Текст книги "Золото наших предков (СИ)"

Автор книги: Виктор Дьяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

11

Перед ноябрьскими праздниками Пашков получил свою первую «белую» зарплату кладовщика, триста пятьдесят тысяч рублей. Он с удивлением спросил Калину, расписавшись в ведомости:

– Как же так Иваныч... почему так мало, должно же поллимона быть ?

Калина поскрёб затылок и высказал предположение:

– Наверное тебе за грузчика не заплатили. Я в бухгалтерии спрошу, тебя наверное приказом не провели. Это Князева, мокрощёлка, я ей все документы подал, а она, видимо, забыла. Ладно в следующем месяце сразу за два получишь.

Неприятный осадок от этой получки недолго мучил Пашкова, потому что в последний день перед праздниками случилось нечто, что заставило забыть всё остальное, что сразу определило строгую градацию происходящего в фирме – что действительно достойно волнений, а что так, пустяки. До конца рабочего дня оставалось не более двух часов, когда Калина вызвал Пашкова к себе, прямо из "холодного" склада.

– Вот знакомься, наши снабженцы Миша Муромцев и Саша Бардыгин,– шеф указал на двух сидящих в его кабинете мужчин.– Они привезли кое какой ценный материал и должны его сдать тебе на склад по накладной, материал необычный...

Муромцев, лет тридцати пяти, невысокий, коротко стриженый. Бардыгин повыше и постарше. Материал, который они привезли помешался в большой деревянной коробке. Снабженцы сильно спешили и были на средней "поддаче". Последнее обстоятельство насторожило Пашкова.

– Давай мы тебе опись дадим и ты её прямо в накладную перепишешь... Там всё о кей... А то нам ехать уже надо. Мишка, он в Ступино живёт, пока доедет... А завтра праздник,– заплетающимся языком пытался "уломать" кладовщика Бардыгин.

Пашков вопросительно посмотрел на Калину, но тому, казалось, всё равно, как будет принят материал, как положено, или формально, как предлагал снабженец. Впрочем, как положено сдавать и принимать такой материал, похоже не знали сами снабженцы, тоже совсем недавно принятые в фирму по объявлению. Самоустранился и Калина, более того видя, что Пашков колеблется, он вообще решил, что передача должна пройти без него, и не в его кабинете:

– Вот что ребята, вы идите к Сергею у него для этого целый кабинетище есть, а сюда скоро женщины должны прийти, я их сегодня на час раньше отпускаю, они тут переодеваться будут, так что давайте...

Перешли в не отапливаемый кабинет Пашкова. Бардыгин продолжал торопить, на что Пашков раздражённо ответил:

– Слушай, если вы так спешите, давайте я без накладной ваш коробок приму, а после празд-ников спокойно, без спешки всё проверим, взвесим и накладную составим. У вас там что?

Предложение кладовщика ненадолго поставило всё более хмелевших снабженцев в тупик. Чуть помыслив, поёживаясь от "свежести" кабинета, Муромцев изрёк:

– Можно и так... Давай после праздников... по трезвянке сдадим.

Но Бардыгин неожиданно энергично воспротивился:

– Ты это... ты чо... три дня... Тебе хорошо, ты не расписывался, а я за всё это отвечаю. Не, я с ума за эти праздники сойду от беспокойства, если по накладной не сдам...

Начали вынимать содержимое коробки. Там были банки из-под кофе с золотосодержащим песком и колбы с электролитом, тоже содержащим золото. Взвесить колбу отдельно от электролита оказалось невозможно, пересыпать песок, чтобы узнать чистый вес – некуда. Вспыхнула перебранка, в ходе которой снабженцы всё более соловели. Пашков же укреплялся во мнении, что этот материал сейчас лучше не принимать. Нет, он не думал, что эти "датые" мужики хотят его обмануть, но видя их состояние, он не был уверен, что там, где они получали эти банки-колбы, где их напоили... Снабженцев вполне могли "наколоть" там. Как можно спокойнее Пашков уговаривал Бардыгина отложить приём-сдачу. Муромцев, которому предстоял долгий путь домой на электричке, к нему присоединился. Договорились на том, что коробку завязали и опечатали печатью Бардыгина и заперли на складе, после чего снабженцы уехали всё-таки без накладной...

В первый после праздников рабочий день, когда Пашков ожидал снабженцев, на склад вдруг заявился сам Шебаршин.

– Сергей Алексеевич, вы перед праздниками приняли золотосодержащий материал от снабженцев по накладной?– вопрос звучал угрожающе.

– Он у меня, здесь...

– Вы его приняли!?

Пашков молчал, не зная что отвечать. Он боялся выговора за то, что держит на складе фактически неучтённый материал. В то же время не хотелось подводить снабженцев, ведь им за то, что уехали, оставив материал под "честное слово", тоже нагорит.

– Видите ли... у нас было мало времени и мы его просто опечатали и положили на склад,– дрожь в голосе выдала волнение Пашкова.

– Значит вы просто так, без документального оформления приняли этот материал... Вы хоть представляете сколько он стоит!?

Пашкову стало жарко на его холодном складе. Тут на складе появился Калина.

– Что случилось Владимир Викторович?

– Что-что...! Ваш кладовщик просто так, без всяких накладных принял на склад материал в котором растворено больше килограмма золота. Чёрти что. Почему вы Пётр Иванович не проконтролировали, не заставили их всё сделать как положено?!

– Подождите, Владимир Викторович. Они же все материально ответственные лица, и снабженцы, и кладовщик. Зачем взрослым людям нянька, а если кто-то из них и виноват, то надо установить кто именно.

Спокойствие и логичность суждений Калины тем не менее не успокоили Шебаршина.

– Разберёмся... Только меня не удивит, если в этой коробке чего-то не будет хватать, а мы ведь за всё это уже деньги перевели,– Шебаршин бегающими глазами смотрел то на кладовщика, то на начальника производства,– сейчас вызываю снабженцев,– он вынул из барсетки сотовый телефон и стал звонить в офис...

Бардыгин появился где-то через час. Его лицо свидетельствовало, что он достаточно бурно отметил праздники.

– Как вы могли бросить ценный материал, не сдав его по накладной, коршуном налетел на него директор.

Испуганный снабженец, который по всему не очень хорошо помнил, что происходило до праздников, что-то растерянно забормотал в оправдание... Директор распекал его минут пять, потом приказал:

– Прямо сейчас, при мне сдавайте материал кладовщику.

На этот раз нашли всё что нужно, порожнюю посуду, банки, взвесили электролит, песок... Всё совпадало с актом приёма-передачи... Всё, кроме одной позиции. В акте значилась пластина платиновая и её вес 218 граммов. Этой пластины в наличии не было. Коробку вывернули едва не наизнанку – пластина отсутствовала. Пашкова в очередной раз прошиб холодный пот, на Бардыгина нельзя было смотреть без сожаления. Шебаршин... казалось бетонные стены склада содрогались от его воплей:

– Вы понимаете сколько стоит эта пластина... это... это десять долларов за грамм, больше двух тысяч...! Я не знаю кто из вас украл... но я клянусь вы мне сначала всё, до последнего цента заплатите, а потом я вас посажу...!! Я вас...!!

– Слушай, я не вскрывал коробку, там всё что ты привёз... ты же опечатал её, печать же цела была,– Пашков оправдывался перед снабженцем, который, казалось, моментально постарел лет на десять. В его глазах застыл ужас... ужас простого, нищего человека перед суммой, которую грозил взыскать с него хозяин фирмы, в которой он успел проработать всего полторы недели и ещё не получил ни одной зарплаты.

Наоравшись Шебаршин вновь стал нервно набирать номер на своём сотовом телефоне. Калина всё это время, сохранял спокойствие, казалось даже его природная суетливость куда-то исчезла. Он только негромко уточнил у Пашкова:

– Ты по накладной ничего не принял?

Получив утвердительный кивок, он удовлетворённо усмехнулся и снисходительно посмотрел на беснующегося директора. Шебаршин, наконец, дозвонился... до Ножкина.

– Юрий Константинович, у нас ЧП... Что-что... воровство или головотяпство, точно ещё не знаю... А вот, кто виноват и надо разобраться. Во всяком случае твой новый снабженец один из основных подозреваемых...

Шебаршин стал сообщать Ножкину подробности "ЧП", явно желая повесить на него расследование. И тут Пашков, стоящий недалеко от директора, который стал перекладывать мобильник из одной руки в другую... Пашков услышал как Ножкин спрашивает, сдал ли снабженец материал кладовщику или нет... На это Шебаршин ничего не ответил, а стал кричать в трубку, что в фирме бардак в деле приёма-сдачи ценных материалов... Но Ножкин, похоже, упорно спрашивал, на ком персонально, в данный момент висит пропавшая пластина. Шебаршин, видимо раздражённый этой настойчивостью, наконец, ответил:

– Да не принял кладовщик ничего, так что теоретически целиком и полностью виноват твой снабженец. Вот так, принимай меры, либо доставай пластину, либо... ну ты знаешь что делать.

Калина ободряюще подмигнул Пашкову. Он недолюбливал молодого самоуверенного хлы-ща Ножкина, и был рад, что тот со своими подчинённым в полном дерьме. Тем не менее, Пашков переживал случившееся очень тяжело. Домой он пришёл в таком состоянии... Настя с тревогой спросила о самочувствии. Пашков отговорился, что просто сильно устал – не хватало чтобы ещё начала переживать и жена.

На другой день выяснилось, что никакого воровства не было. Бардыгин съездил в организацию, где получал этот злополучный материал и определил, что тамошний кладовщик, выпив со снабженцами, просто забыл положить в коробку пластину стоимостью в две с лишним тысячи долларов. Бардыгин привёз этот серебристо-бледный, отдалённо напоминающий алюминий небольшой кусок металла, из-за которого было столько крика, столько испорченной крови... Сдал по накладной Пашкову.

– Ну всё... иду увольняться. Мне такие стрессы не нужны, я своему здоровью и семье не враг. Гори она ясным огнём эта фирма и этот Шебаршин...!– держась за сердце говорил незадачливый снабженец.

12

После столь бурных событий Пашков был готов поставить свечку за то, что не принял коробку. В тот предпраздничный вечер он ведь колебался и вполне мог подмахнуть накладную. Его бросало в дрожь от мысли, как бы тогда всё повернулось, каких переживаний ему бы это стоило. Тогда ведь не Бардыгин, а он постарел бы за день на несколько лет. Зато теперь Пашков со всей очевидностью осознал во что вляпался, и какая с его стороны необходима внимательность и осторожность.

Двадцатого ноября подошёл срок очередной "чёрной" зарплаты. Калина выдавал деньги просто из рук в руки без ведомости. Пашкову от отсчитал девятьсот тысяч. Таким образом за месяц вышло миллион с четвертью. Настроение Пашкова после всех треволнений, наконец, заметно улучшилось, хоть заплатили меньше чем обещали. Наконец, после долгого перерыва, он вновь ощутил себя добытчиком, кормильцем семьи.

То что его кладовщик смог ткнуть "мордой в грязь" снабженцев Ножкина, очень понравилось Калине. И Шебаршин после случившегося, кажется, стал относится к Пашкову более уважительно. Это, однако, не мешало директору держать его в том же, что и прочих сотрудников фирмы, постоянном напряжении. На заводе, находящемся примерно в получасе ходьбы от офиса, директор стал часто являться внезапно, без предупреждения. В цеху он ни с кем не здороваясь молча наблюдал за работой. Так же неожиданно он появлялся и на складе. С Пашковым, правда, он здоровался и обычно начинал задавать вопросы типа:

– Сергей Алексеевич... вы на прошлой неделе сколько получили из цеха лигатуры от разъёмов СНП-34... у вас это задокументировано?

– Да, конечно, вот это отмечено в моём приходном журнале,– слегка волнуясь отвечал Пашков.– Восемь килограммов, триста сорок два грамма.

– Покажите, где она у вас?

Пашков кивнул на мешок с лигатурой.

– Так говорите здесь больше восьми килограммов?– недоверчиво смотрел директор.– Давайте взвесим.

Лигатуру взвесили. Всё сошлось грамм в грамм.

– Значит, эту лигатуру вы от Калины получили... и есть накладная с его росписью о сдаче?

Пришлось искать и показывать соответствующую накладную с закорючкой начальника производства. Мелочность и подозрительность директора раздражала, но заставляла уделять самое пристальное внимание оформлению отчётных документов.

После склада Щебаршин устремлялся обычно в лабораторию и третировал там женщин-химичек:

– Людмила Фёдоровна, я выяснил у кладовщика, что он позавчера выдал вам по накладной пять кило серебряной лигатуры. Вы осуществили её электролиз... и сколько серебра получилось...? Как двести пятьдесят граммов? Исходя из процентного содержания данной лигатуры у вас должно было получится больше трёхсот... Где пятьдесят граммов серебра...? Вы знаете сколько это стоит...? Вы осознаёте какой срок вы можете получить по статье за хищение драгоценных металлов...? Пять лет по первой ходке...!

Когда директор "напугав" всех кого мог с чувством выполненного долга удалялся в офис, Людмила Кондратьева со слезами бежала к Калине и жаловалась:

– Он мне опять пять лет пообещал...! Когда на работу брал обещал, что через год на машину заработаю, а сейчас того и гляди посадит!

Калина смеялся, утешал, призывая не принимать это близко к сердцу. Работяг Шебаршин запугивал по иному. Он обещал в случае, если те будут пойманы на воровстве обратится к "братве", заплатить им, и тогда те уже разберутся с расхитителями шебаршинской собственности. Впрочем, рабочие менялись часто и к декабрю из тех кто работал в конце сентября, когда устроился Пашков, почти никого не осталось, разве что Коля Карпов, Толя Фиренков, да новый бригадир, Гена Сухощуп, устроившийся в фирму чуть раньше Пашкова.

Гена был среднего роста щуплый мужик тридцати шести лет из тех, про кого говорят, на все руки мастер. В молодости он успел поучиться в институте автоматики и телемеханике, и быть оттуда изгнанным, отслужить действительную, потом ещё пять лет прапорщиком... переменить множество рабочих мест, овладеть в совершенстве профессиями шофёра, автомеханика. электромонтёра, штукатура, токаря...

Пашков и Сухощуп сразу стали друг другу импонировать. Однажды Гена втихаря предупредил Пашкова:

– За тобой Калина подсматривал, когда ты на складе работал... Знаешь, пришёл к нам в цех залез на верстак, а там в стене отверстие есть, как раз твой склад видно. Залез и смотрит, что ты делаешь.

Это было совсем уж. Мало что Шебаршин нервирует, теперь ещё и Калина. А ведь Пашков считал его своим. Нетрудно было догадаться, что зав. производством тоже его подозревает. Пашкову стало обидно, но не только от недоверия, а и от того, что это недоверие почти беспочвенно, ведь за два месяца работы он так и не научился тому в чём его подозревали... не научился, хоть и очень хотел. Он знал, что многое из того, что имеется на складе можно продать, но куда, где эти самые приёмные пункты? Единственно, что ему пока удалось продать да и то по дешёвке, это те транзисторы. Слова Сухощупа спровоцировали Пашкова на откровенность:

– Если бы я знал, куда можно эти детали толкнуть, а так чего за мной подсматривать?

– Если хочешь... Когда с Кругловым пили, ещё до того как его выгнали, он мне под этим делом записную книжку с телефонами дал. Я звонил, здесь в основном пункты приёма цветных металлов, но может и другие есть,– Гена протягивал сделанный из тетрадки блокнот.

Пашков взглянул на него с удивлением:

– А ты сам-то... тебе, что не нужно?

– Да я не хочу этим заниматься, бери...

"Уж если и без того подозревают, так пусть будет за что",– мысленно оправдывал себя Пашков, беря блокнот. Кто из людей выросших в советскую эпоху не мечтал о "левом" доходе. Ведь основной заработок за редким исключением был довольно низок, и все, кто имели возможность, либо просто "тащили" с работы, либо "наваривали" как-то по иному. В армии такими умельцами в основном были деятели тыловой службы, тащившие домой даровые продукты, "толкавшие" налево стройматериалы, что-то из вещевого довольствия, типа танковых курток, полушубков. Кто не имел возможности такой "халявы", как правило им завидовали. На телевизионном заводе Пашков имел возможность... но то случалось крайне редко, и "навар" был мизерный. И вот возможность, "брать" по многу, наконец, замаячила и у него.

Пашков случайно встретил Матвеева на улице.

– Что-то вы Сергей ко мне не заходите,– профессор был в осеннем пальто и кепке, зябко ежился на холодном ветру. Он только что вышел из булочной, с авоськой в руке.

– Как-то всё недосуг, да и вас беспокоить не хотелось, – виновато ответил Пашков.

– Да что вы, какое беспокойство, заходите, сегодня же заходите, я не работаю.

Дома Пашков застал только долбящего уроки сына, Настя ещё не пришла. Он решил воспользоваться моментом... и приглашением. Уже у Матвеева он спросил профессора:

– А что за ВУЗ, в котором вы работаете? Я совсем не знаю, что из себя представляют все эти частные учебные заведения.

– Ну как вам... Это гуманитарный университет, состоящий из нескольких факультетов. Я например заведую кафедрой искусствоведения на факультете искусствоведения и культуроведения.

– Дорогое у вас обучение?

– Это от факультета зависит. На нашем не очень, два с половиной миллиона в год. А вот на экономическом и юридическом значительно больше.

– Два с половиной,– задумчиво повторил Пашков.– И что много студентов?

– Много... отбою нет, и москвичи и с периферии.

– А что так... что у людей много лишних денег?– недоверчиво спросил Пашков.

– Ну как вам... Нет конечно, лишних нет, просто люди копят, себе отказывают, ведь есть такие, особенно уже в более зрелом возрасте, годам к тридцати, даже старше, начинают осознавать, что у них гуманитарный склад ума. У нас много именно таких студентов. Раньше-то в советские времена, настоящих гуманитарных ВУЗов было всего-ничего, да и сейчас государственных немного. Попробуйте в МГУ на гуманитарный факультет, или в РГГУ поступить. Дохлый номер, без связей и спецподготовки не пройдёте. У них, конечно, есть платные факультеты, но в МГУ это три тысячи долларов в год, в РГГУ чуть меньше. Вот и идут к нам, у нас на порядок дешевле. Гуманитариям сейчас легче чем при Советской власти. Ведь тогда почти одни технические ВУЗы были, будто всю нацию поголовно хотели инженерами сделать. Вот наш армянин и смекнул это дело и ещё в девяносто первом году чисто гуманитарный частный ВУЗ организовал, лицензию получил, а сейчас купоны стрижёт.

– Какой армянин?

– Ну ректор наш, он же одновременно и хозяин нашего университете, он армянин. Мужик деловой, конечно, тут говорить нечего. И меня вот приветил, не дал на пенсии окочуриться. Платит, правда, не ахти. Но мне с пенсией вполне хватает, даже семье сына иногда подбрасываю.

– И сколько же, если не секрет, он вам платит?

– Миллион двести.

– О... А я в своей фирме столько же получаю, только я не доктор и не профессор.

– Ещё я экспертом иногда подрабатываю и переводами искусствоведческой литературы.

– Экспертом, это как?

– Ну, я определяю возраст и подлинность картин.

– То есть, определяете подделка или нет... и как это, прямо так на глаз?

– Когда как, когда сразу, а если сомневаюсь, соскребаю кусочек и отдаю на экспертизу.

– А переводы... вы каким-то языком владеете?

– Да, французским в совершенстве, английским похуже. Ну ладно, обо мне, пожалуй, хватит. На чём мы с вами в прошлый раз остановились? Если не ошибаюсь на Средневековье. Культура Византии. Верно?

– Да... Виктор Михайлович, я тут... В общем у меня вопрос как-то сам собой возник, как раз насчёт Византии.

– Ну-ну, интересно.

– По вашим словам, византийская культура, была своего рода лидером той эпохи, и не только в церковной архитектуре, иконописи, но и в литературе. Вы упоминали эпос, писателей, поэтов... Но почему про это ничего не известно сейчас, почему всё это никто, кроме узких специалистов не изучает, так как например культуру древней Греции, Рима? Ведь мы о Византии фактически знаем как об Атлантиде, только то что она была и погибла, а ведь эта цивилизация существовала тысячу лет и является, по вашим словам, прародительницей нашей культуры.

– Так, так... интересный вопрос. Чувствуется, что вы не выкинули из головы предыдущую лекцию как ненужный хлам. Ну что ж, отвечаю. Кто является хранителем культуры каждого отдельного народа, хранителем его традиций, языка... кто? Потомки! А народ создавший некогда великую византийскую культуру, увы исчез, сгинул. После завоевания Византии турками, тот народ, а вместе с ним и культура фактически погибли.

– Виктор Михайлович, позвольте с вами не согласится. А греки? Ведь они наследники той культуры.

– Нет Сергей... Нынешние греки такие же наследники как и мы, болгары, сербы, румыны. То есть наследники не прямые, а косвенные. Настоящие византийцы вовсе не греки, а ромеи, потомки римлян поселившиеся на берегах Мраморного моря и в Малой Азии. Этот народ был частично уничтожен, а частично ассимилирован турками.

– Если так... то такое и с любым народом может и с нами тоже...!? Погибнет Россия, и нас уничтожат, ассимилируют и эдак лет через двести-триста никто не вспомнит Пушкина, Достоевского,– в голосе Пашковы слышался подспудный ужас.

– Если исчезнет народ то да... всё забудется. Впрочем, это во многом зависит от народа-ассимилятора, если с противоположной культурной ориентацией, или крайне низким уровнем развития культуры, то да, будет как с Византией.

– А что, разве возможно обратное?

– Отчасти да... Чего уж там, хоть и стесняются об этом говорить, но ведь европейцы не только уничтожили старую культуру американских индейцев, они привнесли свою, более передовую, факт есть факт. Ну и ближе есть примеры, высокий уровень бытовой культуры, например, чехов и тех же эстонцев и латышей, не сам по себе возник, а потому что им эту аккуратность и педантичность немцы несколько столетий палкой вколачивали. Конечно, нам с монголо-татарами повезло меньше, а уж Византии с турками тем более.

– А вам не кажется, что Россия повторяет исторический путь Византии, слабеющей от века к веку, вымирающей, ненавидимой в первую очередь сопредельными народами?

– У вас весьма своеобразный ракурс рассматривания истории... Что ж... мы ведь духовные наследники и вполне возможно, что вместе с культурой унаследовали на неком генном уровне что-то вроде микробов саморазрушения, сгубивших константинопольскую державу...