Текст книги "Наперекор всему"

Автор книги: Виктор Носатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Виктор Иванович Носатов
Наперекор всему
Роман

Благородный превыше всего почитает долг.

Благородный человек, наделенный отвагой, но не ведающий долга, может стать мятежником.

Низкий человек, наделенный отвагой, но не ведающий долга, может пуститься в разбой.

Конфуций

* * *

«Военные приключения»® является зарегистрированным товарным знаком, владельцем которого выступает ООО «Издательство „Вече“».

Согласно действующему законодательству без согласования с издательством использование данного товарного знака третьими лицами категорически запрещается.

© Носатов В. И., 2021

© ООО «Издательство „Вече“», 2021

© ООО «Издательство „Вече“», электронная версия, 2021

Глава I
Северо-Западный фронт – Петроград
Март 1915 года

1

– Разрешите, ваше превосходительство? – срывающимся голосом обратился к начальнику контрразведки Северо-Западного фронта генералу Баташову среднего роста, круглолицый, с широкими залысинами чиновник в партикулярной одежде. – Делопроизводитель разведочного отделения Федоров, – представился он, – имею честь сообщить вам срочно и конфиденциально…

– Отчего такая спешка? – удивленно спросил генерал, но заметив, что от волнения у чиновника садится голос и мелко дрожат руки, предложил: – Проходите, господин Федоров, садитесь, – и указал рукой на кресло.

Дождавшись, пока тот суетливо там устроится, Баташов, окинув взглядом мрачное, бледное от волнения лицо подчиненного, спросил:

– О чем вы хотели мне рассказать?

– Ваше превосходительство, – виновато пряча глаза, начал Федоров, – грех попутал!

– Говорите прямо, что с вами случилось? – в голосе генерала послышалось легкое раздражение. Сам, всегда четко и ясно выражая свои мысли, он и от подчиненных постоянно требовал твердости и ясности во всем. Будь то живой разговор или отчет, изложенный на бумаге. Но в данный момент его раздражали не бесцветные фразы, а нерешительность сотрудника.

– Я, вопреки инструкциями и советам начальника, попал в дурную компанию, – выпалил делопроизводитель.

– Выражайтесь яснее, – заглушая готовое выплеснуться раздражение, промолвил Баташов.

– Я, господин генерал, свел знакомство с одним подозрительным типом. Несколько раз мы встречались за бильярдным столом. Он довольно сносно катает шары… Однажды, будучи в выигрыше, он пригласил меня в пивную. Выпили, закусили, поболтали о тяжелой жизни в Варшаве и вскоре разошлись, как в море корабли. А второго дня я обыграл его на два шара и, помня о его щедрости, пригласил в ресторан. Выпили, закусили, а он и говорит мне: «Хочешь заработать много денег?» Ну, я, ничтоже сумняшеся, по пьяной лавочке, возьми да и согласись. А он подливает мне крепкого винца да подливает. Вот тут-то я и сообразил, что дело нечисто. Насторожился, винище в цветочный горшок незаметно выплескиваю. Язык специально за зубы заплетаю, пьяного изображаю. Видя это, он и говорит: «У меня есть знакомый купец, который за хорошие деньги хочет заполучить патент на поставки овса в армию. Чтобы не прогадать, он хочет знать, сколько в округе кавалерии и артиллерии»… Ну, я притворился совсем пьяным и, ничего ему не ответив, поплелся домой…

– Опишите мне своего знакомца! – попросил Баташов.

Уловив в голосе своего начальника не осуждающе-презрительные, а всего лишь повелительные нотки, Федоров удивленно взглянул на него. Он был готов к самому суровому разносу.

– Я все-все расскажу… – признательно заглядывая в глаза Баташову, сказал он и, немного подумав, продолжал: – Назвался он Яношем. Всегда опрятно одет, но не пан, скорее всего, приказчик или мелкий чиновник. Он выше среднего роста, худощавый, исключительно элегантный шатен с тонкими чертами лица, чуть коротковатым тонким носом, щетинистыми усиками, умными, пронизывающими глазами и большим открытым лбом. Живой, даже порывистый в движениях. Хорошо разговаривает по-русски и по-польски, понимает немецкий…

– С чего вы взяли, что он по-немецки понимает?

– Однажды он играл в бильярд с немцем и перекидывался с ним отдельными фразами. Немец, конечно, проиграл. И довольно изрядную сумму.

– И часто он с немцами играл?

– Я видел два или три раза.

– Вспомните поточнее…

– Я по вечерам, после работы, обычно захожу в бильярдную. Играю нечасто, больше люблю посмотреть, как играют мастера… Да, точно, я видел их игру трижды. В начале прошлого месяца, в середине нынешнего, и вот третьего дня.

– И немцев ваш Янош, конечно же, постоянно обыгрывал?

– Да! А откуда вы об этом знаете?

– Вы еще не поняли, почему я задавал вам все эти вопросы? – вопросом на вопрос ответил Баташов, благожелательно поглядывая на явно сконфуженного чиновника.

– Вы хотите сказать, что этот тип, возможно, работает на германскую разведку? – после небольшой паузы, воскликнул Федоров.

– Ну, наконец-то до вас дошло…

– Неужели немцы на глазах у всех так с ним расплачивались?

– Истинно так!

– Значит, мне настало время писать рапорт об отставке? – удрученно промолвил Федоров.

– Ни в коем случае! – уверенно воскликнул Баташов, вселив в душе делопроизводителя надежду. – Скажу больше, – доверительно продолжал генерал, – недавно я имел беседу с начальником Варшавского охранного отделения. Так вот он и рассказал мне о подозрительном типе, постоянно крутящимся в заведениях, расположенных вокруг штабов, расквартированных в Варшаве. Он очень похож на того самого Яноша, которого вы мне описали…

– Он не Янош, а двуликий Янус! – воскликнул Федоров. – Увижу еще раз, всю морду ему разобью!

– А вот этого не надо! – строго сказал Баташов и, подойдя к окну, о чем-то ненадолго задумался. – Я думаю, вам надо продолжить знакомство с Яношем, – неожиданно промолвил он, возвращаясь к столу.

– Ка-ак?.. – чуть не задохнулся Федоров от ненависти к человеку, чуть было не поломавшему его карьеру.

– Так, чтобы он не заподозрил, что вы его раскрыли.

– А если он потребует разглашения конфиденциальной информации?

– Соглашайтесь. Мы подготовим все необходимые документы. А чтобы он больше вам доверял, возьмите в штабе резервного корпуса позапрошлогоднюю сводку интендантского управления по фуражу и выдайте ее за прошлогоднюю…

– Я все понял, ваше превосходительство! Буду поставлять этому типу дезинформацию. И это все? – разочарованно промолвил Федоров.

– Пока все. А там видно будет… – неопределенно ответил Баташов, окончательно решив поставить в известность о случившемся лишь начальника контршпионского отдела армии полковника Залыгу и шефа Варшавского губернского жандармского управления полковника Стравинского. Ему пришла в голову смелая мысль: в полной мере воспользоваться удачно сложившимися обстоятельствами и провести совместную контрразведывательную операцию.

«Ведь можно не только поставлять противнику дезинформацию, но и совместно с жандармами пресечь деятельность германской агентурной сети, промышляющей в Варшаве», – удовлетворенно подумал он.

– Я прошу вас, господин Федоров, никому не говорить о полученном от меня задании. Все должно быть в тайне.

– Даже коллегам по отделу?

– Даже им. Обо всех контактах с Яношем доносить мне лично! – еще раз строго напомнил Баташов.

– Все ясно, ваше превосходительство! – по-военному четко ответил Федоров. – Разрешите идти?

– С Богом!

Сообщив полковнику Залыге о задаче, которую он поставил Федорову, Баташов принялся за прерванную работу. Перелопатив все дела, генерал отложил три наиболее перспективные для разработки дела и, передав их Залыге, порекомендовал не откладывать эти папки в долгий ящик.

– Если позволите, то делом Федорова, я бы хотел заняться сам, – сказал Баташов перед отъездом. – Только, пожалуйста, не думайте, что это от недоверия к вам. Действия вашего отдела при ликвидации немецкого резидента выше всякой похвалы. И не ваша вина в том, что не смогли его взять живым. Главную задачу вы выполнили. В течение нескольких месяцев германская агентурная разведка в полосе ответственности 2-й армии была попросту парализована. И новые данные об активизации действий противника в нашем тылу лишь подтверждают мою версию о том, что в Варшаве начал действовать еще один матерый немецкий шпион. И что-то мне подсказывает, что именно Федоров выведет меня на этого вражину или его окружение.

– Я буду несказанно рад поучиться у вас, Евгений Евграфович, – искренне воскликнул полковник Залыга, – тем более, что вы, как я слышал, изволили заступиться за меня, после неудачно окончившейся операции, в результате чего, я вместо нагоняя, неожиданно получил повышение в чине.

– Ну, положим, звание полковника вы заслужили более, чем многие другие из штабных, – удовлетворенно промолвил Баташов, – я лишь только кое-кому напомнил об этом. И запомните, полковник, что в нашем деле главное – доложить первым… А что касается дела Федорова, то вы направляйте его деятельность, а я, при необходимости, буду периодически наезжать к вам и осуществлять общее руководство.

Закончив свою работу в штабе 2-й армии, генерал Баташов, наказав полковнику Залыге держать его в курсе по делу «Януса» – так он назвал новое дело о германском шпионаже, – в этот же день выехал обратно в Седлец, в штаб фронта. По уже давно заведенной привычке, он не стал сразу же докладывать генерал-квартирмейстеру Бонч-Бруевичу о новом деле (обычно он ставил руководство в известность лишь после получения каких-то реальных результатов). После доклада полковника Залыги о первых, довольно успешных шагах Федорова, Баташов, решил наведаться в Варшаву, чтобы там из первых уст услышать все обстоятельства по делу «Януса».

Бывая по делам службы в Варшаве, Баташов, если, конечно, позволяло время, любил побродить по широким и шумным улицам, где с раннего утра бурлила городская многоголосая жизнь. Открывались новомодные магазины одежды, в которых товары, прибывшие оказией из Одессы или Лодзи, молодые и шустрые приказчики представляли, как последний писк Парижской моды. Милые паненки-цветочницы наперебой предлагали колючие, разноцветные розы и свежие тюльпаны. Булочные, распространяя кругом аппетитный дух, влекли прохожих к свежим булкам, птифурами и пирожным. Весь этот многоязычный говор европейского города не резал уха русского человека, привычного к славянской речи. Чтобы понять поляка или еврея, ему не нужен был переводчик, потому что все варшавяне говорили, частенько перемежая речь русскими словами…

Но в то весеннее утро ничто, даже залитая ярким светом Саксонская площадь, над которой золотом горели в солнечных лучах купола грандиозного православного собора Александра Невского, через позолоченные, массивные врата которого к утренней службе устремлялась пестрая толпа прихожан, не радовало неспокойную душу генерала. Все, казалось, было как обычно, но с самого утра его не покидала навязчивая мысль о том, что случилось что-то непредвиденное. Такое состояние у него бывало иногда перед провалами агентуры или перед незапланированными и срочными вызовами в Генштаб… Чтобы отвадить от себя это внезапное чувство, Баташов зашел в собор и, затеплив свечку перед образом святого Александра Невского, мысленно помолился святому воителю и освободителю земли Русской. После молитвы на душе стало легче, и он уверенной походкой направился в небольшой особняк, где размещалось разведочное отделение 2-й армии. Несмотря на раннее утро, у крыльца штаба генерала встретил сам начальник отделения полковник Залыга.

– Работаем по утвержденному вами плану, – доложил он после обмена рукопожатиями. – Негласная проверка секретоносителей в штабе резервного корпуса ничего существенного не принесла. С завтрашнего дня переключаемся на Варшавский телеграф. Более подробно о результатах проверки военнослужащих резервного корпуса сообщу письменно.

– Хорошо, Петр Федорович, – удовлетворенно промолвил Баташов, – поторопитесь, мне кажется, что после ликвидации нами германского резидента в преддверии весенней кампании немцы забросили в Варшаву своего очередного агента, вполне возможно, даже – целую группу. И наша с вами задача во что бы то ни стало выявить шпионов и обезвредить. Это особенно важно перед началом новых боев. Об этом подробнее поговорим позже, а пока я бы хотел встретиться с Федоровым.

Несмотря на мучившие Баташова нехорошие предчувствия, он не нашел в рассказе Федорова, который подробно рассказал о своих новых контактах с Яношем и о стремлении агента наведаться к нему домой, каких-то причин беспокоиться. После того как Федоров изложил все сказанное на бумаге, генерал отпустил его. Прикрыв плотно дверь, он подошел к окну, выходящему на Саксонскую площадь и, наблюдая за тем, как спешат по своим делам прохожие, мчатся «ваньки», кричат заполошные газетчики, думал над тем, как выявить и обезвредить врага, окопавшегося во фронтовом тылу…

– Ваше превосходительство, – прервал размышления Баташова дежурный офицер, – вас просит к телефону жандармский полковник Стравинский.

«Легок на помине», – подумал Баташов, искренне обрадовавшись тому, что с этим внезапным звонком вновь завертелась жизненная карусель, не оставляя времени для грустных мыслей.

В кабинете полковника Залыги, который предоставил свой кабинет в полное его распоряжение, было довольно пусто. В просторной комнате с окнами, выходящими во двор, было сумрачно и неуютно. У окна стоял двухтумбовый стол в окружении трех резных дубовых стульев с прямыми спинками. На стене висела карта Царства Польского с обозначенной на ней линии фронта.

Баташов присел на краешек стула и нетерпеливо поднес к уху трубку телефона.

– Здравствуйте, уважаемый Апполинарий Эрастович! Я очень рад вас слышать!

– Здравствуйте, Евгений Евграфович! У меня к вам конфиденциальный разговор. Если вы не возражаете, то мы можем встретиться на моей конспиративной квартире.

– Я не возражаю.

– Тогда я высылаю за вами авто. Через полчаса машина будет у подъезда.

Конспиративная квартира начальника Варшавского жандармского управления полковника Стравинского была обставлена со вкусом. Это Баташов отметил сразу же, как только вошел в просторную, светлую комнату, расположенную на первом этаже трехэтажного доходного дома. Светло-бежевые обои и серебристого цвета гардины, прекрасно дополняли интерьер гостиной, с ее уютными диванами и креслами. Казалось, что здесь просто невозможно было хоть что-то утаить, потому что обильный свет, струящийся из окон и хрустальной люстры, словно рентген высвечивал не только каждую складку на одежде, но и, возможно, самую потаенную мысль.

К откровенности располагал и сам хозяин квартиры, жандармский полковник Стравинский.

– Евгений Евграфович, дорогой! – воскликнул он, легкими шажками выплывая навстречу гостю. – Узнав, что вы в Варшаве, я хотел непременно с вами поговорить о важном деле. И, скажу откровенно, искренне рад приветствовать вас в этой скромно обставленной комнатушке. Прошу к столу. Не побрезгуйте моим гостеприимством, тем более что мы с вами теперь, как и прежде, к одной телеге пристегнуты…

– Я согласен, телега у нас одна, да только кони разные. Боюсь, что на поворотах заносить будет! – улыбнулся Баташов, присаживаясь за стол, обильно уставленный самыми разнообразными закусками.

– Кого? Вас или меня?

– Время покажет.

– Время покажет, – согласился полковник и, достав из серебряного ведерка запотевшую бутылку шампанского, ловко и непринужденно запустил пробку в потолок.

– За ведомственное содружество! – провозгласил тост хозяин, наполнив хрустальные бокалы.

– За наше содружество! – уточнил Баташов.

Отпив несколько глотков пенящейся ароматной влаги, генерал поставил бокал на стол. – У вас ко мне дело? – деловито спросил он.

– Никак нет! – по-армейски четко ответил жандарм. – Я решил просто поговорить с вами во неслужебной уютной обстановке.

– Вам это прекрасно удалось. За что примите мою искреннюю благодарность, – улыбнулся Баташов, вставая из-за стола.

– Вы что уже собираетесь уходить? – недоуменно посмотрел на гостя Стравинский.

– Нет, уважаемый Иван Спиридонович. Если у вас нет ко мне дела, то у меня есть! Как говорят на Востоке: «Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе». Я намеревался встретиться с вами еще до вашего звонка.

Лицо жандармского полковника приняло удивленное выражение.

– Чем же я вам могу служить-с? – деловым тоном спросил он.

Баташов подробно рассказал жандарму о случае с Федоровым.

– Да-а! – озадаченно промолвил тот. – Случай, можно сказать, исключительный и довольно многообещающий. Что же вы намерены предпринять?

– Я планирую взять агента в разработку, чтобы выявить все его связи, а главное – выйти на резидента! Только без вашей помощи мне никак не обойтись. Ведь за этим Яношем надо организовать постоянное наблюдение. А у меня пока что для этого дела специально подготовленных людей нет.

Стравинский молча вынул из кармана золотой портсигар с императорским вензелем на крышке. Достав папиросу, он прикурил ее от зажигалки в виде маленького дамского браунинга и не торопясь затянулся.

– Мы должны, просто обязаны помогать друг другу! – воскликнул жандармский полковник. – Как только ваш сотрудник покажет мне своего знакомого, я распоряжусь, чтобы мои люди установили за ним постоянное наблюдение. О результатах слежки буду информировать вас лично. Кстати, вы уже придумали кличку подозреваемому?

– Да, у нас он проходит под именем «Янус»… – промолвил Баташов. – Сегодня мы с вами должны решить еще один вопрос. Янус уже неоднократно напрашивался к Федорову в гости, и очередной отказ может просто насторожить агента.

– Вы правы! – согласился Стравинский. – В таком случае я дам вам адрес конспиративной квартиры, хозяйкой которой является мой верный человек и прелестная женщина Алевтина Прохорова. Можно представить ее Янусу как «кузину» Федотова. Она примет гостя как следует и в дальнейшем будет вашему сотруднику надежной помощницей.

– Вот это здорово! – искренне воскликнул Баташов.

– Ну что вы, – глядя на Генерального штаба полковника, промолвил жандарм, – мы еще и не такое могем!

2

– Алевтина Игнатьевна, – представил Янусу свою «кузину» Федоров.

– Мадемуазель! – воскликнул поляк. – Вы рождены, чтобы кружить мужчинам головы! Я просто сражен вашей красотой и обаянием…

– Фи, – сморщила губки жеманная красавица, – я не мадмуазель, а мадам!

– О, простите меня, простите! Я был так ослеплен вашей красотой, что этой небольшой разницы просто не заметил, – расшаркался гость.

Алевтина Игнатьевна, в знак благодарности за шикарный комплимент, протянула для поцелуя руку.

– О, мадам! – льстиво поцеловав надушенные дешевыми духами пальцы, воскликнул Янус. – Я так счастлив, что у моего друга такая прелестная сестра! Искренне рад, что Степан познакомил меня с вами, и готов его за это облобызать.

– Что вы, что вы! – запротестовал Федоров, увидев, что гость, расставив в стороны руки, направляется к нему с явным намерением исполнить сказанное.

Не обращая внимания на протест, Янош облапил своего нового друга и трижды чмокнул его в щеки.

– Я, в свою очередь, благодарна Степану, что он познакомил меня с таким галантным и учтивым мужчиной, – не осталась в долгу женщина.

Моложавая, веселая, интересная и хлебосольная хозяйка произвела на Януса самое яркое впечатление. А он, возбужденный ее женским обаянием и крепким вином, в изобилии выставленном на богато сервированном столе, весь вечер рассыпался в комплиментах. Перед уходом просил позволения чаще бывать в ее обществе.

– Я давно не встречала такого воспитанного ухажера, который прекрасно скрасил мое одиночество, – сказала на прощание Алевтина, – и прошу не забывать свою новую знакомую…

Уже через неделю умелыми разговорами и мастерской игрой Прохорова внушила Янусу доверие к себе настолько, что он подарил ей золотые часы и браслет. Правда, за это он попросил ее с помощью «брата» добыть бумагу о дислокации войск якобы для того, чтобы его хозяин, купец первой гильдии, мог рассчитать объемы поставок для армии продовольствия и фуража. Из благодарности за богатый подарок женщина обещала поговорить с братом…

Операция «Янус» разрасталась и ширилась. Однажды, будучи в Варшаве, Баташов просматривал дела подозреваемых в шпионаже людей, проживающих в Лодзи и окрестностях, когда раздался условный стук и в кабинет ввалился бледный от волнения Федоров.

– Да на вас просто лица нет. Случилось что? – спросил встревоженно и удивленно генерал.

– Все пропало, все пропало! – воскликнул Федоров, без разрешения плюхнувшись в кресло.

– Что пропало? – начал волноваться Баташов.

– Янус поставил передо мной невыполнимую задачу! – выпалил тот.

– Успокойтесь! Говорите, что конкретно нужно вашему знакомому, – уже спокойно и деловито промолвил Баташов.

– Он требует приказ командующего Северо-Западным фронтом № 004 по расквартированию армий.

Баташов, призадумавшись, вдруг вспомнил, что этот приказ касался дислокации войск фронта на начало года и незадолго до этого был отменен. Согласно новой директиве Ставки произошла замена передовых корпусов Северо-Западного фронта на резервные, которые и по численности, и по вооружению сильно отличались от потрепанных боями частей и соединений.

«Так что настоящий приказ № 004 будет неплохой дезинформацией фронтового масштаба», – удовлетворенно подумал он.

– Раз надо, то мы непременно удовлетворим эту его просьбу! – неожиданно для чиновника сказал Баташов. – Я думаю, что этот шаг укрепит доверие Януса к вам и к вашей «кузине».

– Но это же секретный приказ… – удивленно промолвил Федоров.

– К вашему сведению, этот приказ недавно отменен! Воинские части уже должны передислоцироваться согласно новому распоряжению, ну, может быть, за исключением нескольких тыловых и хозяйственных подразделений. Но и те через неделю должны убыть к новому месту службы. Поэтому вам необходимо как можно дольше оттянуть передачу этого документа. Главное здесь – не переиграть!

Получив копию долгожданного приказа, Янус в знак благодарности закидал Прохорову подарками. Однажды он пришел к ней с огромными коробками, перевязанными разноцветными лентами. Сложив подарки на столе, гость облобызал хозяйке руку и, заметив на лице женщины удивление и искреннее любопытство, радостно возвестил:

– Мадам Алевтина, ко мне из Кракова приехали два знакомых коммивояжера. Очень приличные люди. Я их пригласил в ресторан. Но знаете, без красивой женщины мужское застолье превращается в пьянку. И поэтому я был бы рад, если бы именно вы составили нам компанию…

– Удобно ли это? – сконфузилась хозяйка. – Ведь я незнакома с вашими друзьями. Да у меня и нет вечернего туалета.

– Я думаю вам придутся в пору это платье и шляпка, – гость указал на коробки, сваленные на столе.

– Ах, боже мой!.. – всплеснула радостно руками Алевтина Игнатьевна. – А вы душка! – воскликнула она и, чмокнув галантного кавалера в щеку, принялась за коробки. Поставив их одну на другую, рдеющая от удовольствия предстоящей примерки женщина унесла их в спальню, откуда до гостя донеслись ее восторженные возгласы.

Через полчаса перед глазами кавалера предстала настоящая красотка в приличном вечернем туалете и модной шляпке, ловко сидящей на ее взбитых в высокой прическе льняных волосах.

– Королева! – только и смог промолвить насмерть сраженный красотой хозяйки Янош.

На удивление Алевтины, извозчик остановился у одного из лучших в Варшаве ресторанов «Polonia Palace». Галантный кавалер, сунув рубль дородному швейцару, под руку с красавицей гордо прошествовал в роскошный зал.

– Это господа Вацлав и Тадеуш, – поочередно представил он своих знакомых, которые уже сидели за богато накрытым столом.

Мужчины галантно щелкнули каблуками и по очереди поцеловали у мадам ручку.

– Вы никогда раньше не знакомили нас с вашей прелестницей, – обратился к Яношу Тадеуш, как только все устроились за столом.

– Наверное, он боится, что мы ее у него отобьем! – наигранно улыбнулся Вацлав.

– О-о, господа! – воскликнул радостно Янош. – Особо не обольщайтесь: мадам Алевтине нравлюсь только я.

За светскими разговорами и шутками незаметно протекало время. Пожирая восторженным взглядами в меру остроумную и обаятельную даму, коммивояжеры напрочь забыли об осторожности.

Во время танца Алевтине удалось незаметно вытащить из кармана Тадеуша бумагу, которая оказалась зашифрованным письмом…

Обо всем этом Баташову поведал Стравинский во время их очередной встречи.

– При расшифровке письма выяснилось, что текст содержал вопросы военного характера, поставленные шпионам германским Генеральным штабом, – сказал в заключение жандармский полковник.

– А что представляет собой сам Янус? – спросил Баташов. – Я думаю, о нем у вас уже достаточно информации.

– О да! Мои агенты выяснили, что Янус проживает вместе с отцом и сестрой, причем его настоящая фамилия – Мюллер. И что характерно, старик Мюллер оказался так же, как и сын, очень общительным человеком. В кругу его знакомых исключительно офицеры, среди которых есть лица, занимающие высокое служебное положение. Негласное наблюдение установило, что все эти военные были лютеранами, а встречи с Мюллером маскировались сбором денежных пожертвований на расширение лютеранской церковной школы, в которой тот был казначеем. Во время этих встреч он, как правило, представлялся российским патриотом, старался перевести разговор на состояние современной российской армии и, как показывают мои люди, иногда получал ценную информацию по самым разным военным вопросам…

– Неужели шпионажем занимается вся эта семейка?

– Еще бы! Недавно сестра Януса, некая Матильда, выехала в Санкт-Петербург. Я связался со своим петербургским коллегой и попросил проследить за ней. Так вот, женщина вывела нас на отставного военного, который служит в мобилизационном отделе железной дороги и имеет связи с таким же отделом Министерства путей сообщения. Вокруг этого довольно общительного субъекта группируются самые разные люди, в том числе чиновники и военные из военного ведомства. Негласное наблюдение за ними вызывало у моих коллег серьезные опасения в том, что ничего не подозревающие в большинстве своем честные российские офицеры бессознательно для себя могли быть излишне откровенными и выболтать кое-какие секреты. Именно поэтому надо как можно скорее ликвидировать это шпионское гнездо.

– Вы правы… Мне кажется, что у нас достаточно доказательств тому, что Мюллеры развернули довольно активную деятельность, вовлекая в свою сеть ничего не подозревающих военных. Правда, хотелось бы выявить каналы переправки добытых сведений за границу и связников, чтобы обрубить этой гидре не только голову, но и все щупальца…

– Рискованно, Евгений Евграфович, – заметил Стравинский. – Вражеские агенты могут обнаружить за собой слежку и сбежать в свой фатерлянд со всей добытой информацией.

– Вы же хвалились когда-то, что ваши филеры лучшие из лучших…

– Время имеет особенность все расставлять по своим местам, – философски заметил жандармский полковник. – Профессионалы, увы, уходят, а на их место приходят амбициозные юнцы, начитавшиеся Конан Дойля. Многие из них с щенячьей непосредственностью думают, что враз превзойдут своих учителей и наставников, и уже сейчас с трудом мирятся с необходимостью подчиниться им и выслушивать их наставления.

– Когда-то и мы были молодыми… – улыбнулся Баташов.

Стравинский, достав из кармана свой знаменитый портсигар, вынул из него папиросу и, прикурив от зажигалки, глубоко затянулся.

– Так что, уважаемый Евгений Евграфович, будем уповать на зоркость наших филеров и Господа Бога. Никто из нас не застрахован от провала. Хотя мне бы очень не хотелось, чтобы наш совместный блин вышел комом…

– И мне этого не хочется! – согласился Баташов. – Но что же делать?

– Ликвидируем шпионское гнездо вместе со всеми пособниками и в камере выбьем все необходимые нам показания, – решительно предложил жандармский полковник.

– Нет, так не пойдет… Мы же живем в цивилизованной стране и должны руководствоваться 111-й статьей Уложения о наказаниях…

– Господин генерал! – перебил Баташова, явно раздражаясь, Стравинский. – Если мы будем во всем руководствоваться законом, то через несколько дней семейку Мюллеров нужно будет освободить. Мало того, нам придется еще и извиняться перед ними.

– Но почему?

– В том случае, если мы не найдем при обыске квартиры Мюллеров никаких вещественных доказательств их противоправной деятельности, не на чем будет строить обвинение…

– А шифрованная записка? А секретный приказ? А провокационные разговоры?

– Вы же прекрасно знаете, что от всего этого и Янус, и его подельники могут отказаться, как это уже не раз было с другими вражескими агентами, схваченными нами.

– И в самом деле, – сказал задумчиво Баташов, – пока что наши законы далеки от совершенства… Придется работать старыми, испытанными методами. Но, скажу откровенно, мне не хотелось бы участвовать в выбивании показаний.

– Не хотите ручки марать? – беззлобно спросил жандармский полковник.

– Не хочу! – откровенно признался Баташов.

– Ну что же, дело ваше. А нам не привыкать…

Задержание было произведено днем, когда Мюллер-старший возвращался домой с портфелем в руках. В квартире во время обыска были обнаружены тайники. Основные бумаги, изобличавшие агентов германской разведки, были найдены под привинченной мраморной доской умывальника. На страницах каталогов, лежавших на письменном столе сына, оказались конспиративные записи, сделанные химическими чернилами, невидимыми для глаза. В двух банках на кухне вместо соды и соли оказались химические реактивы, необходимые для воспроизводства скрытых текстов.

Вслед за Мюллером-старшим были арестованы его сын и дочь, а также их подельники Тадеуш и Вацлав, оказавшиеся засланными германской разведкой связниками.

Оказавшиеся в руках жандармского полковника Стравинского арестованные вскоре дали чистосердечные показания. Оказалось, что Мюллер-старший состоял в двойном подданстве – германском и российском. За время его шпионской деятельности ему удалось получить весьма ценную информацию о местах дислокации кавалерийских полков, точное расположение в Привислинском крае десятков воинских частей, а также точные адреса офицеров, служивших в крепостных укреплениях этого края. Склад лжекупца Бурховецкого, который успел куда-то скрыться, служил главной явкой для шпионов. При обыске оказалось, что в пачках фотобумаги, импортированных из Германии, находились инструкции резидентам германской разведки в России из берлинского Главного штаба. На допросе выяснилось, что Янус прошел специальную подготовку в Кенигсбергской школе разведчиков по технике добывания военных секретов в иностранных государствах. Среди особо ценных документов, обнаруженных у него, оказался полный список адресов офицеров штаба Северо-Западного фронта. Янус показал, что этот список составил сам на основе памятной книжки, похищенной у знакомого штабного писаря, которого он предварительно напоил до потери сознания. В свою очередь Матильда созналась в том, что успела сообщить в Германию сведения о передвижении российских войск по железной дороге за последний перед арестом месяц…