Текст книги "Остров Бешеного"

Автор книги: Виктор Доценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Чем конкретно там будут заниматься советские ученые, ему не сообщили, да это его нисколько и не занимало. Ему вменялось в обязанность осуществление связи с представителями сандинистов, что при самых добрых отношениях революционных Кубы и Никарагуа было не так уж и трудно. В подчинение ему было выделено двадцать настоящих кубинцев-боевиков, прошедших специальную подготовку в военных действиях.

Работа была спокойной и рутинной: ученые занимались своими делами, Рауль

– своими. Опять-таки по легенде, Рауль почти не знал русского языка и иногда пытался понять, кто из русских ученых информирован о том, кем он сам является на самом деле. Рауль никогда не подслушивал разговоров ученых, но они, уверенные, что он почти не понимает русского, нисколько не стесняясь, обсуждали свои проблемы, и Рауль, сам того не желая, понял, что он и его люди охраняют лабораторию, в которой осуществляются разработки какого-то совершенно нового, невиданного доселе рода энергии. Рауль нисколько не сомневался в том, что обнаруженную энергию поставят на службу делу мировой революции.

Но в результате очередных выборов сандинисты потеряли власть, а пришедшее им на смену правительство потребовало немедленной эвакуации лаборатории – им не верилось, что советские ученые изучают климат и прибрежный шельф острова.

Конечно, новым властям страны безумно хотелось выяснить, чем у них на острове занимаются русские вкупе с кубинцами – не иначе, как подготовкой мировой революции, но на территорию лаборатории они вторгнуться не посмели, прежде всего благодаря твердости и хладнокровию Рауля. Он сослался на межправительственное соглашение, гарантировавшее лаборатории особый статус, и пригрозил не только ожесточенным сопротивлением (кубинская охрана была вооружена до зубов), но и грандиозным международным скандалом.

Когда наиболее громоздкая часть оборудования была уже вывезена, самые экстремистски настроенные представители новой власти добились-таки права участвовать в ликвидации русской лаборатории. К счастью, за несколько часов до начала ликвидации об этом стало известно офицеру по фамилии Павлов, отвечавшему за безопасность лаборатории с советской стороны. Понимая, что ему со своим малочисленным отрядом вряд ли удастся выстоять против многочисленных экстремистов, на этот раз вооруженных не хуже его боевиков, Павлов решил не испытывать судьбу и, не мешкая ни секунды, собрал самих ученых и тех, кому доверял, быстро перенес из лаборатории все, что успел, в заранее подготовленный тайник и залил его бетоном.

Ворвавшейся группе экстремистов, среди которых находился и Тим Рот, оставалось довольствоваться лишь тем, что не успели спрятать советские специалисты.

Тем временем Павлов, великолепно говоривший по-испански, очень вежливый, но довольно угрюмый и немногословный, дождавшись, когда закончится, как он сказал, «проправительственная вакханалия», выбрал момент, остался наедине с Раулем и неожиданно проговорил по-русски: «А я ведь у вашего деда учился!» Эта фраза была для Рауля паролем, после чего Павлов показал Раулю, где спрятана та часть оборудования, которую не удалось вывезти, и попросил, не приказал, а попросил ее сберечь. Этого для исполнительного Рауля было вполне достаточно.

Все русские и кубинцы были выгнаны с острова. И только для Рауля сделали исключение: скорее всего потому, что он смог убедительно доказать, что для новой власти он не только не представляет никакой опасности, но и даже может принести пользу. Так Рауль остался один. С теми местными, кто работал у русских, он поддерживал добрые, но официальные отношения. Он шел на любые уловки, чтобы сберечь то, что ему было поручено охранять.

Из никарагуанских газет Рауль узнавал все новости в мире: и о перестройке, потом и о развале Советского Союза – эти вести не только глубоко взволновали, но и взбесили его. Все, ради чего жил и подвергал себя смертельному риску его дед и погиб его отец, было в одночасье поругано и уничтожено какими-то жалкими карьеристами и властолюбцами – именно так он в своем глухом одиночестве воспринимал Горбачева и Ельцина.

Несмотря на то что деньги, оставленные Павловым, давно закончились, Рауль продолжал оставаться на вверенном ему посту, сберегая тайну, достойно исполняя до конца свой долг и ожидая посланцев партии, которая, он был твердо уверен в этом, не могла забыть о нем, своем верном солдате. Задавая Савелию вопрос: «Вы из Москвы?», Рауль страстно желал услышать согласованный с Павловым пароль: «Да. И хорошо помню сеньора Хосе!». Но Савелий не знал этих слов. И хотя этот русский парень ему чем-то понравился, Рауль отогнал возникшее чувство симпатии. Русский из современной Москвы, да еще прилетевший из Нью-Йорка, из главного логова врага, никак не мог быть ему соратником и другом.

И Рауль опять замкнулся в своем гордом одиночестве, снова набираясь терпения для бесконечного ожидания связного.

Наткнувшись на непреодолимое препятствие в виде многометровой бетонной подушки и не добившись ничего путного от Рауля, Савелий понял, что дальнейшее его пребывание на острове в данных обстоятельствах лишено всякого смысла. Щедро заплатив старому Киламбе и тепло попрощавшись с Око-таль, Савелий решил вернуться в Нью-Йорк.

…Когда Савелий появился перед домом Розочки, он еще не успел позвонить у ворот, а она уже спешила ему навстречу и радостно бросилась на шею, словно они не виделись долгие месяцы.

– Почему ты не сообщил о своем приезде? – недовольно шептала Розочка ему на ухо. – Я тут вся извелась и совершенно замучила звонками Майкла. Он, конечно же, успокаивал меня, говорил, что все время поддерживает с тобой связь и что у тебя все хорошо, но я-то чувствовала, что он меня обманывает, ведь так?

– И так и не так, – виновато ответил Савелий, – постоянной связи у нас действительно не было, но если бы мне понадобилась помощь, то ему тут же сообщили бы, и помощь не заставила бы себя ждать, – решился соврать он.

– Не хитри, Савушка! – оборвала Розочка, строго глядя в его глаза. – Никарагуа не ближний свет, чтобы в любой момент могла прийти помощь…

– Но ты же видишь, я в полном порядке, даже царапины нигде нет, – сказал он и тут же пожалел об этом.

– Нет? Значит, могли быть не только царапины, но и что-то посерьезнее? – мгновенно подхватила она.

– Ну, что ты, Розочка, это говорится просто так, как бы для красного словца, – смутился вконец Савелий.

– Савушка, никогда не смей мне врать! Никогда не щади меня и мои нервы! Мне гораздо спокойнее перенести правду, любую, даже самую страшную, чем, не зная правды, придумывать всякие ужасы. – Она печально посмотрела на него, как бы ожидая ответа.

– Хорошо, милая, твердо обещаю: никаких недомолвок! – Савелий поднял перед ней правую руку и, как в американских фильмах клянутся актеры перед судьей, торжественно произнес: – Только правду и ничего, кроме правды! Клянусь! Во всяком случае, в тот момент, когда мы с тобой с глазу на глаз!

– Снова хитришь?

– Ни в коем случае! – возразил Савелий. – Иногда бывают ситуации, когда сообщить правду через посторонних людей или говорить ее по телефону означает подставить себя самого, а может быть, и ценных людей, – пояснил Савелий.

– Ладно, будем считать, что отговорился, – со вздохом согласилась Розочка, но глаза ее продолжали оставаться печальными и странно грустными. – Когда свадьбу будем справлять? Ты же обещал: после твоего возвращения.

– Я всегда выполняю свои обещания: ты же знаешь!

– Знаю, потому и спрашиваю: когда?

– Можно я отвечу после того, как переговорю с Майклом?

– Извини, ты прав: сначала нужно отчитаться о выполнении задания, – рассудительно согласилась она. – Хочешь, я отвезу тебя к генералу сама?

– Не стоит, милая: за мной уже послана машина. Родная, ничего не случилось такого, о чем бы я должен был знать?

– Надолго ты к нему? – не отвечая на его вопрос, спросила Розочка.

– Как получится… – сказал он и как бы про себя проговорил: – Такое впечатление, что ты, девочка моя, о чем-то недоговариваешь…

И вновь Розочка уклонилась от ответа, словно и не слыша вопроса:

– Ладно, будешь выезжать от него, позвони: хочу, чтобы мы с тобой где-нибудь посидели вдвоем.

– Замечательная мысль! – постарался улыбнуться Савелий, затем пристально посмотрел ей в глаза, которые Розочка не отвела в сторону, чмокнул ее в губы и добавил: – Картина – мой подарок тебе: сама реши, куда ее повесить! А клетку с драконом пока припрячь и не показывай Савушке: сам хочу ему вручить…

– С драконом? – удивилась Розочка.

– Нет, конечно, – улыбнулся он, – но очень похоже. Ладно, милая, пока! – Савелий еще раз чмокнул Розочку и быстро пошел к выходу.

– Думаешь, машина приехала? – спросила она.

– Не думаю, знаю!

– Шутишь! – Розочка бросилась к окну, из которого можно было увидеть останавливающийся у дома транспорт. – Надо же, действительно стоит машина Майкла! – удивилась она. – И как ты ее только услышал?

– Не услышал – почувствовал! – многозначительно проговорил Савелий, подняв кверху указательный палец, потом не выдержал и рассмеялся: – Господи, да я ее в окно увидел!

– Ух ты какой! – Она игриво погрозила ему пальчиком.

А Савелий помахал ей на прощанье рукой и через полчаса уже входил в просторный кабинет генерала Джеймса.

– Привет, дорогой Савелий! – обрадованно воскликнул тот, поднимаясь ему навстречу.

Они обнялись, похлопывая друг друга по спине и не скрывая радости от встречи.

– Ну, какие новости? – спросил Савелий, усаживаясь в кресло.

– Новости? – В глазах генерала промелькнула некая тревога. – Ты имеешь в виду Америку или Россию?

– Что-то случилось? – нахмурился Савелий, предчувствуя неприятные известия.

– Хоть не отпускай тебя никуда! – поморщился генерал. – Стоило тебе уехать, как в Москве прогремел взрыв в подземном переходе на Пушкинской!

– Много жертв?

– Тринадцать человек погибло и около ста в больницах, среди них много детей… – Генерал тяжко вздохнул.

– Что-то еще? – насторожился Савелий.

– К сожалению…

– Давай уж, добивай до кучи! – Он тяжело опустился в кресло.

– Российская атомная подлодка потерпела аварию во время учений…

– Кто-то спасся? – машинально спросил Савелий, уже зная ответ. – Господи! Да когда же в моей стране наведут порядок? – с горечью воскликнул он, ударив с досадой кулаком по столу и вскакивая с кресла, но тут же, виновато взглянув на хозяина кабинета, тихо проговорил: – Извини, Майкл, не сдержался!

– Ничего, я на твоем месте не так саданул бы, – вздохнул генерал и успокаивающе похлопал его по спине, – сто восемнадцать человек!..

– Неужели нельзя было никого спасти? Как это произошло?

– Темная история, – покачал головой Майкл, – чего только не плетут российские военные…

– А ты-то что думаешь… или знаешь?

– Если ты о самой аварии, то уверен, что это чья-то обычная безалаберность…

– АО спасении?

– На мой взгляд… – генерал сделал паузу, – если и возможно было кого-то спасти, то чисто теоретически: уверен, что более девяноста процентов экипажа погибли в первые же минуты…

– Диверсию исключаешь?

– С нашей стороны? На все сто! – уверенно заявил Майкл.

– Ас нашей?

– Да и с вашей тоже! – твердо ответил он.

– Что ж, давай помянем ушедших, – предложил Савелий, и генерал встал, открыл холодильник, достал из него бутылку виски, плеснул по стаканам. – Пусть земля… – начал Савелий, но Майкл перебил его:

– Пускай воды Баренцева моря будут им материнскими, – сказал он, и они выпили, не чокаясь.

Немного постояли молча, думая каждый о чем-то своем. Савелий думал сейчас о том, что только теперь понял, почему Розочка была так удручена.

Когда они сели, Джеймс спросил:

– Неужели в Никарагуа ничего об этом не было слышно?

– Наверняка было, но не на острове, – вздохнул Савелий, – там у них своя жизнь…

– Если хочешь, то мы можем перенести разговор на другой день, – предложил Майкл.

– Этим мертвым не поможешь, – с грустью заметил Савелий. – Все в порядке! Я готов доложить о проделанной работе! Тем более есть о чем!

– А я готов слушать! Не возражаешь, если я включу запись?

– Без проблем! – кивнул Савелий и, когда Майкл включил небольшой диктофон, начал рассказывать о своих никарагуанских похождениях.

Говорил он ровным голосом, стараясь не отвлекаться на посторонние дела. Генерал слушал внимательно и ни разу ни о чем не спросил. После того как Савелий подробно доложил Майклу Джеймсу о своих похождениях на острове Маис, генерал несколько минут молчал, пытаясь осмыслить услышанное. Савелий рассказал все с такими деталями, что никаких вопросов действительно не возникало.

– Конечно, тебя стоило бы пожурить за столь рискованное поведение на чужой территории, но… – Майкл с улыбкой вздохнул, – победителей не судят. И отдельное тебе спасибо от имени Интерпола за то, что ты выполнил за них работу.

Савелий вопросительно взглянул на Майкла.

– Дело в том, что все эти убийцы, сопровождавшие Тима Рота в Никарагуа, давно находились в розыске за свои преступления, и ты, отправив их к праотцам, существенно сэкономил деньги налогоплательщиков, – пояснил генерал. – Собственно говоря, и сам Тим Рот давно уже находится под пристальным вниманием спецслужб разных стран, но всякий раз ему удавалось ускользать, прикрываясь дипломатической неприкосновенностью. Я бы очень просил тебя составить подробный отчет о том, как и где нашли свой конец эти подонки. Дело в том, что за их ликвидацию назначено приличное вознаграждение…

– Боюсь, что отыскать их останки не удастся: избежать полицейского расследования мне помогли местные жители, которые похоронили их в море. Так что доказательства их смерти для получения вознаграждения вряд ли можно найти, – усмехнулся Савелий.

– Вряд ли возможно, говоришь? А это мы еще посмотрим, – задумчиво проговорил генерал и что-то пометил в своем блокноте. – Ладно, пошли дальше! Значит, ты говоришь, что так просто в лабораторию не попадешь?

– Многометровый бетонный слой скрывает вход, а вокруг гранитные скалы. Так что без профессиональных взрывников там никак не обойтись.

– А кроме этих Киламбе и его сына Самсона на кого можно опереться?

– Мне кажется, что можно попытаться использовать еще и некоего кубинца Рауля: он единственный из оставшихся на острове, кто непосредственно работал внутри лаборатории, но… – Савелий скептически покачал головой, – с ним трудно будет: слишком много в его голове намешано, и самое неприятное, что мешанина эта – политическая…

– Что ж, будем думать… – задумчиво проговорил Майкл. – Во всяком случае, для интенсивной мозговой атаки ты привез информации более чем предостаточно!

– Боюсь только, что интенсивной мозговой атакой вам придется заниматься без меня.

– Не понял?

– У меня сейчас в голове один из самых важных этапов моей жизни…

– Ты о свадьбе, что ли? – догадался Майкл.

– Конечно!

– Можешь мне поверить, что это событие и для меня тоже очень важно! – серьезно заметил генерал. – Не забывай, что я крестный отец твоего сына!

– Тут забудешь, пожалуй, – улыбнулся Савелий.

– Короче, мой дорогой! – с задором воскликнул генерал и вытащил из стола листок, который протянул Савелию. – Вот, читай примерную программу своей свадьбы и не говори потом, что у тебя нет друзей, которых не заботят твои проблемы!

Бегло прочитав текст, Савелий усмехнулся.

– Майкл, при чем здесь нью-йоркская мэрия? – воскликнул он. – Мне кажется, что в Америке зарегистрировать брак могут только граждане Америки: по крайней мере хотя бы один из вступающих в брак должен быть гражданином Америки, или я не прав?

– Абсолютно прав! – согласно кивнул Майкл.

– Так что же ты голову морочишь?

– Мне кажется, что ты сам себе голову морочишь! – возразил генерал. – Ты что, забыл, что сам президент Америки присвоил тебе звание Почетного гражданина Америки?

– А разве… – начал растерянный Савелий.

– Вот именно! – перебил Майкл. – Тебе даже визу не нужно оформлять!

– Господи, а я-то… – покачал головой Савелий, вспомнив, как он волновался по этому поводу в Москве.

– Кстати! – воскликнул генерал. – Коль скоро ты снова выступаешь в своем обычном облике, могу торжественно вручить тебе то, что лежит у меня столько времени. – Майкл подошел к стене, где за портретом действующего президента скрывался его личный сейф, открыл его и достал оттуда какой-то документ в сафьяновом переплете наверняка ручной работы с золотым тиснением и пластиковую карточку с фотографией Савелия. – Вот удостоверение Почетного гражданина США, выполненное по особому заказу президента и лично им подписанное. К нему прилагается эта карточка, обязывающая все государственные органы и частные компании оказывать тебе содействие в случае необходимости.

– И что, они об этом уже знают? – с легкой иронией спросил Савелий.

– Не беспокойся, для тех, кто не знает, здесь на трех языках все объясняется. Кроме того, благодаря карточке ты можешь пользоваться неограниченным кредитом в банках США.

– Выходит, и на свадьбе я могу не экономить? – спросил Савелий, улыбаясь.

– Дошло наконец? – обрадовался Майкл. – Могу тебе сказать, что те сто тысяч долларов, которые ты пожертвовал в свое время на нужды твоего бывшего детского дома, ничто по сравнению с возможностями этой карточки.

– А нельзя мне ее передать по наследству? – поинтересовался Савелий.

– Кому? – удивился Майкл.

– Ну хотя бы моему сыну Савелию Говоркову, Розочке…

– Господи, какой же ты чудак, приятель! – рассмеялся Майкл и пояснил, как учитель несмышленому ученику: – Все привилегии распространяются не только на собственно обладателя, но и на его прямых родственников: жену, детей, родителей, родных братьев и сестер!

– Жаль, что Воронов не подходит под эту категорию, – искренне посетовал Савелий.

– Слишком много хочешь… – хмыкнул Майкл. – Ты лучше скажи, кого вы с Розочкой решили пригласить на свадьбу?

– Да мы… как-то еще и не думали… – смутился Савелий.

– А пора бы…

– Если так, навскидку… – Савелий задумался на секунду и начал перечислять: – Ты с Трейси, ваш сын Виктор… Я слышал, что у него есть девушка…

– Ага, девушка!.. – недовольно буркнул Майкл. – Уже обвенчались втихомолку!

– Свадьбу, значит, зажилил ваш Виктор?

– Какая свадьба? – вспылил генерал. – Месяц назад Синди, его жена, уже девчонку родила! Три килограмма восемьсот пятьдесят граммов, пятьдесят восемь сантиметров. Вот! – Он вытащил свое портмоне и показал фотографию внучки. – Евой назвали, – начав говорить о внучке, Джеймс мгновенно смягчился, а его глаза радостно заблестели. – Представляешь, все говорят, что на меня похожа! – с гордостью заметил он.

– На тебя? – деланно испугался Савелий. – Ужас какой! Что, тоже бриться начала?

– Да иди ты! – отмахнулся Майкл. – Такая забавная! – Он вздохнул. – Ладно, кого еще хотел бы пригласить?

– Дональда, тетку Розочки с мужем…

– Зинаида Александровна и Матвей Смир-нофф! – торжественно провозгласил генерал. – Это правда, что он потомок тех самых водочных Смирновых?

– Говорят, да… Конечно, хотелось бы и Воронова с Ланой пригласить, и Богомолова с женой, и Костика Рокотова, но… – Савелий развел руками. – Как говорится, не ближний свет!

– Ближний, не ближний, а крестный есть крестный! – как бы про себя тихо проговорил Майкл.

– О чем ты? – не понял Савелий.

– Это я так… о своем… – многозначительно ответил он, потом не выдержал и признался: – Я телеграмму дал Богомолову: пригласил от тебя на свадьбу!

– И ты тоже? – спросил Савелий, и они хором рассмеялись.

– Попробует теперь твой генерал отказаться!

– И попробует, если новый шеф не отпустит! – встал на защиту Богомолова Савелий, потом со вздохом добавил: – Ничего, Савка подрастет немного, и мы свадьбу повторим в Москве!

– Очень разумная мысль! – то ли съерничал, то ли одобрил американский генерал, во всяком случае тон его был такой, что Савелий подозрительно уставился на него, но Майкл, словно не замечая его реакции, спокойно спросил: – А где праздновать решили?

– Я еще не советовался с Розочкой, но мне кажется, она захочет отмечать в семейной обстановке!

– То есть дома? Правильно! – обрадовался Майкл. – У меня есть на примете фирма по обслуживанию свадебных церемоний, подыскивал ее для сына, но теперь сосватаю их для вас! Кстати, передай Розочке, что эта фирма сотрудничает с одним из лучших кутюрье Америки и завтра он к ней приедет, чтобы обсудить ее свадебное платье: это мой подарок на свадьбу!..

Глава IV. Гибель олигарха

Случилось так, что тетка Розочки, Зинаида Александровна, очень хотела показать племяннице платье, в котором она собиралась к ней на свадьбу, но немножко прихворнула, и Розочка с Савелием поехали проведать ее. Зинаида Александровна встретила их в домашнем платье, зато супруг ее был при полном параде – он явно куда-то собирался.

История происхождения Матвея Петровича Смир-нофф, известного нью-йоркского адвоката, убежденного монархиста, ярого православного христианина и верного патриота России, была запутана донельзя. Дедом его по материнской линии был Николай Петрович Смирнов, один из сыновей Петра Арсентьевича Смирнова, знаменитого русского «водочного короля».

Николай Петрович был богат, красив и к службе весьма усерден. Но имел при этом репутацию записного гуляки и мота: утверждали, что одной своей возлюбленной он подарил ночной горшок из чистого золота.

Нетрудно понять, почему им без памяти увлеклась семнадцатилетняя балерина Мариинского театра Ниночка Горюнова, подруга знаменитой Матильды Кше-синской. Мечтая о балете с детства, Ниночка сбежала из кубанской казацкой станицы, поскольку ее отец, казацкий есаул Матвей Горюнов, человек глубоко религиозный, считал театр, и особенно балет, – занятием сугубо греховным.

Увлечение беспутного богача очаровательной балериной длилось месяца три, и в результате сего романа на свет появился не очень желанный ребенок, которого назвали Петей. Сочетаться браком родители вовсе не собирались, но свою фамилию Николай Петрович сыну все-таки дал.

Во время знаменитых дягилевских русских сезонов в Париже Ниночка без памяти влюбилась во французского офицера из обеспеченной дворянской семьи, вышла за него замуж и оставила сцену. Она планировала со временем забрать к себе сына, который воспитывался в семье деда в станице. Но грянувшая революция перемешала все судьбы, словно колоду карт, раскидав людей по всему свету…

Дядья маленького Петеньки по матери, сыновья Горюнова, героически сражались и погибли в рядах Белой армии, супруга его скончалась во время разразившейся на юге России эпидемии тифа, а сам Матвей с маленьким внуком благополучно перебрался сначала в Турцию, потом в Югославию, а потом и в Америку.

Не умея делать ничего, кроме как держаться в седле и махать шашкой, здоровый физически дед Матвей пошел работать на завод Форда простым грузчиком, но постепенно приобрел специальность и стал мастером в цехе сборки.

До конца своих дней – а умер он почти в девяносто лет – дед Матвей регулярно посещал православный храм, соблюдал посты, оставаясь до мозга костей русским человеком.

Быть может, в знак протеста против крутого и волевого деда, Петр Смирнофф, напротив, постарался как можно быстрее забыть свою родину и максимально американизироваться. Тем не менее он не посмел перечить деду, который женил внука в восемнадцать лет на русской девушке из «хорошей», то есть дворянской, семьи. Неизвестно, как бы сложилась его жизнь с нежной и хрупкой Анастасией, если бы она не была слаба здоровьем и не скончалась во время родов. Сына назвали в честь прадеда Матвеем.

Молодой вдовец Петр Николаевич, предпочитавший, чтобы его называли Питером, сыном особенно не интересовался – ему надо было устраивать свою жизнь… И он вскоре женился на единственной наследнице крупного ранчо в штате Аризона, куда и уехал, без особого сожаления оставив сына на руках прадеда Матвея.

Прадед души не чаял в маленьком Матвее. Потерпев неудачу с внуком, он сумел-таки привить правнуку свои монархистские убеждения, ортодоксальное православие и невыразимую, романтическую любовь к далекой и неизвестной родине под названием Россия. Как зачарованный, слушал мальчик пространные рассказы прадеда о жизни в Москве и Петербурге, где тому приходилось служить, о коронации последнего государя и его трагической гибели от рук большевиков-евреев. Сберегая каждый грош, он выучил правнука на адвоката.

Каких-то полтора десятка лет не дожил Матвей Горюнов до перестройки, когда можно было бы поехать на родину и там умереть, но Матвей Смирнофф немедленно воспользовался первой же возможностью посетить Россию и буквально в нее влюбился. Особенно нравился ему провинциальный волжский город Мышкин, из окрестностей которого пошел смирновский род, побывал он и в донской станице, откуда происходили Горюновы. Он хотел подружиться с кем-нибудь из многочисленных потомков Петра Арсентьевича, проживавших в Москве и Петербурге, но они его за родственника не признавали, ибо у Николая Петровича Смирнова законных детей не было.

Одно время Матвей Петрович всерьез подумывал о том, чтобы купить в Мышкине дом, но Зинаида Александровна его убедила не спешить – а вдруг опять придут к власти те, от кого пришлось бежать его прадеду – Матвею Горюнову и ему подобным. Матвей на какое-то время согласился с женой, но после торжественного захоронения останков царской семьи и канонизации последнего русского императора в качестве святого мученика вновь возродились былые мечты…

Был в жизни Матвея Петровича Смирнофф еще один неудачный и непродолжительный брак, о котором он совсем не любил вспоминать…

Когда скончался прадед, Матвей, молодой, но уже вполне преуспевающий адвокат остался совсем один: И может быть, исключительно от тоски, а может, гены деда Николая Петровича сыграли роковую роль, но… но Матвей без памяти влюбился в очаровательную танцовщицу из мюзик-холла по имени Аманда, совершенно безнадежную дуру. И, как следовало ожидать, их союз распался через полгода.

Аманда не могла жить без экзотических туалетов, драгоценных камней и постоянных гулянок. И очень скоро она начала каждый день либо пить, либо нюхать кокаин. Но с этими пороками еще как-то можно было бороться. Гораздо хуже было другое – она наотрез отказывалась принимать православную веру и постоянно издевалась над регулярными посещениями мужем храма. Естественно, она никогда его туда не сопровождала.

А вот этого Матвей вынести уже никак не мог. Выводило его из себя и другое: в самом начале их отношений она называла его «мой русский медведь», что еще куда ни шло, но потом она вбила себе в голову, что Матвей напоминает ей какой-то портрет английского короля Ричарда Третьего, и стала обращаться к нему не иначе, как Риччи. Это настолько его раздражало, что послужило последней каплей для окончательного разрыва.

Как-то в пылу доверительности Матвей проговорился об этом Зинаиде Александровне, о чем не раз впоследствии жалел. Новая супруга в минуты раздражения мстительно обращалась к нему, называя его ненавистным именем Риччи…

Матвею Смирнофф поклонник племянницы Зинаиды Александровны понравился еще с прошлого его приезда, когда Розочка представила его как «своего самого любимого человека». Причем Сергей ему понравился сразу и безоговорочно. Он справедливо увидел в нем достойного потомка былинных русских богатырей, но ему никогда не хватало времени пообщаться с ним вдоволь. И сейчас, когда Савелий с Розочкой приехали к ним в дом, Матвей был несказанно обрадован. Но, увидев его, он был несколько озадачен.

– Сергей, ты так здорово изменился, что, встретив на улице, я просто не признал бы тебя… – заметил он.

Савелий замялся, не зная, что ответить, но на помощь пришла Розочка.

– Сереженьке пришлось переболеть, а болезнь, как известно, никого не красит! – сказала она, нежно прижимаясь к Савелию.

– Не знаю, как кого, но твоего жениха болезнь нисколько не испортила! – сказал Матвей и тут же предложил: – Послушай, Сергей, давай оставим дам решать их необычайно важные дела и сбежим на одно свое, мужское мероприятие… – Он хитро подмигнул. – Вы как, девочки, не будете возражать по этому поводу?

«Девочки» переглянулись и едва ли не в голос ответили:

– Не будем!

Однако Зинаида Александровна ревниво проговорила:

– Хочу предупредить вас, дорогие мои, что у американцев еды нормальной не дадут. Так что, когда вернетесь, мы спокойно поужинаем, и Савелий заберет Розочку. Нечего ей по ночному Нью-Йорку одной ездить.

– Тетя, у меня уже сил нет смеяться над тем, как ты меня опекаешь, – взмолилась Розочка. – Ты же прекрасно знаешь, что я не одна, а с водителем!

– Но в газетах не зря пишут, что в Нью-Йорке каждые десять минут совершается преступление, – заявила Зинаида Александровна.

Не вмешиваясь в начавшуюся дискуссию, мужчины вышли на улицу. Савелию не слишком хотелось сопровождать дядю Матвея, которого он глубоко в душе считал старым занудой, что было достаточно близко к истине. С другой стороны, слушать и вникать в детали будущего туалета Зинаиды Александровны ему и вовсе не улыбалось.

– Куда ты ведешь меня, дядя Матвей?: – с некоторой настороженностью спросил Савелий.

– В один богатый американский дом. Тебе будет интересно, – заверил тот.

В этом Савелий сомневался, но виду не подал. «Судя по всему, – подумал он, – вечер потерян».

– Ты же, Сереженька, американцев совсем не знаешь. С кем тебе приходится здесь общаться? Со своим Майклом, но ведь он,, во-первых, военный! А военные везде одинаковые. Во-вторых, в нем течет русская православная кровь. А там будут настоящие американские тузы, – Матвей любил это старое русское слово, не упускал случая употребить его, – банкиры, президенты разных компаний, знаменитые журналисты, наверное, и политики. Ты не представляешь, какие они…

– А какие? – невинно спросил Савелий.

– Глупые! – безапелляционно отрезал дядя Матвей. – И все как один нашу матушку-Россию терпеть не могут, боятся, что мы когда-нибудь станем сильными и конкуренцию им составим. А хозяйка этого дома сама по себе личность прелюбопытнейшая. Ее предки тоже из России, но, к сожалению, не из православных, – как монархист и церковный ортодокс Матвей терпеть не мог евреев.

Эта ситуация Савелия весьма позабавила.

– А вы, что, с ней друзья? – с явным ехидством спросил он.

– Ну, не друзья, конечно, – Матвей заметно смутился, – а, скажем так, хорошие знакомые. Она тоже Россией интересуется – выставки разные спонсирует, гастроли российских артистов помогает организовывать – она очень богата. А у нее сегодня, как она сказала, «русский вечер»: один из ближайших советников Президента России – Позин – будет у нее в гостях.

Вот с этого-то момента Савелию и стало любопытно…

Как говорится, неисповедимы пути Господни.

Дядя Матвей был знаком с близкой подругой Александра Позина, той самой миллионершей с Пятой авеню Руфью Файнштадт. И ее американские влиятельные и состоятельные друзья были приглашены «на Позина». Дядю Матвея с женой она просила прийти для компании, в тайной надежде, что они по какому-нибудь поводу вступят в спор с Шурой Позиным, и их столкновение придаст ее вечеринке остроту и пикантность.