронта с их многочисленной армией внутренних агентов влияния, вроде Великой Московской Девственницы. Теперь же Власть сидела в луже, от которой мерзко пахло тухлятинкой.

– Хотелось бы, – начал Премьер, – предостеречь вас от излишне решительных, брутальных действий.

– Слово-то какое. – Президент повел плечами. Всем остальным очень хотелось знать, что же увидел он там за окном. Снег, деревья с белыми обвисшими ветвями, все замерло, словно ожидая чего-то. Чего? Весны? Безусловно, романтичная картина, но какое она имела отношение к текущему вопросу? Окружение Президента впервые за много лет не чувствовало под собой прочной опоры. Новая метла не была ставленником ни одной из сложившихся политических сторон, его двинули на пост безопасники, грубо, с шумом, но настолько быстро, что среагировать никто не успел. Теперь надо было или приспосабливаться к действующему порядку, или… С уходом Липингкого денег на второе «или» уже не было. – Брутальных. Интересно, а какие еще действия вы можете предложить? Попробовать замолчать происшествие? Или, может быть, представить его как убедительную победу нашей доблестной милиции?

– Операцию вела ФСБ, – осторожно напомнил министр внутренних дел.

– Я помню, – ответил Президент, все еще глядя в окно. Где-то там, на качелях ветвей прыгала толстая ворона. – Я помню, кто вел операцию, и также я знаю, что помешало ее осуществлению.

– Но ведь никто не ожидал, что у господина Липинского…

– У гражданина…

– Что?

– У гражданина Липинского, – поправил Президент.

– Да. Извините. У гражданина Липинского будет такое вооружение.

– Очень интересно слышать такое заявление от человека, которого иногда называют главным милиционером страны. Получается, что каждый гражданин, пусть даже богатый гражданин, имеет возможность содержать небольшую армию, вооруженную по последнему слову техники, и безопасный вариант выезда за границу. Вы не читали работы Кропоткина?

– Когда-то давно, в институте…

– Перечитайте. Заодно вспомните историю Нестора Махно. Может быть, вам не чужды их идеи. Анархия, мать… Каждому олигарху по собственной армии, прекрасная адаптация старых идей к новым экономическим условиям. Анархия как свобода для избранных.

– Я не совсем понимаю…

– Вот и я не совсем понимаю, господин министр. Каким образом такой человек может выехать из Москвы, несмотря на план-перехват. Не понимаю. Каким образом он проходит через все милицейские посты? Почему он не остановлен на первом же посту ГАИ? Не понимаю. И главное, я не понимаю, почему в стране, где закон об огнестрельном оружии скорее напоминает пародию, гражданин Липинский имеет и успешно применяет целый арсенал?

– Может быть, нам нужно задуматься над тем вопросом, откуда все это взялось?

– Всему свое время, господин министр. Всему свое время. Что нам может сказать Минобороны?

Министр обороны прокашлялся. В кабинете повисла тишина.

– Ведется следствие, господин Президент. Виновные будут найдены и наказаны.

Президент покачал головой:

– Чем пользовался Липинский?

– Автоматы Калашникова, специальная укороченная модель. Газовые гранаты. И…

– Что случилось с вертолетом?

– Это… Это было «Копье-3». Переносной ракетный комплекс.

– Почему я о нем не слышал?

– Это новейшая разработка. Абсолютно новое слово в военной технике.

В кабинете снова стало тихо.

– Хорошая штука. Передайте это тому КБ, которое занималось его разработкой. И я хочу знать все каналы, по которым ЭТО может попасть в руки… бандитов.

– Хорошо.

– Но, тем не менее, остается все тот же вопрос. Что будем делать, господа?

– Расследование…

– Пусть идет своим чередом. – Президент упрямо не поворачивался, нарушая все писаные и неписаные законы этикета. Сидевшие за столом люди нервничали все сильнее. – Меня интересует другое. Что теперь, по вашему мнению, должна сделать Власть, чтобы восстановить свой авторитет, свое право на существование? Потому что Власть, которая позволяет такие выходки, не может успешно служить такому государству.

– Я не совсем уверен, что понимаю вас, – сказал Премьер. Он был ставленником прежней Власти и чувствовал буквально физически, что станет козлом отпущения. Это означало, что о своей судьбе он должен побеспокоиться сам. В его положении попытка сделаться тихим и незаметным была бы равнозначна навешенной на спину мишени. Каждый желающий подняться по карьерной лестнице метал бы в него дротики. – Исторически сложилось так, что попытка доказать свое право находиться у Власти заканчивалась или революцией, или путчем, или террором. Можно сказать, что такие действия, особенно предпринятые в момент шока, в первую очередь бьют по демократическим принципам, к которым, после стольких лет, начало склоняться наше государство. Я думаю, что это не совсем правильно. Или, может быть, я не совсем понимаю, о каких действиях идет речь?

– Не беспокойтесь, ваши демократические принципы могут спать спокойно. Я не собираюсь устраивать массовые расстрелы и расконсервировать лагеря в Сибири. Но, я надеюсь, вы понимаете, что институту Власти был нанесен сильный удар?

– Можно и так сказать.

– Надо же… А как еще можно сказать?

Собравшиеся молчали.

– Завтра изложите мне свои соображения по этому поводу. И я прошу остаться Александра Степановича Толокошина.

Когда все вышли, Президент наконец отвернулся от окна. На бледном лице ярко выделялись черные круги под глазами. Он выглядел усталым.

– Садитесь… Команда недовольна?

– Смеетесь? Команда в панике. Будете менять?

– Буду, – кивнул Президент. – Не сразу, но буду.

– Если не сразу, то следовало бы с ними быть помягче. Они сейчас вместо того, чтобы дело делать, начнут себе дорожки мостить. Куда-нибудь к Липинскому под крыло.

– Пусть мостят. Когда-нибудь мы и до Липинского доберемся, и до всех этих… орлят. Чем раньше убегут, тем меньше от них вреда будет.

– А пользы?

– Так ведь и так ее нет… Если честно, то мне сейчас страшно хочется устроить чистку рядов и массовые расстрелы.

По вытянувшемуся лицу Толокошина Президент понял, что шутка не удалась.

– Шучу я, шучу. Все тут так боятся, что пострадают эти «демократические ценности», что даже шуток не понимают. Знаете, что мне это все напоминает? Еврейский вопрос.

– В смысле?

– В смысле, ситуацию, когда шутить, сколь угодно остро, можно над любой национальной идеей, кроме еврейской. Любые острые шутки на эту тему получают штампы: «фашизм», «национализм», «антисемитизм». Доходит до смешного. Фильм еврейского режиссера, «Кадиш», тоже назван антисемитским. Хотя сам режиссер утверждает, что не сказал в нем ничего, кроме правды.

– Не знаю, не смотрел…

– Напрасно, очень серьезное кино. Хотя к нашей проблеме не имеет никакого отношения.

– Да, но как это связано с демократией?

– Впрямую. Попробуйте пошутить над этими ценностями, поймете, что к чему. Точнее, вам сразу объяснят. Вот вас называют Серым Кардиналом, так что вы думаете по поводу случившегося? Как Серый Кардинал и, конечно, без протокола.

Толокошин погладил лысину, кинул косой взгляд на нового хозяина Кремля.

– Без протокола и галстука?

– Совершенно верно.

– Эти истории с кардиналом не моя заслуга, вообще-то каждого руководителя администрации так называют. Ну да ладно… Получается, что мы с вами, – Президент сразу отметил это «мы», – крепко попали. Фактически, сейчас стоит вопрос о выборах. Я имею в виду будущие президентские выборы. Потому что эту проблему повесят именно на вас. И хотя вы только ИО, но сделать ответный ход должны. Все остальные к этому не причастны, они получат страну такой, какая она есть, и за прошлые ошибки никто отвечать не будет. Скорее всего карусель будет раскручена старая и общеизвестная. Есть такой основательно забытый анекдот перестроечного времени. Когда один начальник оставляет своему последователю три конверта. Когда становится плохо, последователь открывает первый конверт. Написано: « Обещай, что будет лучше». На некоторое время это работает. Затем: «Вали все на меня». Тоже срабатывает. И под занавес: «Готовь три конверта».

– Забавно.

– А главное, правдиво. И именно так будут работать ваши конкуренты. Сначала радужные обещания, потом все свалят на вас, а затем переведут деньги в офшор. По этому пути шло большинство государств Южной Америки. Эта модель разработана где-то в недрах ЦРУ или Пентагона. Что характерно, работает.

– Смелое заявление

– Ну, мы же с вами без галстуков и протокол не ведем.. К тому же, кто-кто, а вы должны это знать.

– Я и знаю.

– Таким образом, за несколько десятилетий Россия превращается в аналог Колумбии или Боливии Ресурсный придаток США, ничего более. Постоянные гражданские войны и марионеточное правительство, меняющееся с удручающей периодичностью. Гражданские войны уже не за горами, кстати. Пока мы называем их «операцией по восстановлению конституционного порядка» или «борьбой с бандформированиями». Но фактически на той стороне граждане России. Преступники, да, но граждане. И пока они там говорили об Идеях, мы имели гражданскую войну. Хорошо, что удалось убрать со сцены идеологов движения… А если бы нет? И кто даст гарантию, что они не появятся в скором времени? Поэтому сейчас для нас важно доказать жизнеспособность текущей модели Власти вообще.

– А она есть?

– Кто? Власть?

– Модель.

– Ну… В общих чертах…

– То есть вы хотите сказать, что мы должны создать модель Власти едва ли не с нуля и доказать ее жизнеспособность?

– Получается, что так.

– Красиво. – Президент зачем-то погладил телефоны, словно стирая с них пыль. Толокошин знал, что один из аппаратов предназначен для связи с Вашингтоном, пользоваться которым, по негласному договору, следовало только в экстренных случаях. Так было только раз, когда по роковой случайности стартовала ракета, к счастью не несущая ядерного заряда. Тогда еще Генсек, белый от ужаса, кричал в трубку: «Она пустая, пустая! Случайно!» Ракету сбили свои. Пришлось постараться. – Но нам потребуется идеолог. Умный идеолог. Причем не связанный по рукам и ногам какими-нибудь фобиями, вроде трепета перед демократическими ценностями или еврейским вопросом.

Толокошин дернул бородку и снова погладил лысину.

– У меня есть такой человек. Я попробую договориться с ним. Если вы даете такое указание.

– Даю. Правда, ни протокола, ни какой-либо официальной бумаги к этому указанию я дать не могу. Такая уж особенность у бесед без галстука.

– Я понимаю.

– Вот и отлично. – Президент откинулся на спинку кресла. – Тогда завтра я вас жду. Если возможно, уже с этим человеком. И сразу после общего собрания.

Толокошин встал.

Глава 4

Из сообщений прессы:

«Государству невыгодна свободная пресса. Невыгодна свобода слова, истинная, настоящая, не замутненная идеологической взвесью ложного патриотизма. Мы должны, мы имеем право смело и открыто доносить до каждого гражданина всю правду, какой бы горькой она ни была. И если государство не хочет слышать наших слов, то это государство не заслуживает права на существование».

«Демократия, этот высший институт государственной мысли, является одновременно и наиболее уязвимым строем. Особенно когда в обществе искусственно складывается атмосфера замалчивания, полутонов и откровенной подмены понятий».

«Если мы и дальше будем называть чеченских патриотов бандитами и боевиками, то к чему же мы придем? У нас на глазах разворачивается процесс становления нового уникального государства, процесс исторический! И на всех нас лежит ответственность…»

«Интересы России на Кавказе всегда носили захватнический характер».

– Привет, Костя! – закричала телефонная трубка прямо в ухо. С утра это было некстати. На столе, около компьютера, дымился кофе, полная кружка. Телефон находился в соседней комнате. Константин давно собирался перетащить аппарат к компьютеру, точнее, к удобному креслу около него и чувствовать себя совершенно счастливым, но, периодически забредая в магазины, торгующие разного сорта электроникой, начисто забывал про удлинитель.

«С другой стороны, это, наверное, и хорошо. Эдак я корни около монитора пущу, что негоже», – подумал Костя, стараясь припомнить, чей же это такой до боли знакомый голос сдернул его утром с рабочего места.

– Привет, – на всякий случай сказал он и, чтобы выиграть время для размышлений, добавил: – как дела?

– Дела?! – Голос обрадовался. – Ты меня не узнал, борода многогрешная.

– Не узнал, – с поддельной грустью в голосе ответил Костя.

– А! Вот оно, значит, как ты давних друзей встречаешь, даже не узнаешь…

«Что за идиот? – прищурился Константин. – На Енота не похож, голос другой».

Его уже две недели периодически доставал какой-то странный тип, один из тех, кто не читал зловеще-предупреждающего булгаковского: «Хамить не надо по телефону!» Типчика Костя окрестил почему-то Енотом, воображение упорно выдавало картинку с хитрым полосатым зверьком, который что-то там делает лапками в мутной водичке. Енот названивал и говорил гадости. То предлагал купить дохлых котят, то с фальшивым украинским акцентом жаловался на тухлое сало и москалей. Так или иначе, в теме присутствовала тухлятина и тема смерти, что было мерзко само по себе. На ответное хамство Енот не реагировал, был упорен и гадок. Попытки вычислить засранца пока успеха не давали, все знакомые фрикеры <Фрикер (сленг) – специалист по телефонным сетям. Своеобразный хакер по телефонам и всему, связанному с ними.> только плечами пожимали.

– Ладно, не буду тебя мучить, – наконец заявил голос. – Это Толокошин. Сашка. Помнишь?

– Вот тебе раз. – Костя удивленно поднял брови. – У вас там что, наверху, день памяти старых друзей? Я ж тебя уже…

– Много, много, – подтвердил голос бывшего одноклассника. – Много лет не слышал. И не видел.

– А вот это врешь, пожалуй, я тебя вчера видел. По ящику. Ты там суетился что-то за Главным. А вот не слышал, это точно. Все больше молчишь, по телеку…

– Ладно, слушай, у меня к тебе дело есть.

– Естественно есть, стал бы ты просто так звонить.

– Да ну тебя, может быть, я тебя выпить зову.

– Ага, конечно, то-то тебе не с кем. Да и не пью л особо.

– Я тоже не особо. Просто от коньячку не откажешься, я полагаю.

– Не откажусь.

– Тогда открывай дверь.

– Какую дверь? – Кофе распространяло по всей квартире одуряющий аромат.

«Все-таки надо телефон протащить к столу, пил бы сейчас кофеек и соображал бы легче», – Константин принюхался.

– Какую… – В трубке на момент замолчали. – Квартира номер 56. Вот ее и открывай. Ты ведь дома.

Это прозвучало как утверждение.

– Давай, Орлов, – продолжал Толокошин. – Я у тебя за дверью стою. С коньяком.

– Вот те два, – сказал Константин, вешая трубку на рычаги. – Коньяк с утра…

И пошел открывать дверь.

– Я вот помню, Макаревич что-то там говорил про правильную, с его точки зрения, закуску к коньяку.

– Ну-ну, – промычал Толокошин, обгрызая дольку лимона и блаженно жмурясь при этом. Коньяк действительно был хороший, закуска была вкусной, лимон кислым. Сидели уже часа полтора. И кроме туманных предложений «подумать насчет государственной службы», Константин Орлов ничего пока не услышал. Александр Степанович тянул время.

– Так вот, по его мнению, есть только две закуски. Такая печенюшка…

– Крекер.

– Как угодно, хоть крекер, хоть кракер, такая печенюшка, на которую сверху положили какую-то там лабуду, смешанную с чем-то…

– Ничего себе описание,

– Не важно это, главное во втором рецепте…

– Слушаю.

– Второй вариант был такой: на кружочек лимона кладется ложечка икры. Черной.

– Ничего себе, Макар дает…

– Да, я тоже задумался.

– Ерунда это все. – Толокошин взмахнул рукой. – Будет все.

– Что все?

– Ну, икра там… Коньяк… Ананасы…

– Ананасов в шампанском нет, не пролезают, – пробормотал Костя, но гость не услышал.

– И рябчики тоже будут…

– А вот этого не надо.

– Не любишь рябчиков?

– Не то чтобы не люблю. Просто история с поглощением ананасов и жеванием рябчиков кончается обычно плохо. День последний и приходит буржуй.

Толокошин засмеялся:

– Ну да, я и позабыл, что ты у нас слегка коммунист.

– Я не коммунист. Просто буржуев не люблю.

– Понимаю.

– Если бы ты тогда не в экономический пошел, а со мной на философию в МГУ, то тоже бы их терпеть не мог. Нелюбовь к буржуям – это такая прерогатива философского движения.

– Собственно, я не особенно жалею.

– Я догадываюсь. Так что же ты мне предлагаешь?

– Конкретно по пунктам?

– Как хочешь. – Константин налил еще одну рюмку.

– Ну, в принципе, все зависит от того, чего ты хочешь. Почти что все. Нет, ну, расстрелять Чубайса, конечно, нельзя…

– Вот так всегда, сначала подманят, а потом бряк…

– Да ладно тебе, он столько лет рубильником руководил, должен же был кто-то заставить народ платить по приходящим счетам. – Толокошин покосился на Орлова и махнул рукой. – Ладно тебе, ладно. Не буду про Чубайса. Ну, нельзя его трогать. А так, что хочешь. Моя благодарность не будет знать пределов… в пределах. Или как там было?

– Благодарность будет безграничной, в пределах разумного.

– Во! Именно так.

– А чего ты хочешь?

Толокошин засунул лимончик в рот, почти не жуя, проглотил и вытер руки о салфетку. Костя понял, что сейчас разговор пойдет о серьезных вещах.

– Ты про Липинского слышал?

– Конечно.

– А про то, как он уходил за рубеж, слышал?

– По ящику долго трещали. Слышал.

– На что это похоже? По-твоему. – Александр Степанович взял в руки бутылку, повертел ее, снова поставил на стол, потрогал бороду. То ли волновался, то ли делал вид. За долгие годы работы в политике Толокошин знал цену и притворному волнению, и притворной твердости.

– На капитальную подставу похоже. Я уж не знаю, специально или нет, но такое ощущение, что все, прости, обосрались.

– Можешь не извиняться, потому что почти так все и выглядит. Я тебя знаю давно, слежу за тобой…

– Да? – Константин удивленно поднял брови.

– Нет, – замахал руками Толокошин. – Не про то ты подумал! Я в смысле за твоими работами слежу, ты же все публикуешь…

– Только в Интернете…

– Вот там и слежу. Хорошо все, хоть и не со всем согласен. Ну да ладно. Не про то… В общем, получается такая петрушка. Я могу тебе рассказать о подробностях дела, только если ты согласишься сотрудничать.

– Сотрудничать? Звучит как-то…

– Слушай, что у тебя за склад мышления такой, к словам цепляться? Если бы я твои труды не читал, то подумал бы, что ты демократ махровый и диссидент. Не сотрудничать, а работать! Так лучше?

– Лучше.

– Так и получается, что наш дальнейший разговор должен протекать только после твоего согласия и, более того, в другом месте.

– Ты меня все-таки пугаешь.

– Ничуть. – Толокошин опрокинул рюмочку.

– Но общие-то черты работы я могу узнать?

– Можешь. Ничего такого, к чему ты не привык. Все та же работа мозга.

– В какой области?

– В области идеологии.

– Ха! Согласен! Но только ты учти, моя идеология вполне может отличаться от общепринятого образца.

– Без проблем. – Толокошин поставил рюмочку и встал. – Поехали.

– Куда?

– К Президенту…

Глава 5

Один форум:

«"…как только первые деньги появились – их тратят не на развитие экономики, а строят сразу новые „курски" и прочую военную х***ю».

Из статьи «Опасность сильной России»:

«Патриотизм не сможет быть основой успешной государственной политики вXXIвеке».

Президент был совсем не такой, каким его представлял себе Константин. Президент был обычным. В нем не было медвежьей неповоротливости Бывшего, не было взрывной непосредственности Главного Скандалиста страны, в глазах не было тоскливого пораженчества, как у Главного Коммуниста. С Принцем-Администратором его тоже сравнить было трудно, поскольку это был уже не принц.

– Вы как-то странно меня рассматриваете, – сказал Президент, пожав руку Косте и усаживаясь в кресло.

Орлов почувствовал неожиданное неудобство. Однако еще университетское стремление не стесняться лиц начальствующих и привитое всеми философами мира презрение к власти не позволило выказать смущения.

– Просто вас представляют в совершенно разных ипостасях. В основном неверных. Точнее, не соответствующих реальному положению дел.

– Вот как? Интересно. Пока ничего хлеще «Крошки Цахеса» я не слышал.

– Ну нет. – Константин махнул рукой. Этот простой жест позволил освободиться от рефлекторной скованности, которая может появиться у каждого, кого с утра тащат в Кремль. И не от робости, нет. Просто процедуры проверки, контроля и проверки контроля, взгляды охраны, смахивающие на рентген, колючее ощущение, что в затылок тебе не только смотрят, а уже даже целятся, все это способно вогнать в ступор любого человека. – Крошка Цахес – это так… Мелкое хамство, не более. Дело в образе.

– Не совсем понимаю.

– Ну, разные группы населения склонны рассматривать вас… в соответствии со своими желаниями. В идеале, конечно, этим группам хотелось бы воздействовать на вас соответствующим образом.

– То есть?

– Например, демократический Президент. Это такое явление, которое поддерживает демократический миф о порядке. То есть когда вокруг такая благодать произрастает, такое благорастворение воздухов и бланманже, что на красный свет не переходит никто только от сознательности, даже если машин нету. Каждый окурочек в урну летит, а урна вся блестящая и красивая. Никто тебе плохого слова не скажет, все друг другу верят на слово, а государство оное, понятное дело, член НАТО. Полиция, понятное дело, только тем и занимается, что старушек через улицу водит туда-сюда да мафию русскую гоняет.

– Стоп. – Президент ухмыльнулся. – Откуда русская мафия взялась?

– Из России. Вероятно, потому, что демократическое понятие порядка не подразумевает нахождения мечтающего о нем демократа в Российской Федерации. Так уж получается. И Президент, как отражение принципа, должен всячески способствовать переселению демократов в страны с вышеуказанным Порядком.

– Ну хорошо, с этим все понятно. А другой вариант?

– Другой вариант – условно патриотический.

– Равно как и первый условно демократический.

– Не совсем. Первый вариант – это не условность, а такая интересная адаптация демократии к русским условиям. Точнее, к русским демократам. У нас получилось несколько наоборот. Не так, как у всех, что, впрочем, неудивительно. У нас не демократия породила демократов, а демократы, какими были, породили демократию. Яблоня от яблока, а в нашем случае именно так. недалеко падает. Так что каков отец, таков и сын. Потому демократия у нас особенная, слегка того… Ликом зверовата.

– Ладно. – Президент откинулся в кресле. – А условно патриотический вариант?

– Тут ничего оригинального нет. Грохочут сапоги, маршируют колонны, шагают грозные патрули. А на Красной площади выступает, днем и ночью, Вождь. В мундире, без лица, с блестящими пуговицами.

– Тоже весело. Только мне мундир не подходит…

– Образно можно сказать, что демократы ждали от вас похорошевшего Гайдара, а патриоты – усовершенствованного Лебедя. А то, что мундир не подходит, так это я сразу приметил.

– Ага, так я, по-вашему, не подхожу ни под один из этих… ээ… стереотипов?

– Не подходите.

– Почему?

– Потому что вы выглядите как человек, способный навести обычный, нормальный, правильный чиновничий порядок. Чтобы поезда ходили по расписанию, а чиновники вовремя подписывали соответствующие бумаги, армия воевала, а не строила дачи.

– Принц-администратор?

– Все-таки просто администратор. Я как-то не склонен к монархической идее.

– Понятно. Значит, таково ваше первое мнение?

– Совершенно верно.

– Ну, вот и хорошо. Всегда приятно знать, что о тебе думает собеседник. – Президент переложил какие-то бумаги на столе.

«Разведчик, блин… – немного ошарашенно подумал Константин. – Сначала подманят, а потом бряк»,

– Но давайте перейдем к делу. Вы, наверное, слышали про то, каким образом гражданин Липинский покинул Российскую Федерацию.

– В общих чертах. – Орлов окинул комнату тоскливым взглядом. Неожиданно и остро захотелось кофе.

– Что-то ищете? – спросил Президент.

Костя, в очередной раз помянув недобрым словом разведку, проворчал:

– Кофеварку, если честно. Когда речь идет о делах, мне очень хочется кофе.

– Сейчас. – Президент утопил кнопку, дверь позади Константина приоткрылась. – Кофе.

Дверь тихо закрылась, раньше, чем Орлов успел повернуться.

– Тогда давайте подождем о главном, пусть принесут все, что необходимо. Может быть, еще что-то?

– Нет…

– Вы не делаете записей?

– Нет. – Константин развел руками. – Все в голове. Самый главный компьютер.

– Замечательно. Редкое качество сейчас. – Президент замолчал, словно прислушиваясь к чему-то, а затем продолжил: – В беседе со мной Александр Степанович Толокошии порекомендовал вас как специалиста в области… эээ… идеологии. Вы об этом знаете?

– Меня?! – Константин пораженно уставился на Президента.

– Именно вас. Разве это не так?

– Ну… В общем-то так, но боюсь… Хотя смотря для чего вам все это нужно. По моему мнению, та идеология, если это можно так назвать, которую пропагандирую я, никак не укладывается в рамки… ээ… государственного устройства России.

– Именно этого я от вас и жду. Мне нет нужды искать идеологов из числа тех, кто укладывается. Они и так имеются. Немного позже вы сможете посмотреть на плоды их трудов. А сейчас… – Сзади щелкнул замок, Орлов обернулся. В комнату вошла милая девушка, несущая на подносе две чашечки, кофейник, сахарницу и сливки. – А сейчас кофе.

– Замечательно. – Константин взял предложенную чашечку.

– Сахар, сливки? – спросила девушка, голос у нее был чуточку низковат.

«Миленькая», – подумал Костя.

– Спасибо, я сам…

Когда за девушкой закрылась дверь, Президент продолжил:

– Так вот, о Липинском. На данный момент мы имеем огромную проблему.

– Да уж…

– Все гораздо хуже, чем вы можете представить. Тот факт, что это происшествие играет на руку моим политическим оппонентам, думаю, вас не сильно встревожит. В конце концов, политические игры на то и придуманы. То, что ФСБ не смогла задержать олигарха, конечно, досадно, но пережить это можно. Переговоры с Лондоном затянутся, а может быть, даже окажутся безрезультатными. Тоже ничего. У страны есть и другие заботы. Погибли люди. Это вы знаете. И с этим ничего не поделать. Но есть одна действительно серьезная проблема.

– Если она серьезней того, что вы перечислили, то я даже боюсь загадывать.

– Серьезней. Проблема называется – милиция. Согласно предварительным данным, которые предоставило расследование, всего этого бардака можно было избежать, если бы милиция не была, как бы это выразиться…

– Подкуплена?

– Да. То есть сейчас мы имеем внутреннюю армию, которая не лояльна Закону! Мы, государство, граждане, вы и я, кормим армию людей, которые не выполняют своих прямых обязанностей и, более того, наносят вред. Контрреволюция семнадцатого года – мелкие брызги по сравнению с этим.

Орлов налил еще кофе, добавил сливок и встал.

Потом спохватился и снова сел.

– Вы извините, привычка.

– Ничего. Так вот, проблема сейчас не в том, чтобы придумать что-то, чтобы удержать этих людей под контролем, они до определенного предела лояльны. Сейчас мы должны сделать нечто, что сразу даст понять: Закон не может быть нарушен. Его нельзя купить. Продать. Его можно только исполнять.

– Я правильно понимаю…

– И при этом мы не можем пользоваться всей палитрой красок из коробки с надписью: «Тоталитарные технологии».

– Значит, неправильно, – пробормотал Константин себе под нос. Президент сделал вид, что не услышал.

– Необходим новый, яркий, необычный подход. Что-то на грани утопичности, но выполнимое.

– Да, но я-то чем могу помочь?

– Перед вами стоит проблема – милиция. Во всей своей неприглядности. От вас я хочу получить проект решения! Без всяких пригибаний перед общественной моралью, демократической общественностью, еврейским и чеченским вопросами. Мне все равно, на чьи мозоли вы наступите! Нужно решить эту непростую задачу. Мы не можем не отреагировать на событие такого масштаба…

«Остапа несло, – подумал Орлов, доливая в очередную чашечку кофе. – А кофе-то вкусный».

– И все-таки я не совсем понимаю, чего вы от меня ждете.

– Идеи, – просто сказал Президент, – Идеи! И тогда можете считать, что место главного идеолога будет за вами. Беретесь?

Президент, словно давая Орлову подумать, медленно потянул из верхнего ящика папку с документами.

– А массовые расстрелы, показательные казни, ГУЛАГ и переселение народов?..

– Не подходят.

– Берусь, – вздохнул Константин.

– Прекрасно! – Президент толкнул папку по столу к рукам Орлова. – Вот. Ознакомьтесь с предложениями… эээ… ваших коллег, что ли. В общем, почитайте. У вас есть карт-бланш. Составьте список всего, что вам потребуется. Можете оставить его Александру Степановичу. И, если потребуется, звоните мне в любое время. Как, так сказать, осенит.

– По какому номеру?

– Вам дадут трубку. – Президент в первый раз за всю беседу улыбнулся.