Текст книги "Практическая характерология с элементами прогнозирования и управления поведением. Методика "семь радикалов""

Автор книги: Виктор Пономаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Качества поведения.

Лучшее описание эпилептоидного стиля поведения автор нашел, коллеги, в книге... по служебному собаководству. Думаете, это шутка? Будь по-вашему. Но в каждой шутке... Сами понимаете. Нет? Не вполне? Тогда позвольте кое-что объяснить.

Зоологи, а вместе с ними и широко эрудированная публика, знают, как организована стая, например волков или гиеновых собак.*

* Речь идет о принципе, детали в данном случае значения не имеют.

Самый главный в стае – вожак или, как его еще называют специалисты, используя последовательность букв греческого алфавита, альфа-особь. Он для всех – абсолютный, безусловный авторитет. Мощный, уверенный в себе. Его позиция – закон для остальных. Нарушители этого закона жестоко караются.

Близкое окружение вожака составляют несколько т. н. бета-особей. Это сильные, агрессивные взрослые животные, которым, говоря языком современного менеджмента, вожак делегирует часть своих властных полномочий. Они – опора вожака в его взаимоотношениях с другими членами стаи.

Вместе с тем, от них же исходит и основная угроза «альфа»-особи. Время от времени эти красавцы пробуют вожака, то, что называется, «на зуб». Они нападают на него, и плохи его дела, если он не сумеет отбить это нападение. Сумел – молодец, властвуй и дальше, пока силен.

Ниже в иерархии стоят гамма-особи и т. д., вплоть до какой-нибудь «омеги» – самого жалкого, бесправного, забитого существа в стае, которым она готова пожертвовать в любой момент. Такого рода организация имеет глубокий приспособительный смысл. Она обеспечивает стае, а через нее – всей популяции, всему виду, выживание.

Вы спрашиваете: какое отношение это имеет к теме нашего разговора? – Непосредственное.

Эпилептоид интуитивно (а нередко – сознательно) ведет себя в обществе, в группе людей, как животное в стае. Оказавшись в новом для себя социальном окружении, он начинает «прощупывать» каждого, испытывать на прочность, выясняя, на какое место во внутригрупповой иерархии он сам может претендовать. При этом эпилептоид классифицирует людей, и его классификация проста. Он делит всех на «сильных» – тех, кто не позволил ему помыкать собой, не испугался его агрессивного напора, отбил его экспансивные притязания на чужую территорию (в широком поведенческом смысле), и на «слабых» – тех, кто уступил, поддался, струсил, спасовал перед ним.

Чем ниже социокультурный уровень группы, тем больше эпилептоидное поведение напоминает аналогичное поведение животных. Скажем, в местах заключения, где царствует т. н. беспредел, соперничество за место в иерархии часто приобретает форму драки – злобной, звериной, без правил и пощады. В ход идут не только кулаки и подручные предметы, но и ногти, зубы...

В цивилизованном обществе рукоприкладство и поножовщина – хочется в это верить! – не приняты. Поэтому эпилептоидные провокации здесь выглядят внешне куда более безобидно. Все начинается, как правило, с попыток нарушить суверенитет другого человека (например, сослуживца), вторгнуться в его индивидуальное пространство – физическое и психологическое. Это делается осторожно, поэтапно.

Представьте себе, что к вашему рабочему столу подходит некий сотрудник и, как бы между делом, берет (без спроса!) ваш карандаш, ручку или ластик, или журнал, который вы вознамерились полистать, – не важно. Вы, утешая себя истероидной иллюзией, думаете, что он таким способом выказывает вам свое расположение, симпатию? – Нет. Прочь иллюзии! Он, чтобы вы знали, завладевает не карандашом, а вашим правом использовать этот карандаш по своему усмотрению. Уступите, промолчите – завтра, придя на работу, вы застанете его уже сидящим в вашем кресле.

Снова, вроде бы, не будет ничего криминального. Ну, сидит. Ну, не уходит, хотя рабочий день уже начался, и вас ждут неотложные дела. Стоит ли прогонять человека, обижать его из-за такой мелочи? – Воля ваша. Ждите, переминаясь с ноги на ногу, когда он соизволит подпустить вас к вашему же столу. Но знайте: если вы не отобьете его атаку и на этот раз, то в следующий он, не вставая с места, велит вам сбегать за пивом.

Таким образом, рекламная проблема «кому идти за "Клинским"» будет в вашем коллективе решена раз и навсегда.

Подобные провокации эпилептоид проделает – во всяком случае, попытается проделать – и с остальными сотрудниками (знакомыми, членами семьи et cetera). В конце концов, искомая иерархия от самого сильного (наверху) до самого слабого (внизу) будет выстроена в его психическом пространстве. Эпилептоид завершит свою классификацию членов группы, каждому «навесит бирку». И в дальнейшем все попытки нарушить, пересмотреть это локальное мироустройство будут им безжалостно пресекаться.

Тех, кто слабее (в его представлении), эпилептоид будет стремиться объединить и возглавить. В этой создаваемой подгруппе он будет чувствовать себя вожаком. Он потребует от «подданных» полного подчинения, лишит их самостоятельности, но, вместе с тем, станет их самоотверженно защищать от нападок враждебных внешних сил. Не из любви к ближнему будет он это делать, а из ненависти к сопернику, посягнувшему на его – эпилептоида – сферу компетенции. По отношению к членам «своей стаи» эпилептоиды авторитарны, деспотичны, требовательны, придирчивы и в то же время покровительственны.

Из сказанного, тем не менее, не следует, что эпилептоид – хороший руководитель, полноценный лидер. Ему недостает самого главного – целеустремленности. В его поведенческом сценарии после слов «навести порядок, построить всех по ранжиру, наладить дисциплину» стоит жирная точка. Дальше сценарий не прописан. Что, собственно, делать с этой вышколенной им командой, на достижение какого результата ее направить – он не знает.

Как у истероида хватает сил лишь на то, чтобы обустроить яркий, во многом иллюзорный, фасад собственной личности, так эпилептоид не способен продвинуться дальше наведения внешнего, формального порядка. Содержательная сторона жизни и ее реальное преобразование остаются за рамками возможностей и того, и другого. Вот как, однако, проявляет себя слабая нервная система. Выше головы не прыгнешь...

К свойствам эпилептоидного радикала относятся также смелость, решительность (не столько в социальном, сколько в физическом смысле). Логическая связь этих качеств с внутренними условиями эпилептоидности и с формирующейся на их основе мизантропической установкой очевидна и понятна. Ведь что такое «смелость», коллеги, и что такое «решительность», как не глубокое презрение к человеческой личности? Как не готовность стереть с лица земли любого, не исключая самого себя, будь на то хоть малейший повод?

Вспомните, кого в обществе принято считать смельчаками, героями? Как правило, убийц. Давайте решимся назвать вещи своими именами. «Махнул Илюша Муромец палицей – десять тысяч поганых уложил. Махнул мечом – еще двадцать тысяч кровушкой захлебнулись». Примерно так. Лишить жизни человека, даже из самых социально одобряемых побуждений, нельзя, не испытывая изначально недружеского, холодно-презрительного чувства к человечеству. Бить можно только «поганых», иначе – рука не поднимется.

Кроме того, как мы говорили выше, смелое, с риском для собственной жизни поведение дает эпилептоидам сладостную возможность пережить эмоциональный подъем.

Эпилептоиды крайне внимательны к мелочам, к деталям. Это свойство делает их прекрасными ремесленниками, но несносными собеседниками.

Без мелочной тщательности, погружения во все без исключения технологические подробности невозможно сделать по-настоящему хорошую вещь. Но в общении с людьми, в процессе обмена информацией эпилептоидное застревание на третье– (и десяти-) степенных по значимости деталях, бесконечное пережевывание ранее сказанного, настойчивость в соблюдении формальностей и т. п. нередко мешают, приводя к потере времени без приобретения качества. Это свойство эпилептоидов принято на бытовом языке именовать занудливостъю.

Широко известно эпилептоидное ханжество. Обусловленные их глубинной мизантропией подозрительность, недоверчивость, склонность во всем (даже в самых возвышенных поступках) видеть корысть, неверие в человеческую порядочность, с одной стороны, полностью девальвируют в их глазах понятия нравственности, а с другой – развязывают им руки в плане использования моральных норм для устрашения окружающих. Мораль воспринимается эпилептоидами как дубина, которой они всегда готовы взмахнуть, чтобы устранить соперников. Эпилептоиды любят сплетни (и порождать, и выслушивать), не гнушаются и клеветой.

К качествам эпилептоидов, связанным с накоплением и застоем возбуждения в их нервной системе (см. «общую характеристику»), относятся также азартность, склонность к запойному пьянству и садомазохизму в сексуальных отношениях.

Эпилептоид если не игрок, то болельщик. Страстный, безудержный, заранее готовый на жертвы (в т. ч. среди мирного населения). Эта тема не раз обсуждалась в мировой литературе и СМИ.

Отношение эпилептоида к алкоголю непростое. Органические изменения в нервной системе, лежащие в основе эпилептоидности, значительно снижают его способность справляться с алкогольной (как и любой другой) интоксикацией. Эпилептоиды жестоко страдают после употребления спиртных напитков (к слову, так же страдают они от резкой перемены погоды, атмосферного давления и т. п.). Поэтому в большинстве случаев они либо совсем отказываются от их приема, либо ограничиваются слабоалкогольной продукцией. Ситуация меняется, когда эпилептоид чувствует приближение приступа гнева, агрессии. Тогда, чтобы избавиться от неприятных переживаний, он начинает «глушить» себя крепким алкоголем. При этом алкоголь выступает в роли лекарства. «Лечение», соответственно, также имеет приступообразный – запойный – характер.

Садомазохизм, являющийся характерным стилем сексуального поведения эпилептоидов, коренится в их стремлении пощекотать себе «застоявшиеся» нервы, а также в жгучем желании поиграть с партнером (партнерами) в любимую игру «сильный-слабый», с переживанием абсолютного психического и физического превосходства (сексуального господства) или абсолютной зависимости (сексуального рабства).

Еще одним небезынтересным качеством, сопряженным с эпилептоидный радикалом, является гомосексуализм. Не вдаваясь в подробности этого многогранного социального явления, скажем, что, несмотря на горячие призывы и выступления его сторонников и защитников, гомосексуализм никак нельзя признать вариантом поведенческой нормы.

Разумеется, это не болезнь (по крайней мере, в большинстве случаев). Так же как не является болезнью эпилептоидность. Однако следует констатировать, что гомосексуализм приводит к дегенерации. В буквальном переводе «дегенерация» означает «отсутствие следующего поколения», иными словами, неспособность оставить потомство. Кто же будет спорить, что гомосексуалисты – дегенераты (не в ругательно-бытовом, а в социально-биологическом смысле). Так что поощрять гомосексуализм, потворствовать ему экономически, морально, на взгляд автора, не следует.

Создается впечатление, что гомосексуализм – мягкая, гуманная форма удаления из социума «избытка» эпилептоидности. Своеобразный клапан, через который уходит лишний пар, чтобы котел не взорвался. При этом индивидуум, сексуальное влечение которого направлено на лиц одного с ним пола, не лишается возможности прожить насыщенную событиями и эмоциями жизнь, оставить после себя плоды своего труда, творчества... Но генетическая линия, несущая мощный заряд эпилептоидности, на нем прервется.

Итак, уважаемые коллеги, мы познакомились с качествами поведения, обусловленными легким, не достигающим уровня болезни, органическим изменением головного мозга. Надеюсь, вы оценили диалектику природы – стоит избавиться от части нейронов, как сразу приобретаешь массу полезных свойств: аккуратность, чистоплотность, организованность, стремление структурировать хаос, способность овладевать тонкими технологиями, смелость, решительность... Конечно, у каждой медали две стороны. Разговор о диалектическом единстве и борьбе противоположностей мы продолжим в следующем разделе.

Но вначале, для закрепления пройденного, вот вам пример из автобиографической книги князя Кропоткина «Записки революционера»:

«Действительным начальником училища был... француз на русской службе полковник Жирардот... Нужно представить себе... человека, не одаренного особенными умственными способностями, но замечательно хитрого; деспота по натуре, способного ненавидеть – и ненавидеть сильно – мальчика, не поддающегося всецело его влиянию... Печать холода и сухости лежала на губах его, даже когда он пытался быть благодушным... По ночам... он до позднего часа отмечал в книжечках (их у него была Целая библиотечка) особыми значками, разноцветными чернилами и в разных графах проступки и отличия каждого из нас. Игра, шутки и беседы прекращались, едва только мы завидим, как он, медленно покачиваясь взад и вперед, подвигается по нашим громадным залам... Одному он улыбнется, остро посмотрит в глаза другому, скользнет безразличным взглядом по третьему и слегка искривит губы, проходя мимо четвертого. И по этим взглядам все знали, что Жирардот любит первого, равнодушен ко второму, намеренно не замечает третьего и ненавидит четвертого. Впечатлительных мальчиков приводило в отчаяние как это немое, неукоснительно проявляемое отвращение, так и эти подозрительные взгляды. В других враждебное отношение Жирардота вызывало полное уничтожение воли... Внутренняя жизнь корпуса под управлением Жирардота была жалка. Во всех закрытых учебных заведениях новичков преследуют... Но под управлением Жирардота преследования принимали более острый характер, и производились они... воспитанниками старшего класса – камер-пажами... он предоставлял старшим воспитанникам полную свободу, он притворялся, что не знает... о тех ужасах, которые они проделывают... В силу этого камер-пажи делали все, что хотели... любимая игра их заключалась в том, что они собирали ночью новичков в одну комнату и гоняли их в ночных сорочках по кругу, как лошадей в цирке. Одни камер-пажи стояли в круге, другие – вне его и гуттаперчевыми хлыстами беспощадно стегали мальчиков. "Цирк" обыкновенно заканчивался отвратительной оргией на восточный лад... Полковник знал про все это. Он организовал замечательную сеть шпионства... Целых двадцать лет Жирардот преследовал в училище свой идеал: чтобы пажики были тщательно причесаны и завиты... За одно все-таки следует добром помянуть Жирардота. Он очень заботился о нашем физическом воспитании. Гимнастику и фехтование он очень поощрял. Я ему обязан за то, что он приучил нас держаться прямо, грудь вперед... Я ... имел склонность горбиться. Жирардот..., проходя мимо стола, выпрямлял мои плечи и не уставал делать это много раз подряд».

Задачи.

Эпилептоиды хорошо справляются с рутинной, неспешной работой, требующей аккуратности и точности, внимания к мелким деталям.

Они – замечательные часовщики, токари, слесари, парикмахеры, краснодеревщики и ювелиры (если в характере присутствует еще и эмотивный радикал), хирурги... вообще – технологи, мастера-ремесленники.*

*Профессионализм в любом деле невозможен без эпилептоидно-сти, поскольку что такое «профессионализм», как не внимание к технологии во всех ее мельчайших деталях?

Вы в легком недоумении. «Хирурги – эпилептоиды? – спрашиваете вы. – А как же любовь врача к людям?».

Увы, дорогие мои коллеги, автор честно предупреждал, что с некоторыми стереотипными взглядами вам придется расстаться. Хорошие хирурги, как правило, наделены выраженным эпилептоидным радикалом. Они придирчивы и требовательны к своим помощникам, они грубоваты, резки во взаимоотношениях, не любят «пускать слюни», избегают подолгу беседовать с больными. Зато они точны в движениях, чистоплотны и уж наверняка не забудут свой инструмент в теле пациента. Кстати, хорошие медицинские сестры, нянечки – тоже эпилептоиды.

Никто так аккуратно не сделает укол, не перестелит вовремя постель, не даст нужное (а не первое попавшееся под руку) лекарство, не наладит капельницу, не уберет в палате и т. д., как эпилептоид. У него все наготове, все в рабочем состоянии. А вы представляете себе, как это важно в больнице, где порой в борьбе за жизнь человека счет идет на минуты, на секунды!

Заметьте, все это он сделает не из милосердия, а из... брезгливости к нечистоте, к непорядку, к недисциплинированности, к нефункциональности. Кроме того, эпилептоид, беря под свою опеку существо очевидно слабое, неспособное конкурировать с ним за место под солнцем, инстинктивно начинает защищать его (каждый знает, с каким административным восторгом, с каким удовольствием по-эпилептоидному строгая медсестра не пускает к больному его близких, родственников).

Эпилептоиды – воины, бесстрашные и самоотверженные. Но не спешите, мои истероидно-эмотивные друзья, коллеги, заглядывать к ним в душу, когда они выходят на тропу войны. Не инфантильный восторг прекраснодушного патриота найдете вы там, а мрачную темную злобу, ненависть ко всему живому и, прежде всего, к агрессору, покусившемуся на святое – на собственность эпилептоида.

Эпилептоиды – контролеры. Божьей милостью! Их хлебом ни корми, лишай премии, угрожай внесудебной расправой, а они будут стоять непоколебимой стеной на пути нарушителей установленного порядка и правил, с особым удовольствием классифицируя этих самых нарушителей на «злостных» и «не злостных».

Лучшие вахтеры, налоговые инспекторы, таможенные досмотрщики и т. п. всех времен и народов – эпилептоиды. Да будь вы другом их детства, их шурином или зятем, их матерью, сестрой или любовницей – они все равно не пропустят вас на охраняемый объект без соответствующего разрешительного документа, не простят вам огрехов в документировании ваших доходов, заглянут вам – с целью проверки – туда, куда и мама родная не заглядывала.

Вот она – диалектика. Во всей красе. Получается, что для человеческого общества защита и подспорье во многих полезных делах, подчас – самое спасение, исходит от человеконенавистников...

Есть ли, вообще, то, чего нельзя поручать эпилептоидам?

Разумеется, есть. Исходя из тех же диалектических соображений. Если эпилептоида не остановить, он просто задушит общество, группу, подчиненного ему индивида своим сугубо формальным порядком. Задушит свободу во всех ее проявлениях, задушит дело. Помните, в известном американском фильме «Телохранитель» герой Кевина Ко-стнера настолько тщательно обустраивает систему безопасности своей подопечной – певицы (ее играет Уитни Хьюстон), что, в конце концов, ему остается лишь сделать последний логический шаг в этом направлении – вообще запретить ей появляться на публике, то есть прекратить ее профессиональную деятельность. Совсем. Навсегда. И с какой страстью, с какой убежденностью в своей правоте он требует этого!

Эпилептоиду, с его подозрительностью и жестокостью, грубостью и придирчивостью, нельзя полностью доверять решение задач воспитания, обучения, управления. Он не воспитатель – он дрессировщик.

В определенном смысле, дрессировка как функция входит во все вышеперечисленные сферы деятельности. Следовательно, эпилептоидность как тенденция в характере учителя, управленца – вещь необходимая. Но она не должна доминировать. Иначе получится как в кино. Все будут петь жалобными голосами: «Да здравствует наш Карабас Удалой! Как славно нам жить под его бородой. Ведь он никакой не мучитель. Он просто наш добрый учитель». При этом все будут затравлены, запуганы, будут лишь Дружно маршировать и четко выполнять команды, а дело встанет. ..... .

Не следует также, коллеги, поручать эпилептоиду поздравления с праздниками и юбилеями. Даже находясь в относительно миролюбивом настроении, он натворит бед. Желая обрадовать, развеселить – напугает, доведет до слез. Желая похвалить – оскорбит. Начав «за здравие», непременно кончит «за упокой». Что уж говорить о ситуации, когда в нем зреет раздражение и он, по своему обыкновению, становится нарочито, прицельно грубым и бестактным.

Особенности построения коммуникации.

Как правильно вести себя с эпилептоидом? – Очень просто. Не нужно его пугать. Он перестает нервничать и становится вполне сносным партнером по общению и взаимодействию, если: а) контролирует ситуацию (прежде всего, не перегружен информационными потоками) и б) видит, что ситуацию контролируете вы. Поэтому с самого начала покажите, что вы хорошо знаете свою личностную территорию, стережете ее границы, устанавливаете на ней свой собственный порядок дел и вещей... Иными словами, оставляете за собой право в ситуациях, затрагивающих ваши интересы, поступать так, как вы (а не кто-то другой!) считаете необходимым. В то же время, дайте ему понять определенно, что уважаете его право на собственность (в широком смысле). Пусть у себя дома хозяином будет он, а у вас – вы.

Если же эпилептоид в этом усомнился и вознамерился напасть на вас с целью взять под свой контроль – постарайтесь не дать ему сесть вам на шею. Не воспринимайте его попытки влезть с ногами в ваше индивидуальное пространство как знак расположения, доброжелательного внимания к вашей персоне. Покажите ему, что вы разгадали его намерения. Сумейте отстоять ваше право распоряжаться своими личными вещами, управлять своими поступками, мыслить, высказываться и действовать так, как вы хотите.

Приучите его подходить к вам с советами только тогда, когда вы его об.этом попросили. Не принимайте от него подарков, которые явно покушаются на вашу самостоятельность: дорогих украшений, предметов одежды, билетов, путевок...

«Я считаю, что тебе непременно нужно съездить в этот санаторий, подлечиться». – «А я так не считаю. Если хочешь, сам поезжай. А мне больше нравится туризм. Я поеду в горы с друзьями». Примерно такой диалог должен стать образцом поведения с навязчивым эпилептоидом. Вы сомневаетесь, не слишком ли грубо? Не отдает ли неблагодарностью, хамством? – Правильно. Грубо. Отдает. Да что там «отдает» – разит! Но иначе нельзя. Иначе не только место летнего отдыха, но вообще «место» вам очень скоро будет найдено и жестко за вами закреплено – не забалуешь.

Существует золотое правило: чем раньше, т. е. на более ранних этапах знакомства вы окажете сопротивление эпилептоиду, тем психологически легче будет это сделать. Тем проще (без ссор, без изнуряющего агрессивного противостояния) вы получите в его классификации желаемую позицию – «сильный». Помните: эпилептоид энергетически не силен, он осуществляет экспансию на чужую территорию не от избытка темперамента. Он просто не может позволить, чтобы вокруг него царил беспорядок. Суть его взаимоотношений с окружающими можно выразить так: «Умеешь управлять своей территорией – управляй! Не умеешь (слаб, вял, глуповат, неорганизован и т.д) – уступи место мне (хотя мне и без тебя тяжко)».

А что же делать, если эпилептоид уже давно сидит на вашей шее? Или если он – ваш начальник? Понятно, что попытки жестко противостоять давлению в этом случае обойдутся слишком дорого. Эпилептоид не допустит «бунта на корабле». Остается единственная возможность. Эпи-лептоидам по сердцу их собственный стиль поведения. Поэтому, если не получается на равных бороться с ними за лидирующее место в группе, «в стае», заставьте себя... стать аккуратным. Для начала приучите себя не опаздывать на работу. Наведите порядок вокруг себя: в своем гардеробе, на рабочем месте, на кухне... Сложно? Понимаю, что сложно. Но напрягите для этого всю заложенную в вас эпилептоидность. И вам воздастся.

Эпилептоид, возможно впервые за годы совместной жизни (работы), почувствует в вас нечто, с его точки зрения, человеческое, достойное. Он непременно поставит вам «в плюс» подобные усилия. После этого можете смело заявлять свои претензии на завоеванное таким способом пространство, а затем – и на связанную с ним функцию (а это уже управление, власть).

Да, он командует фронтом, но домашними тапочками, своими и его, будете отныне командовать вы. И пусть он только попробует бросить их где попало... Так, шаг за шагом, устанавливая вначале формальный порядок, а затем и правила поведения, можно подвинуть любого, самого грозного и неприступного начальника.*

*Только не вздумайте «качать права», настаивать на своем суверенитете, спорить, если у вас на рабочем столе и вокруг него разбросан мусор, если чистовые экземпляры документов хаотично перемешаны с черновыми и т. п. Иначе тут-то вы и почувствуете всю жесткость властной десницы начальника-эпилептоида. С его точки зрения, право на суверенитет нужно доказать. А доказывается оно собственным упорядоченным, функциональным, профессиональным поведением. Так что нечего на эпилептоида пенять, коль...

Если этот, относительно простой, «недорогой» с точки зрения энергозатрат, способ поведения вам не под силу, что ж, тогда займите в иерархии эпилептоида то место, какое сможете. Смиритесь с его деспотичностью, грубостью.*

* Эти качества обостряются, когда эпилептоид чувствует себя «не в своей тарелке», когда ему кажется, что ситуация дома или на работе выходит из-под его контроля. При этом он особенно бесится по поводу неорганизованности членов своей «стаи», привносящей в его жизнь дополнительные (необязательные) сложности.

Поймите, что по-другому общаться он не может. В награду вам достанется его защита. Будете жить за ним, как за каменной стеной...

А теперь, коллеги, вопросы и задания.

Вопросы и задания.

1.Назовите основную тенденцию, определяющую эпилептоидный стиль поведения. Как эта тенденция проявляется в оформлении внешности, в деятельности, в отношениях с другими людьми?

2. Как вы думаете, почему эпилептоиды так любят при любой возможности вырваться из города на природу, в деревню?

3. Что обычно приходит в голову эпилептоиду, когда он едет на работу в переполненном общественном транспорте? (Постарайтесь ответить на этот вопрос не вслух и не при детях.)

4. Найдите признаки эпилептоидности в персонаже поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души» Собакевиче. Приведите собственные примеры эпилептоидного поведения.

5. Для каких профессий, помимо названных в тексте главы, эпилептоидность является необходимым качеством? Каким она существенно препятствует?

Глава 4

Паранояльный радикал

Помните, коллеги, эпиграф к знаменитой некрасовской «Железной дороге»: «Папаша, кто строил эту дорогу? – Граф Петр Андреевич Клейнмихель, душенька»?

Поэт гневно и вдохновенно опровергает это мнение господина «в пальто на красной подкладке». Нет, дескать, Ваня, не сиятельный граф трудился в поте лица, а простой, голодный и изможденный народ. Под надзором графских опричников – супервайзеров.

Так кто же все-таки строил историческую железнодорожную магистраль, соединившую две российские столицы? Кто вообще строит дороги, мосты, здания, ракеты, политические партии и прочее, что требует трудолюбия, настойчивости и участия большого количества людей?

Козни, как мы теперь знаем, строят эпилептоиды. А все остальное – кто? Попробуем разобраться в этом в процессе изучения парано-яльного радикала.

Общая характеристика.

Начнем с вопроса: что, на ваш взгляд, отличает философа от практика?

В представлении автора основное отличие заключается в том, что философ признает диалектику бытия, а практик – нет. Это означает, что философ понимает (хоть и не всегда отчетливо, но все же) диалектическую двойственность любого явления, события, решения. Он знает: все, что происходит в этом мире, одновременно рождает свою собственную противоположность. В каждом тезисе заключен антитезис.

Человечество с целью выживания добывает нефть. Нефть и ее продукты нас согревают, позволяют нам перемещаться на дальние расстояния в относительно короткие сроки. В недалеком будущем (как ни печально сознавать) они станут основой продуктов питания... Но, добывая нефть, человечество наносит непоправимый вред природе, разрушает окружающую среду, тем самым лишая себя возможности выжить. Замкнутый круг. Одно не существует без другого.

Попробуем зайти с противоположной стороны. Человечество всеми силами сохраняет природу в неприкосновенности, для чего закрывает шахты, заводы, уничтожает транспорт, переходит на натуральное хозяйство. Воздух, вода, почва очищаются от загрязнения. Восстанавливаются нарушенные экосистемы. Люди дышат легко, живут весело, ...но недолго. Останавливается прогресс, резко ухудшается качество жизни, снижается ее продолжительность. Человечество теряет все свои интеллектом, потом и кровью завоеванные преимущества, становится на грань выживания. И снова замкнулся круг.

Философ это понимает. Он говорит: «Все – суета сует». И остается созерцателем. Вынужден им быть. Ведь для того, чтобы стать деятелем, активным преобразователем мира, нужно остановиться на чем-то одном, выбрать из двух альтернативных возможностей – только одну.

В каждом явлении, таким образом, содержатся неразрывно связанные, взаимообусловленные «да» и «нет», go нельзя одновременно сказать «да-нет». Либо «да», либо «нет». Иначе любая интеллектуальная модель любой части бытия так и останется лишь умозрительной. Нельзя реализовать на практике амбивалентную модель. Практика требует конкретности, определенности.

Нужно выбрать цель и добиваться ее, закрывая глаза на все остальное. Так поступают практики. Один добывает нефть. Другой – восстанавливает леса, очищает водоемы.

Теперь зададимся вопросом: почему один человек понимает мир (и, соответственно, ведет себя) как философ, а другой – как практик? Может быть, это происходит по желанию? Захотел – пофилософствовал на тему о диалектическом единстве и борьбе противоположностей, надоело – взялся за проектирование, а там и за прокладку туннеля под Ла-Маншем? Мы противоречили бы себе, если бы ответили на этот вопрос положительно. Разумеется, нет. Желание здесь ни при чем. Вернее, желание возникает тогда, когда в характере человека объективно существуют адекватные ему внутренние условия, когда человеку сложно, а порой – невозможно действовать иначе.

Когда же возникает желание создать нечто реальное, по-настоящему значительное, а то и, чем черт не шутит, масштабное? – Когда у человека есть для этого силы, энергия, которая буквально «распирает» его, не дает ему сидеть, сложа руки. Это первое условие. А второе – когда он четко видит цель, то есть предполагаемый результат своей деятельности. Когда он уверен, что ему ничего, кроме этой цели, не нужно, что он поступает единственно верно, добиваясь именно этой цели, что этому нет альтернативы.

Можно предположить, переходя с поведенческого на нейрофизиологический уровень, что внутренними условиями подобной прагматической, нацеленной на достижение конкретного результата стилистики поведения (не буду вас больше интриговать, вы и так уже догадались, что в этом случае мы говорим о паранояльной тенденции) являются: а) сильная нервная система (энергичность, работоспособность) и б)... легкие органические изменения в головном мозге.