Текст книги "Экзамен (СИ)"
Автор книги: Виктор Урис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Чем больше я думал об этом, тем сильнее ощущал душевное бессилие. Я будто снова тонул и искал спасительное направление. И я чувствовал, что если его не найду, то во мне что-то сломается. Сломается окончательно. Навсегда! Я ворочался с боку на бок и думал, думал, думал. Не смотря на всё правдоподобие посконного расклада Желудько, я не мог с ним согласиться. Уж никак не подходило определение голодной бабы к моей Наденьке. Оно казалось неуместным и даже оскорбительным. Нет, не голодная, скорее, страстная. А только страстные натуры способны на головокружительные поступки. И в этих поступках больше высокого, чем низкого. В этой головокружительности чувствуется настоящая высота. Такие натуры безграничны в своей страсти. Они отдают ей себя полностью, не задумываясь о том, что подумают или скажут окружающие. Если любят, так любят! Без каких-либо предвзятостей и условностей. Ну а если ненавидят, Так... Вот такой и была моя Наденька. Во всяком случае, я так её почувствовал.
Размышляя таким образом, я постепенно успокоился, снова затеплил в душе было погасший огонёк, и незаметно погрузился в дрёму. Мои мысли стали неуправляемыми, образ Наденьки ожил и стал самостоятельным. Сон делал её реальной. Я снова чувствовал её одуряющий запах, осязал горячее тело под легкой тканью, слышал её звонкий, немного детский голос. Она говорила и говорила. Говорила что-то доброе, ласковое, а самое главное, правильное. Мне было ясно всё. Но когда я пытался повторить, осознать, запомнить её нехитрые слова. Смысл сказанного ускользал от меня.
Пришли с улицы Андрюха с Шуриком. Но я не отозвался на их тихий зов. Притворился спящим. Не хотелось прогонять столь приятное наваждение. Так незаметно я и заснул.
На следующий день я поехал в авиакассы. В этот отпуск я собирался слетать на Камчатку, проведать своих стариков. На обратном пути, доехав до <центральной>, я не стал дожидаться своего автобуса, а решил пройтись пешком. Тем более, что идти было всего ничего, каких-то полторы остановки. Погода стояла чудесная, настроение, несмотря на вчерашнюю досаду, было превосходное, и причиной тому был билет до дома, который похрустывал в нагрудном кармане.
По выложенной бетонными плитами площадке, я прошёл мимо дома быта, поднялся по ступенькам на небольшой взгорок и остановился на краю дороги, ожидая просвета в бесконечном потоке машин. И вот здесь ко мне подошла!.. Как вы думаете кто? Нет, не Любовь Михайловна, нет!.. Зиночка! Она предложила мне вместе идти до УПП. Признаться, я был приятно удивлен. Как я уже говорил, знакомство наше носило характер производственной необходимости, а здесь с её стороны такая инициатива! Конечно, я согласился. Как можно отказаться и не пройтись с хорошенькой и интересной девицей?!
Я сложил трость и хотел взять её под руку, однако и Зиночка то же попыталась ухватиться за мой локоть, и мы некоторое время стояли, взмахивая руками. Со стороны, наверное, это походило на какую-нибудь игру. Для полного соответствия нам только не доставало приговаривать какую-нибудь из многочисленных детских считалок. Наконец, я сообразил, что Зиночка на нашем УПП – человек новый и, вероятно, ещё не освоила всей премудрости хождения с незрячими. Поняв это, я улыбнулся и пробормотал первую пришедшую на ум считалку:
– А дюба-дюба-дюба...
– Что? – удивленно переспросила Зиночка. – А шарли буба три хлопка, – Произнёс я, с трудом припоминая считалку дальше. Мы рассмеялись. Я позволил Зиночке ухватить себя под руку, и мы двинулись вперёд. По дороге пришлось объяснить, почему у нас вышла такая забавная игра.
– А Роман Геннадьевич и так и так ходит, – удивилась она и великодушно предложила взять её под руку. Я сопротивляться не стал и с превеликим удовольствием ухватился за её изящный локоток. И всё бы было хорошо, если б у неё на плече с моей стороны не висела дамская сумочка. Нет ничего хуже идти с девушкой под руку, когда между вами болтается дамская сумочка, пусть даже и небольшая. В таком положении у меня нет возможности для маневра. В случае встречных прохожих и прочего очень сложно отступить за спину своего сопровождающего. В общем, я в подобных ситуациях испытываю небольшой дискомфорт, но просить Зиночку перебросить сумочку на другое плечо, или перейти на другую сторону самому, мне уже было неудобно. Казалось, что тогда я совсем буду выглядеть особенным занудой.
Идти мне было, конечно, неудобно, но что значило для меня это неудобство по сравнению с внезапно озарившим меня откровением. Дело в том, что пока мы играли с Зиночкой в ручки, да брали друг друга под локоток, я успел краешками пальцев заметить на её запястье часы на узком металлическом браслете, и злополучная сумочка показалась мне уж больно знакомой. Меня, как током ударило – так это моя Наденька! Нет, не Наденька, конечно, а моя вчерашняя незнакомка. Меня обдало жаром. Так что, получается, вчера я ошибся, предположив, что страстная незнакомка – это Наденька. Оказывается, верным было моё случайное предположение о Зиночке. Да и то не предположение, а лишь мимолетное воспоминание в череде всевозможных допущений. И действительно, насколько я мог судить о Наденьке, по её припухленькой ручке, она была пышечкой. Ну, если даже не пышечкой, то была склонна к округлым формам. А моя незнакомка была худощавой, поджарой. И случайные прикосновения к Зиночке давали мне возможность говорить о её сходстве с моей вчерашней визави. Да и ориентируясь по голосу, Наденька была немного ниже меня, в то время как незнакомка и Зиночка были чуть-чуть выше. Наденька, незнакомка, Зиночка... На некоторое время они как бы разошлись в стороны, демонстрируя своё сходство и различие, а затем незнакомка и Зиночка слились воедино. И не было уже сомнений, что это один и тот же человек. В глубине души ещё промелькнуло удивление, как это я вчера мог так ошибиться. Нет, конечно, Наденька – милая девушка... Но ошибиться при таких явных различиях! Что же, бывает... И как только буря сомнений и колебаний улеглась в моей душе, я почувствовал себя невероятно легко и уверенно. Всё происходящее со мной вдруг стало ясно и понятно – Зиночка решила раскрыть своё вчерашнее инкогнито, и наша утренняя встреча – не случайность. Нет. Встретились мы сегодня утром, конечно, случайно. Но вот то, что она ко мне подошла!.. Это уже намерение, тонкий намёк, робкое признание, первый шаг к открытым нашим отношениям.
Мы шли по тротуару и непринужденно, словно старые приятели, беседовали. Однако, несмотря на всю непринужденность нашего разговора, я напряженно ловил каждое слово своей попутчицы в надежде, что вот-вот она, наконец, найдет в себе решимость и откроется. Но время шло, мы уже миновали "Дом Советов" (так население окрестило здание, в котором разместились горком партии и исполком совета народных депутатов нашего города. Отсюда до УПП было уже рукой подать), а Зиночка всё никак в себе такой решимости не находила. Единственное, на что отважилась она, так это признаться, что была вчера во Владивостоке. Она ездила в университет сдавать документы в приёмную комиссию. После трехлетнего перерыва решила второй раз попытать свою судьбу.
– А я тоже вчера был там, – сказал я, пытаясь хоть как-то спровоцировать Зиночку на откровенный разговор.
– А я знаю, – Спокойно произнесла она.
Я стушевался. Почему-то её спокойное "я знаю" воспринялось мною чуть ли не как "а это была я". В нашем разговоре возникла пауза, а между тем Мы уже подошли к повороту на УПП. Здесь наши дороги расходились. Я чувствовал, что должен был сказать нечто важное, важное для нас двоих. Иначе, мне казалось, Зиночка навсегда исчезнет из моей жизни. Но что сказать, никак не мог сообразить. Нужные слова не находились.
– Кстати, – произнесла Зиночка: – у тебя нет пособия по истории для абитуриентов?
Пособия у меня не было, но я вдруг понял, что это мой шанс повторить вчерашнюю феерию и открыто признаться во всём. Я прикинул, что до обеденного перерыва ещё есть время, следовательно, комната будет пустая. Сашка с Андрюхой навряд ли с работы уйдут раньше.
– Ты знаешь, точно не помню, но что-то было. Если хочешь, пойдём посмотрим.
от Волнения у меня перехватило дыхание, и голос мой чуть было не сорвался, но я справился и, как мне показалось, сумел скрыть нарастающее возбуждение.
– Пойдём, – согласилась Зиночка.
Мы направились в общагу. Как я и предполагал, комната была пустой. Мои сотоварищи трудились в цехе, выполняли норму, в поте лица зарабатывая себе на хлеб насущный. Времени, как оказалось, было без пятнадцати двенадцать. У нас было максимум минут двадцать. У нас... До последнего я надеялся, что это так. Но драгоценные секунды утекали, а моя Зиночка не спешила затопать в уголке нетерпеливой лошадкой. Я не знал, что мне делать. Изнутри меня распирало неукротимое желание, но предпринять что-либо я не решался. Я всё надеялся, что вот-вот Зиночка спохватится, и я почувствую её нежную ладошку на своей щеке. Но она стояла и терпеливо ждала, когда я достану это треклятое пособие.
Чтобы скрыть свой обман мне пришлось изобразить поиски. Я открыл шкаф и пошарил на полке. Там, помимо моих конспектов и бобин с аудиокнигами, было всего лишь три книжки: истмат, история КПСС и, не помню откуда взявшийся, учебник научного коммунизма. Я по очереди извлекал их наружу и показывал Зиночке. И каждый раз, когда я слышал "не то", сердце моё тревожно сжималось. И не было понятно, какое чувство заставляло его трепетать. Я словно раздвоился. Первой моей половине было очень стыдно за обман, а вторая беспокойно отсчитывала минуты: "ещё чуть-чуть, и будет поздно>!"
Мы закончили просмотр моей нехитрой библиотеки.
– Жаль, – произнесла Зиночка, когда я начал бормотать про то, что, возможно, мне его не вернул Иванюк, а то, может быть, я, не дай бог, где-нибудь его посеял.
– Жаль, – задумчиво повторила она. – Пошла я тогда.
– Зина! Может быть, чаю? – попытался удержать её я.
– Да нет. Спасибо, – ответила она и направилась к двери.
И тогда меня словно прорвало. Я рванулся за ней следом. Она взялась уже за ручку двери, когда мои объятья настигли её. Пушистое облако волос знакомо коснулось моего лица. Я вдохнул запах её тела – в этот раз чистый, без примеси духов – и привычно приник губами к её шейке. Зиночка же замерла. Затихла. Так затихает природа прежде чем разразиться небывалой бурей. И я эту бурю торопил. Мои руки метались по её телу, творя немыслимую ворожбу. Сегодня на ней было легкое платьице. Через его ткань все её прелести ощущались совсем по-иному, не так как вчера, но я помнил и желал ни с чем несравнимого естества. Дрогнул и взметнулся наверх занавес подола. Мои алчные руки скользнули в святая святых... Однако, вместо столь желанного "английского газончика" я обнаружил буйную поросль, не знавшую ножниц садовника.
Так это не она!.. Меня словно холодной водой окатили. Я растерялся. Как быть дальше? Ведь это не она! И пока мысли мои суматошно метались в поисках ответа, в движении моих рук исчезла прежняя напористость. Моя неуверенность не осталась незамеченной. Зиночка рванулась из моих объятий. И эта попытка высвободиться подстегнуло моё было угасшее желание. Я удержал её робкое движение, но в этот момент по коридору раздались многочисленные шаги. Народ шёл на обед. Зиночка рванулась снова, и в этот раз удерживать её я не стал. Поправляя на ходу своё платье, она выскочила из комнаты. Я же остался стоять на месте – опустошенный, в растрепанных чувствах...
Мой самолёт улетал через пять дней. Первые два дня я собирался – складывал сумку, ходил по магазинам в поисках подарков для родителей. И каждый раз, когда я проходил мимо здания нашей конторы, меня бросало в жар. И хотя я знал, что Зиночка в отпуске, и её там нет, мне всё равно представлялось, что она по каким-то своим делам пришла в контору, стоит на крыльце и смотрит на меня. В такие минуты казалось, мои лицо и уши заливает алая краска, и что всем это заметно. А самое главное, все знали почему! Было нестерпимо стыдно предположить, что подумала обо мне бедная девушка. Однако, несмотря на это, по вечерам мои мысли упорно возвращались к этому происшествию. Особенно перед сном. Шаг за шагом прокручивал я его, выискивая хоть в какой-нибудь детали Зиночкино расположение к себе, её желание. Ведь не стала она вырываться сразу. А её прерывистое дыхание?! А затаенное ожидание?! пусть испуганное, но ожидание. Всё это давало мне основание предположить, что Зиночка в какой-то мере была не против, что я ей симпатичен и что, вполне вероятно, у меня есть надежда на дальнейшее развитие наших отношений. Порой мне вспоминался городской эпизод. Там не было никаких сомнений и двусмысленностей. Всё было четко и ясно. Вот только кто она, моя незнакомка?.. Вспоминая тот случай, я порой пытался представить Зиночку на месте незнакомки. Не всегда, правда, это у меня получалось. Уж как-то было трудно вообразить её столь страстной и чувственной, а самое главное, открытой. Но когда фантазия моя удавалась, то даже в изумленной позе Зиночки, когда её настигли мои объятия, и она стояла, взявшись за ручку двери, мне начинал видеться скрытый призыв. О! Тогда все мои сомнения казались пустыми и надуманными. Я был готов утром купить цветы и мчаться к ней. Естественно, от таких мыслей сны мои были беспокойными и тревожными...
И вот я решился. Для новой встречи был нужен повод. И этот повод у меня был. Точнее сказать, я собирался его обрести. Пособие для абитуриентов, чем не предлог? Заодно хоть какая-то возможность реабилитировать себя в Зиночкиных глазах.
Я спросил пособие в нашей вечерней школе, но там его не оказалось. К тому же, я не был первым, кто его спрашивал. Естественно, первой была Зиночка. Тогда я поехал в наш интернат к своему учителю истории. Преподаватель он был серьёзный. Предмет свой любил и уважал. И чего только можно было не найти в его квартире, которую он превратил в книжный развал. Как я и надеялся, необходимое пособие у него нашлось, и уже вечером радостный и довольный я держал нужную книгу в руках. Теперь нужно было каким-то образом связаться с Зиночкой. Все, кого я спрашивал из общежитских, не знали её телефонного номера. Да и был ли он, этот телефон, у неё никто с уверенностью сказать не мог. Это значило, что надо было идти в контору. Почти без сна провёл я ещё одну беспокойную ночь, а утром, только-только пропикало восемь, был уже в конторе.
Телефон у Зиночки был. Его номер мне дала наша кадровица, Ольга Степановна. Естественно, она не удержалась и полюбопытствовала, зачем это мне с раннего утра понадобилась секретарша директора. Пришлось рассказать о пособии.
– А давай я его передам, – вдруг ошарашила она меня. – мы живём в одном доме.
– Нет, нет! – поспешно возразил я. – Сначала надо уточнить та ли это книга или не та.
Признаться, я немного растерялся от такого предложения.
– Держи трубку, я тебе номер наберу, – заботливо продолжила кадровица.
– Что Вы! – Всполошился я. – Зачем людей с раннего утра беспокоить. Я лучше вечером позвоню.
– Ну, как знаешь, – подозрительно произнесла Ольга Степановна.
Честно говоря, сначала я так и собирался воспользоваться телефонным аппаратом отдела кадров, но после такого навязчивого участия я изменил своё намерение. Пришлось идти к телефону-автомату, благо тот имелся поблизости. Трубку на том конце взяли не сразу.
– Алло! – Выдохнула в микрофон Зиночка. Было такое ощущение, словно она до телефона, как говорится, бегом бежала.
– Доброе утро! – поздоровался я, лихорадочно решая с чего начать наш разговор. Я всё не был уверен – говорить сперва о том, что я нашел пособие, или всё-таки начать с извинений. В моей голове надсадно скрипели воображаемые весы, пытаясь определить важность каждого начала. Какое из них будет принято с наибольшей благосклонностью. Не кстати, вспомнился анекдот про две новости: хорошую и плохую, и сакраментальный вопрос: с чего начать? Вот как бы узнать у Зиночки ответ на него.
– доброе, – После некоторой паузы отозвалась Зиночка. В этот миг воображаемые весы в моей голове пронзительно скрипнули, и чаша с чувством вины ушла вниз.
– Зина! Ты меня извини. Я не хотел. Я тебя перепутал, – словно в прорубь, кинулся я в объяснения.
– Кто это? – Удивленно воскликнула девушка.
– Это Н, – с волнением ответил я.
– Зина! Честное слово, это недоразу... – в трубке раздались короткие гудки отбоя. "Не угадал", – сокрушенно подумал я. Надо было начинать с пособия. Может быть, тогда удалось бы удержать её внимание. Зацепиться за разговор. А уж потом объясняться. Я решил попробовать ещё раз. Зайти, так сказать, с другой стороны. Ну, не зря же я добывал это чёртово пособие. Телефон гудел мне в ухо, но Зиночка трубку больше не поднимала. Внутри меня всё перевернулось. Трясущейся рукой я повесил трубку. чёрт! Так была ли хоть толика её благосклонности в произошедшем?! Или это всё мои бредовые фантазии?!
Я немного покружил возле телефона-автомата, успокаивая свои разыгравшиеся нервы. Затем решил испытать судьбу ещё раз. Тщетно. Тогда я решил передать пособие через кадровицу. Хотя бы таким образом попытаться сгладить негативное о себе впечатление... Так я и сделал...
На следующий день был мой самолет. В аэропорт провожал меня Андрей ли. Мы уже выходили из ворот УПП, когда меня окликнули. К нам спешила Ольга Степановна.
– Вот. Зиночка передает учебник обратно, – запыхавшись, произнесла она и вложила мне в руку злополучную книгу. – У неё такой уже есть.
– Есть так есть, – невозмутимо ответил я, хотя на сердце заскреблась не одна сотня кошек. Пришлось немного подождать, пока Андрюха отнесет пособие в общежитие. Не брать же его с собой. А уже через каких-то два часа ТУ 154 уносил меня домой, прочь от всех этих треволнений...
Первую неделю я наслаждался домом, его уютом, родительской добротой и лаской. Приятно было просыпаться по утрам от распространяющихся по всем комнатам тончайших ароматов. Это мама на кухне готовила что-нибудь вкусненькое для своего сынка. Пару раз с отцом сходил на рыбалку. Посетил немногочисленных своих знакомых. Дело в том, что друзей как таковых здесь у меня не было. В шесть лет меня отправили учится за тысячу километров в ближайшую от нас спецшколу-интернат для слепых детей. И с этого момента, можно сказать, связь с домом, с первыми малолетними друзьями оборвалась. Целый год я жил и учился вдалеке от родных мест. Дома появлялся только летом. В нулевом классе, есть в наших спецшколах такой, родители забрали меня на зимних каникулах, а из-за разбушевавшихся буранов, которые в наших местах обычное дело, в школу я попал лишь на следующий учебный год. Поэтому было решено так больше не рисковать. летом же прежние мои приятели отправлялись в пионерские лагеря, или в месте с родителями, словно перелетные птицы, улетали отдыхать на юг, к черному морю. Ездили к морю и мы. Из-за всего этого наша дружба, так и не сформировавшись, постепенно угасла. Все мои здешние знакомые были бывшими одноклассниками моих старших братьев. Водку с ними было попить можно, да и только. Ну, разве со слепым на охоту сходишь! Таким образом, выходило, что все мои друзья были на УПП.
Уже на второй неделе я откровенно заскучал. А по ночам... А по ночам во снах меня снова стало посещать мое трио. Их откровенная нагота обжигала мне руки и плавила мозг. Задавала тон всему незнакомка. Она приходила первой. Ерошила мне волосы. Призывно прижималась горячим бедром... А дальше шли метаморфозы, или лучше сказать, комбинаторика. Стоило мне только отозваться на её призыв, как она начинала отчаянно биться в моих объятиях, и Зиночкиным голосом кричать: "пусти, пусти!" А то брала мою руку и, посмеиваясь, зажимала её у себя в паху, который вдруг оказывался пушистым и кучерявым. Или садилась обнаженная ко мне на колени и Наденькиным грудным голосом говорила: "давай я тебе почитаю". Ясное дело, что такие сны не способствовали моему спокойствию.
Днём, метаясь по квартире из угла в угол, словно тигр в клетке, я всё думал и думал о незнакомке. Кто же все-таки она такая, и где её искать?.. О Зиночке я старался не вспоминать. Сразу становилось стыдно и неловко. А вот о Наденьке я задумывался всё чаще и чаще. И хотя я понимал, что отождествлять её с незнакомкой, по крайней мере, наивно, но я с маниакальной настойчивостью всё сравнивал и сравнивал их между собой. Я вдруг понимал, что погорячился, когда решил, что Наденька гораздо ниже меня и, следовательно, незнакомкой быть никак не может, поскольку та была самую малость меня выше. Нет. Ростом мы все были примерно одинаковы. Избыток адреналина в моей крови от Зиночкиной близости не позволил мне быть объективным. Чёрт! А с Зиночкой некрасиво вышло! И с чего я взял, что и формы у Наденьки должны быть округлые. Ладно, если бы я подержал её кисть в своих руках, тогда ещё можно было говорить о чём-нибудь с уверенностью. А по мимолетному прикосновению... К концу моего отпуска Наденька и только она была в моих мыслях. И во снах её образ постепенно вытеснил остальные. Теперь нам никто не мешал читать.
Из дома я возвращался аж в сентябре. Возвращался полный сил и надежд. Я был намерен, во что бы это ни стало, разыскать и встретиться с Наденькой. Решил значит решил. Поэтому уже на следующий день после своего возвращения, меня привычно покачивало в мягком кресле "Икаруса". Легенда у меня была заготовлена заранее. Я ехал искать якобы потерянную на последнем экзамене зачётку.
На кафедре было немноголюдно. Несколько преподавательниц обсуждали учебные планы, часы, лекции и семинары. Я поздоровался. Женщины пробормотали нечто неразборчивое в ответ и примолкли. Моё появление явно их озадачило, и они молчали в ожидании, когда я соизволю сообщить чего мне надо.
– А Надежду Ивановну можно? – Поспешил я пояснить Причину своего появления.
– Слушаю Вас, – немного помедлив, отозвалась одна из преподавательниц с осипшим голосом. Я опешил. Это явно была не Наденька. Разве что Она серьёзно простудилась. Нет. На это было не похоже, да и интонации были не те. Вот такого я не ожидал, что на кафедре окажется две Надежды, да к тому же Ивановны. А фамилии-то своей Наденьки я не знал!
– Извините, а другой Надежды Ивановны нет?
В ответ раздался дружный смех.
– Нет. Другой Надежды Ивановны у нас не имеется! – чуть ли не хором ответили мне женщины. Я растерялся.
– А вы, собственно, что хотели? – сочувственно поинтересовалась осипшая Надежда Ивановна. Пришлось рассказывать заготовленную историю о потерянной зачётке.
– Не-е-ет, – задумчиво протянула осипшая преподавательница. – Зачёток мы не находили.
– Надежда, посмотри в столе у Алексея Петровича, – произнесла её коллега. – Кажется, он говорил про какую-то зачётку.
Надежда Ивановна перешла в другой угол комнаты и задвигала ящиками стола.
– Есть! – Радостно произнесла она. Моё сердце беспокойно запрыгало, словно зачётка и в самом деле могла оказаться моей.
– Как, говорите, вас зовут? – спросила она. Я назвался.
– Нет, конечно, – протяжно проговорила осипшая Надежда Ивановна, по всей видимости, рассматривая фотографию в зачётке. – Это у нас Сидорчук такой рассеянный... А других зачёток нет, – констатировала она и задвинула ящики.
На этом наш диалог был исчерпан, А я ни на йоту не приблизился к своей цели. Мало того, я от неё отдалился. На кафедре моей Наденьки не оказалось. Хуже всего было то, что я потерял её след, и никак не мог сообразить, где этот след искать. Для того чтобы предположить, хотя бы маломальские направления поиска, надо знать, кто она : Случайная студентка, какая-нибудь практикантка или лаборант, или кто там ещё?! Единственным, кто мог пролить на это свет, был Игорь Александрович, но зав. кафедрой, как мне сказали, догуливал последние деньки своего законного отпуска.
– Позвоните послезавтра. Он уже должен будет выйти, – попыталась меня утешить осипшая Надежда Ивановна и заботливо предложила записать номер телефона. Я сказал, что номер у меня есть и попрощался. Что ж, вышло, что в университет я съездил напрасно. "Ничего, подождём Игоря Александровича", – успокаивал я сам себя, возвращаясь в общежитие.
На следующий день я сам вышел на работу. Отпуск мой закончился. Отдыхать, что ни говорите, хорошо, но надо было зарабатывать денежку. Собирал я закаточную крышку, то есть вставлял в неё резиновый ободок. Смажешь руки и резинки подсолнечным маслом и вперед. Шесть тысяч штук – четыре рубля двадцать копеек. Норма. До отпуска я ухитрялся делать за смену полторы нормы, а здесь крышка валилась у меня из рук, резинка перекручивалась. В общем, мне было не до прежних рекордов. Кое-как мне удалось выполнить дневной норматив, и то ладно. Вечером мужики из слепецкого семейного дома позвали к себе во двор забить козла, так игра не пошла. Всё время умудрялся обрубать концы своему партнёру. А под конец, вообще остался с баяном! Пошёл я тогда в общежитие, тяпнул с ребятами водки и лёг спать.
И вот наконец-то наступило заветное послезавтра. В одиннадцать часов я выбрался из цеха и направился в отдел кадров. Куда же ещё!.. В конторе меня ожидала новость. У директора была новая секретарша. Зиночка успешно сдала вступительные экзамены и поступила в универ. При этом известии я испытал смешенное чувство радости и облегчения. Чего было больше даже и не скажу. В этот раз Ольга Степановна не предлагала мне набрать номер. Диск я крутил самостоятельно. Мне повезло, Игорь Александрович был на месте. Он долго и внимательно слушал мою ахинею о мнимой пропаже, а затем я услышал, как он кого-то спрашивает:
– Зачётку студента Н никто не находил? – Ему что-то долго и обстоятельно отвечали.
– Вы знаете, поищите её у себя. У нас вашу зачётку никто не находил, – обратился он ко мне.
– Игорь Александрович, может быть Надежда, – я судорожно сглотнул и продолжил: – Ивановна её находила? Вы не подскажите, как с ней связаться?
– Минуточку, – доброжелательно отозвался Игорь Александрович, и я услышал, как он зовёт Надежду.
– Игорь Александрович! – вскричал я. – Надежда Ивановн, которая была летом на экзамене! – Но зав. кафедрой меня уже не слышал.
– Слушаю вас, – раздался в трубке сипящий голос. Правда, сегодня он был не такой сиплости, как позавчера. Возможно, телефон скрадывал часть его хрипотцы, а возможно его обладательница, действительно, пошла на поправку. Я с отчаянием начал свою историю про лето, про зачётку, про надежду Ивановну.
– Вы же у нас уже были, – укоряющим тоном прервала она мой путанный монолог. – Вашей зачётки на кафедре нет. Посмотрите её у себя.
– Извините, – расстроенно произнёс я и положил трубку.
– Зачётку что ли потерял? – спросила кадровица.
– Да нет! – невпопад пробормотал я и вышел из кабинета.
Долго я, конечно, сокрушался, что не смог объяснить ни Сипящей, ни Игорю Александровичу, что мне надо. Почему-то сказать прямо, что интересует меня девушка, которая была на кафедре летом во время моего экзамена по философии, я не мог. Хотя, с другой стороны, куда ещё прямее. Я и так о ней спрашивал. Вот только меня никто не услышал. Позвонить или съездить ещё раз на кафедру я не решался. Чувствовал, что не услышат меня. Обратно все зациклятся на зачётке и толка никакого не будет.
Осень прошла в ностальгических воспоминаниях. Правда, на зимней сессии я поспрашивал у ребят про надежду. Оказалось, что на кафедре, действительно, только одна Надежда Ивановна, доцент тридцати четырёх лет. Была ещё одна – студентка четвертого курса. Летом её видели в деканате, только она была вроде Владимировной. Да к тому же в этом году перевелась в Ленинград. Ясности эти новые сведения не принесли, а лишь ещё сильнее запутали понимание всей ситуации. Я уже стал подумывать, уж не была моей Наденькой сипящая? Но тридцать четыре года! Чтобы так ошибиться?! Я все-таки решил выяснить этот вопрос и развеять, наконец, все свои сомнения. Нужно было только ещё раз послушать её голос. Вдруг она действительно болела. Не помню уже предлога, с которым я зашёл на кафедру, но меня ожидала неудача – Надежда Ивановна ушла в декрет. Так что все мои сомнения остались при мне. А весной у меня завязался новый роман. Жизнь шла своим чередом. Я закрутился, завертелся, забыл вспоминать о Зиночке, которая, кстати, скоропалительно вышла замуж за своего однокурсника и осела в нашей краевой столице, Перестал думать о Наденьке... А вот незнакомку я помнил всегда. Почему? Не знаю. Но до сих пор я помню её, храню в памяти её образ. Почему?.. Не знаю, не знаю, не знаю! И ведь эта девушка не была для меня, как принято говорить, "первой". Может быть, дело в том, что она была и навсегда останется незнакомкой?.. Может быть, не знаю. Но в жизни моей она стала счастливой путеводной звездой. Чтобы я не делал, чем бы не занимался, мне всегда мнилось её незримое присутствие. Я слышал её тихий ободряющий голос. И я шёл вперёд! Я старался! Академов я больше не брал. А отлично по философии стало не единственным в моей зачётке. Университет я закончил не последним, поступил в аспирантуру. Женился. Да... Много воды утекло с того памятного лета, но до сих пор, когда на улице я вдруг слышу догоняющие меня одинокие каблучки, сердце моё тревожно замирает... Где ты, моя незнакомка? Как сложилась твоя судьба? Я надеюсь... Я хочу, чтобы у тебя было всё хорошо! Как бы там ни было, знай, я благодарен судьбе за нашу встречу. Спасибо тебе и удачи!
Примечание : УПП ВОС – учебно-производственное предприятие Всероссийского общества слепых
