Текст книги "Павел Судоплатов — гений террора"

Автор книги: Виктор Степаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Зимой 1929 года на съезде в Вене УВО объединилась с «Союзом» и «Легией» в единую организацию украинских националистов – ОУН, вождем которой был избран Евген Коновалец.

В это же время начались «усиленные попытки оуновских лидеров найти союзников по антисоветской деятельности в националистических движениях в разных странах, в том числе и в Германии. Но в первую очередь лидеры ОУН старались наладить связи со своими соседями и «коллегами» – литовскими националистами и национал-шовинистами».

Встреча с лидером ОУН состоялась в начале лета 1936 года в Берлине на конспиративной квартире, расположенной в здании Музея этнографии.

Павел внутренне готовил себя к ней, проигрывал различные варианты, но Коновалец спутал все карты. Он встретил Судоплатова с распростертыми объятиями и напыщенными словами.

– Рад, рад приветствовать надружественной германской земле пана Яценко, племянника моего боевого соратника, ведущего борьбу за свободу неньки Украйны!

– Хай живе вильна Украйна! – с ходу подыграл «племянник».

Коновалец был в восторге.

«Железная легенда» Судоплатова, подкрепленная авторитетом «вуйко» (дяди), позволила ему завоевать полное доверие лидера ОУН. Павел Анатольевич писал в своих воспоминаниях:

«Мои беседы с Коновальцем становились между тем все серьезнее. В его планы входила подготовка административных органов для ряда областей Украины, которые предполагалось освободить в ближайшем будущем, причем украинские националисты должны были выступать в союзе с немцами. Я узнал, что в их распоряжении уже имеются две бригады, в общей сложности около двух тысяч человек, которые предполагалось использовать в качестве полицейских сил в Галиции (части Западной Украины, входившей тогда в Польшу) и в Германии».

В ходе доверительных бесед Судоплатовым были выявлены и другие не менее интересные факты. Была установлена тесная связь оуновцев с хорватскими националистами, участие ОУН в убийстве югославского короля Александра и министра иностранных дел Франции Луи Барту, а также финансирование террористов абвером – разведывательной и контрразведывательной службой вермахта. Кроме того, выяснилось, что внутри Организации украинских националистов идет жестокая борьба за власть, которую ведутдве группировки – «старики» и «молодежь». Первых представляли Коновалец и его заместитель А. Мельник, а «молодежь» возглавляли С. Бандера и Костарев. Причем междуусобица зашла достаточно далеко, о чем свидетельствовал тот факт, что убийство польского министра генерала Перацкого в 1934 году украинским террористом Мацейко было проведено вопреки приказу Коновальца, и стоял за этим Бандера.

Во время встреч с руководством ОУН Судоплатов, пользуясь своим положением представителя головной части подпольной украинской организации, старался убедить их в том, что террористическая деятельность на Украине не имеет никаких шансов на успех, поскольку власти немедленно разгромят небольшие очаги сопротивления. Он настаивал на том, что «надо держать наши силы и подпольную сеть в резерве, пока не начнется война между Германией и Советским Союзом, а в этом случае немедленно их использовать».

Кроме того, он не упускал подходящего момента, чтобы внести еще больший разлад в отношения между группировками «стариков» и «молодежи». Так, когда представился случай, Судоплатов передал Коновальцу слова Костарева о том, что Коновалец слишком стар, чтобы руководить организацией, и его следует использовать лишь в качестве декоративной фигуры.

– А не захочет служить вывеской, тогда геть старого дурня! – с костаревской интонацией завершил Павел.

После подобного суждения о своей персоне Коновалец побледнел и затрясся от негодования. Коварством «соратников» был возмущен и Судоплатов. (Позже стало известно, что Костарев погиб при странных обстоятельствах. По мнению Павла Судоплатова, его смерть была далеко не случайной).

Между тем отношение Коновальца к «племяннику» своего боевого товарища становилось по-отечески заботливым и добрым. Павел Анатольевич вспоминал:

«Коновалец взял меня под свою опеку и частенько навещал: мы вдвоем бродили по городу. Однажды он даже повел меня на спектакль в Берлинскую оперу, но в целом развлечений в моей жизни там было не так уж много(…) Коновалец привязался ко мне и даже предложил, чтобы я сопровождал его в инспекционной поездке в Париж и Вену с целью проверки положения дел в украинских эмигрантских кругах, поддерживающих его. У него были деньги, полученные от немцев, и это позволяло ему играть роль лидера могущественной организации. В Париже мы остановились в разных отелях. Во время нашего пребывания в городе проходила всеобщая забастовка, и все рестораны оказались закрытыми, так что Коновалец повез меня обедать в… Версаль. Не работало метро, и нам пришлось взять такси, кстати, весьма дорогое(…). Во время нашего пребывания в Париже Коновалец пригласил меня посетить вместе с ним могилу Петлюры, после разгрома частями Красной Армии бежавшего в столицу Франции, где в 1926 году он и был убит. Коновалец боготворил этого человека, называя его «нашим знаменем и самым любимым вождем». Он говорил, что память о Петлюре должна быть сохранена. Мне было приятно, что Коновалец берет меня с собой, но одна мысль не давала покоя: на могилу во время посещения положено класть цветы. Между тем мой кошелек был пуст, а напомнить о таких мелочах Коновальцу я не считал для себя возможным. Это было бы просто бестактно по отношению к человеку, занимавшему столь высокое положение, хотя, по существу, заботиться о цветах в данном случае надлежало ему, а не мне. Что делать? Всю дорогу до кладбища меня продолжала терзать эта мысль. Мы прошли через все кладбище и остановились перед скромным надгробием на могиле Петлюры. Коновалец перекрестился – я последовал его примеру. Некоторое время мы стояли молча, затем я вытащил из кармана носовой платок и завернул в него горсть земли с могилы.

– Что ты делаешь?! – воскликнул Коновалец.

– Эту землю с могилы Петлюры отвезу на Украину, – ответил я, – мы в его память посадим дерево и будем за ним ухаживать.

Коновалец был в восторге. Он обнял меня, поцеловал и горячо похвалил за прекрасную идею. В результате наша дружба и его доверие ко мне еще больше укрепились».

В Париже, а позднее в Вене, Павлу Судоплатову были организованы встречи с курьерами из Центра. В первом случае связной оказалась его собственная жена Эмма Карловна, по «легенде» студентка из Женевы. Во втором на связь вышел сотрудник госбезопасности П. Я. Зубов. Судоплатов подробно информировал курьеров о деятельности Коновальца, положении дел в украинских эмигрантских кругах и о той значительной поддержке, которую они получали от Германии.

Тем временем «дядя» Лебедь, используя свои связи, прислал из Финляндии распоряжение о скорейшем возвращении Павла на Украину, поскольку появилась возможность оформить «племянника» радистом на советское судно, регулярно заходившее в иностранные порты. Последнее обстоятельство давало возможность поддерживать постоянную связь между оуновским подпольем на Украине и националистическими организациями за рубежом.

В Хельсинки Павел Судоплатов прибыл 6 июля 1936 года с литовским паспортом на имя Николая Боравскуса и остановился в пансионате на Александриикату. 23 июля вместе с приехавшим в столицу Финляндии заместителем Коновальца, полковником Сушко, он выехал в направлении города Суоярви. Здесь Сушко должен был указать ему безопасное место для перехода советско-финляндской границы.

Однако случилось непредвиденное. В том же году сам Павел Анатольевич писал об этом следующее:

«… не доезжая до нее (станции – В. С.), на разъезде мы сошли, здесь же, еще раз сверивши направление по компасу, разошлись. Я в направлении границы, он (Сушко – B.C.) в направлении станции Ляймолы, с тем чтобы возвратиться в Гельсинки. Около реки Ляймолы я встретил пастуха. Это меня вынудило свернуть круто от реки вправо, прошел несколько километров и вышел к озеру, где увидел двух людей, говоривших по-фински и удивших рыбу. Стараясь избежать встречи с ними, видя невозможность переплыть озеро, не подвергая себя риску быть ими увиденными, я решил обойти озеро и вышел на дорогу с телефонным или телеграфным проводом. Там встретился с патрулем».

Финский пограничный патруль арестовал Павла Судоплатова. Арестованного доставили в Суоярви, а оттуда перевели в тюрьму города Хельсинки, по внешнему облику напоминающую знаменитые ленинградские «Кресты».

На допросе Судоплатов объяснял следователю, что пытался нелегально проникнуть на территорию Советского Союза, по заданию украинской националистической организации, чтобы вести борьбу с москальско-жидовским игом. Однако следователь Кууконен грозил ему длинным прокуренным пальцем и говорил на русском языке, чеканными фразами:

– Это есть ложь. Вы большевистский агент Иван Днепрогессов. Ваша задача устроить в Финляндии новую революцию. Отпираться бессмысленно. Называйте явки, пароли, связи.

Судоплатов тяжело вздыхал и безнадежно разводил руками.

История сохранила протоколы допросов Павла Анатольевича в финской тюрьме. Один из них следует привести полностью, тем более, что в нем содержится «легенда», благодаря которой советский разведчик Павел Судоплатов сумел успешно перевоплотиться, действовать и победить в смертельном поединке с ОУН. Вот этот документ:

«В ночь с 24 на 25 июля 1936 года я был задержан при том, когда собирался переходить финскую границу, имея целью через Россию пробраться на Украину и там продолжить борьбу с русскими, поработившими мою страну. Чтобы финские власти имели представление обо мне, постараюсь более или менее подробно подать о себе информацию.

Родился в 1907 году 24 июня, крещен 29 июня (все старый стиль) в Ивангородской церкви гор. Умани Киевской области на Украине. Отец Анатолий Осипович Яценко, мать Феодосия Терентьевна, брат Николай 1905 года рождения и я, Павел. Это наша семья. Мать не помню, она умерла, когда был ребенком.

Об остальных членах семьи скажу ниже, когда буду освещать интересующий Вас вопрос – как я стал украинским националистом. Это, собственно, началось с детства.

В 1914 году поступил в школу и проучился в этой начальной, теперь она приравнена до семилетней, до 1919 года. Дальше учиться не имел возможности, так как отец за участие в национально-освободительном движении большевиками был расстрелян, хата сожжена, и я со старшим братом Николаем очутился на улице без родителей и куска хлеба. Начинается период беспризорности. Вместе с Николаем, детьми бродил и ездил по Украине, потом брата потерял на одной из железнодорожных станций, и, как потом узнал, он умер от голода, который был на Украине в 1921 году. Таким образом, благодаря большевикам вся моя семья была разрушена. И это Вам первый, вернее, один из первых ответов на Ваш вопрос, почему и как я стал националистом.

Беспризорным был до 1922 года, затем меня с улицы подобрали и поместили в детский дом гор. Умани. С 1922 по 1927 год был я в детском доме гор. Умани, вначале в качестве воспитанника, потом, с 1925 года, уже как служащий этого же детского дома – помощником воспитателя. В 1927 году, примерно в январе-феврале, был уволен по сокращению штатов и отправился в целях подыскания работы в Харьков. Там с помощью одного человека, тоже украинца, националиста (фамилию его сознательно не называю и прошу финские власти не требовать этого, т. к. он на Украине и ведет в подполье борьбу против русских), поступил на службу в детский дом имени Горького и там работал помощником, потом воспитателем до 1934 года.

Работая в детском доме, одновременно в 1929/30 году подготовился ив 1931 году осенью начал учиться в Институте народного образования в Харькове. В 1934 году институт закончил, получил звание учителя и поступил в 26-ю школу Харькова. Проработал там до 1935 года, затем выехал нелегально за кордон для прохождения соответствующего теоретического курса. Теперь, по окончании курса и выполнения возложенных на меня поручений, я по указанию закордонного центра нашей организации должен был возвратиться на родину и продолжать борьбу, но на границе был Вами задержан. Маршрут мне пометили следующий: Ляймола-Петрозаводск, через леса и болота, пешком, с ориентировкой на компас. Затем Петрозаводск – Петроград – Украина.

Это из области автобиографии. Возможно, не исчерпал всего того, что Вас интересует. Прошу спросить дополнительно.

Следующий Ваш вопрос, как и почему я стал националистом. Можно было бы ответить просто: я стал националистом, потому что я украинец, любящий свою родину и прекрасно понимающий, к чему привело вековое хозяйничанье русских на Украине. Но постараюсь дать более подробные сведения, перечислить, если хотите, отдельные детали, штрихи моей жизни, оказавшие влияние на формирование моего националистического мировоззрения.

Главнейшая роль здесь принадлежит отцу, заложившему в мою, еще тогда детскую голову любовь к родному краю, ненависть к поработителям – москалям. Его трагическая гибель сделала меня, тогда еще беспомощного мальчика, ярым ненавистником не только русских, но и всего того, что с русскими связано. Позднее голодная смерть Николая лишь дополнила уже сформировавшуюся, еще не политическую, националистическую сознательность, а ненависть.

Я, с детства перенявший от отца любовь к родине, своему языку, культуре, в годы беспризорности объездил всю Украину и видел, как русские издеваются над нашим языком, культурою, обычаям и, не говоря уже об открытом грабеже, хищнической эксплуатации наших природных богатств. (Последнее пришло в сознание позже, т. к. тогда в экономике не разбирался. И уже тогда в детской головке зарождаются мысли о протесте, потребности как-то выразить этот протест, дать выход накопившейся ненависти).

В 1923 году знакомлюсь с семьей одного офицера Украинской армии, активного участника национально-освободительной борьбы с русскими в 1917–1920 годах (фамилию его сознательно не называю, он на Украине, националист и сейчас им есть). С этого момента начинается мое формирование как националиста. Идет процесс роста политической зрелости, вылившейся в 1926 году в активное участие в националистической борьбе против панування москалив на Украине, за самостоятельное, соборное Украинское государство.

Таким образом, активное участие в национально-освободительной борьбе принимаю с 1926 года и с этого же времени являюсь националистом. Мне кажется, что исчерпал и этот Ваш вопрос. Само собой разумеется, что было еще много других моментов, оказывающих влияние на формирование моего националистического мировоззрения. Одни в большей, другие в меньшей степени. Но здесь я остановился лишь на основных моментах. Прошу власти учесть, что я, по соображениям существующих в организации правил конспирации, совершенно не могу касаться своей конкретной националистической деятельности на родных землях, так же как не могу называть фамилий националистов, живущих и действующих в подполье, во имя Украины. Прошу убедительно не настаивать на такого рода вопросах. Лгать не хочу, а отвечать не имею права ни формального, ни морального (…).

(…) В Гельсинках я прожил с 6 по 23 июля 1936 года. Задерживался с отъездом из-за несвоевременного получения денег на покупку для меня вещей и предметов в дорогу. Что делал в Гельсинках. Основной задачей имел хорошо питаться, отдыхать и готовить себя к очень большой, трудной и опасной дороге. В хорошую погоду бывал на пляже (там, где крематорий, аркадиакату, кажется), в плохую погоду ходил в музеи, вечерами – в кино или просто бродил по городу и читал литературу, доставляемую Сушко или Полуведько. Вообще, последний имел указание от главы нашей организации оказывать мне всяческую помощь и поддержку. На его же имя приходили деньги на расходы, связанные с моей поездкой.

Карта и мой маршрут, обозначенные на небольшой полотняной бумаге, писана Сушко, переснята им с официального финского издания карты для туристов.

Продукты в дорогу и другие вещи покупал большею частью вместе с Сушко в Гельсинках. Небольшую часть покупал с Полуведько или сам. О большевистской и польской валюте заботились Полуведько и Сушко. Я не входил в эти подробности. За время пребывания в Финляндии я ничего не сделал такого, что могло бы принести вред Вашей стране, если не считать, конечно, что желанием перейти границу я тем самым уже нарушил финляндское законодательство. Повторяю еще раз, что в Финляндию приехал с единственной целью: перейти здесь границу и через Россию пробраться на Украину. Смягчающим мою вину обстоятельством, во всяком случае, для меня самого, нарушившего Ваши законы, является то, что я не имел другого выбора. Мы, националисты, – революционная организация. Я, революционер-националист, человек действия, дисциплины и не мог поступить иначе, как поступил. Готов, конечно, и нести наказание. Ни о какой деятельности против Финляндии и в мыслях ни я, ни вообще националисты в целом не имеем и не можем иметь, так как Финляндия в порабощении Украины не заинтересована.

Вы меня упрекнули, что я не хотел давать показания в Суоярве. Это не совсем точно. От показаний я не отказывался, а лишь просил не расспрашивать меня подробно здесь, обещал одновременно давать полные объяснения в Гельсинках или другом вышестоящем центре, где со мной могли бы объясниться, не прибегая к помощи переводчиков, не официальных лиц. Такую же директиву я имел от своего закордонного центра. Намерения отказываться от объяснений не имел, как видите, их даю. Единственное, что не могу с кем бы то ни было говорить о делах нашей организации, должен смотреть за тем, чтобы интересы ее были соблюдены.

Маленький крестик, который я сам вручил Вашим властям при задержании, боюсь, что он может затеряться, является значком участников освободительной войны с большевиками в 1917–1920 годах. Ну, он, кроме того, имеет свое специальное значение во внутренней жизни организации.

Деньги, бывшие при мне, были рассчитаны на то, чтобы обеспечить материально на первое время мою нелегальную поездку через Россию на Украину. Польские злотые должен был вручить на Украине своему там руководителю. Большевистские и польские деньги куплены в Гельсинках на средства, присланные для моей поездки.

Запасной костюм, пара туфель и белья были рассчитаны на то, что по дороге до Петрозаводска одежда и обувь, бывшие на мне, изорвутся, а я, подходя к самому городу и станции железной дороги, должен был бы переодеться, побриться и не производить впечатление человека, только что вышедшего из леса.

Назначение пищи, бывшей при мне, Вам, конечно, ясно. Маленькая, складная плита была рассчитана на то, чтобы дать мне возможность в моем 6–7-суточном пути (так примерно мы рассчитывали) иметь горячую пищу, подогрев консервы. Аспирин, пирамидон, йод, вата, бинт имели назначение чисто медицинское.

Если дополнительно Вас что-либо будет интересовать о вещах, бывших при мне, прошу спросить.

Несколько слов об организации, посланцем которой я являюсь. В 1917–1920 годах украинцы, так же как и Вы, финны, вели вооруженную борьбу с большевиками, Деникиным и Врангелем (все они для нас одинаково враждебны) за создание самостоятельного Украинского государства. В этой борьбе мы, лишенные поддержки со стороны европейских государств, после трехлетней национально-освободительной войны, потерпели поражение. Наша армия, сдавленная с севера и востока большевиками, с юго-востока и юга Деникиным, Врангелем, с юго-запада Румынией и с запада Польшей, в открытой вооруженной борьбе сданная на собственные силы, была разбита. Этим закончился первый этап истории нашего национально-освободительного движения после мировой войны 1914–1918 годов.

Начинается, с 1920–1921 годов, второй период. Потерпевшее поражение в открытом вооруженном выступлении движение уходит в глубокое подполье и там, в других уже формах, условиях, продолжает борьбу. Наша борьба имеет различные виды и формы. Основным, главным и наиболее опасным нашим противником является Россия, причем даже независимо от того, большевистская ли она, монархическая или какая-либо другая, деникинская или врангелевская, она будет добиваться порабощения не только Украины, но и всех других народов, близко граничащих с ней.

В нашей национально-освободительной борьбе мы имели успехи и поражения. Не исключаем, что отдельные поражения частичные будем еще иметь. Но никто из нас не сомневается в том, что окончательная победа нам обеспечена. Можно каждого из нас, националистов, в отдельности уничтожить, но идею украинского национализма никогда.

Украинские земли поделили между собой: Россия, Польша, Румыния и Чехословакия. Задачей украинского национализма является собрать воедино все земли, создать самостоятельное, независимое Украинское государство.

Над осуществлением этой святой задачи работает вся наша организация в целом. Над осуществлением ее имею счастье работать и я.

Я сообщил Вам, откуда происхожу, где жил, работал, учился. Все это такие детали, при неосторожном обращении с которыми могут страдать националисты на Украине, работающие сейчас в подполье. Следователь, являющийся для меня в данном случае представителем, олицетворением финских властей, обещал, что все поданные мною сведения о себе не станут достоянием гласности, не будут переданы русским. Верю, что Вы слово свое сдержите и не захотите наносить нам вреда. В данном случае речь идет не столько обо мне, сколько об интересах того движения, интересам которого посвящена моя жизнь и во имя которого я подвергаю себя опасности.

Независимо от того, какое наказание Вы для меня определите, я прошу дать мне возможность уведомить Полуведько, а через него организацию, что пока, в связи с моим задержанием, я не могу выполнить возложенных на меня поручений.

Что еще я должен сообщить о себе? Кажется, все. Во всяком случае, если я что-либо пропустил из того, о чем говорил Вам уже, прошу напомнить. Я охотно свою информацию дополню.

Павел Анатольевич Яценко (подпись)».

По истечении трех недель после ареста Судоплатова официальному украинскому представителю в Хельсинки Полуведько поступил запрос от финской полиции и офицеров абвера о некоем украинце, пытавшемся пробраться в Советский Союз (между финской и немецкой разведкой существовало соглашение о контроле над советской границей – любые перебежчики проверялись ими совместно).

К началу четвертой недели заключения Павла Судоплатова следователь Кууконен прекратил молоть чепуху об Иване Днепрогессове и дружелюбно отчеканил:

– Финны уважают украинских националистов. Финны не уважают рюся и жидов. Украина будет принадлежать украинцам, а Финляндия будет великой.

Судоплатов с облегчением вздохнул и охотно с ним согласился.

Вскоре тюремные ворота распахнулись и Павла Судоплатова выпустили на свободу. Финские власти передали его Полуведько, который в тот же день, на пассажирском пароходе «Калева», отплыл вместе с ним в столицу Эстонии. Всю дорогу Полуведько злобно бубнил:

– Стыдно, стыдно быть арестованным чухонцами, этими никчемными существами. Только глухой и слепой мог влипнуть при переходе финской границы.

В Таллине Судоплатову был выдан еще один фальшивый литовский паспорт, а в советском консульстве оформлена краткосрочная туристическая виза для поездки в Ленинград. На этот раз с пересечением границы не было никаких проблем.