Текст книги "900 дней в тылу врага"

Автор книги: Виктор Терещатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

3. Нежданные гости

Однажды в погожий декабрьский день группа наших бойцов привела в бригаду одного немца и двух русских военнопленных – Сережкина и Бушуева.

Все трое были вооружены новенькими немецкими автоматами, имели большие запасы патронов.

Мы заинтересовались необычными гостями и постарались поскорее узнать подробности. Выполняя задание, Николай Орлов и Павел Поповцев зашли в одну из деревень. Там их подозвала пожилая женщина.

– Сынки, – спрашивает, – берете к себе немцев?

Ребята удивились:

– Как так немцев?

– Да так, – отвечает женщина, – вон они в том доме молоко пьют. Говорят, хотели, перейти к партизанам, да не нашли их.

Едва женщина успела сообщить новость, как на улице показались трое незнакомцев.

– Вы партизаны? – спросил Орлова высокий блондин, одетый в немецкую форму. Он неплохо владел русским языком.

– Да, – ответили ребята.

– Ну, тогда здравствуйте, и примите нас к себе. Кто мы и как сюда попали – расскажем после.

И вот они все трое – в штабе бригады. Высокий блондин то имени Адольф – чистокровный немец. Он подробно рассказывает о себе. До войны жил и работал в Берлине. Несколько раз видел Гитлера. Когда началась война, был мобилизован на фронт. Попал в эсесовские части, имел награды. Под городом Шимском в бою с партизанами был ранен. Разгром немцев под Москвой, Сталинградом и на Курской дуге сильно подействовал на него, как, впрочем, и на многих немецких солдат. Адольф понял: крах фашистской армии неизбежен. Мысль перейти на сторону Советской Армии или партизан давно не покидала его. И как только представился случай, он осуществил свой замысел. Адольф не только переплел на нашу сторону, но и привел с собой двух военнопленных, снабдив их оружием.

Мы встретили перебежчика хорошо, но, честно говоря, поначалу не очень доверяли ему. Лишь после того, как он с группой партизан убил гитлеровского генерала, стали считать его своим.

Бойцы прозвали гостя Адольфом Ивановичем.

Сережкина и Бушуева тоже «перекрестили» по-своему. Первый превратился в Сыроежкина, второй – в Букшу.

Пришельцы рассказали, что на днях близ станции Кузнецовка партизаны подорвали фашистский поезд. Не успела опомниться охрана дороги, как в хвост первому поезду врезался второй. Два паровоза и двадцать три вагона с солдатами, офицерами и техникой были разбиты вдребезги. Это была наша работа, и Назаров поздравил нас с удачей.

Вскоре в отряд пожаловал еще один гость – командир комендантского взвода «антипартнзанен группы» Жорка Молин, как отрекомендовался он.

Нас не так удивил приход немца, как удивило появление Жорки. Не каждый на его месте решился бы на такой шаг. Предатели хорошо знали, что пощады от нас им не будет, и поэтому не переходили на нашу сторону.

Первым долгом мы спросили Молина о судьбе наших разведчиков. Он сообщил, что Беляков умер от ран, а Гребенщиков расстрелян. Врагам не удалось вырвать у них ни одного слова.

Жорка Молин рассказал нам всю подноготную банды предателей. Основной костяк ее состоял из бывших уголовников, осужденных советским судом за тяжкие преступления перед народом. Командовал этим отрядом некто Мартыновский, уроженец города Луга Ленинградской области. Отряд был сформирован в Германии и осенью сорок третьего года переброшен на оккупированную территорию Калининской области. Сам Молин до войны проживал в поселке Сокол, близ Вологды. В начале войны был мобилизован в Красную Армию, затем попал в окружение и в плен. После долгих мытарств в лагерях поддался фашистской агитации. Немцы сделали из него полицая, а потом зачислили в отряд к Мартыновскому. Будучи по натуре неплохим человеком, Молин увидел истинное лицо лжепартизан. Его стала мучить совесть, и, хотя он боялся партизан, все-таки решил явиться к нам с повинной.

Мы не знали, как с ним поступить. Сначала хотели расстрелять его, но потом досадили под арест. На четвертые сутки Назаров велел мне поговорить с ним.

Когда я вошел в баню, Молин лежал на соломе. Увидев меня, он быстро вскочил на ноги, вытянулся по стойке смирно и с тревогой посмотрел мне в лицо.

– Здравствуй, Жорка, – сказал я, улыбнувшись.

– Здравствуйте, – коротко ответил Молин.

– Садись, закуривай, – протянул я кисет с самосадом.

Мы закурили и с минуту молчали.

– Вот что, Жора, – начал я. – Чужих людей мы у себя не оставляем. Ты бывший предатель, пришел не из хорошего стада. На слово верить мы не можем, а поэтому приняли решение отправить тебя обратно в отряд к Мартыновскому…

– Как!? К Мартыновскому!? – с испугом и возмущением воскликнул Молин. – Нет, уж вы лучше расстреляйте меня, – дрогнувшим голосом сказал он.

Я видел, как от волнения заходила могучая Жоркина грудь. Немного помедлив, я спросил его:

– У тебя в отряде друзья остались?

– Да. Один есть. Вовкой звать.

– Сможешь связаться с ним?

Молин пожал плечами.

– Как же я могу это сделать?

– Письмо напиши ему.

– А кто передаст?

– Мы передадим.

В этот же день Жорка написал письмо следующего содержания:

«Здравствуй, дружище. Прими от меня горячий партизанский привет. Как видишь, я нашел свое настоящее место в кругу боевых друзей, которые защищают Советскую Родину. Меня встретили хорошо. Ребята дали мне новенький автомат, и я теперь буду драться против фашистов вместе с ними.

Вовка, если ты хочешь меня увидеть, скажи, куда прийти. Может быть, и ты перемахнешь сюда. Ответ передай через моего товарища. Жму лапу. Твой друг Жорка».

Разговор, который состоялся между мной и Молиным, был подготовлен заранее. Письмо также преследовало определенную цель: мы решили связаться с мартыновцами, чтобы потом нанести им смертельный удар. Наш специальный человек сумел передать письмо адресату и получить от него ответ.

«Дорогой Жорка! – писал тот. – Рад за тебя. После твоего побега мы никуда не выходим. Был большой скандал. Сам знаешь. Начальство разгневалось. Кое-кого сняли. А меня удивили – назначили на твое место командиром взвода. Насчет встречи – я с удовольствием. Твой человек скажет, где и когда. Будь здоров».

Встреча намечалась в деревне Гаспорово в девять часов вечера в субботу. Ответ был получен во вторник. За четыре дня до встречи наша бригада провела две крупные стычки с карательными отрядами. Вместе с нами бил врагов и Жорка Молин.

Наступила суббота. Всех интересовало предстоящее свидание со лжепартизаном. Каждый высказывал свое предположение. Немногие верили в честные намерения Жоркиного друга. Одни говорила, что его приятель придет туда со всем отрядом, чтобы накрыть нас; другие давали голову на отсечение, что деревня давно уже окружена предателями, которые ждут нашего прихода. Сам Молин клялся и уверял, что его товарищ не предатель.

– Ладно, ладно, увидим, – с недоверием говорили ребята.

День между тем клонился к вечеру. Назаров вызвал меня в штаб.

– Вот что, Ильичи, – сказал он, обращаясь ко мне и начальнику штаба Игорю Ильичу Венчагову, – вам предстоит организовать встречу с приятелем Молина. Действуйте обдуманно и не забывайте, что вас могут ждать любые неприятности.

До деревни Гаспорово идти недалеко. Мы засветло выслали туда разведку. Нужно было посмотреть, что делалась в самой деревне и вокруг нее.

К восьми часам вечера отряд подошел к Гаспорово. Было очень темно, шел холодный дождь со снегам.

– В такую погоду не придет, – говорил пулеметчик Беценко.

Разведчики доложили, что ничего подозрительного не обнаружено. Отряд расположился вокруг деревни. К дому, где должна произойти встреча, выслали Жорку Молина, Ивана Хабарова и Игоря Чистякова. Не прошло и десяти минут, как Хабаров вернулся обратно.

– Пришел, – объявил он.

Венчагов дернул меня за ремень автомата:

– Пошли.

К дому направились четверо: Венчагов, Ершов, Хабаров и я. Ершов с Хабаровым остались у крыльца, а мы вошли в избу. Перед нами оказался высокий детина. При слабом мигании коптилки мы различили в его руках автомат, а сбоку на ремне кобуру парабеллума. Лжепартизан был одет в немецкую форму.

– Знакомьтесь. Мой друг Вовка, – выступил вперед Молим. Мы нерешительно подали руки.

– Садитесь, – предложил Венчагов.

– Благодарю. Я не устал, – ответил гость.

Все так и остались стоять до конца встречи.

– Хотите партизанам быть? – опросил Венчагов.

– Да, я уже решил перейти к вам.

– Вы готовы остаться сегодня?

– Могу сегодня, но, по-видимому, мне нужно что-то выполнить для вас.

– Совершенно верно. Решили дать вам боевое задание.

– Пожалуйста, я готов.

Мы закурили и некоторое время молчали. Венчагов собирался с мыслями.

– У вас друзей много в отряде? – спросил он после продолжительной паузы.

– Друзей? – переспросил гость, и, немного подумав, ответил: – Конечно, есть.

– Так вот, если хотите быть с нами, организуйте переход отряда на нашу сторону. Всех злостных предателей можете уничтожить на месте, а если сумеете – ведите сюда. Мы разберемся. На подготовку даем пятнадцать дней. Когда получим от вас сигнал, постараемся встретить у самого гарнизона. Вот пока и все, – закончил Венчагов.

Лжепартизан долго обдумывал ответ.

– Что ж, – наконец сказал он, – поручение трудное, но выполнить его можно.

Мы поговорили еще кое о каких деталях задания и хотели было расходиться, как вдруг недалеко от дома грянул выстрел. Наш новый знакомый, не простившись, выскочил первым, за ним поспешили и мы.

Как выяснилось, стрелял наш боец, которому показалось, что кто-то крадется к деревне.

На другой день после встречи с Жоркиным другом в расположение бригады прибыл еще один неожиданный гость – немец Иозеф. Доставила его к нам женщина, которая ездила по делам на станцию Себеж. Немец по-русски не говорил ни слова. С помощью Адольфа мы узнали о нем подробности. Иозеф был неплохим воякой, имел два железных креста. За храбрость, проявленную в боях на советско-германском фронте, ему был предоставлен двадцатидневный отпуск на родину. Он прогулял в Германии больше месяца, что-то натворил там и был задержан комендатурой. С него сняли ордена и направили в штрафной батальон. По дороге на фронт Иозеф многое передумал.

Когда поезд прибыл в Себеж, он вышел на привокзальную площадь, облюбовал повозку с соломой и укрылся в ней. Женщина-возница, ничего не подозревая, тронула лошадь. Едва она выехала за город, как из соломы высунул голову Иозеф. Женщина, конечно, сильно перепугалась и хотела бежать прочь, но увидев, что немец ничего плохого не собирается делать, успокоилась.

– Матка, фарен партизан!… Матка, фарен партизан, – часто говорил необычайный пассажир, показывая рукою на видневшийся вдали лес.

Женщина, наконец, поняла, что немец просит везти его к партизанам, и в свою очередь отвечала:

– Гут, пан! Гут!

Кувшиновский партизан Николай Ершов, молодой коренастый паренек, по прозвищу «сын молотобойца», первым встретил повозку с немцем.

– Я вам какого-то черта везу, – объяснила женщина. – Сам просился сюда.

В это время из соломы вылез изрядно помятый Иозеф. Соскочив с повозки, он вытянулся перед низкорослым Колей.

– Их унд ду камрад, – сказал немец, – тыкая пальцем в себя и Николая. – Гитлер капут!

Ершов с любопытством осмотрел гостя.

– А почему ты приехал один да еще без оружия? – серьезно спросил он. – Вот Адольф не с пустыми руками пришел к нам. Военнопленных привел и оружие принес.

Немец ничего не понял, однако выразил свое полное согласие.

– Гут, гут, – повторил он.

Адольф, пришедший в отряд первым, стал как бы начальником по отношению к Иозефу. Немецкую форму им сохранили, только по собственной инициативе на левых рукавах френчей они пришили красные нашивки с надписью «Свободная Германия». Эти надписи вышили им деревенские девчата, и немцы с гордостью показывали нам левый рукав. Потом Адольф с Иозефом прикололи поверх нашивок по красной звездочке.

Адольф освоился у нас быстро, зато Иозеф, не зная русского языка, долго не мог привыкнуть к новой обстановке. Однажды ему посчастливилось найти где-то шахматы. Заядлый игрок, он с тех пор никому не давал прохода, приглашая сыграть с ним партию. Бывало возьмет под мышку шахматную доску и ходит по деревне – ищет себе напарника. Желающих играть было мало – не до шахмат было в то время.

Назаров долго думал, куда определить немцев. Потом велел зачислить их в разведку. Там они неплохо показали себя.

4. Лжепартизаны

В конце декабря похолодало. С севера подул студеный ветер. Закружили снежные метели.

Наша агентурная разведка сообщила, что в Себежском тупике немцы поставили восемь вагонов со взрывчаткой. Мы написали Жоркиному приятелю письмо, в котором обязывали его подорвать эти вагоны в день перехода на нашу сторону.

– Будет выполнено, – заверил тот.

В это время бригада перебазировалась в деревню Козельцы, что расположена в пяти километрах от латвийской границы. Из Козельцов были высланы две подрывные группы. Одну из них, как обычно, повели Храмов с Верещагиным, другую – мы с Соколовым. Они пошли на запад, а мы – на восток, к станции Кузнецовка.

Помню, когда вышли с базы, у меня ныло колено правой ноги. На самой чашечке появилась краснота, сгибать ногу стало больно. Я думал, что это обычный ушиб и боль скоро утихнет.

Всю ночь провели в походе. Наутро, когда остановились в лесу, мне сделалось хуже. Нога распухла, посинела.

Прошел день. Ночью нужно подрывать поезд, а я как немощный, еле передвигаюсь. Ребята срезали мне большую палку, но и это мало помогло. Посоветовавшись, решили день обождать.

– Может быть, пройдет, – сказал Соколов.

Сидеть двое суток на заснеженной земле, без костра, – удовольствие не из приятных. Подумав, решили пробраться в один хуторок. Место оказалось уютным, но опасным – рядом проходила дорога.

Через сутки на моем колене появился огромный фурункул. Решили распарить его и произвести операцию. Двое ребят зажали в руках ногу, а третий сильно сдавил колено. Брызнул черный фонтан крови и разной дряни. Жуткая боль пронзила все тело.

– Ну вот и все, – сказал Ворыхалов.

Через несколько минут я почувствовал лучше и скоро свободно ступал на ногу.

У хозяев избы Поповцев нашел большой портрет Гитлера.

– Зачем он вам? – поинтересовались мы.

– Нарочно держим, сынки. Как приходят немцы, мы – раз его на стену… для обмана. Фрицы увидят своего главаря, улыбнутся и говорят: «Гут, гут». И уже неудобно им грабить наш двор. А как уйдут, мы его опять за сундук, – посмеиваясь, объяснил хозяин.

Мы осмотрели портрет. На лице остроносого фюрера с прилизанной челкой расплывалась довольная улыбка.

– Возьмем его с собой, – сказал Поповцев.

– Зачем это? – спросили мы.

– Потом узнаете.

Хозяин отдал нам портрет Гитлера.

В лесу Поповцев прибил портрет к палке, крупно написал на нем: «Фюрер доволен работой партизан!» – и, когда мы подошли к железной дороге, воткнул его в землю недалеко от линии.

В ту же ночь нам удалось подорвать вражеский эшелон. Мы представили себе, как удивятся немцы, когда, растаскивая разбитые вагоны, вдруг увидят своего улыбающегося фюрера…

Совершив диверсию, мы долго петляли по кустам и перелескам, чтобы увильнуть от возможной погони. Далеко от железной дороги мы не ушли. Решили в следующую ночь снова вернуться на это место и повторить диверсию.

Когда вечером пришли к железнодорожному полотну, оказалось, что немцы еще не успели расчистить и восстановить путь. Рабочие вспомогательного поезда трудились в поте лица. Здесь же, невдалеке, пыхтел стоявший паровоз.

Мы принялись терпеливо ждать.

– Работайте, работайте, милые, – тихонько посмеивался Поповцев. – К утру еще работенку подвалим вам…

Часов в двенадцать гитлеровцы пустили первый поезд. Каково же было их негодование, когда он свалился рядом с предыдущим… Наша группа быстро покинула эти места. Мы остановились недалеко от партизанской границы в одиноком домишке у пожилого и добродушного хозяина-латыша.

Дом стоял на возвышенности у небольшого леса. Из его окон далеко просматривалась холмистая, покрытая неглубоким снегом местность.

Хозяин усадил нас за стол пить чай с сахарной свеклой. Едва мы успели сделать несколько глотков, как увидели большую группу всадников, едущих от железной дороги. Всадники были одеты в белые халаты, мы насчитали их больше сотни.

– Мартыновский едет со своей бандой, – сказал Соколов.

Мы были удивлены наглостью бандитов. Ехать среди белого дня к партизанским владениям! Ведь всего в двух с половиной километрах отсюда, в деревне Виселки, стояли партизаны отряда Бабанина, группа Подгорного, а чуть дальше – бригада Марго, отряд Рыбакова и наша бригада.

– Ну что, ребята, проучим мерзавцев? – спросил я.

– Обязательно надо рубануть, – сказал пулеметчик Коля Маленький.

Выбрав пригорок, заняли оборону. Ждать пришлось недолго. Лжепартизаны въехали в деревню Сылтыново и, не задерживаясь, направились в нашу сторону. Впереди бешеным аллюром мчались три всадника.

– Разведка. Красиво скачут, – сказал Поповцев.

Разведчики миновали неглубокий овраг и, дико улюлюкая, со свистом выскочили на равнину. Всадники были уже в ста метрах от нас. Припавший к пулемету Коля Маленький взглянул на меня.

– Давай, – кивнул я.

Коля выпустил очередь… вторую… Трое врагов остались лежать на снегу.

– Молодец, – похвалили его ребята.

В это время основная лавина предателей рассыпалась в полукилометре от нас. Враги спешно искали удобную позицию для атаки. Они засекли место, откуда стрелял наш пулемет, и не прошло минуты, как вокруг нас вздыбились фонтаны земли и снега. Мы попробовали отвечать, но вызвали на себя еще более мощный минометный огонь. Рядом с нами оказался хозяин-латыш. Он с тревогой указывал рукой в сторону и, стараясь перекричать разрывы мин, твердил с латышским акцентом:

– Враки поекали! Враки поекали!

Старик оказался прав. Нас обходили с двух сторон. Чтобы не оказаться в ловушке, мы вынуждены были отступить. Предатели заметили наш маневр. Человек двадцать верховых бросилось за нами в погоню. Мы поняли опасность и, в свою очередь, прибавили ходу, чтобы успеть добраться до ближайшего сосняка, а там – и до деревни Виселки, где должны быть местные партизаны. Но конники нагнали нас прежде, чем мы достигли леса.

Предатели не стреляли. Они приблизились к нам на сотню метров и стали кричать:

– Стой! Стой! Сдавайтесь!

Им, видимо, хотелось взять нас живьем, но жилка была слаба. Подойти к нам ближе они боялись.

Благополучно достигнув Виселок, мы, к сожалению, нашли деревню пустой. Оказалось, что Бабанин с Подгорным ушли еще вчера, а жители, услышав стрельбу, поспешно скрылись в ближайшем лесу. Они боялись немцев.

Лжепартизаны наседали. Через несколько минут из леса показались основные силы их отряда.

Мы решили уйти, потому что бой не мог принести нам успеха.

Дальше Виселок враги не решились нас преследовать. Они сожгли несколько изб и умчались в сторону Себежа.

Едва мы вернулись в Козельцы, как к нам в дом явился адъютант Назарова Саша Николаев.

– Ильич, иди скорей в штаб. Вас с Богдановым комбриг зовет, – выпалил он скороговоркой.

– Ты что, шутишь?

– Да нет, точно зовет.

Я очень устал, и мне так не хотелось обуваться, что невольно решил задержать Николаева на несколько минут. Нехотя достал я с печки неуспевшие высохнуть портянки, натянул на ноги раскисшие сапоги, и мы направились к штабу.

В штабной избе все уже были в сборе.

– Присаживайтесь, будем говорить о деле, – кивнул нам Назаров.

Комбриг расстелил на столе карту, нашел на ней нужную точку и, ткнув в нее карандашом, сказал: – Вот здесь, в двух километрах южнее деревни Гаспорово, сегодня в полночь мы должны встретить лжепартизанский отряд. На встречу пойдут все, за исключением хозвзвода и больных. Людей подготовить как следует. Время выхода – шестнадцать ноль-ноль. Все. Вопросы есть?

– Какой пароль? – спросил Богданов.

– В двенадцать часов ночи на станции Себеж должен произойти большой взрыв, это и будет служить паролем, – ответил Назаров.

В нашем распоряжении оставался всего один час. Бригада спешно готовилась к походу. Вооруженные бойцы собирались кучками и строили догадки о предстоящем деле. Но вот наступило назначенное время. Суета и разговоры прекратились, отряды тронулись в путь. Деревня опустела. В девять часов вечера мы миновали Гаспорово. Выбрали удобное место и расположились цепью по обеим сторонам большака. Здесь же сообщили бойцам о цели нашего похода.

Как было условлено, командир комендантского взвода «антипартизанен группы» со своими друзьями ровно в двенадцать часов ночи должен подорвать вагоны со взрывчаткой. Пользуясь паникой, мятежники уничтожат штаб Мартыновского и наиболее опасных предателей. После этого они обращаются ко всему отряду с призывом переходить на сторону партизан и уже тогда ведут всех людей к деревне Гаспорово.

План серьезный. Как-то он осуществится?

– А что, Ильич, не оглушит нас случайно тем взрывом? – с беспокойством говорит Юрий Соловьев. – Ведь как никак восемь вагонов по двадцать тонн… Сто шестьдесят тонн взрывчатки! Так долбанет, что только пух посыплется. А ведь мы недалеко и к тому же на самой горке сидим.

Все знали плутоватого и немного трусливого Юрку Соловьева, по прозвищу Гопа, который никогда в бою не лез вперед и не зевал там, где было плохо положено. Юркий, сообразительный паренек, он до войны пошел было по скользкому пути – занялся мелким воровством. Неизвестно, чем бы кончилась его воровская карьера, если бы парня не поймали на базаре в Калинине с украденным мешком алебастра, который он принял за муку. Юрия забрали в милицию. Назаров взял паренька на поруки, а потом зачислил в партизаны.

Выполняя первое боевое задание, Соловьев забрел ночью на пасеку к полицейскому и разорил там улей. Когда он стал облизывать в потемках медовые соты, его немилосердно искусали пчелы. К утру Юрку нельзя было узнать: верхняя губа так вздулась, что стала подпирать нос, на распухшем, вымазанном медом лице едва виднелись щелочки глаз. Бойцы здорово над ним смеялись, а мне пришлось крепко ругать его за недисциплинированность.

Водился за Соловьевым и другой грешок – любил он поспать.

Партизаны с усмешкой говорили ему:

– Ты у нас старательный, но ленивый. Весь день спишь, а о работе думаешь.

И вот этот самый Юра неожиданно высказал свои опасения.

– А что, ведь Гопа правильно говорит, – послышался голос из темноты, – такой взрыв за десять верст достанет.

– Убить не убьет, а барабанные перепонки лопнут, – вставил песенник бригады Федя Шилин.

Разговор о мощном взрыве обошел по цепочке всех. Кое-кто спустился с пригорка пониже, чтобы не захватило взрывной волной.

– Что за паника? – послышался голос комбрига. – До станции целых три километра, а вы прячетесь. Здесь и двести тонн не достанут. А ну, марш на места!

Послышались шорох и кряхтенье. Отступившие назад заняли свои прежние места. До двенадцати оставалось всего пять минут. Все, у кого имелись часы, следили за большой стрелкой.

– Сейчас трахнет, – шепнул Ворыхалов.

Стрелка достигла верхней черточки циферблата. Взоры партизан впились в темноту. Люди затаили дыхание, сжались в напряжении. Воцарилась мертвая тишина.

Но взрыва не было. Теряясь в догадках, мы прождали полтора часа. Пусть не удалось Жоркину другу подорвать вагоны с толом, но если они сделали все остальное, то давно пришли бы сюда к нам. Что-то случилось.

Когда, по приказанию Назарова, бригада двинулась обратно, послышались острые словечки в адрес Молина и его друга.

– Здорово рванули… Только пятки понапрасно стерли…

– А у Юрки Соловьева барабанная перепонка лопнула… сзади… Ха-ха.

– Это его Жоркин приятель так напугал…

Сам Молин молчал всю дорогу. Когда отряд вернулся на базу, Жорка пришел к Назарову.

– Подвел нас, падло, – сказал он.

Через два дня нам стала известна причина срыва операции. Оказалось, что отряд Мартыновского еще днем погрузили в вагоны, довезли до Идрицы и оттуда направили на север. Рассказывали, будто бы Мартыновский повез отряд в свои родные места, под город Лугу.