Текст книги "Там, где звенит Енисей"

Автор книги: Виктор Бороздин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Сам Пётр Николаевич зашёл к ним в "нулевой" класс, похвалил их.

Скоро вся школа была умыта. В какой уголок ни загляни – везде чистота. Пол стал розовым. По такому и ходить страшно – можешь следы напечатать.

После уборки Нелё и Уля поскорее побежали в мастерскую Дедушки Мороза. Но дверь оказалась запертой, а самого Дедушки на двери уже не было. Девочки очень огорчились. Дедушка Мороз всегда встречал их лукавым, добрым взглядом, он как бы спрашивал: а что-то вы сегодня сделаете?

Сегодня они знали: они будут украшать школу. Ну конечно, вон ведь все сейчас это делают.

Они стали подавать старшим ребятам разноцветные гирлянды, флажки – их тоже кто-то "по секрету" сделал, – и рослые мальчишки, взобравшись на табуретки, развешивали их под самым потолком. Вся школа, классы, спальни, коридоры быстро становились весёлыми.

Краше всего, наверно, будет в столовой, теперь она называется кафе "Льдинка". Туда то и дело бегают старшие, носят какие-то свёртки, большие кули... Нелё и Уле очень хотелось туда заглянуть, но всех туда пока ещё не пускали.

Наконец-то наступил и праздник. Все ребята принарядились, Нелё и Уля побежали надевать свои бусы.

Заиграла музыка. Из динамика громкий мальчишеский голос возвестил:

– Праздник начинается.

Двери кафе "Льдинка" распахнулись, и ребята, у которых уже еле-еле хватало терпения, подталкивая друг друга, мигом заполнили кафе.

Кафе совсем не походило на их прежнюю столовую. Свет в нём был мягкий, разноцветный, таинственный. Это потому, что на каждой лампочке был цветной фонарик. От этих фонариков и серебряные сосульки, что свисали с потолка, и висящие на серебряных ниточках снежинки мерцали разноцветными искорками.

Но самое главное, от чего у всех даже дух захватило, конечно, была "ёлка". Неважно, что она – лиственница. Но она настоящая, живая, из тайги!

Все подбегали к ёлке, гладили нежные иголки, дивились чуду – ведь они не видели, как в мастерской Дедушки Мороза голые, промёрзшие насквозь ветки, отогревшись, покрылись пушистой зеленью.

Елка была вся усыпана игрушками, на каждой ветке их было помногу. Белочки, зайцы, белые медвежата, рогатые олени, самолётики, грибы, домики, клоуны, пуночки и лебеди, каюры на нартах... Вот сколько! Нелё и Уле было приятно находить среди игрушек свои, те, которые они смастерили. Под ёлкой, укрытый её ветвями, стоял маленький, но совсем как настоящий, белый чум. Что было в чуме, никто не знал, и все посматривали на него с любопытством.

Посреди кафе, вместо обычных столов и лавок, были разостланы оленьи шкуры. С каким удовольствием все рассаживались на них, поджимая под себя ноги! Перекликались, переговаривались, перескакивали с места на место, потому что на другом месте, казалось, будет ещё лучше. Стоял такой шум, что музыки почти и слышно не было.

А вот когда музыка вдруг оборвалась, все сразу насторожились: сейчас начнётся...

В зал, постукивая каблучками белых лаковых туфелек, лёгкой-лёгкой походкой, будто на крыльях, впорхнула Лида. Она приготовилась что-то сказать и уже открыла рот, но тут вдруг у Сани Маймаго лицо сморщилось от смеха, он весь так и затрясся и, показывая пальцем на Лидины туфельки, с трудом выговорил:

– Бо-ка-рики...

Другие мальчишки тоже стали смеяться, пожимая плечами, – кому нужны такие ни к чему не пригодные бокарики?!

Лида остановилась, удивлённо осмотрела свои туфельки с одной стороны, с другой... И вдруг, поняв, над чем смеются мальчишки, махнула на них рукой и тоже рассмеялась. Лиде её туфельки очень нравились. Она впервые в жизни надела туфельки на высоком каблучке. И ещё она была горда тем, что купила их на свои первые заработанные деньги. Мальчишки, конечно, правы; хоть они ещё и маленькие, но уже твёрдо знают: в тундре эти "бокарики" наверняка не пригодны. В тундре, понятно, нужны настоящие бокарики, сшитые из камуса – мягкой шкурки с оленьих ног. В таких и зимой пятидесятиградусный мороз не проймёт, и летом, когда тундра оттает, в них смело можно по разлитой воде ходить, не промокнут. Но здесь не тундра. Здесь праздник – Новый Год! Нелё и Уля переглянулись. Когда они подрастут, они тоже станут пионервожатыми и тоже будут носить такие необыкновенно красивые бокарики.

Тут вдруг громко ударил бубен, полог белого чума, что стоял под ёлкой, откинулся, и из чума прямо к ним навстречу вынырнула девочка с длинными светлыми косичками. Парка, бокарики, шапочка – всё на ней было белое, нарядно опушённое белым песцом.

– Снегурочка, Снегурочка! – сразу догадались ребята.

Снегурочка сказала, что Дедушка Мороз вот-вот придёт. И удивилась, почему у них не горит ёлка. Она сказала, что все ребята должны ей помочь. И они стали все дружно кричать:

– Елка, ёлочка, зажгись!

И ёлочка послушалась. По ней побежали синие огоньки, потом жёлтые, зелёные, красные... И вдруг загорелись все сразу. И все игрушки, флажки, ниточки дождика, казалось, задрожали от радости. Ярче всех вспыхнула на макушке игольчатая пушистая звезда. Потом огоньки стали вдруг один за одним пропадать, и все заволновались – вдруг совсем исчезнут! И закричали, и затопали. Но огоньки тут же снова ожили, весело побежали по ёлке. Ух, до чего красиво! Вот, наверно, над каким "секретом" трудились старшие мальчишки, когда Витя Ямкин охранял их, – чтобы огоньки замирали и оживали, замирали и оживали... Ну конечно!

А Снегурочка стала тут загадывать загадки и предупредила: "Отгадаете – Дедушка Мороз поторопится, поскорее придёт". Ребята очень постарались и все загадки быстро разгадали. Только одна, последняя, оказалась трудной. Вот какая: олени по всему небу разбрелись, а пастух никак не соберёт их в стадо.

Над этой загадкой пришлось призадуматься. Но потом все сразу закричали:

– Звёзды! Звёзды! А пастух – это месяц.

И тут же откуда-то издалека послышалось:

– Ого-го-го-о-о-о!! Иду-у-у-у!!

– Дедушка Мороз, иди к на-ам! – загалдели все и даже повскакали.

Снова заиграла музыка и, постукивая толстой палкой, широко, вразвалку шагая, весь обсыпанный снегом, вошёл Дедушка Мороз. Совсем такой, какой был нарисован у них на двери: и борода белая, и нос красный, и шапка...

– Это наш Дедушка! – больше всех обрадовались Нелё и Уля.

За спиной у Дедушки Мороза был большущий мешок – конечно, с подарками. Об этом сразу все догадались.

– Однако, дайте отдышаться, – сказал Дедушка, снимая со спины мешок. – Как я к вам торопился-то! И на собачьей-то упряжке ехал, и на оленях-то мчал, на самолёте-то летел, и пешком-то поспешал. Сова-совушка рядом летела, всё мне сказки сказывала. Заслушался – чуть к вам не опоздал. А зайчата – шустрые ребята – столько следов напечатали, кругов-петель накрутили, совсем с дороги сбили. Спасибо Серому волку путь указал. Вот я и пришёл. Поздравляю с Новым годом! Радости вам, успехов да весёлых затей!

– Спаси-и-бо-о!

Дедушка стал развязывать мешок, а Снегурочка кинулась ему помогать и тут же стала раздавать всем ребятам подарки.

Зашуршали бумажные пакетики, захрустели на зубах леденцы, сахарное печенье, защёлкали кедровые орешки.

– Это белки их прислали, – объяснила Снегурочка. – У белок-то в дуплах и под снегом, в тайных местечках, целые ореховые кладовые.

Были в пакетиках и блескучие, узорчатые, в ладошку величиной снежинки. Все их тут же прикололи к себе на грудь, и сразу много морозных снежинок заблестело в зале.

Дедушка хитро глянул на ребят и сказал, что у него ещё и другие подарки припасены, только они в мешке не поместились. Он махнул рукой, и с двух сторон из-за ёлки выбежала целая стайка "звёздочек" – девочек в пышных белых юбочках. Они закружились, затанцевали вокруг Дедушки Мороза, а потом собрались в один белоснежный ком, вытянули в разные стороны руки, как лучики, и замерли. И тогда из середины поднялась одна, самая тоненькая и высокая.

– Я – Полярная звезда, – громко сказала она, – я на небо выхожу и всем людям маяком служу. Тот, кто по снежной тундре мчится, меня увидев, уж не боится с дороги сбиться, заблудиться.

Все громко захлопали, потому что все знали настоящую Полярную звезду и любили находить её на небе. А Нелё шепнула Уле:

– Это же Тина! Тина – Полярная звезда!

Уля кивнула и почему-то повторила: "...меня увидев, не боится с дороги сбиться, заблудиться..."

Но дальше что тут было! Звёздный ком вдруг рассыпался, а к ёлке, откуда ни возьмись, не подбежали, а прямо подкатились, сцепившись, крепко держа друг друга за пояса, два мальчика. Каждый старался побороть другого. Неожиданно один изловчился, дал другому подножку, и оба повалились на пол.

– Э-э, подножку нельзя! – закричали ребята.

Снегурочка и Дедушка Мороз изо всех сил уговаривали ребят сидеть на месте, но где там! Разве можно усидеть, когда перед твоим носом два мальчика крутятся, бросают друг друга на пол, наскакивают прямо на тебя! Кто были эти мальчишки, никто не знал, потому что они уткнулись друг другу в плечо и лиц их не было видно.

Вдруг один подбросил другого на стол, сам вскочил, и потасовка пошла прямо на столе.

– Упадёт, упадёт! – закричали все, когда нога одного драчуна соскользнула со стола и отчаянно задрыгала.

Ближние подбежали, чтобы помочь. Но драчуны, всё ещё держа друг друга за пояса, свалились на пол, перекрутились раз-другой, и тот, что посильнее, как кинет другого через себя! И... всё разом кончилось. Ребята, которые только что неистово горланили и готовы были сами броситься в драку, так и застыли с раскрытыми ртами. Потому что тех драчливых мальчишек уже не было. А вместо них стоял во весь рост и улыбался, стирая с лица пот, Костя. Вот это да-а! Однако, куда же девались те мальчишки? Это что же, из двух "слепился" один?

И все закричали:

– Ещё! Ещё-о!!

Всем хотелось разгадать, как этот "фокус" получается. Только ребята-нанайцы, хотя больше всех и кричали: "Давай, дава-ай!" – не удивлялись. У них дома на всех праздниках показывают эту весёлую "борьбу", когда в костюм двух мальчиков влезает один большой человек.

От этой "борьбы" жарко стало не только исполнявшему её Косте, но и всем ребятам.

И тут вбежали Звёздочки с подносами, уставленными разноцветными стаканчиками:

– Мороженое! Берите мороженое!

И все стали расхватывать эти стаканчики. Правда, "нулевишки" не знали, что с ним делать, они никогда ещё в своей жизни не пробовали мороженого. Но раз все берут, они тоже закричали:

– Нам, нам, мы тоже хотим мороженое!

Раиса Нельчевна подошла к ним и показала, как надо палочкой отламывать кусочки мороженого. Оно было твёрдое, на то оно и мороженое. И необыкновенно вкусное. И сладкое, и холодное сразу. У Нелё и Ули скоро весь рот захолодел, а язык стал плохо слушаться.

– Откуда оно взялось? – удивилась Нелё. – Во всём посёлке нигде мороженое не продают.

– Мы его сами сделали, – сказал, проходя мимо них Костя. И, увидев удивление на лицах девочек, добавил:

– Ведро чистого-пречистого снега, двадцать банок сгущёнки покрутили, повертели – вот вам и мороженое!

От тепла мороженое в стаканчике быстро таяло, и Нелё торопилась скорее его доесть.

– Нравится? – спросила Раиса Нельчевна.

Нелё кивнула. А Уля вдруг перестала есть.

– Если всё время смотреть на Полярную звезду... – тихонько сказала она.

"О чём это она?" – удивилась Нелё и взглянула на подружку.

– Про какую Полярную звезду ты говоришь? – спросила Раиса Нельчевна. – Расскажи нам.

Уля молчала. Она черпала палочкой мороженое, будто ничего и не говорила.

ДЕНЬ ГОРЕСТЕЙ И КАК РЫБОЛОВ САМ СТАЛ РЫБОЙ

Назавтра, как только проснулись, был уже первый день нового года. И второй день школьных каникул.

С раннего утра к школе стали подкатывать оленьи и собачьи упряжки. Начался разъезд ребят по домам на каникулы. С радостным криком бежали ребята навстречу нартам:

– Дедушка приехал!

Запахивая на ходу пальто, выскочил из школы мальчишка, крепко обхватил за шею деда. Потом так же крепко обнял вожака – большого, с густой серой шерстью пса.

В стороне остановились олени Ямкиных. Витя лишь на минутку задержался возле мамы, потом вдруг кинулся назад, взбежал на крыльцо, растолкал всех, кто там был, и потянул за рукав Раису Нельчевну:

– Там олешки ждут, пойдём!

И Раиса Нельчевна, не совсем ещё понимая, чего хочет Витя, послушалась, пошла за ним.

– Садись, – приказал Витя, когда они подошли к нартам, – прокачу!

Вон оно что! Раиса Нельчевна всё поняла: Витя хочет оказать ей большую честь, прокатить её – лихо, как настоящий каюр. Если она согласится, он будет с гордостью рассказывать дома всем, как промчал на нартах свою учительницу. Не согласись она, и, кто знает, может, и в школу он будет возвращаться не с такой охотой, обида останется. Она, конечно, села в нарты.

Витя выхватил у брата тяжёлый хорей – длинную палку с костяным шариком на конце, взмахнул им, крикнул пронзительным голосом: "Эге-е-ей!!" – и олешки послушались маленького каюра, дружно рванули с места. Раиса Нельчевна засмеялась. Ей было радостно смотреть на то, как ловко, по-взрослому управляет Витя упряжкой. И ещё ей подумалось, что, видно, за короткий срок завоевала она Витино доверие, даже – вон ведь как! – покровительство! Легко ли это было?.. И тут же она с огорчением подумала об Уле. Казалось, с девочкой ей было бы легче подружиться. А Уля дичится и всё таит про себя.

Подъезжали новые упряжки. Одни олешки прибегали заиндевелые, притомлённые – это издалека, этим нужен отдых; другие – разгорячённые, готовые тут же мчать назад, в тундру.

Пётр Николаевич всё время был здесь, возле школы, встречал и провожал всех. Ребята, прежде чем сесть в нарты, а им так не терпелось поскорее сесть, обязательно подбегали к нему:

– Я уезжаю, Пётр Николаевич, до свидания!

Пётр Николаевич пожимал ребячьи руки. Он рад был за них. Знал: побудут ребята дома, повидают близких, поживут с ними немножко и как сейчас они скучают по дому, так дома заскучают по школе. Верно. К сожалению, только не все. Поэтому одних он отпускал с лёгкой душой, другим напоминал, чтобы не задерживались после окончания каникул, а то отстанут от товарищей – что тогда? А вот третьим... таких, к счастью, было немного...

– Тэнеку, – говорил он мальчику лет десяти, – не делай так, чтобы мне пришлось искать тебя по всей тундре, как в прошлом году.

– Не-е, – уверенно говорил Тэнеку, – тогда я был маленький, глупый, а сейчас я не подведу, Пётр Николаевич, приеду к сроку, вот увидите.

Тэнеку говорил так искренне, что Петру Николаевичу становилось легче на душе. "Когда вырастут эти ребятишки, – с волнением думал он, – они уже будут не только пасти оленей, они будут добывать в тундре нефть, газ, ценные металлы, на своенравной вечной мерзлоте, которая не так легко слушается людей, будут строить заводы, гидроэлектростанции, новые города..."

Пётр Николаевич приехал в этот холодный северный край сразу же, как кончилась Великая Отечественная война, едва только подлечил полученные в боях с фашистами раны. Приехал на год – на два, так он думал. А остался насовсем.

Как сильно всё здесь изменилось за это время! Когда он приехал, столица края Дудинка и на город-то не была похожа – так, одноэтажные домики. И досочки вместо тротуаров. А Норильск... Это сейчас там стоят шести-девятиэтажные дома...

– Вертолёт! За нами летит! – обрадованно закричали ребята.

"И вертолётов тогда не было", – улыбнулся Пётр Николаевич, глядя на спускающуюся к ним шумную, трескучую "стрекозу".

Вертолёт повезёт старшеклассников-спортсменов на соревнования в соседнюю школу, она недалеко, километров двести вниз по Енисею.

Ребята бежали к нему с лыжами, клюшками, мячами, со всем своим снаряжением. Не смолкая переговаривались, хотя и старались казаться серьёзными.

– Не подкачайте, не подведите нашу школу! – кричали им провожающие.

После обеда вертолёт вернулся, чтобы отвезти других старших ребят в Норильск на экскурсию. Когда все пошли на посадку, "нулевишки" обступили Раису Нельчевну:

– Раиса Нельчевна, возьмите нас, мы тоже хотим на экскурсию!

Но Раиса Нельчевна, вздохнув, сказала:

– Нельзя, ребята. Устанете вы там. Вот подрастёте немного...

Им было так обидно! В городе старшим много всего покажут. Их поведут в шахту, где добывают уголь, на завод, где плавят медь. Они, "нулики", ничего этого ещё не видели, даже города никогда в своей жизни не видели и не знают, какой он. Счастливые старшие!

Кое-кто со слезами на глазах провожал улетающий вертолёт. Только Уля играла со своей Катей и, казалось, ничего не замечала. Так ли это?..

Нелё вдруг захотелось подбежать к Раисе Нельчевне и спросить, поскорее спросить, пока Раиса Нельчевна не улетела, – что будет, если Уля с Тиной уйдут через Енисей? И Нелё закричала:

– Раиса Нельчевна!

Но все ребята кричали:

– Раиса Нельчевна!

А Раиса Нельчевна всем махала рукой. И тут дверца вертолёта захлопнулась. И вертолёт улетел.

За ужином стало особенно заметно, как опустела школа. Большинство лавок в кафе "Льдинка" оказалось лишними. После ужина все, за кем не смогли приехать родители, потому что были далеко, ходили как неприкаянные, игры не клеились.

А наутро всю школу ошеломило невероятное происшествие: ученик шестого класса Вася Маймаго провалился под лёд. И как провалился – совсем с головой ушёл! Известие это мгновенно подняло всех на ноги, и ребят и взрослых.

– Утонул? Под лёд затянуло?

– Спасли?

Ребята спрашивали друг друга, позабыв про все свои горести. Ну подумаешь, во время каникул дома не побываешь! Тут с человеком вон что случилось!

Кто-то сказал, что Вася сейчас в домике, что стоит на самом берегу, рыбаки, старик и старушка, в нём живут. Все бросились туда. Но с полдороги их вернули. Встретился Пётр Николаевич и сказал, что Вася сейчас спит и будить его нельзя.

И тут мальчишки, которые вместе с Васей рыбачили, рассказали, как всё случилось.

– На реке лунок много, – торопливо объясняли они, – их ещё в начале зимы пробили, когда лёд тонкий был. Сейчас-то лёд вон какой, а лунки лишь тонким ледком покрылись. Мы ледок этот сломали, кинули на снег, чтобы не мешался, и стали лески забрасывать.

– Вася п-побежал ко мне з-за блесной, – заикаясь, словно винясь в чём-то, проговорил худенький, поменьше других ростом паренёк.

– Я вижу: он бежит прямо на лунку, – перебил его басом другой. Кричу: "Стой! Провалишься!" А он как махнёт через выкинутый на снег ледок, он его за воду принял, – и двумя ногами в лунку! Даже крикнуть не успел, только вдохнул громко так... и – под лёд!

– Зато ты закричал, – сказал второй, – наверно, во всём посёлке слышно было!

– Закричишь! Смотрю во все глаза, а Васи-то нет.

– Ну, а дальше-то, дальше-то что? – торопили ребята.

– Мы, однако, застыли на месте, не сообразим, что делать-то. А потом – словно толкнул нас кто – кинулись к лунке. И тут Вася вынырнул, рукой взмахнул, хочет за лёд ухватиться, а мокрая одёжка не даёт, назад тянет. Тут мы его схватили – кто за рукав, кто за шиворот, тянем изо всех сил, а он, того гляди, выскользнет. Кое-как до половины вытянули, он лёг животом на край лунки, мы перехватили покрепче да как рванём! И всё! С него вода течёт, а мы кричим: "Вася, беги! Что есть мочи беги!" И он побежал. До берега добежал, но тут на нём всё обледенело. Он полез кверху, по крутизне, а на унтайках-то* лёд, они скользят, Вася падает, мы его за руки тянем, в спину подталкиваем и всё кричим: "Лезь, Вася!" Сами падаем, на четвереньках карабкаемся, его за собой тянем. Кое-как выбрались наверх. А он больше бежать не может. Остановился, рот раскрыл, дышит быстро-быстро так. Потом выдохнул: "Не могу... Всего льдом сдавило..."

_______________

* У н т а й к и – (разг. от "унты") – меховая обувь на мягкой подошве, распространённая у народов Севера и Сибири.

– И правда, шапка, пальто, унтайки на нём колом встали. Мы закричали: "Всё равно беги! Замёрзнешь!" И так сердито закричали, что он побежал. Льдинки захрустели, посыпались с него. Хорошо, дом тут, рядом, огонёк в окошке светится. Мы как ввалились, дедушка и бабушка-то прямо ахнули! Они сразу всё поняли. Пальто с Васи сорвали, а унтайки вместе со штанами стянули. Их в угол поставили, они стоймя стоят, будто в них человек-невидимка.

– Врё-ошь, однако, – усомнился кто-то.

– Чего мне врать-то, сам видел. Васю стали снегом растирать всего руки, ноги, грудь, спину... Холодом из него холод выгоняли. Потом дедушка стал спиртом его растирать, а бабушка помогала ему и всё говорила: "Дед, ты потише налегай-то, руки вон какие шершавые, всю кожу мальцу, однако, расцарапаешь". А дедушка говорит: "Ничего, здоровее будет". А Вася только кряхтит, да красный весь стал, как брусника, и глаза закрываются. Тогда дедушка закутал его в шубу, уложил на кровать и напоил чаем. Сверху ещё какие-то шубы накинул, одеяла, целую гору – один нос и виден. Спрашиваем: "Ну как ты там, жив?" А он тихо так говорит: "Жив. Только всё плывёт куда-то". – "Что, – спрашиваем, – плывёт-то?" – "Все вы плывёте, дом плывёт..." Дедушка говорит: "Это, однако, хорошо. Спи". Вася сразу и заснул. А нам сказали, чтобы под окнами никто не болтался, не шумел, чтобы Вася дольше поспал.

– А больше никто не провалился? – дрожащим голосом спросила Нелё одного из мальчиков, которые рыбачили с Маймаго. От одной мысли, что можно уйти под лёд, у неё на спине словно иголочки закололи.

– Нет, – удивлённо поднял брови мальчик. – А тебе что, одного Васи мало?

Нет, Нелё вовсе не хотела, чтобы кто-нибудь ещё провалился под лёд. Дело было в другом. Ей было очень страшно за Улю. Только она одна во всей школе знает, что сегодня рано утром Уля ушла вместе с этой длинной девочкой Тиной. Ушла домой. Через Енисей. Нелё никак не думала, что Уля не послушается её, свою самую верную подружку. А Уля не послушалась, ушла... И Нелё не сумела её удержать.

Совсем рано утром, когда Нелё ещё спала, она вдруг сквозь сон услышала, как кто-то чуть слышно сказал:

– Вставай.

Нелё подумала, что это её будят. Приоткрыла глаза. А это Улю будила Тина. И Уля тут же стала быстро одеваться.

– Ты куда? – испугалась Нелё. Она почуяла неладное.

Уля не сразу ответила. Только когда уже совсем оделась, сказала:

– Домой. Только ты никому не говори, никому-никому, смотри!

Нелё выбежала босая за Улей в коридор и всё просила:

– Не ходи. Заблудитесь. И замёрзнете. До Хеты – это ведь так далеко!

Она так просила! Нелё понимала, как опасно сейчас, студёной зимой, уходить в этот бесконечно далёкий путь. Она готова была сама пойти вместе с подружкой, только бы не пускать её одну. Но куда она пойдёт? Её родные кочуют с оленями далеко, у самой тайги.

Уля не слушала. Она только ещё раз повторила:

– Смотри же – никому-никому... – И вдруг, так радостно улыбнувшись, добавила: – Мы не пропадём, ты не бойся!

Нелё никому не сказала. Она не хотела подводить подружку. За завтраком Ули никто не хватился, потому что тут как раз прибежали рыболовы и начался весь этот переполох из-за Маймаго. А сейчас, когда с Васей случилось такое страшное, Нелё прямо не знала, что же ей делать. Вдруг Уля, как и Вася, попадёт в лунку и провалится? Мальчики говорили, на реке этих лунок полно. А если заблудится? Если замёрзнет? Легко сказать: не пропадём! Разве Тина одна сможет её спасти? Васю-то все вместе выручали. Наверно, и Улю надо выручать всем вместе.

Нелё побежала в интернат.

Из пионерской комнаты послышался голос Лиды. Весёлый, потому что с Васей всё уже было хорошо, а об Уле Лида ещё ничего не знала.

Нелё только на секунду задержалась. На секунду подумала: "Уля просила не говорить. Я – её подружка... Но ведь подружка и должна выручать. Обязательно!"

БЕГЛЕЦЫ

Саня Маймаго ещё накануне догадался, что брат Вася с дружками собирается на рыбалку, на подлёдный лов рыбы. Саня слышал, как они сговаривались – сколько взять лесок, блесны, пешен, чтобы долбить лёд.

– Я тоже с вами, – сказал Саня брату.

– Нет, тебя не возьмём, – отрезал Вася.

– Почему? – удивился Саня.

– У тебя терпения не хватит целый день у лунки сидеть, баловаться начнёшь, рыбу пугать.

– Не буду баловаться, – взмолился Саня, – и терпения хватит, я прямо ко льду пристыну, вот увидишь! Ведь ты берёшь меня на куропаток...

– На куропаток беру, а рыбу добывать не возьму.

Саня не стал больше приставать. Он знал: раз брат сказал нет значит, нет. Но он, Саня, был весь в брата. Раз сказал, что хочет пойти с ними на рыбалку, – значит, пойдёт.

За ужином Саня сунул в карман кусище хлеба – для Чердыша. Спать лёг рано, ещё до гонга, чтобы утром пораньше проснуться.

Так он и проснулся. Но когда заглянул в спальню старших, увидел, что Васина койка уже застлана. И других ребят тоже.

Саня не огорчился. Ушли – и ладно. По крайней мере отговаривать никто не будет. А на льду он их разыщет. Чердыш поможет. Он надел пальто, нахлобучил шапку, проверил в кармане хлеб и, поёживаясь от холодка, выскользнул на пустынную утреннюю улицу.

– Чердыш, ко мне! – крикнул он.

Чердыш не заставил себя ждать, примчался откуда-то и сразу целоваться.

– Погоди, – сказал Саня, – на вон, ешь.

И бросил кусок хлеба. Пока Чердыш с чавканьем ел хлеб, Саня пристегнул к ошейнику поводок.

– Пошли искать Васю.

И они побежали, скатываясь с сугробов, мимо засветившихся уже кое-где окон домов. Чердыш был рад, что его взяли с собой, и даже повизгивал. А Саня и вовсе был рад: сейчас они с Чердышем догонят рыболовов.

На берегу, у самой крутизны, Саня остановился. Чердыш продолжал тянуть поводок. Высоко в небе плыли облака. Было светло и не светло. Луна сквозь облака то выглядывала, подмигивала ему: мол, ищи, Саня, ищи! – то начинала хмуриться.

Вблизи берега никого не было. Конечно, разве станут ловить возле самого посёлка? А куда пошли – в ту или в другую сторону? Саня в нерешительности потоптался. Ни стука пешен о лёд, ни голосов ребят слышно не было. А здесь, на льду, обычно далеко всё разносится.

Неожиданно вдали, еле заметные в сизой темноте, проглянулись фигурки. "Однако, куда решили идти, на самую глубинку!" – дивился Саня. И, обрадованный, что не опоздал и успел их увидеть, стал спускаться по снежным застругам.

Догонять рыболовов он не торопился. Знал: Вася тут же отправит его назад. А вот когда уйдут далеко, там уже не станет прогонять. Скажет: "Упрямый! Хочешь мёрзнуть – мёрзни".

"Ну и пусть упрямый, – думал Саня. – А ты не говори, что не возьмёшь с собой".

Он шёл быстро, скользя по гладкому снегу, потому что те, впереди, тоже шли быстро. Чердыш рвался вперёд, его всё время приходилось сдерживать. Несколько раз Саня оборачивался. Сначала посёлок на высоком берегу был хорошо виден. Потом дома скрылись в темноте, и видны стали лишь отдельные огоньки, а потом всё затерялось.

Тогда Саня стал бегом догонять брата.

"И чего они в такую даль идут? – думал он. – Ну, отошли от посёлка немного, и хватит".

Сугробов на льду не было. Бежать по волнистому, плотно прибитому ветром снегу было легко. Один из идущих впереди был высокий, с палкой в руке, но на Васю не похож. Другой – совсем маленький. А где же Вася? И почему их только двое? Ведь на рыбалку сговаривалось идти много ребят.

Саня побежал быстрее, потом закричал:

– Э-э-эй, подожди-и-те!

Но они не стали ждать, а тоже побежали.

– Подожди-и-те, это я-а, Са-а-ня-я!

"Ну чего они бегут? – думал он. – Ведь я всё равно не отстану".

И он припустил изо всех сил. Чердыш помогал, тянул за поводок, и бежать от этого было куда легче. Но расстояние всё равно не сокращалось, потому что те тоже припустили вовсю.

Неожиданно Саня споткнулся, поводок вырвался у него из руки, и Чердыш опрометью помчался вперёд. Скоро он их догнал. Тогда они остановились. Подбежав, Саня сразу понял свою ошибку. Девчонки! Большая – из Васиного класса, Тина, как он раньше её не узнал? А маленькая – "нулевишка" Уля.

– Вы чего бежали от нас? – недовольно сказал Саня. – Я же кричал вам.

– Мы собаки испугались, – сказала Тина. – А куда вы идёте?

– Брат Вася с ребятами рыбу пошёл добывать. Я вас увидел, подумал: это они.

– А мы с Улей гуляем. Пошли! – звонко сказала Тина Уле и замахала палкой, отмеряя шаги.

Так она шагала, посматривая по сторонам, а рядом шагала Уля. И не угадать бы Сане, как хорошо сейчас у девочек на душе от этого простора кругом, да они запели. Не ту песню, что кто-то когда-то сложил, а каждая свою, сейчас придуманную, – пели, как поют все, кто кочует по тундре: про всё, что видят. И у песни этой нет конца, ведь не видно конца тундры, и конца пути – тоже.

Вот он, наш Енисей!

Большой Енисей!

Широкий Енисей!

Конца-края не видно...

Громко пела Тина.

А Уля поправила на ходу сбившуюся шапку, взбежала на снежный "язык", съехала с него и запела свою:

И весь снег кругом спит,

И ветер где-то спит.

А мы идём,

По снегу, по застругам идём...

Саня даже присвистнул. Он никогда ещё не видел Улю такой. В интернате Уля всегда будто скрученный клубок из оленьей шерсти, тугой-тугой, а тут словно распушился этот клубок и скачет себе по насту, как весёлый заяц.

Саня поймал Чердыша за поводок и некоторое время шёл позади. "Гуляют! – недоверчиво думал он. – А сами всё уходят и уходят..."

И он спросил:

– А назад когда?

Тина не ответила. Продолжала размашисто шагать. А Уля, чуть отстав от Тины, вдруг сказала Сане затаённо и радостно:

– Мы назад не пойдём. Мы домой идём.

– Домо-ой? – поразился Саня. – На ту сторону Енисея? – Он даже остановился: – А я как же?..

У Сани на той стороне не было никого родных, и ему незачем было туда идти.

– Ты иди назад, – сказала Уля.

Саня оглянулся. Ни посёлка, ни крутого берега давно уже не было видно. Ох и заругает его Вася, когда узнает! Вася строго ему наказал: одному из посёлка не уходить.

Саня прислушался. Молчавший до того Енисей вдруг стал наполняться лёгким, еле уловимым шорохом. Шорох всё усиливался, становился явственнее. Стало мелко-мелко позванивать. Казалось, тысяча леммингов вдруг побежали по льду, топая своими копытцами и звеня крошечными колокольчиками, которые кто-то подвесил им на шею. Скоро Саня понял: это ветер, пока ещё слабый, погнал по льду ледяные снежинки. Вот тебе "и снег спит... и ветер спит..." – вспомнил Саня Улину песенку.

Чердыш заволновался, он то прижимался к Саниной ноге, мешая идти, то с силой тянул поводок.

– Иди назад! – крикнула, обернувшись к нему, Уля.

Она вскинула глаза вверх, на ярко горящую в небе Полярную звезду и, ничего не сказав, побежала догонять Тину.

Саня остановился, посмотрел ей вслед и повернул назад, к дому. Прошёл немного. Снова остановился. Опять стал слушать. Ветер усилился, и снежинки, которые только что позёмкой скользили по льду, теперь стали ударять в лицо.

"Однако, пурга будет, – подумал Саня, – вон и звёзд почти не видно". Тучи и правда уже наползали на небо. Стало неуютно. Он-то, Саня, пурги не боится. Он родился в пургу. Ему и мама про это говорила, а дедушка – даже много раз. Ткнёт Саню трубкой в грудь, скажет: "Вон какой стал! А был, однако... – Развернёт ладони: – Тут помещался". Потом раскурит трубку и начнёт рассказывать.