Текст книги "Приговор Бешеного"
Автор книги: Виктор Доценко
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
IV. Похищение ребенка
Благополучно получив от Вазгена дипломат со ста тысячами долларов, Умар тут же вернулся к своим соратникам, собранным по тревоге. Это были самые отъявленные головорезы, с первых дней войны состоявшие в отряде под командованием Умара, а когда Мушмакаев забрал его к себе личным порученцем, они влились в отряд Харона Таштамирова и у того научились возбуждаться, ловить настоящий кайф при виде человеческой крови, особенно если сами ее же и пускали.
Узнав о гибели своего командира Харона, они, то ли с горя, то ли с радости, отправились в Дагестан, где прошлись по нескольким селениям, убивая, грабя и насилуя. Их мобильная группа состояла из восьми человек, вооруженных до зубов, и имела обкатанный сценарий нападения: неожиданно ворвавшись в какое-нибудь селение, посеяв там настоящий ужас, они убивали мужчин, насиловали молодых девушек, а после исчезали в родные места, не оставляя в живых ни одного свидетеля.
Откликнувшись на призыв бывшего командира, они в одночасье собрались на встречу с ним.
– Привет, мужики! – радушно воскликнул Умар, когда они вошли в дом его родственника.
– Здравствуй, командир, – вразнобой ответили они, с некоторым напряжением ожидая, что им придется услышать.
– Как жизнь боевая?
– С тех пор как мы потеряли Харона, никакой стабильности, – ответил парень лет тридцати, который в свое время был любимчиком Умара. Все его лицо и руки были покрыты шрамами, которыми он гордился. Эти шрамы он приобрел во время войны с «российскими оккупантами», от взрыва гранаты.
– Что, Баша, уже успел соскучиться по нашему вампиру? – с усмешкой спросил Умар.
– Ты прав, ушей неверных Таштамиров много настриг для своей коллекции, но с ним, представь, было как-то поспокойнее…
– Во всяком случае, мы всегда знали, что у нас завтра, а что – послезавтра, – добавил мужик лет пятидесяти. У него была тщательно ухоженная черная борода с небольшой прядью седых волос по центру подбородка.
– А что тебе, Масуд-Али, мешает? Я имею в виду, знать, что завтра, а что послезавтра?
– До встречи с тобой многое, но сейчас есть, кажется, надежда, что все пойдет по-старому. – В его глазах действительно промелькнула надежда. – Или я ошибаюсь, и ты нас позвал только потому, что соскучился по нам?
– Тебя не проведешь, старый ты лис, – усмехнулся Умар, – но сначала идемте за стол, чтобы не разговаривать натощак. – Он распахнул дверь в гостиную, и его соратники ахнули от неожиданности: перед их взором открылся роскошно накрытый стол, который просто ложился от изобилия разнообразной самой дорогой и изысканной закуски и многочисленных бутылок с алкоголем.
– Ты, никак, что-то праздновать собрался, а мы без подарка, предупредил бы, – жадно взирая на это изобилие, виновато произнес его любимец Баша.
– Ты угадал наполовину: действительно собрался праздновать, – сообщил Умар, – но не личное, а наше с вами общее. На нашего командира было совершено новое покушение, но он, к счастью, и на этот раз остался жив.
– Отличная новость! – обрадованно воскликнул Масуд-Али, остальные одобрительно загалдели, а он добавил: – А то разные слухи поползли…
– Да, Мушмакаев остался жив, но слухи действительно бродят, и все потому, что командир исчез в неизвестном направлении. А чтобы опровергнуть эти слухи, нам нужно отыскать нашего командира. – Он осмотрел их лица и особого выражения восторга не обнаружил. – Что притихли? Не нравится? – помрачнел Умар. – Я, можно сказать, о них забочусь, как о родных сыновьях, выгодную работу им нашел, а они нос воротят.
– Выгодную работу? – скептически повторил Масуд-Али.
– А разве есть сомнения? – Умар подошел к шкафу, достал оттуда «дипломат», раскрыл его. – Это наш аванс – семьдесят пять тысяч зелененьких! – Двадцать пять тысяч он уже взял себе, уверенный в том, что имеет на это полное право.
– Только аванс? – присвистнул Ваша. – Сколько же тогда получим, если выполним задание?
– Гораздо больше получим, когда отыщем Мушмакаева. Как вам нравится такая работа?
Баша внимательно оглядел своих соратников и ответил от имени всех:
– Чего тут рассусоливать? Такие бабки нашими набегами не насобираешь. Мы – с тобой!
– Только без нас, – виновато возразили два родных брата, погодки: одному двадцать четыре, другому – двадцать пять лет. – К сожалению, мы не можем надолго покидать своих баб, – начал пояснять тот, что постарше. – Они обе вот-вот родят, а этот рейд может затянуться надолго… Так что… извини нас, Умар.
– О чем вы, парни? Или мы не хлебали из одного котелка? – Умар похлопал их по плечу, потом взял пачку долларов и протянул старшему брату. – Я думаю, никто не будет возражать, если мы выделим вам пять тысяч баксов на рождение вашего потомства? – Он оглядел всех, но те промолчали, и Умар удовлетворенно заметил: – Я так и думал.
– Вот спасибо, командир! Верь, мы отработаем свое!
– Верю, – кивнул тот, – пошли за стол…
Пропраздновав далеко за полночь, они спали часов до двенадцати да и встали только тогда, когда Умар каждого растолкал едва ли не кулаками. Оседлав две «Нивы», одну синего цвета, другую, как говорил Умар, цвета знамени воинов Аллаха – зеленого, в которую он и сел сам с тремя боевиками, двинулись по тому маршруту, которым уехала и группа Савелия.
Накануне Умар позвонил в несколько мест и выяснил, что по крайней мере в двух местах видели «уазик», в котором везли раненого Мушмакаева. Лично переговорив с очевидцами и представив приблизительный маршрут движения машины с раненым командиром, он обратил внимание, что только ненормальный водитель или водитель, который совершенно не знает местности, может таким путем пытаться добраться до больницы города Аргун. А когда машина вообще стала удаляться от места назначения, Умар понял, что это не незнание местности или безумие, а целенаправленное движение к границе с Азербайджаном.
Оставляя надежду на то, что все это происходит по приказу Мушмакаева, он скрыл ото всех свои выводы и, дав наскоро своим людям перекусить и опохмелиться, приказал сесть в машины, и они двинулись полным ходом в направлении того селения, где в последний раз видели таинственный «уазик».
По прямой ехать было гораздо быстрее, чем группе Савелия, двигавшейся в силу необходимости странными зигзагами, и, останавливаясь лишь однажды для заправки, они к утру сумели достичь того самого поста. К их счастью, оказалось, что дежурит та же самая смена, что дежурила и пять дней назад. Когда Умар представился и объяснил цель их поисков, старший группы, дотошный парень лет тридцати пяти, очень подробно рассказал о той встрече, решив поделиться даже своими сомнениями.
– И что тебя насторожило? – спросил Умар.
– Не то чтобы насторожило… – замялся тот, – но сомнения кое-какие посеяло.
– И что же конкретно?
– Понимаешь… как бы тебе сказать… И пароль вроде правильно назвали, и довольно сильно сокрушались, когда выяснили, что едут не той дорогой, даже едва не подрались между собой, и мне даже успокаивать их пришлось. – Сейчас, пытаясь объяснить свои сомнения, парень вдруг понял, что ничего путного сказать не может, и замолчал.
– Что ж ты замолчал? – нахмурился Умар.
– Собственно, не знаю, что и говорить…
– Что значит, не знаешь? Что-то же тебя насторожило? – продолжал приставать Умар.
– Насторожило, – твердо подтвердил тот.
– Но что?
– А черт его знает! Как я могу передать свои ощущения на словах? – Он сделал паузу, наморщив лоб, потом вдруг спросил: – Вот ты был когда-нибудь в театре?
– Ну, был! И что?
– Вроде бы и пьеса очень хорошая, и актеры классно играют, и ты иногда даже забываешь, что это действие не взаправду, а потом очнешься и стукаешь себя по лбу: это же театр, все понарошку! Понятно говорю?
– Хочешь сказать, что когда они уехали, то ты почувствовал, что перед тобой играли, так, что ли? – Умар все больше начинал убеждаться, что его командир попал в беду.
– Вот именно, – обрадовался тот, – играли. Вроде бы во все веришь, а когда они уехали, то осталось впечатление, что тебя провели, как мальчишку.
– В каком направлении они поехали?
– В том, которое я им и указал. – Он виновато замолк.
– Говори все, – строго потребовал Умар.
– Это может остаться между нами? – Парень понизил голос.
– Обещаю.
– Вернуться-то они вернулись, но я, как мне тогда казалось, любопытства ради, проследил за ними в бинокль…
– И что? – нетерпеливо спросил Умар, уже почувствовав, что и сам знает ответ.
– Вон, видишь тот пригорок? – указал рукой старший поста.
– Ну…
– Когда они доехали до него, я уже хотел прекратить слежку и даже стал смотреть в другую сторону и там-то…
– Увидел их машину? – полувопросительно договорил Умар за парня.
– Точно! Я даже глазам своим не поверил, подумал, не галлюцинация ли это от усталости: к тому времени мы почти сутки уже дежурили, присмотрелся – они! Помнится, я тогда еще подумал, что Мушмакаев напрасно держит такого водителя.
– А ты, случайно, не знаешь, кто дежурил в тот день в направлении, куда уехал «уазик»? – неожиданно поинтересовался Умар.
– Как не знать? Там мой приятель дежурил в тот день, Руслан его зовут. Мы с ним сдружились сразу же, как он только из Москвы приехал.
– Он что, русский?
– Нет, чеченец. Только долго в Москве прожил, с родителями. А потом, узнав, что творится на родине, бросил родителей и встал в наши ряды. – О своем друге он рассказывал с такой гордостью, словно давал характеристику на представление его к ордену.
– А ты не можешь связать нас с ним? – спросил Умар и достал из кармана трубку сотового телефона.
– В том-то и дело, что не могу. – Парень явно переживал свою оплошность.
– Хочешь сказать, что он тоже пропал? – тут же предположил Умар.
– Откуда ты знаешь?
– Что я знаю?
– Что пропал не только он, но и весь наряд: пять или шесть человек, точно не помню.
– А когда это случилось?
– Как раз в тот самый вечер… – начал парень и вдруг воскликнул:
– В тот вечер, когда и проезжала эта машина с Мушмакаевым! – Он вдруг присвистнул. – Ты хочешь сказать, что это связано между собой?
– Не исключено, – кивнул Умар и тут же добавил: – Но об этом никому ни слова! Понял?
– Еще как понял!
Вернувшись к своим соратникам, Умар сказал:
– Парни, все несколько усложняется.
– О чем ты, командир? – спросил Ваша.
– Судя по всему, нашего командира успели вывезти из Чечни, – недовольно ответил Умар.
– И куда же? Неужели в Азербайджан? – осторожно предположил Масуд-Али.
– Можешь радоваться: я отлично помню, что там у тебя живет родной брат.
– Знаешь, сколько лет мы с ним не виделись?! – обиженно воскликнул тот.
– Вот и увидишься… – Умар взглянул на часы, – … через несколько часов, на, звони ему.
– Ты не шутишь?
– Какие могут быть шутки? Звони и говори, чтобы встречал, возможно, понадобится его помощь. Насколько я помню, он вроде бы на таможне работает?
– У тебя отличная память, командир, – польстил Масуд-Али, затем взял телефонную трубку и стал набирать номер…
Пока чеченская группа, возглавляемая хитрым Умаром, вышла на след группы Говоркова, в Москве бурную деятельность развил Краснодарский. Имея довольно большой авторитет в криминальных кругах бывшего Советского Союза, он бросил клич по своим знакомым, описав довольно детальный портрет Савелия и дав понять, что любое сообщение о его возможном местонахождении будет щедро оплачено. Не прошло и суток, как он начал получать сообщения – сначала из Чечни, но в них не было ничего существенного, кроме одной детали, которая сразу насторожила Краснодарского.
В сообщении указывалось, что в последний раз машину с Мушмакаевым видели недалеко от границы с Азербайджаном. Прочитав это сообщение. Краснодарский сразу почувствовал, как внутри него натянулись все струны охотничьего азарта. Он – как хорошая ищейка, что почувствовала дичь, сделала стойку и повела по сторонам своим чувствительным носом, пытаясь определить по запаху, в какую сторону броситься, чтобы продолжить преследование этой дичи.
Еще большая ясность появилась после второго сообщения, пришедшего на его факс, которое гласило: «По предварительным выводам объект, подходящий под описание, был замечен в небольшом городке, который является последним крупным населенным пунктом перед границей с Турцией. Не успевая связаться с вами, мы решили попытаться задержать их машину, в которой находились четверо активных мужчин и один то ли раненый, то ли больной, однако наши попытки ни к чему не привели. Ранены двое наших ребят. Преследование не удалось: незадолго до границы мы их потеряли. Судя по всему, у них был проводник, отлично знакомый со всеми нелегальными тропами… «
Дальнейший текст, в отличие от предыдущего, напечатанного на машинке, был дописан от руки:
«Ты извини, Сема, что не только не смог оказать реальную помощь, но и, скорее всего, насторожил твою дичь. Если могу что-то исправить, то цинкани, и я подключусь.
С приветом! Твой братан Вазо».
С Вазо они познакомились очень давно: лет пятнадцать назад, когда Краснодарский впервые окунулся за колючую проволоку. На этой командировке усиленного режима был сплошной беспредел, и это не нравилось ни ментам, ни деловым людям. Получилось так, что они с Вазо пришли на эту командировку почти одновременно, но впервые общнулись через пару месяцев, загремев в ШИЗО почти что по одинаковой причине: и тот, и другой решили кулаками наставить на путь истинный беспредельщиков: Краснодарский, тогда еще просто Сема, сломал челюсть одному скорому на язык торгашу из Тбилиси, а Вазо, тогда еще просто Зураб Квинихидзе, поставил на место зарвавшегося вольного мастера.
Оказавшись в одной камере, они быстро сблизились и все пятнадцать дней разрабатывали план, благодаря которому довольно скоро добились не только более-менее нормального порядка в зоне, но и уважения коллег по несчастью. Освободившись на полгода раньше Зураба. Краснодарский приехал к нему в гости. За эти полгода Зураб достиг определенных успехов и смог не только достойно встретить приятеля, но даже и ссудить его на первое время внушительным капиталом, с помощью которого Семен довольно быстро освоил Краснодар, раскрутился по-нормальному и вернул долг, но и солидно встал на ноги, заслужив, как бы в награду, прозвище Краснодарский.
Почувствовав, что Краснодар для него стал пройденным этапом, он перебрался в Москву, в которой у него к тому времени появились нужные знакомства, давшие ему возможность зацепиться в столице. Краснодарский обладал одним ценным качеством, которого недостает многим людям: он умел сглаживать острые углы и старался ни с кем не обострять отношений, но если не видел другого выхода, то шел, как хирург, на решительные меры по удалению злокачественной опухоли.
В свое время Дудаев действительно прикрыл его задницу, когда конкуренты внаглую подставили Краснодарского и менты объявили на него охоту. С Дудаевым их познакомил именно Вазо. В то время Дудаев толькотолько начинал свой подъем к вершине руководства Чечней, и Краснодарский, словно интуитивно почувствовав, что Дудаев может оказаться полезным ему в будущем, помог тому на выборах не только финансами, но и в полном смысле слова физически. А долг платежом красен.
Когда над Краснодарским нависла угроза ареста, Дудаев сначала взял его к себе в охрану, а потом, используя свои московские связи, и вообще добился закрытия уголовного дела. Когда Дудаев объявил ему об этом и спросил, чего бы ему сейчас хотелось больше всего на свете, Семен вдруг заявил, что скучает по Москве, хотя всегда ощущал себя рядом с ним в полном «комфорте и удовольствии», а за спасение своей задницы считает себя должником и по первой же просьбе Дудаева сделает все, что тот попросит.
Несколько минут Дудаев молча смотрел в глаза своему любимцу, недовольный его неожиданными словами, потом подумал, что льстецов полно на каждом шагу, а честных друзей раз-два и обчелся. Лучше вдалеке иметь друга, чем вблизи иметь льстеца, которому нельзя доверять. Обняв Краснодарского, Джохар крепко прижал его к себе, дружески похлопал по спине и с чувством заверил:
– Я сблизился с тобой, и ты мне действительно дорог. Помни: если что, то здесь тебя всегда ждет кусок хлеба и ночлег.
– Спасибо, дорогой Джо! – Казалось, что он сейчас прослезится, но это только казалось: Семен Краснодарский отлично умел сдерживать свои чувства.
– Только не Джо, – усмехнулся Дудаев, – не люблю аналогий.
– А чем тебе не нравится Сталин?
– Тем, что его до сих пор многие люди проклинают и будут проклинать еще не одно поколение!
– О памяти людской заботишься? Не рано ли?
– Это почти всегда бывает поздно и никогда рано, – глубокомысленно, с некоторой грустью проговорил Дудаев…
Что ж, нужно отдать должное господину Дудаеву за столь мудрый вывод. В чем кроется мудрость? А в том, что действительно человек, если он настоящий и по-настоящему хочет оставить хорошую память о себе, должен едва ли не с самого детства заботиться об этом. Есть даже такое выражение, принадлежащее одному классику: «Первую половину жизни человек работает на свое имя, а вторую половину жизни имя работает на него». Автору кажется, что это очень мудрое суждение, помнить которое должен всякий здравомыслящий.
Когда в различных средствах массовой информации сообщили о гибели Джохара Дудаева, Краснодарский не поверил и тут же стал звонить по многим телефонам, пытаясь узнать истину. Его попытки не увенчались успехом, хотя разговаривал он и с теми, кто отлично знал их с Дудаевым отношения. Прошло несколько месяцев, и он уже начал сомневаться в своей правоте, но однажды, среди ночи, раздался звонок, и он услышал знакомый голос.
– Не ожидал? – с довольной усмешкой спросил Дудаев.
– Честно говоря, нет, – признался Краснодарский, – хотя и не поверил ни одному слову ни в газетах, ни на телевидении!
– Я был уверен, что ты все правильно поймешь, – заметил Джохар. – Звонить раньше не мог: нужно было дождаться, когда все успокоится вокруг моей персоны.
– Я могу быть чем-то полезным?
– Нет, у меня все в полном ажуре, просто захотелось услышать голос человека, которому Я верю, – многозначительно произнес Дудаев.
– Рад это слышать. Ты в пределах досягаемости?
– Не совсем… однако, кто знает… – Он усмехнулся. – Через пару дней с тобой свяжется мой человек, который передаст от меня привет, можешь ему доверять, как мне.
– Ему нужна будет моя помощь?
– Нет, просто он передаст тебе мои координаты, которые ты должен запомнить, не записывая, – сказал Дудаев.
– Понял, очень рад тебя слышать, приятель!
– Я тоже. Как у тебя дела?
– У меня все отлично!
– Ну и хорошо, так и держи! Удачи тебе!
– Спасибо, тебе тоже…
Как ни странно, но этот звонок был для Краснодарского не только приятным, но и настораживающим. Столько времени не звонил и вот, на тебе… Скорее всего, за этим звонком что-то стоит, просто он не мог все рассказать по телефону. Скорее всего, ясность внесет его посланец. Интересно, какого рода помощь понадобилась его чеченскому приятелю? Для него он сделает все, что угодно, кроме одного… Оставалось надеяться, что он не обратится с просьбой убрать Президента России.
Дни до встречи с посланцем Дудаева он провел в некоторой тревоге, но когда наконец встретился с ним, то с облегчением узнал, что его опасения были совершенно беспочвенны: посланец, симпатичный стройный брюнет лет двадцати восьми, передав привет от Дудаева, бросив быстрый взгляд по сторонам, наклонился к уху Краснодарского и дважды быстро прошептал номер телефона.
– Запомнил? – спросил он.
– Запомнил, – кивнул Семен.
– Отлично! В таком случае пока. – Он протянул ему руку.
– Стоп! И это все, что ты должен был мне передать? – удивленно спросил Краснодарский.
– Все. – Парень пожал плечами.
– Хоть имя свое назови.
– Извини, здесь я не прав. Мироном меня зовут. – Он крепко пожал руку собеседнику и протянул ему свою визитку, на которой Семен прочитал вслух:
– Помощник президента по связям с общественностью… Какого президента? – нахмурился он.
– Как какого? Конечно же. Президента Чечни! – Он впервые улыбнулся. – Звоните, если что.
– Надолго в Москве?
– Завтра улетаю назад, а что?
– Думал, посидим где-нибудь, девочек пощекочем…
– В другой раз; я довольно часто бываю здесь: тричетыре раза в месяц точно.
– В таком случае еще более рад знакомству.
– Мне тоже очень приятно. До встречи.
С этим парнем они встречались довольно часто, пока Краснодарский не узнал, что Мирон погиб: в его машину попал случайный осколок, и смерть была мгновенной…
Встрече с банкиром Велиховым, от которого он получил «привет» от Дудаева, Краснодарский был очень рад: над ним висел долг, который он давно хотел оплатить. Услышав о Бешеном, он с удвоенной энергией подключился к этому делу. И когда пришла информация о том, что племянника Дудаева вывезли в Турцию, он сразу же послал свою группу по следу.
Пока над головой Савелия только начали сгущаться облака, над его приятелем, Олегом Вишневецким, уже нависли грозовые тучи. Когда провалилась попытка связать Олега со взрывом на Котляковском кладбище, его врага организовали группу, которая вплотную занялась поисками любых уязвимых мест в его окружении. То есть началась настоящая охота, с привлечением профессиональных «охотников».
Вишневецкий не был ангелом, и, конечно же, рано или поздно, команда недругов наковыряла бы что-нибудь против него или его близких сотрудников. Как говорил Иисус Христос: пусть бросит в меня камень тот, кто безгрешен! И, как помнит уважаемый Читатель, не нашлось ни одного человека, который решился бы бросить этот камень…
Однако давайте вернемся к нашим героям. Недруги Олега Вишневецкого не только имели зуб на него за то, что он не позволял им бесчинствовать на государственных постах, они никак не могли пережить, что такой лакомый кусок, как Ассоциация «Герат», находится вне сферы их влияния. Гератовцев никак нельзя было прижать: они не имели, как Фонд ветеранов – афганцев», налоговых и таможенных льгот, они никак не зависели от чиновничьего произвола, вовремя платили налоги. И в то же время работали с таким успехом, что все больше и больше разрастались, открывали филиалы не только на территории бывшего Советского Союза, на и в дальнем зарубежье. Как говорится, близок локоток, да не укусишь.
К середине лета, когда все вроде бы разлетаются на отдых, чиновник, наиболее ненавидящий Олега, остался возглавлять отдел, контролирующий работу частных фирм, проводив на Кипр своего начальника, который мешал ему действовать более жестко.
Геннадий Жарковский в прошлом был деятельным комсомольским вожаком районного уровня. У него была довольно неприметная внешность, но великолепная память. Каждого человека, стоящего чуть-чуть выше него по служебной лестнице, он знал по имени-отчеству, помнил все знаменательные для этого человека даты: от дня рождения его самого до дня рождения любимой собачки, если таковая имелась в наличии. При любой, даже случайной встрече с начальством он, чуть пригибаясь из-за своего высокого роста, подобострастно выплескивал поток комплиментов, готов был бегом бежать хоть на самый край города, чтобы выполнить любое поручение. Его рвение было столь заметно, что ему пророчили большое будущее по партийной линии.
К моменту крутого поворота в судьбе страны Жарковский уже добрался до ЦК комсомола, возглавив небольшой отдел, и втайне потирал руками, лелея свою давнюю мечту – стать одним из секретарей. Однако его мечтам не суждено было осуществиться: все рухнуло в августе девяносто первого года. В одночасье потеряв своих покровителей, он несколько месяцев болтался, переживая крах своей мечты и пытаясь найти новое русло, чтобы снова попытаться выплыть.
Трудно сказать, сколько бы еще продолжались его попытки, но помог случай. Однажды ему попалась в газете знакомая фамилия, которая звучала достаточно громко для человека, который был не у дел. Набравшись наглости, он купил огромный букет роз, к которым тот был неравнодушен, и заявился к нему домой в день его рождения. Именинник был настолько растроган тем, что парень помнит не только о его дне рождения, но и о его слабости, что он принял его как дорогого гостя.
Жарковский, имея за плечами огромный опыт общения с номенклатурой, скромно молчал за столом и лишь один раз поднял тост за «самого умного и талантливого деятеля, заслуги которого до сих пор не ценят в правительстве». Нужно было видеть слезы радости именинника, чтобы понять, что тостующий точно почувствовал его настроение и потому стал «лучшим другом дома».
Когда веселье подходило к концу, Геннадий решил удалиться «по-английски», но сделал все, чтобы виновник торжества это заметил. Тот принялся уговаривать посидеть еще, но Жарковский виновато ответил, что он был бы рад быть рядом с таким человеком всю жизнь, но ему нужно зарабатывать детям на хлеб: он подрабатывает ночным дежурным в одной частной фирме. Как вы могли догадаться, чиновник почувствовал себя несколько виноватым, вспомнив, какой дорогой букет был получен от несчастного молодого человека. И конечно же, предложил ему утром явиться к нему на службу, заметив при этом, что было бы кощунственно использовать «талантливого человека» на столь непродуктивной работе.
Опасаясь, что именинник мог это произнести лишь под воздействием винных паров и особого настроения, Геннадий, скромно потупив очи, явился поутру, как и было сказано. На его счастье, в кабинете находилась и жена вчерашнего именинника, которая отметила для себя «вежливого и услужливого молодого человека», только вчера «с огромным удовольствием» помогавшего ей на кухне. Усилия Жарковского не пропали даром: жена, которую бывший именинник немного побаивался, сделала все, чтобы Геннадий получил приличную должность.
Постепенно знакомясь с делами, Жарковский понял, что с «застойных» времен для госслужащих мало что изменилось. Все так же брались взятки, все так же имела значение «мохнатая рука», на которую можно опереться в случае опасности, все так же процветала зависть к вышестоящим и пренебрежение к тем, кто стоит ниже.
День за днем Жарковский набирался опыта и вскоре сумел так крутить делами, что его стал побаиваться даже его непосредственный начальник. Все было бы хорошо, но однажды накатанная вроде бы колея вдруг превратилась в сплошные колдобины. Создав определенный круг людей, каждый из которых каким-то образом зависел от другого, Жарковский иногда смело обещал сделать то или иное и получал за это определенное вознаграждение, которым всегда делился со своей «мохнатой лапой».
И вдруг, когда ему было необходимо получить очередные финансовые вливания, президент фирмы «Твоя надежность» отказался платить. То есть прервалась наработанная цепочка, и он, чтобы не вызывать у своей «мохнатой лапы» подозрений в своей некомпетентности и не потерять его расположения, должен был выплачивать ему из своих личных средств. Кому это может понравиться? Только не Жарковскому. И он решил действовать, чтобы другим неповадно было. Когда провалился план с Котляковским кладбищем, он почувствовал, что его карьера снова может рухнуть в одночасье, если он быстро не предпримет что-нибудь серьезное.
Попытки поговорить со своим начальником тоже ни к чему не привели: тот был довольно пожилым человеком и не хотел идти на риск, желая спокойно доработать до пенсии. Оставалось ждать момента, чтобы самому взять на себя всю ответственность. Такая возможность и появилась после ухода начальника в отпуск. Встретившись с нужными людьми, не боящимися запачкать руки (они уже не раз выполняли его заказы), он попросил их организовать тщательную слежку за Олегом Вишневецким, записывая все, что они увидят или услышат. Те рьяно взялись за дело. Когда попытки установить прослушивающие устройства в кабинете Вишневецкого провалились, они поняли, что им действительно придется попотеть на «наружке».
Эти ребята работали раньше в Комитете государственной безопасности и имели отличный опыт в подобных делах. Не выпуская из поля своего зрения фигуру Вишневецкого в течение месяца, они принесли Жарковскому целое досье своих наблюдений. Внимательно изучив этот «труд», он нашел не очень много, гораздо меньше, чем ему хотелось. После долгих размышлений он пришел к выводу, что единственным слабым местом у Олега были его родители, жена и друзья. К родителям и жене подступиться было трудно: родители жили в другом, довольно небольшом городишке и выкрасть их, не привлекая внимания, было архисложно. Жена, с редким именем – Лада, работала бухгалтером в «Герате» и никогда не оставалась одна. Оставались друзья Олега, которыми он очень дорожил. Перебрав всех, Жарковский остановился на довольно непростой кандидатуре – Андрее Ростовском. Непростой потому, что он был связан с криминальным миром.
По оперативным данным группы слежения, Андрей занимался не совсем легальным бизнесом, что довольно сильно осложняло выполнение задуманного. Но Геннадий остановился на нем из-за того, что Андрей, состоя во втором браке с симпатичной фотомоделью, имел от первого брака сына, в котором просто души не чаял. Сынишка с матерью жил в курортном городе Пятигорске, и его, естественно, никто не охранял. Именно этот факт и убедил Жарковского остановиться на Андрее. Суть идеи была стара как мир и заключалась в следующем: похитить любимого сына и, шантажируя Андрея, надавить на его друга – Олега Вишневецкого.
Ситуация в данный момент складывалась как нельзя более удачно: Андрей Ростовский со своей молодой женой Оксаной находился на отдыхе в Бургасе, Олег Вишневецкий, после того как отдохнул с ними и отпраздновал свой день рождения, вернулся в Москву, с головой ушел в работу и сейчас, по оперативным данным, принял решение уехать на несколько дней в гератовский пансионат на Клязьме, а потом должен отправиться с женой в Белоруссию, чтобы навестить родителя Лады.
Последняя информация особенно запала в голову Жарковского, но ее он решил оставить на крайний случай. Он даже и предположить не мог, что именно эта информация и сыграет роковую роль в жизни не только Олега Вишневецкого, но и самого Геннадия, но до этого еще должно было пройти несколько недель…
Немного придя в себя после треволнений, связанных с исчезновением опасного изобретения, Богомолов накинулся на рутинные дела, скопившиеся за последнее время, лишь иногда вспоминая о своем «крестнике». Он уже перестал сердиться на него за то, что тот не выполнил приказа и пытается доставить Мушмакаева в Москву, чтобы предать суду. Более того, генерал, не признаваясь никому более, втайне симпатизировал этому поступку Савелия, с сожалением сознавая, что он сам никогда бы не смог решиться на это.
Прошло несколько дней, и однажды Богомолова вызвал к себе один из руководителей ФСБ, генерал Мамонов, по приказу которого и пришлось посылать группу Савелия в Чечню для уничтожения Мушмакаева. После нескольких вполне дежурных фраз типа: «Как здоровье? Как внуки? Как работа?» – тот неожиданно спросил, акцентировав лишь одно слово: