Текст книги "Лица века"

Автор книги: Виктор Кожемяко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Мы вышли в космос первыми и нельзя оттуда уходить
АКАДЕМИК ВАСИЛИЙ МИШИН, ПЕРВЫЙ ЗАМЕСТИТЕЛЬ И ПРЕЕМНИК ЛЕГЕНДАРНОГО КОРОЛЁВА

Василий Павлович Мишин, который на публикуемом снимке 1958 года справа от С. Королёва, И. Курчатова и М. Келдыша, двадцать лет был первым заместителем Главного конструктора, а затем, после ухода Сергея Павловича Королёва, стал официальным его преемником на посту космического Главного. Он – Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий.

Теперь его уже нет в живых, однако несколько моих с ним бесед, состоявшихся ранее в разное время, запечатлели много подробностей и проблем космической эпопеи и его роль в триумфальном советском выходе в космос.

КАК БЫЛО:

Виктор Кожемяко. Поскольку мы беседуем на этот раз перед исторической датой – сорокалетием полета Юрия Гагарина, расскажите, пожалуйста, как запомнился вам тот апрельский день.

Василий Мишин. На Байконуре я жил в одном домике с Сергеем Павловичем Королевым. А напротив был домик, в котором поселили Гагарина и Титова. Так что я видел, как они готовились к полету.

В. К. Вы уже знали, что полетит кто-то из них?

В. М. Да, но кто именно, было сообщено перед самым полетом. Когда объявили сорокаминутную готовность, Королев попросил нас с Келдышем до двадцатиминутной готовности обойти стартовую площадку. Думаю, он просто хотел, чтобы людей на площадке в это время было поменьше. Ну вот, когда мы уходили, Титов стоял. А вернулись – он уже в автобусе спит. Келдыш тронул его за плечо: «Герман, ты смотри, проспишь, Юрка-то улетит». А я пошел к Королеву просить разрешения связаться по телефону с Гагариным, который был уже в корабле. Дело в том, что мы научили его для бодрости одной озорной песенке, чтобы пел при взлете. Но я забыл предупредить – когда петь будет, чтобы на тангетку нажал, а то песенка в эфир пойдет…

В. К. Удалось связаться?

В. М. Удалось. Не буду повторять общеизвестное. Для меня, как и для всех нас, это был, конечно, особый день. Проверялась вся наша работа. Ну и, конечно, что ни говорите, риск был. Знал это Королев, знал и Гагарин. Королев очень волновался. Он вообще-то умел держать себя, но тут было заметно. Забегая вперед, скажу: когда Гагарин благополучно приземлился, я впервые увидел слезы у Королева. Первый и, по-моему, единственный раз. На площадке тогда возник импровизированный митинг. Смотрю, из бункера выходит Королев, а на глазах у него слезы…

В. К. Вы тоже понимали, что риск был?

В. М. Еще бы! Машина недавно принята на вооружение. Я непосредственно отвечал за третью ступень, а для нее это всего восьмой или девятый пуск. Я отвечал за этот ракетный блок, за двигатель и за баллистику.

В. К. А что давала третья ступень, чтобы понятно было непосвященным?

В. М. Скорость. И потом без этой ступени «семерка», то есть ракета Р-7, над которой мы работали и которая стала базой для создания первого искусственного спутника Земли, поднимала максимум полторы тонны, а с ней – уже больше пяти.

В. К. И когда она начала летать?

В. М. Тогда же, когда был создан первый спутник. В 1957-м. Испытывали мы ее, запуская с Байконура до Камчатки.

В. К. Интересно, а тогда уже была мысль о запуске человека в космос?

В. М. У Королева, конечно, была. Это ведь вообще была давняя и заветная его мечта! А у нас, у большинства, по-моему, такой мысли особо не возникало. Главная мысль – скорее сделать ракету, которая доставала бы Америку.

В. К. Потому что американцы нас уже могли достать?

В. М. Они же после войны окружили нас плотной сетью военно-воздушных и военно-морских баз. Их «летающие крепости» курсировали вдоль наших границ и могли в любой момент доставить атомную бомбу. То есть они достигали любого нашего города, а мы их – нет. Потому и понадобилось создание транспортного средства, которое помогло бы сделать Соединенные Штаты уязвимыми и таким образом добиться стратегического паритета.

В. К. Значит, изначально это было средство вынужденной защиты?

В. М. Да. Однако при этом Королева, наверное, ни на минуту не покидала мысль о посылке человека в космос. Она занимала его всю жизнь. Он готовился к этому. И вот однажды он говорит: а что если выбросить кое-что из аппаратуры и посадить туда человека? Мы работали в это время над специализированным военным комплексом. Что ж, говорю, наверное, можно.

В. К. И как для вас шла подготовка к этому полету? Какие-то подробности, проблемы наиболее сложные…

В. М. Для меня самой сложной проблемой стал воронежский завод, где предстояло делать мою часть. Там изготавливалась арматура для авиационных моторов, и немалых трудов стоило научить их делать ракетные двигатели. Но справились!

В. К. А сколько таких коллективов работало на космос по всей стране! Поражаешься, когда думаешь, в каких масштабах надо было организовывать, координировать, направлять всю эту работу. И ведь всё – впервые! Первый искусственный спутник Земли, первый полет человека в совершенно неведомый космос…

В. М. Когда первый спутник полетел, мы даже не ожидали такой реакции в мире. Кроме всего прочего, он был воспринят как свидетельство необыкновенных возможностей Страны Советов. Вот это самое «бип-бип», прозвучавшее над планетой, заявляло о том, что есть Страна Советов, которая может не только на равных соревноваться с капитализмом, но и опережать его. Да не где-нибудь, а в космосе, где, понятно, требуется наиболее современная и совершенная техника. А мы только что, всего десять с небольшим лет, как вышли из самой тяжелой и кровопролитной войны с немецким фашизмом…

В. К. Незадолго до ухода из жизни Германа Степановича Титова я беседовал с ним, и он подчеркивал, как много все это значило для авторитета нашей страны. Понятно, потрясение в мире!

В. М. Конечно, потрясение. Но вот смотрите, какой у нас был настрой. Мы много лет не отдыхали при крайне напряженной работе, и после запуска спутника мне вместе с заместителем по испытаниям Воскресенским Королев дал отпуск. Полетели в Сочи, там поселяют нас на даче Булганина. А через несколько дней – вызов: срочно вылетайте! Досадно было, конечно, однако лишь в первый момент. Внутренняя готовность к непрерывной работе в нас жила. И за месяц был создан новый спутник, который полетел уже с собакой Лайкой.

В. К. Вернемся к 12 апреля 1961-го.

В. М. При этом запуске самыми страшными были последние секунды активного участка на взлете, когда с космонавтом нет связи. Вот тут мы особенно замерли. А потом переживали все дальнейшее, до посадки. После сообщения о приземлении Королев улетел в Москву. Ну а мы остались работать над новой, более совершенной ракетой – «девяткой».

В. К. А следующий полет сразу же начали готовить?

В. М. Сразу.

В. К. И чем отмечено было это время – между полетом Гагарина и полетом Титова?

В. М. Борьбой. Было предложение, чтобы Титов сделал два витка вокруг Земли, и другое – чтобы летать ему сутки. Приняли в конце концов это, второе. И мы обеспечили суточный полет.

В. К. А ведь американец полетел в космос только в феврале следующего года и сделал всего три витка!

В. М. Что ж, тогда они поотстали.

КАК ЕСТЬ:

В. К. А что теперь? Вот затопили наш «Мир». По телефону вы мне сказали, что протестовали против этого.

В. М. Да. Несколько писем в разные инстанции написал. Хотя я в принципе не за длительные пилотируемые полеты, а за автоматы в космосе, «Мир» нельзя было хоронить. «Мир» надо было оставить! Кстати, его тоже можно было перевести в автоматический режим…

Нельзя делать ставку только на эту так называемую МКС. Во-первых, она идет по одной орбите. Причем МКС ведь построена изначально для чего? Чтобы оправдать плохой «Спейс-шаттл». Американский челнок. На него затрачены огромные деньги. Американцы ошиблись в сто раз, и теперь затраченное как-то надо оправдывать. Их этот «Спейс-шаттл» оказался в десять раз дороже наших одноразовых систем. И чтобы как-то оправдаться в глазах американской общественности, они это придумали. Якобы международную космическую станцию. Из семи космонавтов одного нашего посадить… А деньги-то они берут с нас же! И потом, они полные хозяева. Хотят – пустят, хотят – нет.

В. К. Ну а «Мир», в вашем представлении, еще мог работать?

В. М. Вполне! Там почти 500 килограммов работающей аппаратуры. Она могла работать и приносить информацию, полезную для Земли. Можно было, как я уже сказал, сделать «Мир» автоматически управляемой станцией, и он бы долго летал. Изредка только поднимать его орбиту, но это все копейки по сравнению с тем, что он бы дал нам.

В. К. Это если исходить из наших национальных, государственных интересов. Но, похоже, нынче иные интересы преобладают!

В. М. Конечно, если до такой степени разворовали страну… Сейчас уже и забыто, что после полета Юрия Гагарина президент США Кеннеди обратился через конгресс к нации с призывом мобилизовать весь интеллектуальный и экономический потенциал американцев для преодоления образовавшегося отставания. Целая программа для этого у них была разработана. А что мы с тем нашим советским экономическим и интеллектуальным потенциалом сделали? Наука брошена буквально на произвол судьбы. Финансирование космической программы сократилось за десять лет в 10 раз!

А ЧТО БУДЕТ?

В. К. Василий Павлович, но, может быть, космонавтика нам действительно не нужна? Может, от нее и в самом деле, как некоторые утверждают, одни лишь расходы и лучше всего ее «закрыть»?

В. М. Я слышал такое не раз. Что сказать? Вот набрасываю проект своего выступления на научной конференции, которая к юбилею гагаринского полета должна состояться в гостинице «Космос», хотя не уверен, что мне там дадут слово. Зачитаю начало – пусть в «Правде» будет озвучено:

«12 апреля исполняется 40 лет со дня полета вокруг Земли по околоземной орбите Юрия Гагарина. До этого никто не знал, с чем столкнется человек в космосе, потому полет Гагарина можно назвать историческим и героическим…

Пока Земля является единственным местом, приспособленным к жизни людей с использованием земных ресурсов. Задача человечества – экономить и по возможности восполнять эти ресурсы. Человечество должно использовать информацию, получаемую из космоса, о происходящем на Земле и вокруг нее. Ракетно-космическая техника при участии космонавтов может оказать существенную помощь в этом.

Сейчас трудно найти такую отрасль народного хозяйства, которая не была бы заинтересована в решении своих задач с помощью ракетно-космической техники. И тем не менее среди определенных кругов общественности и в СМИ существует мнение, что дальнейшее развитие космонавтики несвоевременно, способствует ухудшению жизни наших людей из-за ее низкой экономичности. Это мнение вызвано недопониманием роли ракетно-космической техники в решении земных задач – улучшения и продления жизни людей на Земле. И такое мнение вредно, поскольку не учитывает проблемы человечества завтрашнего дня. Низкая экономичность современной ракетно-космической техники, на мой взгляд, связана с одноразовостью ее применения, оставшейся от военной ракетной техники, на основе которой и на деньги военных ведомств она была создана. Нужно разрабатывать новую экономичную многоразовую ракетно-космическую технику, финансируемую государством независимо от военных. Необходимо также наиболее рационально использовать новую ракетно-космическую технику с минимальными расходами на ее эксплуатацию. Экспертные оценки показывают, что 80–90 процентов насущных земных задач, решаемых в космосе, можно решать при помощи автоматических космических аппаратов…»

Ну дальше я эту тему намерен развивать.

В. К. А кому в данном случае вы адресуете вот это свое выступление? Руководству нашей космической отрасли? Руководству страны?

В. М. Хотелось бы, чтобы до них дошло.

В. К. Но разве вы не видите, что нынешнее руководство демонстрирует полное равнодушие, если не сказать сильнее, к состоянию и перспективам космической науки и техники в нашей стране? По-моему, история с «Миром» окончательно раскрыла, кто есть кто.

В. М. Пока надеюсь, что порядок в конце концов придется наводить. И приоритеты устанавливать. Вынуждены будут заняться и наукой.

В. К. Скажите, хотя бы перечислительно, решение каких насущных земных проблем видится вам вполне реальным с помощью космонавтики?

В. М. Много. Вот сейчас, например, остро стоит вопрос о ядерных отходах. А если будет экономичная ракетно-космическая техника, то долгоживущие отходы атомных электростанций, радиоактивные, можно будет удалять в космос.

Далее. На Земле сейчас очень много ядовитых химических веществ. И мы опять-таки не знаем, куда их девать. Требуются огромные расходы, да и они себя не оправдывают. А между тем экология бьет тревогу все настойчивее.

Пожары. Из космоса их обнаружить легко и космическими средствами очень легко их тушить. Управление погодой! Можно забросить в космос зеркала, освещать города – вот вам восполнение электроэнергии. Мы умеем уже сейчас тепловую солнечную энергию трансформировать в электроэнергию, можно ее транспортировать на Землю, а это огромные, по сути неисчерпаемые ресурсы! Куда там уголь, нефть, газ по сравнению с Солнцем. Оно тоже со временем кончится, но это – через сотни миллионов лет. И тогда встанет вопрос о переселении людей на другие планеты, о чем писал еще Циолковский, – чтобы найти другое Солнце. Тоже с помощью космонавтики…

Но для всего этого нужен мир на Земле, когда люди и страны не будут противостоять друг другу.

Знаете, я придумал интересную вещь. Лет десять работал над этим. Как взлетать вертикально и садиться вертикально. Сделал доклад у себя в МАИ, в Политехническом музее, в отделении Академии наук. Но пробить никак не могу! Куда только не стучался. Нужны деньги, нужно финансировать эти работы и делать эксперимент. А где взять?

В. К. Значит, вы это придумали, но никто не хочет заниматься?

В. М. Никто!

В. К. Опять мы приходим к сегодняшнему состоянию нашей страны.

В. М. Мне, когда я был в Израиле с делегацией, за мысль один американец давал три с половиной миллиона долларов. Только расскажи ему.

В. К. За эту вашу идею?

В. М. Да. Растрепались ребята, что есть такая.

В. К. Но не продались вы?

В. М. Нет. Это не для меня.

Апрель 2001 г.

Великая эпоха
НИКОЛАЙ БАЙБАКОВ – МНОГОЛЕТНИЙ ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ГОСПЛАНА СССР

Николай Константинович Байбаков более сорока лет входил в советское правительство, став наркомом еще при Сталине, два десятилетия возлавлял Госплан СССР. Если перечислить тех, под чьим непосредственным руководством довелось ему работать в правительстве страны в разные годы, список получится достаточно показательный: Сталин, Каганович, Маленков, Булганин, Хрущев, Брежнев, Косыгин, Андропов, Черненко, Тихонов, Рыжков, Горбачев…

Виктор Кожемяко. Николай Константинович, я с очень большим интересом прочитал книгу ваших воспоминаний, вышедшую в издательстве «Республика». Но, к сожалению, тираж невелик – мало кто стал ее счастливым обладателем. Между тем, вопросы к вам имеются, наверное, у многих. Ну, скажем, каков был путь в советские наркомы?

Николай Байбаков. Если вы мою книжку читали, то знаете, что трудовой путь начинался у меня с бакинских промыслов, куда в 1932 году после окончания Азербайджанского нефтяного института я пришел работать рядовым инженером.

… Вообще, начало моей биографии во всем самое обычное для своего времени. После революции пошел в школу, затем поступил в институт. Хотел стать инженером – и стал. Нефтяники, с которыми начинал работать, в большинстве своем были в прошлом батраки, вырвавшиеся из нищеты и безграмотности. Нелегок был их труд, но не ожесточил, не очерствил сердца этих людей. Напротив, более душевных и отзывчивых товарищей мне не доводилось встречать. До сих пор многих помню по именам.

В. К. Но за что-то выделили вас, назначая именно Байбакова заведующим промыслом и управляющим трестом «Лениннефть».

Н. Б. Может быть, сказалось, что еще со студенческих времен тянуло меня к новой технике и технологии. Когда стал инженером, стремился найти более современные технические решения, улучшающие разработку нефтяных месторождений. Тут как раз возникли у нас серьезные проблемы, наметилась даже тенденция снижения добычи из-за обводнения нефтяных скважин. И в борьбе с прорывом верхних вод в нефтяные пласты помог предложенный мною метод закачки цемента под высоким давлением. С тех пор нефтяники страны называют его «методом Байбакова», хотя официально мое предложение даже не было зарегистрировано.

В. К. А в Москве когда и как вы оказались?

Н. Б. Сначала меня назначили в Куйбышев начальником вновь созданного объединения «Востокнефтедобыча». Получилось так. В июне 1938 года в Баку проходило Всесоюзное совещание нефтяников, где высказывались руководители и передовики нефтяных районов. Мне тоже предложили выступить. А через пару месяцев вызывает первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана Багиров и, угощая чаем, сообщает о новом назначении.

В. К. Насколько я понимаю, тогда начиналось освоение так называемого второго Баку?

Н. Б. Да, в решениях XVIII съезда ВКП(б) было записано: создать нефтедобывающий район между Волгой и Уралом. Именно для выполнения этого ответственного задания меня и направили.

В состав объединения «Востокнефтедобыча» вошли зарождавшиеся тресты – «Башнефть», «Сызраньнефть», «Пермьнефть» и» Эмбанефть». Прибыли квалифицированные буровики из Баку, Грозного, Эмбы. Они не только пробурили первые скважины, получили первые фонтаны «черного золота», но и заботливо обучали вчерашних башкирских крестьян добывать нефть. Масштаб работ был огромный!

В. К. А ведь сегодня об этой странице нашей советской истории, как и о ряде других, почти никто ничего не знает.

Н. Б. Особенно много сил было отдано созданию в Башкирии Ишимбайского нефтяного района, сыгравшего значительную роль в снабжении фронта горючим в период Великой Отечественной войны. Вот говорят, что мы к войне плохо готовились. Неправда. Ускорение индустриализации страны было направлено и на укрепление ее обороноспособности.

Невозможно на словах передать, с каким энтузиазмом работали люди в то время. Я больше всего видел труд нефтяников. Но быстрыми темпами шло также строительство металлургических и машиностроительных заводов, в самые короткие сроки росли новые города…

В. К. Думаю, читателей особо будут интересовать ваши отношения со Сталиным.

Н. Б. Первый раз я встретился со Сталиным в 1940 году – на заседании в Кремле, где обсуждались вопросы развития нефтяной промышленности. Мне было поручено сделать сообщение об обеспечении народного хозяйства горючим в связи с нарастанием опасности войны.

Волновался, конечно. Как себя вести? Как держаться на этом высоком собрании? Но, когда вошел в кабинет, где царила спокойная, деловая обстановка, напряжение спало. Теперь думал только о том, как лучше доложить суть проблем. Ведь известно было, что Сталин не любил многословия.

Во время моего доклада он неторопливо прохаживался по кабинету, внимательно слушал, не перебивая, и лишь когда я закончил, стал задавать вопросы. Они были предельно конкретные: «Какое оборудование вам необходимо? Какие организационные усовершенствования намерены провести? Когда и сколько будете давать нефти?» Речь шла об ускоренном развитии «второго Баку». Решение, как и обсуждение, было очень конкретное.

Потом мне много раз доводилось бывать на совещаниях у Сталина с участием руководителей нефтяных комбинатов и трестов. Ему надо было знать, как развивается отрасль, и в вопросах своих он был дотошен. Мне казалось, что он внимательно приглядывался к каждому специалисту, чтобы определить, кто и как себя проявляет. А свою точку зрения высказывать не спешил.

Только после обмена мнениями, когда убеждался, что решение найдено, подытоживал: «Итак, я утверждаю».

В. К. Вам это нравилось?

Н. Б. Безусловно. На таких совещаниях я учился ответственности в принятии решений. Впоследствии, где бы ни работал, старался внимательно выслушать каждого члена коллегии, других товарищей, да не по одному разу, после чего уже принимал окончательное решение. Иначе как можно? Допущенная руководителем ошибка наносит большой ущерб делу, а если руководишь в государственном масштабе – то и всему государству.

Часто мы бывали удивлены осведомленностью Сталина. Помню, когда Сааков, управляющий трестом «Ворошиловнефть», не назвал новых месторождений, Сталин переспросил:

– Это вдоль афганской границы?

Или, скажем, выступал начальник Краснодарнефтекомбината Апряткин. Сталин спросил его о запасах нефти в Краснодарском крае. Апряткин назвал цифру 150 миллионов тонн. Сталин попросил «расшифровать» запасы нефти по категориям. Когда же тот не смог внятно ответить, внимательно поглядел на него и сказал:

– Хороший хозяин должен знать свои запасы по категориям.

В. К. Назначение вас наркомом нефтяной промышленности состоялось в 1944 году. Это была инициатива Сталина?

Н. Б. Точно не знаю, но ясно, что не без его ведома. Меня он вызвал для беседы только через три месяца. Я тогда набрался смелости и сказал:

– Товарищ Сталин, перед моим назначением никто даже не поинтересовался, сумею ли справиться.

Ответил он так:

– Товарищ Байбаков, мы знаем свои кадры, знаем, кого и куда назначать. Вы коммунист и должны помнить об этом.

А разговор повел о тяжелом положении народного хозяйства в связи с разрухой в освобожденных районах и о топливном голоде. Сразу отреагировал на мое предложение, чтобы некоторые предприятия, производящие военную технику, начали делать буровые станки, грязевые насосы и другое необходимое для нефтяной промышленности оборудование. Среди заводов, которые, выражаясь современным языком, должны были перейти к конверсии, был определен и «Уралмаш».

Между прочим, Сталин в начале нашего разговора задал вопрос, который меня несколько озадачил:

– Товарищ Байбаков, вы думаете, союзники не раздавят нас, если увидят возможность раздавить?

– А как они смогут нас раздавить?

– Очень просто, – ответил Сталин. – Мы создали и танки, и самолеты, и машины. Много у нас захваченной техники. А они же останутся без движения, если не будет нефти, бензина, дизельного топлива. Нефть – это душа военной техники, а я бы добавил – и всей экономики.

Действительно, с увеличением машинного парка возрастали потребности в горючем, а мы добывали нефти всего 19 миллионов тонн вместо довоенных 33 миллионов. Было о чем подумать!

И еще запомнился конец той нашей беседы, длившейся более часа.

Сталин спросил:

– Вот вы молодой нарком. Какими свойствами должен обладать советский нарком?

– Знание своей отрасли, трудолюбие, добросовестность, честность, опора на свой коллектив…

– Все верно, товарищ Байбаков, это очень нужные качества. Но какие все-таки – наиважнейшие?

Я назвал еще несколько и смолк.

А он, коснувшись чубуком трубки моего плеча, тихо проговорил:

– У советского наркома должны быть «бычьи» нервы плюс оптимизм.

Должен сказать, что я на всю жизнь запомнил эти слова Сталина. «Бычьи» нервы и оптимизм особенно мне были нужны, когда в течение 22 лет я находился на посту председателя Госплана СССР. Требовались здесь даже не «бычьи», а стальные нервы, причем из легированной стали. Ну а без оптимизма совсем пропал бы.

В. К. Мы с вами пропустили годы войны – величайшее испытание для всего народа и для нашей социалистической системы. Испытание, выдержанное с честью.

Н. Б. Это, я думаю, для всех должно быть очевидно… И вновь с огромной убедительностью была продемонстрирована сила патриотического духа советских людей.

В. К. А что вам вспоминается в первую очередь, когда вы думаете о войне?

Н. Б. Пожалуй, первый ее период. Самый трудный. Надо было перебазировать промышленность на восток.

Мужчины ушли на фронт – их заменили женщины. Пять крупных нефтепромыслов из восьми в тресте «Орджоникидзенефть» Азнефтекомбината возглавляли женщины: Антонина Бакулина, Медина Везирова, Сутра Гайбова, Сакина Кулиева, Анна Плешко. В тресте «Лениннефть» руководила промыслом София Крючкина. Не могу не отметить, что при этом в первый год войны бакинцы дали стране 23,5 миллиона тонн нефти – самая большая годовая добыча за всю историю нефтяной промышленности Азербайджана! Это был настоящий подвиг, совершенный в неимоверно тяжелых условиях.

В. К. Видимо, люди наши понимали то, о чем сказал Сталин: нефть – душа военной техники, да и всей экономики?

Н. Б. Хорошо понимали это и наши враги. За несколько дней до начала войны Геринг, имевший неограниченные полномочия по вопросам «максимального использования обнаруженных запасов и экономических мощностей для нужд Германии», утвердил документ с шифрованным названием «Зеленая папка». В нем, в частности, отмечалось: «… необходимо принять все меры к немедленному использованию оккупированных областей в интересах Германии. Получать для Германии как можно больше продовольствия и нефти – такова главная экономическая цель кампании».

В. К. А как обстояли дела у гитлеровцев с нефтью?

Н. Б. Проблема горючего для Германии была острейшей. На начало войны немцы производили примерно лишь 8–9 миллионов тонн бензина и дизельного топлива, в основном из угля – методом гидрогенизации его под высоким давлением. Своей нефти у них практически не было. Вот почему особые надежды возлагали на быстрый захват нефтяных промыслов Кавказа и Закавказья, где перед войной мы получали более 80 процентов добываемой в нашей стране нефти.

В. К. Великое счастье, что в Баку им прорваться не удалось…

Н. Б. Мне как уполномоченному Государственного Комитета Обороны по обеспечению фронта горючим приходилось в первый период заниматься не только проблемами нефтедобычи, но и выполнять поручение, которое дано было Сталиным: «Сделать все, чтобы ни одна капля нефти не досталась немцам». Организовывал ликвидацию промыслов в Краснодарском крае. Причем делалось это уже буквально под обстрелом гитлеровцев – нашим семьям даже было сообщено, что мы погибли, когда на какое-то время с нами была утрачена связь.

Наши специалисты разработали по-настоящему радикальный способ ликвидации скважин, и почти за полугодовой период оккупации Краснодарского края немцам не удалось восстановить ни одной из них.

В. К. Николай Константинович, мне хотелось бы остановиться на такой проблеме. Одним из принципов нашего социалистического хозяйствования, как известно, было планирование. Начиная с ленинского плана ГОЭЛРО. Не могли бы вы рассказать, какую роль сыграло планирование в военные годы?

Н. Б. Огромную. Уже через неделю после начала войны был принят первый план военного времени – «Мобилизационный народнохозяйственный план» на третий квартал 1941 года. Постановлением Государственного Комитета Обороны уже 4 июля 1941 года комиссии под руководством Вознесенского было поручено выработать военно-хозяйственный план обеспечения страны, имея в виду использование ресурсов и предприятий, имеющихся на Волге, в Западной Сибири и на Урале, а также вывозимых в эти районы в порядке эвакуации. Всю войну ГКО наряду с годовыми народно-хозяйственными планами рассматривал и утверждал планы квартальные и месячные, а Госплан СССР через своих уполномоченных в краях и областях осуществлял строгий контроль за своевременным выполнением планов производства и поставок продукции для нужд фронта.

Разумеется, условия были экстремальные, обстановка все время и порой очень резко менялась, но тем более без четкой координации главных мероприятий в масштабах страны мы не смогли бы победить.

Приведу примеры опять же из самой близкой мне нефтяной отрасли. Когда враг отрезал все пути снабжения фронтов нефтепродуктами, ранее проходившие от Баку через Ростов по железной дороге, когда были выведены из строя краснодарские и частично грозненские нефтепромыслы и нефтеперерабатывающие заводы, а потом и навигация по Волге была прервана в связи с выходом фашистских войск в район Сталинграда, нефтепродукты транспортировались из Баку по Каспийскому морю в Красноводск и Гурьев, а уж далее по железной дороге на все фронты и в другие районы. Часть нефти возили в Астрахань, а оттуда качали в Саратов – по трубопроводу, построенному во время боев под Сталинградом! В рекордно короткие сроки из труб демонтированного трубопровода Баку – Батуми. Не правда ли, трудно сегодня даже представить такое?

Или еще пример – снабжение топливом осажденного Ленинграда. После того как весной 1942 года прекратилась связь с городом за 50 дней по дну Ладожского озера, можно сказать, под носом у немцев был проложен трубопровод длиной 28 километров и пропускной способностью 400 тонн нефтепродуктов в сутки.

А газопровод Бугуруслан – Куйбышев, сооруженный всего за несколько месяцев во время битвы за Сталинград и обеспечивший природным газом крупнейший оборонный промышленный центр!

И, конечно, без четкого плана невозможно было бы осуществить колоссальную эпопею перебазирования промышленности в восточные районы. Нам пришлось организовать демонтаж ряда предприятий и нефтяного оборудования, отправив на Восток около 600 вагонов. Десять тысяч бакинских нефтяников организованно выехали в новые необжитые места – в основном в Башкирию, Пермскую и Куйбышевскую области. В суровых, тяжелейших условиях зимы 1942–1943 годов закалялась дружба нефтяников – представителей всех народов СССР, трудившихся во имя спасения нашей Родины.

В. К. Увы, сейчас обо всем этом предпочитают не вспоминать, как будто никакой дружбы народов у нас и не было.

Н. Б. Была, да еще какая!.. Нынче, к сожалению, многое не вспоминают. А зря. Для воспитания молодежи в патриотическом духе было бы очень полезно.

Приведу некоторые цифры. В результате военных потерь и эвакуации предприятий на Восток с июня по ноябрь 1941 года объем промышленного производства в стране уменьшился примерно вдвое. Но величайшими усилиями трудящихся уже в 1942 году был не только восстановлен! Превзойден довоенный уровень производства военной техники. Валовая же продукция всей промышленности с января по декабрь 1942 года выросла более чем в полтора раза, а в 1943 году против 1942-го увеличилась на 17 процентов. Такие темпы роста были у нас в мирное предвоенное время, а ведь тут шла страшнейшая война!

… Перед войной, как я уже говорил, мы добывали в год 33 миллиона тонн нефти, чему предшествовали десятилетия развития нефтяных промыслов. Теперь же страна, обессиленная грандиозной битвой с фашизмом и потерявшая в ней многие миллионы жизней, должна была в кратчайшие сроки не только возродить разрушенные промышленные и сельскохозяйственные районы, но и довести добычу нефти с 19 до 60 миллионов тонн. Иначе говоря, за короткий срок дать почти вдвое больше, чем до войны, и одновременно поднять благосостояние народа, обеспечив людей прежде всего продуктами питания, жильем, товарами первой необходимости.