Текст книги "Рылеев"

Автор книги: Виктор Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

4

Еще в декабре 1825 года, после первых показаний, Рылееву было разрешено свидание с женой. Однако осуществление его Николай все откладывал и откладывал. Прошли долгие месяцы, уже закончилось следствие, начался суд… Ожидание со дня на день встречи с женой и дочерью стало для Рылеева пыткой.

30 декабря 1825 года Наталья Михайловна пишет мужу: «Быть может, ты говоришь, мой друг, будет позволено с тобою видеться. Я несколько раз читала; не верю глазам, что ты пишешь, нет, это мечта; я, кажется, не доживу этой минуты».

4 января 1826 года Рылеев пишет жене: «Увидеться с тобою надеюсь скоро. Государь обещал».

Наталья Михайловна 7 января: «Между страхом и надеждою жду решительной минуты».

Рылеев 14 января: «Жди решительной минуты с надеждою на благость всемогущего и милосердие государя. Думаю, что минута сия недалека».

21 января: «Из того, что я не писал к тебе в последнем письме о нашем свидании, которое мне обещано, ты заключила, что я должно быть болен. Я и теперь больше ничего не могу тебе написать касательно сего, как только то, что я надеюсь скоро увидеться с тобой».

В феврале Рылеев уже не говорит в своих письмах к жене о свидании.

17 марта Наталья Михайловна пишет: «Надеялась по письмам твоим, что скоро буду видаться и посоветуюсь с тобою, мой друг, но и по сю пору нет свидания. Что делать!»

Между 17 и 20 марта Рылеев пишет: «О свидании нашем опять не могу тебе более ничего сказать, как только: надейся и моли бога».

В таких же пытках ожидания прошли апрель и май.

В эти месяцы Рылеев много занимался своими имущественными делами. В каждом письме его к жене было множество поручений: о продаже заложенного имения («Полагаю я необходимостью деревню продать и, уплатив долги, остальную сумму положить в банк, дабы процентами с оной ты могла воспитать нашу малютку и помогать себе»), об отдаче сводной сестре Анне Федоровне отцовского дома в Киеве, об уплате большого долга портному (571 р. за себя и 295 за Каховского, которому нечем было платить) и другим лицам, а с другой стороны – о взыскании денег, одолженных Рылеевым, в том числе с книгопродавцев за отданные им на комиссию книги Рылеева, о возвращении акций в Российско-Американскую компанию, книг, взятых на прочтение в библиотеке Смирдина… Рылеев выдал жене доверенность па ведение всех дел и помогал ей, вникая в каждую мелочь. Дела оказались довольно запутанными.

Иногда в письмах жены были приписки шестилетней дочери Рылеева – Настеньки. Так, 18 мая она приписала: «Любезный папенька, целую вашу ручку; приезжайте поскорее, я по вас скучилась; поедемте к бабиньке». Наталья Михайловна сообщает мужу, что у Настеньки «большая охота писать и рисовать: все занимается этим». 24 мая Рылеев пишет: «Настиньку целую за приписку. Вчера ей минуло шесть лет. Мне ни разу не довелось дня этого провести с нею». Рылеев раздумывал: если разрешат свидание – брать ли жене с собой Настеньку? «Лучше откажусь от сладкого утешения видеть ее, если она от свидания со мною расстроит свое здоровье; она так слаба». Мать уверила Настеньку, что ее отец – в отъезде, в Москве, и скоро вернется…

Однажды среди деловых советов Рылеев написал жене: «Как ты найдешь лучшим, так и распоряжайся. Мне ничего не нужно». Ответ Натальи Михайловны на эти слова и устыдил и обрадовал Рылеева. «Ты пишешь, мой друг, – говорит она, – распоряжайся – мне ничего не нужно! Как жестоко сказано! Неужели ты можешь думать, что я могу существовать без тебя? Где бы судьба ни привела тебя быть, я всюду следую за тобой. Нет, одна смерть может разорвать священную связь супружества».

Это были слова декабристки– они ставят Наталью Михайловну Рылееву в один ряд с теми замечательными женщинами, которые поехали за своими мужьями в Сибирь, в добровольную ссылку. Каким высоким светом озарили они тем самым декабризм! Своим поступком они развеяли в прах измышления Николая и его приспешников о «кучке злодеев и убийц».

Если бы Рылеев не был казнен, нет сомнений, его жена последовала бы за ним хоть на край света и посвятила бы ему всю свою жизнь. «Я знаю чистую душу твою», – писала она ему в крепость. «Ты никогда не желал зла не только нам, но и посторонним; всегда делал добро», – говорит она мужу.

9 июня 1826 года дежурный генерал Главного штаба Потапов известил Наталью Михайловну о том, что свидание с мужем ей наконец разрешено. Оно состоялось в этот же день.

В одной коляске поехали Наталья Михайловна с Настенькой, дальний родственник Рылеева – молодой человек – Дмитрий Кропотов со своей бабушкой Прасковьей Васильевной, рассыльный Рылеева Aгап Иванович и слуга Петр, он же кучер.

«Рылеева с дочерью приняты были в квартире Сукина, – вспоминает Aгап Иванович. – Здесь дочку раздевали и осматривали, как говорится, до нитки. Потом они отведены были на крепостной двор, окруженные солдатами с ружьями и примкнутыми штыками, обращенными к ним. Я стоял сзади. Кондратия Федоровича также вывели, также окруженного солдатами, скрещенные штыки которых были направлены на него. Несмотря на то, что Рылеев оброс в крепости бородой, дочка узнала его, когда на руках, через двойной ряд солдат, передали ее отцу. «Папаша, у тебя волосы выросли» – были ее слова. Через двойную клетку солдат переговаривались муж и жена. На это свидание дано было не более четверти часа… «Береги Настеньку, себя не потеряй» – были прощальные слова мужа».

Рылеев снял с пальца и отдал жене свое обручальное кольцо – золотое, очень тонкое…

Он заметил, что Настенька очень худа.

Он был так сильно взволнован встречей, что слезы катились у него из глаз.

Присутствовавший при этом генерал Сукин угрюмо молчал.

Затем Рылеева увели в камеру. Он сразу появился у окна, за железной решеткой, и поднял вверх соединенные руки, слегка потрясая ими.

Наталья Михайловна и Настенька медленно удалялись по двору, беспрестанно оглядываясь на окно и заливаясь слезами. Экипаж стоял поблизости от ворот Алексеевского равелина, у палисадника. «Кучер Петр, сняв свою шляпу, громко рыдал и причитывал, как это водится в деревнях, по умершем», – вспоминал Д. Кропотов.

Наконец все сели в экипаж, и он выехал в Иоанновские ворота.

Только 21 июня Рылеев смог написать очередное письмо жене, так он был потрясен встречей.

12 июля, в тот день, когда декабристам был объявлен приговор, в Петербурге разнесся слух о том, что на следующий день будет «исполнение решения». Родственники декабристов начали особенно усиленные хлопоты. Наталья Михайловна в сопровождении Агапа Ивановича ездила по разным начальникам, прося о втором свидании с мужем. «Мы воротились без всякого успеха», – говорит Aгап Иванович. О том, что Рылеев приговорен к смертной казни, Наталья Михайловна не знала.

…В Кронверкской куртине большая камера была разгорожена дощатыми стенами на крошечные чуланчики, – в них-то и были помещены пятеро смертников. Отсюда для них оставался только один выход – к виселице… Сквозь перегородки было слышно все. Сергей Муравьев-Апостол переговаривался с Бестужевым-Рюминым, убеждал его не падать духом, а встретить смерть с твердостью, не унижая себя перед толпой, которая будет окружать его, встретить смерть как мученику за правое дело России, утомленной деспотизмом, и в последнюю минуту иметь в памяти справедливый приговор потомства.

Шум шагов по коридору заглушал голос Муравьева-Апостола. Его мужественным словам внимал и Рылеев. Декабрист Цебриков, также сидевший в это время в одной из клетушек, передает, что солдаты-часовые плакали.

Многое было слышно в Кронверкской куртине, – тут не так глухо, как в «большой» крепости. Стучат топоры плотников на дворе. Откуда-то доносится печальный женский голос:

 
…Ты прости, наш соловей, —
Голосистый соловей;
Тебя больше не слыхать,
Нас тебе уж не пленять…
…Твоя воля отнята,
Крепко клетка заперта…
 

В полночь, за несколько часов до казни, побывал у приговоренных к смерти священник Петр Николаевич Мысловский, протоиерей Казанского собора, назначенный во время следствия «увещателем подсудимых» в Петропавловской крепости. Не всем декабристам он понравился – не нашли с ним общего языка Лунин, Басаргин, Муханов, Завалишин. Однако некоторые увидели в нем отзывчивого, честного человека, который не только исполнял свою должность, но сумел стать помощником для заключенных. Лорер, Трубецкой, Якушкин, Оболенский и во время ссылки продолжали переписку с Мысловским. «Он сделался впоследствии, – пишет Лорер, – утешителем, ангелом-хранителем наших матерей, сестер и детей, сообщая им известия о нас». Когда 15 июля 1826 года на Сенатской площади проводилось «очистительное молебствие», Мысловский, оставшись в Казанском соборе, надел черную рясу и отслужил панихиду по пяти усопшим, – это с его стороны было огромным риском. Якушкин писал, что одна дама «зашла помолиться в Казанский собор и удивилась, увидав Мысловского в черном облачении и услышав имена Сергея, Павла, Петра, Михаила, Кондратия».

«Мне нет дела, – говорил Мысловский, – какой вы веры; я знаю только, что вы страдаете». «Не думайте, – сказал он Лореру, – что я агент правительства… Мне нет дела до ваших политических убеждений». «До самой кончины своей он сохранил свое благорасположение к изгнанникам», – пишет Трубецкой.

…На столике у Рылеева – кружка воды, булка, бумага и перо. В последние свои часы он писал письмо жене: «Бог и государь решили участь мою: я должен умереть и умереть смертию позорною… Я просил нашего священника посещать тебя. Слушай советов его и поручи ему молиться о душе моей. Отдай ему одну из золотых табакерок в знак признательности моей, или лучше сказать на память, потому что возблагодарить его может только один бог за то благодеяние, которое он оказал мне своими беседами».

Копии предсмертного письма Рылеева распространились в обществе. 7 августа 1826 года Вяземский писал жене: «Посылаю тебе копию с письма Рылеева к жене. Какое возвышенное спокойствие!»

«В каземате, последнюю ночь, получил он позволение писать к жене своей, – вспоминает Розен. – Он начал, отрывался от письма, молился, продолжал писать. С рассветом вошел к нему плац-майор (здесь уже не Подушкин, а Трусов. – В.А.)со сторожем (солдатом Соколовым. – В.А.),с кандалами и объявил, что через полчаса надо идти: он сел дописать письмо, просил, чтобы между тем надевали железы на ноги. Соколов был поражен его спокойным видом и голосом. Он съел кусочек булки, запил водою, благословил тюремщика, благословил во все стороны соотчичей, и друга и недруга, и сказал: «Я готов идти!»

«Я не спал, – вспоминает Оболенский, – нам велено было одеваться. Я слышал шаги, слышал шепот… Прошло несколько времени, слышу звук цепей; дверь отворилась на противоположной стороне коридора. Цепи тяжело зазвенели, слышу протяжный голос друга неизменного, Кондратия Федоровича Рылеева: «Простите, простите, братья!» – и мерные шаги удалились к концу коридора. Я бросился к окошку. Начинало светать».

«В два часа ночи в последний раз прозвенели цепи, – пишет Розен. – Пятерых Мучеников повели вешать в ров Кронверкской куртины. Сергей Муравьев-Апостол дорогою сказал громко провожавшему священнику, что вы ведете пять разбойников на Голгофу – и «которые, – отвечал священник, – будут одесную Отца». Рылеев, подходя к виселице, произнес: «Рылеев умирает как злодей, да помянет его Россия!»

Рассвет настал хмурый, сырой.

Рылеев вышел чисто одетый – в сюртуке, хорошо выбритый. Кандалы поддерживал продернутым через одно звено носовым платком. Остальные также перед выходом привели себя в порядок. Кроме Каховского, который не стал даже причесываться.

Их повели сначала к обедне в Петропавловский собор.

Затем в сопровождении Мысловского, полицеймейстера Чихачева и взвода гренадеров Павловского полка – к эшафоту.

Мысловский запомнил слова Пестеля, который, увидев виселицу, сказал: «Ужели мы не заслужили лучшей смерти? Кажется, мы никогда не отвращали чела своего ни от пуль, ни от ядер. Можно было бы нас расстрелять».

Мысловский обратился с утешениями к Рылееву. Тот взял его руку и положил себе на сердце: «Слышишь, отец, оно не бьется сильнее прежнего».

Перед тем как их привели на место, на площади, в виду приготовленной виселицы – перекладины на двух столбах, была совершена гражданская казнь над всеми остальными декабристами. Им снова прочли приговор, затем ломали над их головами шпаги, с военных срывали мундиры и бросали в костры.

В этих кострах – их было четыре – еще тлели мундиры и эполеты, рдели раскалившиеся ордена, когда сюда пришли пятеро смертников.

С них сорвали верхнюю одежду, бросили ее в огонь, надели на них белые балахоны и каждому привязали кожаный нагрудник с надписью – белым по черному. У Рылеева: «Преступник Кондрат Рылеев».

Инженер Матушкин с подручными возился у виселицы – там не все было готово. Палач и его помощник, выписанные то ли из Швеции, то ли из Финляндии, налаживали петли. Виселица оказалась слишком высокой – послали в Училище торгового мореплавания за скамьями. Пока их везли, пятеро осужденных сидели на траве и беседовали. Сорвав травинки, кинули жребий, кому идти первым, кому вторым и так далее – на казнь. На скамьи они взошли в том порядке, какой выпал по жеребьевке. Им надели на шеи петли, а сверху надвинули на глаза колпаки. Тут Рылеев спокойно заметил, что надо бы связать руки. Палачи спохватились и исполнили это.

Барабаны били мерную дробь.

В молчании стояли солдаты.

Верхом па лошадях наблюдали за экзекуцией генерал-губернатор Голенищев-Кутузов, генерал-адъютанты Чернышев и Бенкендорф. Были тут также обер-полицеймейстер Княжнин, флигель-адъютант Дурново, несколько военных и полицейских офицеров.

На берегу – у стен крепости – толпились петербургские жители. Много народу собралось и на Троицком мосту – там были барон Дельвиг, Николай Греч, родственники многих декабристов. Оттуда хорошо была видна огромная виселица. Не было в толпе равнодушного лица – все плакали.

Веревки оказались разной толщины и плохого качества.

Когда палач нажал на рычаг, скамьи и помост провалились в яму. Пестель и Каховский повисли, а три веревки оборвались – Муравьев-Апостол, Бестужев-Рюмин и Рылеев с грохотом (они ведь были в кандалах) обрушились в ту же яму – вслед за досками и скамьями. Бестужев-Рюмин от удара о доски потерял сознание. Рылеев расшиб себе голову – кровь заливала ему лицо.

Кто-то из солдат заметил: «Знать, бог не хочет их смерти».

Да и обычай был на всем свете, исстари: сорвался висельник – его счастье, – и дважды не вешали.

– Вешать, вешать их скорее! – бешено заорал Голенищев-Кутузов. Палачи выволокли из ямы несчастных.

Рылеев поднялся на ноги, посмотрел в глаза Кутузову. В полной тишине раздались его медленные слова:

– Вы, генерал, вероятно, приехали посмотреть, как мы умираем. Обрадуйте вашего государя, что его желание исполняется: вы видите – мы умираем в мучениях.

– Вешайте их скорее снова! – крикнул Кутузов. Даже Бенкендорф не выдержал – пал ничком на шею своей лошади и в таком положении оставался до конца этой расправы.

– Подлый опричник тирана! – крикнул в ответ Рылеев. – Дай же палачу твои аксельбанты, чтоб нам не умирать в третий раз!

– Проклятая земля, где не умеют ни составить заговора, ни судить, ни вешать, – сказал Сергей Муравьев-Апостол.

Бестужев-Рюмин не мог держаться на ногах, – на помост во второй раз его подняли палачи. На них снова накинули петли…

– Прощаю и разрешаю! – закричал Мысловский, подняв крест, но тут же зашатался и упал без чувств. Когда он очнулся – все было кончено.

3

Супруга Николая I, Александра Федоровна, записала в понедельник 13 июля: «Что это была за ночь! Мне все время мерещились мертвецы… В 7 часов Николая разбудили. Двумя письмами Кутузов и Дибич доносили, что все прошло без каких-либо беспорядков… Мой бедный Николай так много перестрадал за эти дни!»

В донесении Голенищева-Кутузова было сказано: «Экзекуция кончилась с должною тишиною и порядком как со стороны бывших в строю войск, так и со стороны зрителей, которых было немного. По неопытности наших палачей и неумению устраивать виселицы при первом разе трое и именно: Рылеев, Каховский и Муравьев (Каховский здесь ошибочно назван вместо Бестужева-Рюмина. – В.А.)сорвались, но вскоре опять были повешены и получили заслуженную смерть».

«Благодарю бога, – писал Николай Дибичу, – что все окончилось благополучно… Прошу вас, любезный друг, быть сегодня как можно осторожнее и прошу передать Бенкендорфу, чтобы он удвоил свою бдительность и внимание; тот же приказ следует отдать и по войскам».

В тот же день был составлен и отпечатан царский манифест, в котором говорилось, что «преступники восприяли достойную их казнь; Отечество очищено от следствий заразы» и что «не в свойствах, не в нравах российских был сей умысел», который-де составлен был «горстию извергов». «Все состояния да соединятся в доверии к правительству», – взывал Николай I.

В то время как происходила казнь, в 14-м номере Кронверкской куртины, где провел свои последние часы Рылеев, находился декабрист Розен, приговоренный к лишению чинов и дворянства и к десяти годам каторжных работ.

«Я вступил туда, – пишет Розен о 14-м номере, – как в место освященное; молился за него, за жену его, за дочь Настеньку: тут писал он последнее, всем известное письмо… Из оловянной кружки пил я не допитую им воду».

Спустя две недели Наталья Михайловна Рылеева получила следующее уведомление от коменданта Петропавловской крепости: «Во исполнение – сообщенного мне князем Александром Николаевичем Голицыным высочайшего повеления, препровождая при сем к вам оставшиеся после Кондратья Федоровича Рылеева деньги пятьсот тридцать пять рублей ассигнациями, имею честь быть с истинным почтением, милостивая государыня, ваш покорный слуга А. Сукин».

Где похоронен Рылеев – неизвестно. Где-то на острове Голодае, что теперь остров Декабристов. В сквере, рядом с улицей Каховского, поставлен памятный камень, на котором выбиты имена пятерых мучеников за свободу России.

Один из ближайших соратников Рылеева поэт В.К. Кюхельбекер в первую годовщину его гибели написал стихотворение, где вкладывает в уста «тени Рылеева» такие знаменательные слова:

 
…Блажен и славен мой удел:
Свободу русскому народу
Могучим гласом я воспел,
Воспел и умер за свободу!
 

…В.И. Ленин, разделив освободительное движение в России на три этапа, соответствовавших трем главным классам общества (дворяне, разночинцы, пролетарии), отметил, что «самыми выдающимися деятелями дворянского периода были декабристы и Герцен» [11]11
  Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 25, с. 93.


[Закрыть].

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

«Рылеев был поэтом общественной жизни своего времени. Хотя он и сказал о себе: «Я не Поэт, а Гражданин», – но нельзя не признать в нем столько же поэта, как и гражданина. Страстно бросившись на политическое поприще, с незапятнанной чистотой сердца, мысли и деятельности, он стремился высказать в своих поэтических произведениях чувства правды, права, чести, свободы, любви к родине и народу, святой ненависти ко всякому насилию. В этом отличительная черта его направления… Его влияние на тогдашнюю литературу было огромно. Юношество читало его нарасхват. Его стихи оно знало наизусть… Петля задушила это дарование» (Н. П. Огарев).

ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА К.Ф. РЫЛЕЕВА

1795, 18 сентября– Родился в семье подполковника Федора Андреевича Рылеева и его жены Анастасии Матвеевны, урожд. Эссен.

1800– Анастасия Матвеевна Рылеева порывает с мужем и поселяется в приобретенном ею имении Батово Петербургской губернии Софийского уезда. Сын Кондратий живет с ней.

1801, 12 января– Зачислен в приготовительный класс Первого кадетского корпуса в Петербурге.

1814, 1 февраля– Выпущен прапорщиком в конную роту № 1 Первой резервной артиллерийской бригады, которая вела боевые действия во Франции.

1814, конец февраля– Рота Рылеева направлена в Дрезден, в распоряжение саксонского генерал-губернатора князя Репнина.

1814, ноябрь– Рылеев со своей ротой возвратился в Россию и остановился в городе Несвиж Слуцкого уезда Минской губернии.

1815, 12 апреля– В период наполеоновских Ста Дней артиллерийская рота Рылеева направляется во Францию, но не принимает участия в военных действиях.

1815, сентябрь– Рылеев в Париже. Здесь он написал «Письма из Парижа».

1815, осень– Рылеев со своей ротой находится в Виленской губернии.

1817, февраль– Конноартиллерийская батарея, переименованная из 1-й в 11-ю, прибыла в город Мценск Орловской губернии.

1817, апрель– Батарея перемещена в Острогожский уезд Воронежской губернии. Рылеев поселяется в слободе Подгорное.

1819, январь– Указ о том, что «прапорщик Рылеев увольняется от службы подпоручиком по домашним обстоятельствам».

1819, 22 января– Состоялась свадьба Рылеева с Натальей Михайловной Тевяшовой, дочерью помещика, жившего в слободе Подгорное.

1819– В Подгорном Рылеев написал сатиру на Аракчеева – «К временщику».

1819, 23 августа– Рылеев с женой выехал в Батово, к матери.

1819, сентябрь– 1820, февраль —Рылеев в Петербурге, знакомится с многими литераторами (А. Измайловым, Кюхельбекером, Дельвигом, Гречем, Гнедичем, Пушкиным), с издателями журнала «Невский Зритель», с книгопродавцем Олениным.

1820, февраль – октябрь —В Подгорном. 23 мая у Рылеевых родилась дочь Анастасия. В течение весны и лета напечатаны несколько мелких стихотворных произведений Рылеева в журнале А. Е. Измайлова «Благонамеренный».

1820, октябрь– Рылеев приезжает в Петербург без семьи, как раз после возмущения гвардейского Семеновского полка. Весь Петербург встревожен.

1820, осень– Вступает в масонскую ложу «Пламенеющей Звезды».

1820, декабрь– Вышел номер журнала «Невский Зритель» с сатирой Рылеева «К временщику». Рылеев намеревается стать соиздателем этого журнала.

1821, 24 января– Дворянство Петербургского уезда избрало Рылеева заседателем Петербургской уголовной палаты.

1821, 25 апреля– Избран членом-сотрудником Вольного общества любителей российской словесности.

1821, конец мая – начало октября– В Подгорном. Там в это время написаны первые думы.

1821, июнь– Рылеев послал на суд Гнедичу первую думу – «Курбский».

1821, сентябрь– Нанимает в Петербурге, на 16-й линии Васильевского острова дом, где поселяется с женой, дочерью и сводной сестрой Анной Федоровной.

1821, 28 ноября– За думу «Смерть Ермака» переименован из члена-сотрудника в действительные члены Вольного общества любителей российской словесности.

1822, апрель– Рылеев дважды выступает в Петербургской уголовной палате в защиту крестьян Гостилицкой вотчины графа Разумовского.

1822, июнь – июль– В Острогожске, Харькове и Киеве.

1822, 30 ноября– Цензурное разрешение на выход в свет альманаха «Полярная Звезда» на 1823 год.

1820–1822– Состоит в масонской ложе «Пламенеющей Звезды».

1823, начало года– И. И. Пущий принимает Рылеева в Северное общество.

1823, 5 апреля– Рылеев принят в действительные члены Вольного общества любителей словесности, наук и художеств.

1823, 22 мая– публичное заседание Вольного общества любителей российской словесности в доме Державина; здесь В. Туманский декламировал отрывок из новой поэмы Рылеева «Войнаровский».

1823, сентябрь– У Рылеевых родился сын Александр.

1823, 20 декабря– Цензурное разрешение на выпуск альманаха «Полярная Звезда» на 1824 год.

1823– Написана ода «Гражданское мужество»; работа над поэмой «Войнаровский».

1824, январь– Рылеев поступает на службу в Российско-Американскую компанию правителем дел.

1824, 20 февраля —Бестужев и Рылеев дали обед участникам «Полярной Звезды» в доме Бестужевых на Васильевском острове.

1824, весна– Рылеев с семьей переезжает на новую квартиру в дом Российско-Американской компании – № 72 на набережной Мойки.

1824, конец февраля —Дуэль Рылеева с прапорщиком К.Я. Шаховским.

1824, март– Беседа Рылеева с приехавшим в Петербург П.И. Пестелем.

1824, 2 июня– Смерть матери Рылеева.

1824, 6 сентября– Смерть сына Рылеева.

1824, конец сентября– Рылеев с женой и дочерью выехали в слободу Подгорное.

1824, начало декабря– Рылеев проездом из Острогожского уезда в Петербург останавливается в Москве, где встречается с декабристами, хлопочет об издании «Дум» и «Войнаровского».

1824, середина декабря– Рылеев в Петербурге, в котором только начали наводить порядок после опустошительного наводнения, при котором пострадала и квартира Рылеева.

1824, декабрь– Рылеев избран в Думу Северного общества.

1824 —Работа над поэмой «Наливайко»; ода «На смерть Бейрона» и другие стихи.

1825, январь– Первое письмо Рылеева к Пушкину в Михайловское (отправленное с И. И. Пущиным).

1825, 8 января– Цензурное разрешение на выход в свет поэмы «Войнаровский».

1825, 20 января– Цензурное разрешение на выход в свет альманаха «Полярная Звезда» на 1825 год.

1825, март– Вышли в свет «Думы» и «Войнаровский», изданные в Москве, и альманах «Полярная Звезда» на 1825 год.

1825, май– Поездка в Кронштадт.

1825, 10 сентября– Участвует секундантом в дуэли своего двоюродного брата К.П. Чернова с флигель-адъютантом В. Новосильцевым.

1825, сентябрь– Рылеев пишет стихотворение «На смерть Чернова».

1825, ноябрь– Вторая поездка Рылеева в Кронштадт.

1825, 19 ноября– Смерть Александра I в Таганроге.

1825, 10 декабря– Великий князь Константин отказался от престола в пользу Николая. Совещание у Рылеева, решение сорвать присягу Николаю I и совершить переворот.

1825, 11 декабря– Многолюдное собрание декабристов у Рылеева; решение поднять гвардейские полки и привести их в день новой присяги на Сенатскую площадь.

1825, 12 декабря– Рылеев узнает об измене Ростовцева; решение о захвате Зимнего дворца и в случае необходимости – уничтожении царской семьи.

1825, 13 декабря– Николай I написал манифест о своем вступлении на престол. Ряд совещаний декабристов – у Бестужевых, у Трубецкого, у Рылеева. Выработка окончательного плана восстания и манифеста «К русскому народу».

1825, 14 декабря– Ночью и утром последние организационные хлопоты Рылеева – разъезды по гвардейским казармам, встречи с декабристами. Около 11 часов утра на Сенатской площади появились две роты Московского полка. Рылеев на площади. Почти до трех часов дня он то отлучался с площади (ходил в казармы, искал Трубецкого, пытался убедить Михаила Пущина вывести Коннопионерный эскадрон и т. д.), то возвращался обратно. После трех он уже не мог пробраться к своим сквозь заграждение. Расстрел восставших картечью он видел из толпы, окружавшей площадь.

1825, 14 декабря, в начале 12-го часа ночи– Рылеев арестован и доставлен в Зимний дворец, где с него был снят первый допрос сначала Толем и Бенкендорфом, потом самим Николаем. Ровно в полночь за Рылеевым замкнулась дверь камеры № 17 в Алексеевской равелине Петропавловской крепости.

1826, январь – май– Ответы Рылеева на «вопросные пункты» Следственной комиссии, очные ставки, письма к Николаю I, к жене Наталье Михайловне.

1826, 9 июня– Свидание Рылеева с женой и дочерью в крепости.

1826, 12 июля– Рылееву объявлен смертный приговор.

1826, 13 июля– Рылеев, а также Пестель, Каховский, Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин повешены на площади Кронверкской куртины.

1826, 25 июля– Комендант Петропавловской крепости «препроводил» Наталье Михайловне Рылеевой оставшиеся после смерти мужа 535 рублей.

1826– стихи Рылеева, обращенные к Оболенскому; предсмертное письмо Рылеева к жене, разошедшееся в копиях среди петербургского общества.