355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Точинов » Новая инквизиция » Текст книги (страница 6)
Новая инквизиция
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 06:24

Текст книги "Новая инквизиция"


Автор книги: Виктор Точинов


Соавторы: Александр Щеголев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Человеческие.

– Прибери, – коротко бросила колдунья.

Игнат кивнул. Дело привычное. Удалять с алтаря все следы и приводить комнату в порядок после сеанса – было его обязанностью. Жижа, случайно брызнувшая на пол, покрытый керамической плиткой, обильно смывалось дезраствором – вдоль стены тянулся желобок водостока, по которому все уходило в канализацию. Потом вновь расстилался старинный ковёр, освежители воздуха заглушали запах требухи и кадильницы – и комната принимала обычный вид.

Де Лануа вышла, на ходу сдирая перчатки – тонкая резина рвалась. Ворон цокал коготками следом, внутри квартиры он редко пользовался крыльями.

Она опять сидела в своём кабинете, в кресле, – вернувшись в ту же точку в прямом и переносном смысле.

Резерв из морозилки протух, гадание не дало результата. Свежий материал, полученный неделю назад, полностью использован ранее. Нужен новый. Поставщиком редкого товара для ведуньи был Марат. Она вычислила его давно, и припёрла к стене железными доказательствами, и предупредила, что её смерть станет его концом. Концом быстрым и кошмарным, пусть не надеется на мораторий смертной казни – никакой психушки, никакого пожизненного. Улики получит не милиция – но родители и кавалеры девушек, пропавших и найденных по частям. На этом музыкант сломался… Впрочем, Жозефина Генриховна не беспредельничала, не гоняла Марата по любой мелочной надобности на охоту, и щедро платила за поставляемый товар.

Новая партия была обещана – и не отдана. Сегодня, когда нужда заставила, Де Лануа решила поторопить поставщика… Марат на звонки в дверь не открывал, телефон был постоянно занят. Запил, загулял, неожиданно сорвался с места? Бывало с ним такое и раньше, но сегодня все казалось ведунье странным и тревожащим.

Она не привыкла поддаваться обстоятельствам, она найдёт управу на «серых» кавалеров Анны… Для начала – осторожно расспросит девчонку.

Звонок в дверь заставил Де Лануа вскочить с кресла, хотя обычно посетителей встречал Игнат, а колдунья при этом не покидала кабинета.

Золтан, напуганный её резким движением, захлопал крыльями. И каркнул в удаляющуюся спину хозяйки: – Gr-riselle en gr-risaille… [3]3
  Игра слов на французском. Griselle – шлюшка (арго), en grisaille – в сером, изображённая в серых тонах.


[Закрыть]

Глава десятая

Жилище погасшей рок-звезды напоминало теперь офис какой-нибудь подпольной фирмочки после весёлого визита налоговой полиции – передвигаться приходилось с трудом, лавируя между разбросанными по полу вещами.

Тайник с кассетами не обнаружился.

И это очень печально, думал я, сидя на широком столе маэстро и перебрасывая с ладони на ладонь светловолосую голову Доуэля. От неё уже изрядно пованивало.

Потом я аккуратно поставил голову рядом с письменным прибором, на манер папье-маше, – и ещё раз просмотрел вещи её покойного владельца. Повертел в руках загадочный ключик. Оч-чень интересный, однако… В форме трезубца – на крайних зубцах бородки хитрой формы, а средний – пластинка из ферромагнетика. И если на ней не записан некий код, то я ничего не понимаю ключах и скважинах.

В любом детективе этот ключ сыграл бы ключевую роль (каламбур!). Оказался бы от сейфа с чем-то весьма ценным, или от камеры хранения с чем-то весьма секретным, или…

Стоп. А с чего я взял, что это ключик Доуэля? Только потому, что лежал рядом с его многочисленными документами? Ведь если это собственность Фагота, то возможен интересный расклад.

Сейфы сейчас делают самые разные, порой весьма портативные. Можно смело отдать такой несгораемый мини-шкаф на сохранение, не опасаясь досужего любопытства. Если ключ действительно принадлежал усопшему музыканту и действительно открывал сейф с чем-то, весьма компрометирующим Фагота – то достаточно логично было держать сие хранилище не в квартире, а где-нибудь поблизости… Например, у этой самой шаманки Де Лануа. Легко. Их тайные шашни я вычислил давно, догадывался и о причинах – скорее всего, жадина-Фагот продавал какие-то ингредиенты для шарлатанских камланий, те, что в аптеке не купишь… Не выдавая источник происхождения, благо у маэстро знакомых море и достать он мог что угодно.

Предположим, что Доуэль и его коллеги подошли вплотную и к Фаготу, и к его ларчику. Колдунья почуяла запах жареного, запаниковала и…

Нет. Не сходится. Кто и зачем отравил Фагота? Полная неясность…

Тогда так. Ведунья была в курсе всего. А маэстро сыграл с ней ту же шутку при помощи скрытой камеры, что и со мной. И нагло отдал колдунье хранить компромат на неё саму, понадеявшись на крепость замка… Зря понадеявшись. Колдунья как-то вскрыла сейф – и отравила потенциального шантажиста. Медленно действующим ядом – прикончить Доуэля мой дружок успел. Все сходится, ни одного провала в логике…

Вот, сказал я Доуэлю, не стоит потрошить шкафы и секретеры, стоит чуть поработать головой, извини за намёк, братишка…

Доуэль ничего не ответил.

К квартире шарлатанки я прошёл кружным путём, через улицу – хотя два выхода из жилища Фагота вели и в тот, и в другой подъезд. Но если я все просчитал верно, то или она сама, или её жлоб-телохранитель вполне могут сейчас присматривать за дверью мёртвого Соседа…

Звонок в глубине квартиры сыграл что-то из классики, широкофокусный видеоглазок немигающе пялился на меня. Я скроил невинную и безмятежную физиономию – показать что-либо электронике пока не в моих силах. Пока…

– К кому? – пробубнил крохотный динамик.

– К Жозефине Генриховне, – честно сказал я.

Обитатели квартиры обменялись репликами, уверенные, что я не слышу их через двойную дверь.

«Кореш Фагота. Пустить придурка?» – это хамит свинья-охранник. Я собирался его лишь слегка оглушить, но он сам напрашивается на грубость.

«Тоже ищет дружка… Гони его на…!!!»

Да-а-а… А ведь казалась воспитанной женщиной.

– Извините, мадам Жозефина не принимает, – вежливо перевёл динамик истеричный визг старой ведьмы.

Я отошёл в сторону, выйдя из сектора обзора камеры.

Попробовал зацепить гадалку через дверь. Ничего не получилось… С охранником не стал и пытаться. На животных и растения мои способности не распространяются.

Ворваться силой? Я закрыл глаза, сосредоточился и ясно увидел всю конструкцию броневой двери… Похоже, установившие её работяги накололи заказчицу. Схалтурили… Не все же ей одной клиентов обманывать. Вон те штыри утоплены в стену неглубоко, и если… Нет, днём не стоит оставлять на виду рассроченную дверь, разговор может затянуться. А какой тут замок?.. Конструкцию его я представлял довольно ясно, но как должен выглядеть ключ…

Идиот! Я выскочил из подъезда и нырнул в соседний, кляня себя за непроходимую тупость. Ведь вчера я точно так же размышлял, как открыть одну дверцу, пытался представить внешний вид ключа…

Я остановился на ходу, не дойдя двух шагов до двери Фагота. За мной наблюдали – отлично чувствовался чей-то пристальный взгляд.

Через секунду я понял – чей.

Дверь распахнулась до того, как я поднёс палец к кнопке звонка.

Так и есть – давешняя дамочка, выносившая мусор, – теперь принаряженная, накрашенная, готовая к выходу. Значит, любишь смотреть в глазок, девочка? Ну и что интересного ты увидела?

Взять под контроль её куриные мозги труда не составило. Через десять минут я знал всё. Банальная история банальной шлюшки.

Зовут Наташа, муж в рейсе, сына сплавила бабке, передок свербит, собралась прогуляться по бульвару, снять кавалера, а тут мои шаги за дверью, интересный мужчина…

Ничего сногсшибательного я не услышал. Доуэля, правда, Наташа видела – позавчера, встретила возле дома, интересный мужчина, и она подумала… В общем, ясно, что и чем она подумала. Все бабы одним местом думают. А у этой – все мужчины интересные. Даже в какой подъезд зашёл, не посмотрела – бежала, спешила отпрыска пристроить…

Допрос закончен, больше из неё ничего не выжать. Загипнотизированная кукла смотрит на меня с немым обожанием (или это я смотрю на себя её глазами?). Но для простоты общения она видит меня мужчиной своих грёз. Таким, какого представляет, обнимая пахнущего перегаром мужа или торопливо, украдкой снятого хахаля.

Дыхание Наташи все чаще, содержимое лифчика бурно колышется. Недурственное, кстати, содержимое.

И я невольно вспоминаю, что все моя половая жизнь за последние двое суток ограничилась сексуальными домогательствами со стороны пухлогубого владельца «вольво», мир его праху…

Да и квартирка шлюшки – идеальный наблюдательный пункт, хватит пытать судьбу, торча в берлоге Фагота.

Но времени нет, жестокий цейтнот, до вечера надо успеть проверить идейку, мелькнувшую у меня на лестнице. Похоже, есть шанс выйти на коллег Доуэля. Вечером дел предстоит не меньше… И ночью есть чем заняться – визит к нашей хиромантке и её верному Личарде всего лишь отложен. Придётся совместить приятное с полезным. Не тратя слов, разрешаю Наташе приступить к делу. Она радостно бухается на колени, дёргает молнию на моих брюках… Я набираю на мобильнике номер Фикуса:

«Ну что, растение? Всех собрал?.. Ну, сам с теми двумя разбирайся, чтобы к вечеру были… Остальных бери – и приезжай… (называю дом и квартиру Наташи – она уже ритмично двигает головой, давясь слюной и счастьем) Будете приглядывать за дверью напротив. Вторая задача… помедленней, не части!!.. Это я не тебе… Короче, попасёте мочалку с верхнего этажа: года двадцать два – двадцать четыре, шатенка… Узнаешь, узнаешь, одна тут такая… Если выйдет из дома – сесть на хвост аккуратно. Задача: выйти на её хахаля и доложить – где они и что. И Масяне скажи, пусть причиндалы захватит, пригодятся… Глубже!!! Глубже, сука!!! Весь!!! Целиком!!! О-о-о-о… (Пауза) Заткнись, Фикус, листья пообрываю. Короче, приезжайте, хозяйка впустит, располагайтесь… Что? Пошляк ты, Фикус… Ладно, и туда впустит, попрошу… Только не затрахайте вусмерть, ещё понадобится… Все, до связи».

Я отпихиваю ногой потаскушку, коротко выдаю ей директивы. Неплохая бабёнка, в моем вкусе…

Вот и все, можно покинуть опостылевший дом со львами. Хотя нет, остался последний штрих…

– Люди и бляди! – вещает автоответчик голосом Фагота. – Крутизны мало, больше не качусь. Не тащусь и не дрочусь! Ы-ы-ы… Лечу на уик-другой за крутизной, вернусь добровольно и с песнями. С новыми!!! Всем, кто понял – гутен-абен. А ты, Томка, мне воще не звони – не хрен было на тусняке у Хрюна давать кому ни попадя… Пишите письма, факайте факсы. Пока!

Замечательно. Никто из многочисленных знакомых маэстро больше не припрётся, отчаявшись дозвониться и греша на поломку телефона (троих сегодня мне пришлось аккуратно завернуть). Все поверят, что рок-звезда закатилась в незапланированный творческий отпуск. Звезда у нас, как известно, с придурью – тем, собственно, и привлекает публику. Тем более – голос, дебильные шутки, весь строй речи – все фаготовское.

Хотя надиктовал запись я.

Ну а Томка, надеюсь, не обидится. Их любовь с Фаготом все равно кончилась… По крайней мере, мне случаи некрофилии с трупами мужского пола не известны.

Ну ладно, мёртвые друзья мои, я снова вас покину. Пишите письма…

Дела минувших дней – IV
Тенятники
(отрывки из введения к одноимённой монографии К.А. Ружича)

…Впервые термин «тенятник» (без объяснения, кто под ним понимается) появился в «Паремийнике» (1271 г.), и служил синонимом «Гада», упоминаемого в соответствующем месте канонических переводов Книги Исайи. В «Хождении Агапия в рай» и «Хождении Зосимы к Рахманам» (оба – XIV в.) говорится об адских муках для тенятников…

…В классическом труде В.П. Шейна [4]4
  Шейн П.В. Великоросс в своих песнях, обрядах, верованиях, легендах и т. п. Спб, 1900, Т1.


[Закрыть]
приводится разделение тенятников на два разряда по способу получения долголетия и сверхъестественных способностей. К первому разряду автор относит тенятников, непосредственно, своими руками, убивающих жертв, а также поедающих в ритуальных целях их мясо либо отдельные органы. Ко второму (высшему) разряду Шейн предлагает относить «лиц, способных поглощать эманации ужаса и боли, исходящие от гибнущих людей», причём убийство жертв может производиться как самим тенятником, так и кем-то иным…

…Классификация, данная А.Н. Соболевым, [5]5
  Соболев А.Н. Тёмные силы славянского язычества в наши дни. 1931,(неопубл.)


[Закрыть]
с небольшими поправками и дополнениями применяется в наши дни, поэтому имеет смысл привести её в современных терминах. Действующие тенятники, по Соболеву, подразделяются на:

1) Некрофагов, включающих, в свою очередь:

– миофагов;

– гемофагов (часто смешиваемых с классическими некровампирами);

– цереброфагов; пожирающих, соответственно, мышечную ткань, кровь и мозговое вещество мёртвых жертв;

2) Ритуальных убийц;

3) Биоцидных эмпатов…

…Свойства тенятников до последнего времени единой классификации не имели. Общими их качествами являлись: долголетие, превышающее среднюю продолжительность жизни человека на 100—250 %; повышенная устойчивость к инфекциям и ядам; почти мгновенная регенерация ранений и механических повреждений; повышенные способности к суггестии и телекинезу…

…Целью настоящей работы является доказательство генной природы и наследственного характера Т-мутаций, а также обоснование метода прионового теста крови (слюны) и деривато-прионового теста мочи (пота) активных, латентных и пребывающих в метафазе тенятников…

Глава одиннадцатая

Лесник ехал в Лицей. В Царскосельский. Обычный маршрут для гостей города муз.

Однако в этом лицее не постигал свет наук будущий поэт Пушкин, и будущий канцлер Горчаков не списывал контрольные у будущего декабриста Кюхельбекера, и будущий автор «Соловья» Дельвиг не спал на лекциях и не курил тайком в туалете. И Вигель, известный в будущем лишь знакомством с перечисленными личностями да противоестественными наклонностями, – тоже ничем здесь не отметился.

Потому что между словами «Царскосельский» и «лицей» на украшающей здание вывеске стояло ещё одно, третье слово: «политехнический». Хотя и маленькими буквами. А учащиеся называли свою альма матер попросту, на старый лад – «путяга». Но сейчас лицеистов не было – лето, ремонт.

Ушли кровельщики, ремонтировавшие крышу, ушли маляры, красившие потолки второго этажа, ушёл художник, расписывавший стены в столовой. Петраков запер за ними дверь. И остался один – на все здание. Он любил быть один.

Петраков, как обычно, собирался подняться в спортзал, раздеться догола, стать хозяином огромного полутёмного помещения, лечь на маты в центре и мысленно делить пространство на кубики… В этом был смысл его жизни. Теперь – лишь в этом. Делить… Петраков никогда не понимал одного: вот время – разделено на идеально-одинаковые часы, минуты, секунды… А все остальное сущее… Кривое, уродливое, безобразно шевелящееся… Красота и гармония – в одинаковости и порядке. Мир надо расчленять, делить на равные части, готовить детали для будущей прекрасной конструкции. Вечность представлялась ему навеки застывшим узором. Симметричным. Одинаковым. И он делил.

Визит к Вечности не состоялся.

Звонок лишил Петракова заслуженного одиночества.

Кто-то стоял перед главной дверью и требовательно давил на кнопку, кто-то желал войти. Петраков побрёл ко входу, слюнявя на ходу волосы – чтоб вихор не топорщился. Открывать и закрывать входную дверь – была его служба. Петраков работал сторожем.

Он всегда был сторожем – и до того, как умер отец, и после, уже познав великое таинство жизни. Он хорошо помнил все школы, ПТУ и дома пионеров, которые сторожил. Учился ли он сам в школе – такой мелочи Петраков не помнил.

На крыльце стоял человек – сухо-казённое лицо, в руке полуоткрытая книжечка удостоверения. Петраков молча загородил проход, он теперь побаивался людей с казёнными лицами. И с удостоверениями.

– Пожарная инспекция, – сказал человек. – Плановая проверка состо…

Пришелец осёкся. Лицо стало другим. Появившееся на нем выражение хищного азарта испугало Петракова – сторож шагнул назад.

Незнакомец скользнул внутрь, закрыл дверь. Сказал с неприятной улыбкой:

– Ну здравствуй, Алябьев…

Удостоверения в руке уже не было. В руке был нож.

Сторож почти не изменился по сравнению с фотографиями десятилетней давности. Но Лесник узнавал его непозволительно долго – секунд пять, не меньше.

Могло это закончиться плохо – его визави, несмотря на внешнюю хилость, ножом владел на удивление быстро и ловко. Так, по крайней мере, утверждали материалы уголовного дела.

Нашумевшего дела Алябьева.

Дела о людоедстве.

Все началось одиннадцать лет назад. Жил-был мужичок в Московском районе города-героя Ленинграда – тихий, мирный, незаметный. И бесследно пропадали в этом же районе люди. Случается, дело житейское. По «наколке» соседей к мужичку пришли с обыском… впрочем, подробности сыска в данном деле не интересны. Три холодильника в его квартире были забиты стеклянными баночками с мясом.

Консервы, изготовленные кустарным способом, дали ответ, что сталось с пропавшими людьми.

Причём на каждой полке холодильников стояло одинаковое число банок, расставленных в одном и том же строгом порядке. Более того, в каждой банке – равное число кусочков мяса. Ровненьких, кубических, одинаковых. На полу – геометрические узоры из пустых банок, в специальном кондуите – непонятные подсчёты…

Северо-Западный филиал Конторы тут же сделал стойку – все напоминало неизвестный и непонятный ритуал. Оказалось – нет, случай чисто криминальный.

Времена были трудные: еда – по талонам, вся жизнь – по талонам. Запуганный психопатом-отцом, психопат-сын панически боялся голода, и когда родитель умер, завещав себя съесть, великовозрастное чадо исполнило его волю. И затем пошло на улицы города – заготавливать мясо.

Однако не страх голодной смерти гнал сироту на охоту; главным мотивом было иное: возникшая внезапно страсть. Делить целое на части, а потом части делить на новые части, дробить целое до логического конца, до атомов – вот великий смысл, великое таинство жизни. Такими атомами и стали стеклянные баночки-консервы. Странно, но детей он не трогал, этот гений арифметики…

Под расстрел Петраков не попал – экспертиза признала невменяемым. Что было с ним дальше, Лесник не знал – в архиве Конторы дело числилось закрытым. Лечили, надо Думать… Вылечили? Сбежал? Живёт под другой фамилией? А работает под псевдонимом Мозговед?

Лесник не стал теоретизировать на эту тему. Выдернул зазубренный Дыев нож из укрытых в рукаве ножен.

И сказал, чувствуя, как тело входит в боевой ритм, как закипает кровь азартом схватки:

– Ну здравствуй, Алябьев…

– Меня зовут Петраков, – сказал сторож без всякого выражения. Ему не было страшно. Страх, ненависть и другие сильные эмоции остались где-то далеко, в другой жизни.

– За старое взялся, Алябьев? – сказал человек, поигрывая ножом и. двигаясь вокруг Петракова полукругом, по траектории маятника, точкой крепления которой был сторож. Все движения пришельца подчинялись какому-то странному ритму, завораживающему и сбивающему с толку.

Сторож не стал повторять, как его зовут. Он смотрел на нож. В те времена, когда Петраков и вправду был Алябьевым, он любил пользоваться ножами, по большей части обычными, кухонными. Иногда – топориками, пилами…

Но такого инструмента – никогда не видел. Клинок напоминал пилу с непропорционально большими зубьями – всего с тремя. Другая сторона лезвия была гладкая и остро заточенная. Рукоять, насколько смог разглядеть Петраков – самая простая, из потемневшего дерева.

Петраков не боялся ножа. Но форма зазубрин клинка вызывала вялое любопытство – ведь если его воткнуть в… неважно куда, то выдернуть будет трудно, почти невозможно.

Человек взмахнул ножом. Петраков сжался, закрылся руками. Это был не страх – рефлекс, вбитый в подкорку.

– Руки за голову! Лицом к стене! – резко скомандовал человек.

Петраков выполнил – автоматически, не задумываясь. Острие упёрлось ему между рёбер, покалывая сквозь рубашку. Чужая рука уверенно ощупывала одежду.

Петраков вздрогнул. Он боялся щекотки.

Лицедействовать и подсовывать замаскированные тестеры не пришлось, не тот случай. Лесник провёл СР-тест по полной программе: слюна, пот, кровь.

Ничего.

Результат чётко и однозначно отрицательный.

Лесник задумчиво посмотрел на Петракова – глаза пустые, стоит по стойке смирно посередине своей каморки.

Казённая, при лицее, квартирка сторожа не блистала убранством: короткая тахта, две табуретки, – вот и вся обстановка.

Ростом Петраков не удался – детских размеров ложе его вполне устраивало. Ещё была электрическая плитка и скромная кухонная утварь. На сковороде недоеденное овощное рагу. Продукты лежали на полу: кочан капусты, пакеты с картошкой и морковкой, растительное масло, хлеб, кефир… Гость поинтересовался:

– Где у тебя холодильник, Алябьев?

– Меня зовут Петраков.

– Допустим. Могу хоть Соловьём звать, если откликнешься.

«Соловей» – такую кличку сторож получил в тюрьме и спецпсихушке. Из-за фамилии, надо полагать. Хотя что-то птичье в нем и без того было. Только не соловья он напоминал, скорее воробья.

– Где ты хранишь мясо! – терпеливо спросил Лесник. Хозяин каморки обиженно нахохлился.

– Я не ем мяса.

– С каких пор?

– Меня вылечили, – Петраков непроизвольно содрогнулся: вспомнил что-то.

Лечили, лечили и вылечили… Может, и так. Лечили – это точно. Лесник понял это ещё у дверей. Психотерапии здесь не было в помине. Скорее – психохирургия. Психовивисекция… Однако некоторые вещи из Петракова-Алябьява выбили – в прямом смысле слова. Реакцию на замах продемонстрировал вполне характерную.

Но стоило проверить все. До конца.

– Холодильник-то твой где? – напомнил Лесник.

– Нету.

– А дома есть?

– Дом здесь.

– Я про другой. Про дом, о котором никто не знает. Он ведь с холодильником?

Петраков сел и а табурет, обнял себя руками, словно ему вдруг стало зябко, и с минуту молча сидел, раскачиваясь. Слово «холодильник» вызывало в нем полузабытую гордость и – одновременно – вихрь страшных картинок: ремни, которыми его удерживают на операционном столе, ослепительную боль, возникающую сразу после укола, неистребимый вкус плесени во рту – весь следующий день…

– Я не ем мяса, – наконец сказал он. Монотонным, ничего не выражающим голосом. Лесник выглянул в окно.

– Это цокольный этаж? А подвал есть?

– Не подвал, а технический этаж.

– Показывай…

На краткую экскурсию в подвал Лесник отправился скорее по инерции, чем по необходимости. В подвале, конечно, прохладно – по сравнению с июньской жарой, – но не настолько, чтоб хранить там самопальную тушёнку. И вообще, едва ли бывший серийный маньяк, пусть он и клинический дурак, осмелится прятать свои трофеи в таком ненадёжном месте. Была надежда обнаружить характерные предметы, сопутствующие былому увлечению Алябьева: инструменты или запас пустых баночек… нет, ничего такого не нашлось.

Они поднялись обратно.

– Говоришь, ты теперь вегетарианец? Отрадная метаморфоза…

Ответа не было. Петраков не знал слов «вегетарианец» и «метаморфоза», но сообразил, что скоро его оставят в покое. Так и случилось. Лесник ещё раз посмотрел вокруг, пожал плечами и ушёл.

Когда неприятный гость наконец удалился, сторож доел холодные овощи и пошёл в спортзал – командовать вечностью.

Сев в машину, Лесник не торопился уехать. Задумался, снова рассматривая тест-полоски, упакованные в прозрачные пакетики (дабы приложить к будущему отчёту). Вроде все сделано правильно, и результат однозначен, но смутное недовольство оставалось.

Статистика – вот что тревожило Лесника. Банальная наука статистика.

Каннибализм в развитых социумах – явление редкое, можно сказать уникальное. (Если, конечно, исключить времена катаклизмов, сопровождаемых лютым голодом.) Но сейчас войны, блокады и коллективизации не наблюдается. Вероятность пересечения в одной точке пространства-времени двух каннибалов выражается длинной цепочкой нулей после запятой и сиротливой единичкой в конце.

Однако – пересеклись. Активно действующий Мозговед и исцелённый Соловей. Исцелённый…

Людоед, перейдя на картофель, исхудал от нехватки жиров, и его заострившийся профиль агрессивен стал и суров… – вспомнил Лесник удивительно уместный стишок.

То, что Петраков не активный тенятник – это факт. И уж, конечно, не Мозговед. Даже если предположить, что обиженная жизнью пташка возобновила свои кулинарно-арифметические опыты, – сочные куски мяса никогда бы не были выброшены на помойку. Кроме того, свои жертвы импотент-Алябьев не насиловал. Получается, он стал Петраковым отнюдь не понарошку. Соловью скрутили шею: десять лет дурдома не прошли даром.

Но с какой стати это существо выпустили на волю? И позволили работать рядом с детьми? Что за трудотерапия такая? Единственное, что не вызывает вопросов – это новая фамилия. Документы Лесник проверил в первую очередь и самым придирчивым образом – никакой липы. Сторож действительно был Петраковым.

Из больницы вышел манекен, полностью выжженный изнутри; оболочка, видимость. Но – с новой биографией. У нас, как это ни смешно, предусмотрена защита освободившихся монстров – вроде программы защиты свидетелей в Америке, – так Алябьева и сменил Петраков. Наверное, простая фамилия «Петров» показалась кому-то слишком банальной.

Ладно. Время потеряно зря, но очередной пункт из списка вычеркнут.

Самое поганое в том, что с каждым отработанным фигурантом росла уверенность: весь список – пустышка. Все эти любители погреть руки на пламени чёрного цвета серьёзной опасности не представляют, равно как и вылеченный любитель человечины… И Крокодила никто из опереточных персонажей подловить ни на чем не мог. Все известные факты вели к выводу, простому и гнусному: Крокодил стал Иудой. Исчез добровольно и для отвода глаз взломал собственную машину.

Только вот Лесник не любил, чтобы его вели – люди ли, факты ли, неважно…

Пиликанье мобильника прервало невесёлые раздумья. Звонил майор Канюченко. У него наконец появилась информация об автомобильных ворах и скупщиках украденного ими.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю