Текст книги "Суассонская девка (СИ)"

Автор книги: Виктор Перестукин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Р аботорговля шла, как и полагается всякой торговле . Покупатели подходили, осматривали товар, приценивались, торговались, ругались и спорили с продавцом , чаще отходили, равнодушно, или понося несговорчивого продавца последними словами , реже платили и уходили, уводя покупку. Я никому не был нужен, и даже неинтересен. Работорговец с утра активно приставал ко мне, пытаясь изыскать скрытые таланты, и с досадой отступился, обнаружив, что я не понимаю ни один из пяти или шести известных ему языков. В течение дня он постоянно пытался обратить на меня внимание потенциальных покупателей, однако те лишь отмахивались от столь сомнительного пр едлож ения.

Поппея, напротив, несмотря на повязку и расплывшийся на пол-лица синячище, пользовалась ажиотаж ным спросом. Работоргов ец, видимо решив заработать на видной девушке по максимуму, не уставая отгонял явно неплатежеспособную публику, и все рано страсти вокруг нее кипели целый день. Подходивший базарный люд непрерывно приставал к Поппе е , возмущался запредельной ценой и негодовал от нежелания продавца показать товар лицом. Пару раз за день торг доходил все же до этой пикантной стадии, и перед вероятными покупателями с самым толстым кошельком , а заодно и бесчисленными зеваками, устраивали полноценную презентацию, снимая с товар а оберт ку и демонстрируя выдающиеся качественные и количественные характеристики модели, что неизменно вызывало буйный восторг толпы. Но и эти шоу оканчивались ничем, никто за корову цены не дава л, и несостоявшиеся покупатели отходил и ни с чем, к моей тайной радости. Мне, совсем не хотелось , чтобы Поппею купили и увели, несмотря на странные взаимоотношения, девчонка очень нравилась мне, и моим желанием было, чтобы она оставалась рядом как можно дольше. К тому же на базаре было просто скучно, и , перестав стыдиться за Поппею, я теперь развлекался, откровенно любуясь ею, и во время стриптиза нагло пялился на роскошное тело, отчего заработал пару подзатыльников от работорговца. Сама Поппея к вечеру бросала на меня откровенно ненавидящие взгляды, и, отвернувшись, чтобы никто не видел, корчила злобные, но все равно очень милые рожи.

Меж тем, базарный день подходил к концу, и я уже начинал задаваться вопросом о бытовых условиях на складе временного хранения непроданных рабов, как у нашей торговой палатки в окружении многочисленной свиты появился новый состоятельный покупатель.

- Сколько? – Показал местный олигарх на супермодель.

- Тысяча солидов, патриций! - З алебезил работорговец, пригибаясь в поклоне и заискивающе заглядывая во властные глаза.

– Заплати . – Н е глядя назад, бросил слугам хозяин жизни.

Поппея негромко что то сказала своему новому хозяину, в нетерпении поводившему жирными плечами, и тот обратил свой господский взгляд на мою скромную персону . Смысла сказанного, я, усво ивший за день только несколько самых распространенных рыночных слов , не улови л. Однако олигарх и не собирался разгова ри ва ть со мной.

– Сколько? – Задал он тот же вопрос работорговцу, показывая теперь уже на меня.

– Один солид, патриций! – Отвлекся тот на миг от пересчета денег.

– Дорого! – Недовольно бросил достойный муж под хохот св оих прихлебателей , вызвав злорадную усмешку новоприобретенной наложницы.

Однако чувством юмора был не обижен и торгаш.

– Один солид с меня , патриций! – на радостях спихнул залежалый товар счастливый продавец, расхохотавшись в свою очередь, олигарх отправи лся дальше по рынку, а Поппею и меня отвели к повозке в соседнем переулке и пове зли в хозяйское имение. По прибытии на место ее от прави ли в господский дом, а меня закрыли в покосившемся дощатом пристрое к хлеву, в котором на соломенной подстилке ночевали рабы.

На следующее утро нас – меня и девять моих собратьев по облагораживающему труду – отправили на лесоповал. На усадьбе совсем недавно был пожар, как выяснилось позже результат набега соседних, менее цивилизованных гоблинов. Даже господский дом был временно покрыт соломой, а хозяйственные постройки частью выгорели полностью. Для ремонта и восстановления был нужен материал, и в километре от усадьбы наша бригада, вооруженная пилами и топорами, валила деревья и разделывала их на столбы . Меня в первый день определили сучкорубом, и я, помня о работе, которая не может убежать в лес, мерно размахивал топором, нас аженным на нелепую прямую палку, моментально ссадившую мне кожу на ладонях. Отделяя сучья и вершинки от стволов, я время от времени оглядывался на единственного надсмотрщика , не имевшего другого инструмента, кроме плети. Вызывало удивление, почему десять здоровых мужиков с топорами не спешат избавиться от этой сомнительной преграды к свободе, и разбежаться , куда душа пожелает.

Чуть позже я понял, что надсмотрщик был скорее бригадиром, организующим нашу работу, а кроме меня в бригаде рабов было только трое, остальные наши коллеги были крестьянами из соседней деревеньки, пашущими за долю в урожае господскую землю, и присоединившимися к нам в поисках дополнительного заработка. Вся эта мутная социальная организация ускользала от моего понимания , тем более, что несмотря на все усилия, для овладения языком времени прошло мало. Впрочем, кроме этого самого владения языком меня мало что интересовало.

Все мысли в этот день у меня были о Поппее . Как получилось, что она попала в такую переделку, сумеет ли она, находясь ближе к хозяину – когда я вспоминал об этой близости, меня начинало трясти – помочь мне, или сама нуждается в помощи, гадать можно было бесконечно. В любом случае надо было н аучиться объясняться с местным населением, и я старательно вслушивался во все окружающие разговоры, пыт аясь, по возможности, понять и запомнить все, до чего мог дотянуться слух, при случае переспрашивая и уточняя слова и выражения, и непрерывно повторяя их про себя.

Неделю спустя меня оставили в усадьбе, и поставили в паре с мрачным типом крутить тяжкий мельничный жернов. Новая работа оказалась не только гораздо тяжелее предыдущей, но и просто отупляла меня монотонностью и нудностью. Походив два часа по кругу, изо всех сил наваливаясь на толстую палку, прикрепленную к жернову, я твердо решил бежать как можно быстрее. Тут наше вечное вращение по мельничной орбите остановил управляющий Порций , и повел меня в господский дом.

В кабинете, куда меня привели, кроме хозяина , Минац ия Септимия и его секретаря Луция был еще черноволосый мужик с ку черявыми бородой и волосами , держащийся весьма уверенно и свободно . Он с любопытством посмотрел на меня, и произнес несколько длинных фраз на непонятном языке. Я молча уставился на него, ожидая продолжения.

– Он ничего не понимает по-гречески, и едва знает латынь. С чего ты взял, что он фракиец? – Несколько ехидно поинтересовался секретарь Минац ия у кучерявого. Я не стал дожидаться развития их спора, решив воспользоваться редкой возможностью обратиться лично к высокому начальству.

– Позвольте сообщить вам, господин, что я могу делать папирус из сучьев и веток.

Минаций Септимий нахмурился, очевидно , соображая, следует ли считать мое заявление нарушением субординации и наглостью, или нет.

– Зачем же делать папирус из сучьев, папирус делают из папируса! – С помпой заявил кучерявый, и Луций поспешил срезать его с тем же ехидством:

– Затем, что из сучьев он будет гораздо дешевле.

Минаций сделал нетерпеливый жест, и управляющий поспешно подтолкнул меня к двери, и , проведя через холл, или как там он у них назывался, оставил в библиотеке. Настроение у меня испортилось, попытка устроить себе теплое местечко провалилась, и сейчас меня опять отправят крутить проклятый жернов, да еще и огребу люлей, не зря же оставили здесь дожидаться непонятно чего. Потом в холле послышались голоса, видимо, кучерявого гостя провожали на выход, а затем дверь в библиотеку распахнулась, и Минаций с порога грозно спросил:

– Что ты там говорил про папирус?

Вот так получилось, что хотя остаток дня мне все же пришлось провести, толкая палку жернова, но на следующее утро я уже был начальником своей микробригады. Мы расположились прямо под открытым небом, рядом с хлевом. Приставленный ко мне в качестве помощника костлявый туповатый парень по имени Терций лениво толок в ступе собранные мной деревяшки, норовя заснуть сразу, как только я от него отвернусь. Я же изображал из себя мудрого эксперта, время от време ни опуская в ступу длинную палку, затем доставал и с глубокомысленным видом рассматривал ее.

Часа через два, усилиями Терция, суп из щепок с водой превратился в однообразную жижу, я добавил клея, и еще через несколько минут откинул бульон на сито, а с него на широкий железный лист , установленный на козлах . После этого Терций продолжил толочь в ступе воду с новой партией деревяшек, а я время от времени подгоняя его, все чаще наведывался к подсыхающей серой массе. И чем больше она подсыхала, тем сильнее нарастало мое беспокойство. Ибо в бумагу эта масса превращаться явно не собиралась, а, напротив, норовила раскрошиться в кучку мелких опилок.

Какого лешего, что не так?! Может, клея надо было залить побольше? Да нет, и совсем без клея должно было получиться, слышал в детстве историю об изобретении промокашки, там как раз забыли добавить клей, и бумага получилась рыхлой. Но получилась! И в едь делают же из дерева бумагу, точно знаю, что есть комбинаты, где в одни ворота завозят деревья, а в другие вывозят рулоны бумаги. Может, только из елок делают, а из других пород нет, а ведь здесь сплошь лиственные леса. Да, елки штуки смоляные, в этом весь секрет, точно. А может, и нет. Так, из чего еще делают бумагу, что я знаю? Из макулатуры, мы ее в бытность пионерами собирали, из тряпок, та же история, собирали на бумагу, точно знаю. В детстве читал про горы Атласа в Африке, запомнилось, что там выращивают некую траву альфа для высококачественных сортов бумаги. Травы альфа и макулатуры у меня под рукой нет, а с тряпками попроще.

Я уставился на костлявую спину Терция, едва прикрытую грязными лохмотьями.

– А ну-ка, парнишка, скидывай тулупчик! Ты полегче, а то сейчас палкой по горбу! Ха, нюни развел, плакса!

Я быстро ободрал верхнюю часть одежонки Терция, оставив ему только юбку, игнорируя его натуральный плачь над безвременно погибшим костюмом, и , вылив из ступы бесперспективный раствор, заставил беднягу заняться полным и безвозвратным уничтожением единственной его личной вещи. К полудню вторая пробная порция отправилась на сушку, а мы с Терцием на кухню, в ожидании заслуженного обеда. Когда после быстрого перекуса наша бригада возвращалась на рабочее место, нас выловил глазастый Порц ий.

– Что с твоей туникой? – Не предвещающим ничего доброго тоном поинтересовался он у Терция. Тот всхлипнув в ожидании взбучки , указал на меня.

– Мне нужны тряпки для папируса. Из сучков не получается. – Пояснил я внезапно возникшую производственную необходимость.

– Снимай свою тунику, и отдай ему. – Не проникся объяснением управляющий.

Спорить я не стал, и , стянув футболку, отдал Терцию. А когда мы верну лись к нашей ступе, оглянулся, убедившись, что управляющий ушел по своим делам, и , отобрав футболку у Терция, снова надел на себя. Теперь делать моему подчиненному было решительно нечего, но, чтобы этого не было заметно со стороны, я опять посадил Терция толочь бесполезные щепки, а сам околачивался рядом, с тревогой поглядывая издали на сохнущий полуфабрикат, и не решаясь подойти.

Возможно, я так и оттягивал бы неизбежную проверку результата до вечера, однако все разрешилось гораздо быстрее появлением приемной комиссии в составе самого Минация, его секретаря и неизбежного управляющего. Последний, заметив голую спину Терция, выразительно посмотрел на меня, но устраивать разнос в присутствии хозяина не стал.

– Как дела , Гиппопотам ? – Минаций подошел к ступе, в которой Терций со скоростью электровеника орудовал пестом. Я подошел к железному листу, на котором сох серый блин, и погладил его рукой. Это определенно было бумагой. Шершавой, толстой и мышиного цвета. Но бумагой. Минаций оттер меня пухлым плечом от результата моих трудов, тоже погладил лист рукой, оторвал с краю тонкую полоску, понюхал и пожевал ее. Н-да, надо было хоть постирать ту нику Терция перед размолом, но кто же знал, что Минаций будет пробовать бумагу на вкус!

Тот тем временем повернулся к сопро вождающим, предлагая им высказать свое мнение. Луций подошел, потрогал, достав перо и чернильницу, черкнул на листе несколько слов. Я замер, в ожидании приговора.

– Лучше, чем папирус. Гораздо лучше.

– За п ять таких листов в монастыре заплатят солид. – Оценил продукт Порц ий.

– Зачем ты изорвал тунику Терция? – Какого хрена они так трясутся над этой рваной тряпкой? Управляющий доложил о ЧП хозяину, и тот теперь лично проводит расследование о порче спецодежды!

– У меня не получился папирус из сучьев и веток. Оказалось, что для этого нужны тряпки.

– Тряпки на деревьях не растут, они стоят денег.

– Мне сгодится последняя рвань.

– Много тряпок нужно, чтобы сделать папирус?

– Нет, господин, не много, из фунта тряпок получится фунт папируса, а он очень легкий.

– Что еще можешь сделать, кроме папируса?

– Могу печатать книги.

– Как это? Расскажи!

– Надо вырезать буквы из свинца, из них собрать слова на доске, намазать краской и

приложить к листу папируса...

– Ерунда, пока вырежешь буквы, можно написать то же самое несколько раз.

– Буквы надо вырезать только один раз, а потом использовать их годами. Собрать из букв слова несложно, зато потом мы можем печатать один текст много раз. Намазал краской, шлеп – готово, еще намазал, опять шлеп! – второй лист, и так хоть тысячу раз, хоть десять тысяч. Шлеп! Шлеп! Шлеп! Быстро и просто! Вручную пишешь букву, а тут полный лист, ровно написано и без ошибок. Я смогу напечатать тысячу книг за месяц, а то и за неделю, только нужны рабочие и пара грамотных помощников, конечно.

Минаций посмотрел на секретаря.

– Ловко придумано, хозяин. А к ниги стоят очень дорого, десять, а т о и пятнадцать солидов за штуку, – тут же отозвался Луций.

Минаций внезапно коротко, без замаха ткнул кулаком в лицо Порцию , так, что тот, потеряв равновесие, ударился о стенку хлева . Олигарх явно служил еще совсем недавно в армии, чувствовалось, что навыков рукопашного боя до конца не растерял.

– Я говорил тебе, чтобы ты подержал Гиппопотама на легкой работе в доме, пока он не научится говорить на латыни? Сразу было видно, что он мужик образованный и знающий, грамматик или философ. А ты, дурак, загнал его деревья валить, как только не испортил работника!

– Но госпожа Поппея... – держась за разбитую губу , попытался оправдаться пострадавший.

– Поппея не госпожа, господин здесь только я ! Запиши, что нужно Гиппопотаму для новой работы, потом дашь мне посмотреть.

Вечером меня отправили ночевать в господский дом, в небольшую комнатенку на в тором этаже. И кормиться я теперь стал в доме, с домашними слугами, вместо дробленого вареного зерна, которое я ел только потому, что его было слишком мало, теперь мне давали вполне съедобный хлеб с сыром, ка пустой, репой, яйцами и соленой рыбой.

Следующим же утром я столкнулся в полутемном коридоре с Поппеей , выходящей из господской спальни . Я ни разу не видел ее после того памятного базарного дня . И т еперь я не зная, как себя с ней вести, постарался побыстрее проскользнуть мимо , прижимаясь к стенке . Но Поппея , притормозила меня, выбросив, как шлагбаум полную белую руку. Повязку с носа она уже сняла, фингал тоже прошел бесследно, и выглядела она, надо признать просто изумительно.

– Ты что здесь делаешь?! Что ты делаешь в моем доме, старый козел?! Говори! – И вдруг влепила мне звонкую пощечину.

– Я спешу на работу, госпожа Поппея! – Попытался я погасить конфликт.

– А кто пустил тебя в мой дом, ублюдок?! – Поппея снова замахнулась для удара, но я сумел поднырнуть под ее руку и проскочил мимо на лестницу. Сзади слышался довольный хохот.

Выскочив на крыльцо, я остановился, приходя в себя. Поппея выше меня на голову , сильные плечи, накачанные годами тяжелого крестьянского труда – хотя, кто знает, был ли ее труд крестьянским, с такой комплекцией она могла и молотобойцем работать. От удара у меня гудело в голове и двоилось в глазах , к тому же я прикусил изнутри щеку, но это ладно. Непонятно, чего это она на меня так взъелась. На базаре я, конечно, понаглел, но ведь она сама начала, и потом, прошло уже почти две недели, могла бы и забыть уже.

Ладно, переживу. Постараюсь пореже попадаться ей на глаза. Все равно в дом я хожу только спать да обедать. На кухню, где кормят прислугу, она не заглядывает, а на второй этаж я поднимаюсь раз в день . И потом, жизнь потихоньку налаживается, если все пойдет нормально, мои возможности будут возрастать и расширяться, и я придумаю, как себе помочь . Хозяин явно не дурак, дорожит ценным имуществом в виде толкового раба , свою выгоду не упустит , а уж я постараюсь, чтобы от меня выгода была. И зря мне втирали в школе о неэффективности рабского труда, типа, раб не заинтересован в результатах своего труда. Еще как заинтересован! Если не тупой вконец, и не хочет всю жизнь оставаться в роли моего друга Терция. Р ешив таким образом отложить разгребание про блем до лучших времен , я пошел к плотникам , которые уже вовсю шуршали на месте будущей типографии.

Вопреки моим советам о строительстве капитального сооружения, на первое время для типографии решили устроить простой навес. То, что бумага боится сырости, хозяина не волновало. Пока погода стоит, а там видно будет. Сооружение сооружения, поэтому много времени не заняло. Строители врыли в землю несколько столбов, бросили сверху чуток жердей, накидали на жерди солому, и к вечеру избушка Ниф-Нифа была готова.

На следующий день привезли пресс для выжимания винограда, который Порций посоветовал мне приспособить для книгопечатания, а там подъехали и буквы, вырезанные из свинца по моему проекту неизвестным мне ремесленником в Труа. Через пару дней проб и находок кое-как набрали текст в рамку для печати пробного листа. К этому времени производство бумаги уже устаканилось, она была такой же серой или желтоватой, как прежде, но уже гораздо тоньше и глаже. Оценив первые печатные образцы, Минаций дал добро на установку второго пресса, и я рассчитывал выдать через пару недель первую партию нескольких глав «Естественной истории» Плиния. Книгу планировалось издать в мягкой обложке, страниц на шестьдесят.

Работа в типографии не требовала постоянного внимания, и у меня появилось время для работы над другими проектами, докладами о которых я высокое начальство не беспокоил. А поскольку мелочного контроля за отпуск аемыми мне на типографские дела материалами тоже не было, то я не слишком наглея, пытался собрать из неучтенных излишков модель электрогенератора. Вот с этим у меня клеилось не очень, ибо в физике я был далеко не силен. Найти на рынке постоянный магнит не получилось, и, выбрав минуту, когда за нами никто не следил, мы с одним из самых толковых моих рабочих , Кратом, забившись в дальний угол типографии, пытались собрать электромагнит.

– Так, не работает. Проверим еще раз. Гвоздь – железный. Проволока на него намотана – медная. Изолирована проволока нитками, и промазана воском – надежно. Проволока контачит со свинцовыми пластинами – контакт хороший. Пластины опущены в глиняный горшок с винным уксусом – и не соприкасаются. Все, как задумано, а магнит не работает. Почему?

– Давай попробуем поставить не свинцовые, а медные пластины.

– Нет, в аккумуляторах был свинец, это точно. Проблема в кислоте. Там с электролитом было очень строго. Серная кислота, вода строго дистиллированная. И лить кислоту в воду, а не наоборот, чтобы не вскипело. Точно помню. А мы взяли, от балды уксусом залили, и хотим, чтобы работало.

– Я попробую поменять пластины на медные.

– Тебе лишь бы не работать. Говорю, без серной кислоты безнадежно, а ее нет. Будем ждать постоянный магнит, купчина обещал привезти через три месяца.

– Я поменяю. Быстро.

– Давай.

Я махнул рукой на неудавшийся эксперимент, и пошел взглянуть на типографские дела. Через два часа, когда я выслушивал нудные доводы Терция в пользу применения в бумаге рыбьего клея вместо костного, ко мне подскочил запыхавшийся Крат.

– Получилось! Гвоздь прилипает к железу!

– Да?! И что ты сделал?

– Я поставил одну пластину медную, а другую железную. Гвоздь "цзинь ! " – и прилип к молотку!

– Пойдем, глянем!

Аккумулятор, действительно, работал в уксусе, с медной и железной пластинами на разных концах провода. И простейший электромагнит, как ему и полагается, магнитил. А просто на уроках физики надо было слушать мудрого учителя с подпольной кличкой Медвежье Ухо, а не заигрывать с девочками, сидящими сзади.

– Прекрасно, магнит есть, теперь наматывай катушку, и соображай, как с этой крутящейся катушкой обеспечить надежный контакт. Так, чтобы входящий и выходящий провода не закрутились.

– Это я потом соображу. А вот сколько проволоки надо изолировать для катушки!

– Куда деваться – без изолированной проволоки никуда ! Чем больше витков, тем мощнее генератор. Наверное. А провода такого нам потребуется немерено, и тонкий, на катушки, и потолще, на кабель, вдруг генератор получится мощным, не хватало еще, чтобы кого-то током убило. Надо придумать, как автоматизировать изготовление изоляции , соображай.

Дни шли за днями, у задуманной книги Плиния допечатывались последние страницы, и я надеялся на серьезное репутационное повышение после того, как мои фантазии начнут приносить доход в зв онкой монете. П рототип генератора был испытан на восстановленной после разрушения гоблин ами водяной мельнице, и признан удачным . П роволоки на кат ушку мы не пожалели, и, хотя из- за специфической изоляции генератор получился весьма габаритным, но и мощь в нем чувствовалось немалая . Никаких электроизмерительных инструментов у меня, разумеется, не было, я только озадачил их разработкой Крата. Однако, когда катушка была еще не такой толстой, я ткнул проводами в тощий зад Терция, после чего Минаций устроил мне разнос за жестокое обращение с подчиненными – очень уж громко тот орал. А пока я соображал, где же можно использовать новый агрегат.

Несколько омрачало жизнь неослабевающее внимание Поппеи, постоянно пытающейся подловить и избить меня, ее странная ненависть начала меня сильно доставать. Ответить ей физически я, конечно, не решался, идею набить прекрасную морду любовницы хозяина нельзя назвать удачной. Кроме того, исключительные внешние данные перекрывали в моих глазах злобный и вредный характер, Поппея мне очень нравилась, и поднять на нее руку я просто не мог. В голову приходило только одно решение этой проблемы – дать сильно избить себя, может быть, отомстив, Поппея успокоится, и ей даже будет меня жаль.

Сидя как то утром на кухне за завтраком с другими рабами , я вдруг едва не подавился.

– Привет! – Напротив меня за стол присела Поппея.

– Здравствуй, Поппея! Как ты? Носик у тебя просто восхитительный! – Я решил держаться так, как будто она не прессовала меня вторую неделю , а заодно ненавязчиво напомнил, кому она обязана своей безупречной внешностью . Поппея смущенно улыбнулась.

– Прости, я такая дура. Ты так помог мне, а я разозлилась на тебя из-за пустяка . Я хотела бы помириться с тобой, мне здесь так одиноко...

Поппея протянула руку через стол, коснувшись моих пальцев. Я дернулся, словно Терций при испытании генератора .

Поппея быстро заморгала глазами, прикусила задрожавшую губу, поднялась и пошла в холл. Я вскочил и догнал ее:

– Подожди, я ...

Она повернулась ко мне, в прекрасных глазах стояли слезы. Я замолчал, не зная, что сказать, и просто взял ее за руки . Поппея улыбнулась, наклоняясь к моему лицу, я протолкнул ее из кухни в холл, сдвинул в сторону от двери, чтобы нас не могли видеть рабы, и, притянув к себе, поцеловал. Не было такого никогда, и вот опять! То ли от долгого воздержания, или это была такая неземная любовь, но поцелуй дал мне в голову, как пятнадцатилетнему пацану. Даже ее оплеуха была послабее . Я приобнял Поппею за внезапно мягкие плечи...

– Что это вы тут делаете , а ? – Громовой бас возникшего на пороге, как призрак Минация раскатился над холлом.

Поппея в ужасе отшатнулась от меня, Минаций схватил ее за руку, развернул и замахнулся . Я перехватил кулак и выбросил ногу в направлении объемного живота злодея, но бывший солдат Минаций легко ушел от удар а , крутанул меня, свалив на пол, и уселся сверху, заламывая руку назад. Подбежавшие слуги приняли меня из добр ых рук Минация, и поставили на ноги.

– Сейчас я еду в Труа, к дуксу Куриону, а вечером, когда вернусь, мы с тобой поговорим. Тебе понравится, не сомневайся! Уведите его.

– И с тобой мы поговорим, сука! – Он все таки ударил прикрывшую лицо руками Поппею, я дернулся, но слуги потащили меня прочь.

Меня заперли в винном погребе, так как варвары во время набега сожгли каталажку для рабов. А чтобы я не пил хозяйского вина, и не расколотил амфоры, жестко зафиксировали веревкой. Почему то я не чувствовал себя героем, спасшим принцессу от дракона. Видимо оттого, что дракон зажал меня в зубах, готовясь проглотить, да и будущее принцессы выглядело весьма туманным. И теперь я лежал в темноте подвала, потрясенный новой внезапной переменой моей судьбы, соображая, чем все это может кончиться. Совсем недавно я видел, как во дворе кнутом наказывали за что-то одного бедолагу. Несчастному ободрали мясо на спине до костей, и унесли с места экзекуции полуживым. Перспектива физической расправы пугала меня, так получилось, что в жизни били меня очень редко. В своей большой семье я был младшим и любимым ребенком, и единственным, кому ни разу не досталось даже рукой по попе. В детские драки со сверстниками мне случалось вступать нередко, но все это были такие же игры, как в последние недели с Поппеей. Во взрослой жизни тоже как то обходилось без серьезных конфликтов. И вот теперь... Видимо, Минаций был опытным психологом, оставив меня мучиться в неизвестности.

Вообще , злиться мне было не на кого , изначально во всем был виноват только я сам. Начнем с того, что подобрав Поппею в лесу, я сделал доброе дело, а за добрые дела – не мною сказано – надо расплачиваться. Дальше, она сразу сказала, как ее зовут, а ведь как вы яхту назовете... Стоит ли удивляться, что в итоге я оказался в полной заднице? И все же я не жалел о нашем знакомстве, повторю в тысячный раз, Поппея была просто красавицей, и очень нравилась мне. Вот только положение мое было прямо таки отчаянным, высвободиться самому было невозможно, на помощь со стороны рассчитыват ь тоже не приходилось. Не вытаща т же меня отсюда едва знакомые со мной люди моей бригады, с которыми, за исключением разве что Крата – надо честно признаться – я обращался без особых нежностев. И ли Поппея, кото рая сама в схожем положении . Словом, я сильно пал духом. Минуты потянулись медленно, я пытался развлекаться развязыванием узла на стягивавшей меня веревке, не надеясь на успех, а просто от нечего делать. И прислушивался при этом в ожидании шагов снаружи, в глупой надежде , что Поппея найдет способ прийти и хотя бы поговорить со мной, скрасив мое тоскливое одиночество. Бедная моя Популечка, как она сама, и что с ней сейчас?

Наверху послышались шаги сразу нескольких человек, лязгнул засов, дверь открылась нараспашку, и осталась в таком положении, пропуская в погреб немного света. Один остался наверху, другой быстрыми легкими шагами сбежал вниз.

– Поппея!

Она нагнулась и внимательно посмотрела на меня, затем схватив сильными руками, небрежно приподняла и посадила, прислонив к стене. Я невольно застонал, веревка больно врезалась в тело. П оппея п рисела на корточках напротив, и сильно ударила ладонью по лицу, так что у меня лязгнули зубы, и мотнулась голова. Еще один удар другой рукой отправил меня в нокаут. Поппея потрясла меня, приводя в сознание. Нет, удар у нее сильнее поцелуя!

– Очухался, мерзавец?

– Тебе... что с тобой будет?!

– Со мной все будет хорошо, не беспокойся. А вот тебя Минаций забьет кнутом. Надеюсь, сдохнешь не сразу, а недельку помучаешься. Из-за меня он тебе такое устроит! Знаешь, как он любит меня?

– Я не хотел, чтобы так получилось, Популечка! Я так люблю тебя!

Поппея рассмеялась. До чего же у нее приятный, мелодичный смех...

– Ты меня любишь? Да кому это интересно, засранец ...

– Госпожа Поппея! – Испуганно окликнули ее сверху.

– Сиди, урод! Я еще приду.

Влепив на прощание еще одну фирменную пощечину, Поппея ушла.

Я снова вытянулся на полу, так веревка резала меньше. Хорошо, что Поппея приходила, мне стало гораздо легче оттого, что она не боится наказания. Наверное, она поговорила с Минацием перед отъездом. Конечно, она злится на меня. Вот же придурок, не нашел места получше для нежностей. Там была толпа рабов, и если бы сам Минаций нас не увидел, все равно кто-то нас ему сдал бы.

Я прислушался. Слышно было очень плохо, но наверху творилось нечто необычное, суета зашкаливала. И Поппею выдернули странно. Надеюсь, она быстро вернется, и я смогу с ней объяснится и оправдаться. Да, может даже она сумеет вытащить меня, раз у самой у нее нет проблем. Вот бы убежать с ней вместе. Надо сразу придумать, как и что ей сказать, а то еще пара таких оплеух, и я говорить не смогу.

Так, что ее больше всего задело, что она говорила? Да ничего и не говорила, сразу начала ругать меня и бить. Сказала, что Минаций меня убьет, потому что любит ее. Меня передернуло от приступа ревности. Вот же сука, любит он ее! Если он ее любит, чего она ко мне полезла! Но она и не говорила, что любит меня. Стоп!

Мысли начали убегать с нащупанной тропинки, блокируя неприятный факт. Там, на кухне, Поппея не говорила, что любит меня. Она пришла мириться, потом расстроилась и обиделась, а когда я полез целоваться, охотно приняла мои поцелуи. Но она не любит меня. Но если целует, то любит? А с Минацием она спит, значит что? Меня опять скрутила ревность.