Текст книги "Косыгин. Вызов премьера (сборник)"

Автор книги: Виктор Гришин

Соавторы: Вадим Кирпиченко,Николай Байбаков,О. Селин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Форд сказал, что завод на современном уровне, расхвалил его и заметил, что такой завод они не смогли бы построить в такой короткий срок. Я это понял в том смысле, что, конечно, построить они бы построили, но вот вложить сразу более трех миллиардов в одну стройку – у них такого капиталиста, видимо, не нашлось бы. Замечу, в США развивали в основном небольшие автосборочные заводы, предприятия по выпуску двигателей, шин, деталей кузовов, электрооборудования и прочего. Но это все делается на базе самой широкой кооперации.

Я потом был в Детройте на фордовском заводе по сборке двигателей для легковых и грузовых автомобилей. По нашим меркам завод небольшой, занято там тысяч пятнадцать народу. Для сравнения – когда я уезжал из Тольятти, там работало 70 тысяч рабочих, затем их число достигло 130 тысяч.

Алексей Николаевич очень хотел съездить в Тольятти и был очень обижен, когда Брежнев его туда не пустил. Леонид Ильич хотел первым из руководителей страны побывать там. Генсек всегда ревниво относился к А.Н. Косыгину, видимо, подозревая в нем конкурента.

* * *

Работал Алексей Николаевич очень четко. В девять утра всегда был в кабинете, после шести вечера очень редко вызывал министров или своих заместителей, а сам часов до восьми занимался делами. Бывали, конечно, исключения, но только при каких-либо чрезвычайных ситуациях.

По рассказам помощников Косыгина и сотрудников, работавших в его канцелярии или в управлении делами, в аппарате Совмина поддерживался его стиль работы – по возможности четко и эффективно провести трудовой день. Сам Алексей Николаевич обязательно выкраивал время для разбора корреспонденции, особое внимание уделял письмам граждан. К нему обращались рабочие, инженеры, крестьяне, ученые, работники творческого труда. Своим помощникам он поручал составлять ответы, непременно указывая, что должно быть главным в них.

Если мы не находили с ним по какому-то вопросу общей точки зрения, Алексей Николаевич обычно говорил:

– Подумай пару дней и заходи – примем решение.

Косыгин плохо воспринимал общие рассуждения. Если министр или иной руководитель говорил, что дело у него идет плохо, а решения он не видит, реакция была одна:

– Если вы не знаете выхода из положения и у вас нет конкретных предложений, не выступайте и не отнимайте у нас время. Пусть лучше скажет ваш заместитель или начальник главка, любой, кто знает дело, а общую болтовню нам слушать нет смысла.

На первый взгляд Алексей Николаевич был очень суров, у иных это вызывало даже опасение говорить с ним. Однако во время беседы человек убеждался, что душа у него добрая, и выражение строгости на лице, особенно если разговор увлекал его, совершенно исчезало.

Часто, заходя к нему, я видел, с каким вниманием он просматривает газеты. Один раз в неделю он проводил заседания Совета Министров СССР или его Президиума, на которых обсуждались крупнейшие народно-хозяйственные проблемы. Еще один день уходил на участие в заседаниях Политбюро, где рассматривалось обычно много вопросов, внесенных Президиумом Совета Министров или Госпланом, Минвнешторгом, ГКЭС, Минфином, другими хозяйственными органами.

Известно, что Алексей Николаевич был инициатором экономической реформы 1965 г. Многие ее положения привились и улучшили систему планирования, однако даже частичное введение такого показателя, как «прибыль», сразу потянуло народное хозяйство к инфляции, и в этой области реформу пришлось свернуть. В проведении реформы были допущены ошибки и Госпланом Союза. Скажем, прибыль предприятие заработало, а использовать ее, кроме как на увеличение зарплаты, не могло из-за не предусмотренных в плане материальных ресурсов ни на строительство, ни на реконструкцию.

Уже тогда нередко возникали вопросы: почему многие капиталистические страны живут лучше, чем мы? Почему материальный уровень жизни народа в целом у капиталистов выше, чем у нас? Как-то на эту тему мы разговорились с Алексеем Николаевичем. Он заметил, что многое в нашей плановой системе надо решительно поправлять или менять, но уж очень мы боимся, как бы не истолковали все эти реформы в том смысле, что партия ведет к капиталистическому пути. Помнится, говорил он тогда так:

– Вот смотри – мы все время то воюем, то восстанавливаемся. С четырнадцатого по семнадцатый год – война с Германией, потом революция, гражданская война. Огромные усилия пришлось вложить в развитие индустриализации. А чего нам стоило пройти путь от вконец разоренной страны, до второго в мире по могуществу государства, да при этом еще вооружаться до зубов? Сделать это за каких-нибудь 15–17 лет для любой другой страны – просто неразрешимая задача. А потом жестокая и кровавая война с германским фашизмом. Наконец, великая Победа и восстановление разрушенного. Нынче же идет «холодная война», которая выжимает из нас все соки на вооружение. И при этом нас сравнивают с государствами, которые сотни лет жили за счет колоний, где эксплуатация человека построена очень изощренно.

В последние десятилетия нашей трагической истории, – продолжал он, – выходить из тяжелейших кризисов нам позволяло плановое хозяйство, и, видимо, в ближайшее время никто ничего лучшего не придумает. Нашу экономическую систему надо серьезно лечить, но она есть и останется основой. Нельзя, конечно, гоняться с милицией за каждой бабкой, которая связала шапочку или носки на продажу. Инициативу людям надо дать и выбросить из планов все второстепенные показатели – это не подорвет основ социализма. Но мне выходить с такими предложениями нельзя – на меня тогда всех собак навешают.

* * *

В 60—70-х годах с моей точки зрения лучшего кандидата на пост Председателя Совета Министров, чем Косыгин, не было. По эрудиции, стилю работы, способностям и организовать и руководить крупным делом, по своему характеру, наконец, это был именно тот человек, в котором нуждалась страна.

В то время экономика хотя и сбавила темпы роста после сталинского периода, но для наших масштабов развивалась нормально, практически опережая по основным показателям многие капиталистические страны (кроме Японии) не менее чем в 2 раза.

К сожалению, в конце жизни, особенно последние четыре-пять лет, судьба Алексея Николаевича сложилась, я бы сказал, трагично.

Часто задают вопрос: какие у него были отношения с Брежневым? Некоторые считают, что с первых шагов их совместной деятельности Леонид Ильич ревниво относился к Косыгину, видя в нем конкурента. Однако Генеральный секретарь отлично знал, что Председатель Совета Министров никогда не проявлял интереса к руководящей партийной деятельности.

В течение примерно десяти лет отношения между ними, смею утверждать, были хорошими, и не только внешне. Я не раз бывал на даче Брежнева вдвоем с Устиновым. Устинов был не очень доброжелателен к Косыгину. Брежнев же, наоборот, в то время при мне ни разу не отозвался о нем плохо. И хотя Брежнев очень хорошо относился к Устинову (кстати, именно поэтому и взял его в ЦК), но когда тот в домашней обстановке начинал отпускать какие-либо колкости в адрес Алексея Николаевича, то Леонид Ильич не поддерживал беседу в этом направлении.

Роковую роль, на мой взгляд, в ухудшении отношений между Брежневым и Косыгиным сыграл Н.А. Тихонов. С 1974 г. Брежнев начал болеть, уже через год недуг стал резко прогрессировать. У него явно развивалась подозрительность, и Тихонов умело направлял ее против Косыгина, стремился вбить клин между ними. Это ему удалось, и с 1975 г. их взаимоотношения стали ухудшаться.

Тихонов без конца докладывал Брежневу о тех или иных, большей частью надуманных, ошибках Алексея Николаевича. В оппозицию Косыгину он стремился втянуть и остальных его заместителей. Например, мне он говорил:

– Знаешь, ведь мы в Совмине простые пешки, даже не имеем права подписать незначительное распоряжение. Вся власть у председателя и его заместителя Дымшица, который располагает материальными ресурсами.

Я не соглашался, говорил, что у меня власти хватает. Я подписываю протоколы совещаний, которые провожу, и не знаю случая, чтобы их не исполняли. Из-за того, что я всегда поддерживал Алексея Николаевича, у меня обострились отношения с Тихоновым. Вот лишь один небольшой пример.

Шло заседание Президиума Совета Министров. Выступал Ломако:

– Товарищ Косыгин, мы остановили добычу алмазов в Якутии (их разработку тогда вело Министерство цветной металлургии).

– Почему остановили?

– У нас нет мельниц.

– Как нет мельниц? Почему никто не поднимал этот вопрос?

– Видите ли, туда отправили наши мельницы, но они не работают.

– Кто делал?

– Сызранский завод.

– Ну и что ты предлагаешь?

– Надо закупить в Японии четыре таких машины. Они по 15 миллионов рублей стоят.

Вроде бы и не так много, 60 миллионов, но дело не в этом. Я-то знал, что мы сделали для Якутии четыре мельницы, и был там всего полгода назад, сам видел, что машины пришли, но жалоб оттуда не поступало. А уже наступила зима.

За Ломако вступился Байбаков:

– Да, Алексей Николаевич, надо закупать, иначе у нас с алмазами срыв будет.

Байбакова поддержал Тихонов, он тогда уже первым заместителем Косыгина был.

Я выступаю и говорю:

– Техника эта не сложная, хорошо работают машины и нашего производства, в том числе и на алмазах. Я не вижу никакой причины закупать их в Японии. В Якутии и наши мельницы есть, и одна японская, все работают нормально. Дайте мне семь дней, чтобы разобраться в этом деле.

Я послал в Якутию человек пять-шесть министров и представителя Комитета по науке на три дня.

Возвратились они и говорят:

– Все сызранские машины лежат нераспакованными, их никто и не пробовал запустить.

Я снова выступаю на Президиуме Совмина:

– Все наши машины лежат под снегом, их даже не пытались запускать в работу. Зачем же закупать японские, когда собственные не хуже? Не понимаю позиции Госплана, товарища Байбакова, ни позиции товарища Тихонова, первого заместителя. Что, валюту девать некуда?

Опять они все трое – закупать да закупать. Косыгин тогда говорит:

– Ну ладно, раз такие авторитетные товарищи настаивают, давайте купим.

Я – вне себя, но молчу. Однако Косыгин постановление так и не подписал…

Тихонов продолжал плести интриги, и это сыграло свою роль: В.Э. Дымшица в конце концов убрали из Госснаба, а отношения между Брежневым и Косыгиным становились все более прохладными. К тому времени Брежнев был уже совершенно немощный, очень болезненно на все реагирующий человек. Он практически утратил контроль над партией и государством. Зато махровым цветом в то время расцвела и усилилась власть бюрократии и партаппарата.

Когда скончалась жена Алексея Николаевича, из девяти его заместителей проститься с ней пришли только четверо – Н.К. Байбаков, М.Т. Ефремов, В.А. Кириллин и я. Остальные, оказывается, согласовывали в ЦК – идти или не идти выражать соболезнование!

Потерю жены Алексей Николаевич переживал очень тяжело. Почти три дня он не отходил от гроба. Он сам мне потом говорил, что Клавдия Андреевна была ему не просто женой, а большим и верным другом.

* * *

Однажды у меня с Алексеем Николаевичем зашел разговор о «ленинградском деле». Не помню, с чего началось, видимо, с воспоминаний о его жене. Говорили тогда о Вознесенском, Кузнецове и других общих знакомых, которые погибли в бериевских застенках. И тут Алексей Николаевич неожиданно заметил, что и он мог оказаться на их месте. Дело в том, что Клавдия Андреевна была дальней родственницей Кузнецова. А по тем временам это был достаточно серьезный «криминал». Косыгин прекрасно понимал, какая реальная опасность нависала тогда над ними.

Другой раз этой темы мы коснулись тоже совершенно случайно. Я как-то отдыхал на курорте «Белокуриха» в Алтайском крае и рассказывал Косыгину о своих впечатлениях. Он вдруг стал меня расспрашивать, не сохранился ли там такой-то дом, интересовался и другими подробностями о поселке. Оказывается, в Белокурихе Алексей Николаевич был во время «сибирской командировки», прожил там более десяти дней. И вот о каком интересном эпизоде он рассказал. Во время следствия по «ленинградскому делу» А. И. Микоян, работавший тогда заместителем Председателя Совета Министров СССР, организовал длительную поездку Косыгина по Сибири и Алтайскому краю якобы в связи с необходимостью усиления деятельности кооперации, улучшения дел с заготовкой сельскохозяйственной продукции. Надо сказать, что Микоян всегда хорошо относился к Алексею Николаевичу и в свое время именно он рекомендовал его Сталину. Да и работали они на одном поприще: Косыгин занимался легкой промышленностью, Микоян – пищевой. Это их сблизило. И вот Анастас Иванович, видимо, решил как-то обезопасить Косыгина, хотя прекрасно понимал, что от Берии не скроешься. Возможна и другая версия: к тому времени Алексей Николаевич уже был членом Политбюро и вопрос о его командировке Микоян наверняка обсуждал со Сталиным. Тот согласился, тем самым дав понять, что Косыгин не будет привлечен по этому делу…

В деловом плане Алексей Николаевич Косыгин был крупнейшим хозяйственным руководителем, прекрасно знал страну, систему планирования, финансов, а также многое и многое другое, что необходимо знать крупному государственному деятелю.

Единственная тема, которой Алексей Николаевич мог посвятить и час, и два, и более (естественно, когда не было срочных дел), – это его семья. С большой любовью, теплотой и уважением он говорил о дочери Людмиле, о ее муже. Но особенно загорался, когда речь заходила о внуке, который к тому времени уже преподавал математику в университете. Как-то Алексей Николаевич достал тетрадь с длиннейшими формулами и стал горячо доказывать, какой у Алеши необычайный талант.

Очень нежно относился он и к внучке. В 60-х годах мы с ним часто виделись на катке санатория «Сосны». Его всегда обязательно сопровождала Танечка. Алексей Николаевич катался не очень уверенно, часто падал, но внимания на это не обращал. Если же в воскресенье я не появлялся на льду, он обычно звонил и строго допрашивал:

– Это почему ты лентяйничаешь и вчера не был на катке?

Приходилось оправдываться.

Когда после первого инфаркта Алексей Николаевич вышел из больницы, с ним практически перестали считаться. Его заместитель Тихонов, не особо утруждаясь выслушать мнение Косыгина, практически навязывал решения Президиуму Совета Министров. Всем было ясно, что он рвется на должность Председателя. Да и сам Алексей Николаевич не особенно отстаивал свою точку зрения, все прекрасно понимая.

Вспоминаю, как мы с Алексеем Николаевичем разбирали какой-то вопрос и он мне вдруг так задумчиво сказал:

– Знаешь, Владимир, меня эти «украинцы» все равно сожрут.

Это его точные слова. Под «украинцами» он подразумевал Брежнева и Тихонова, которые в свое время работали в Днепропетровске, и это, очевидно, связывало их.

Я успокаивал Алексея Николаевича, говорил, что в народе к нему относятся хорошо и вряд ли Политбюро пойдет на такой шаг. Хотя я и произносил ободряющие слова, но понимал, что обстановку он знает лучше меня. Алексей Николаевич это и подтвердил, заметив, что, мол, ты не все знаешь.

После второго инфаркта, когда Косыгин еще находился в больнице, его заставили написать заявление об отставке. Он очень это переживал, что, не сомневаюсь, ускорило печальную развязку.

Так закончилась жизнь этого прекрасного человека, крупнейшего государственного деятеля.

Николай Байбаков Из записок зампреда

Байбаков Николай Константинович с 1944 г. – нарком, министр нефтяной промышленности СССР. В 1955–1957 гг. – председатель Госплана РСФСР, затем председатель Краснодарского и Северо-Кавказского совнархозов. С 1963 г. – председатель государственных комитетов при Госплане СССР по химии, нефтедобывающей промышленности, министр СССР. В 1965–1985 гг. – заместитель Председателя Совета Министров СССР, Председатель Госплана СССР

Алексея Николаевича Косыгина я знал еще до Великой Отечественной войны. Однако вплотную мы с ним стали работать с октября 1965 г., после того как меня назначили Председателем Госплана СССР и заместителем Председателя Совета Министров СССР.

А начиналось все так. В конце сентября меня вызвали к Л.И. Брежневу. Секрета не открою, ведь в те времена, да и за многие годы до этого, выдвижение на ту или иную должность происходило исключительно по согласованию с партийными органами. Если же речь шла о руководителях достаточно высокого ранга, то это не обходилось без благословения Центрального Комитета, а то и лично Генерального секретаря ЦК КПСС. Их рекомендация становилась решающей – ведь органы государственной власти послушно одобряли любую кандидатуру партийных инстанций. Потому-то еще до сессии Верховного Совета СССР, на которой предстояло утвердить мое назначение, я и был приглашен к Леониду Ильичу. В беседе участвовал и Алексей Николаевич Косыгин, с октября 1964 г. занимавший пост Председателя Совета Министров СССР.

За чашкой чая состоялся неторопливый, обстоятельный разговор о положении дел в стране, необходимости усиления централизованного планирования в связи с предстоящей ликвидацией совнархозов и восстановлением министерств. Затрагивались и другие проблемы. Предлагая мне возглавить государственное планирование, Брежнев обосновывал это тем, что у меня за плечами был солидный опыт; действительно, прошел я, как говорится, все ступеньки, от рядового инженера до наркома и министра.

Не скрою, было лестно все это слышать. И все же я поначалу пытался сопротивляться, мотивируя свой отказ тем, что в недалеком прошлом я уже работал Председателем Госплана СССР и РСФСР, однако затем был освобожден и направлен в Краснодар.

В ответ Леонид Ильич сказал, что не только он, но и многие другие товарищи думали о моем перемещении, о том, что оно было необоснованным и явилось результатом моих расхождений со взглядами Хрущева на методы управления народным хозяйством. «Впрочем, – заметил Брежнев, – Никита Сергеевич хорошо отзывался о вашей работе в Краснодарском совнархозе». Очевидно, это было правдой, потому что сам же Хрущев через некоторое время перевел меня председателем укрупненного Северо-Кавказского совнархоза, а затем – председателем Государственного комитета по химии и нефти в ранге министра СССР.

Разговор проходил спокойно, в достаточно благоприятном для меня духе, и, откровенно говоря, мне не оставалось ничего другого, как согласиться с предложением.

Ну а затем Косыгин ввел меня в курс дел и мы наметили первоочередные задачи предстоящей работы. Речь шла о серьезной перестройке структуры Госплана, а также о темпах и пропорциях развития ряда конкретных отраслей и координации их деятельности. Слушая Алексея Николаевича, с которым мне впервые довелось так близко и доверительно общаться, я был буквально восхищен глубокими знаниями и масштабным мышлением этого человека. После той беседы у меня сложилось твердое убеждение, что он – самый крупный и эрудированный государственный деятель из всех, с кем мне и прежде и потом случалось работать. Он хорошо знал легкую и пищевую промышленность, финансы, экономику и планирование, принимал непосредственное участие в разработке и осуществлении экономической политики партии, укреплении оборонного потенциала и международных позиций страны.

Когда в том же 1965 г. А.Н. Косыгин выступил на пленуме ЦК с докладом об улучшении управления промышленностью, совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования производства, я расценил это как существенный шаг по пути повышения эффективности народного хозяйства.

Речь шла о серьезной экономической реформе. Инициатором и душой ее был Алексей Николаевич. К реформе тщательно готовились. Госплан предложил целый пакет документов, над которыми работала специальная комиссия. В нее были привлечены лучшие научные силы, руководители многих предприятий, специалисты. Самое активное участие принимал и сам А.Н. Косыгин. Предварительно были проведены интересные эксперименты в промышленности. Существенно расширены права предприятий, сокращено число плановых показателей, по которым оценивалась их работа, учитывался фактор прибыли, повысилась материальная заинтересованность трудовых коллективов.

Проанализировав состояние отраслевой экономики за первый год эксперимента, Алексей Николаевич пришел к выводу, что, предоставив предприятиям свободу маневрирования, мы не сумели установить за ними действенный контроль. В результате начался опережающий рост заработной платы по сравнению с повышением производительности труда.

К сожалению, довести реформу 1965 г. до конечных результатов не удалось. Неудача ее экономической части связана с неправильным разграничением функций государства, его центральной власти, с одной стороны, министерств и республик – с другой. На практике это привело к тому, что доходная часть государственного бюджета сократилась, средства ушли на предприятия, а расходы остались за государством.Довести реформу до конца не удалось также из-за слабой поддержки Политбюро ЦК КПСС, среди членов которого не было единого мнения. И все-таки усилия организаторов реформы не пропали даром. Такая встряска нужна была предприятиям и министерствам, центральным органам и союзным республикам. Это был период практической работы и учебы. Ведь в то время наша экономическая наука ничего, кроме общих рассуждений о необходимости реорганизации управления народным хозяйством, не предлагала.

* * *

Понятно, что особое внимание Алексей Николаевич уделял работе Госплана как важнейшего экономического органа страны. Так, выступая перед его работниками в декабре 1972 г., он говорил:

– Госплан – это генеральный штаб страны в области экономики… Особенно важна роль Госплана в обеспечении пропорционального развития народного хозяйства и в повышении уровня сбалансированности плана.

Косыгин тесно увязывал совершенствование планирования народного хозяйства и управления им с повышением эффективности общественного производства, широким использованием достижений научно-технического прогресса. План по науке и технике, считал он, должен стать важной составной частью народнохозяйственного плана и пронизывать все его разделы.

Именно по инициативе Алексея Николаевича Госплан Союза при формировании плана стал разрабатывать специальную программу по внедрению в народное хозяйство новой техники и технологии. Эта программа разрабатывалась совместно с Госкомитетом по науке и технике (ГКНТ), Академией наук СССР и министерствами. Затем она утверждалась на совместных заседаниях коллегий Госплана и ГКНТ, а также президиума Академии наук.

Алексей Николаевич считал одним из надежных путей улучшения работы Госплана широкое использование экономико-математических методов и вычислительной техники. Кстати, при его активном содействии был построен и введен в действие крупный вычислительный центр при Госплане, без которого было бы невозможно вести разработку народнохозяйственных планов, поиск оптимального решения тех или иных проблем.

Говоря о разработке и рассмотрении планов, хочу отметить, что Алексей Николаевич, придавая этой работе первостепенное значение, постоянно участвовал в их подготовке. Он скрупулезно изучал все документы и неоднократно возвращал их нам на доработку.

Для примера можно привести рассмотрение плана на 1973 г. Представленный проект был очень сложным, потому что темпы роста сельскохозяйственной продукции были низкими, а не обеспечив рынок этим сырьем, мы не смогли бы произвести достаточного количества товаров народного потребления, чтобы покрыть рост зарплаты. Усилиями корифеев планового комитета едва-едва сверстали план с соотношением – один процент производительности труда к одному проценту заработной платы.

И с таким проектом я отправился в Совет Министров, надеясь втайне, что Алексей Николаевич поймет нас, увидев, какое тяжелое положение для народного хозяйства сложилось в неурожайном 1972 г.

Ознакомившись с проектом плана, он спросил:

– Николай, что ты представил? Разве тебе не ясно, что при таком плане мы все сожрем и у нас ничего не останется на расширенное воспроизводство? Нужно, чтобы рост производительности труда всегда опережал рост зарплаты.

Я пытался доказать, что такое соотношение является результатом постигшей нас засухи. А ведь известно, что продукция сельского хозяйства составляет в товарообороте 70–75 %. На это Косыгин мне ответил:

– Знаешь, твои болячки – это и мои болячки, а мои болячки – твои болячки. Ты мой заместитель. Вот тебе семь дней, иди к себе, собери коллегию, вызови министров и скажи им, что такой план правительство принять не может. Нужно изыскать возможности повышения роста производительности труда за счет лучшей организации производства, внедрения новой техники и технологии, добиться увеличения выпуска продукции, и особенно товаров народного потребления.

Делать нечего – в Госплане с участием министерств мы провели основательную доработку проекта, и в Совет Министров был представлен уточненный план, где соотношение темпов роста производительности труда и зарплаты уже составляло 1:0,8. Алексей Николаевич принял этот план без особого удовлетворения.

Следует сказать, что при А.Н. Косыгине не было ни одной пятилетки и даже ни одного года, чтобы увеличение зарплаты опережало рост производительности труда. Мы добивались такого соотношения, при котором обеспечивалось расширенное воспроизводство как важнейшее условие социалистического накопления. Денежные средства выдавались под те задания, которые должны были дать рост производительности труда. Это безусловно благоприятно сказалось на снабжении населения товарами народного потребления.

* * *

Пятнадцать лет работал я в тесном контакте с Алексеем Николаевичем Косыгиным. И, как водится, за столь большой срок случались самые разные ситуации, не всегда однозначные. При мне не раз обсуждались очень острые проблемы развития государства. Наблюдая за деятельностью Алексея Николаевича, должен сказать, что он чрезвычайно ответственно подходил к принятию правительственных решений, прежде чем поставить подпись под каким-либо государственным документом, взвешивал все «за» и «против». Он неоднократно напоминал, что если ошибется директор предприятия, то его ошибка может обойтись государству в тысячи рублей, ошибка министра – в миллионы. Оплошность же Председателя Госплана или Совмина будет исчисляться миллиардами.

Осмотрительный подход А.Н. Косыгина к решению государственных вопросов можно продемонстрировать на таком примере. В начале 70-х годов я получил указание ЦК КПСС подготовить проект совместного постановления ЦК и Совмина о широкой программе производства искусственного белка из парафинов нефти (БВК) для животноводства и птицеводства. Как известно, проблема обеспечения кормами, обогащенными искусственными белками, еще окончательно не решена. Несбалансированность кормов по белку и аминокислотам приводит к тому, что ежегодно перерасходуется 25–30 миллионов тонн зерна, а время откорма возрастает на 35–40 %. А ведь увеличение продуктов питания, содержащих полноценный белок, должно базироваться на развитом птицеводстве и скотоводстве.

Проблема БВК была известна, так как опытно-промышленное производство его было организовано еще в 1965 г. Кормовой белок из парафинов нефти прошел медико-биологические испытания как кормовая добавка для домашних животных, птиц, рыб, пушных зверей, и в результате было признано целесообразным наладить его выпуск.

И вот, обсудив вопрос с министерствами, которые должны были создать мощности по производству БВК, а также с Академией наук и Минздравом СССР о безвредности его использования, Госплан подготовил и представил в Политбюро ЦК соответствующий проект постановления.

На заседании он был одобрен всеми членами Политбюро, кроме Алексея Николаевича, который счел его преждевременным. По его мнению, БВК из нефтяных парафинов все-таки не прошел всестороннего испытания, досконально не установлена его безвредность и для подведения итогов этой работы потребуется не один год. Несмотря на выступления президента Академии наук А.П. Александрова и министра здравоохранения Б.В. Петровского, которые утверждали, что БВК уже апробирован на нескольких поколениях животных и птиц и при этом не выявлено никаких отрицательных последствий, Алексей Николаевич все же остался при своем мнении.

Решение было реализовано и промышленный выпуск кормового белка начали в 1975 г. Всего же за период до 1990 г. в сельском хозяйстве его использовано около 10 миллионов тонн. По данным специализированных институтов, прирост продукции животноводства при употреблении тонны белковой добавки составляет: 1–1,5 тонны мяса птицы, 0,5–0,8 тонны свинины и 10–15 тысяч яиц.

Однако в процессе производства БВК выявились и отрицательные стороны. Так, на нефтеперерабатывающем заводе города Кириши (Ленинградская область), где была построена установка по выпуску кормового белка, во время работы часто происходили выбросы в атмосферу вредных отходов производства. Это привело к заболеваниям бронхиальной астмой и аллергией большого числа людей, особенно детей. В результате массовых протестов населения этого района Киришский завод был остановлен. Аналогичные выбросы случались и в других местах, в частности на Светлоярском и Ангарском заводах.

В связи с этим институтами и организациями Академии медицинских наук и Минздрава СССР были разработаны новые, более жесткие санитарно-гигиенические требования и на их основе создана нормативно-техническая документация для модернизации всех заводов, выпускающих БВК.

Таким образом, сама жизнь подтвердила справедливость опасений Алексея Николаевича, когда на заседании Политбюро он требовал более тщательного и всестороннего изучения воздействия БВК не только на животных, но и на здоровье людей.

И еще пример очень осторожного отношения Алексея Николаевича к принятию решений по крупным народнохозяйственным вопросам, особенно если они связаны с экологией, природопользованием. Одной из таких была проблема переброски части вод сибирских рек в Среднюю Азию. Государственная экспертиза при Госплане СССР дала положительное заключение о возможности взять 5–7 % стока Оби, а это около 25–27 миллиардов кубических метров воды, и направить эту воду по каналу протяженностью примерно 2,5 тысячи километров, который предполагалось построить по трассе: южная часть Урала – Казахстан – Узбекистан. Однако Косыгин считал, что подобная операция может привести к невосполнимым природным потерям. Восстали против этого плана многие известные всей стране люди, в том числе академик А.Л. Яшин, писатель С.П. Залыгин и многие другие. Известно, что позже, уже после смерти А.Н. Косыгина, под мощным влиянием общественного мнения начатые работы по этому проекту были прекращены.