Текст книги "Охота Бешеного"

Автор книги: Виктор Доценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Константин Иванович, в этом что-то есть! – одобрительно воскликнул Воронов.

– Может быть, может быть… – задумался Богомолов. – Что-то меня настораживает во всем этом, – заметил он после длинной паузы. – Хотя и не пойму что. Ну, да ладно. Бог не выдаст – свинья не съест. Действуйте, только с максимальной осмотрительностью. С максимальной! – категорическим тоном добавил он.

– Спасибо за доверие, Константин Иванович, – с чувством произнес Савелий. – Мы вас не подведем.

– Не сомневаюсь. А теперь поговорим о документах.

– О документах, которые у нас должны быть с собой? – спросил Воронов.

– По-моему, это очень важный момент.

– Это действительно важно, а потому, как мне кажется, документов должно быть минимум, – предположил Савелий.

– Что ты подразумеваешь под словом «минимум»? – спросил генерал.

– У кого паспорт, у кого – справка об освобождении.

– Справка об освобождении? – невольно воскликнул Константин Иванович. – Очень интересная мысль! Давайте договоримся так: даю вам неделю на то, чтобы определиться с составом. Думаю, по пять-шесть человек в группе – это нормально?

– Не уверен, – покачал головой Савелий.

– Мало? – удивился генерал.

– Что вы, совсем наоборот – много. Чем больше группа, тем больше внимания привлекает.

– Ну не по двое же в группе отправляться?

– Не знаю. Может, и по двое. Пока не могу сказать. Взглянем на людей, изучим обстановку, детальнее познакомимся с маршрутом, тогда и поговорим.

– Недели хватит?

– Вполне.

– Что ж, в таком случае встречаемся ровно через неделю, в этом кабинете, – сказал Богомолов, но тут же спохватился. – Хотя нет, встретимся здесь. – Он быстро написал на листке адрес, дал им прочитать. – Запомнили? – Аккуратно сжег бумажку и продолжил: – В десять утра, по этому адресу. Я должен увидеть паспортного формата фотографии всех членов операции… назовем ее…

– «Восточный поход», – предложил Воронов.

– Слишком претенциозно, – с сомнением покачал головой Богомолов.

– Можно просто – «Горный воздух», – улыбнулся Савелий. – Вроде бы и связь есть, как-никак, а Чечня – горная страна, с другой стороны, не особо понятно постороннему человеку.

– А что, мне нравится, – кивнул Богомолов и повторил: – Операция «Горный воздух». Определенно нравится! А тебе как, майор? – он повернулся к Воронову.

– Обеими руками «за».

– Вот и ладно. Итак, повторяю: ровно через неделю, в десять утра я должен увидеть фотографии всех членов операции «Горный воздух», а также уточненный план операции. Все ясно?

– Так точно!

– Вопросы, просьбы?

– Вопросов вроде нет, – переглянувшись с Вороновым, сказал Савелий. – А вот просьба одна есть.

– Слушаю.

– Транспорт желательно бы попроще.

– «Жигули» и два мобильных телефона, а также пять миллионов рублей на текущие расходы ждут вас у Михаила Никифоровича, – улыбнулся Богомолов. – На этот раз я ничего не забыл?

– Предусмотрели даже больше, чем мы ожидали получить, – признался Савелий.

Богомолов с довольным видом вновь улыбнулся и легко поднялся с кресла.

– Что ж, желаю удачи!

Они обменялись рукопожатиями.

А в это время человек, которому вынесли смертный приговор, ничего не подозревая, предавался земным радостям и упивался своей сомнительной славой.

Мушмакаев был невысокого, можно даже сказать, маленького роста. И, как многие низкорослые мужчины, страдал комплексом Наполеона. Он всегда был ниже всех. В детстве – самым маленьким среди своих сверстников, за что получил обидное прозвище Муха. Видя, как он переживает, учителя пытались успокоить его, уверяя, что пройдет три-четыре года и он догонит в росте своих одноклассников, но с каждым годом эта надежда все меркла и меркла, пока со* всем не исчезла. Муха стал злобным, нетерпи-* мым и мстительным. Словно чувствуя его тяжелую ауру, сверстники избегали его и старались не приглашать на всякие домашние праздники и дни рождения.

Это не могло не отразиться на его характере. Он обладал извращенной, избирательной памятью: помнил каждую нанесенную ему обиду, косой взгляд, грубость в свой адрес, но тут же забывал о любой приятной вещи или добром слове, принимая это как должное. Муха презирал своих сверстников и при всяком удобном случае бегал за старшими ребятами, которые гнали его от себя и издевались. Именно тогда он научился терпеть боль, и каждый раз, сцепившись с кемнибудь из старших и, конечно же, жестоко получая от него, зачастую оказываясь на земле с разбитым носом, он упрямо вставал и опять кидался на противника, опять получал, вставал и бросался вперед. В конце концов парень, едва ли не вдвое здоровее него, махал рукой и отступал, делая вид, что не хочет больше связываться с «мелюзгой».

К седьмому классу Муха сколотил небольшую кодлу и стал наводить страх на всю округу, избивая любого, кто подвернется под руку. Он не щадил ни женщин, ни стариков, ни детей. Подонки не трогали только взрослых мужчин, которые вполне могли дать отпор. Просуществовала банда чуть больше полугода, пока один пятнадцатилетний паренек не скончался от их побоев. Состоялся суд, им дали от трех до пяти лет в колонии для несовершеннолетних. Из всех своих бывших приятелей Муха единственный отбыл срок полностью. В колонии он не захотел даже притворяться, что встал на путь исправления: нарушал режим, затевал драки, пререкался с администрацией. Его художества не оставались без внимания: своевольный парень постоянно сидел в карцере.

На волю он вышел законченным негодяем. Однако снова садиться ему не хотелось, так что на некоторое время он приутих и даже устроился на работу. Но это было лишь временное затишье, рано или поздно обязательно произошел бы внутренний взрыв, который наверняка вновь отправил бы его за колючую проволоку. На его счастье, в Чечне начались волнения, а вскоре его дальний родственник стал президентом «Независимой Республики Ичкерия». Эльсан ничего не понимал в политике, но мгновенно сообразил, что при возникшем хаосе он может легко воплотить свои давнишние мечты. Муха примкнул к тем, кто поднял зеленое знамя Ислама против неверных, то есть против русских, с которыми у Мушмакаева были счеты еще с того времени, когда он сидел в «русской» колонии для несовершеннолетних.

Его жестокость, нетерпимое отношение к слабым, зависть к сильным и здоровым помогли ему быстро вскарабкаться вверх и возглавить отряд боевиков, который он назвал «Горные волки». Этот отряд прославился жестокостью и кровожадностью. Ни один из попавших в плен к «Горным волкам» русских не остался в живых. Их не просто убивали; сначала их мучили, пытали, еще живым отрезали уши, носы, половые органы, выкалывали глаза… Постепенно это превратилось в некое ритуальное действо, от которого они получали удовольствие, как от сильных наркотиков или от секса.

Для Мухи начались счастливые времена: его мечты осуществились! Он стал героем благодаря, тому, за что раньше его отправили в колонию. Его имя произносили пусть не с уважение, зато со страхом.

Кроме того. Муха сразу же понял, что на войне модою делать огромные деньги, торгуя захваченным у русских оружием, а также грабежами. Но на всякую силу найдется еще большая сила. Именно поэтому Эльсан старался как можно реже принимать личное участие в «боевых» операциях, предпочитая зарабатывать на торговле оружием. В первые же дни войны Мушмакаеву и его головорезам удалось захватить военный склад, существовавший еще с советских времен. Жестоко расправившись с немногочисленной охраной, они ворвались внутрь и застыли от удивления; добыча оказалась настолько внушительной, что они сумели полностью загрузить автоматами, пулеметами, гранатометами и боеприпасами два мощных военных «Урала». Но все равно оружия осталось так много, словно они ничего не взяли, и, чтобы русские не могли им воспользоваться, Мушмакаев приказал взорвать склад.

Первый шаг на поприще оружейного бизнеса принес Эльсану, после расчета с остальными боевиками, около ста тысяч долларов, и это ему очень понравилось. Настолько, что он задумался всерьез. Именно тогда Мушмакаев и стал подыскивать надежного человека, который взял бы на себя основную часть работы – поиск покупателя.

Тщательно перебрав несколько десятков кандидатур, Муха остановился на своем приятеле, с которым был знаком еще со времен юношеских «забав». Этот парень за то же давнее убийство получил второй по тяжести после Мушмакаева срок – четыре года. Он был на пару лет старше, но учился в параллельном классе, поскольку дважды оставался на второй год. Он был на голову выше Эльсана, однако, как ни странно, уважал и побаивался своего вспыльчивого приятеля, зная его мстительный характер. Звали его Ваха, а благодаря фамилии Лом-Алиев к нему чуть ли не с первого класса приклеилась кличка Лом, которая удивительно ему подходила, – он был тощим и высоким.

Когда Лома посадили, родители, не в силах вынести осуждающие взгляды соседей, переехали к родственникам в Дагестан, в небольшой приграничный поселок. Отсидев половину срока, Лом освободился «за примерное поведение» и поехал к родителям.

Встретились приятели через несколько лет совершенно случайно, когда Мушмакаев, жаждущий славы, жестоко прошелся со своей бандой по мирным дагестанским городкам Кизляру, Хасавъюрту, оставляя после себя разрушения и смерть. Возвращаясь с отрядом в Чечню, он остановился на ночлег в одном из приграничных поселков, где и встретил старого приятеля. Попраздновав встречу едва ли не до рассвета. Муха предложил старому проверенному бойцу стать его заместителем, примкнув к отряду. Но, к своему изумлению, получил категорический отказ. Однако, услышав объяснения, Эльсан даже пьяно прослезился от умиления: оказалось, Лом уже несколько лет женат, но год назад его жена повредила себе позвоночник, нечаянно свалившись со стога сена. Лом безумно ее любил и не мог надолго оставить.

Выслушав трогательную историю о том, как Лому приходится крутиться, «чтобы заработать на лекарства для любимой женщины», Эльсан настолько расчувствовался, что вручил приятелю пять тысяч долларов. Неизвестно, правда, поступил бы так Муха, узнай он о том, что на самом деле произошло с «любимой женщиной» его старого друга. А правда заключалась в следующем: не получив однажды у жены денег на очередную бутылку водки, Лом так саданул ее ногой в живот, что женщина перелетела через скамейку и ударилась спиной о край бельевого шкафа, сломала пару позвонков и в результате обезножела. Ему, конечно же, грозило заключение, но адвокату удалось уговорить жену придержать свое заявление. В обмен она получила договор, по которому Лом обязался заботиться о ней и не оставлять больше чем на сутки без присмотра. В случае нарушения условий договора он бы вновь отправился в тюрьму, куда, понятное дело, ему совсем не хотелось.

Поблагодарив друга за щедрость, Лом сказал, что Эльсан может на него положиться, и даже предложил, «если будет такая нужда», помощь в реализации различных товаров. Они понимали друг друга с полуслова, им не нужно было уточнять, откуда могут появиться у командира боевого отряда «различные товары». В ту же ночь Эльсан оставил приятелю для реализации несколько автоматов, два пулемета и ящик патронов – часть добычи после рейда по дагестанским селениям. С этого начался новый виток дружбы старых приятелей.

Мало того, что Эльсан был невысок – лицом он тоже не вышел. Как тут добьешься расположения привлекательной девушки? А запросы у Мухи были не маленькие. Но всякий раз, стоило ему приблизиться к понравившейся девице, та в лучшем случае с некоторым недоумением отходила в сторону, а в худшем – просто поднимала его на смех. Однако он вновь и вновь делал очередную попытку, не в силах смириться с тем, что может быть чем-то хуже других.

Но с каждой неудачей обиды и злоба накапливались и накапливались, чтобы когда-нибудь прорваться, как нарыв. Наверное, потому и появляются маньяки-насильники. Обидела такого когда-то какая-нибудь девица, и он затаил злобу на весь женский пол.

Первое знакомство Мухи с сексом произошло на «малолетке». Именно тогда он возненавидел всех русских. Хотя, если разобраться, сам был во всем виноват.

Это на воле можно покачать права и показать характер, на зоне же, если за тобой нет силы, засунь свой характер в задницу и не высовывайся, тем более на «малолетке», где понятия о чести сильно извращены, а жалость считается слабостью. Как бы там ни было, но после пары попыток Мухи показать зубы, одному из малолетних «авторитетов» по кличке Веселый надоели его рыканья. Он не стал долго думать, как наказать строптивого новичка; трое его приближенных затащили Эльсана в умывальную комнату, раздели, и, после того, как его худой зад посетила плоть Веселого, Муху обработали и остальные парни, а потом еще сунули ему в задний проход черенок от метлы.

Несколько дней Эльсан провалялся в тюремной больничке, пока не прекратилось кровотечение из прямой кишки, а когда и там один из санитаров попытался сделать ему «кожаный укол», Муха изловчился, схватил со стола скальпель и вогнал ему под ребра, и на сей раз уже санитару пришлось останавливать себе кровь. После этого инцидента к Мухе больше никто не приставал, хотя ему пришлось занять место среди опущенных со всеми вытекающими отсюда последствиями: он не имел права на «общак» и спать должен был в определенном месте.

Выйдя на свободу, Мушмакаев, конечно же, скрыл эту историю. А вот когда он сколотил банду и объявил себя командиром, то во время первого же налета самолично пристрелил двух русских парней. Затем, увидев симпатичную девчонку лет четырнадцати, принялся прямо на глазах у ее связанной матери всячески издеваться над бедной девушкой – изнасиловал, потом сунул ей внутрь электрическую лампочку и раздавил хрупкое стекло. Девушка страшно закричала, и тогда он, вставив ей в задний проход дуло пистолета, нажал на спусковой крючок.

Так он начал мстить за свои прежние унижения. Прежде чем убить русского парня, он либо насиловал его, либо засовывал ему в задний проход какой-нибудь предмет – потолще и подлиннее.

Вскоре численность его отряда перевалила за сотню человек. При таком количестве народу гораздо труднее стало прятаться от возмездия, и потому Муха держал для охраны собственной персоны мобильную группу, состоявшую из десяти «бригадиров». Под началом каждого бригадира находилось от десяти до пятнадцати человек, которые жили по своим домам и являлись по первому же его требованию. Любое неподчинение сурово каралось в зависимости от проступка – от наказания розгами до смертной казни. Поэтому дисциплина в отряде, несмотря на пьянство и наркотики, как ни странно, была строгой.

С каждой «победой», за которой стояла смерть невинных людей, Мушмакаев все больше распалялся, а безнаказанность его росла. Ему уже было мало просто удовлетворения, ему хотелось, чтобы о нем заговорили по всей России и за ее пределами, чтобы его имя наводило на людей ужас. Если раньше он старался скрывать свое участие в преступлениях, то теперь, наоборот, не только афишировал свои «художества», прикрываясь политическими лозунгами, но и брал на себя ответственность за любые теракты в разных городах России. Он охотно соглашался на интервью с журналистами и во всеуслышание заявлял, что «потопит Россию в крови».

III. Претенденты

После встречи с Богомоловым Савелий и Воронов отправились на спортивно-оздоровительную базу ФСБ, чтобы Говорков смог познакомиться с отобранными Андреем кандидатами для операции «Горный воздух». База находилась в Серебряном Бору. Чистый воздух, рядом река, до Москвы рукой подать. Да, расположена база очень удачно: вероятно, тот, кто в свое время задумал строительство, учитывал специфику работы ее будущих обитателей. База расположилась на отшибе, и самый ближайший сосед, пансионат Академии сельскохозяйственных наук, находился более чем в километре от нее. К въезду на территорию базы вела неприметная дорога. Даже если кто-то случайно наткнулся бы на бетонный забор, то решил бы, что оказался возле опытного участка, где сельскохозяйственные ученые мужи выращивают какие-нибудь новые гибриды.

Все это Воронов красочно описал Савелию по дороге. Когда они подъехали наконец к неказистым железным воротам, Савелий удивленно спросил:

– Разве здесь нет никакой охраны?

– Как это нет? – улыбнулся Воронов и пару раз бибикнул.

Сразу же открылась совершенно незаметная для глаза железная дверь, и показался древний старик.

– Чего надоть? – часто покашливая, спросил он скрипучим голосом.

– Это я, Гордеич. – Воронов высунулся из окна машины. Тут же заработал электропривод, и ворота открылись.

Они въехали внутрь, и ворота вновь закрылись. Савелий собирался о чем-то спросить Воронова, но увидев сторожа, едва не присвистнул от изумления: чахоточный старик мгновенно выпрямился, снял взлохмаченный седой парик и мгновенно преобразился в молодого, примерно одних лет с Савелием, черноволосого мужчину с короткой стрижкой.

– Ну как? – усмехнулся Воронов, довольный произведенным эффектом.

– Впечатляет, – признался Савелий. – У меня как-то из головы вылетели твои слова, что на территории базы якобы идет ремонт и, кроме нашей компании, здесь никого нет.

– Вот именно, – с улыбкой кивнул Воронов.

– А твой Гордеич – настоящий артист.

– Гордеич – это так, кличка для посторонних ушей. Знакомьтесь! Старший лейтенант Трегубенков, капитан Мануйлов, – представил их друг другу Воронов.

– Обойдемся без званий, товарищ майор, – поморщился Говорков и крепко пожал парню руку. – Сергей.

– А я просто Владимир, – отозвался тот и улыбнулся, обнажив ровные белоснежные зубы. – Можно доложить? – обратился он к Андрею.

Савелий заметил, что Трегубенков говорит с легким кавказским акцентом.

– Докладывай, – кивнул Воронов.

– Двое ночных отдыхают, один готовит обед, шестеро в подземном тире занимаются огневой подготовкой, – по-военному четко доложил Владимир.

Перед докладом он чуть выпрямился, словно давал понять старшему по званию, что отличает военную службу от приятельских отношений, однако это не означает, что он будет тянуться перед каждым офицером, словно какой-нибудь салага-первогодок.

И это особенно понравилось Савелию.

– Сколько за Речкой провел? – спросил он.

– Первый раз два года, потом четыре…

– Ранение?

– Да, две пули в живот и ножевое в спину. – Парень отвечал спокойно, не хвастаясь, а лишь констатируя факты.

– Добить пытались?

– Ага, на свою голову. – Владимир усмехнулся. – От пуль-то я немного потерялся, а очнулся от боли в спине. Смотрю – один ржет вовсю, сверкая фиксами, другой во второй раз замахивается, тут-то я и разозлился! Ну, думаю, гад, мало тебе того, что я и с такими дырами вряд ли выживу, а ты меня еще раз решил продырявить. Дернул я ногой, и тот сам себе вогнал нож в сердце, а второй от неожиданности как разинул пасть, так и застыл – от страха, видно. Я руками зажимаю раны на животе, а мой автомат метрах в трех лежит. Я с тоской смотрю на него и думаю: хана мне. У того на плече М-16 болтается. Но он, наверное, от страха забыл об этом и стрельнул глазами на мой Калашников. Бросился он к нему да наткнулся на свое оружие… – Трегубенков пожал плечами и замолчал, словно дальше и так все ясно и совсем неинтересно.

– Таэквандо? – поинтересовался Савелий.

– Не только.

– Неужели сам добрался до своих? – продолжал расспрашивать Савелий. Этот парень все больше и больше ему нравился.

– Да нет, помощь подоспела… – Владимир выдержал паузу. – Через двое суток.

– Ничего себе, подоспела, – присвистнул Савелий. – С тремя такими ранами… Как же ты выкарабкался?

– Честно говоря, сам не знаю. Когда дал очередь по второму, а потом, как оказалось, и по третьему, я вырубился, а очнулся уже в санчасти дивизии. Разведчики, которые наткнулись на тех трех «духов», направились по моим кровавым следам, уверенные, что это наследил один из выживших «духов», наткнулись на меня километра через три. Говорят, я полз вперед «на автопилоте», да еще весь был перевязан тряпками, которые нарвал из нательной рубашки… А мне до сих пор не верится! Думаю, может, кто-то меня перевязал и протащил немного, потом, видно, устал, пошел за подмогой, а тут и разведка наша подоспела.

– Сам-то ты в это веришь? – спросил Савелий.

– Во что? – улыбнулся Владимир. – В то, что помог кто-то, или в то, что я сам дополз?

– А вот скажи, второй раз ты в Афганистан пошел, чтобы там и разобраться?

– Да нет, все гораздо проще. Когда очнулся в дивизионной санчасти и услышал, как доктор кому-то говорит, что я вряд ли оклемаюсь – слишком много крови потерял, я и обратился к Всевышнему с просьбой и поклялся, что, если выживу, вернусь в Афган и буду драться с «духами» уже не по приказу командиров, а во славу Господа нашего.

– И думаешь, он тебе поверил? – не удержался от ухмылки Воронов.

– Кто?

– Как кто? Всевышний! – Воронов еле сдерживал смех.

– Не знаю, поверил или нет, но я-то выжил и стою сейчас перед вами целехонький. А самое главное, за остальные четыре года больше ни одной царапины! – Владимир не заметил насмешливого тона Воронова и отвечал совершенно серьезно.

– В этом что-то есть, – так же серьезно согласился Савелий, потом неожиданно спросил: – Какие языки знаешь?

– На фарси говорю свободно, турецкий знаю немного и кое-как – грузинский, абхазский… – Владимир перечислял спокойно, словно просто рассказывал, какие блюда предпочитает.

– А чеченский? – перебил Савелий.

– А чеченский – мой родной язык. У меня мать чеченка, а отец из русской глубинки, а жили мы под Грозным. – Он усмехнулся. – Поэтому меня и выбрал товарищ майор.

– Ладно, Володя, возвращайся на пост, а мы пойдем знакомиться с остальными, – сказал Воронов и направился в сторону небольшого кирпичного строения, стоящего метрах в пятидесяти от них.

– Ты веришь в эту чушь, которую он наплел про свое чудесное спасение? – спросил Воронов Савелия.

– Верю, не верю – какая разница? Важно, что парень сам верит в это. Ему легче жить с такой мыслью? Легче. А значит, пусть верит.

– Может, ты и прав. – Воронов помолчал. – Если хочешь, могу рассказать про остальных претендентов.

– Извини, братишка, предпочитаю все подробности услышать от них самих.

– Как скажешь. Бешеный.

– Давно ты меня так не называл, – заметил Савелий.

– Время еще не пришло, – сказал Воронов. Он открыл какую-то дверь, и они оказались перед лестницей, ведущей вниз.

– Да и придет ли оно когда-нибудь? – подхватил Савелий, спускаясь следом за Вороновым.

– А не придет, что с того? – бодро воскликнул Андрей. – Сам-то ты живой! И это главное, разве не так?

– Трудно с тобой не согласиться, – усмехнулся Савелий.

– Послушай, а стоит ли воскрешать Бешеного? Это я насчет твоей идеи о справке об освобождении. Ты же для себя такую легенду приберегаешь? Не дай Бог кто-нибудь захочет раскопать, что связано с этой кличкой.

– И что с того? Ну, захочет и, предположим, хотя маловероятно, скажет, что сидел и даже общался с Савелием Говорковым по кличке Бешеный, который совсем и не похож на этого Бешеного. Не столь редкая для криминального мира кличка, чтобы бояться ею воспользоваться, – уверенно проговорил Савелий.

– Вон за тем углом – помещение тира, – подсказал Воронов и продолжил: – Бешеный так Бешеный, тебе виднее. А справка об освобождении – только для тебя?

– Для меня, но, вполне возможно, еще для кого-нибудь. Там видно будет. Как говорится, вскрытие покажет. – Савелий хлопнул Воронова по спине, и довольно ощутимо.

Андрей собирался ответить, но Савелий увернулся и быстро открыл дверь.

– Прошу вас, товарищ майор! – Савелий склонился в шутливом полупоклоне.

Они оказались в довольно просторном помещении, разделенном на два бокса: один предназначался для стрельбы из пистолета, второй – из автомата, а при необходимости – и из гранатомета. В последнем случае нужно было с пульта сдвинуть заднюю стенку в сторону, за ней открывалось специально оборудованное пространство, которое не только гасило шум от взрыва, но и было снабжено мощной вытяжкой, быстро очищающей воздух от газа. В двух боксах одновременно могли заниматься стрельбой по четыре человека. Боевиков было шестеро, и они разделились на две тройки.

Савелий быстро переглянулся с Вороновым и чуть заметно кивнул в сторону тех, кто тренировался с пистолетом. Все трое были в наушниках и потому не слышали, как они вошли и стали наблюдать за стрельбой. Двоим было лет по тридцать пять – тридцать семь, третий – значительно моложе. Те, что постарше, стреляли не торопясь, тщательно прицеливаясь, а молодой напоминал ковбоя из вестерна: стрелял из разных положений навскидку, совершенно не целясь, либо опираясь на локоть второй руки, либо, стоя спиной, резко поворачивался и делал пару выстрелов.

На первый взгляд «старики» стреляли лучше, чем он, но Савелий сразу же понял, что это совсем не так. По количеству набранных очков парень даже выигрывал у одного из них, а второму проигрывал только одно очко. Савелия охватил спортивный азарт. Он попросил у Воронова пистолет, и Андрей дал ему «Макаров». Убедившись, что обойма полная, Савелий стал в точности повторять все, что вытворял парень. Он так увлекся, что не заметил, как трое его соседей прекратили стрелять, скинули наушники и с явным интересом наблюдали за его стрельбой. Отстрелявшись, Савелий ловко освободил пистолет об обоймы, быстро положил его перед собой и тут же взглянул на часы. Но время стрельбы отметить не успел: раздались аплодисменты.

– Отличная работа! – восхищенно проговорил один из «стариков» и снял мишень с подъехавшей подставки. – Ого! Шестьдесят девять из семидесяти! Да еще с такими выкрутасами! Новенький?

– Старенький. – Савелию чем-то сразу не понравился этот парень.

– А, так ты, наверное, тот, о ком рассказывал майор? – Таким ехидным тоном обычно говорят о чьих-нибудь любимчиках.

– Вы, сударь, имеете что-то против? – Савелий произнес это спокойно, но, если бы парень знал его лучше, то понял бы, что надо заткнуться.

– А если да, то что? – осклабился тот и повернулся к приятелю, видно, за поддержкой, но приятель неожиданно одернул его:

– Ты чего. Серый, к парню привязался?

– Захотел и привязался.

– Ты бы лучше захотел в «десятку» почаще попадать, – заметил Савелий.

– Глянь-ка, он еще и учить меня вздумал! – Серому явно не терпелось сорвать на ком-нибудь злость, и стало ясно, что простой перебранкой дело не закончится.

К ним подошли парни, стрелявшие из автоматов, и кто-то даже захотел вмешаться, но Воронов придержал его за руку.

– Почему бы и не поучить того, кто плохо знает предмет, – по-прежнему спокойно ответил Савелий.

Серый был едва ли не на голову выше Савелия, под тельняшкой у него угрожающе перекатывались бугры мышц.

– Если ты такой смелый, может, еще чемунибудь поучишь? – Серый нагло ухмыльнулся и снова взглянул на своего приятеля, но тот махнул рукой и отошел, не желая связываться.

– Чему, например? – спросил Савелий, прекрасно зная, что ему сейчас предложат подраться.

– Например, свободному бою. – Серый победоносно оглядел присутствующих, уверенный, что наглец либо получит свое, если рискнет согласиться, либо откажется, и тогда уж Серый точно поднимет его на смех.

– Свободному? Это значит – без всяких правил? – уточнил Савелий.

– Именно так! – расхохотался Серый. – Без всяких правил!

Парня звали Сергей Теплягов. Он тоже пробыл два года в Афганистане, но ни в одном бою не участвовал. Серый чем-то пришелся по душе начальнику санчасти, и тот взял его к себе санитаром. До армии Теплягов увлекался каратэ. В основном, потому, что оно было под запретом «органов», а как классно ввернуть полушепотом при случае, что ты занимаешься каратэ! Сначала, пока их часть не участвовала в боевых действиях, санитар Теплягов от нечего делать оттачивал свое мастерство на коллегах, и довольно жестоко, так что те попадали в санчасть уже не как санитары, а как пациенты.

Однако вскоре лафа кончилась – к ним повалили первые раненые. Их было столько, что к концу смены ноги просто подкашивались, и Теплягов, с трудом добравшись до койки, падал замертво и тут же засыпал. А потом ранения стали такими страшными, что Теплягова мучили кошмары: ему снились отрезанные носы, уши, половые члены, вырезанные на спинах и лицах звезды и похабные слова. И трупы, трупы, трупы… Казалось, им не будет конца! Прошло несколько месяцев, и Теплягов сломался: однажды, когда к ним в часть во время дежурства привезли четырех раненных пленных душманов, он, вместо того, чтобы отвезти их в операционную, свез в комнату, которую использовали как покойницкую, и там буквально на куски искромсал каждого штык-кинжалом. Был суд, медицинское обследование, и психиатры единогласно поставили диагноз: острая психопатия. Серого отправили на Большую землю и больше года лечили в спецбольнице. Потом врачи сжалились над ним и отдали под наблюдение его старушкематери. Болезнь не прогрессировала, и Теплягов даже устроился работать в коммерческую фирму, потом в другую, третью… Ему быстро надоедали одни и те же лица, он становился раздражительным, вспыльчивым. Если его что-то не устраивало, сразу лез в драку. За пару месяцев до встречи с Вороновым он так жестоко избил заместителя генерального директора фирмы, что тот оказался в больнице, и Теплягову вновь грозил суд. В очередной раз пожалев своего «братишку», президент Ассоциации ветеранов-«афганцев» «Герат» Олег Вишневецкий заплатил за него пострадавшему приличную сумму, и дело закрыли. Тут и появился Воронов. Нужно отдать должное Теплягову: если он хотел понравиться, то мгновенно преображался. А понравиться ему хотелось только тогда, когда он рассчитывал извлечь для себя выгоду. Серый становился вежливым и сдержанным. Его спортивные успехи и умение действительно отлично драться сразу поднимали его шансы. Как бы там ни было, он сумел заморочить голову Воронову. Однако вскоре ему надоел постоянный тренинг, бесконечные дежурства у ворот и на кухне, и он стал показывать зубы. Андрей уже собирался его выгнать, но потом решил подождать, пока на парня посмотрит Савелий: вдруг он, Воронов, слишком придирается?

– Без всяких правил? – еще раз переспросил Говорков.

– Драться до тех пор, пока соперник не запросит пощады или не останется неподвижным на десять секунд.

– А если дольше? – поинтересовался Савелий.

– Что дольше?

– Ну, если соперник останется неподвижным дольше десяти секунд?

Только сейчас Серый понял, что незнакомец просто издевается над ним.

– Что?! – зарычал он и бросился на Савелия.

Теплягов был опытным бойцом. И когда он вдруг будто наткнулся на какую-то стену, а потом получил чем-то тяжелым по лбу и оказался на полу, чего совсем не ожидал, то пару секунд он сидел, озираясь по сторонам, словно пытаясь найти ту стену, о которую так сильно ударился головой. И увидел Савелия, который, улыбаясь, спокойно смотрел на него. Зарычав скорее от унижения, чем от боли, Теплягов вскочил и снова бросился на противника, на этот раз приготовившись ко всяким неожиданностям. Казалось, ухмыляющаяся физиономия незнакомца уже в каких-то сантиметрах от его кулака, но почему-то кулак бьет воздух, а соперник, оказавшись у него за спиной, делает замысловатый кульбит прямо над его головой. Это было проделано так мастерски, что раздались аплодисменты.