Текст книги "Письма Скорпиона"

Автор книги: Виктор Каннинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

На Доротее был коричневый берет и просторный плащ такого же цвета. Сверкнули толстые стекла очков. Лаборд, в зеленой шляпе пирожком, казавшейся крошечной на его огромной голове, и в сером костюме свободного покроя с ярким пятном белого носового платка, торчавшего из нагрудного кармана, курил сигару. Все трое подошли к стойке, и молодой бармен начал разливать им спиртное. Так они стояли спиной к столикам, и никто не обращал на них никакого внимания.

Аристид вернулся с новой бутылкой, искусно вынул пробку и счастливо, по-детски улыбнулся Джорджу, когда тот прикрыл ладонью свой стакан.

– Может, ты и прав, – сказал он. – Молодому человеку надо беречься. Слишком много выпитого вина лишает его сил в постели. Ну а мне? Мне уже терять нечего. – Он наполнил свою рюмку до краев и сел.

– А может, вы тоже правы, – откликнулся Джордж. – Стоит ли мне терять время здесь? Не лучше ли спуститься в бар и повидаться с Рене?

– Значит, я тебе зубы заговариваю, а ты сидишь и думаешь о ней? – Аристид рассмеялся. – Впрочем, это не удивительно. У нее есть немало того, о чем мужчине стоит помечтать. Но торопиться не будем. Подожди немного, и я отведу тебя к ней. – Джордж хотел встать, но Аристид жестом удержал его. – Терпение, дружок. Еще по рюмочке, и пойдем.

Джордж опустился на стул и позволил Аристиду наполнить обе рюмки. Ведь выбраться из комнаты нужно без лишнего шума. Он уже выведал у Аристида больше, чем рассчитывал узнать. И каждая лишняя проведенная среди Бьянери минута теперь была для Джорджа чревата смертельной опасностью.

Однако не успел Константайн подумать обо всем этом, как троица у стойки повернулась к столикам. Марк раскрыл тетрадь и передал ее Доротее Гюнтэм. Лаборд постучал рюмкой по стойке бара, призывая всех к вниманию:

– Месье!

Игроки в снукер прекратили игру, оперлись на кии, разговоры за карточными столиками тоже разом оборвались. Все смотрели на троицу у стойки.

Медленно, четко выговаривая слова, так что Джордж без труда понял его французский, Лаборд сказал:

– Господа, мне очень жаль прерывать ваш отдых, однако возникли два вопроса, не терпящие отлагательства. Потому мы, с вашего позволения, проведем коротенькое заседаньице. Согласны?

Послышались одобрительные возгласы. Тут Джордж склонился к Аристиду, схватил его за локоть, крепко сжал и прошептал:

– Послушайте. Если поднимется буча, сделайте мне одно одолжение. Сходите к мадемуазель Нэнси Марден и расскажите ей обо всем. Вот. – Он оторвал стенку от пачки сигарет и, пока Лаборд говорил, написал псевдоним Николя, ее адрес и подтолкнул картонку в сторону Аристида.

На лице старика застыло изумление, но записку он с любопытством взял жилистой рукой.

– Первый вопрос касается члена нашего сообщества, который, к несчастью, пал жертвой… – заговорил Лаборд.

Но тут его прервал Марк, шепнув ему что-то на ухо. Краем глаза Константайн заметил, как Марк склонился к Доротее, тыкая пальцем в раскрытую тетрадь. Джордж посмотрел на Аристида, державшего картонку так, будто ее краешек горел и пламя могло вот-вот обжечь ему пальцы.

– Сделайте мне это доброе дело, чтобы искупить все грехи разом, – прошептал Джордж.

А затем послышался громкий, четкий голос Доротеи Гюнтэм:

– Прежде чем продолжить, сообщу, что среди нас есть гость из Лондона. А по закону он не вправе присутствовать на собраниях комитета. Не соблаговолит ли этот господин покинуть нас на несколько минут?

– Речь идет о тебе, – сказал Аристид. – Понял? Но что это такое? – Он помахал картонкой и по-дурацки надул щеки.

Снова зазвучал голос Доротеи, она прочла из тетради:

– Номер 137, Эрнст Смит, помощник повара, отель «Савой», Лондон. Будьте любезны, удалитесь. – Она обвела взглядом комнату, и стекла ее очков при этом зловеще сверкнули.

Джордж медленно поднялся, будто в смущении, прикрыл рот рукой, поклонился троице у стойки и, полуотвернувшись, направился к двери. Ему предстояло пройти всего пятнадцать шагов между карточными столиками. Картежники провожали Константайна взглядами, сочувственными улыбками, жалея, что его вечер испорчен. Джордж, отворачиваясь от стойки, пожимал плечами, кивал в ответ на улыбки. Так он прошел шесть шагов. Дверь приближалась. Джорджа так и подмывало побежать, но он заставлял себя идти не спеша. Еще три шага. Джордж был уже у самой двери. Он положил ладонь на ручку, повернул ее. Но дверь не открылась.

За спиной Джорджа раздался смех, зазвучал исполненный добродушной иронии голос Лаборда: «Это педант Марк виноват. Он свято соблюдает правило о проведении собраний при закрытых дверях. Одну минутку, месье».

Джордж стоял боком к двери и думал: «Если открывать дверь пошлют Марка, я спасен». Он стоял, не решаясь повернуться и посмотреть, кто же подойдет к нему с ключом в руке. А по комнате уже раздавались шаги, бармен, звеня рюмками приводил в порядок стойку.

К Джорджу приблизился мужчина, по-дружески обнял его за плечи, склонился к двери, намереваясь ее открыть. Это был Лаборд. Он вставил ключ в замочную скважину и, улыбаясь, заглянул в лицо Джорджа.

Константайн встретился с ним взглядом. Сначала широкое лицо Франсуа выразило замешательство, потом он нахмурился, а глаза его холодно сверкнули – он узнал Джорджа. Начал вытаскивать ключ из замка, но Константайн успел схватить его за руку. Лаборд резко вывернулся, ткнул Джорджа локтем в бок и с криком отпрыгнул.

От этого крика вся комната словно ожила. Уже загремели отодвигаемые столы, а Лаборд с побелевшим лицом все кричал по-французски. В отчаянии Джордж бросился к нему, пытаясь завладеть ключом. Но на него навалились сразу трое, приперли спиной к двери. Шум разом стих, и все замерло, Джордж смотрел на скрутивших ему руки, за их спинами выглядывала голова Аристида, он глупым, полупьяным взглядом таращился на Константайна. Доротея у стойки целилась в Джорджа из маленького пистолета, а Марк, подняв тетрадь до самого подбородка, неодобрительно качал головой.

Потом Лаборд спокойно, с улыбкой сказал:

– Значит, вы и есть Эрнст Смит из отеля «Савой»? По-моему, господин Смит, вам следует объясниться.

Сидя в гостиной отельного номера, Антонио Барди писал сыну в Англию, куда более года назад он послал его учиться. Если Барди кого и любил, так только сына. Он хотел, чтобы у того было все, чего недоставало ему самому. С детства Барди подрабатывал вечерами на кухне. А после окончания школы несколько лет был официантом, дослужился до метрдотеля. Именно тогда он и начал то дело, которым занимался сейчас, и если к нему он давно уже относился бесстрастно, то слушать от сына упреки в том, что отец ограничивал его возможности, ему не хотелось. И пусть за образование сына платили другие и не по своей воле, но мальчик ничего этого не узнает, а деньги, как говорится, не пахнут.

Барди быстро писал добрые слова и представлял себе сына… Пусть мальчик никогда не познает того, с чем приходилось сталкиваться отцу – с греховной и полной своеволия человеческой душой, с вонью и жаром кухни, когда ресторан переполнен, а шеф-повар издергался и в любую минуту готов надавать пощечин поварятам, с работой портье, когда заходишь в номер и какой-нибудь букмекер или член городского совета скатывается с девицы и помыкает тобой, ни на миг не допуская, что у тебя, черно-белого существа, есть чувства… Как много гадости в мире! Но сын, слава Богу, этого не узнает.

Когда письмо было почти готово, Барди оторвал перо от бумаги и задумался над тем, как лучше его закончить. Он любил, сообщив все новости и побалагурив, завершить послание мыслью, над которой мальчику стоило задуматься.

Сегодня он написал: «Научись разбираться в людях не только быстро, но и правильно. Достичь этого нелегко, но возможно. Тогда внимание нужно обращать не на слова, а на мелочи в поведении. Присмотрись к своим товарищам – ты их уже хорошо знаешь и понимаешь, кто ленив или жаден, умен или добр, а кто задирист. А теперь вообрази, будто видишь их впервые, и подумай, что выдает их характер. По-моему, просто удивительно, сколь ясна становится натура человека, стоит лишь внимательно оглядеть его. Грязные ногти, неглаженая рубашка, стиль речи, тембр голоса, то, как человек произносит «да, сэр» или «нет, сэр». Все это…» Его прервал телефонный звонок. Барди снял трубку, сказал: «Да», – и стал слушать, слегка кивая. Звонила женщина. Он дал ей закончить и спросил:

– Чья это была карточка?

– Фрагонара. Он изменил номер, а своим покровителем в Лондоне назвал Феттони.

– Но Феттони умер. Может, это и к лучшему. Он был уже слишком стар. Его задавило… – Барди смолк, потянулся к сигаретам и закурил. Потом продолжил: – Что думает Лаборд?

– ' Считает, допрашивать Конвея не стоит. Он не из тех, кому легко развязать язык – если только не пойти на крайние меры.

– Тогда игра не стоит свеч. Передайте Лаборду, что можно начинать. Он знает, как действовать. Пусть воспользуется канализационным стоком кафе «Цезарь». Во время войны он прибегал к этому способу не раз.

– А что делать с девушкой, если мы ее разыщем?

– Сначала разыщите, тогда и решим.

– Так ты считаешь?..

– Да, я так считаю.

– Доложить тебе, когда закончим?

– Нет. Я весь вечер занят.

– Понятно, – отозвалась женщина.

Барди улыбнулся ее интонации и повесил трубку. Встал, налил себе виски с содовой, перечитал написанное, сел и снова взялся за перо.

Ему связали руки за спиной и по черной лестнице привели сюда, в подвал. Оставили наедине с Доротеей Гюнтэм, Лабордом и Марком.

В подвале пахло вином и застойной водой. С единственной поперечины потолка свешивались две голые электрические лампочки. Потолок, как и пол, был тоже каменный. А стены скрывались за полками с винными бутылками. В щели между огромными каменными плитами пола просачивалась вода, лужей собиралась в углу.

Джордж сидел на стуле с обломанной спинкой перед мраморным столиком, едва не касавшимся его колен. На столике стояли рюмка и бутылка с коньяком, теперь полупустая. Аристиду коньяк понравился бы, да и самому Джорджу тоже – в иной обстановке, конечно. Полчаса назад Лаборд взял его – это был «Реми Мартен» – и откупорил со словами: «Нашим гостям – только самое лучшее». Джорджа быстро накачивали им, и теперь голова у него кружилась.

Ни Доротея, ни Лаборд, ни Марк времени на разговоры не теряли. А действовали так, будто точно знали, чего добиваются, словно занятие это было им не в диковинку, а потому торопились побыстрее закончить его.

Марк стоял у Джорджа за спиной, Лаборд сидел на краешке стола, положив руку на горлышко бутылки, и смотрел на пленника. Джордж не сводил глаз с его руки и с отвращением ждал, когда он опять поднимет бутылку и наполнит рюмку.

Марк переминался с ноги на ногу, Доротея отстранение разглядывала дальнюю стену. Вот Лаборд поднял бутылку и спросил:

– Еще глоточек, друг мой? А почему бы и нет? Ведь ты отлично держишься. Другой на твоем месте уже давно бы свалился под стол.

Лаборд потянулся к рюмке, налил в нее коньяк. Когда бутылка со стуком снова опустилась на столик, жилистые руки Марка впились Джорджу в лицо. Раньше Константайн пытался этому воспротивиться, но Марк, оказавшийся на удивление сильным, легко прижимал его к стулу, а Лаборд вливал коньяк Джорджу в рот, половину выплескивая ему на рубашку. После третьей попытки Джордж попробовал выплюнуть спиртное. Однако опытная, по всему судя, в подобных делах Доротея перехитрила его. Сильными пальцами она зажала ему ноздри, и Джордж просто не смог не проглотить коньяк, а потому тотчас возненавидел Доротею, но, несмотря на усиливающееся опьянение, устыдился этого. В глубине души он по-прежнему чувствовал, что Доротею надо жалеть, а не ненавидеть. Можно ненавидеть Лаборда и педанта Марка с его тетрадками, но не Доротею. «Ведь она никогда не вошла бы в число «золотых девочек» Аристида, – думалось Джорджу как будто в дымке, – хотя фигура у нее, несомненно, хорошая. И все же на роль «золотой девочки» из Портофино она не тянет. А где теперь Аристид? Где? Я что-то ему поручил. Но что?» Джордж попробовал заставить себя мыслить ясно. В глаза ему ударил свет ламп, он покачнулся и едва не упал.

Ко рту снова подбиралась рука с рюмкой. Джордж хотел отвернуться от нее, но Марк удержал его, а Лаборд схватил его свободной рукой за челюсть, пальцы больно сминали кожу, пока Джордж не открыл рот. Коньяк пролился ему на язык, Марк одной рукой запрокинул Константайну голову, а другой зажал рот, и, чтобы не задохнуться, Джорджу пришлось проглотить и эту порцию. Его тут же отпустили. Марк отошел. А Лаборд примостился на краешке стола. Сквозь слезы, застилавшие глаза, Джордж заметил, что теперь Доротея колышется и шатается, словно вот-вот упадет, и хрипло хохотнул, не скрывая удовольствия от того, что все еще владеет собой.

Голос, раздавшийся внутри Джорджа, задорно спросил:

– Какого черта?

Лаборд одобрительно улыбнулся:

– Вот именно, друг мой. В этом кресле то же самое говорили люди и посильнее тебя. Взять хотя бы одного капитана немецкой танковой бригады, прошедшего и Африку, и Россию, твердого, как кремень. Он это тоже сказал. И еще много чего выболтал. Между тем вы в некотором роде исключение. Мы ничего не просим вас рассказать. – Он вынул сигару, не спеша раскурил ее, а когда она задымила, положил на край стола и спросил:

– Еще рюмочку?

И снова начался мучительный ритуал, от которого спирало дыхание и кружилась голова. А когда он закончился, Джордж уронил ее на грудь, задышал глубоко и шумно. Мысль об Аристиде не покидала его. При чем тут Аристид? Ах да, он может помочь, если захочет. Но чего от него хотел Джордж? «Генерал де Голль, Пале-Рояль. Я серьезно… Рене… золотые девочки…»

Константайн вскинул голову, мысли его на миг прояснились, словно в облаках появился просвет, и он бросил Лаборду:

– Сволочь! Лаборд рассмеялся:

– Не стоит ругаться при женщине. – Он с упреком покачал головой.

– Еще долго? – спросила Доротея.

– Уже нет, – отозвался Лаборд, вновь наполняя рюмку.

Просвет в облаках исчез. Джордж почувствовал, как на шее сжались чьи-то пальцы, ощутил запах коньяка, прикосновение к губам холодного края рюмки. В голове у него забухало, словно кто-то колотил там, как по барабану. Сквозь это буханье и шум Константайн слышал, как пустая рюмка звякнула о мраморную столешницу, потом его подхватили под локти, с силой подняли и вытащили со стула.

Джордж стоял, пошатываясь, полуприкрыв глаза, и вдруг пол начал опрокидываться так, что бутылки, казалось, вот-вот посыплются с полок.

Он качнулся назад, потерял равновесие и врезался спиной в стеллаж, сполз на пол, а Лаборд уже подходил с очередной рюмкой коньяку. Слова его Джорджу слышались как будто издалека:

– Выпей последнюю – для согрева.

Лаборд присел, и Джордж потерял его из виду. Коньяк хлынул в рот, так что он чуть им не захлебнулся. И вдруг Джорджу стало хорошо, он бы согласился лежать на этих твердых, влажных каменных плитах до конца жизни. И словно ребенок, грезящий с открытыми глазами, он видел трех человек, которые разгуливали по подвалу, стены его то сжимались, то расширялись, ходили ходуном, кренились, а под потолком вились мириады электрических лампочек.

Лаборд подошел к одной из полок, вместе с Марком потянул ее на себя. Она отошла от стены, словно дверь, запах застойной воды усилился. Джордж наблюдал за мужчинами с отрешенным любопытством. Лаборд и Марк вернулись к нему, подняли на ноги. Но как только отпустили руки, он вновь свалился на пол. И рассердился на себя за слабость. Мужчина обязан держаться на ногах после бутылки коньяку. Да, мужчина обязан не раскисать.

Его снова подняли.

– Готов, – сказал Лаборд.

Джордж спьяну кивнул. Конечно, он был готов. Наверно, они нахимичили с коньяком. Вот именно! В коньяк что-то подсыпали. Но Бог с ними! «Поставьте меня на ноги, – подумал Джордж, – поверните в сторону дома, и я доберусь туда на автопилоте».

Его подвели к ходу в метр шириной, открывшемуся за полкой-дверью. Ход уходил круто вниз и был сделан из камня, от сырости покрывшегося зеленой слизью. Джордж отшатнулся и упал бы, если бы его не поддержали.

– Не бойся, – сказал Лаборд. – Покатишься вниз как по маслу. Бесплатно доедешь до Сены и вынырнуть не успеешь.

Джорджа с силой толкнули в спину, и он головой вперед устремился в похожий на шахту ход. Плечом ударился о стену, отлетел в сторону, всем телом прогрохотал по скользким камням и быстро покатился во тьму, подняв руки, которые Марк развязал ему перед толчком, и бессознательно защищая ими лицо от острых выступов.

Джордж шлепнулся в воду, погрузился с головой, оказался в полной темноте и с той секунды сознавал только, что пребывал совершенно один в странном забытьи: он как будто листал книжку с картинками – мелькали то краешек голубого неба и силуэт здания, то железная львиная голова с кольцом в пасти; вдруг тьму пронзил фейерверк и голову Джорджа словно в тисках сдавило, вода стала заливать легкие, потянула вниз, и постепенно исчезло все, остался лишь нескончаемый серый сон; сон, где ничто не нарушало тишины и серости, в которой Джордж согласен был находиться вечно.

Глава 8

На миг он выскользнул из сумерек и ощутил прикосновение чьих-то рук. Перед глазами мелькнуло бледное лицо, послышалось тяжелое дыхание. Тут он вновь погрузился в черный ручей, но сознание – еще искаженное, полное диковинных образов – все-таки уже вернулось к нему. Показалось новое лицо, пахнуло чесноком и вином, раздался скрип весел в уключинах. Где-то справа, в вышине, рядком висели освещенные окна, издалека донесся автомобильный гудок. Джордж отключился опять, но на сей раз тьму то и дело пронзали обрывки сна. Потом Константайн понял, что его везут в автомобиле – за сомкнутыми веками неустанно рождались и умирали огни. Потом кто-то совсем рядом сказал: «Второй поворот направо, мадемуазель».

Наконец Джорджа положили на траву, кто-то поддерживал его за плечи. Постепенно этот «кто-то» превратился в Николя, ее волосы были мокрые и болтались хвостиками. За ней стоял и курил какой-то мужчина, а дальше почему-то видны были ветви дерева и звезды.

Немного погодя Джорджа подняли на ноги и провели туда-сюда по газону. Жалобно запела ночная птичка, обеспокоенная присутствием людей. Николя все время говорила что-то, а Джорджу хотелось одного – спать, и собственная голова казалась ему свинцовой. Наконец он уснул, стоя между Николя и Аристидом, окончательно перестав чему-либо удивляться.

Когда Джордж пришел в себя – голова раскалывалась, но разум вернулся. Он лежал на кровати, одетый в пижаму. Рядом было окно с витражом, около которого Джордж увидел стоящую к нему спиной Николя. С улицы через открытую форточку доносились детские крики. На небольшой газовой плите дымилась кофеварка.

Джордж с трудом приподнялся. И Николя обернулась к нему.

– Где я, черт побери? И что со мной было? – спросил он, морщась от головной боли.

– У Аристида, – ответила она.

Николя принесла ему чашку кофе – черного, крепкого, горячего. Джордж отхлебнул немного, и страшная дрожь проняла его.

– А почему у Аристида?

Она взяла у него чашку, с улыбкой потянулась к нему, легонько поцеловала в щеку и сказала:

– Расслабься, дорогой, сейчас ты оправляешься от сильнейшего в твоей жизни похмелья.

Он вернул себе чашку и выпил еще кофе.

– Аристид не позволил мне отвезти тебя в отель, – продолжала Николя. – Мы прогуляли тебя по какому-то парку неподалеку от Винсенна и доставили сюда. Сегодня утром я забрала из отеля наши вещи и заплатила по счету.

– Почему?

– Потому что Аристид запретил нам оставаться там. Один из тамошних портье – Бьянери. И вчера он был на собрании, и, вероятно, может узнать тебя в лицо. Кстати, Аристид вел себя отменно. – Николя подсела к Джорджу на кровать и взяла его за руку. – Но и отсюда мы должны убраться, пока он не пришел со службы.

– Это он вытащил меня из реки? Николя покачала головой.

– Значит, ты? Она кивнула:

– Он догадался, что они с тобой сделают, и пришел ко мне. И слава Богу. Мы ждали тебя в определенном месте, ты вынырнул лишь на миг и тут же опять ушел под воду.

– И ты поплыла за мной? – Да…

Джордж обнял Николя за талию.

– Да благословит тебя за это Бог. Сволочи, они накачали меня коньяком.

Николя с нежностью взглянула на него и сказала:

– От тебя им до сих пор пахнет.

– И тебе противно?

– Нет.

Он поцеловал ее – сначала с теплотой и благодарностью, но постепенно поцелуй менял свой характер. Наконец Николя отстранилась от Джорджа.

– Надо собираться. Поспишь в машине, а когда наберешься сил, расскажешь, как было дело. Впрочем, Аристид мне почти все объяснил…

– Добрый Аристид…

– Он напуган. Хочет, чтобы мы уехали до того, как он вернется. Не станем его подводить. Еще он советует держаться подальше от гостиниц в больших городах – останавливаться в деревенских пансионах.

– Надо бы пойти в полицию и рассказать все о Гюнтэм и Лаборде. Эх, хотел бы я столкнуться с ним один на один.

– Ничего хорошего это не даст – ни моей матери, ни другим. Франсуа и Доротея или станут все отрицать, или попросту исчезнут. Я не уверена даже, стоит ли нам вообще продолжать поиски…

– Что?! Николя встала.

– Давай все-таки взглянем правде в глаза – тебя только что чуть не утопили.

Джордж с трудом спустил ноги с кровати на пол, тяжело поднялся и подошел к окну. Суставы у него были, как несмазанные шарниры.

– Тебе необходимо вернуться в Лондон, – сказал он. – Мне ничего не остается, как заставить тебя сделать это. Я же остаюсь: теперь я начинаю понимать что к чему. Мало того, у меня, складывается совсем не христианское отношение к этому делу. Подставлять другую щеку я совсем не намерен. Я должен добраться до сути происходящего и отомстить, и главным образом Скорпиону. Сейчас это стало возможно… Ведь Аристид о нас будет молчать, чтобы спасти собственную жизнь.

А остальные считают меня мертвым, утопленником. Ну что ж, пусть несколько дней подождут, пока мой труп не всплывет. А я тем временем «расколю» Рикардо Кадима. Наверняка подручные Скорпиона не догадываются, что мне о нем известно. Сейчас они поздравляют себя с тем, что сумели от меня легко избавиться.

Николя разлила оставшийся кофе и, пожав плечами, сказала:

– Если ты поедешь в Аннеси, я тоже еду туда. – Она протянула Джорджу чашку и с улыбкой спросила: – Хочешь, добавлю туда коньяку?

Джордж рассмеялся, обхватил ее за плечи и притянул к себе.

– За это я тебя накажу!

– Кофе не разлей! – воскликнула она, но Джордж уже обнимал ее, целовал, и кофе лился на пол. Николя затихла и мягкими теплыми губами ответила на поцелуй Джорджа.

Париж они покинули во вторник около одиннадцати утра. Направились в Дижон и переночевали в маленькой гостинце предместья. Джордж в машине много спал, но, когда проезжали Трой, он бодрствовал, а потому вспомнил об Уилере, скинутом с поезда где-то неподалеку. А потом о Лаборде и Доротее Гюнтэм, вновь увидел ее агатовые глаза, плавающие за толстыми стеклами очков, и Лаборда, толстого, с наглой улыбкой на лице, уверенно вливающего в него коньяк и балагурящего о днях французского Сопротивления. Доротея, конечно, слишком молода, партизанить она не могла, но всеми необходимыми для этого качествами обладает. Она сообразительна и безжалостна. Какую же роль она играет у Скорпиона-Лонго-Барди или как его там зовут теперь? Почему он сумел подчинить ее себе столь безоговорочно? Да еще и Марию Вендес? О деньгах женщины обычно не думают – деньги интересуют таких, как Лаборд. Значит, Марию с Доротеей удерживает нечто другое, и догадаться, что именно, – не трудно. «Интересно, – подумал он, – где теперь Элзи? Что сталось с ней, когда она решила уйти от мужа?» На эти вопросы, возможно, ответит Кадим.

За ужином Джордж рассказал Николя обо всем, что разузнал, а потом позвонил Сайнату. Ведь Джордж вполне допускал: с ним может случиться все, что угодно, потому решил постоянно держать Сайната в курсе событий и сообщил ему вкратце следующее:

1. Вполне вероятно, что Скорпион, Лонго и Барди – один и тот же человек.

2. Если не считать виллы «Горные сосны», куда Барди, конечно, уже не вернется, Джордж никакого адреса Скорпиона не знал.

3. «Бьянери» – это организация гостиничных работников, служащая целям шантажа. Во время войны она занималась разведкой, помогала бойцам Сопротивления. Это и объясняет появление счета фирмы «Скорпион Холдинга» в Лондоне, заняться владельцем которого агенты спецслужб отказываются.

4. Лаборд и Гюнтэм возглавляют парижскую ветвь «Бьянери». Члены этой организации знают лишь своих непосредственных начальников и подчиненных.

5. Кроме Лаборда и Гюнтэм связь с Барди поддерживают:

а) Рикардо Кадим, бывавший вместе со Скорпионом в доме Аболера,

б) Джан Паллоти, сын Андреа Паллоти, слуги Аболера,

в) Мария Вендес, бывшая, видимо, любовницей Барди, когда от него решила уйти Элзи,

г) еще один человек с виллы «Горные сосны» – Лодель,

д) Элзи – о ней не известно даже, жива она или нет,

е) сын Элзи.

Услышав все это и узнав о случившемся с Джорджем, Сайнат отреагировал почти так же, как Николя.

– Вы действовали замечательно, – сказал он. – Но снова лезть в петлю не стоит. Сейчас я могу привлечь к расследованию истинного профессионала, которому за риск хорошо платят.

– И лишить меня главного удовольствия? Поймите, я хочу встретиться с Барди один на один.

– А как же Николя? Ей с вами оставаться нельзя.

– Тогда попробуйте убедить ее в этом. Лично у меня не получилось. Она и слушать ничего не хочет.

– Тогда ради Бога будьте осторожны. Не знаю, может, мне следует настоять…

– Бросьте, – оборвал его Джордж и повесил трубку, не дав сэру Александеру высказать свои сомнения.

Назавтра, в пятницу, за день до начала гастролей Рикардо Кадима в отеле «Лемпир», они отправились в Аннеси. Помня о предупреждении Аристида держаться подальше от гостиниц в крупных городах, Джордж послал Николя к агенту по недвижимости, и, пока она осматривала особняки и бунгало на берегу озера, он часок покормил плававших в этом самом озере лебедей.

Большинство домов было уже снято, а из свободных Николя приглянулся только один. Она договорилась об аренде его на две недели, и они с Джорджем под вечер въехали в него.

Дом стоял на западном берегу озера в двух милях от шоссе и имел, по словам агента, цветочный сад и прекрасный вид на озеро. На самом деле это оказалось обшарпанное четырехкомнатное бунгало, отделенное от озера узкой полосой деревьев. Через перелесок грубо проторенная дорожка вела к еще одной достопримечательности, о которой агент не преминул упомянуть, – к двухвесельной лодке, оставленной у воды на радость жильцам. Никакого сада Джордж и Николя не заметили, если не считать высоких зарослей веников да кустов, что выросли из занесенных ветром семян и лезли прямо в окна бунгало. За домом был гараж и еще одна утоптанная дорожка – к шоссе, проходившему вдоль озера. Когда Джордж и Николя распахнули входную дверь, в нос ударил запах дешевых духов и фенхеля, но самое неприятное было то, что, в какую бы комнату они ни пошли, всюду под ногами так скрипел песок, что челюсти сводило.

– Для ночлега сойдет, – решил Джордж. – А есть будем в городе.

– Придется, – откликнулась Николя. – Ты только взгляни на кухню. – Она распахнула дверь, и Джордж содрогнулся.

Прощаясь на ночь, Николя сказала:

– Я выбрала лучшую спальню. Надеюсь, ты не против. – Она дала Джорджу заглянуть туда.

Он увидел бронзовую кровать, на которую были свалены одеяла, подушки и серые простыни, уродливый желтый гардероб, такого же цвета туалетный столик и дырявое тростниковое кресло. На стене висела цветная картина – изображение Данте и Беатриче, а на туалетном столике кто-то оставил набор открыток – вкладышей в шоколадки и книгу Альберто Моравиа «Женщина из Рима». Между тем обстановка отнюдь не располагала к тому, чтобы, томно развалясь в кровати и покусывая шоколадку, заниматься чтением эротического романа.

– Если эта спальня лучше всех, то на свою я, пожалуй, и смотреть не буду, – заявил Джордж. – Предпочитаю остаться с тобой.

Николя с насмешливой улыбкой покачала головой:

– Разве ты не заметил, что дверь запирается? Потому я эту спальню и выбрала.

– Замок одним пинком можно вышибить.

– Думай-ка лучше о Рикардо Кадиме.

Джордж обнял Николя, поцеловал. Она тихонько высвободилась и сказала:

– И не хватай меня ниже пояса. Почему ты вечно торопишь события? Давай-ка лучше сходим к лодке, посмотрим, держит ли она воду и нельзя ли съездить на ней в отель «Лемпир» выпить по рюмочке.

Воду лодка не держала. Не успели они отъехать от берега на три метра, как она стала протекать. Пришлось поворачивать назад. И, когда они пристали, лодка наполнилась уже до половины. Джордж оставил ее в воде набухать, чтобы щели закрылись, а путешествие в отель решили на день отложить. Пройдя пешком вдоль озера около мили, они поужинали неким рыбным блюдом, о котором Николя решительно заявила, что это форель, но Джордж не согласился. По его мнению, это был элементарный голец. Закончив спор, они отправились обратно в бунгало, и тут Джордж сказал:

– Поскольку ты просила меня думать о Рикардо Кадиме, я этим всерьез занялся и вот что решил. Кое-что из увиденного мною в ресторане навело меня на мысль, что допросить Кадима нужно у нас, в этом тихом, уединенном бунгало, где мы поселились. И чем скорее, тем лучше. Может быть, завтра вечером, после его спектакля? Но сперва утром тебе придется кое-чем заняться самой, а я осмотрю отель.

И Джордж объяснил Николя, что от нее требуется.

На другое утро, в девять, Николя уехала на «Лянче» одна. Джордж вытащил на берег лодку, перевернул, слил воду и, столкнув ее обратно в озеро, с радостью убедился, что теперь она почти не протекает. Потом он уселся в лодку и взялся за весла.

Отель «Лемпир» стоял на окраине города, у восточного берега озера. Это было длинное приземистое здание в колониальном стиле, с садом, переходившим в пляж, для постояльцев. Посреди сада разместилось полдюжины отдельных домиков, где тоже можно было поселиться. Словом, гостиница производила впечатление заведения тихого, ухоженного, солидного. Джордж причалил и отправился в главное здание, чтобы пропустить рюмочку в баре; хотя после недавних событий слоняться по отелям Джорджу не стоило, на сей раз риск был необходим. Для маскировки Константайн надел темные очки и панамку, найденную в гардеробе бунгало. Бар, куда он направился, имел форму полумесяца, был обит черным искусственным мехом и обставлен красной мебелью с серебряной фурнитурой. Цены здесь были грандиозные: от стоимости джина с тоником у Джорджа даже дух перехватило. Напиток ему подал высокий молодой человек в узком красном костюме с серебряными пуговицами. Забирая у Джорджа панамку, он неодобрительно на нее покосился.