Текст книги "Сонька. Продолжение легенды"
Автор книги: Виктор Мережко
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Рокотов, милостиво глядя на потрясенную публику, неторопливо раскланивался, волосы его рассыпались тяжелыми прядями, и из-под них ярко и страстно сверкали глаза поэта, временами останавливаясь на плачущей Таббе.
– Боже, – шептала она, вытирая рукой мокрые щеки. – Как все страстно и страшно… Он действительно звезда. Великая и печальная.
Публика потянулась к поэту чокаться, он милостиво принимал поздравления, кланялся, не выпуская из поля зрения очаровательную молодую актрису.
Она подняла бокал, приветствуя его, и слегка пригубила вино.
Петр извлек из кармана сюртука мягкий шелковый платок и протянул девушке.
Она вытерла лицо, виновато улыбнулась.
– Простите…
– Я вас понимаю, – прикрыл глаза граф. – Это о нашей загадочной Родине, о несчастном народе, о нас всех, заблудших и никчемных!
– А я не понимаю! – решительно возразил Константин. – Все это сентиментальные штучки, рассчитанные на слабонервных дамочек и дуреющих от пресыщенности господ! – Он взял бокал шампанского и одним махом опрокинул его.
– Извините, Табба, – виновато улыбнулся Петр, – мой брат неисправимый оптимист. Но это качество исключительно возрастное.
– Возраст – воздушный шарик, который быстро сдувается! – засмеялся Константин, взял вновь наполненный бокал и поднялся. – Господа! Позвольте пару слов, господа! Я, как и все присутствующие, глубоко почитаю ваш талант, господин Рокотов! Но я категорически не способен воспринять ваш декаданс в отношении моей великой Родины! К чему стенания, вызывающие слезы и истерику? Почему мы видим в русской истории только «веревку, пулю и каторгу»?! Почему мы упиваемся мраком и безысходностью, словно стоим на краю пропасти?! К чертям нытье! К чертям растерянность! К чертям всяких юродивых вроде Гришки Распутина, дурачащих народ! Мы – великая страна! Мы – талантливый народ! У нас невиданные перспективы! Не ныть, не порочить, а любить свое отечество! Любить, как мы любим женщину! Как, к примеру, эту восхитительную молодую особу, от которой невозможно отвести глаз! Которую хочется целовать, целовать, целовать!
Константин лихо опрокинул бокал, поставил его на стол и неожиданно проделал то, чего никто не ожидал от него. Взяв Таббу за подбородок, он развернул девушку к себе и вдруг впился губами в ее губы.
Наступила тишина, кто-то робко попытался поаплодировать.
Поцелуй длился довольно долго. Затем Константин выпрямился, обведя взглядом победителя публику и ловя неуверенные аплодисменты, и в этот момент Табба изо всех ударила его по лицу.
– Негодяй! – Она схватила со спинки стула свою легкую шаль и, ни на кого не глядя, бросилась к выходу.
– Ты нахал, брат, – негромко произнес бледный и еще более вспотевший Петр и тут же бросился следом за Таббой.
Табба, провожаемая удивленными взглядами публики, покинула фойе ресторана и побежала вдоль каретного ряда, размахивая рукой.
– Извозчик!.. – Лицо ее было мокро от слез. – Сюда! Пожалуйста!
К ней бросилось сразу несколько извозчиков.
– Куда желает барыня?!
– Куда прикажете?
– К вашим услугам, мадемуазель!
Девушка, подобрав подол платья, уже направилась было к пролетке, когда ей наперерез выбежал князь Петр Кудеяров и с разбега рухнул перед ней на колени.
– Умоляю! Бога ради, простите! Это недоразумение, глупость! – Он принялся хватать ее за руки, за одежду. – Табба, дорогая, простите! Умоляю, вернитесь!
Она оттолкнула его.
– Я вам, господа, не дама полусвета! Ищите подобных в других заведениях!
– Все в растерянности, мадемуазель! В шоке! Костя не находит себе места! Он раскаивается! Искренне раскаивается!
Неожиданно сбоку возник Константин собственной персоной и тоже упал на колени.
– Клянусь, раскаиваюсь! Виноват. Сам не понимаю, как это получилось. Есть желание, пристрелите! Я готов. Хоть сейчас вынесу револьвер!
– Я лично пристрелю тебя, пьяная сволочь!
– Пристрели, брат. Прошу тебя! Готов лежать здесь трупом, лишь бы прелестная мадемуазель Бессмертная вернулась в общество!
Извозчики, посетители ресторана и прохожие с улыбкой наблюдали за происходящим.
– Для начала я изобью тебя, негодяй! – Хмельной Петр то ли в шутку, то ли всерьез стал колотить склонившего голову брата. – Как ты мог такое себе позволить? Поцеловать при всех девушку, от которой я без ума?!
– Но я, брат, тоже без ума! – вскричал тот и стал целовать подол платья артистки. – Как же мы будем жить, безумные?
– Жить будет один, второй же сойдет с ума от горя и тоски!
Кудеяровы обхватили друг друга за плечи и стали дурачась плакать, утешая и жалея друг друга.
Таббе от их хмельного шутовства становилось все веселее, она присела перед ними на корточки и стала гладить по головам, затем помогла подняться и под аплодисменты зевак повела их в ресторан.
Публика в ресторане встретила появление Таббы и Кудеяровых громкими приветствиями, девушку проводили к ее месту, рядом с ней уселись братья в испачканной дорожной пылью одежде.
Табба подняла глаза и тут же натолкнулась на горящий взгляд Рокотова. Он едва заметно усмехнулся ей и приподнял бокал.
Молодая артистка ответила тем же.
К ней наклонился Константин, хмельно дыхнув в лицо:
– Вы простили меня?
Она кокетливо опустила глаза.
– Считайте, что простила.
– Константин… Дорогой брат Костя, – потянулся к нему Петр. – Больше ни слова… Сидишь и молчишь. Понял?.. Весь вечер.
– Как скажешь, брат.
Неожиданно Табба заметила на соседнем кресле золотые, усыпанные бриллиантами часики, выпавшие из кармана Константина. Она с испугом отвела глаза, бессмысленно кому-то улыбаясь.
Часики блестели, манили… Публика поднимала тосты, шутила, смеялась, а Табба все не решалась что-либо сделать с часами.
Наконец она незаметно опустила руку и мягко прикрыла их ладошкой.
Снова поднялся под аплодисменты хмельной публики Рокотов и, не сводя глаз с прелестной молодой артистки, стал читать:
Табба взглянула на младшего Кудеярова, сосредоточенно накладывающего закуску в свою тарелку, и коснулась его локтя.
– Ваши часы, граф, – и приподняла ладонь.
Улицы опустели, полная, сочная луна выкатилась на небо, отбил время колокол на пожарной каланче, изредка по улице с гулким цокотом проносились пролетки – город спал.
Время было далеко за полночь, в банкетном зале веселье катилось к концу, публика пребывала в хмельном, шумном состоянии – кто-то с кем-то отчаянно спорил, кто-то затягивал русскую народную, а кто-то спал, горько уронив голову на стол.
Табба также была довольно пьяна. Она, положив руки на плечи Петра Кудеярова, нежно заглядывала в его глаза и слушала непрекращающиеся речи.
– Вы грезите туманными снами о большой и чистой любви, – говорил граф, теребя жидкую бороденку. – Грезите! И не допускаете мысли, что подобная любовь существует. А она есть. Она бьется… трепещет рядом с вами! Неужели вы не слышите, как вопиет и замирает мое несчастное сердце?! Неужели вы, будучи тонкой и чувственной особой, не способны сострадать одинокому, отчаявшемуся господину. Я, милая девушка, ради вас готов на все! Кричать на весь мир о безответной любви! Немедленно предложить руку и сердце! А если прикажете, могу даже решиться на крайний, смертельный шаг! Погибну! Пущу пулю в сердце! Приму яд! Сделайте милость – прикажите, и я тут же исполню вашу волю!
Табба краем глаза видела Рокотова, порочно красивого и таинственного, снисходительно слушающего какого-то сухопарого господина с фанатично горящими глазами, но, почувствовав на себе его взгляд, рассеянно усмехнулась графу.
– Вот! Вы усмехаетесь? – печально заметил Кудеяров. – Усмехаетесь – значит, не верите. И какой смысл жить после этого? К чему стремиться? На что надеяться?
К нему сзади подошел младший брат и обнял его, бесцеремонно сбросив руки девушки с плеч.
– Надеяться, брат, надо только на себя! Не верь сладким словам, не принимай всерьез томные взгляды, не ищи утешения в лживых поцелуях и объятьях. Все ложь и суета! Все мимолетно и тщетно!
Петр вдруг стал пьяно, отчаянно плакать, тычась в грудь Константина, а тот гладил его по лысоватой голове и бормотал, будто утешал младенца:
– Нуте, нуте, родной… Нуте, маленький. Все отменно и просто замечательно… Сегодня худо, а проснешься и – слава Богу! Давай-ка, брат, слезки вытру.
Константин размазывал слезы по розовым щекам старшего брата, а тот все никак не мог успокоиться и жаловался:
– Но я люблю… Кирюша, люблю… Смертельно и безответно.
– Ну и хорошо. Ну и славно… Разве же может человек жить без любви? Тем более безответной!
Табба неожиданно увидела вошедшего в зал изрядно пьяного артиста их театра Изюмова. Он стоял в дверях, нагловато и по-хмельному недоуменно оглядывая присутствующих.
Табба, оставив занятых друг другом братьев Кудеяровых, решительно поднялась и направилась к незваному визитеру.
Изюмов вдруг увидел ее, дурашливо обрадовался, раскинул руки и сделал пару неуверенных шагов навстречу.
– Мадемуазель… А я как раз вас ищу! Какое счастье!
– Зачем вы явились сюда? – с нескрываемой злостью спросила артистка. – По какому праву вы меня преследуете?
– По праву исключительной влюбленности. – Изюмов был откровенно счастлив. – А для храбрости слегка выпив!
– Сейчас же исчезните и больше не смейте меня смущать!
– Это никак не в моих силах!
– Послушайте, вы… Завтра же я пожалуюсь в дирекцию и вас выгонят из театра!
– Пусть даже выгонят, я все равно не в силах оставить вас!
– Немедленно покиньте это заведение!
– Только вместе с вами!
Табба беспомощно огляделась: братья Кудеяровы, окончательно забыв о любви, слезах и предмете воздыханий, тянулись к бутылкам и о чем-то спорили.
Она, слегка пошатываясь и гордо подняв голову, направилась к выходу. Изюмов не отставал.
– Милая, желанная! Я провожу вас!
Девушка передала номерок пожилому швейцару с медалями, выхватила у него легкую шубку и бросилась к парадным дверям.
– Госпожа Бессмертная, куда же вы? На улице ночь! Это невозможно, сударыня! – воскликнул Изюмов, торопя швейцара со своим номерком: – Шевелись, милейший! – И снова обращаясь к девушке: – Умоляю, я мигом!
Неожиданно Табба налетела в дверях на какого-то господина и, подняв глаза, увидела поэта Рокотова.
Он спокойно смотрел на нее.
– У вас что-нибудь случилось, мадемуазель? – бархатным голосом произнес он. – Вас кто-то обидел? Вы поссорились?
– Нет-нет… Ничего особенного. – Артистка неожиданно оробела и как-то по-детски сжалась. – Просто утром надо пораньше в театр… Репетиция.
– Позволите проводить вас?
– Не знаю. Не знаю… – Табба оглянулась в сторону замершего Изюмова и зло бросила ему: – Не опоздайте на репетицию, сударь! – И тут же решительно кивнула Рокотову: – Проводите, если возможно. Так лучше будет.
Рокотов открыл перед ней дверь, оглянулся на переминающегося с ноги на ногу молодого артиста и негромко посоветовал:
– Ступайте спать, сударь. А то ведь проспите репетицию и вам же будет худо.
* * *
Табба снимала квартиру в доходном доме на Васильевском острове, путь до нее занимал не менее получаса.
Пролетка неслась по темному пустому городу, актриса и Рокотов сидели вплотную друг к другу. Поэт держал девушку за руку, несильно сжимая ее. Оба молчали.
Лишь однажды поэт склонился к девушке и полушепотом спросил:
– Вы дрожите… От прохлады или вас напугал пьяный господин?
– Не знаю, – пожала она плечами. – Наверное, и то, и другое.
– А он кто? Действительно ваш коллега?
– Коллега… Сумасшедший коллега. Я устала от него. Манерен, глуп, дурно театрален! У него даже речь как у персонажей из Островского!
– Хотите, я его пристрелю? – то ли в шутку, то ли всерьез спросил Рокотов.
Она испуганно взглянула на него.
– Вы на это способны?
– Я на все способен, – загадочно ответил он, затем добавил: – Ради вас.
Поэт осторожно приобнял ее, прижал к груди, стал гладить рукой по шубке, жалея и успокаивая.
Неожиданно спросил:
– Почему вы отдали графу часики?
– Какие часики? – повернулась к нему актриса.
– Часики графа. Вы вначале накрыли их ладошкой, потом все-таки решили вернуть Константину.
– Вам показалась, – резко ответила Табба. – Вам все показалось. И не говорите больше глупостей.
– Прошу прощения.
Миновали Дворцовый мост, поехали в сторону Васильевского острова, и наконец пролетка остановилась.
– Я провожу вас? – негромко спросил поэт, не отпуская руку девушки.
– Нет, я сама, – нервно ответила Табба.
– Вы не хотите попить со мной кофе?
– Как-нибудь в другой раз. – В голосе девушки прозвучала неуверенность.
Неожиданно Рокотов властно взял руками ее лицо и стал целовать – без стеснения, жадно, страстно.
Табба в какой-то миг коротко оттолкнула его, затем издала звук, похожий на стон, и ответила таким же искренним и ненасытным поцелуем.
Они целовались довольно долго. Поэт не отпускал девушку, заставляя ее задыхаться, едва не терять сознание.
Табба вдруг пришла в себя, словно очнувшись, испуганно и трезво взглянула на мужчину, с силой ударила его кулачками в грудь и рванула на себя дверцу.
– Не смейте!.. Не смейте же!
Поэт не стал преследовать ее, из пролетки он наблюдал, как Табба бежит, мелькая в редких лучах электрического света и кутаясь в воротник пальто.
Перед парадным она остановилась, резко оглянулась и скрылась за дверью.
Рокотов закутался в полы длинного драпового пальто и крикнул извозчику:
– На Мойку!
Табба поднялась на свой этаж, торопливо, словно за нею гнались, подошла к своему номеру и толкнула дверь.
Катенька, молоденькая прелестная прислуга, не спала, ожидая хозяйку. Увидев чем-то испуганную Таббу, она бросилась к ней.
– Что-то стряслось, барыня?
Та, не ответив, позволила снять с себя шубку и опустилась в кресло.
Катенька продолжала стоять, не сводя с нее глаз.
– Он меня погубит, – произнесла, почти не разжимая губ, Табба.
– Кто? – едва слышно спросила прислуга, приложив ладонь к губам.
Табба подняла на нее глаза и так же негромко произнесла:
– Я, похоже, влюбилась, Катенька.
– И слава Богу, – перекрестилась та. – Давно уж пора. Человек хотя бы хороший?
Актриса подняла на нее глаза.
– Черный. Я его боюсь.
– Свят, свят, – перекрестилась опять прислуга. – Так зачем он вам нужен? Бегите от него.
– Не могу, – усмехнулась Табба. – Первый раз увидела – и будто магнитом прихватило.
Катенька опустилась на корточки, заглянула Таббе в глаза.
– А может, все это ваши фантазии, барыня?
– Не знаю, – ответила тихо девушка и снова повторила: – Не знаю. Посмотрим. Приготовь мне кофе.
Недалеко от гостиницы «Англетер», за Исаакиевским собором, располагался тот самый ресторан под шатрами, где была назначена встреча Михелины и князя Брянского.
В ближнем сквере под присмотром мамаш и гувернанток шумно играла детвора, здесь же на отдельных скамейках заводили нежные знакомства молодые люди, а из модного ресторанчика доносились звуки фортепиано.
В ресторане за крайним столом сидела Сонька.
Шляпка, изящное пальто, легкий зонт, изысканные туфельки, мягкие, неторопливые манеры, высокомерный взгляд – все это подчеркивало породу, принадлежность дамы к аристократическим кругам.
Она неспешно попивала чай из фарфоровой чашки и листала какую-то газету, не сводя глаз с Михелины, сидящей за несколько столиков от нее и весело беседующей с князем.
Князь приехал точно к назначенному времени, за оградкой ресторана стоял его черный, похожий на дельфина, сверкающий автомобиль.
Пара – Михелина и Александр Брянский – о чем-то легко и непринужденно болтали и смеялись, причем князь отнюдь не стеснялся в выражении своих чувств к новой знакомой и нежно улыбался, поглаживал ее руку сухими длинными пальцами, иногда даже целовал тонкую девичью кисть в изящной перчатке.
Дочь почувствовала взгляд матери и непринужденно оглянулась – на короткий миг они встретились глазами, и Михелина продолжила милое кокетство с седовласым мужчиной.
Мать наблюдала очевидную состоятельность собеседника дочери – дорогие перстни на руках, трость с набалдашником из драгоценных камней, плотный бумажник, который господин пару раз неспешно извлекал из внутреннего кармана автомобильной кожаной тужурки, расплачиваясь за очередной заказ, – и в ней срабатывал ее давний цепкий инстинкт.
Сонька отчаянно гасила его в себе, тем не менее глаза ее ловили каждое движение княжеских пальцев с тяжелыми перстнями, прослеживая путь плотного бумажника от кармана на стол и обратно.
Неожиданно она увидела, что дочка встала из-за стола и направилась в сторону туалетных комнат в дальнем углу зала. Мужчина с откровенной животной заинтересованностью проследил за красивой фигурой девушки, жестом подозвал к себе ловкого официанта, снова извлек из кармана бумажник и вынул оттуда крупную купюру, делая серьезный заказ для столь привлекательной молодой особы.
И Сонька вдруг решилась.
Оставив на столе деньги за чай, она поднялась и не спеша направилась через зал к выходу.
Михелина остановилась перед дамской комнатой и, не понимая действий матери, капризно пожала плечиками.
Брянский по-своему понял замешательство девушки – он с некоторым недоумением поднялся и направился в сторону туалетных комнат, пытаясь понять, что происходит.
Сонька двигалась ему навстречу.
В какой-то момент она «зазевалась», отвлекаясь на что-то несущественное, и с размаху налетела на князя, уронив на пол сразу все – сумочку, зонт и даже шляпку.
– Простите, мадам! – подхватил ее князь. – Великодушно простите!
– Ничего страшного. – Сонька пренебрежительно отстранила его от себя, в мгновение ока выудив из кармана бумажник. – В следующий раз будьте повнимательней, сударь.
– Я случайно.
– Надеюсь.
Он принялся помогать даме собирать вещи, а к ним быстро подошла Михелина и озабоченно поинтересовалась:
– Что случилось, Александр?
– Вот, – несколько смущенно показал тот на Соньку, – по неосмотрительности столкнулись. – И снова извинился перед ней: – Простите, мадам.
– Прощаю. – Она сложила вещи в сумочку, надела шляпку и с высокомерной издевкой улыбнулась. – Прощаю прежде всего ради вашей прелестной дочери.
– Дочери?! – удивленно вскрикнула Михелина. – Я не его дочь!
– А кто же вы? – Сонька продолжала улыбаться.
Девушка с кокетливой надеждой взглянула на господина.
– Александр, кто я вам?
Глаза князя стали вдруг колюче-насмешливыми, он нагловато хмыкнул.
– Пока еще не знаю, Анна.
Михелина вспыхнула, будто получила пощечину.
– И как скоро, князь, вы определитесь?
– Буквально после нескольких встреч, мадемуазель.
– Любопытно… – Девушка медленно повернулась к Соньке, холодно пояснив: – Господин – известный в городе ловелас, а я его очередная знакомая, мадам, – и тут же повернулась к Брянскому: – Вас устраивает такой ответ, князь?
Сделав перед Сонькой легкий книксен, она с высоко поднятой головой направилась к своему столику.
Александр проводил ее слегка ошалевшим взглядом и посмотрел на Соньку.
– Я могу идти?
– Конечно, – насмешливо ответила та, – ваша спутница ждет вас, – и не спеша, с достоинством пошла к выходу.
Князь вернулся к Михелине, сел за стол и жестко произнес:
– Вы поставили меня в неловкое положение, Анна.
– Чем же? – Она холодно смотрела на него.
– Вашими словами… С чего вы взяли, что я известный ловелас?
– А разве не так?
– Вы видите меня второй раз. И вдруг такие суждения да еще в присутствии некоей дамы!
– Вы, князь, также видите меня второй раз, но уже представили как публичную девицу. И тоже в присутствии некоей дамы.
– Публичную девицу?
– Да, именно так…
– Неожиданный упрек.
Они смотрели в упор друг на друга, будто проверяя, кто дрогнет первым.
– Вы желаете моих извинений? – произнес наконец князь.
– Я желаю уйти. – Щеки девушки горели, она махнула официанту: – Подойди, любезный.
Александр жестом остановил официанта и тут же перехватил изящную руку девушки.
– Простите меня. Мои слова не были продиктованы злым умыслом – глупостью, дурным настроением, но никак не желанием оскорбить вас.
Михелина молчала, глядя куда-то в сторону.
Князь попытался заглянуть ей в глаза.
– Я бы желал, чтобы вы меня простили. Я искуплю свою вину.
– Хотите правду? – выдержав паузу, спросила девушка.
– Очень.
– Я бы немедленно покинула вас. Если бы не…
– Если бы не что?..
– Если бы не понимала, что потом буду горько сожалеть об этом. Думаю, мой максимализм объясняется моим возрастом.
Александр откинулся на спинку плетеного стула.
– Рискую получить по физиономии, но… вам сколько лет, мадемуазель?
Михелина улыбнулась.
– Узнаете, сбежите.
– Нет, теперь я определенно не сбегу.
Девушка поковыряла пальчиком скатерть на столе, подняла на князя глаза.
– Пятнадцать.
Повисло молчание, потом мужчина совершенно искренне переспросил:
– Вам только пятнадцать лет?
– Хотите сказать, что выгляжу старше? – засмеялась Михелина.
– Нет… Вы выглядите еще более юной. – Князь сжал ее кисть в лайковой перчатке. – Не откажите прокатиться со мной на авто. В порядке компенсации.
Михелина мягко провела ладонью по его плечу.
– Я вам говорила – от езды на авто у меня кружится голова.
– Я буду крайне осмотрителен.
– Обещаете?
– Конечно.
– Но только совсем недолго. Всего один раз вокруг Исаакия.
– Как прикажете.
Михелина послушно проследовала за князем следом к автомобилю, заметив мать, прогуливающуюся возле «Англетера», легко и весело поставила ногу на подножку автомобиля.
– Я готова!
Александр помог девушке сесть, уверенно завел машину, и авто тронулось к места.
– Один круг! – прокричала Михелина сквозь грохот машины. – У меня уже кружится голова!
– Как прикажете! – бросил на нее взгляд Брянский. – Но рекомендую все же привыкать к скорости!
– В следующий раз!.. К хорошему надо привыкать постепенно!
Автомобиль несся с непривычной для питерской публики скоростью, народ оглядывался, замирал, указывал вслед пальцем, извозчики нахлестывали лошадей, стараясь не отстать от чудо-техники. Михелина хохотала и игриво била автоводителя по плечу.
– Пожалуйста!.. Прошу вас! Не гоните так быстро! Это невозможно! Остановите, умоляю!
Александр сбросил скорость, авто довольно плавно подрулило к тротуару. Девушка, потирая пальцами виски, пожелала было покинуть машину, но голова закружилась, и она беспомощно взглянула на водителя.
– Помогите же…
Он выбрался из машины и подал Михелине руку. Она постояла какое-то время, держась за рукав тужурки князя, потом слабо улыбнулась.
– Благодарю, – и рассеянно поинтересовалась: – Мне в какую сторону?
– Мне, мадемуазель, неизвестно. Позвольте, я остановлю для вас извозчика?
– Нет-нет… Я сама. Вначале пройдусь, затем возьму извозчика.
Михелина неуверенным шагом пошла прочь, Александр догнал ее.
– Вы уходите?
– Да, мне пора.
– Я вас провожу.
– Нет, благодарю, я прогуляюсь.
– Но мы не условились о встрече!.. Я бы желал продолжить наши беседы!
– Вы не разочарованы мной?
– Скорее, напротив. – Брянский не сводил с девушки глаз.
Она беспомощно улыбнулась.
– В воскресенье. В это же время и в этом ресторане.
– Я буду ждать, Анна.
Она неуверенно пошла прочь, а князь, провожая ее взглядом внимательным и изучающим, негромко крикнул вслед:
– До завтра!
Она не оглянулась, только устало махнула рукой и продолжила путь.
Завернув за ближайший угол, она увидела, что Александр уже оседлал своего «железного коня» и помчался дальше. Забыв вдруг о своей слабости, девушка выпрямилась и заторопилась на поиски матери.
Сонька стояла возле того ресторанчика, где недавно пила чай, когда увидела спешащую к ней дочь, и рукой подала ей знак.
Михелина подошла и с нескрываемым раздражением негромко спросила:
– Мамочка, что за фокусы?.. Я ничего не поняла. Чего ты вдруг вскочила?
Мать молчала, с загадочной улыбкой глядя на нее.
– Ты меня с ним чуть не поссорила! – заявила дочка.
Сонька приоткрыла сумочку, показала бумажник князя.
Глаза Михелины округлились.
– Как ты успела?
Матери стало вдруг весело.
– Сонька Золотая Ручка.
– А вдруг попалась бы?!
– Он был слишком увлечен тобой, дочь.
– Сколько там?
– Достаточно. – Сонька огляделась. – Надо уходить!
Они сделали всего несколько шагов и вдруг услышали рев приближающегося авто. Это был князь Брянский. Его автомобиль мчался прямо к ресторанчику.
Михелина от страха приложила ладошку ко рту.
– Что делать?
Мать решительно взяла ее за руку, шагнула к крайнему столику и жестко приказала:
– Сидеть здесь!
Дочка в оцепенении опустилась на стул.
Князь уже выбирался из авто, явно собираясь направиться в ресторан.
– Сейчас он нас увидит, – прошептала Михелина.
– Я выронила бумажник, – раздельно пояснила мать.
– Какой бумажник?
– Свой бумажник. Потеряла… Теперь ищу.
– А я почему здесь?
– Задержала. Как свидетельницу! – бросила воровка и быстро пошла к официанту: – Любезный!
Тот немедленно подошел к ней, и Сонька довольно громко, почти скандально заявила:
– Вы должны были видеть, как некоторое время тому некий господин едва не сбил меня с ног!
– Да, мадам, – ответил официант, – я наблюдал это.
– Я выронила все! В том числе бумажник. В нем была приличная сумма!
– Я этого не видел.
– Но видела девушка! – показала Сонька на Михелину. – Именно она была с тем самым господином.
В это время в ресторан быстро вошел Александр, и официант увидел его.
– А вот и он, тот самый господин! – Он бегом направился к нему. – Сударь, здесь мадам с претензией… У нее пропал бумажник. С деньгами!
Брянский, бледный и решительный, остановился.
– Бумажник с деньгами? – Он направился к Соньке: – У вас пропал бумажник, мадам?
Она с раздражением взглянула на него.
– Почему я должна перед вами объясняться?
– Вы сказали этому человеку, будто у вас пропал бумажник?
– Да, – подтвердила она, – после того как вы едва не сбили меня с ног!
От возмущения Александр не сразу нашелся что ответить.
– То есть вы хотите сказать, что я… украл у вас бумажник?
– Я этого не сказала. Я сказала, что не обнаружила его после столкновения с вами. Поэтому сочла необходимым вернуться сюда!
Князь пожевал губами, после чего язвительно сообщил:
– К вашему сведению, сударыня, у меня тоже… после столкновения с вами… пропал бумажник. С очень приличной суммой!
Сонька даже отступила назад.
– Вы хотите сказать…
– Я ничего не хочу сказать. У меня пропали деньги, и я тоже вернулся сюда, чтобы разобраться с этим приключением!
Официанты и немногочисленные посетители с интересом наблюдали за происходящим.
– Я задержала вашу спутницу! – пошла в атаку Сонька.
– Какую спутницу? – не понял князь.
– Очаровательную девушку, с который вы укатили на авто, – женщина указала на сидевшую за столом Михелину. – Надеюсь, она даст в полиции соответствующие свидетельские показания!
Крайне удивленный, Александр, увидев девушку, направился к ней. Она тихо плакала, растирая кулачком слезы на щеках.
– Как вы здесь оказались? – Он присел рядом.
– Я спешила к маменьке по этой улице, и вдруг эта госпожа задержала меня, – всхлипывая, ответила Михелина. – Сказала, что у нее пропал бумажник и я почему-то должна буду отправиться в полицию… Как какая-то свидетельница.
Сонька стояла рядом, с усмешкой наблюдая за их разговором.
Александр повернулся к ней.
– Вы задержали ни в чем не повинную девушку.
– У меня пропали деньги. И чтобы не выглядеть аферисткой, я вынуждена представить свидетельницу.
Раздосадованный Брянский машинально полез в карман за бумажником, вспомнил, что его там нет, и тихо чертыхнулся.
– Сколько вы потеряли денег?
– Вы намерены их вернуть? – насмешливо поинтересовалась женщина.
– Да, я компенсирую вашу потерю. Сколько?
– Точную сумму назвать не могу… что-то около двухсот рублей.
– Двухсот? – опешил князь.
– Для вас это значительная сумма, князь?
– Да уж не маленькая.
– Полагаю, случайные девицы вам обходятся дороже.
Александр хотел что-то ответить, но с раздражением полез в узкий кармашек тужурки, извлек оттуда визитницу, протянул визитку Соньке.
– Жду вас в любое удобное время. – Он присел к продолжающей плакать Михелине. – Все уладилось… Успокойтесь. Мы с дамой все разрешили. – Он заглянул ей в глаза. – Ну, детка?.. Ну, улыбнулись.
Воровка сунула визитку в сумочку и, не попрощавшись, покинула ресторан.
Михелина вытерла мокрые щеки и улыбнулась.
– Вы, князь, воистину добрый человек.
– А вы воистину прелестны. – Довольный собственным поступком, Брянский легонько приобнял девушку, поинтересовался: – Чего-нибудь желаете?
Девушка весело, сквозь вновь нахлынувшие слезы, совсем по-детски рассмеялась.
– Но у вас же нет денег, князь!
– Действительно, – вспомнил тот.
– Позвольте, я за вас заплачу? Заказывайте.
– Простите, нет… Я не привык, чтобы за меня платили женщины.
Девушка вскинула бровки.
– Но мы ведь друзья! Разве не так?
– Все верно. Тем не менее в некоторых вопросах я остаюсь консерватором. – И князь вдруг предложил: – А не желаете ли посетить мое жилище, Анна?
Михелина отодвинулась от Брянского, мгновенно став серьезной.
– Князь, – укоризненно произнесла она, – я же сказала, мне всего лишь пятнадцать лет. Мне не пристало ходить в гости к взрослым незнакомым мужчинам.
Он приложил руки к груди.
– Я не желал вас обидеть… Я крайне редко приглашаю к себе незнакомых людей. Тем более женщин… И поверьте, никакого подвоха в моем приглашении нет. Я взрослый, ответственный господин, Анна… – Он извлек из визитницы карточку. – Если решитесь, сообщите мне по телефону.
Она приняла визитку, помолчала, смущенно улыбнулась.
– Хорошо, князь, я подумаю, – и протянула руку для поцелуя.
Был полдень. За окном плескалась закованная в гранит Нева, до слуха доносился привычный шум улицы – перезвон колоколов ближнего храма, выкрики продавцов свежего хлеба, фырканье лошадей, цокот копыт по брусчатке.
Михелина, одетая в легкую с кружевами ночную сорочку, валялась на кушетке с каким-то модным журналом, мать сидела за туалетным столиком и приводила в порядок лицо.
В столовой, гремя тарелками и чашками, накрывала завтрак горничная Ольга, неповоротливая и как всегда чем-то недовольная.
Неожиданно с улицы донеслись какие-то возгласы, словно кого-то били, после чего раздался пронзительный женский визг, заглушаемый длинным свистком то ли дворника, то ли полицейского.
– Что это? – насторожилась Михелина.
Первой поглазеть на происходящее к окну побежала горничная. Сонька, оставив свое занятие, встала за широкой спиной Слона.
Дочка замерла рядом.
Внизу, прямо под окнами их дома, человек пять мужиков в картузах, в черных сорочках и сюртуках, окружили пожилую пару – мужчину и женщину. Они остервенело лупили женщину, а та, закрывая лицо, отчаянно кричала. Мужчина попытался обороняться от нападавших, но они повалили его на землю и стали избивать тяжелыми сапогами.
Иудейская кипа свалилась с головы мужчины, он пытался дотянуться до нее, но удары сыпались со всех сторон и ему оставалось только одно – закрывать лицо руками.
