Текст книги "О псевдогаллюцинациях"

Автор книги: Виктор Кандинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Гагеновское учение о псевдогаллюцинациях и критика его. Сновидения и кортикальные галлюцинации

Под именем псевдогаллюцинаций Гаген разумеет те случаи, когда больные в своих рассказах подставляют ими вымышленное на место пережитого в действительности. В частности, здесь возможны разные случаи.

1. Часто говорят о галлюцинациях там, где в действительности нет ничего, кроме простого бреда. К этой категории Гаген относит случаи болезненно усиленной деятельности фантазии, когда больные создают себе фантастический мир и постоянно им бывают заняты, ничуть не будучи, однако, убеждены в его реальности. Нимало не смешивая действительность со своими фантазиями, больные здесь просто играют самими ими избранные роли, но, вследствие своего возбужденного состояния, они актерствуют с громадною энергией и с чрезвычайным увлечением. От этого при беглом взгляде на них кажется, что они воспринимают свою фантастическую обстановку чувственно, тогда как более внимательное наблюдение всегда показывает ошибочность такого предположения. При этом больные, живо жестикулируя, ходят взад и вперед по своей комнате, по залам или коридорам и громко ведут (большей частью ругательные) разговоры с фиктивными, живо ими в воображении представляемыми лицами, так что со стороны все это имеет такой вид, как будто они в самом деле видят перед собой эти лица или слышат их голоса. Это – просто живой образный бред, ошибочно иногда принимаемый врачами за галлюцинирование.

Для иллюстрации сказанного привожу примеры из собственной практики.

Алекс. Введенский[19]19
  Все фамилии больных у меня изменены против действительных. Упомяну также, что большая часть наблюдений, приводимых в этом очерке, относится к 1882 г., остальные – к 1883-1884 гг.


[Закрыть], бывший псаломщик в одной из наших заграничных посольских церквей, уже много лет как впал во вторичное слабоумие (dementia secundaria) и настоящих галлюцинаций давно уже не имеет. Он проводит свое время или молча, лежа на кровати, или расхаживает по коридору, причем с энергическими жестикуляциями ведет живые беседы сам с собой. Когда я прихожу в отделение, он нередко, с радостным видом, выходит ко мне навстречу и с большим одушевлением, хотя весьма несвязно, начинает рассказывать разные небылицы, иллюстрируя рассказываемое энергическими жестами и телодвижениями. Вот образчик наших разговоров: «Можете себе представить!.. Вы не поверите, пожалуй… Пятерых, пятерых сегодня поборол!.. – Кого же это? – Их!!.. пятеро на меня напали, можете себе представить, пятеро на одного… и я один с ними со всеми справился!»… (при этом изображает передо мною пантомимически, что борется с противниками и отбивается от них). – Вы подрались с кем-нибудь из больных? – «Ну, вот!., из больных… Вы не понимаете… Я вам говорю про великанов… пятеро большущих великанов!.. Представьте, – нападают!!.. Я им всем головы разбил… одного хватил вот так (наносит по воздуху удары), другого – так!., их как не бывало!!»… По ближайшему исследованию оказывалось, что он ни с кем не дрался, даже ни с кем не разговаривал, а лежал на кровати и, молча, фантазировал, именно представлял себе, что борется с пятерыми гигантами. – Прихожу в воскресенье, после обедни; он, по обыкновению, является со своими рассказами: «был сегодня у обедни… пел на клиросе… ах, если бы вы слышали!., боже мой, как я пел!., голос у меня… Особенно ловко вышло у меня вот это „Животворящей троице трисвятую“… – Можно было думать, что надзиратель отделения, не спрося разрешения у ординатора, пустил этого больного в церковь. Однако, по расследованию дела оказывалось, что Введенского никто и не думал отпускать в церковь и что все время обедни он молча лежал в постели. Очевидно, он, когда другие больные отправились в церковь, стал воображать себе, что он не только стоит обедню, но и поет на клиросе (вспомнил свою прежнюю профессию). Иногда он и сам признавался, что рассказывает выдумки: «ну, ну… Вы думаете, что это и в самом деле… нет, это я так…».

Девица Марья Сокова, 33 лет, бывшая учительница (умерла от туберкулеза легких), имела постоянные галлюцинации слуха и осязания и, кроме того, эпизодические галлюцинации зрения. Но, рассказывая о своих обманах чувств, она иногда вводила в рассказ просто свои фантазии, например: «я видела демона; он простирал свои громадные черные крылья над… над всем Петербургом… нет, даже над всем миром!»… Понятно, что не только весь мир, но даже и весь Петербург увидать сразу, в одной галлюцинаторной зрительной картине, невозможно. (Прибавлю, что и в сноподобные галлюцинаторные состояния эта больная никогда не впадала и что ее эпизодические зрительные галлюцинации всегда бывали случайно, сравнительно элементарного содержания; напротив, у этой больной было много явлений, в тесном смысле слова псевдогаллюцинаторных).

Сценическая экзальтация кататоников, их актерничание, часто носящее на себе трагический характер, их постоянная декламация, сопровождаемая живой жестикуляцией, могут иной раз ввести в ошибку и заставить подозревать галлюцинации там, где их в действительности нет и где в сущности имеет место лишь «ломание комедии», наполовину произвольное, наполовину невольное. Наклонность давать драматические представления остается у этого рода больных иногда и в периоде последовательного слабоумия, когда настоящие галлюцинации уже давно прекратились и прежней экзальтации нет и следа.

Отставной капитан армии, Павел Шишин, 56 лет, болен уже более двадцати лет (paranoia katatonica) и давно уже перешел в разряд слабоумных. Настоящих галлюцинаций у него теперь подозревать нет ни малейшего основания. Обыкновенно он ни с кем не разговаривает, на обращаемые к нему вопросы отвечает крайне редко и на окружающих его лиц обращает внимание только тогда, когда ему нужно попросить у них папиросу или огня (причем оказывается, что он отлично может объяснить, что ему требуется). Большую часть своего времени он молча проводит в постели, занятый своими фантазиями, что видно по его весьма живой мимике, которая, впрочем, часто переходит в бессмысленное гримасничанье. Определенных ложных идей он никогда теперь не высказывает. По временам он расхаживает по отделению совершенно нагой, принимает неестественные позы или производит странные телодвижения. Иногда он прерывает свое молчание и дает маленькие представления. Например, вообразив себя во главе своей роты, марширует по коридору, выкрикивает команду, обращается к первому попавшемуся ему навстречу лицу с рапортом, как к своему ближайшему начальнику, сделав рукой «под козырек», и т. д. В другой раз он накидывает на себя одеяло, так, чтобы вышло подобие священнической ризы, и начинает распевать разные тропари, очевидно, желая представить собой священника, отправляющего служение. Иногда он прерывает свое молчаливое гримасничанье дикими, неестественными криками, по-видимому, симулируя ужас, негодование и ярость, и в ту же самую минуту, как ни в чем не бывало, спокойно и даже с приятной улыбкой обращается к окружающим: «будьте столь добры, пожалуйста, папиросочку»[20]20
  Такого рода преходящие состояния некоторых душевнобольных, как верно замечает Эмминггауз12, живо напоминают детские игры. Приводимый этим автором (Allgemeine Psychopathologie. Leipzig, 1878, p. 139) пример из собственных наблюдений весьма характеристичен.


[Закрыть].

Также больные, страдающие общим прогрессивным параличом, нередко высказывают свои представления о различных занимающих их событиях с такой образностью и живостью, как будто эти события действительно ими пережиты. Но при сколько-нибудь внимательном наблюдении нетрудно при этом убедиться, что эти больные не испытали соответствующих их рассказам чувственных ощущений, что здесь имеет место просто лишь игра воображения. Если такой больной рассказывает, что он ночью виделся со своей женой, или что в комнату его приходило множество красавиц, то из этого еще не следует заключать, что он галлюцинирует зрением; возможно, что он говорит об этих мнимых фактах, мотивирующих его возвышенное самочувствие, совершенно так, как он в другое время хвастается своим непомерным богатством или своим высоким саном. Переспросом можно довести такого больного до того, что он начнет всячески доказывать врачу истинность своего сообщения и будет, например, утверждать, что он воочию видел вышеупомянутых красавиц. Другие больные рассказывают о пожарах и тому подобных несчастных случаях с таким убеждением, как будто они в самом деле присутствовали на месте происшествия, однако и у них, как оказывается при ближайшем рассмотрении, дело идет большей частью лишь о представлениях, а не о действительных чувственных впечатлениях[21]21
  W. Sander, Sinnestauschungen, Eulenburgs Peal-Encyclopadied. gesammt. Heilk. XII (1882), p. 536.


[Закрыть]. В некоторых из этих случаев, мы, несомненно, имеем явления, нижеописываемые под названием псевдогаллюцинаций sensu strictiori.

Бывает, что больные в своих сообщениях врачу неумышленно преувеличивают ими субъективно пережитое, например, пользуясь слишком вычурными или аллегорическими выражениями, и тем придают (в своем рассказе) характер галлюцинаций таким субъективным фактам, которые с настоящими обманами чувств не имеют ничего общего. В других же случаях они сознательно и умышленно присочиняют, руководимые побуждением придать себе больше интереса в глазах врача; последний мотив, как известно, весьма силен у многих женщин, в особенности у истеричек.

Один больной, вообще чрезвычайно охотно говорящий о своей болезни и, так сказать, рисовавшийся ею, признался мне однажды в следующем: упершись глазами в стену, он многократно усиливался вообразить себе, что смотрит в «адову бездну», причем видит восходящих и нисходящих в ней дьяволов (Гаген).

Одна больная, молодая жена священника (истерия на почве прирожденного слабоумия), несколько лет находится в нашей больнице, только в силу того, что ее insanitas moralis делает ее совершенно невозможной в домашней жизни. Галлюцинациями она никогда не страдала. В обращении с врачами постоянно высказывает значительное кокетство и когда ее расспрашивают об ее ощущениях, то она нередко, тут же, на месте, измышляет нечто, похожее на галлюцинации, например: «вчера мне представилось, что я обратилась в ангела; за спиной у меня выросли длинные крылья и я далеко, далеко полетела на них». (Мимоходом замечу, что комплексные галлюцинации вне состояний помраченного сознания, т. е. без более или менее полного прекращения восприятия из внешнего мира, вообще очень редки.)

В больнице Sainte-Anne (в Париже), в отделении д-ра Бушеро, мы видели недавно молодую женщину, в высокой степени страдающую психическими галлюцинациями Байарже. Эта больная высказывала испытываемое ею часто в самом возвышенном стиле; так, например, для чувства зрения: «лучи света, говорит она, суть для меня слова, – они приносят мне мысли»; для чувства обоняния: «благоухание фиалок проскальзывает в мой корсаж и достигает до моей души» (Балль13). В этом случае, по мнению Балля, представляется нечто большее, чем чисто психические галлюцинации, так как в субъективных восприятиях больной здесь как будто есть некоторый (весьма, впрочем, неопределенный) намек на элемент сенсориальный[22]22
  Вall, Lemons sur les maladies mentales, 2-me edit. Paris I 1881 p. 88.


[Закрыть]. На мой взгляд, этот случай может служить примером, в каких вычурных, метафорических выражениях больные иногда выражают свои мысли и фантазии.

К описываемой категории псевдогаллюцинаций Гаген относит также приводимую у Бриерра-де-Баумана историю живописца Блэка, который, по-видимому, лишь делал вид, для придания пущего интереса своей особе, что он обладает способностью произвольного галлюцинаторного видения. Сюда же, по мнению Гагена, принадлежат многие видения мистиков, будто бы получавших откровение свыше, или же находившихся под дьявольским наваждением. Но, по моему мнению, «откровения» и «видения» мистиков, если они не относятся к настоящим галлюцинациям (например, при состоянии экстаза), скорее принадлежат к нижеописываемым мною собственными псевдогаллюцинациями, так как они обыкновенно носят на себе живо чувственный характер и по содержанию бывают весьма определенными (гагеновские псевдогаллюцинации этих признаков не имеют).

2. Большая часть псевдогаллюцинаторных явлений принадлежит, по Гагену, к обманам воспоминания. Вспомнив представление, когда-то возникшее в его мозгу как продукт фантазии, больной принимает такое представление за воспоминание действительного объективного восприятия, имевшего место в более или менее отдаленном прошедшем[23]23
  Hagen, 1. с., р. 17.


[Закрыть]. Но здесь я принужден разойтись с проф. Гагеном, который относит в эту категорию «мнимых» галлюцинаций болезненные состояния, подобные сновидению, но по сущности своей носящие на себе положительно галлюцинаторный характер. По чисто теоретическим мотивам проф. Гаген называет галлюцинациями только те состояния, при которых, продолжая воспринимать действительный внешний мир, сознание вместе с тем восприемлет отдельные образы, к реальному миру не принадлежащие; оттого-то этот автор отчисляет к псевдогаллюцинациям все те случаи, когда больной перестает воспринимать действительный мир, со всей деятельностью своего представления переносится в мир, созданный фантазией. Что касается до меня, то я не вижу ни малейшего основания не называть подобного рода болезненные состояния галлюцинациями, если только этот призрачный мир, в который отрешается больной, становится для сознания последнего такой же чувственной действительностью, какой представляется для нас нормально воспринимаемый нами реальный мир[24]24
  Сам Гаген приводит в своей работе весьма характерный случай галлюцинации, подобный сновидению, рассказанный Клемансом: «Однажды я вырезывал занозу из пальца у одной очень чувствительной дамы. Оставаясь с открытыми глазами, она (без того, чтобы я мог заметить какое-нибудь изменение в пульсе или в температуре ее тела) вдруг впала в состояние, подобное сновидению, именно перенеслась сознанием на прелестный луг к берегу ручья и занялась там собиранием цветов с целью преподнесения их своим друзьям. Это состояние длилось только то короткое время, которое потребовала вышеупомянутая ничтожная операция, и прекратилось само собой, без всякого лекарственного пособия» (Hagen, 1. с., р. 17). Конечно, такое состояние может быть названо «состоянием восхищенности», «внезапным травматическим экстазом», но почему не назвать его и галлюцинацией? Ведь субъективно возникшая обстановка (луг, ручей, цветы и пр.) имела для вышеупомянутой дамы в ту минуту совершенно такое же значение (т. е. представляла такой же характер объективности), как всякая реальная обстановка. Очевидно, лишь под влиянием предвзятого теоретического воззрения Гаген причисляет к псевдогаллюцинациям (т. е. к случаям, где принимается за пережитое в действительности то, что было пережито лишь в фантазии) следующий случай, в котором мы имеем уже не состояние, подобное сновидению, а просто эпизодическую галлюцинацию слуха: «Некто, испытавший кораблекрушение, рассказывал следующее: «Уже в продолжение четырех часов я одиноко носился по волнам; ни один человеческих звук не мог коснуться моего слуха: вдруг, я услыхал произнесенный голосом моей матери вопрос: «Джонни, это ты съел виноград, приготовленный для твоей сестры?» За тридцать лет до этого момента, будучи тогда одиннадцатилетним мальчишкой, я съел тайком пару виноградных кистей, назначенных матерью для моей больной сестры. И вот, на краю погибели, я внезапно услыхал голос моей матери и тот самый вопрос, который был обращен ко мне ею за тридцать лет перед тем; а между тем, в последние двадцать лет моей жизни, как я положительно могу утверждать, мне ни единого раза не приходилось вспоминать о моей только что упомянутой ребяческой проделке». В этом примере можно видеть не галлюцинацию, а обман воспоминания (причем пригрезившееся в состоянии, подобном сновидению, было после принято за испытанное наяву) только при том условии, если, наперекор клиническим наблюдениям вперед задаться идеей, что слуховые галлюцинации вне состояний, подобных сновидению, вообще невозможны.


[Закрыть]. Если не относить к галлюцинациям те случаи, где субъективно возникшие образы и картины, приобрев характер объективности, вполне или частью заменяют собой в дознании больного восприятия из действительного мира, то область обманов чувств подвергнется крайнему ограничению и галлюцинации сделаются явлением сравнительно редким.

Возбуждения сенсориальных областей головного мозга при более или менее значительном ослаблении восприятия реальных чувственных впечатлений играют, как известно, первую роль в весьма многих психопатологических состояниях, например, при меланхолии и при первично-галлюцинаторном сумасшествии при delirium tremens и delirium acutum, при различного рода состояниях помраченного сознания (при delirium febrile, при отравлении наркотическими веществами, в особенности же при эпилепсии и при экстазе). Если не применять здесь слово «галлюцинации», то придется изобресть какое-нибудь другое обозначение, например, «галлюциноиды» или что-нибудь другое в этом же роде. Псевдогаллюцинаторными же эти состояния никоим образом не могут быть названы ни в моем смысле, ни в гагеновском, ибо, с одной стороны, в них нет ничего общего с обманами воспоминаний, а с другой стороны, собственно псевдогаллюцинаторные образы характером объективности не обладают; получив же в сознании больного характер объективности (в последней главе будет объяснено, что это происходит именно в силу прекращения восприятий из реального внешнего мира), псевдогаллюцинации уже перестают быть таковыми и превращаются в настоящие галлюцинации.

Как бы то ни было, обманы воспоминания у душевнобольных – вообще явление нередкое. Один из видов обманов воспоминания представляется нам в тех случаях, «когда больные говорят о живо виденном ими в сновидении как о событиях, совершившихся в действительности» (Гаген). Но здесь мы встречаемся с большим практическим затруднением, именно с трудностью отличать сновидения больных от кортикальных галлюцинаций.

Сновидение в сущности есть не что иное, как кортикальная галлюцинация в нормальной жизни[25]25
  Строго говоря, сновидение есть всегда факт ненормальный: в самом деле: а) всякое сновидение есть обман (сознание обманывается здесь, относясь к продукту фантазии как к действительности) и б) при действительно нормальном (идеальном) сне нет места сновидениям.


[Закрыть]. Болезненные галлюцинации известного рода тоже имеют кортикальное происхождение. В обоих этих случаях условия происхождения галлюцинаторного состояния одинаковы: и тут, и там требуется более или менее полное прекращение восприятий из действительного мира. Можно сказать, что патологическая кортикальная галлюцинация есть не что иное, как патологическое сновидение при условиях, аномальных по преимуществу.

Для самого больного патологическая кортикальная галлюцинация может отличаться от обыкновенного сновидения только следующим. В первом случае больной может быть убежден, что он не спал, имел глаза открытыми и сознавал, что он находится в известной комнате, сидя, например, в кресле, или лежа на кровати; во втором случае человек почти всегда теряет сознание своей реальной обстановки, так что, лежа в комнате на кровати, он не сознает этого, а считает себя, например, стоящим на коленях в церкви или восходящим на альпийские ледники. Но так как только что приведенный единственный отличительный момент абсолютного значения не имеет, то во многих конкретных случаях различительное распознавание этих двух состояний становится весьма затруднительным, почти даже невозможным. Сновидением или галлюцинацией было испытанное той дамой, которой Клеманс вынимал занозу? Скажем, пожалуй, сновидением; но сновидение, приключившееся внезапно, при открытых глазах, при обстоятельствах исключительных, притом таких, которые уже сами по себе исключают обыкновенный сон (ранение пальца, сопровождавшееся, по всей вероятности, первоначально болью), может быть охарактеризовано мною так: «патологическое сновидение при условиях аномальных по преимуществу»; другими словами, это и будет галлюцинацией, если субъективно пережитое имело в тот момент в восприемлющем сознании характер объективной действительности.

Поэтому когда больные рассказывают, «что они побывали в продолжение ночи там-то и там, что они видели небо со всеми ангелами его» (Гаген), то я считаю одинаково возможным, что больной имел очень живое сновидение и что он имел настоящую (кортикальную) галлюцинацию, разумеется, в последнем случае предполагая сознание больного по отношению к восприятию впечатлений из внешнего мира, находившимся в достаточной степени затмения. Трудность различения этих двух состояний, между которыми, на мой взгляд, резких границ действительно не существует, увеличивается еще тем, что содержание чувственных образов в том и другом случае может быть одинаковым и в равной мере может иметь тесное отношение к представлениям, по преимуществу занимающим больного в данное время (respective, к ложным идеям больного). Положиться на уверения больного, что в ту минуту он не спал, а просто лежал на кровати, тоже не всегда можно. Больной может заснуть до известной степени (едва ли кто будет отрицать, что существуют разные степени сна), затем, проснувшись, не сознавать, что за минуту перед тем он спал; тогда сновидение покажется видением, испытанным наяву. Сон душевнобольных часто весьма отличается от сна здоровых, представляя нечто среднее между нормальным сном и полным бодрствованием, причем в одних случаях он ближе к одному из этих состояний, в других – к другому[26]26
  «Многие из душевнобольных спят не иначе, как сном неполным; другие же спят изредка. Иногда бред продолжается даже в то время, когда больной отдается сну; галлюцинации, мучительные идеи, ложные ощущения угнетающего свойства тогда преследуют больного под формой сновидений» (Calmeil. De la folie. etc. Paris, 1845, t. 1, p. 65).


[Закрыть]. Даже давнишние больные, у которых из всех симптомов психической болезни на первом плане остались лишь одни галлюцинации слуха, весьма часто спят сном настолько неполным, что продолжают галлюцинировать слухом совершенно так же, как галлюцинировали в бодрственном состоянии; лишь крепкий сон прерывает на время постоянное слуховое галлюцинирование таких больных.

Один из моих больных (подробнее о нем я буду говорить после), с 1878 г. страдающий постоянными галлюцинациями слуха, много лет ведет точный дневник своим болезненным ощущениям, причем в наблюдении и в регистрировании последних он долгим опытом наловчился до крайности. Он подарил мне толстую тетрадь выписок из своего дневника и в этом любопытном документе, под 25 февраля 1882 г. отмечено следующее: «в послеобеденный сон токисты» (невидимые преследователи)… проделывали то-то и то-то (как обыкновенно, устраивали ему различные «искусственные мысли» и, кроме того, «посредством прямого говорения» продолжали вслух говорить ему разные неприятности), причем в скобках имеется такого рода пояснение: «в сих случаях, равно как и во всех предыдущих, сон у меня некрепкий, нечто вроде дремоты с закрытыми глазами, почему я все слышу».

Будучи не полон и сравнительно мало отличаясь от бодрствования, сон душевнобольного, в воспоминании самого больного, может быть смешан с бодрственным состоянием; отсюда возможность смешения больным сновидения с галлюцинацией. С другой стороны, должно иметь в виду, что у душевнобольных сновидения могут быть несравненно более яркими, чем у здоровых людей. Я положительно могу утверждать, что сновидения галлюцинантов, в особенности алкоголиков, по чувственной определенности и объективности образов, равно как и по живости красок, ничуть не уступают действительности.

Следующий случай может служить примером, как трудно иногда на практике сделать различительное распознавание между кортикальной галлюцинацией[27]27
  Хотя я и говорю про «кортикальные» галлюцинации, я, однако, вовсе не принадлежу к сторонникам теории Тамбурини. На мой взгляд, галлюцинации чисто кортикального происхождения, при нормальном, не помраченном сознании, т. е. при свободном восприятии впечатлений из реального внешнего мира, совершенно невозможны. Фактические основания для этого взгляда читатель найдет ниже.


[Закрыть] и живым сновидением.

Больной М. Афон… (paranoia hallucinatoria alcoholica chronica), столяр, 42 лет, находящийся в нашей больнице около 11 лет, до сих пор страдает галлюцинациями слуха и высказывает бред религиозного характера; тем не менее его логические функции сохранились весьма удовлетворительно. Он постоянно имеет картинные, весьма живые сновидения; изредка же, по-видимому, и галлюцинации зрения (в первые годы своей болезни больной, бывший potator, несомненно и часто имел зрительные галлюцинации). Этот больной часто рассказывает мне: «в эту ночь я видел…» или «мне показывалось» то-то и то-то (обыкновенно разнообразные картины того, что он называет адом и раем). Я всегда говорю ему на это: – но вы видели все это во сне, – на что он в большинстве случаев отвечает: «может быть и во сне, не могу вам сказать наверное». Но однажды он мне сообщил следующее: «вчера вечером было мне видение; я не спал, а лежал с открытыми глазами, и вдруг очутился в раю». Рай этот просто оказался роскошно убранной комнатой, с большим пестрым вытканным яркими цветами ковром на полу. По комнате прыгали несколько «дельфинчиков», т. е. животных, которые, как я узнал из подробного описания больного, по виду своему представляли нечто среднее между настоящими, но только очень маленькими дельфинами и комнатными собачками. «В раю настоящие собаки не допускаются». На мое уверение: – ну, это был сон! – больной живо возразил мне: «нет, в этот раз – не сон, а видение». – Однако, почему же? – «Да я видел таким же манером, как теперь вижу; потом же я уж говорил вам, что я тогда не спал, а просто лежал, и глаза у меня были открыты». Спустя несколько дней мне снова вздумалось поговорить с больным об этом «видении», так как в первый раз я упустил узнать, что именно делал больной в раю, как он себя держал там. Оказалось, что М. А. помнит свое «видение» превосходно и продолжает отличать его от сновидений. – «Я лежал на своей койке, на боку, вот в этаком положении, с открытыми глазами; сперва видел вот эту палату и койки, на которых уже были улегшись другие (больной помещается в общей палате); потом вдруг увидал, что я лежу в том же положении, но уже не на кровати, а на полу, совсем не в такой комнате, кроватей там не было… Кругом меня скачут дельфинчики. Я мигнул глазом и снова очутился здесь, в палате…». Прибавлю, что этот больной, не будучи расспрашиваем, никогда сам ничего не рассказывает; к интересничанию, к рисовке он нимало не склонен, притом, с его точки зрения, все равно – иметь видение во сне или иметь его наяву, ибо в том и другом случае одинаково «все это бог показывает» ему. – Прежде он, по его словам, имел подобные видения чаще, иногда даже днем; в последние же годы видения редки, ему «теперь бог посылает больше сны».

Итак, нет ничего удивительного, что больные, рассказывая нам о вещах, сенсориально ими пережитых, смешивают иногда сновидения и галлюцинации, подобные сновидению: эти состояния сами по себе весьма близки между собой. И такое смешивание, как видно из всего, только что сказанного, совершенно не зависит от обмана воспоминания.

Однако может быть и такой случай: больной имел сновидение (или патологическую кортикальную галлюцинацию, – в данном случае это все равно), затем некоторое время по прекращении галлюцинаторного состояния сознавал различие между пережитым им во время этого состояния и пережитым им в действительности, но впоследствии потерял это различие. В этом случае воспоминание о раньше испытанном сновидении или о раньше испытанной галлюцинации смешивается больным с воспоминанием объективного восприятия; здесь действительно имеет место обман воспоминания; поводом к такому обману, с моей точки зрения, одинаково могут явиться обыкновенное сновидение, настоящая (кортикальная) галлюцинация, собственно псевдогаллюцинация, например, как в примере, приводимом Гаген, простая игра фантазии[28]28
  Гаген приводит два примера, чтобы показать, что поверхностное наблюдение находит галлюцинации там, где их на самом деле не г. Но первый пример в сущности ничего не доказывает. «Каменщик, страдавший манией с неопределенными ложными идеями и галлюцинациями слуха, однажды вскричал «выпустите меня, там кто-то повесился». Я отворил дверь изоляционной комнаты, и больной устремил свой взор в коридор. – Никто не висит там, заметил ему я. – «Там, в лесу он повесился; надобно вынуть его из петли», – возразил больной, указывая рукой вдаль. Тогда я ему указал, что из его комнаты через окно коридора нельзя видеть леса. «Я только что подумал об этом», – было мне ответом». Конечно, этот больной (по-видимому, paranoia hallucinatoria acuta или subacuta) мог просто лишь вообразить себе, что в лесу висит удавленник. Но так как он страдал галлюцинациями слуха, то нет ничего мудреного, что о повесившемся ему сообщили галлюцинаторные голоса. Другой пример, как кажется, представляет не простое живое представление, а именно зрительную псевдогаллюцинацию (псевдогаллюцинация – в моем, а не в гагеновском смысле) и именно этот пример, у Гагена в этом роде единственный, ясно показывает, что случаи гагеновских псевдогаллюцинаций далеко не могут быть обняты терминами: «обман воспоминания», «бред воспоминания».


[Закрыть].

Но если какое-нибудь, впервые явившееся в сознании, представление принимается за воспоминание действительного восприятия, то это в большинстве случаев будет уже не обманом воспоминания, а тем, что теперь обыкновенно называется двойственным представлением или двойственным восприятием. Это психопатологическое явление иногда тоже может быть ошибочно принято, со стороны врача, за галлюцинацию14.

Прошлой зимой мне встретился случай с двойственными представлениями и неравномерной деятельностью полушарий большого мозга. Больной, отставной чиновник Бэр…, 40 лет, страдал общим прогрессивным параличом. Однажды утром, придя в отделение, я первым делом направился в комнату этого больного и стал с ним здороваться. «Мы с вами только что виделись», – говорит (bradyphrasia et pararthria paretica) Бэр…, с недоумением смотря на меня. – Когда же? – «Да сейчас… Вы, точно так же, как теперь, подошли ко мне, также (вторично протягивает мне свою руку) подали мне руку… так что сегодня мы уже здоровались с вами…» Галлюцинации у этого больного ни разу не были констатированы, и потому я, подумав сперва, что дело идет об обмане воспоминания, возразил: вы ошибаетесь, Карл Иванович, сегодня мы не виделись с вами и вы вспомнили теперь то, что могло быть лишь вчера. – «Ну, вот… вот… и эту самую фразу вы сегодня же уже раньше мне сказали», – живее обыкновенного выговорил Бэр… и выразил на своем лице еще большее недоумение, очевидно, не зная, что для него лучше, – смеяться ли по поводу моих шуток, или обидеться. Левый его зрачок оказался расширенным, а конец высунутого языка – уклоняющимся в правую сторону. Резкое удвоение представлений наблюдалось у больного три дня подряд.

3. По мнению Гагена, за галлюцинацию может быть ошибочно принята, наконец, просто ложная идея больного. Здесь имеется в виду собственно насильственное мышление душевнобольных. Насильственно-навязчивые представления обыкновенно носят характер чего-то постороннего, чего-то являющегося индивидууму извне, – и вот по этой-то причине будто бы и возможно смешение их (вероятно, не со стороны больного, а со стороны его врача) с галлюцинациями. Гаген приводит в связь с насильственным мышлением все те случаи, когда больные слышат в себе внутренние голоса, рассказывают, что в голове их говорит посторонний им дух, считают себя находящимися в таинственном общении с богом или с дьяволом, а также, когда они жалуются, что мысли фабрикуются для них посторонними лицами или что окружающие узнают все их мысли при первом возникновении последних, и потом им же (т. е. больным) передают эти мысли обратно, путем таинственного внутреннего общения. Однако, по моему мнению, здесь соединены в одну рубрику явления весьма различного происхождения и значения, а именно: а) явления, дальше мною описываемые под названием собственно псевдогаллюцинаций слуха; b) простые (необразные) насильственные представления; с) ложные идеи вторичного происхождения, возникшие в непосредственной зависимости от содержания слуховых галлюцинаций; d) вторичные ложные идеи, явившиеся в качестве неизбежного логического вывода из самого факта галлюцинаторных слуховых восприятий. Обо всех этих явлениях, насколько они относятся к предмету настоящей статьи, будет речь дальше.

Таким образом, я покончил с обзором гагеновских псевдогаллюцинаций, в основании которых, по мнению самого автора, в большинстве случаев лежат ошибки воспоминания. Трактуя о психопатологических явлениях, нередко принимаемых ошибочно (врачами) за галлюцинации, Гаген разумел под именем псевдогаллюцинаций факты, к сфере чувственного восприятия вовсе не относящиеся[29]29
  Он, мельком, упоминает, что в тех случаях, где idee fixe может быть принята за галлюцинацию, представления больных могут иметь «большую чувственную живость», но не останавливается, однако, на этих явлениях далее.


[Закрыть]. Замечу, что Гаген, по-видимому, не имел намерения исчерпать всего вопроса о псевдогаллюцинациях, а говорил о последних лишь мимоходом.