Текст книги "Игорь Святославич"

Автор книги: Виктор Поротников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава восьмая. Поход на Вышгород

Своего первенца Игорь назвал Владимиром, уступая просьбе Ефросиньи, которая непременно хотела назвать сына в честь любимого брата.

В Путивль приехала Манефа взглянуть на внука.

Наконец и путивльские бояре пожаловали к Игорю поздравить с новорожденным. Дошел слушок до них, что князь собирается в поход на половцев, дабы разжиться конями степными и пленниками. Забеспокоились бояре, что, если Игорь без них обойдется: младших-то дружинников у него теперь вон сколько! Постарались умаслить князя своего кто лестью, кто подарками.

Игорь принимал все как должное. Ни видом, ни словом не попрекнул старших дружинников своих. Сказал даже: «Невозможно быть ни вам без меня, ни мне без вас».

На том и помирились бояре путивльские со своим князем.

Игорь и впрямь замыслил поход на поганых, что кочуют в ближних степях за рекой Псёл. Рассудил, уж коль грабить, так нехристей, кои тем же разбоем живут и христиан притесняют.

Манефа, нагостившись, вернулась в Новгород-Северский и там рассказала Олегу про замыслы Игоревы.

Олег, невзирая на зимнюю стужу, в крытом возке примчался в Путивль.

Игорь встретил брата дружескими объятиями, но не дружеский у них получился разговор.

– Что же я узнаю, брат?! Сам в поход на половцев собрался, а мне про то молчок! – Голос Олега был грозен. – Ты забыл разве, кто тебе удел давал и в чьей воле ты ходить должен? Ежели забыл, то я тебе напомню.

– Выходит, я без твоей воли и шагу ступить не могу, так, что ли? – нахмурился Игорь. – Князь я иль нет?

– Ты князь младший, удельный и сам решать ничего не можешь. Удумал тоже, в поход на половцев идти! Да на каких половцев, на тех, с коими Глеб Юрьевич в прошлом году союз заключил! Разоришь ты становища половецкие за Псёлом, а поганые в отместку весной на Переяславль навалятся. В Переяславле же сын князя Глеба сидит. Владимиру Глебовичу всего-то тринадцать лет. Ты об этом подумал, брат?

Игорь мрачно молчал.

– Я тебя притеснять не хочу и тем более стола княжеского лишать, но и ты, брат, не своевольничай, – продолжил Олег уже более миролюбиво. – Знаю, что ты молод и горяч. Но половцев трогать в одиночку – себе дороже. Вот ежели Глеб Юрьевич соберет князей в большой поход на поганых, тогда и я пойду и тебя позову.

– Разве соберется Глеб Юрьевич в поход на поганых, коль он им союзник? – хмуро заметил Игорь.

– Сегодня союзник, а завтра враг, – усмехнулся Олег. – И потом, ханов в степях много, они меж собой грызутся еще похлеще нашего. Хан дружественный князю Глебу может полки наши в самое сердце земель половецких провести, дабы досадить своим недругам степным. Представляешь, брат, какую добычу можно там взять!

Олег уехал обратно в свою вотчину, а Игорь несколько дней был хмур и неразговорчив.

Выходит, что он хоть и князь, но и над ним имеется господин, его старший брат. Правда, и Олег ходит в воле черниговского князя. Но то было слабое утешение тому, кто в душе мечтает сравниться славой с Ярославом Мудрым.

Наступила весна.

Игорь ждал, что киевский князь станет собирать рати на половцев. Однако вместо этого пришла весть, что Глеб Юрьевич умер. И стол киевский снова опустел.

Вот тут-то и вспомнились кому-то из недругов Ростславичей слова, предрекавшие Глебу Юрьевичу недолгое княжение в Киеве. Злые языки живо разнесли слух о том, что не своей смертью умер князь Глеб, но был отравлен приспешниками Ростиславичей. Принесли весть эту и в Суздаль к грозному князю Андрею, брату Глеба.

Между тем в Киеве сел Роман Ростиславич, передав Смоленск брату Рюрику.

Это только усилило подозрения суздальского князя в том, что Глеб Юрьевич явно мешал Ростиславичам, давно жаждущим Киева. Опять, как два года назад, собрал Андрей Боголюбский огромную рать и двинул к Киеву, дабы добыть стол киевский для другого своего брата – Михаила.

Роман Ростиславич, не отличавшийся воинственностью, добровольно ушел из Киева и опять взял себе Смоленск.

Казалось бы, дело решится без войны и киевский стол займет брат Андрея Боголюбского. Однако братья Романа Ростилавича: Мстислав, Рюрик и Давыд – возымели дерзость не уступать северным Мономашичам киевский стол.

«Будем насмерть биться за то, чтобы Киев достался роду Мстислава Великого, а не роду Юрия Долгорукого!» – заявили они послу Андрея Боголюбского.

Рати Андреевы уже приближались к Смоленску, а Ростиславичи только-только полки собирать начали, послали за помощью к Ярославу Осмомыслу и к полоцкому князю. Киевляне, памятуя недавний разгром своего города суздальцами и их союзниками, напрочь отказались сражаться за Ростиславичей.

Сила была на стороне Андрея Боголюбского. И сила эта росла по мере приближения Андреева войска к Киеву. Сначала выразил покорность суздальскому князю Роман Ростиславич, дабы уберечь от разорения Смоленск. Он даже дружину свою отправил в поход на родных братьев во главе с сыном. Близ Чернигова к Андреевым ратям присоединились Ольговичи со своими полками. Святослав Всеволодович взял в поход не только родного брата Ярослава и двоюродных братьев Олега с Игорем, но и двух племянников Андрея Боголюбского, которые изгойствовали у него в Чернигове.

Из Городца-Остерского пришли братья Андрея Боголюбского, Михаил и Всеволод. Пришли черные клобуки из Поросья. Пришли берендеи с Посулья. Привел переяславскую дружину юный князь Владимир Глебович.

Видя, какая многочисленная рать на них надвигается, Ростиславичи уступили Киев без сражения и разошлись по разным городам. Рюрик затворился в Белгороде. Мстислав заперся в Вышгороде. Давыд ушел в Овруч.

На столе киевском сел Михаил Юрьевич.

С ним остался воевода Андрея Боголюбского Борис Жидиславич с ростовцами, суздальцами и белозерцами. Вся остальная рать двинулась к Вышгороду, где засел самый воинственный из Ростиславичей, Мстислав. Главенство над войском принял Святослав Всеволодович как самый опытный из князей.

Игорь и Олег оказались в передовом отряде вместе со Всеволодом Юрьевичем, самым младшим из братьев Андрея Боголюбского. Всеволоду было всего семнадцать лет.

Игорь хоть и был старше Всеволода на три года, но держался с ним на равных, сразу распознав в нем родственного по духу человека. Суждения Всеволода были полностью разделяемы Игорем, тем более были близки и понятны ему обиды Всеволода на брата Андрея, который изгнал из отчины братьев и племянников, но не выпускает их из своей воли, используя в своих интересах на Юге Руси.

Дружина Всеволода наполовину состояла из берендеев и торков, приграничных кочевников, издавна живущих между Русью и половцами. Первое, что сразу бросалось в глаза, это отменные лошади степняков арабских и ясских кровей. Создавалось впечатление, что торки и берендеи оберегают Всеволода от остальной его дружины, состоящей из русичей, набранных по разным пограничным городкам Киевской земли. Здесь были и бывшие тати, и беглые холопы, и просто отчаянные сорвиголовы, жаждущие поживы.

Держать в повиновении всю эту ораву Всеволоду помогали его воеводы: поляк Мечислав, бежавший из Польши за какие-то грехи, и торчин Чавдарь. Оба не выносили друг друга, но при Всеволоде старались не ругаться.

Дружины шли на рысях и, не доходя до Вышгорода, остановились на привал – уже смеркалось.

Олег, кичившийся тем, что его поставили во главе передового полка, на ночь дал вычурный пароль – «Вифлеемская звезда».

Игорь и Всеволод, услышав такой пароль, переглянулись и едва не расхохотались.

– Клянусь чем угодно, мои торки слово «вифлеемская» забудут через час, – шепнул Всеволод Игорю.

– Это еще что! – усмехнулся Игорь. – Брат мой и похлеще пароли выдумывает.

На ночлег дружины расположились в пустой деревне, жители которой загодя угнали в лес скот и ушли сами подальше от беды.

Князья заняли лучшие избы.

Воины и воеводы расположились где только можно: в избах, банях, амбарах, под навесами. Лошадей пустили в огороды, где в это время года на грядках оставалась лишь капуста. Было начало сентября.

Игорь и Всеволод устроились в просторной избе окнами к лесу. Сидя за столом после скромного походного ужина, они завели беседу при горящей лучине.

За печкой храпел Мечислав.

Бесшумно передвигавшийся слуга Всеволода то и дело менял сгоревшие лучины, подливал собеседникам квасу в кружки.

– А где Мстислав, сын Боголюбского? – спросил Игорь. – В прошлый раз он суздальские рати возглавлял вместе с Борисом Жидиславичем, а ныне Борис Жидиславич пришел один. Захворал, что ли, Мстислав?

– Мстислав Андреевич с новгородцами воюет, – ответил Всеволод. – Заметил наверно, что в войске Андреевом нет новгородцев, хотя два года тому назад они на Киев ходили.

– Вот оно что, – промолвил Игорь с нескрываемым удивлением, – значит, Новгород Великий имеет достаточно сил, чтобы противостоять даже суздальскому князю.

– Сил у новгородцев, конечно, меньше, чем у Андрея, – продолжил Всеволод, – но брат мой своенравный довел их до отчаяния, перекрыв торговый путь на Волгу и не пропуская в Новгород караваны с хлебом. Новгородцам лучше в битве лечь костьми, чем от голода помирать.

– Ох и могуч князь Андрей, одновременно ратоборствует на юге и на севере, – с невольным восхищением сказал Игорь. – Хочет, чтоб и Киев и Новгород Великий в его воле ходили!

– Не будет этого, – сдвинув брови, сказал Всеволод, – грабежами Русь в повиновении не удержать. Князь Андрей великим князем себя величает, а действует как злодей. Русские же города зорит!

– Дерзкие речи ты молвишь, друже, – предостерегающе произнес Игорь, – не опасаешься, что донесут на тебя эти… – Игорь кивнул в сторону Мечислава.

– Эти не донесут, – махнул рукой Всеволод, – эти сами как перекати-поле: ни кола ни двора. Думаешь, я по своей воле на эту войну отправился? В чужой воле хожу, вот и делаю, что прикажут.

Всеволод расстроенно отодвинул от себя кружку с квасом.

– Вот и я тоже в чужой воле хожу, – печально промолвил Игорь.

В маленькое оконце глядела глухая ночь.

В темном углу застрекотал сверчок. Стонал во сне Мечислав. Слуга Ян прикорнул на скамье у печи.

– Давай спать укладываться, – сказал Всеволод. – Утром в сечу идти…

На рассвете дружины двинулись дальше по лесной дороге.

Олег хотел внезапно нагрянуть к Вышгороду.

– Может, захватим кого из горожан за стенами, – говорил он. – Мы первыми идем, стало быть, и весь полон наш будет.

По пути попались еще две деревни – тоже пустые и безмолвные.

Наконец леса расступились, и взору открылись холмы над Днепром. На самом высоком виднелись валы и деревянные стены Вышгорода.

Среди лугов и перелесков были разбросаны небольшие деревеньки и боярские усадьбы, обнесенные тыном.

Конница с грозным топотом рассеялась по окрестностям близ Вышгорода в надежде хоть на какую-нибудь добычу. Но всюду было запустение и следы поспешного бегства.

Игорь видел, как торки и берендеи со злости поджигают дома и овины. Он поскакал ко Всеволоду и нашел его на загородном дворе какого-то боярина.

При виде Игоря Всеволод перестал препираться с Мечиславом, который настаивал на том, чтобы ворваться в вышгородский посад и поискать там добычу. Юный князь возражал. Осторожность Всеволода понравилась Игорю.

– Вели своим торкам не жечь сел близ Вышгорода, – заговорил Игорь. – Кто знает, сколь долго мы простоим тут, жилье ратникам потребуется. Холода на носу.

– Вот нехристи! – рассердился Всеволод. – Я же приказал Чавдарю ничего не поджигать. Ну, я ему покажу!

Вскочив на коня, Всеволод вместе с Игорем помчался туда, где полыхали пожары.

Тем временем проглянувшее из-за туч солнце озарило дорогу, идущую по склону холма от ворот Вышгорода, и на дороге – конные рати Мстислава. Целый поток блестящих шлемов, щитов и поднятых кверху копий катился от Вышгорода вниз во дроге. Над копьями и шлемами реял большой стяг Мстислава с золотыми крылатыми ангелами на черном поле, обрамленном желтой каймой.

Олег спешно стал выстраивать дружины на равнине, сзывая рассеявшихся конников звуками боевой трубы. Он заметно нервничал, ибо знал, каков Мстислав Ростиславич в сече. Знал он и силу Мстиславовой дружины. Первым собрал своих воинов Всеволод, и Олег поставил его в центре. Сам занял левый фланг, а правый отдал Игорю.

Игорь еще не успел выстроить к бою свою дружину, а конница Мстислава уже врезалась в центральный полк. Судя по звону мечей и треску ломающихся копий, сеча там завязалась упорная. Вскоре упало знамя Всеволода, а торки и берендеи стали откатываться к дальнему лесу.

Игорь повел своих дружинников на подмогу Всеволоду. С другой стороны ударила на Мстислава Олегова дружина. Вышгородский князь оказался в окружении.

Но Мстислав Ростиславич не испугался.

Подобно медведю, окруженному волками, бросался он со своими витязями то на северскую дружину Олега, опрокидывал ее и тут же оборачивался на Игорев полк. Разметав его, Мстислав устремлялся на тех воинов Всеволода, которые еще сражались и не думали отступать. Дружина Мстислава была гораздо малочисленнее дружин Олега, Игоря и Всеволода, вместе взятых. Но благодаря выучке и мужеству конники Мстислава долго выдерживали неравный бой.

Начавшийся дождь прекратил сражение.

Мстислав ушел обратно в Вышгород. Убитых с обеих сторон было немного, зато было очень много раненых, и в их числе князь Всеволод.

На другой день к Вышгороду подошла вся рать союзников суздальского князя и обступила город.

После первого же приступа стало ясно, что неприступность вышгородских стен и башен не в силах преодолеть ни храбрость, ни многочисленность осаждающих. И Святослав Всеволодович решил взять Мстислава измором.

Осаждающие принялись надолго обустраиваться под Вышгородом, рыли землянки, ставили палатки и шалаши, вытащили на берег ладьи и насады, на которых спустились вниз по Днепру пешие полки из Залесья, а также переплавлялись через Днепр черниговцы и переяславцы. Князья и их ближние бояре расположились в уцелевших от пожаров крестьянских избах.

Ратники Мстислава делали частые вылазки, нанося осаждающим какой только возможно урон.

Прошел сентябрь.

Зарядили дожди. Нехватка продовольствия делала положение стоявших под Вышгородом полков все более угнетающим.

Из Киева прибыл воевода Борис Жидиславич с ростовскими и суздальскими полками и стал торопить Святослава Всеволодовича со взятием Вышгорода. Стало известно, что рати Андрея Боголюбского потерпели поражение от новгородцев. Дошел слух, что Давыд Ростиславич, добравшийся до Галича, сумел убедить Ярослава Осмомысла отправить галицкие полки на подмогу запертому в Вышгороде Мстиславу.

– Надо непременно взять Вышгород до прихода галицких дружин, – говорил на военном совете Борис Жидиславич. – Опять же зима недалече, а мне еще предстоит полки вести обратно в Залесье водным путем.

– И мне охоты нет зимовать тут, – проворчал Святослав Всеволодович, который уже пожалел, что ввязался в эту распрю.

– Что делать будем? – сказал Ярослав Всеволодович. – Мстислава на битву вызывать? Так он не выйдет, ибо войска у него раз в пять меньше.

– На штурм идти надо! – сжав кулак, пробасил Борис Жидиславич. – По головам, по мертвым и раненым, но на штурм! Глядишь, и одолеем Мстислава.

– Стоит ли людей губить понапрасну? – заметил Ярослав Всеволодович, переглянувшись с братом. – Киев-то все равно Михаилу достался, а война эта вспыхнула из-за Киева.

– Нельзя Ростиславичей безнаказанными оставлять, – молвил Борис Жидиславич. – Мне князь Андрей повелел Мстислава в цепях к нему привезти, а Рюрика и Давыда изгнать с Русской земли.

– Тогда пусть заплатит нам князь Андрей златом-серебром за труды ратные, – вставил Олег. – Какой нам резон без выгоды воевать.

– Верно! – выкрикнул Ярополк, племянник Андрея Боголюбского. – За просто так и чирей не сядет. А мы тут жизни кладем!

– Вот возьмем Вышгород и обогатимся, – сказал Борис Жидиславич, переводя недовольный взгляд с Олега на Ярополка, – все что там – ваше!

– А кому из нас достанется Вышгород, коль мы его возьмем? – спросил Игорь.

Водворилось молчание.

Борис Жидиславич, явно не ожидавший такого вопроса, замешкался с ответом.

Андрей Боголюбский и в Вышгороде и в Белгороде собирался своих сыновей посадить, но стоит сказать об этом сейчас, кто знает, может, союзники и вовсе откажутся сражаться.

Бориса Жидиславича выручил Святослав Всеволодович, сказавший:

– Вот возьмем Вышгород, тогда и подумаем, кому его отдать. Незачем делить шкуру неубитого медведя.

По глазам черниговского князя Борис Жидиславич догадался, что тот не прочь взять Вышгород себе.

Воевода ухватился за сказанное черниговским князем как за спасительную соломинку.

– И впрямь, братья, сани впереди коня не едут. Сначала возьмем Вышгород, а судить да рядить после будем.

При этом Борис Жидиславич взглядом дал понять Святославу, что сам он не прочь уступить ему Вышгород.

Договорились князья с утра идти на приступ.

Договориться-то договорились, но никто особенно в сечу не рвался. Может, потому все последующие штурмы заканчивались неудачами…

На исходе был октябрь.

Неожиданно с запада к Вышгороду подошла рать Волынского князя Ярослава Изяславича, родного брата недавно умершего Мстислава Изяславича, столь любимого киевлянами. Князья, обступившие Вышгород, забеспокоились. Не на выручку ли к Мстиславу Ростиславичу пришел волынский князь?

Но оказалось, что Ярослав Изяславич пришел искать себе старшинства, желая сесть на киевском столе.

Борис Жидиславич и Святослав Всеволодович не захотели уступить Киев волынскому князю.

Тогда Ярослав Изяславич отправился к Рюрику в Белгород, явно собираясь воевать за Киев с Михаилом Юрьевичем. Черные клобуки тоже поднялись и ушли к Ярославу Изяславичу, желая служить ему.

Князья, стоявшие под Вышгородом, теперь больше спорили на военных советах, нежели воевали с Мстиславом Ростиславичем. Борис Жидиславич чуть ли не на коленях умолял союзников продолжить решительные штурмы, чтобы до первого снега овладеть Вышгородом. Но напрасны были его усилия. Турово-пинские князья пришли было осаждать Вышгород, но через несколько дней ушли в свои города, сославшись на бескормицу и близкие холода.

Осаждающие и впрямь последние сухари доедали, варили мерзлую репу, добытую на огородах. Коням давали прошлогоднюю солому, снятую с крестьянских изб.

Наступил ноябрь.

Зароптали ростовцы и суздальцы, требуя возвращения домой, покуда Днепр не сковало льдом. Борис Жидиславич увещевал своих ратников как мог. Убедил-таки сделать последний, решительный приступ.

Но опять заупрямились Ольговичи.

– Плохо затевать, когда нечего жевать, – напрямик заявил Борису Жидиславичу Ярослав Всеволодович.

Олег и Игорь с ним согласились.

Борис Жидиславич переговорил с глазу на глаз со Святославом Всеволодовичем. Неизвестно, чего наобещал он черниговскому князю, только Святослав согласился повести черниговцев на последний штурм Вышгорода.

– Чем же прельстил тебя, брат, этот мерин толстозадый? – вопрошал у Святослава Ярослав. – Какого елея в уши налил?

Игорь и Олег тоже с недоумением взирали на старшего двоюродного брата, который пригласил всех в свою избу и завел о том, что Вышгород нужно непременно взять сегодня или завтра.

– Борис Жидиславич согласился уступить Вышгород нам, Ольговичам, а себе взять восемьсот гривен отступного и пленного Мстислава, – признался Святослав Всеволодович. – Разве не стоит овчинка выделки, а? Ты сядешь князем в Вышгороде. – Святослав ткнул пальцем в грудь Ярославу. – Со временем и Овруч и Белгород к рукам приберем, тогда и вам столы найдутся на этой стороне Днепра, – повернулся он к Олегу и Игорю.

– Ну коли так… – промолвил Ярослав уже совсем другим голосом.

Перейти из захудалого Сновска в огромный Вышгород было для него райской мечтой.

– А как же смоляне и переяславцы? – спросил Игорь. – Они ведь надеются взять добычу в Вышгороде. И суздальцы тоже.

– А тебе что за печаль о них? – презрительно бросил Святослав. – Уйдут ни с чем смоляне и переяславцы, всего и делов. Суздальцы получат от нас восемьсот гривен серебра и угомонятся.

– Нехорошо смолян с пустыми руками отпускать, – недовольно сказал Олег, – не по-христиански это.

– Об шурине своем печешься? – прищурился Святослав Всеволодович.

– Ну дадим и смолянам откупное, – вставил Ярослав. – Главное, Вышгород у нас будет, об этом подумай, Олег.

– Вышгород еще взять надо, – проворчал Олег.

– Верно, – согласился с ним Святослав. – Ступайте, братья, к своим дружинам. Ударим дружно на Мстислава!

Глава девятая. Вражда из-за Киева

Никогда еще Манефа не видела Олега таким разъяренным, каким он вернулся из похода против Ростиславичей. От дружины Олеговой осталось двести человек, а было пятьсот.

На вопрос Манефы, где боярин Георгий, Олег закричал ей прямо в лицо::

– Где, где… На дне!

Манефа ничего не могла понять, а толком разузнать у рассерженного Олега не было никакой возможности. Он кричал, бранился, проклиная весь белый свет, Ростиславичей и суздальского князя.

Одно было ясно: разбили Ростиславичи союзные Андрею Боголюбскому рати под Вышгородом.

Уже вечером, немного поостынув, Олег поделился пережитым с воеводой Бренком, который оставался вместо него в Новгороде-Северском. Манефа, притаившись за дверью, жадно вслушивалась в их беседу.

– Ты спрашиваешь, как такое случилось, Бренк? Святым распятием клянусь, не знаю! Князья рати на очередной приступ собирали, как вдруг прискакали берендеи с воплями: «Галичане идут!»

Святослав, брат мой, и Борис Жидиславич, воевода суздальский, исполчили конницу, чтобы, значит, встретить галичан, ежели те близко. А сами пешие полки на штурм повели. И тут, – Олег длинно выругался, – смоляне вдруг ринулись на берег Днепра, бросая щиты и копья, начали ладьи на воду сталкивать. Вслед за ними переяславцы побежали и все наши полки расстроили. Такое началось!

Олег опять разразился крепкими ругательствами.

Выпив хмельного меду, он продолжил свой рассказ:

– Борис Жидиславич повелел загородить конницей путь бегущим пешцам, потому как и суздальцы, побросав лестницы, ударились в бегство. Да какое там! Мужичье так толпой навалилось, никакими дружинами не сдержать было. Самого Бориса Жидиславича чуть не затоптали.

– А галичане-то появились? – спросил Бренк.

– В том-то и дело, что никаких галичан я не видел, – ответил Олег и грохнул по столу кулаком. – Вместо них дружина Мстислава вышла из Вышгорода и давай сечь без милости полки наши расстроенные. Тогда уж все в бегство ударились: и конные и пешие… Возле насадов давка началась. Все так и лезли: кто по сходням, кто прямо через борт. Кто с мечом лез, а кто и с конем. Все перемешались: мужики, князья, бояре… Ни черта было не понять, где черниговцы, где суздальцы, где кто.

Олег выругался и опрокинул в рот очередной кубок.

– Как же тебе вырваться-то удалось, княже? – поинтересовался Бренк.

– А так и удалось: бросил коня, оружие, шлем, плащ и вместе с мужичьем забрался в какую-то ладью, которая едва не перевернулась на середине Днепра, перегруженная сверх всякой меры, – раздраженно ответил Олег. – Очухался только в Любече на другом берегу. Туда же и все прочие ладьи причалили. Я-то спасся, а дружина моя почти вся в полон угодила.

– Святослав-то с Ярославом спаслись? – спросил Бренк.

– Спаслись, – сказал Олег.

– А Игорь?

– Не ведаю. Игорева дружина стала берегом пробиваться вместе с дружиной Всеволода Юрьевича.

– Ну и дела, – покачал головой Бренк. – Что я Вышеславу-то скажу? А где же боярин Георгий?

– В Днепре утоп, – мрачно ответил Олег. – Два насада бортами столкнулись, от удара многие в воде оказались. На Георгии шлем был, да кольчуга, да бронь, да пояс с мечом. Его на дно и утянуло.

– Царство ему Небесное, – перекрестился Бренк.

В глубокой скорби удалилась в свои покои Манефа и долго сидела на стуле в неподвижности, глядя сухими печальными глазами на пламя свечей. Плакать Манефа не умела, но и она была не чужда душевной боли.

…Мерзлая земля звонко гудела под копытами коней. Игорь и Всеволод вели свои поредевшие дружины знакомыми дорогами обратно к Киеву. Вместе с ними шла берендейская конница.

Увидев панику и толчею на днепровском берегу возле ладей, Игорь первым предложил Всеволоду уходить из-под Вышгорода сухим путем.

– А галичане? – спросил тот. – Вдруг напоремся на них?

– Пробьемся, – ответил Игорь.

– Ну, с Богом! – согласился Всеволод.

Игорь сразу взял начальство в свои руки, выслал вперед сторожевой отряд из берендеев, по сторонам разведку из гридней разослал. Благодаря этим предосторожностям удалось разминуться с галицкими полками, затаившись в лесу. Ночевали также в лесной чаще, спали на опавшей листве, не разводя костров.

К Киеву вышли на третий день после полудня. В город решили не входить, а послать одного дружинника под видом гонца.

– Узнаешь, в. Киеве ли Михаил Юрьевич, – наказал дружиннику Игорь. – И сразу обратно.

Дружинник въехал в город через Лядские ворота, а выехал через Золотые.

– Нет в Киеве Михаила Юрьевича, – сообщил он Игорю. – Ушел Михаил в Торческ.

– Сам ушел или его изгнали? – спросил Всеволод.

– Сам ушел, – ответил воин. – Выпросил у Ростиславичей для себя Торческ, а Киев уступил Ярославу Изяславичу.

– Стало быть, признал Михаил старшинство Ярослава Изяславича, – в раздумье проговорил Игорь. – Как посмотрит на это Андрей Боголюбский? Чаю, не понравится ему это.

– Плевать на Андрея! – сердито вымолвил Всеволод. – Больше мы в его власти ходить не будем. Я отправляюсь к Михаилу в Торческ.

Берендеи изъявили желание идти со Всеволодом.

Игорь повел свою дружину к переправе через Днепр.

Оказавшись на левом берегу Днепра, он за два дня дошел до Чернигова, где застал своих двоюродных братьев, опечаленных недавним разгромом.

Святослав Всеволодович не скрывал своего восхищения смелостью Игоря.

– Он-то хоть и моложе нас с тобой, а не растерялся, сам уцелел и дружину сохранил, – говорил Святослав брату Ярославу. – Игорь с честью ушел из-под Вышгорода, а мы – с позором.

Известие о том, что Михаил оставил Киев, уступив киевский стол Ярославу Изяславичу, одновременно обрадовало и огорчило Всеволодовичей. Они были рады, что северные Мономашичи не удержали Киев, но недовольны тем, что Ростиславичи уступили старшинство Ярославу Изяславичу.

– Если уж на то пошло, то по старшинству Киев мне принадлежать должен и лишь после меня Ярославу Изяславичу – молвил Святослав Всеволодович. – Надо бы указать на это Изяславу и Ростиславичам иже с ним.

– Станут они тебя слушать, – презрительно бросил Ярослав – о чем ты молвишь, брат. Ростиславичи ныне высоко вознеслись, самому Андрею Боголюбскому не покорились. В союзе с Ярославом Изяславичем они – сила неодолимая. А нам с тобой уповать не на кого…

– На себя уповать надо, брат! – воскликнул Святослав. – Не век же на Андрея Боголюбского полагаться. Да и бит он ныне здесь и под Новгородом Великим, когда еще оклемается.

– А мы? – проворчал Ярослав. – Мы не биты, что ли? Половину войска под Вышгородом потеряли…

Продолжая путь к Путивлю, Игорь терзался думами.

Как все быстро меняется в этом мире! Еще вчера был в силе Андрей Боголюбский. Все князья на юге и на севере признавали за ним старшинство в роду Рюриковичей. А ныне южные Мономашичи, не оглядываясь на суздальского князя, сами решают, кто достоин старшинства и кому Киевом владеть. А молодым князьям, вроде него самого и Всеволода Юрьевича, видать, до седых волос под главенством старших князей ходить, дожидаясь своего права на высокий княжеский стол.

После всего пережитого тихий деревянный Путивль, укрытый снегом, показался Игорю самым прекрасным местом на свете.

Ефросинья встретила Игоря слезами радости и крепкими объятиями. По Путивлю ходили слухи, будто вся дружина Игорева и он сам полегли под Вышгородом.

– Кто бы мог подумать, что мой родной отец пошлет войско на своего зятя, – с изумлением и возмущением молвила мужу Ефросинья. – Ведь я вдовой могла стать, не разминись в лесу твоя дружина с галицкими полками.

– Отец твой не против меня рать посылал, а против суздальского князя, – успокаивал супругу Игорь. – Ему, наверно, и невдомек было, что в войске Андрея Боголюбского зять его находится.

– Никуда тебя больше не отпущу! – заявила Ефросинья.

…Не успел Игорь толком отдохнуть, как к нему в Путивль пожаловали мать с младшим братом и Вышеславом. Их бурной радости не было предела при виде Игоря, живого и невредимого.

– Олег-то в одних портках домой прибежал, без коней, без дружины. Злой как черт! – рассказывала Манефа. – Теперь деньги собирает, чтобы вызволить из полона бояр своих и младших дружинников. Даже Изольду подарками тешить перестал. Посылал просить серебра к Святославу в Чернигов, да тот сам своих дружинников выкупать у Ростиславичей собирается, так ничего и не дал Олегу.

Юный Всеволод не отставал от Игоря, уговаривая его взять к себе в дружину.

– Придет время, возьму, – отвечал брату Игорь. – Подрасти еще немного да с оружием обращаться научись как следует. Небось лишь девки красные на уме?

– Агафья у него на уме, – поведала Игорю Манефа, так чтобы никто не слышал. – Заморочила она парню голову – бегает за ней как жеребец молодой. Хоть и не заставала я их вдвоем и без одежд, как вас когда-то, но, чувствую, дошло у них и до срамного. И за что такое наказанье!

– А что Олег? Ничего не подмечает за женой? – нахмурившись, спросил Игорь.

– Олега дома-то неделями не бывает, все мотается по городам и весям, поборами всех задавил: деньги собирает! – ответила Манефа. – А когда Олег в тереме, так с ним Изольда все время, до Агафьи ему и дела нету. Даже на сына своего внимания не обращает. Хочет, недоумок, чтобы ему Изольда детей нарожала, а та что-то не стремится.

Игорь чувствовал себя виноватым в том, что случилось между Агафьей и Всеволодом, но не знал, что делать.

– Может, женить Всеволода? – неуверенно проговорил он.

– Да какой из него муж в пятнадцать-то лет, – возразила Манефа. – Я хочу Всеволода посадить князем в Трубчевске, так опять Олег тому противится. Опасается, что Всеволод в его воле ходить не будет: норов-то у него сам знаешь какой!

Да, с годами Всеволод делался все более задирист и дерзок, драться любил, почтения к старшим мало имел. В церкви мог запросто зевнуть принародно, а то и под ноги плюнуть. Зато дядька Любомир хвалил его за умение ратное. В столь младые годы Всеволод и мечом, и копьем, и топором владеет так, что зрелый муж позавидует. И на коне сидит как влитой! такой, коль соберет дружину подобных себе, и впрямь не изъявит покорности ни старшему брату, ни кому другому.

Вышеслав в беседе с Игорем завидовал Всеволоду:

– Мне отец спуску не дает, каждодневно заставляет копье кидать и на мечах рубиться, но мне до ловкости Всеволода далеко. Недавно вот с коня упал и руку себе сломал. Из-за этого Олег меня в поход не взял…