Текст книги "Правосудие Бешеного"

Автор книги: Виктор Доценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

VII. Заложники

Вот уже третьи сутки сидели Савелий и его проводник Мамет-хан на опушке горного редколесья, невзирая на то, что почти все время – то ли из окутывающих горы облаков, то ли из нависшего над ними густого тумана – на них сочилась противная мелкая изморось, пропитавшая за эти дни все их вещи и одежду насквозь; казалось, влага проникла до самых костей. Хорошо, хоть воздух в это время года был теплым, даже по ночам, иначе им по-настоящему пришлось бы туго. Савелий и Мамет-хан не могли ни натянуть тент над собой, ни разжечь костер: вершина горы, на которой они расположились, торчала среди других, похожих на нее, неподалеку от границы Чечни и Дагестана и была в самом центре укрепрайона большого чеченского отряда, который отсюда постоянно совершал набеги на дагестанские села.

Они не знали, сколько еще продлится их томительное ожидание. Все время молчащий Мамет-хан Магометов на вопрос Савелия, когда здесь появится его человек, отвечал только «надо ждать» и снова замолкал, погружаясь в собственные думы.

Мамет-хан был жителем небольшого приграничного дагестанского села, власть в котором вот уже с год захватили дагестанские мусульмане-ваххабиты. Они ввели в селе шариатские порядки. Магометов был чеченцем, из тейпа горцев, к которому принадлежал сам знаменитый чеченский командир Басаев. Но к введению шариата Мамет-хан относился отрицательно: у него была русская жена, которую он привез из Махачкалы пять лет назад; двое его – в мать – русоголовых детей, двух и четырех лет, даже внешне отличались от детей односельчан Мамет-хана. И с введением шариата в их приграничном селе начались тяжелые времена.

Сначала какие-то пришлые злые люди вдоволь поиздевались над Наташей, женой Мамет-хана. Поймав ее у местного магазинчика, трое вооруженных людей затащили Наташу в «уазик» и увезли в горы. Двое суток они втроем насиловали ее, на ночь привязывая за светлые волосы к вбитому в землю колу.

– Ты – дочь шайтана! – прохрипел один из них. – Скажи нам спасибо, что мы оставили тебе жизнь. В вашем святом селе не должно быть грязных неверных!

И насильник, сорвав с нее платье, обхватил грязными лапами ее бедра, приподнял, больно ударил по спине, заставляя прогнуться сильнее, и грубо ввел в ее задний проход свою разбухшую от похоти плоть. Рыча по-звериному, насильник сопровождал движения постоянными ударами по нежному телу женщины. Насытившись вволю, бандит оттолкнул женщину на землю, вытер свою плоть ее платьем и презрительно сплюнул на бедную жертву. Наступил черед второго, такого же злобного и похотливого насильника, затем третьего…

Второй насильник был настоящим садистом: ему нравилось слушать, как Наташа стонет, когда он, заставив ее доставлять себе удовольствие ртом, при этом кончиком небольшого кинжала, который он носил в хитроумном приспособлении у локтя, прокалывал ее атласную кожу на спине. А когда от боли она теряла сознание, он в ярости безжалостно дубасил ее кулаками и тыкал ей в задний проход кожаными ножнами кинжала, раздирая прямую кишку до крови.

Третий оказался прямо-таки ненасытным зверем: даже его приятели ржали, когда он снова и снова залезал на совсем уже потерявшую силы женщину. Недовольный ее бесчувственностью, боевик бил ее, заставляя языком возбуждать его плоть, – и Наташа только ради своих малолетних детей находила в себе силы, чтобы вытерпеть этот дикий ужас…

Она буквально приползла домой, когда почерневший от безрезультатных поисков Мамет-хан сидел, обняв детей, на крыльце своего дома и думал, как ему дальше жить. Увидев, что бандиты сотворили с его любимой женой, он заскрипел от ярости зубами: такое нельзя было простить, и Мамет-хан, призывая в свидетели всех святых, поклялся, что найдет насильников и их кровью смоет позор со своей семьи.

Через несколько дней, когда бедная женщина немного пришла в себя, они собрали вещи и уехали в Махачкалу, где жил дальний родственник Наташи, офицер-пограничник. Оставив семью на попечение его жены (сам капитан почти безвылазно находился на службе), Мамет-хан хотел вернуться в родное село, чтобы начать поиски насильников, но тут-то его на автовокзале и подцепил Савелий, безошибочно угадавший, что у этого мрачно молчащего мужика с опустошенными грустными глазами случилось большое горе. Понемногу Савелий разговорил Мамет-хана и, узнав его страшную историю и откуда он родом, предложил ему объединить их усилия.

Савелий не стал ничего скрывать от Мамет-хана и объяснил, зачем ему надо быть в чеченском селе неподалеку от райцентра Ведено: по сведениям, которые ему добыл его названый брат Андрюша Воронов, майор ФСБ, там, на территории бывшего пионерского лагеря, находится основной учебный центр Хаттаба – чеченского командира, пожалуй, самого фанатичного и жестокого поборника ислама на чеченской территории.

О нем стоит сказать особо. Эмир аль-Хаттаб, известный также по кличкам Ахмед-Однорукий (у него покалечена правая рука) и Черный Араб, родился в Иордании в 1969 году, в состоятельной семье. Учился в военной академии в Аммане и служил в гвардии короля Хусейна. Исповедует ваххабизм – одно из наиболее радикальных направлений в исламе.

Последние пятнадцать лет участвовал в различных вооруженных конфликтах: в Афганистане, Палестине, Ираке, Таджикистане. Владеет всеми видами стрелкового оружия, имеет репутацию классного специалиста минно-взрывного дела. Хаттаб близко знаком с «мировым террористом N1», самим Бен-Ладеном, которого не без оснований считают организатором взрывов у посольств США в Кении и Танзании в 1998 году.

В Чечню Хаттаб приехал в 1995 году и возглавил отряд иностранных наемников «Джамаат ислами». От подчиненных он всегда требует беспрекословного повиновения и зачастую даже отбирает документы, чтобы боевики не смогли уехать без его ведома.

Хаттаб неплохо владеет русским языком, но с российскими журналистами всегда предпочитал говорить на смеси ломаного русского с арабским и английским, внятно выговаривая по-русски только два слова – «собаки» и «свиньи», которыми он характеризует русских и вообще всех, придерживающихся православного вероисповедания.

Люди Хаттаба нанесли нашим войскам большой ущерб: именно Хаттаб организовал засаду у села Дачу-Борзой в апреле 1996 года, когда его наемники уничтожили батальон федеральных войск. Тогда из мотострелковой колонны спаслись всего тринадцать военнослужащих.

Хаттаб был плотно связан с лондонскими мусульманами, возглавляемыми шариатским судьей, который объявил джихад России и снабжал Хаттаба не только финансами, но и боевиками.

Именно Хаттаб является основателем Исламского института Кавказа, основная задача которого насаждение на Северном Кавказе ваххабизма. Исламский институт готовит агитаторов, диверсантов и террористов. Занятия ведутся круглосуточно. Там обучаются юноши с Северного Кавказа, из Таджикистана, Киргизии, Казахстана, а также из Татарии, Башкирии и других регионов России; их общая численность достигает примерно двух тысяч человек.

Хаттаб всегда отличался изощренной жестокостью: отрезал у своих жертв уши, носы, снимал скальпы. Все это часто снималось на видео, которое потом демонстрировалось лидерам заграничных мусульманских организаций на переговорах о выделении Хаттабу денег. Еще один важный источник средств Хаттаба – производство и реализация наркотиков, похищение людей…

Проводив в аэропорт майора Измайлова и спасенных им солдат, Говорков, после недолгих размышлений, отправился на автовокзал, чтобы попытаться найти себе проводника для нелегального рейда в Чечню. Наметанным глазом он сразу нашел того, кто ему нужен. И он не ошибся – Мамет-хан Магометов словно специально дожидался здесь Савелия. Так как он сам собирался перейти границу Чечни, чтобы начать поиски насильников, человек, который при случае мог ему помочь, конечно же, был нужен Мамет-хану. Он, правда, плохо знал окрестности Ведено, но пообещал связать Савелия со своим дальним родственником, который жил в тех краях и тоже пострадал от экстремистов-боевиков.

Его двоюродный брат Хасан-бек работал агрономом в одном из местных колхозов и, когда начались военные действия против российских войск, счел своим долгом занять нейтральную позицию и не поддаваться на уговоры вступить в чеченское ополчение.

Хасан-бек любил читать книги, всерьез интересовался театром и до прихода Дудаева к власти часто ездил в Грозный на спектакли; в своем селе он считался образованным, интеллигентным человеком – ив общем-то был таковым. Именно поэтому, когда от него потребовали забыть об искусстве и взять в руки автомат, Хасан-бек не смог этого сделать (он не хотел убивать и никогда не поднял бы руку на человека), что превратило его в изгоя в глазах не столь образованных, как он, односельчан. Они сочли его поведение если не предательством, то трусостью. Для мужчины-чеченца подобное мнение о нем односельчан равносильно гражданской и моральной смерти.

После окончания боевых действий праздновавшие свою победу боевики прогнали Хасан-бека из собственного дома, и тот последнее время зарабатывал себе на хлеб тем, что пас в горах баранов одного богатого чеченца – другую работу с такой репутацией, как у Хасан-бека, ему получить не удалось. Но, если честно, его устраивала эта работа, во время которой он спокойно погружался в мир книг и собственных фантазий, сознательно удаляясь от реальной действительности.

Савелий десять дней провел с Мамет-ханом, исходив пешком почти всю прилегающую к Дагестану территорию Чечни. Мамет-хан упорно прочесывал эту местность в надежде найти насильников. По рассказам свидетелей, у одного из них была запоминающаяся внешность: через всю левую щеку проходил большой рубец от недавнего ранения. И еще: одна из соседок Мамет-хана, видевшая, как Наташу тащили в «уазик», запомнила номер машины. Номер был дагестанский; скорее всего, она когда-то была угнана, но если бандиты не сняли номера сразу, то, по всей видимости, они не собирались вообще этого делать.

Мамет-хан надеялся, что этих примет ему будет достаточно для поисков. Савелию тоже хотелось побыстрее отыскать насильников: ему уже давно было пора заниматься тем, ради чего он поехал сюда, но, пообещав Мамет-хану помощь, он не мог оставить его , пока тот не осуществит свою месть.

И вот наконец удача улыбнулась им: в одном из небольших аулов, притулившихся у горной дороги, ведущей в глубь Чечни, они напали на след тех, кого искали.

– Послушай, Мамет-хан, посмотри, не тот ли это «уазик» вон там? – спросил Савелий, кивнув на стоящую во дворе одного из домов машину.

Она явно была не на ходу: кто-то изрешетил ее несколькими автоматными очередями, шины были спущены, стекла разбиты, на моторе виднелось несколько пулевых отверстий.

– Да, это он! – Мамет-хан весь как-то подобрался, и глаза его сверкнули злым огоньком близкой мести. – Пошли!

Он поудобнее перекинул автомат, висящий у него на плече, и передернул затвор.

– Не спеши, родной! – Савелий приостановил его рукой. – Так сразу нельзя. Сначала разберись, потом действуй. Ведь тебя-то они в лицо не знают. Ты – чеченец, угрозы от тебя они не ждут. Зайди в дом, поговори. Я буду ждать

–неподалеку. Понадобится помощь – позовешь…

– Хорошо. Сделаю, как ты советуешь. – Мамет-хан поставил автомат на предохранитель и направился к дому, у которого они заметили «уазик».

Савелий переложил «стечкина» из внутреннего кармана своей походной куртки в боковой и остался у изгороди, которой была отмечена граница села. Правую руку он держал в кармане, на всякий случай сжимая пистолет в руке и готовясь немедленно вступить в дело, как только потребуется.

Прошло несколько минут. Вдруг в доме раздались автоматные очереди. Савелий побежал туда, но, увидев, как из дома выскочил Мамет-хан с дымящимся автоматом наперевес, остановился и оглядел близлежащие подходы. Но то ли к выстрелам тут давно привыкли, то ли их вообще никто не услышал – во всяком случае, Мамет-хан смог беспрепятственно уйти и за ним никто не погнался. Они с Савелием скрылись в горах и запутали – на всякий случай, если бы их стали преследовать, – свои следы в лесу.

Когда они оказались в относительно безопасном месте, Мамет-хан рассказал, что произошло в доме.

Первым, кого Мамет-хан там увидел, был тот самый боевик со шрамом, которого ему описали свидетели. Мамет-хан обрадовался, его правая рука сама потянулась к автомату – но тут он вспомнил слова Савелия и решил, что ему все-таки надо сначала убедиться в том, что он найдет и остальных насильников.

Мамет-хан по-чеченски поздоровался с боевиком и попросил воды.

– Ты кто такой? – спросил его боевик.

– Из Дагестана иду, с дела одного… – Мамет-хан не стал дальше распространяться, понимая, что и этой -информации для боевика хватит.

Тот понимающе кивнул и, как полагается по чеченским обычаям, пригласил его пройти в дом. Войдя, Мамет-хан увидел еще одного боевика – он лежал на незаселенной кровати и кончиком ножа ковырял в гнилых зубах.

– Что с вашей машиной? – спросил Мамет-хан.

– А, на пограничный патруль нарвались… – ответил тот, что со шрамом. – Поехали к соседям, за женщинами; тут в ауле одни старухи живут, сам понимаешь, не с ишаками же нам трахаться. Ну, на перевале и нарвались. Одного нашего друга насмерть, а вот он легко отделался. – Боевик показал на забинтованную левую кисть лежавшего. – А машину мы новую найдем! У соседей такого добра навалом! Мамет-хан понял: это те самые, которые с его Наташкой… Оказывается, она у них далеко не первая жертва!

– У соседей, говоришь? – Мамет-хан незаметно снял предохранитель с автомата. – И что, красивые попадались?

– Ага, – ухмыльнулся боевик, – одна была светлая, из русских… Ладненькая такая, аппетитная, стерва! – Он плотоядно причмокнул. – Так мы ее…

Мамет-хан не стал дальше слушать этого скота в человеческом облике, перехватил автомат и в упор послал очередь в стоящего перед ним насильника. Того буквально перерубило пополам, и он, хрипя, повалился на пол.

– Стой, брат! – закричал второй боевик. – Не убивай! Хочешь, я дам тебе денег? Много денег! – причитая, он делал какие-то движения рукой.

– Не успеешь… – усмехнулся Мамет-хан, наступая ему на руку. – Деньги – бумага; мне нужна только твоя жизнь! – сказал Мамет-хан и выпустил очередь в извивающегося от страха второго насильника. Потом подошел, отвернул его рукав, снял что-то и сунул в карман.

Свершив свою месть, Мамет-хан считал, что теперь он обязан помочь тому, кто сопровождал его в поисках. Они вдвоем отправились в район Ведено – туда, где жил его брат Хасан-бек. Того в селе не оказалось, он был в горах с овцами. Оставив Савелия дожидаться в лесу, Мамет-хан отправился за Хасан-беком. Он отсутствовал два дня.

– Надо ждать… – сказал он Савелию, когда усталый и осунувшийся спустился с гор. – Хасан-бек не может сейчас уйти от своих овец, ему нужно найти замену.

– Сколько ждать? – поинтересовался Савелий: время его уже поджимало.

– Не знаю… – пожал плечами Мамет-хан. – Хасан-бек обязательно придет. Надо ждать…

Итак, они уже третий день находились в томительном ожидании. Савелий уже подумывал, не пойти ли одному или поискать другого проводника.

Наконец появился Хасан-бек. Это был худой, весь какой-то нескладный человек тридцати двух лет от роду. Одет он был в старую, заношенную полевую форму с чужого плеча, видимо доставшуюся ему от какого-нибудь русского пленного – их, бедолаг, по здешним селам томилось немало. Говорил он на чистейшем русском языке и, в отличие от простых чеченцев, не носил бороду, тем самым подчеркивая, что исламские традиции его мало интересуют. Так как в здешней округе к нему уже несколько лет относились как к изгою, со временем Хасан-бека стали считать – несмотря на его ученость – эдаким местным дурачком, юродивым.

Женщины обходили его стороной, мужчины смеялись над ним, подростки издевались; непонятно, почему он так упорно оставался жить в этих местах, где его унижали? Ведь мог же он найти себе место, где его знания агронома пригодились бы?..

Скорее всего, Хасан-бек был идеалистом и верил, что все это безумие – шариат, независимость, боевики с оружием на каждом углу – когда-нибудь закончится и Чеченская Республика снова заживет нормальной, мирной и спокойной жизнью…

Теперь от этого человека во многом зависело, сможет ли Савелий выполнить задуманное. Мамет-хан тоже хотел пойти с ними к лагерю Хаттаба, но Савелий настоял на том, чтобы тот вернулся в Дагестан:

– Подумай о своей семье, Мамет-хан. Им тяжело без мужчины в доме, тем более что твоей жене сейчас ты нужен, как никогда прежде. Поверь, все, что мог, ты для меня уже сделал. Спасибо тебе, Мамет-хан! Пусть мир воцарится в твоем доме и наконец-то в него войдет счастье!

– Счастья уже никогда будет в моей жизни! – обреченно возразил тот.

– Сегодня тебе так кажется, а я уверен, что оно еще будет, но подумай хотя бы о своих детях! Возвращайся к ним!

Мамет-хан не стал упорствовать – ему и правда надо было возвращаться, он и сам это понимал. Обнявшись с Савелием, поцеловав на прощание родственника и прошептав ему что-то на ухо, Мамет-хан исчез в мутной пелене тумана.

– Пошли? – невозмутимо спросил Хасан-бек.

Сначала Савелию показалось, что родственник Мамет-хана и впрямь за годы унижений превратился в дурачка, которому все до лампочки. Но, когда они, едва разбирая извилистую горную тропу в густом тумане, пошли в направлении, указанном Хасан-бе-ком, Савелий понял, что первое впечатление, которое на него произвел этот человек, ошибочно.

Началось с того, что Хасан-бек неожиданно стал наизусть читать стихи:

Раз – это было под Гихами – Мы проходили темный лес; Огнем дыша, пылал над нами Лазурно-яркий свод небес.

Нам был обещан бой жестокий. Из гор Ичкерии далекой Уже в Чечню на братний зов Толпы стекались удальцов…

– Чье это? – удивленно спросил Савелий.

– Лермонтов сочинил. «Валерик» называется. Михаил Юрьевич написал это стихотворение больше ста пятидесяти лет назад… Тем не менее иногда мне кажется, что на земле ничего не меняется.

– «Валерик»… Это что, имя чье-то?

– Можно и так сказать! – согласно кивнул Ха-сан-бек. – Это название речки, на русский переводится как «река смерти». Там было большое сражение между русскими войсками и беспощадными повстанцами Шамиля. Да, тогдашние русские поэты понимали Кавказ… Вот, послушай еще:

В полдневный жар в долине Дагестана С свинцом в груди лежал недвижим я; Глубокая еще дымилась рана, По капле кровь точилася моя…

Савелий, не прерывая, дослушал до конца стихотворение Лермонтова о том, как смертельно раненному парню грезится его далекая подруга, которой в это же самое время снится ее умирающий друг.

«Как будто вчера написано… – подумал Савелий. – Действительно, ничего на земле по большому счету не изменилось – ни смерть коварная, ни пылкая любовь…»

Хасан-бек еще долго, в такт шагам, читал стихи русских поэтов о Кавказе – Пушкина, Тарковского, Пастернака. Неожиданно он перешел к тому, что его, наверное, все время волновало. Похоже, мысли об этом не оставляли его и во время чтения прекрасных стихов.

– Как ты думаешь, – спросил он у Савелия, – люди всегда будут друг друга убивать? Неужели зло сильнее добра? Если так, то куда смотрит Бог, Аллах?

Савелий вспомнил уроки своего Учителя, с которым они когда-то успели поговорить на эту сложную тему.

– ЗАПОМНИ, БРАТ МОЙ, ДОБРО ИСХОДИТ ИЗ СЕРДЦА, – говорил тогда Учитель, – А ЗЛО ВСЕГДА ИДЕТ ОТ УМА. СКАЖИ, РАЗВЕ ТЫ ВИДЕЛ ЛЮДЕЙ ЗЛЫХ И СЛАБОУМНЫХ? ВСЕ ВОЙНЫ НА ЗЕМЛЕ, ВСЕ ОРУДИЯ ПЫТОК, ЛЮБОЕ ОРУЖИЕ, ИДЕИ ЗАВОЕВАНИЯ МИРА – ВСЕ ПОРОЖДАЕТ УМ.

– Выходит, Учитель, что лучше быть глупым, но добрым? – изумился неожиданной догадке Савелий.

– КОНЕЧНО НЕТ! – досадливо нахмурился Учитель. – У ТОГО, КТО УМЕЕТ ЧУВСТВОВАТЬ СВОЕ СЕРДЦЕ, У ТОГО И УМ ДОБРЫЙ. ЗЛЫЕ ЛЮДИ ВСЕГДА БЕССЕРДЕЧНЫ. ЗЛЫЕ ЛЮДИ ВСЕГДА НЕСЧАСТНЫ: ВЕДЬ ОНИ НЕ ЗНАЮТ НЕ ТОЛЬКО ДРУГИХ, ОНИ НЕ ЗНАЮТ И СЕБЯ. ИХ АУРА – ЧЕРНАЯ И ПОХОЖА НА СМОРЩЕННЫЙ КОМОК, СОСТОЯЩИЙ ИЗ ОДНОЙ ТОЛЬКО ЗЛОБЫ И ЗАВИСТИ СЧАСТЬЮ ДРУГИХ ЛЮДЕЙ…

– Не волнуйся, Хасан, когда-нибудь люди перестанут быть злыми, – сказал Савелий, – и мы сейчас с тобой приближаем это время. Пусть хотя бы на день, на час, но и этого немало, как ты думаешь, а?

– Наверное… – Хасан-бек умолк, надолго уйдя в свои мысли; ему казалось, что он находится на пороге какого-то собственного открытия.

По-видимому, Савелий понял своего проводника, и они долгое время шли в полном молчании, пока впереди из-за поредевших деревьев не показались какие-то строения.

– Пришли, – сказал Хасан-бек.

Савелий достал из своего походного рюкзака небольшой, но сильный бинокль, прилег на взгорок и внимательно осмотрел лежащую перед ними местность. Они находились на возвышении, а внизу, как на ладони, лежал лагерь Хаттаба.

Возле небольшого, домов в тридцать, селения раскинулось окруженное по периметру колючей проволокой обширное пространство, с десятком больших деревянных коттеджей, кухней, складами и невысоким зданием радиостанции. Отдельно стояла военная и гражданская техника – несколько БТРов, грузовики, легковушки и даже один танк, устаревший Т-74. Еще Савелий углядел и то, что лагерь предусмотрительно охраняется от нападения с воздуха: на одной из высоток неподалеку от лагеря стояла портативная РЛС предварительного оповещения, а в самом лагере было размещено несколько ракетно-зенитных установок. Хотя они были двадцатилетней давности, для обороны от нападения вертолетов вполне годились.

В ваххабитском лагере шла бурная жизнь: в спортивном городке занимались физподготовкой, с оборудованного рядом стрельбища раздавались частые очереди, трубы кухни вовсю дымили, часовые стояли на своих постах – во всем чувствовались четкая организованность и строгая дисциплина.

«Судя по тому, что в лагере совершенно не принимают мер к маскировке, они чувствуют себя здесь в полной безопасности, – подумал Савелий. – У наших спецслужб наверняка есть фотографии лагеря, снятые со спутников слежения. Чего же они телятся? Долбануть бы сюда десятком крылатых ракет: рассчитать траекторию для специалиста – проще простого! Ведь наши наверняка знают, на кого здесь учат и кто преподает…»

Но думать о причинах бездействия российского правительства и военных Савелию больше не хотелось: становилось противно и грустно. Надо было что-то делать самому.

– Хасан-бек, глянь-ка… – Савелий передал ему бинокль. – Как ты думаешь, получится у тебя пробраться в лагерь?

Хасан-бек несколько минут молча наблюдал за жизнью в лагере и только потом ответил:

– Наверное, можно. Скоро у мусульман большой праздник – курбан-байрам называется, – думаю, вполне сойдет как повод для подарка.

– Подарка?

– Да. Надо подарить им баранов, штук двадцать. Тогда они, скорее всего, позволят войти в лагерь и допустят хотя бы к тому месту, где готовят пищу.

– Но у нас нет баранов, – растерянно заметил Савелий.

– Я знаю, где их можно взять, – невозмутимо сказал Хасан-бек. – Ты когда-нибудь воровал скот?

– Ну, нет, – презрительно усмехнулся Савелий, – до этого я еще не докатился.

– А у нас в республике это всегда считалось одной из важных мужских доблестей… Я, правда, тоже никогда не брал чужого, но ради такого случая, может быть, стоит попробовать? – задумчиво проговорил Хасан-бек.

– Вот что, – Савелий уже все мгновенно просчитал, – у меня есть немного долларов. Как думаешь, сколько будут стоить тридцать баранов?

– Может, четыреста, может, триста долларов. А может, еще меньше – все зависит от жадности хозяина и ситуации в момент -покупки. К примеру, можно сказать, что ты хочешь сделать подарок моджахедам Хаттаба. – Хасан-бек хитро подмигнул. – Думаю, в этом случае хозяин побоится заламывать цену: вдруг ты пожалуешься на него – тогда он может лишиться всего, если узнают, что хозяин отары пожалел жалких баранов для борцов за ислам.

– Что ж, по-моему, идея хорошая… Богатая идея! – похвалил Савелий. – Только ни ты, ни особенно я не слишком похожи на правоверных последователей ислама…

– Об этом я уже подумал… – Хасан-бек достал из кармана какой-то сверток. – Вот это нам поможет.

Савелий в очередной раз подивился тому, каким ошибочным было его первое впечатление о Хасан-беке. Тот оказался в действительности гораздо умнее, чем это могло показаться с первого взгляда. В свертке лежали накладные усы и бороды разных цветов и размеров. Тут же Савелий заметил небольшой тюбик с клеем.

– Зря я, что ли, увлекался театром? – улыбнулся Хасан-бек. – Хотел в своем ауле театральный кружок открыть, спектакли ставить о местной жизни. Вот, теперь пригодилось. Скажи, ты когда-нибудь изображал кого-то, совсем иного, чем ты сам?

Савелий кивнул: в его жизни такое бывало сплошь и рядом.

– Кого я только не изображал! – задумчиво вздохнул он…

Следующий день они потратили на то, чтобы спуститься в соседнюю долину и купить небольшую отару. Хасан-бек был знаком с хозяином баранов, и тот, узнав, куда эти бараны пойдут, уступил их, не торгуясь, за двести долларов. Они наклеили себе усы и бороды, придирчиво осмотрели друг друга.

– Ничего не выйдет! – выдохнул Савелий. – Да меня ж расколют после первого же слова!

– А зачем тебе говорить? – хмыкнул Хасан-бек. – Говорить буду я: ты же немой с детства, да и глупый к тому же. – Он хитро подмигнул.

– Ну-ну… – только и нашелся что сказать Савелий, и они погнали баранов к лагерю.

Савелий думал, что лучше всего захватить в плен одного из помощников Хаттаба или кого-нибудь из инструкторов: те могли многое знать, и ради такой информации стоило рисковать своей жизнью.

Они появились у ворот бывшего пионерского лагеря ближе к вечеру. Савелий очень надеялся, что их оставят в лагере вместе с отарой на те два дня, которые предшествовали празднику: по мусульманским обычаям резать жертвенный скот доверялось уважаемым людям и самим хозяевам скота.

С охраной, дежурившей у шлагбаума, перегораживающего ворота, говорил Хасан-бек. Савелий сделал вид, что присматривает за баранами, не подходил близко к воротам, но вполне дебильно улыбался, когда бросал взгляд в сторону постовых. Он увидел, как Хасан-бек подал ему знак рукой, и понял, что их хитрость сработала. Они вдвоем погнали отару по лагерю, не обращая внимания на шутки и смех моджахедов, которые, помогая «пастухам», пинали ногами и прикладами автоматов отбивавшихся от стада баранов.

Определив отару в указанный им загончик, они уселись неподалеку. К ним подошел какой-то человек и протянул котелок с густой и вкусно пахнущей шурпой. Савелий, который почти месяц не ел горячей пищи, почувствовал, что страшно голоден. Хасан-бек куда-то сходил и принес краюху хлеба, который выпекался здесь же, в лагере. Они вдвоем быстро и молча уговорили большущий котелок с шурпой.

– Ты выяснил, где у них штаб? – тихо спросил Савелий Хасана, когда они, покончив с едой, расслабленно развалились на траве: поблизости никого не было и можно было говорить спокойно, но осторожно, поскольку русская речь, услышь ее кто-нибудь в этом лагере, неминуемо навлекла бы на них смертельную опасность.

– Да. Повар оказался разговорчивым. – Они беседовали так, что со стороны их общение было трудно заметить: сидят двое и лениво поглядывают по сторонам. Савелий говорил, не шевеля губами, а Хасан-бек просто прикрывал рот рукой. – Штаб в центре лагеря, у мачты радиостанции, справа. Рядом дом инструкторов. Их пятнадцать человек, в основном афганцы, двое из Пакистана. Живут все вместе. Хаттаба в лагере сейчас нет. Говорят, что он собирается приехать на праздник, но у него личная охрана, многочисленная и профессиональная, и к нему ты никак не подступишься. Конечно, если ты не камикадзе…

– Нет, я не смертник, – сказал Савелий. – Хаттаб мне пока не по зубам. Сделаем так: дождемся ночи. Ты дойдешь до штаба и понаблюдаешь за охраной. Попробуй как-нибудь заглянуть в домик инструкторов, оценить обстановку. Вернешься и все мне расскажешь. На этом твоя задача, считай, будет выполнена. Дальше я буду действовать один, мне так привычнее. Смотря по тому, что тебе удастся узнать, я приму окончательное решение. Договорились?

– Хорошо…

Когда ночью, часа в три, Хасан вернулся из разведки и поведал Савелию, что у штаба стоит всего один часовой, а инструкторы – он видел это через окна – спят мертвым сном, Савелий понял, что ему надо делать, и сразу определился. В первую очередь необходимо снять часового, потом попытаться проникнуть в штаб и захватить там как можно больше документов, затем взять «языка», желательно инструктора, и как можно скорее уносить ноги,

– Ты водишь машину? – спросил Савелий у Хасан-бека.

– Умею. Хотя прав у меня нет, но…

– Прав тот, у кого больше прав! – с усмешкой пошутил Говорков. – Выжди ровно десять минут после моего ухода, после чего постарайся угнать любой транспорт. Сможешь БТР – твое дело. Нет – бери легковушку или «уазик». И ровно через двадцать минут заводи машину и быстренько ломись сквозь ворота, как можно дальше из лагеря. Хотя нет, километров через двадцать бросай машину и немедленно уходи в лес: у них тут повсюду посты, тебе могут засаду устроить, связь у Хаттаба налажена отлично. Когда вернешься домой – забудь о том, что мы с тобой встречались. Ну а если окажешься в Москве… У тебя память хорошая? – неожиданно спросил он.

– Не жалуюсь.

– Запомни телефон Сергея Мануйлова, он поможет тебе найти там работу. – Он продиктовал номер. – Ты все понял?

– Да, понял… Одно непонятно: как узнать время? – Он отвернул рукав. – Часов-то у меня нет…

Тогда Савелий снял свои «командирские» и надел их Хасан-беку на запястье:

– Вот, возьми на память…

– Но мне как-то… – замялся тот.

– Перестань! Дарю не потому, что у тебя нет часов, а потому, что ХОЧУ сделать этот подарок!

– В таком случае… – Хасан-бек дернул правой рукой, и в ней неизвестно откуда оказался небольшой кинжал. – Это – тебе мой подарок!

– Ты еще и фокусник? – улыбнулся Савелий.

– Это подарок моего брата, Мамет-хана: сказал, что мне он нужнее. Снял его с руки насильника. Теперь он нужнее тебе…

– Спасибо, Хасан-бек, буду бережно хранить твой подарок! – Савелий крепко обнял его, потом подтолкнул: – Иди…

– А как же ты? – спросил Хасан-бек.

– Это мои проблемы. Действуй, как я сказал, – и ты мне здорово поможешь. Ну все, я пошел!

Подарив часы Хасан-беку, Савелий «включил» свой внутренний будильник и, осторожно поглядывая по сторонам, приблизился к часовому, которого снял без проблем; тот, как по заказу, стоял на одном месте, опираясь на автомат и не прислушиваясь к звукам ночи, бормотал себе под нос какую-то восточную мелодию. Савелий неслышно подошел к часовому сзади и, коротко размахнувшись, нанес ему удар ребром ладони в основание черепа.