Текст книги "Рогоносец (СИ)"

Автор книги: Виктор Перестукин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

   Весь вечер до глубоких сумерек провозился с арбалетом, обстрагивая, вернее, скобля камнем две деревяшки, соединяя их между собой, и вчерне закончил работу. Утром совью тетиву и оценю результат. А пока закопать под костром две рыбины, на полный завтрашний день, ибо в походе будет не до готовки, и спать.

   – И как же ты, друг любезный, умудряешься спать в такую погоду на голой земле? Сразу видно, что тундра тебе дом родной, не то, что для меня. Я себя в лесу как-то увереннее чувствую. А чтобы попасть в лес, нам надо живее двигать ногами. На юг. Повезет – встретим нормальных оленеводов, не таких диких, как ты. Или наткнемся на след вездехода, а то и трубу газопровода. Нет – через несколько дней до леса дойдем, вон, деревца жиденькие уже растут, значит и тайга недалеко.

   Мальчик, как обычно, слушал меня молча, не соглашаясь и не возражая, и как обычно усердно крутил головой, осматривая окрестности в поисках друзей или врагов, не поймешь.

   Жаль, что ночью прошел опять дождь, развешенная шерсть не проветрилась, нести будет тяжело, а ведь еще пудовый арбалет тащить. Занятно, в рыжей, мягкой как пух шерсти попадаются черные жесткие волосы. И много. Длиннее полуметра. Если их все повыдергать и сплести косичкой, выйдет прекрасная тетива, гораздо лучше, чем из самой шерсти. Этим я сейчас и займусь, надо довести арбалет до ума, и по ходу движения стрелять зайцев. Много времени это дело не займет, за остаток дня еще успею намять ноги.

   – Ну, Киш, давай посмотрим, какой боевой механизм у меня получился.

   А, испытатель, еще стрела нужна, короткая и толстая, или как говорим мы, профессиональные арбалетчики, болт. Сейчас, и это будет. Пока будет без наконечника, просто заточу немного, для тренировок сойдет, и без пера-стабилизатора. Так, проба на дальность, задираем под сорок пять градусов, бац! Пошла, перекосило без оперения, но терпимо. Иду за болтом, считая шаги, сто двадцать метров, не бог весть что, но пойдет. Теперь пострелять на точность, рабочая дистанция по зайцу тридцать метров, мишень – кочка. Бац, промазал, но близко. Еще раз. Нет, надо перо вставить, под рукой ничего нет, подберу в тундре, а наконечник сейчас можно сделать, тренировки закончились. И вообще, пора выдвигаться.

   Шерсть удается навьючить на Киша, парнишка стал совсем ручным. Но мне и без той шерсти есть что нести, кроме тяжеленного арбалета две корзины, с рыбой и тлеющим углем. Корзина с рыбой больше, но та, что с угольками обмазана изнутри и снаружи глиной, фактически это толстостенный горшок, и тоже тянет руку.

   Стойку на первого за сегодня зайца Киш сделал уже через полчаса ходьбы. Я разгрузился, зарядил арбалет, но все зря. Зайца я в упор не видел, сколько Киш ни кхекал.

   – Ты не психуй. Хрен с ним, с этим конкретным зайцем, давай я тебя научу стрелять, от этого будет больше толку. Смотри, вот эта кочка, я направляю на нее арбалет так, чтобы стрела указывала прямо на нее. Прицеливаться надо вдоль стрелы, вот так. Не так, – я слегка поворачиваю арбалет в сторону, – тогда она полетит вон туда, видишь? И не так, а вот так. Прицелился, давишь сверху большим пальцем на эту щепку, она поддевает тетиву и высвобождает ее с зацепа. Давишь плавно, вот так. Не дергаешь, вот так, это неправильно. Давай, пробуй. О, да ты толковый мужик, я всегда в тебя верил! Давай еще попробуем.

   Я был даже несколько разочарован тем, с какой легкостью Киш овладел сложнейшим искусством стрельбы из арбалета. Но, если серьезно, меня больше смутил другой момент. Когда я, ради прикола, предложил Кишу самому зарядить арбалет, тот с легкостью натянул тетиву на зацеп, хотя сам я делал это с большим трудом. Решив, что лук ослаб, я спустил тетиву, попробовал натянуть ее сам, и не смог. Тут было чему удивляться, мне, взрослому и еще не старому мужику, чтобы натянуть тетиву, нужно было старательно упереть корявый конец арбалета в живот, спустить рукава на ладони, взяться обеими руками за волосяной жгут и, напрягая все силы завести тетиву за зацеп. Еще и не всякий раз получалось. А худой пацан, в половину меня весом, подошел, цзинь, готово! Кожа у него на ладонях грубее, пусть, но силы-то откуда?!

   Теперь мне пришлось загрузиться шерстью, сырой и более тяжелой, а сам Киш понес арбалет, с удвоенной энергией крутя головой в поисках добычи. Привычная уже сцена охоты Киша на зайца вскоре повторилась, арбалет привнес лишь небольшое разнообразие в концовку. Подкравшись к зайцу и промазав, Киш с силой долбанул по земле уже не палкой, а результатом моих многочасовых столярных трудов.

   – Хум!

   – Ты что делаешь, урод! Да я вчера целый вечер!...

   К несчастью, сломался не лук, который сделать было проще, а ложе, причем скол прошел в месте крепления лука, так что весь арбалет следовало делать практически заново. Поскольку, по моим прикидкам, времени было не больше двенадцати дня, а прошли мы совсем немного, останавливаться я не стал, отложив эту работу на вечер. Однако Киш никак не хотел успокаиваться и начал стрелять зайцев из отделившегося лука. Я хотел было облегчить ему жизнь, смастерив ему нормальную длинную стрелу вместо короткого арбалетного болта, но тут Киш продемонстрировал, что такие тонкости ему не интересны, и словно в насмешку, подстрелил зайца.

   Сама сцена убийства несчастного грызуна была отвратительна, после выстрела Киша заяц громко закричал, охотник отбросил лук, подскочил к бьющемуся на земле зверьку и свернул ему голову, после чего прибежал ко мне хвастаться добычей. Киша просто распирало от гордости, видимо добывать дичь пареньку приходилось нечасто, как знать, может это вообще был первый в его жизни убитый заяц. Мне же теперь пришлось, морщась от отвращения, острым камнем отделять добыче голову. Пока я чулком снимал шкурку, Киш успел сожрать эту голову вместе с шерстью и ушами. А потом принялся на ходу грызть саму тушку, которую я отдал ему, даже не потроша.

   Весь остаток дня Киш как заведенный гонял всех встречных и поперечных зайцев, крутя головой в обычном режиме, но только сегодня в его ищущих глазах было меньше настороженности, и больше любопытства, что ли, и оглядывал он не столько горизонт, а в основном более близкие окрестности. Если я шел прямо по берегу реки, то Киш носился по тундре челноком, стараясь обежать как можно большую площадь в стремлении не упустить случайно притаившегося хитреца.

   Не знаю, насколько ему мешало то, что лук и стрела были нестандартными, сам он нормального лука, естественно никогда не видел, и разницы оценить не мог. После первой удачи он несколько раз промахнулся, упустив одного за другим двух зайцев, несмотря на то, что упорного преследовал обоих, снова и снова подкрадываясь к уходящим все дальше зверькам. Третьему зайцу повезло меньше, Киш подстрелил его со второго захода и даже не стал есть, когда я предложил ему ободранную добычу, чему я немало удивился, считая его маленький животик бездонным. Я думал, на этом он успокоится, но ничуть не бывало, дурная голова Киша до самого раннего вечера, когда мы устроились на ночлег, не давала покоя его ногам. К этому моменту в активе маленького охотника было четыре убитых зайца, и по моим прикидкам на каждый удачный выстрел приходилось семь-восемь промахов, неплохой результат для начинающего лучника. Киш явно посрамил мое недоверие к возможностям удачной охоты новичка с луком на зайца, вполне успешно стреляя с двадцати пяти-тридцати метров. Возможно, с механизацией результаты были бы иными, но проверять это, изготавливая специально новый арбалет, мне не хотелось.

   Да, кроме стрельбы по зайцу, Киш попрактиковался еще в стрельбе на большей дистанции, когда попытался подбить любопытного песца, привлеченного выбрасываемыми мной внутренностями и головами Кишевой добычи и сопровождавшего нас почти с самого утра. Этот облезлый полярный лис, где то повредил лапу и теперь ковылял на трех, что не мешало ему успешно удирать, когда Киш пытался устроить с ним соревнования по бегу. А вот стрельба из лука его совершенно не беспокоила, и он «смирно стоял под стрелами врагов». Попасть в него с расстояния в пятьдесят-семьдесят метров Киш не сумел, сколько ни пытался, а ближе Триффид, как я его обозвал за хромоту, к охотнику не приближался, даже когда тот оставлял приманку из заячьей головы и ждал его. Так что, не дождавшись песцовой шкурки и проникшись к ловкому лису симпатией, я запретил Кишу обижать песца, и тот с видимым облегчением оставил жулика в покое. Да, и на зайцев Киша я поощрял охотится только из-за шкурок, запасы рыбы и свежие поступления мяса создали неожиданный избыток продуктов, а ведь их нужно было носить.

   Эти шкурки, снятые, как я уже говорил чулком, я распарывал по животу, часто прокалывая по одной линии костяным острием, тем же способом частых проколов разрезал шкурку с лапок на шнурки, которыми потом сшивал шкурки между собой. Таким образом, к ночи у меня была непромокаемая накидка метр на метр, что очень пригодилось, тем более, что погода снова начала портиться, усиливая дискомфорт от холодного ветра мелким дождем.

   Вечером, после обычных хлопот в виде разведения костра, ужина, закладки рыбы на копчение на завтра и изготовления спальной корзины, я успел сделать три нормально оперенных подобранными за день в тундре перьями полудлинных стрелы, два относительно тяжелых копья и четыре более легких, типа дротика. Правду сказать, все оружие было на редкость корявым и неказистым, но стесняться было некого, Кишу все равно, а перед своей и без того не сильно возбухающей совестью я оправдывался отсутствием инструментов.

   После этого я устроил Кишу практические занятия по метанию копья, и здесь он снова буквально потряс меня своей феноменальной силой. Если я с трудом забрасывал метательное копье за тридцать пять шагов, то он без проблем метал на все пятьдесят. Причем делал это он первый раз в жизни, я лишь несколько раз показал ему, как метать снаряд навесом, чтобы он полетел дальше, и как точно поразить близкую цель. Самому мне тоже не приходилось метать копье, только в школе гранату, к тому же я не отличался взрывной силой и резкостью в движениях, мой организм был больше заточен под выносливость. В этом смысле мой невысокий результат был объясним, но чтобы малыш настолько меня превзошел, я просто не мог поверить.

   Я отобрал у Киша опасный колющий инструмент, поправил расшатавшийся костяной наконечник, и показал, как пользоваться тяжелым копьем в ближнем бою, работая снизу, как штыком, и сверху, словно готовясь к броску вдаль. Мои познания в фехтовании на копьях были весьма смутными, но они всяко превосходили опыт Киша, никогда не державшего в руке ничего, кроме дубинки.

   Утро выдалось пасмурным и слабодождливым, мы позавтракали, Киш сырым зайцем, я копченой рыбой. В безмятежном и полусонном настроении я готовился к походу, собирая пожитки и сгребая угли в корзинку, и чуть не подпрыгнул от громкого возгласа Киша:

   – Мхо! Сьхо! – Киш побледнел и мелко трясся в особом возбуждении.

   Встревоженный его необычным поведением, я посмотрел по направлению его взгляда. По равнине в нашу сторону легкой рысью бежали двое, нет, трое, да, три человека, и поняв, что так взволновало моего маленького друга, я вздохнул с облегчением, торжественно объявив:

   – Погоди, Киш, не кипишуй, это же наши фестивальщики! Конец моей робинзонаде и всем мучениям! Или нет...

   Было видно, что быстро приближающиеся люди без одежды, без обычной цивилизованной одежды, только... кажется, они были совсем голыми... как Киш?

   – Это что, твои соплеменники?

   – Мхо! Мхе сьхо! – Повторил Киш с таким отчаяньем в голосе, что все мое благодушие мигом испарилось, теперь и у меня не осталось сомнений в серьезности положения.

   – Вставай, не бойся! – Я попытался придать голосу уверенность, полностью отсутствующую в душе. И крикнул, злясь на него и на себя. – Ну!

   Киш подскочил и схватился за лук. Троица нудистов, подойдя тем временем метров на сто, перешла на шаг, на миг я подумал, что это добрый знак, подойдут, поговорим. Но нет, они же просто убедились, что мы не сбежим, и теперь переводят дух, восстанавливают дыхание перед боем. Да какой там бой, нас полтора человека, по полвзмаха дубины...

   Киш поднял лук с наложенной стрелой и рванул тетиву.

   Хрясь!

   Лук в руках Киша разломился пополам... Сломать особо жесткий арбалетный лук, рассчитанный на работу в станке двумя руками? А вот нечего было вчера дубасить им по земле после каждого промаха...

   Не глядя больше на него, я трясущейся рукой взял тяжелое копье и воткнул его в землю рядом с собой, а в правую руку легкое, приготовившись метнуть. В упор, с пяти метров, не дальше, на два броска у меня времени все равно не будет, так что только один. Но наверняка.

   В это время Киш, развернувшись, швырнул свое копье в как раз подошедших на пятьдесят метров голодранцев, шедших колонной, с дубинами в руках. Передние двое, отреагировали на летящее копье, уйдя в стороны, третий, не заметивший из-за спин соплеменников опасности, заорал, схватился за ногу и упал. В то же мгновенье уцелевшая парочка бросились на нас.

   Выждав пару секунд, как и собирался, я метнул копье в набегающего злодея, и он сразу обрушился на меня, взмахнув горизонтально дубинкой. Я судорожно дернул тяжелым копьем, пытаясь отбить удар, и земля, вывернувшись из-под ног, встала вертикально и толкнула меня в плечи и затылок.

   Вот и все, все, приехали, это конец. Встать на ноги, непременно встать, иначе один удар и все. Я пытался подтянуть ноги и оттолкнуться от земли вялыми руками, но ничего не получалось, ноги расползались, а руки бессильно шарили по холодному щебню. Земля подо мной размашисто ходила из стороны в сторону, а то вдруг начинала вращаться с невероятной скоростью, затем резко останавливалась, и снова начинала раскачиваться. В глазах было темно, несмотря на сознательные усилия раскрыть их. А в заложенных ушах возник нудный тягучий звук.

   – Ы-ы-ы-ы-ы!!!

   Киш, зараза, брось меня, дерись!

   – Хррррр! – Заскрежетало в горле.

   Полностью обессилев и смирившись с безнадежностью что-либо изменить, я покорился воле ставшей вдруг такой зыбкой земли.

   Уснуть бы... поспать, и все пройдет... аутоген, вот что мне нужно... как там... не помню... тогда хотя бы дышать... глубоко дышать... вот так, правильно... вдох... выдох... вдох... что это... небо серое... почему пятнами... серые пятна... дышать...

   Рыба, съеденная утром, бросилась изнутри в горло, я скрючился, и земля оказалась слева от меня. Рыба, передумав, вернулась на место, а я обнаружил, что если обнять землю руками, то она раскачивается и кружится гораздо слабее. А если напрячь руки и сжать землю, да, вот так... Нет, снова вырвалась, но все же она теперь устойчивее, гораздо устойчивее. А сам я сильнее, руки двигаются, только сами по себе, а не так, как мне хочется. Ничего, отлежаться, и все пройдет. Дышать.

   Со мной же уже было такое, в детстве, в классе пятом или шестом, упал, ударился головой, сотрясение мозга. А сейчас я разве ударился головой? А, да, точно, этот громила огрел меня дубиной. А что с ним, и где Киш? Его убили, а меня бросили умирать? Странно и непонятно. Начал соображать, это хорошо. Полежать, и все пройдет. Со мной уже было такое, сотрясение мозга. Лежал, и канючил, спрашивая маму, умру я или нет. Через несколько часов уже вставал, пробовал читать, в глазах все плыло, боялся, что сошел с ума. А потом все прошло. И сейчас пройдет.

   Попробовать встать, о, получается. Так, пока на четвереньках, все же штормит не слабо. И мутно в глазах все равно, но землю вижу, небо вижу. Нет, полежать еще.

   С четвертой или пятой попытки удается встать на ноги, и даже устоять. И увидеть мир, слегка плывущий, но более-менее различимый. И понять, что непосредственной угрозы моему дальнейшему существованию этот мир пока не представляет. Урод с дубиной, недавно покушавшийся на мою бесценную жизнь, лежал на спине, живот его был разодран, голова разбита, а из бока торчала палка. Тяжелое копье Киша. Непосредственная причина, положившая предел преступной деятельности данного индивидуума. А вот повреждения головы и живота, более чем уверен, посмертные.

   – Эх, Киш, Киш, ведь только утром ты съел вкусного вчерашнего зайца!

   – Мхе мхо вхи! – С гордостью. Да ты, парень, просто болтун, уже целые предложения вяжешь. Удивительно, сколько разных слов можно придумать из трех букв, при том, что средняя непременно «хэ».

   Нагибаюсь выдернуть копье, и снова падаю на четвереньки. О, мое одеяльце из кроличьих шкурок, вовремя оно подвернулось под руку, дождь никто не отменял, повяжу на голову, и продолжу осмотр поля кишевой воинской славы.

   Что с другим злодеем? Лежит на боку в десяти метрах, где его настигло легкое копье, пущенное сильной рукой моего маленького друга. Удар пришелся в правую сторону живота, ниже ребер, в печень. Мужика скрутило болью, и разогнуться сил уже не хватило. Других ранений не наблюдается, голова цела, и лицо его... погоди, сейчас, пусть головокружение пройдет... его зверская морда очень похожа на ангельскую рожицу Киша. И что характерно, на обоих трупах ни клочка одежды, ни даже шнурка с клыками или амулетами, как это заведено у дикарей. Они соплеменники, возможно, лично знакомы, не исключено, что Киша изгнали за какое-то преступление, или он сам сбежал. Во всяком случае, добра он от них не ждал.

   А где же третий, тот, которого Киш поразил дальним броском? А вон он, в дружеской компании трех песцов, стаи ворон и других крупных, незнакомых мне птиц. Посмотрим. Этот гораздо моложе тех, юноша, даже не молодой человек. Рана на бедре, и разбита голова, пытался уйти, но Киш не позволил. А все остальное сделали падальщики, в том числе и наш знакомый Триффид. Теперь уже он за нами не побежит, здесь ему поживы на несколько дней.

   А нам с Кишем надо уходить, и чем скорее, тем лучше, и чем дальше, тем безопаснее. Никогда не поверю, что у племени, к которому принадлежат эти парни, только три бойца. Нет, это была небольшая группа рядовых охотников, и когда они не вернутся назад, их будут искать. Сколько человек отправят на поиски, угадать не возьмусь, но если даже только четырех, нам с Кишем хватит за глаза. Мы и от этих-то отбились можно сказать случайно. Если бы хоть один из бросков Киша был менее точен, а штыковой удар не так ловок... И дубина, поразившая меня, могла пойти не вскользь, а на несколько сантиметров ниже.

   Нет, если так рассуждать, то и Киш мог бы не сломать лук, и трех стрел могло хватить на всех нападающих. И нет ничего невероятного в том, что Киш попал обеими бросками, странно то, что я не попал, метнув в упор. И удар дубины я мог отразить удачнее, а то и вовсе принять нападавшего на подставленное копье. Так что все получилось вполне средне.

   Но это не значит, что мы можем здесь спокойно оставаться. Пусть меня сильно качает и мутит, пусть слабость в ногах и шум в голове. Целый день впереди, надо уходить.

   – Киш, уходим!

   Я брел по берегу на автопилоте, временами чувствуя такие сильные приступы слабости, что мне приходилось садиться на земли и несколько минут приходить в себя. Киш шустрил впереди, размахивая сломанным луком, стрелять зайцев ему было нечем, но это не уменьшало его активности. Он то спрыгивал с берега на отмель и брел по мелководью, игнорируя запредельный холод речной воды, то отходил в тундру, и взобравшись на холм по-наполеоновски озирал окрестности.

   Чего это он там остановился и разглядывает? Пока я доковылял до места, заинтересовавшего Киша, тот снова ушел вперед. А это были просто кости, только относительно свежие. Падальщики уже счистили с них остатки мяса, а трубчатые кости были опять поколоты на камне. Человеческая работа. Жаль, что заваленный и съеденный зверь не овцебык, обрывки шкуры есть, но шерсть на них короткая, никуда не годится. А вот еще кость и зубы на ней... Отворачиваюсь и резко, едва не упав, отхожу. Погоди, противно, но надо уточнить, иначе потом буду думать и мучиться, не показалось ли мне. А вообще, отличу я челюсть человека от телячьей или свиной? Попробую. Возвращаюсь, приседаю над проблемной костью, опять вскакиваю, снова с трудом сохраняя равновесие. На челюсти тускло сверкали металлические зубы.

   Не зря Киш так волновался, эти голозадые убийцы съели здесь человека. Причем не своего соплеменника-дикаря, а моего современника. И судя по обрывкам шкуры и отсутствию остатков нормальной обуви и одежды, фестивальщика. И на его месте могли быть мы. Кошмар.

   Наш поход продолжался уже довольно долго, и, несмотря на мою тихоходность мы отошли довольно далеко, когда я заметил на отмели у берега интересную корягу. Спустившись с берега, с усилием вытащил из речного песка оленьи рога на черепе, огромные, больше метра длиной, но не сильно ветвистые, с несколькими короткими отростками. Раздумывая, стоит ли взять его с собой, и на что его можно использовать, я обнаружил, что оставил на месте побоища все нажитое непосильным трудом имущество. С собой у меня была только накидка из кроличьих шкурок, кстати, так хорошо защищавшая голову, шею и плечи от ветра и дождя, что я почти не страдал от холода. Кроме того, в кармане было несколько обломков костей овцебыка, а вокруг пояса обернута сложенная в несколько раз веревочка из овцебычьего же волоса. И все. Ни огня, развести который в сырую погоду будет серьезной проблемой, ни даже еды, на избыток которой я недавно готов был жаловаться. Киш тоже хорош, ладно я, контуженный, пошел ничего не соображая, он то мог бы прихватить с собой битых зайцев хотя бы. И как же я так тупанул, не снабдив его средством охоты, парнишка целый день пинал ветер. Придется спать, не поев, сейчас строгать ему лук уже поздно, темнеть начинает, большую часть дня я провалялся, отходя от удара.

   Но как же мне, все таки хреново, когда рога доставал, чуть не свалился речку, ноги не держат совершенно. Самое время устраиваться на ночь. Но не заваливаться же на голую землю, обеспечить минимальные удобства необходимо, придется плестись до первой рощицы, лапник под себя и ивняк для укрывающей от дождя корзины. А рога отделить от черепа и с собой, потом определюсь, куда их пристроить.

   Поднимаюсь назад на берег, оглядываюсь в поисках опять ушедшего вперед Киша, и ноги примерзают к земле. Из-за ближайшего холма, не спеша, как на прогулке переставляя ноги, прямо на меня выходят толпа народу, человек десять. Разинув рот, топчусь на месте, не сообразив ни спрыгнуть назад с берега, ни даже просто упасть на землю и стать незаметней, последствия утренней контузии явно повлияли на скорость принятия решений. И тут над берегом разносится крик:

   – Смотрите, человек!

   Выдыхаю с безмерным облегчением, если утром я принял аборигенов за фестивальщиков, и только Киш дал мне понять, как опасно я заблуждался, то теперь ситуация была прямо противоположной. Ужасные дикари оказались мирными и цивилизованными любителями седой старины, и уж теперь-то они меня точно накормят, обогреют и укажут верную дорогу к родному дому. Так, а Киш куда делся? Увидел людей и слинял по-тихому?

   – Доброе утро, а Вы здесь рыбачите? Вы местный? – Сходу начал пробивать ситуацию высокий парень в жилете и шортах, с ножнами на широком ремне.

   Пока пытаюсь сообразить, причем тут утро...

   – Вы не подскажете дорогу к Грач-камню? Мы уже прошли два километра от Рыжего озера, а места незнакомые, в прошлом году такого не было. – Вылез другой мужик, с копьем в руке.

   Два километра от Рыжего озера они прошли?

   – Почему он одет не нормально, он что, не из наших, не фестивальщик?

   – А я видел его час назад на автополяне, он тетке ногу отдавил.

   Час назад?

   Сгрудившиеся передо мною почтительно и даже благоговейно расступились перед вышедшей вперед породистой телкой, насколько я успел заметить, единственной в группе из одиннадцати человек.

   – Привет, Рогоносец! – Мужская часть общества подобострастно захихикала. Короля играют придворные, эти придворные играли так хорошо, что вопроса, кто здесь королева, не возникало.– Мы тут заблудились немного. Выведешь нас к Грач-камню?

   – Какое сегодня число? – Игнорирую я и оскорбление, и вопрос. Невероятны не только их заявления, будто сейчас утро, удивляет и сам вид новоприбывших, свежий и ухоженный. Очень не похоже на то, что они, подобно мне, несколько дней блуждают по холодной и неприветливой тундре, перебиваясь случайным хавчиком, ночуя где придется и сражаясь со смертельно опасными аборигенами. И настроение у них все еще фестивальное, пикниковое, несмотря на легкую одежду большинства и промозглую погоду, мерзнут, это заметно, но бодрые и веселые, для них происходящее развлечение и приключение, а не борьба за жизнь.

   – Число? С утра было четырнадцатое, а что?

   – А то, что четырнадцатого я заблудился возле фестивальной автополяны. И с тех пор уже несколько дней брожу по тундре. Несколько дней! – И заметив на лицах скептические улыбки, добавляю: – Вы что, не видите, сейчас не утро, вечереет, сумерки сгущаются!

   – Да ты, мужик, не в себе!

   – Опомнись, дядя, на дворе десять утра!

   – Это не сумерки, а погода пасмурная, поэтому и темнеет...

   – Ясно, – подбила итоги атаманша, – сами разберемся, куда и как.

   – Идти надо на юг, – еще раз пытаюсь вправить мозги неразумным, но напрасно.

   – А мы пойдем на север. – Немедленно возражает молодая вождиха, вождить ей хочется самой, нечего тут указывать.

   – А мы пойдем на север, а мы пойдем на север! – Хором подхватили мужчины-холуи.

   – Когда назад вернемся, не будет никого, и даже Рогоносца и косточек его! И-кос-то-чек-е-го! Бедный Рогоносец! – Продекламировал самый остроумный.

   – Как хотите. Север там, если что. – Тычу я рукой вдоль реки в сторону предполагаемого мною юга.

   Презрительно фыркнув, типа, и без тебя знаю, предводительница проследовала в указанном направлении, и следом за ней хлынула вся группа. Интересно они ходят, медленно, осторожно, глядя под ноги, словно опасаясь вляпаться во что-нибудь. И неудивительно, двое просто босиком, а обувь у остальных самодельная, без жесткой подошвы, простой носок из кожи, и все неровности рельефа стопа воспринимает обостренно. Ходить в такой, особенно по щебню тундры, приятного мало, не то, что в моих сапогах, и износится она моментально.

   Да и одежда у них, как я уже заметил, мало подходит для местного сурового климата. Относительно нормально с ней только у дамочки, и это не ее заслуга. Огромная куртка с капюшоном, в которую она куталась, недавно, несомненно, прикрывала жирные плечи и отвисшее пузо мужика, теперь белевшего голым торсом. Добряк покрылся гусиной кожей и посинел, но, как и подобает истинному рыцарю, мужественно переносил невзгоды ради прекрасной дамы. Да и остальных не сильно спасали от холода жилеты и шорты.

   Если честно, их жалкий вид вызывает у меня не полагающееся сочувствие, а злорадство. И напрасно, эти люди мне не враги, а единственные на данный момент возможные друзья и союзники...

   Единственные... Кстати, куда делись остальные фестивальщики? Тоже бродят где-то поблизости? Или вылезут, такие же простые и наивные, через несколько дней? Этот факт разрыва времени, если я правильно понял, и сам ничего не напутал, самое странное из произошедшего здесь со мной.

   Заблудился? Бывает.

   Тундра? Нет, тундра тоже очень странно и непонятно.

   Дикари? Да, и дикари загадочны сверх всякой меры. Даже если допустить, что я не в Сибири, а на Аляске или в Канаде. Может ли быть в наше время настолько изолированное племя, чтобы... Нет, тут дело и не в отсутствии цивилизованности, это особый генотип. Хотя, что я в этом понимаю...

   Все здесь странно. Все, чего ни коснись. Абсолютно. Просто перевал Дятлова, чтоб его.

   Погоди, я не об этом, мысли путаются и скачут... О чем я хотел?

   А, единственные союзники. Да, других просто нет, и надо не смеяться над их проблемами, а напротив, помогать по мере сил эти проблемы решать. Сейчас они не готовы адекватно воспринимать реальность, но холод и голод поменяют их мироощущение. Одежды нет, запасы еды минимальны, то, что взяли с собой на пикничок, съедят за раз. Возможно, уже ближайшая ночь приведет их в чувство. Как говорил товарищ Саахов, будем ждать.

   Дав компании уйти немного вперед, ковыляю следом. Еле плетутся, даже в таком ужасном состоянии я бы мог легко обогнать их. Беспокоило меня и отсутствие Киша, видимо, с перепугу мальчик драпанул без оглядки. Если он ушел... надеюсь, это не навсегда, без него я и зайца не смогу подстрелить. Пусть и сделав лук и немного научившись стрелять, как я смогу подкрасться к зайцу на расстояние реального выстрела, если я даже не вижу его. По вспугнутому зайцу стрелять бесполезно, не попаду, а там он уносится на триста-пятьсот метров, прежде чем залечь снова, и опять же, попробуй его угляди. Хорошо, что рыбу наловить для меня не проблема, завтра тормозну возле подходящего ручья и сплету морду, посижу возле нее денек, и буду с едой. А мои новые друзья далеко не уйдут, потом догоню.

   Вот они, кстати, уже остановились, орут так, что здесь слышно.

   – Да? Тогда ты мне скажи, что это за срань господня?

   Нет, может и не господня, но куча соразмерная. И кто же это мог столько разом навалять? Ведь не толпа же дебилов-экологов собрала сюда экскременты со всей тундры. Непроизвольно оглядываюсь в поисках автора этого впечатляющего произведения, и замечаю поодаль несколько других куч, на которые раньше не обратил внимания. Смотрел я как-то фильм о природе про навозных жуков, жирующих на слоновьем навозе. Майя тогда вдоволь поиздевалась над моими эстетическими вкусами. А мне что, показывают леопардов – смотрю, навозных жуков – тоже живые твари, им же будет обидно, если я телевизор выключу. И сейчас эта горка субстанции желто-зеленого цвета живо этот фильм напомнила. Только вот в тундре слоны мохнатые, и называют их мамонтами. И не выглядит эта куча древней, как говно мамонта. Как говно мамонта выглядит, а древней – нет, от силы годичной давности.

   – Эти кучи собрали аборигены, чукчи, или ненцы. Зачем? Да очень просто, в степи же топят печи кизяками? И здесь с дровами напряг, а зима будет куда длиннее и холоднее. Вот они, жители тундры, и запасают естественное топливо, собирая помет после своих оленьих стад.

   Слабенькое объяснение всех устраивает, народ успокаивается, но ненадолго.

   – Идите сюда! Смотрите!

   Мужик показывает на выбитую дочерна тропу, сходящую к реке. Все идут туда, за ними и я. Следопыт из меня неважный, но тут, на грязи чингачгуком быть не нужно. Человеческие следы, большие и маленькие, все босые, должно быть, соплеменники Киша. Копыта, большие и маленькие. Вот здоровенные блины. Не иначе, вышеупомянутые мамонты. Такие же, поменьше. Мамонтихи, или мамонтята. Отдаленно похожие на человеческие, только гораздо больше, шире, плоскостопые и с когтями. Медведь, причем агромадный. Кошачьи, без когтей, то есть с втянутыми, тоже огромные – тигр или лев. Собачьи, с когтями навыпуск, и опять здоровенные – волки, может, но уж очень большие. Тропа явно несвежая, но жуть наводит.