Текст книги "Как Феникс из пепла (СИ)"

Автор книги: Виктор Михайлюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

ВТОРОЕ. Долго порадоваться вожделённой власти Василию Шуйскому не пришлось: почти тотчас из Польши (а откуда ж ещё!) явился новый грозный враг – воевода дважды "чудом спасшегося" царевича Дмитрия Ивановича – Иван Исаевич Болотников. Командование одним из направленных против него отрядов царь Василий Шуйский доверил 19-летнему племяннику.

Со своим небольшим отрядом новоиспечённый полководец неожиданно для всех остановил "триумфальное шествие" болотниковцев к Москве на речке Пахре. Но родовитые воеводы, командовавшие главным войском, были не столь удачливы: талантливый крестьянский вождь Болотников разгромил их наголову у села Троицкое. В критический момент, когда Василий Шуйский собирался бежать из Москвы, Скопин один не потерял головы, сумел организовать оборону столицы, выдержал месячную осаду, а в начале декабря 1606 г. разгромил болотниковцев в решающей битве у деревни Котлы и отогнал их от Москвы.

После того как опасность миновала, и в войне, казалось, наступил перелом, родовитые бояре тотчас вспомнили про "породу", и что "малолеток" Скопин стоит во главе войска "не по чину". Чем дело кончилось? Правильно: очередным разгромом Болотниковым высокопородных бездарей – на сей раз под Калугой.

Выход из местнического тупика был найден (вероятно, не без участия патриарха Гермогена) изящный: во главе царского войска встал сам царь. А поскольку у Василия Шуйского оказалось достаточно ума, чтобы понять, что в военном деле он смыслит не больше своих горе-воевод, то он лишь озвучивал решения, подсказанные ему не по годам смышлёным четвероюродным племянником. Сим, в конце концов, и победиша, затопив осаждённых в Туле болотниковцев водою загаченной Упы.

ТРЕТЬЕ. Но мир и покой незадачливому царю Василию Шуйскому мог только сниться, да и то недолго! Поляки (кто бы сомневался!) тотчас подкинули ему нового противника: летом 1607 г. в русских пределах наконец-то объявился второй Лжедмитрий. Ещё бы! Если получилось завалить русского глиняного Медведя один раз, почему бы не проделать тот же фокус ещё раз?

Дождавшись, когда Василий Шуйский управился с крестьянским бунтом, Лжедмитрий Второй двинулся с поляками и казаками по проторенному Первым Лжедмитрием пути на Москву, побивая по ходу высылаемых навстречу русских воевод (в числе которых Скопину места не нашлось), и, не сумев сходу захватить Москву, в июле 1608 г. встал лагерем в Тушино.

Не доверяя своим войскам и воеводам, обнаружившим "шатость и измену", Василий Шуйский решил просить помощи у злейшего врага поляков Карла IХ шведского и послал в Новгород договариваться со шведами Скопина. Тем временем отряды Лжедмитрия II растеклись из Тушино по всей стране, воеводы и города один за другим присягали на верность "истинному царю", а на окраинах, как грибы после дождя, появлялись всё новые и новые самозванцы. Вскоре верными Василию Шуйскому остались лишь осаждённая Москва, осаждённый Троице-Сергиев монастырь, пограничный Смоленск молодого упрямца Бориса Шеина, да Великий Новгород, где засел почти без войска Скопин. Ах, да! Ещё малый городок Зарайск на Рязанщине, где воеводствовал князь Дмитрий Пожарский.

Проявив себя в этих исключительно неблагоприятных условиях искусным дипломатом, Скопин, уступив шведам незначительную Корельскую волость на финской границе, получил в помощь 15-тысячное шведское войско и в мае 1609 г. наконец двинулся на выручку осаждённой Москве, очищая по пути от тушинцев северные русские земли и одновременно обучая с помощью шведских инструкторов современному европейскому строю новонабранные русские полки. Соединившись с очистившим от тушинских "воров" Поволжье воеводой Ф. И. Шереметьевым, Скопин в феврале 1610 г. деблокировал выдержавшую героическую 16-месячную осаду православную святыню – Троице-Сергиеву лавру, а в марте заставил бежать из Тушинского лагеря остатки поляков (Лжедмитрий II с Мариной Мнишек удрал оттуда в Калугу ещё раньше) и с триумфом вступил в Москву.

Далее путь Скопина с русско-шведским войском лежал к осаждённому с сентября 1609 г. самим польским королём Сигизмундом III Смоленску. И у меня нет никаких сомнений, что Михаил Васильевич Скопин-Шуйский справился бы с этой задачей столь же блестяще, как и со всеми предыдущими. И унаследовал бы лет через 5 российский трон после своего дяди. И провёл бы назревшие петровские реформы за сто лет до Петра, только без такой крови. И не было бы в истории России никаких Романовых-Голштейн-Готторпских-Анхальт-Цербтских-Гессен-Дармштадтских. И нужда во всех последующих Спасителях, возможно, никогда бы и не возникла...

Но... весенняя распутица задержала войско Скопина на полтора месяца в Москве. И на одном из устраиваемых в честь молодого героя пиров, после поднесенной ему женой Дмитрия Ивановича Шуйского Екатериной Григорьевной Скуратовой заздравной чаши, Скопину стало худо, и через неделю, 3 мая 1610 г. в возрасте 23-х лет он скончался. (Конечно, и в те далёкие времена, точно как и в наше время, люди мёрли как мухи и без всякой сторонней помощи, но всё же, как мне кажется, вероятность того, что наш герой был отравлен завистливой роднёй, мечтавшей занять трон после бездетного царя Василия, чрезвычайно высока.)

И к Смоленску русско-шведское войско в качестве главного воеводы повёл Дмитрий Шуйский. Спрашиваете, как же царь Василий доверил ему войско после всех его предыдущих ратных "подвигов"? А что ему оставалось? Ведь другим высокопородным боярам он не доверял – изменят! А так изменили шведы. И 4 июля 1610 г. случился разгром под Клушино, а три недели спустя Василий Шуйский был низложен, и уже в сентябре в Москве, в Кремле, хозяйничал польский гетман Станислав Жолкевский. И России, захлёстнутой с головой новой, куда более высокой и сокрушительной, чем все предыдущие, волной мятежей и смут, не стало...

Но всего через год, как бы ниоткуда, из толщи народной, в Нижнем Новгороде вдруг возник никому не ведомый говядарь Кузьма Минич Сухорук и объявил сбор ополчения, и позвал на помощь князя Пожарского...

Что из этого вышло, все и без меня хорошо знают. (Кстати, любопытный факт: во время Великой Польской Смуты первый раз спасение Москве пришло в 1610 году из Новгорода Великого, второй раз – два года спустя – из Новгорода Нижнего).

5. Кузьма Минич Минин-Сухорук (ок. 1570 – 1616 гг.)

6. Дмитрий Михайлович Пожарский (1578 – 1642 гг.)

Об этих двоих говорить не буду: всё уже не раз сказано до меня и лучше меня. Замечу лишь, что их пример показал, что для Истории вовсе не важно, чтобы избранный ею Спаситель был голубых царских кровей, или знаменит, или выделялся среди других-прочих какими-то особыми, выдающимися способностями. Минин и Пожарский, до того как пошли спасать гибнущую и уже фактически погибшую Россию, были людьми мало кому известными и совсем незначительными. Запомним это на будущее...

В моём понимании история России делится следующим образом:

1243 – 1380 гг. – УТРОБНЫЙ ПЕРИОД. Древнерусская земля беременна тройняшками.

8 сентября 1380 г. Куликово поле. РОЖДЕНИЕ РОССИИ.

1380 – 1598 гг. ДРЕВНЯЯ РОССИЯ. (1380 – 1480 гг. – Младенчество. Россия лежит в колыбели под опекой ордынских ханов. 1480 – 1598 гг. – Детство. Отрочество. Юность.)

1598 – 1861 гг. СРЕДНЕВЕКОВАЯ РОССИЯ.

1861 – 1991 гг. НОВАЯ РОССИЯ.

С 1991 года – НОВЕЙШАЯ или СОВРЕМЕННАЯ РОССИЯ.

Переходим теперь к России Молодой...

7. Пётр I Алексеевич Романов Великий (1672 – 1725 гг.)

Прежде всего, нужно объяснить, почему явственно обозначившуюся к концу ХVII в. отсталость России от Западной Европы я считаю гибельной, да к тому же византийской. Надеюсь, вы не забыли, чья птица примостилась у вас на гербе?

После завоевания царственного града Константинополя турками в 1453 г. и особенно после женитьбы Ивана III на византийской царевне Зое (Софье) Палеолог в 1472 г. Россия посчитала себя наследницей погибшей за великий, непростительный грех союза с папством Византийской империи и, заодно с государыней царских кровей, гербом и почётной должностью хранительницы "истинной веры", унаследовала от неё те слабости, ту внутреннюю гнилость, ту червоточину, которая медленно, но верно, подточила и погубила безвозвратно самую передовую и могучую державу раннего Средневековья.

Пока Россия старательно оберегала свою православную невинность от басурман-чужеземцев, Западная Европа пошла своим рыночно-капиталистическим путём, в ХV – ХVII вв. заново открыла для себя сокровища античной культуры, изобрела современную опытно-экспериментальную науку (кстати, убеждён, что подлинная прикладная наука, в отличие от гуманитарной и математики, возможна только при рыночном капитализме и никаком другом строе – в античном мире и в СССР были великие учёные, но науки как самовоспроизводящейся и саморазвивающейся системы – не было (но это так, к слову)) и стремительно ушла вперёд в своём развитии. А ведь ещё в ХIV – ХV вв. ни о каком военно-техническом, научно-культурном и экономическом превосходстве Западной Европы над Европой Южной и Восточной и той же Азией не было и речи!

Когда в V в. земли ушедшей в небытие Западной Римской империи разделили между собой многочисленные дикие варварские племена, Западная Европа надолго погрузилась во мрак и невежество. Последующие примерно пять веков её истории недаром названы "тёмными". Восточная же часть двуединой Римской империи (книжная Византия) сумела отбиться и устоять под натиском внешних варварских орд, сохранив, в отличие от Западной, густонаселённые города, высокоразвитую экономику, ремесло и уцелевшие после погромов внутренних христианских варваров остатки великой античной культуры и науки. Казалось бы, где как не в Византии создались самые благоприятные условия для возникновения и развития рыночного капитализма? Однако этого не произошло. (В скобках замечу, что у меня есть своё объяснение сему факту, но это отдельный разговор, который увёл бы нас чересчур далеко от заявленной темы). Византия постепенно хирела, деградировала, и к началу ХIII в. её изначальное превосходство над варварской Западной Европой сошло на нет. История в который раз доказала, что она не ищет прямых путей, а движется замысловатыми зигзагами, управляемая его величеством Случаем.

В 1204 г. некогда передовая держава мира стала лёгкой добычей немногочисленной банды западных крестоносцев, а в 1453 г. уступила своё место на исторической сцене туркам-османам, на добрых пять веков ставших кошмаром христианской Европы. И нет никаких сомнений, что если бы Россия продолжила идти по пути гордой православной самоизоляции, то её бы рано или поздно постигла печальная участь Византии, Индии, Китая, Японии, да той же Османской Турции, территориальной наследницы Византии, также шедших по своему особому, отличному от Западной Европы пути: стать колониальной добычей вооружённых передовыми достижениями науки и техники западноевропейских хищников.

Но у России и в этот раз нашёлся Спаситель – Петр Алексеевич Романов-Нарышкин.

Вот только не надо вещать нам с умным видом, что не будь Петра, назревшие в России реформы провёл бы другой какой-нибудь царь. Мол, и отец его, Алексей Тишайший, и брат, Фёдор Алексеевич, осознавали отсталость страны и потихоньку-помаленьку реформировали её (полки нового строя, отмена местничества). И сверни лихие стрельцы в 1682 или 1689 году Петрушке Нарышкину тощую шею, страну на светлый капиталистический путь вывел бы, ну хоть тот же европейски образованный Васька Голицын вместе с разлюбезной царевной Софьей Алексевной. В том то и дело, что все эти "реформаторы" хотели иметь европейски сильную армию (но без флота – зачем сухопутной России флот?), сохраняя во всём остальном "святую православную старину" и, как чёрт ладана, страшась учёных европейских "еретиков". Может, в конце концов, и нашёлся бы "другой Пётр" где-нибудь в конце ХIХ в. как в Японии, или в конце ХХ в. как в Китае, только, боюсь, от России к тому времени остались бы только рожки да ножки (а, может, и их бы не осталось!).

Дело в том, что Японии позволили благополучно "капитализироваться" только лишь из-за её полнейшей территориально-ресурсной ничтожности – она не представляла тогда для европейских колонизаторов никакого интереса.

Иное дело Россия с её необъятными просторами и неисчерпаемыми природными богатствами, да к тому же лежащая не где-то у чёрта на куличках, а прямо здесь, под боком! И не появись так вовремя царь Пётр, полагаю, судьба её была бы печальной.

Что до Китая, то его от участи Индии спас лишь Советский Союз, сперва оказав решающую помощь Мао, а затем уже на наших глазах США помогли Дэну перевести китайскую экономику на передовые капиталистические рельсы в качестве могучего противовеса СССР. (Точно также и сейчас Китай вполне независим от США, по моему глубокому убеждению, лишь до тех пор, пока стоит Россия.)

Итак, неудачный Первый Азовский поход 1695 г. навёл Петра на мысль о настоятельной необходимости иметь "вторую руку" – военный (а потом и коммерческий) флот. Поездка в Европу в составе Великого посольства в 1697 – 98 гг. (впервые с ХIII века!) – привела его к пониманию того, что косметическим "евроремонтом" в России не обойтись и, чтобы догнать убежавшие далеко вперёд за последние 200 лет западноевропейские страны и встать в один ряд с ними, необходимо менять всё от фундамента до крыши, перестраивать на новый лад всю доставшуюся ему в управление византийско-татарскую государственную машину, а не отдельные её части, как робко пытались предшественники. В особенности же поспособствовал просветлению сознания Петра могучий пинок под зад, полученный от шведов и юного короля Карла ХII во время "Нарвской конфузии" в конце ноября 1700 г. (Вот ярчайший пример того, насколько иной раз бывают полезны и целительны для страны поражения!) После него вопрос встал ребром: быть России или деградировать и дальше (как та же такая страшная, казалось бы, ещё совсем недавно соседка Польша) и в итоге погибнуть. К счастью для России, царь Пётр, при множестве отрицательных (если не сказать – отвратительных) черт, обладал и несколькими чрезвычайно ценными для правителя качествами, а именно – умением ставить перед собой (и, соответственно – страной) правильные цели и невероятным упорством и волей в их достижении. Именно это и сделало его в конце концов Победителем и Великим.

Здесь нужно сказать пару слов о русской церкви. Насколько важную положительную роль (хоть и далеко не решающую!) она сыграла в период борьбы с ордынским игом, настолько же к началу ХVII в. стала камнем на народной шее, тянувшим страну назад, в благостное византийское болото, тормозом, всеми силами не пущавшим её следовать по пути прогресса, придуманного зловредными европейскими "еретиками". (Ничего удивительного или экстраординарного в этом нет: подобная трансформация случалась (и не раз ещё случится!) в человеческой истории с множеством самых разных созданных "на века" структур и организаций, будь они хоть трижды пролетарскими или православными.) Эти ржавые вериги, опутавшие страну по рукам и ногам, необходимо было разорвать (как Мартин Лютер – один из величайших деятелей в Истории Человечества! – двумя веками ранее разорвал на Западе мертвящие оковы папского католицизма, положив начало западноевропейскому научно-культурному рывку). И Пётр это сделал с присущей ему решимостью, установив отныне и навсегда принцип: "не государство и народ для церкви, а церковь для государства и народа".

Покончив с "истинноправославной" самоизоляцией, Пётр призвал в Россию тысячи европейских учителей, послал тысячи молодых русских (и одного арапа) учиться в Европу и приступил к тотальной переделке страны на европейский лад. Результат этой титанической работы Россия (равно, как и безмерно изумлённая Европа!) увидела очень скоро – всего через 9 лет после уничтожившей старую "Московию" Нарвы.

1 сентября 1707 г. Карл ХII во главе непобедимой шведской армии двинулся из Саксонии через стоявшую на коленях Польшу на восток, в Россию. Шёл не спеша. Только в июле 1708 г. переправился у Могилёва через Днепр и вторгся в русские пределы. Началось давно ожидавшееся шведское нашествие, столь надолго подзадержавшееся благодаря военно-дипломатическим усилиям Петра в Польше. Далее путь "Александра Севера" лежал на Смоленск, где он должен был дождаться Левенгаупта, шедшего вдогон из Риги с огромным обозом боеприпасов и провианта и подкреплением, и далее на Москву. И если б в эти критические дни и месяцы во главе России стоял не Пётр, а, скажем, 18-летний царь Алексей Петрович, не знаю, чем бы всё это закончилось, ой, не знаю... Но "северному Александру" не повезло – противостоял ему Пётр Великий.

Что же делать? Как остановить продвижение непобедимой шведской армады к столице? Чем заманить Карла подальше от баз снабжения, от Левенгаупта, от старой Москвы и – главное – от любимого нового детища Санкт-Питербурха?

И тут в дело вступает старый украинский гетман Иуда Степанович Мазепа (надеюсь, вы в курсе, что апостол Иуда продал Христа за 30 серебряников не по собственному почину, а по тайному приказу своего Учителя?). По тайной договорённости с царём Петром, Мазепа вступает в "тайные" переговоры с Карлом, обещает ему с три короба всяческой помощи и поддержки на Украине: мол, все малороссийские казаки, как один человек, радостно вольются в ряды доблестной шведской армии, а все украинцы просто-таки счастливы будут снять с себя и отдать шведам последнюю рубаху (а лучше тулуп) и заколоть для них последнего кабанчика, – только бы те избавили их от страшного москальского гнёта! Намотав на уши мазепину лапшу, Карл, не дождавшись медлительного Левенгаупта, радостно устремляется с прямой дороги Смоленск – Москва – Петербург, на кривую дорожку Батурин – Гадяч – Полтава. (Косвенным доказательством этой гипотезы являются события у Переволочной. Дело в том, что под Полтавой шведская армия вовсе не была разбита наголову, там случился лишь нокдаун. От Полтавы шведы побежали к Днепру, где и оказались в водной западне без каких-либо средств переправы и сдались Меншикову уже без всякой битвы. А ведь недалеко от устья Ворсклы был брод на левый берег, перейдя который ВСЯ армия Карла могла бы спокойно уйти на юг, в подвластный Турции Крым. Почему же Мазепа и его хлопцы не показали этот брод шведам и привели их прямиком в водяной тупик? Не потому ли, что Иван Мазепа это второй Иван Сусанин?)

И в результате... грянул бой – сперва под Лесной, а потом и полтавский. И 8 июля (27 июня ст. ст.) 1709 г. на Полтавском поле родилась новая Великая Держава – Российская империя (кстати, это тот редкостный в Истории случай, когда мы знаем точную дату явления на мировом политическом небосклоне Супердержавы). И с этого приснопамятного дня, по моему глубокому убеждению, Россия не теряла этот статус ни на один год, ни на один день.

(Правда, всего через два года всё это добытое под Полтавой величие едва не ушло турецкому ослу под хвост: русская армия во главе с Петром угодила в турецкую западню на Пруте. И всё могло быть кончено, едва начавшись: царь Пётр мог геройски погибнуть вместе со своей армией, пытаясь вырваться из окружения, или окончить свою жизнь жалким неудачником в турецком плену – вряд ли бы султан выпустил его живым из своих рук. В Москве воцарился бы Алексей II, Россия вернулась на византийский путь в никуда. Но Судьба благоволила Петру и в его лице – России. На его счастье, турецкий визирь любил добрый бакшиш куда больше, чем Карла ХII, а у его "разлюбезной жёнки" Катеринушки "с собой было" (вот, кстати, ещё один Счастливый Случай, которыми так богата история России: никогда прежде Пётр своих любовниц и цариц на войну не таскал, а тут вдруг потащил). И в итоге Пётр выпутался из этой почти безнадежной ситуации, отделавшись лёгким испугом, а Россия – потерей завоёванного 15 лет назад Азова вместе с Черноморским флотом.)

Даже, когда во время следующей Великой Смуты 1917 года Россия, казалось бы, саморазрушилась и погибла, излучаемая ею "революционная радиация" оказывала столь мощное "разлагающее" воздействие на весь мир и на войска слетевшихся поклевать её труп многочисленных интервентов, что те сочли за лучшее убраться из неё подобру-поздорову! О 1990-х годах я уж и не говорю: возможность обратить, в случае чего, любого зарвавшегося "победителя в холодной войне" в радиоактивную пыль осталась у России в "загашнике" и после того, как она похудела на 14 союзных одёжек (ой! я хотел сказать – республик).

Но вернёмся к Петру... Тут вот ещё что важно отметить. Насколько мне известно, древнегреческого языка Пётр не знал, а на немецкий геродотова "История" ещё не была переведена (это случится только спустя сто лет, о чём речь впереди). Поэтому описанную там гениальную скифскую стратегию победы над заведомо более сильным противником посредством увода его от баз снабжения и партизанской войны на его растянутых коммуникациях Петру пришлось придумывать самому (после Петра эта стратегия применялась в России с неизменным успехом ещё дважды, о чём, опять же, речь впереди).

Мне могут возразить, что сия "гениальная" стратегия "заманивания" в исполнении Петра была вызвана единственно его страхом перед грозным противником. Ну да, согласен – нужда заставила отступать, но ведь важен только конечный результат. А он таков: итогом шведского нашествия на Россию стало превращение России в мировую Империю (Ништадтский мир и соответствующий указ Сената 1721 года лишь оформили то, что в реальности случилось 12-ю годами ранее под Полтавой и Переволочной), а царя Петра Алексеевича – в Петра Великого.

Кстати, вот ещё любопытный факт. Оказывается, Пётр хотел дать Карлу ХII генеральное сражение ещё в декабре 1708 г. в разгар лютых малороссийских морозов, но военный совет отклонил это предложение царя – рано. И Пётр подчинился. Вот такой это был тиран и деспот! Да, он, конечно, был деспот, этого у него не отнимешь, но, в отличие от обыкновенных деспотов, которые, как правило, ничего, кроме своего "я так велю!" знать не желают, он был тиран и деспот необыкновенный, умевший слушать умных людей и не считавший зазорным наступать на горло собственным хотениям, когда дело того требовало. Умение находить и окружать себя даровитыми помощниками, вообще, является одним из важнейших отличий выдающегося, великого правителя от правителей заурядных (вспомним, хотя бы, Александра Великого Македонского, Екатерину Великую, великого Наполеона, Ленина, да, пожалуй, и Сталина). И Пётр I обладал этим драгоценным качеством в полной мере. Потому и оставил после себя совершенно другую страну, вставшую, фактически, на один уровень с передовыми западноевропейскими странами.

Правда, экономическая основа "петровского чуда" имела роковой изъян: в отличие от Западной Европы, краеугольным камнем экономики которой уже давно был свободный труд, в России по-прежнему всё зиждилось на труде крепостных рабов, причём не только крестьян. В созданной Петром политико-экономической системе рабами были все его подданные: и крестьяне, и заводские рабочие, и солдаты, и чиновники, и купцы, и попы, и дворяне – причём, по замыслу Петра, рабами не столько царя, как Государства. И по этой фундаментальной причине, не понятой ни Петром (гений тоже имеет свои шоры), ни длинной чередой его преемников, Западная Европа вскоре вновь ушла вперёд, наглядно доказав незыблемую истину, что "свобода (а вернее – свободный труд) лучше (а точнее – эффективнее) несвободы, то есть рабства". И чтобы не превратиться, подобно многим, из "субъекта Истории в её объект", России пришлось опять изо всех сил тянуться за передовыми западными странами (как всегда – за счёт серой массы, именуемой народом), затянув пояса и поднатужась, вновь догнать их, чтобы тут же опять отстать на очередном историческом повороте. Собственно, именно эта игра в догонялки с Европой (Северную Америку в политико-экономическом плане следует считать порождением и продолжением Европы) и составляет главную суть российской истории, начиная с Ивана III и до сего дня. Но об этом – в другой раз.

А в затянувшемся рассказе о Петре давно пора поставить точку. Извините, что написалось о нём столь многословно, но уж больно человек был Великий...

8. Михаил Богданович Барклай-де-Толли (1761 – 1818 гг.)

9. Михаил Илларионович Кутузов (1745 – 1813 гг.)

Несмотря на то, что Барклай много моложе Кутузова, да и умер позже, располагать их следует именно в такой последовательности. Но начнём всё же с Кутузова.

В конце июля 1774 г. в бою под Алуштой подполковника М. И. Кутузова сразила турецкая пуля: войдя в правый висок, она вышла под левым глазом. Самое обидное, что к тому времени война между Россией и Турцией уже неделю как закончилась, но о заключённом на Дунае мире в Крыму узнали лишь на следующий день... На удивление всей медицинской Европе, Кутузов не только выжил, но и сохранил, вопреки легенде, оба глаза.

Спустя 14 лет, 18 августа 1788 г. в голову генерал-майора М. И. Кутузова попала вторая турецкая пуля: войдя под правый глаз, вышла через затылок. (Точно от такой раны 67 лет спустя, защищая Севастополь, погиб Павел Степанович Нахимов.)

Обе кутузовские раны считаются смертельными и в наши дни, что уж говорить про те времена! Но, вопреки всему, Кутузов выжил и в этот раз. Через несколько недель, убедившись, в необычайной живучести и везучести русского генерала, главный лекарь осаждавшей Очаков потёмкинской армии, известный парижский хирург Машо (Массо) написал Екатерине II: "Должно быть, Судьба предназначила генерала Кутузова для чего-нибудь необыкновенного, иначе невозможно объяснить, почему он остался жив после двух ран, которые современная медицинская наука полагает БЕЗУСЛОВНО СМЕРТЕЛЬНЫМИ". Знал бы этот француз, для какого именно дела приберегает Судьба генерала Кутузова...

Но перейдём теперь к Судьбе Барклая – тоже весьма и весьма неординарной. Его жизнь являет собою поучительный пример того, насколько огромную, если не сказать – определяющую – роль в судьбе любого человека, а, следовательно, и в Истории (ведь История суть сумма судеб отдельных людей) играет его величество Случай.

Барклая с полным основанием можно назвать баловнем Судьбы, над которым Судьба в итоге жестоко посмеялась. Ведь это именно он, Барклай, был подлинным организатором Великой Победы 1812 года над непобедимым, великим и ужасным Колебателем Земли, Потрясателем Вселенной – Наполеоном, а вся слава досталась Кутузову, который был всего лишь исполнителем стратегического замысла, глубоко продуманного и выполнявшегося с неукоснительной твёрдостью в первый, самый тяжёлый период войны Барклаем! Конечно, став главнокомандующим, Михаил Илларионович сразу оценил правильность и безальтернативность стратегии своего предшественника и с блеском довёл начатое им до победного конца, но как же, должно быть, горько и обидно было в час победы на душе у "изменника-немца" Барклая!

Но обо всём по порядку...

Худородный мелкопоместный лифляндский дворянин без больших средств, без связей и высоких покровителей в столице, без особых военных дарований (ну не Суворов он был, не Кутузов!), отнюдь не отличавшийся красотой и статью, чтобы обратить на себя внимание любвеобильной матушки-императрицы, Михаил Богданович (будем называть его так – на русский манер) Барклай-де-Толли с 16-ти лет честно тянул армейскую лямку, подобно тысячам таких же офицеров (как, например, Сергей Львович Пушкин), без какой-либо надежды дотянуться к концу жизни до фельдмаршальских звёзд, если, конечно, в его заурядную судьбу не вмешается вдруг какой-нибудь Счастливый Случай. Но Счастливый Случай – птица редкая, и далеко не каждому охотнику она попадается на жизненном пути, а многие из тех, кого она всё же однажды удостаивает своим посещением, оказываются к этому не готовы и упускают птицу удачи из рук, а то и вовсе замечают её уже после того как она безвозвратно упорхнула. С Барклаем, однако, случилось по-другому...

Дослужившись тихой сапой к 37-ми годам до генерал-майора (что весьма неплохо), он, повторюсь, не имея ни протекции, ни полководческого таланта, надолго застрял в этом низшем генеральском чине. В нём, в декабре 1806 г. и вступил, наконец, во главе своего полка в составе армии Беннигсена в войну с непобедимым Наполеоном на территории Польши.

И вдруг в карьере этого ничем не примечательного прибалтийского "немца" происходит головокружительный взлёт! В апреле 1807 г. он уже генерал-лейтенант и командир дивизии, в марте 1809 г. – генерал от инфантерии, в мае того же года – главнокомандующий русской "финляндской" армией и генерал-губернатор только что завоёванной Финляндии, в январе 1810 г. – военный министр Российской империи! Что же произошло? Почему вдруг именно он?

А случилось вот что...

26 – 27 января 1807 г. у городка Прейсиш-Эйлау в Восточной Пруссии состоялось кровопролитное двухдневное сражение между армией Наполеона и русской армией во главе с Беннигсеном, закончившееся "вничью". И в конце его, вечером 27 января, Барклай, командовавший дивизией из семи полков, был ранен в руку. Ключевое слово в этом событии – "в конце", ибо, если б он был убит, или был бы ранен в начале или в середине сражения, или вообще не был бы ранен – во всех этих случаях мы бы (кроме специалистов-историков), скорей всего, знали бы теперь о Барклае не больше, чем о каком-нибудь генерале Шувалове. А согласитесь, что такая неприятная штука, как ранение случается (простите за каламбур) исключительно по воле случая. И вот это-то как раз и был тот самый Счастливый Случай, в одночасье резко переменивший карьеру дотоле безвестного, рядового генерала!

Барклая увезли с поля сражения в ближайший город в тылу российской армии, каковым оказался Калининград... о, простите, Кенигсберг. Но столица Восточной Пруссии оказалась забита солдатами, офицерами и генералами, РАНЕНЫМИ В НАЧАЛЕ И В СЕРЕДИНЕ СРАЖЕНИЯ, поэтому Барклая повезли дальше в Мемель (ныне Клайпеда). В этом приморском городке на тогдашней русско-прусской границе раненый Барклай, не позволив ретивому хирургу оттяпать ему раненую руку (что стало бы концом его военной карьеры), задержался на съёмной квартире на несколько месяцев.

А в это же время, в этот самый пограничный Мемель бежала из оккупированного французами Берлина прусская королевская чета вместе со всем своим двором. И в числе бежавших придворных был экс-директор берлинского банка, 30-летний датчанин Бартольд Георг Нибур – будущий прославленный историк – исследователь античной эпохи. Прознав, что этот Нибур привёз из Берлина целую телегу книг, Барклай, которому лечиться предстояло долго и скучно, свёл на этой почве с ним тесное знакомство.