Текст книги "Косыгин. Вызов премьера (сборник)"

Автор книги: Виктор Гришин

Соавторы: Вадим Кирпиченко,Николай Байбаков,О. Селин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Оказалось, что сметы расходов многих наших организаций за рубежом вполне можно сократить. Однако истины ради следует заметить, что сотрудники посольств, консульств других стран получали значительно больше. Тем не менее строжайший контроль за расходованием валюты в те далекие годы велся неукоснительно…

В феврале 1948 г. меня пригласил Алексей Николаевич:

– Есть решение о назначении меня министром финансов… И еще…

Он улыбнулся и подал через стол бумагу с грифом ЦК. В ней говорилось об утверждении «т. Болдырева А.С. заместителем министра финансов и членом коллегии».

Я чуть не взвыл:

– Алексей Николаевич! Я же никогда не занимался финансами…

Он остановил мои возражения движением руки:

– Там большое хозяйство. Гознак, у которого семь фабрик, а также управление драгоценных металлов, строительный трест. К тому же здание министерства нужно привести в порядок.

Звонок ВЧ прервал наш разговор.

Следует заметить, что Алексей Николаевич не приступал к делам в Минфине до окончания работы специальной комиссии. О необходимости ее создания Косыгин говорил со Сталиным и получил его согласие.

Этой комиссией было вскрыто немало серьезных недостатков в деятельности Минфина и его структур, в том числе при решении таких важнейших вопросов, как налогообложение, изыскание дополнительных источников поступлений в бюджет, упорядочение деятельности сберегательных касс и Госстраха.

Первые послевоенные годы были чрезвычайно трудными: для восстановления народного хозяйства, улучшения жизни людей требовались огромные финансовые средства. Несмотря на декабрьскую реформу 1947 г., денежное обращение в стране было нарушено, товарные ресурсы недостаточны. Многие источники доходов с окончанием войны сократились: был отменен военный налог, снизилась подписка населения на займы, прекращена практика перечисления денег в сберкассы за неиспользуемые отпуска, уменьшилась сумма поступления сельскохозяйственного налога.

Алексей Николаевич неплохо знал технику финансирования промышленности, специфику взаимоотношений министерств с бюджетом. Опыт хозяйственника позволял ему быстро разбираться в балансах доходов и расходов министерств при возникновении споров. Однако он, естественно, не знал тонкостей сложной механики составления бюджета, запутанной системы получения государственных доходов и налогообложения. Последовательно на заседаниях коллегии была рассмотрена работа каждого управления или отдела министерства. Под строгим контролем начали осуществляться меры по ликвидации недостатков, вскрытых комиссией.

Одной из первых крупных мер, разработанных в 1948 г. Министерством финансов и Госпланом СССР, стало повышение оптовых цен на промышленную продукцию и снижение ставок налога с оборота потребительских товаров.

Анализируя работу Минфина, часто встречаясь с сотрудниками финансовых органов союзных республик, краев и областей, Алексей Николаевич убедился в необходимости укрепления системы, улучшения материального обеспечения и условий труда работников отрасли. Он заручился согласием правительства на проведение ряда мер. Так, для работников министерства и его органов была введена система аттестации, установлены звания, форма одежды, надбавки за выслугу лет; выделены ассигнования для строительства хранилищ денег, учреждениям банка были предоставлены автомашины, усилена охрана инкассаторов. В ряде городов началось строительство специальных финансовых техникумов.

Особенно серьезную озабоченность вызывала работа Гознака. Проверка показала, что он крайне неудовлетворительно подготовился к выпуску новых денег образца 1947 г. В частности, на всех его печатных фабриках остро не хватало кадров печатников, обрезчиков, сортировщиков, контролеров, рабочих других специальностей. Зачастую печатание денег доверялось совсем неопытным ребятам, только закончившим фабрично-заводские училища или среднюю школу, много было и случайных малоквалифицированных людей. Их подготовка осуществлялась наспех.

В результате печатные фабрики выпустили огромное количество бракованных купюр. Только за 10 месяцев 1948 г. у населения было изъято множество дефектных купюр достоинством от одного до ста рублей с такими видами брака, как печать на одной стороне листа, на бумаге без водяных знаков, без номеров и серий…

Только спустя несколько лет мы узнали об истинных размерах брака. Ведь контроль билетов, выпущенных во время реформы, закончился только в 1950 г. Выяснилось, что из 14 миллиардов 434,9 миллиона рублей было забраковано купюр на сумму 6 миллиардов 269 миллионов рублей – таким образом, брак составил 43,4 %!

Естественно, появление в обращении новых денег вызвало немало подделок. Большинство их было выполнено кустарными методами и быстро выявлялось. Забегая вперед, скажу, что в 1950 г. в районе Ростова и Новочеркасска обнаружили крупную партию банковских билетов 50-рублевого достоинства необычайно искусной подделки. Внешне они выглядели идеально – сложнейшая металлографическая печать выполнена безукоризненно, все виды защиты, кроме бумаги с водяными знаками, исполнены с большой точностью. Главный эксперт Гознака тщательно рассмотрел билеты под микроскопом, сфотографировал отдельные элементы и только развел руками. Всеми известными методами фальшивомонетчиков нельзя было воспроизвести денежные билеты с такой поразительной точностью.

Разумеется, органы милиции, работники банков, сберкасс, кассиры в магазинах были оповещены. Но это ничего не дало. Искусный фальшивомонетчик затаился. А через несколько месяцев в городах Донбасса и Ростовской области вновь была изъята довольно крупная партия точно таких же поддельных денег, но другой серии. Но и на сей раз преступник или преступники не были найдены. Так тайна происхождения тех фальшивых денег и по сей день остается нераскрытой.

* * *

У меня сохранились интересные записи, которые относятся к «минфиновскому» периоду деятельности Алексея Николаевича. Приведу одну из них.

…Был четвертый час ночи, когда мне позвонил начальник Ленинградского управления внутренних дел и сообщил, что днем в скупочный пункт драгоценных металлов и камней на Невском проспекте неким гражданином Полонским сдан крупный бриллиант. Камень чистейшей воды, великолепно ограненный и хорошо известный ювелирам.

Его следы были потеряны в 1927 г. Последней достоверно известной владелицей драгоценности была балерина Веронель, эмигрировавшая в Париж. Полонский, также эмигрант, уехавший из России вместе с ней, впоследствии активно участвовал в движении Сопротивления во Франции, и ему в 1947 г., по его настоятельной просьбе, было разрешено вернуться в СССР. По его словам, он получил этот бриллиант от своей жены Веронель.

– Так что, этого Полонского задержали? – спросил я.

– Нет, но бриллиант и паспорт оставлены в скупочном пункте под предлогом установления подлинности бриллианта. А Полонскому выдана расписка. Что нам делать – выплачивать деньги или нет? Сумма-то очень и очень крупная…

Я ответил, что посоветуюсь и перезвоню.

Безусловно, в интересах государства было выгодно приобрести этот камень. Тем более, если Полонский действительно является законным владельцем драгоценности, было бы несправедливо предпринимать какие-либо действия, ущемляющие его права.

Я доложил Косыгину о звонке из Ленинграда.

– Вот что, – сказал Алексей Николаевич, – случай этот не только необычный, но и крайне интересный. Давайте-ка напишем об этом товарищу Сталину. Я позвоню Поскребышеву…

Он набрал по «вертушке» номер и кратко сообщил помощнику Сталина о существе дела.

– Это действительно интересно. Я направлю к вам фельдъегеря и доложу товарищу Сталину, – ответил тот.

Минут через десять записка была готова, и Косыгин попросил заведующего секретариатом А. К. Горчакова отправить ее.

Не прошло и часа, как меня вызвали к министру. В кабинет Алексея Николаевича я вошел одновременно с Горчаковым.

– Вам пакет от товарища Сталина, – сказал Горчаков и протянул Косыгину большой красный конверт.

На стол легла подписанная Косыгиным записка. На ней характерным сталинским почерком было написано:

«Выплатить гр. Полонскому стоимость бриллианта, определенную скупочным пунктом. И. Сталин».

Эту резолюцию я по телефону немедленно сообщил в Ленинград и для верности послал шифровку.

Фамилии Веронель и Полонского запомнились, а вот вес бриллианта и его стоимость память не сохранила…

Рассказывая о работе Косыгина в Министерстве финансов, нельзя не упомянуть о ревизии Государственного хранилища ценностей СССР (Гохрана).

Примерно в июне 1949 г. на имя Сталина поступила анонимная внешне правдивая и довольно конкретная записка, будто в 1948 г., когда министром финансов был Алексей Николаевич, в Гохране происходили крупные хищения золота и драгоценных камней.

Сталин поручил Л.3. Мехлису, министру Госконтроля СССР, организовать проверку деятельности Гохрана. К ней были привлечены сотрудники МВД, Минфина, Института цветных металлов и золота, ученые, специалисты пробирных инспекций и большая группа работников Госконтроля.

В ходе проверки были перевешены и сличены по журнальным записям и приходным ордерам все слитки золота и драгоценных металлов, все драгоценные камни и ювелирные изделия. Чтобы исключить всякие подозрения в подмене, эксперты проверили и оформили актами подлинность всех драгоценностей.

Алексей Николаевич живо интересовался как организацией проверки, так и ее результатами.

Почти четырехмесячная ревизия установила, что наличие ценностей, находившихся в Гохране, полностью соответствует учетным книгам и актам приемки, которые велись как МВД СССР, так и Министерством финансов.

Исключением было золото – его оказалось на 140 граммов меньше, что составляло ничтожную долю от общего количества хранящегося металла.

Тем не менее, Мехлис назначил специальную экспертизу. Она установила, что расхождение объясняется различной степенью влажности воздуха в помещениях, где определялся первоначальный вес слитков (во время войны Гохран находился в Свердловске), и влажностью воздуха в основных помещениях Гохрана в Москве. Кроме того, эксперты утверждали, что в процессе множественных перевозок и перекладок слитков потери металла неизбежны.

Мехлис прочитал все акты, заключения экспертизы и вынужден был согласиться, что хищений в Гохране не было, а хранение и учет поставлены образцово. Тогда он попросил Косыгина поддержать его в представлении к награждению работников Гохрана за отличное ведение дела. Через некоторое время начальник Гохрана Н.Я. Баулин был награжден орденом Ленина, вместе с ним была отмечена и большая группа работников этого ведомства.

Мне часто задавали вопрос: почему Алексей Николаевич так мало проработал в Минфине? Уже в конце декабря 1948 г. он был утвержден министром легкой промышленности СССР с освобождением от обязанностей министра финансов. Объяснение этому простое: он был неудобным министром – слишком часто возражал.

На заседаниях Президиума Совета Министров СССР, где присутствовали В.М. Молотов, Л.М. Каганович, Л.П. Берия, К.Е. Ворошилов, нередко рассматривались вопросы, требовавшие выделения из бюджета крупных средств. Алексей Николаевич часто возражал, ссылаясь на отсутствие свободных средств. Его уговаривали дать согласие, но он в большинстве случаев говорил: «Запишите в протокол, что Минфин возражает». Такой министр тем членам Президиума был не нужен.

* * *

В 1954 г. в подчинение Министерства легкой промышленности СССР, руководил которым А.Н. Косыгин, передали пищевую, мясо-молочную и рыбную отрасли. Новое ведомство нарекли Министерством промышленности товаров широкого потребления. Это было странное образование, рожденное Хрущевым в связи с ломкой системы управления народным хозяйством, и просуществовало оно недолго.

Восстанавливая исторические факты, следует вспомнить, что с 1958 г. первым заместителем Председателя Совета Министров СССР Н.С. Хрущева был секретарь ЦК КПСС Фрол Романович Козлов. Но ведал он главным образом вопросами обороны, армии, государственной безопасности, внутренних дел, правоохранительных органов.

Однако в связи со все учащающимися зарубежными визитами Хрущева, его многочисленными поездками по стране появилась настоятельная необходимость иметь в составе правительства компетентного, досконально знающего народное хозяйство человека. И вот в 1960 г. первым заместителем Председателя Совмина был назначен А. Н. Косыгин, работавший тогда Председателем Госплана СССР. По моему мнению, Никита Сергеевич, отдавая должное знаниям и опыту Косыгина, все-таки недолюбливал его, видя в нем человека, который глубже и лучше его самого разбирался в экономике.

16 октября 1964 г., после известного пленума ЦК, освободившего Хрущева от всех должностей, Алексей Николаевич был утвержден Председателем Совета Министров СССР.

Неотложные вопросы, на которых следовало сконцентрировать внимание и которыми надо было постоянно заниматься, изложены им в программном выступлении на сессии Верховного Совета СССР спустя всего несколько дней после нового назначения. Это говорит о том, что он прекрасно понимал и знал все острейшие проблемы нашей экономики и четко представлял себе план дальнейшей деятельности Совета Министров.

Как же складывался служебный день Косыгина? Обычно он начинался в девять часов с просмотра газет. Затем Алексей Николаевич принимал заведующего секретариатом (сначала это был А.К. Горчаков, а после его трагической гибели в автомобильной катастрофе – Б.Т. Бацанов) с неотложными делами, по которым он сразу давал задания аппарату, а в необходимых случаях своим заместителям, Госплану, Госснабу, министрам. Все такие поручения тщательно контролировались.

Затем к Алексею Николаевичу приходил его помощник В. Н. Соколовский с материалами Политбюро или отдельными поручениями ЦК. Как правило, предварительно решения по этим вопросам были тщательно подготовлены и согласованы с заинтересованными организациями. За исполнением их также был установлен особый контроль.

Алексей Николаевич критически оценивал практику заседаний Президиума Совета Министров. Присутствующие зампреды и докладчики-министры нередко поверхностно знали обсуждаемые вопросы, поэтому и рассмотрение их подчас проходило формально. Алексей Николаевич ввел в практику тщательное изучение материалов, представляемых на Президиум, и предварительное рассмотрение их не с начальниками отраслевых групп, а с непосредственными исполнителями – как правило, высококвалифицированными специалистами.

После ухода Алексея Николаевича из Министерства финансов наши дальнейшие служебные пути разошлись. Но именно чисто служебные, ибо хорошие, доверительные человеческие отношения у нас сохранились до конца его дней. Мы довольно часто виделись на заседаниях Совмина, я нередко бывал у него дома, на даче.

С 1953 г. моя работа была связана с промышленностью строительных материалов. Личное общение с Алексеем Николаевичем мне во многом облегчало решение тех или иных проблем. Надо сказать, что Косыгин интересовался этой отраслью и неплохо знал ее – перед войной, как заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров, он вплотную занимался ею. Особое внимание он уделял развитию производства цемента как основы основ любого строительства.

Много раз я обращался к Алексею Николаевичу с предложением передать из легкой промышленности в промышленность строительных материалов фарфоровое производство: сырье – у нас, наука и кадры – у нас; дело ли легкой промышленности заниматься фарфором? На это Косыгин, который неоднократно бывал на лучшем в стране Ленинградском фарфоровом заводе, неизменно отвечал, что кирпичникам и бетонщикам заниматься художественным фарфором не пристало.

А с фарфором в стране дела обстояли далеко не блестяще: купить чашку или заварной чайник – целая проблема.

Возражая Алексею Николаевичу, я приводил в пример среднеазиатские республики, для которых иметь собственные фарфоровые заводы, выпускающие традиционные национальные изделия – пиалы, чайники с орнаментом или рисунком, – мечта.

В конце концов Косыгин сдался – он поручил подготовить решение о строительстве 12 фарфоровых фабрик. Многие из них были построены достаточно быстро, и дефицит фарфора был снят.

* * *

Как известно, в 1966 г. вышло совместное постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «Об улучшении планирования и усилении воздействия хозяйственного механизма на повышение эффективности производства и качества работы». В основу документа, который стал поистине манифестом косыгинской реформы, легли доклад Алексея Николаевича на сентябрьском (1965 г.) Пленуме ЦК и его выступление на сессии Верховного Совета СССР.

Здесь надо заметить, что многие положения этого постановления стали действовать значительно раньше. Это, в частности, касается оценки работы большинства предприятий по нормативно-чистой продукции.

Однако административно-командные методы управления народным хозяйством были для многих руководителей куда удобней и привычней, чем коренные нововведения. Интерес к реформе стал падать, а в 70-х годах о ней вообще перестали упоминать.

В последние годы на посту Председателя Совета Министров СССР Алексей Николаевич стал постепенно утрачивать самостоятельность, уверенность в принятии решений. Рассматривая на заседаниях Президиума Совета Министров сравнительно несложные, чисто хозяйственные дела, Алексей Николаевич нередко говорил:

– Давайте внесем этот вопрос на рассмотрение в ЦК.

Все чаще на заседаниях появлялся безмолвный Кириленко. Многим было известно о резких, острых выпадах в адрес Косыгина со стороны Брежнева, Суслова, Кириленко на закрытых заседаниях Секретариата и Политбюро ЦК КПСС.

Косыгин стал много болеть. Работать ему становилось все труднее. Это чувствовалось по его поведению, это же отмечали и участники заседаний.

10 декабря 1980 г. утром я поехал в Госплан СССР и вернулся к себе в Минпромстройматериалов лишь около двенадцати дня. На пороге приемной меня встретила встревоженная секретарша:

– Вам только что по городскомутелефону звонил Алексей Николаевич, – сказала она. – Он оставил номер и просил ему перезвонить.

Я вошел в кабинет и сразу же набрал номер. Трубку взял Алексей Николаевич, поздоровался, сказал, что находится в больнице – что-то забарахлило сердце. Он спросил, не смогу ли я разыскать и привезти ему статью генерал-лейтенанта Калягина, опубликованную в журнале «Вопросы истории».

Часа через два я уже был на Мичуринском проспекте, в больнице у Косыгина.

Тогда я еще не знал, что Алексей Николаевич освобожден от работы и от всех должностей, и у меня было много недоуменных вопросов: почему у Косыгина сняли «вертушку», почему такое равнодушие проявляют к его болезни члены Политбюро и Президиума Совета Министров, почему перестали присылать ему закрытые материалы, в том числе так называемый закрытый белый ТАСС. Все это я хотел выяснить, однако по ходу беседы понял, что спрашивать об этом не следует.

Алексей Николаевич говорил о непростых взаимоотношениях, сложившихся у него в последние годы с руководителями страны, потере у них интереса к реформе, о том, что важные для страны решения принимаются теперь без совета с ним.

В палату несколько раз заглядывал врач и, как мне показалось, проявлял некоторое беспокойство.

Это была моя последняя встреча с Алексеем Николаевичем. Как известно, 18 декабря его не стало.

* * *

Занимая высокие посты в годы правления Сталина, Хрущева и Брежнева, Косыгин принадлежал, конечно, своему времени, командно-административной системе. Но, будучи человеком честным, относящимся с большой ответственностью к порученному ему делу, он хорошо видел недостатки этой системы и в меру своих сил пытался ее совершенствовать.

Косыгин не выделялся среди окружающих: худощавый, высокого роста, со спокойным взглядом внимательных глаз. Люди, близко знавшие Алексея Николаевича, отмечали его некоторую суховатость, а я бы сказал, сдержанность в отношениях с людьми, что отличало его от иных руководителей.

Он никогда не кричал, не стучал кулаком по столу. Разговаривал ровно, спокойно, редко смеялся. Все это не мешало ему прерывать отдельных «ораторов», которые, излагая даже простой вопрос, начинали произносить длинную речь.

Если он улыбался, то улыбка озаряла все его лицо, светлели глаза. Он искренне радовался хорошим известиям, остроумной шутке. Он был безусловно добрым, честным человеком – таким он и сохранился в моей памяти.

Владимир Новиков Единомышленники

Новиков Владимир Николаевич с июля 1941 г. являлся заместителем наркома вооружения СССР. С 1955 по 1957 г. был первым заместителем министра боеприпасов СССР. В 1957 г. – председатель Ленинградского совнархоза. С 1958 г. – первый заместитель Председателя Совета Министров РСФСР, председатель Госплана РСФСР. С 1960 г. – заместитель Председателя Совета Министров СССР, председатель Госплана СССР. В 1965–1980 гг. – заместитель Председателя Совета Министров СССР

За долгие годы мне довелось общаться с тысячами людей разных взглядов, характеров, поведения, стилей работы. С их жизнью и деятельностью бывала связана и моя судьба. Среди них, пожалуй, только несколько человек запомнились как-то особенно – одних я вспоминаю с теплотой и сердечностью, других – с неприязнью. И к числу первых я с безусловной уверенностью отношу Алексея Николаевича Косыгина.

В 1941 г. меня назначили заместителем народного комиссара вооружений СССР. Надо сказать, что хотя наркомом тогда был Д.Ф. Устинов, однако фактически оборонную промышленность в военные годы «опекал» член Государственного Комитета Обороны, нарком внутренних дел Л.П. Берия. В то время об Алексее Николаевиче Косыгине я знал только по разговорам, а также по тем делам, которые нам приходилось решать с Советом по эвакуации, в частности по перебазированию оборонных предприятий в восточные районы страны. Кроме того, первые два года войны в Москве я почти не бывал, в основном находился в Ижевске, где создавались и осваивались многие образцы стрелкового оружия и военной техники и была сосредоточена металлургическая база наркомата.

Знакомство же наше состоялось заочно, по телефону. В 1943 г. Алексей Николаевич работал Председателем Совнаркома РСФСР, и тот первый разговор был о поставках нашему наркомату специальной тары для упаковки оптических приборов. Осенью того же года вместе с министром лесной промышленности М.И. Салтыковым я был на приеме у Косыгина. Речь шла о выделении ижевским оружейным и сталеплавильным предприятиям дополнительного количества дров – основного в ту пору вида топлива, потребление которого одним заводом составляло 300 вагонов в сутки. Дело уладилось быстро, хотя и не совсем в том объеме, который устраивал предприятия. У меня в памяти отложился только внешний облик Косыгина: выше среднего роста, еще молодой (ему не было и сорока), подтянутый и с довольно суровым лицом. Он очень внимательно выслушал нас и, приняв решение, на другие темы отвлекаться не стал.

Наши последующие встречи, более близкое знакомство и совместная работа начались уже позже, при Хрущеве. Надо заметить, что после 1953 г. в руководстве народным хозяйством началась форменная «чехарда». Министерства то ликвидировались, то объединялись, то через короткое время вновь восстанавливались такими же, какими были при Сталине. Руководство Совета Министров постоянно менялось. Вначале правительство возглавлял Г.М. Маленков, затем Н.А. Булганин и, наконец, Н.С. Хрущев. К 1957 г. старые кадры были практически Хрущевым разогнаны. От руководства страной были отстранены Молотов, Каганович, Маленков, Сабуров, Шепилов и другие. Затем пошла волна реорганизации управления экономикой, и меня назначили председателем Ленинградского совнархоза, а спустя некоторое время – председателем Госплана РСФСР.

В тот «смутный» период А.Н. Косыгин занимал различные должности. В конце 50-х годов он работал первым заместителем председателя Госплана СССР. Мне, да и не только мне, но даже в республиках было известно о его напряженных отношениях с председателем Госплана И.И. Кузминым. Он постоянно и необоснованно критиковал Алексея Николаевича, выискивал несуществующие упущения в работе. Причем, по моему мнению, эти нападки были вызваны неосведомленностью в народно-хозяйственных делах и некоторым волюнтаризмом Кузмина; Иосиф Иосифович был человеком сверхактивным, но малоопытным. На первых порах он пользовался большим доверием Хрущева, но, допуская серьезные ошибки, нередко подводил его. Словом, положение Алексея Николаевича было довольно сложным. Уж не знаю, по какой причине, но, очевидно, все-таки в связи с некомпетентностью от работы в Госплане Кузмина освободили, и 20 марта 1959 г. его председателем стал А.Н. Косыгин. Но проработал он на этом посту чуть более года, затем его утвердили первым заместителем Председателя Совета Министров СССР, а меня назначили на его место.

Во время нашей первой встречи в Госплане Алексей Николаевич сказал примерно следующее:

– Мне известно, какую школу ты, Владимир Николаевич, прошел – был директором крупнейшего оборонного завода, много лет работал заместителем министра, был, хотя и недолго, председателем совнархоза, руководил Госпланом РСФСР. В правительстве единодушно придерживаются мнения, что работа председателем Госплана Союза будет тебе по плечу. Пригласи товарищей Иванова и Подугольникова, и они введут тебя в курс, скажут, где дела идут хорошо, где плохо, а потом сам постепенно разберешься с каждым подразделением этой крупной и ответственной организации. Если возникнут сложности, всегда можешь получить у меня добрый совет. На этом и закончилась передача дел от прежнего председателя.Заседания Президиума Совета Министров СССР тогда обычно проводил А.Н. Косыгин, так как сам Никита Сергеевич участвовал в этих заседаниях только при рассмотрении особо важных вопросов, таких, как план на следующий год или пятилетку, обсуждение принципиальных проблем промышленности и сельского хозяйства.

* * *

В смещении Хрущева, насколько я знаю, Алексей Николаевич активного участия не принимал, хотя и не защищал Никиту Сергеевича. Единственным человеком, который, хотя и робко, пытался вступиться за Хрущева, был А.И. Микоян, что стало впоследствии негласной причиной освобождения его с поста Председателя Президиума Верховного Совета СССР. По моему мнению, устранение Хрущева было бы практически невозможно, оставайся на работе в ЦК Ф.Р. Козлов. Фрол Романович был искренне предан Хрущеву. Исполняя обязанности секретаря ЦК, будучи членом Политбюро и первым заместителем Председателя Совета Министров СССР, он в конце своей деятельности, к 1962 г., сосредоточил в своих руках (конечно, не без поддержки Н.С. Хрущева) вопросы кадров, военно-промышленного комплекса, а также непосредственно занимался внешней и внутренней безопасностью. Неожиданный паралич прервал его активную деятельность.

Свое новое назначение Алексей Николаевич воспринял спокойно. Больших кадровых изменений как в Политбюро, так и в правительстве не произошло. Правда, были отправлены на менее ответственную работу откровенные подхалимы Хрущева и смещены некоторые работники, но не из высшего эшелона власти.

Несколько неожиданным было перемещение Д.Ф. Устинова с поста первого заместителя Председателя Совета Министров СССР и Председателя Высшего совета народного хозяйства на работу в ЦК партии в качестве секретаря по военно-промышленным вопросам. Позднее, когда я уже был заместителем Алексея Николаевича, мне стала ясна причина этой перестановки.

У Дмитрия Федоровича часто рассмотрение даже простого вопроса затягивалось на два-три часа, а то и больше. Ночью он звонил директорам заводов, их заместителям, а нередко даже и начальникам цехов. Устинову требовалось каждый вопрос разбирать до мелочей так, чтобы он его понимал на уровне начальника цеха или среднего конструктора. Таков был метод его работы, который он перенес из министерства и в Совет Министров. Все это, естественно, приводило людей в нервозное состояние. Хрущев, конечно, в такие дела не вникал, но Косыгин, став первым заместителем Председателя Совмина, понял, что такой стиль работы для решения государственных вопросов в правительственном аппарате не подходит.

Приведу один эпизод. Алексей Николаевич возвратился после визита в Италию. Я на Политбюро при его докладе не присутствовал. Но через день он вызвал меня и спросил, как я смотрю на то, чтобы с помощью итальянцев у нас построить завод легковых автомобилей. Я ответил, что идея очень хороша. Мы и в этой отрасли беспросветно отстали от других стран. Ведь линия Хрущева была на общественный транспорт, и поэтому производство легковых машин практически не развивалось. Не было разработанной подходящей модели, специального оборудования для этих целей, и много лет ничего не строилось.

На Горьковском автозаводе выпуск составлял менее 100 тысяч машин в год, добивали устаревшее оборудование на объединении «Москвич» с его мизерным объемом производства, немного производили в Запорожье, около 20 машин делали для крупного начальства на заводе имени Лихачева – вот и все наши «успехи». В итоге производили ежегодно около 300 тысяч легковых автомашин, в то время как США перешагнули за 6 миллионов, Япония делала более 3 миллионов машин в год, а мы топтались на месте.

Решили, что я подготовлю проект соглашения с итальянцами, предусматривающий проектирование завода и разработку конструкции машины итальянской стороной с учетом наших дорожных условий. Кроме того, итальянцы примут на обучение и допустят к участию в проектировании наших специалистов. Строительство корпусов завода и жилого массива выполнит советская сторона. Срок окончания всех работ, включая проектные, – примерно три с половиной года.

Все обсуждение этой крупнейшей проблемы, осуществление которой в последующие годы вместе с кооперированными поставками обошлась стране более чем в 3 миллиарда рублей, заняло у нас с Косыгиным около часа. Конечно, мы с Алексеем Николаевичем выработали только схему. Но если бы я обсуждал это с Устиновым, вопрос мог бы остаться нерешенным, хотя на дискуссии была бы потрачена как минимум неделя.

Как заместитель Председателя Совета Министров СССР, я курировал сооружение этого автогиганта в Тольятти. К строительству были подключены почти все союзные министерства и комитеты. Только одна Москва возводила там по 100 тысяч метров жилья в год.

Помнится, после окончания строительства Тольятти посетил президент американской фирмы «Форд мотор». Потом он приехал в Москву, и его принимал Косыгин. Я был на этой беседе. Алексей Николаевич представил меня:

– Вот человек, который курировал строительство этого завода и который отвечал за это дело перед правительством.