Текст книги "Армейские будни (сборник рассказов) (СИ)"

Автор книги: Виктор Дьяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

 Кровники

            Майору было тридцать лет, а сидящему напротив него чеченцу в  высокой каракулевой папахе не менее шестидесяти. Они сидели в штабном КУНГе и вели переговоры...

            – Никаких боевиков в селе нет... я тебе клянусь,– убеждал майора старейшина.

            – Ну, сами посудите, как я смогу поверить вам на слово?... Вчера же по нам вели огонь именно с окраины вашего села,– вежливо не соглашался майор.

            – Ээ... какой наш село... случайный люди. Сейчас кто тут только не шатается и у всех оружие. Специально с нашей стороны стреляли. Это ж... как это... провокация, чтобы и наше село сожгли. Их посжигали, вот они и хотят, чтобы и мы без крыши над головой остались. А мы воевать не хотим, мы и в первую войну за Завгаева были... Не веришь?... Самый большой дом в селе видел?... Это дом сына Исраила Умхаева. Исраил в Москве большой человек. Позвони своим начальникам, узнай кто такой Исраил Умхаев.

            – Поймите... Я уже доложил, что нас обстреляли, и теперь село будет зачищено.

            – Ааа!... Зачем спешил?– чеченец негодующе всплеснул руками.– Исраил будет недоволен. Знаешь какой он человек? Его и в Кремле знают, а тут... В том доме сейчас его невестка с внуками... Понимаешь? Звони сейчас же своему начальству. Расскажи всё... про Умхаева расскажи!... Зачистки не надо!

            Майор и сам жалел, что сгоряча доложил об обстреле, ведь никто из его людей не пострадал, просто пробарабанила автоматная очередь по броне БМП. Вояка он был ещё не опытный, в Чечню попал недавно, а его батальон состоял целиком из срочников, восемнадцати-двадцатилетних необстрелянных мальчишек. Какие из них "зачистщики" чеченского села, где каждый дом потенциальная огневая точка. К тому же старейшина, похоже, не врёт, и в Москве, в чеченской диаспоре, действительно есть очень влиятельный родственник местных жителей. В общем, можно огрести кучу неприятностей. И потом, это не мотострелкового батальона дело "зачищать" село...

            Вечером, на связь вышел командир полка и сообщил, что для «зачистки» завтра прибудет ОМОН со спецназом и его, майора задача – обеспечить им тыл, закрыть все входы и выходы из села. Майор вздохнул с облегчением. Когда вновь пришёл пожилой чеченец, он сообщил ему, что ожидает село. Старейшина схватился за голову:

            Ай, ай!... Зачем... зачем ОМОН?!... Это же звери... они же с нас деньги будут выжимать, машины поджигать... мэбель ломать...

            – Ну что вы... Если боевиков, оружия в селе нет, то вам нечего бояться, – в полной уверенности утешал старика майор...

            – Ты хоть и майор уже, а как мальчик!... Что ты наделал?!...

            Командиром прибывших на нескольких крытых «Уралах» омоновцев являлся грузный капитан лет под сорок. Всё свидетельствовало о том, что это совсем другая армия. Командиры взводов, старлеи и прапора лет по тридцать, тридцать пять, бойцы и сержанты в основном тридцатилетние. Общались командиры и рядовые на ты, взводных и ротного именовали по отчеству, обмундирование, снаряжение – куда там простой пехоте. В сравнении со срочниками чувствовалось, что эти мужики попали сюда не случайно, и думают не только о том, чтобы выжить любой ценой... Так их глаза сразу засверкали при виде особняка из красного кирпича, буквально искрящегося в лучах высоко поднявшегося солнца.

            – А село-то богатенькое... ишь дворец какой отгрохали!– прищёлкнул языком один из вновь прибывших бойцов.

            Его товарищи тоже с интересом рассматривали объект предстоящей "зачистки".

            – Чудеса... Кто его тут построил?... "Дух", наверное, какой-нибудь, местных русских ограбил и выстроил. Думал Чечня навек откололась, расплачиваться не придётся... Да и другие дома ничего, крепкие, крыши черепичные. Хорошо живут суки, будто и войны нет...

            Капитан вошёл в КУНГ, где его ждали майор и старейшина. Скользнув недобрым взглядом по чеченцу, капитан оценивающе смерил взглядом  с ног до головы поднявшегося ему навстречу майора.

            – Я Евтеев... Прибыл для "зачистки".

            – Командир батальона майор Мещеряков,– представился в свою очередь хозяин КУНГА. Он был в хорошо подогнанной полевой форме, со свежим подворотничком, с отутюженными стрелками на брюках, в вычищенных хромовых сапогах, на груди поблескивали училищный "ромбик", "классность", планки юбилейных и "песочной" медалей... Так обычно выезжают на полевые учения в мирное время.

            Капитан с нескрываемой усмешкой оценил "прикид" майора. Сам он одет по фронтовому: просторная "горка" и разгрузник с боевыми причиндалами. Его широкие плечи несколько скрадывали уродливость фигуры от сильно выпяченного живота.

            – Ты что, прямо здесь, в этом КУНГе ночуешь?– поинтересовался капитан, оглядывая уютное, разделённое на "кабинет", "спальню" и "кухню" помещение батальонного штаба на колёсах.

            – А где же ещё?... Здесь удобно и работать, и ...

            – Прикажи капонир вырыть и туда его загнать,– перебил его капитан.

            – Зачем... капонир рыть в этой почве... людей мучить. Потом здесь достаточно спокойно. Мы же тут ненадолго, наша задача дорогу закрыть, на время операции...

            Капитан искоса бросил взгляд на чеченца, и тут же предостерегающий на майора... Тот густо покраснел, поняв свою промашку... Хотя, то что он озвучил и не являлось такой уж тайной. В округе все и без того знали, что федеральные войска приступили к крупномасштабной операции в Ущелье.

            – Они,– капитан кивнул головой на чеченца,– твоих мальчиков одними ножами перережут, а КУНГ твой, здесь торчащий, очередями вдоль и поперёк прошьют... Ладно, меня это не касается,– капитан устало опустился на вращающийся стул.– Задачу свою знаешь?... Чтобы ни в село, ни из села никто, ни пеший, ни на машинах... У тебя выпить есть?

            Чеченец, которого капитан намеренно игнорировал, делал майору какие-то знаки. Тот понимающе кивнул.

            – Да вот, насчёт зачистки... Тут небольшое недоразумение получилось. Обстрел, скорее всего, случайность и местные жители видимо к нему отношения не имеют. Потому, я думаю, вам необходимо скоординировать свои действия с представителями совета старейшин села. Вот здесь...

            – Так у тебя выпить есть или нет,– вновь грубо перебил капитан.

            – Я думаю нам следует сначала решить кое какие вопросы!– повысил в свою очередь голос майор.

            – Слушай сынок, ты какое училище кончал?!– резко спросил капитан.

            – Московское ВОКУ...– стушевался от неожиданности майор.

            – Понятно... А я Орджоникидзевское МОПовское. Знаешь что это такое?...

            Старик крякнул и недовольно покачал головой. Капитан, удовлетворённый реакцией чеченца, покосился на него – тот явно понял с кем придётся иметь дело.

            – Во, он знает... И ты сынок заруби себе на носу, кто наше училище кончал, тот лучше всех знает, что такое Кавказ, и как здесь надо себя вести.

            Майор совсем потерялся. Привыкший строго придерживаться всевозможный инструкций и Боевого Устава, он впервые "нюхавший" Кавказа, уже успел смутно осознать, что ни то, ни другое, как руководство к действию здесь, в этой непонятной полупартизанской войне не годится. И ему более всего хотелось поскорее выскочить из этой дурной "мочиловки", желательно прямо в Академию, не замарав ни своей чести, ни послужного списка. Но как это осуществить, он пока не представлял и невольно пасовал перед такими вот офицерами, которым не дались чины и должности, зато они довольно уверенно чувствовали себя в этой кровавой, зловонной жиже, именуемой контртеррористической операцией. Потому он, будучи и по должности и по званию выше, беспрекословно повиновался, когда капитан вдруг предложил ему покинуть его же КУНГ:

            – Слышь командир? Ты погуляй немного, а я тут со стариком потолкую... Ну, что старый, порядок знаешь?... Десять тысяч зелёных соберёте, по лёгкому, культурно вас зачистим, скотину, барахло, КАМАЗы, что во дворах у вас стоят, не тронем.

            – Эээ... я так и думал... слышал про ваши "зачистки". Но тут у тебя ничего не выйдет. Знаешь, чей тот большой дом, на который твои солдаты облизываются? Он принадлежит семье Умхаевых. Знаешь кто такой Исраил Умхаев? Он в Москве с самыми большими начальниками, с генералами, министрами знаком. Позвонит и от тебя мокрое место останется. Тебе ведь, наверное, на пенсию скоро?... Смотри, можешь и без неё остаться, – со спокойной усмешкой выложил свои "козыри" старик.

            – Как ты сказал... Умхаев... Исраил?...– задумчиво переспросил капитан, не отреагировав на "пенсию".

            – Да Исраил Умхаев, он очень большой человек в Москве, а невестка его из нашего села. Она сейчас здесь с внуками. Если с ними что-то случится... я тебе капитан не позавидую.

            – Так, так... понятно. А чего это ты за них так переживаешь, ты что тоже Умхаевым родственник?– спрашивая, капитан внимательно изучал собеседника.

            Старик несколько смутился.

            – Нет, не родственник... Я за село переживаю. Мы ведь всю первую войну в стороне от боёв были и сейчас хотим дома и имущество сохранить.

            – Так-так, значит нейтралитет держите? А мужчины двадцати-тридцати лет в селе есть?– не скрывая усмешки спросил капитан.

            – Откуда... У нас мужчины дома не сидят, водку не пьют, на заработках все.

            – Ха-ха... Ты меня за дурня не держи. Знаю я эти заработки. Половина в горах воюет, половина в Москве разбойничает под крылом того же Умхаева.

            – Неправда это. Умхаев не бандит... он умный.

            – Конечно умный... Когда он этот дом построил?

            – Два года назад.

            – При Масхадове значит. Деньги в Москве делал, а дом здесь строил? И никто ему не мешал?... Значит и нашим и вашим?...

            – Не знаю, это не моё дело. Если человек умный, умеет жить, разве это плохо?

            – А как же у этого умного невестка с его внучатами здесь в такое время оказалась, а не в Москве, в безопасности? А сын его не в горах случайно?

            – Исраил хозяин большой фирмы, он заграничными машинами торгует. Его сыновья у него работает, по заграницам ездят. А невестка... Прошлым летом к родственникам приехала погостить, а тут война. Два раза вывезти их пытались... под обстрел попадали... не поймёшь чей. Исраил за внуков переживает, по телефону мобильному сказал, чтобы сидели здесь под защитой родных, пока он с вашими генералами договорится, чтобы их вывезти. Теперь ты понял, кто такой Умхаев?

            – Я-то понял,– капитан о чём-то напряжённо размышлял, чуть качаясь на стуле взад-вперёд.

            – Тогда давай так, ты мне о деньгах ничего не говорил, а я от тебя ничего не слышал.

            – Да уж... эт ты верно... тут не деньгами...– капитан вдруг зловеще усмехнулся и словно сам для себя принял какое-то решение.– В общем так старик, завтра к десяти ноль ноль всем жителям находится в своих домах, никто никуда не выходит, все документы подготовлены к проверке, в том числе и на стоящий во дворах автотранспорт. Всё имеющееся оружие сдать сразу, найдём спрятанное – возбуждаем дело, представители местной администрации и совета старейшин идут вместе с командирами взводов по домам. В случае открытия огня отвечаем всеми имеющимися средствами...– чётко отчеканивал капитан, глядя на старика и как бы не видя, сквозь него.

            – Ты что... не понял меня?...– старик явно растерялся.– Ладно, может договоримся... тысячи две-три.

            – Всё, разговор окончен,– резко перебил капитан. Прошу оповестить население и напомнить об ответственности за неповиновение,– капитан из расхристанного, недисциплинированного партизана вдруг стал воплощением официальной власти. Он пружинисто поднялся, и не глядя на старика, покинул КУНГ.

                                                                                 2

            Капитан вышел из КУНГа чем-то сильно озабоченный. Он даже не отреагировал на вопрос майора, поинтересовавшегося как прошла беседа со старейшиной, направившись к располагавшимся на ночёвку своим бойцам. Они разбили свой лагерь чуть в стороне от мотострелков и за два часа выполнили, пожалуй, больший объём работы, чем те за двое суток. Используя складки местности и маскировочные сети эти, вроде бы разболтанные, великовозрастные вояки укрыли свои машины и палатки таким образом, что могли принять бой в полном окружении. Они знали, что если солдат срочной службы «духи» могли взять в плен, держать где-нибудь в яме, закованными в колодки, или в качестве раба в каком-нибудь горном ауле, то их в плену ждала не просто смерть, а смерть унизительная, мучительная.

            Сделав пару замечаний, капитан зашёл в уже разбитую для него персональную палатку.

            – Дневальный!– крикнул он хриплым прокуренным голосом, и ослабив ремни через голову снял портупею с кобурой.

            Полог палатки откинулся и показалась голова белобрысого бойца лет двадцати пяти с заклеенной крест-накрест пластырем щекой. Он молча вопросительно смотрел на капитана.

            – Ну что вылупился... не учили что-ли? Рядовой Пупкин по вашему приказанию прибыл!– вдруг взорвался капитан, побагровев лицом и шеей.– Ну, вы меня совсем достали... конвойные войска,– он бессильно махнул рукой и как-то сразу увял, став вроде бы даже меньше в объёме, как сдувшийся мяч.

            Дневальный спокойно дождался пока временная горячка ротного пройдёт. Участливо, будто даже с жалостью спросил:

            – Что надо-то, Петрович?

            – Что надо, что надо... Володю позови... Корнюхина, устало, нехотя, не то приказал, не то попросил капитан...

            По лицу Володе было столько же лет, сколько и ротному, но его подтянутая худощавая фигура «тянула» на значительно меньшее количество прожитых лет. В отличие от дневального он попытался по-уставному доложить о прибытии:

            – Товарищ капитан, старший лейтенант Корнюхин...

            – Да брось ты Володь... Садись,– капитан сидевший на застеленном синим солдатским одеялом койке кивнул на место рядом с собой. Он достал из металлического сейфа стоящего прямо на полу фляжку.– Во... коньяку по глотку осталось... Этот юноша-майор таким жилой оказался, так и не налил... А может и нет у него... Ишь московское ВОКУ, интеллигенция, штаны глаженные. Такие в советские времена из ГСВГ не вылезали, а сейчас и им здесь говна хлебнуть приходится.

            – Ты меня зачем вызвал... пить? Ты же знаешь, я не буду. Если тебе чокаться не с кем, кого другого найди,– Володя говорил спокойно, но с лёгким раздражением.

            – Да нет, не пить... Сначала не хотел тебе говорить... да ведь потом всё равно дознаешься, меня проклинать будешь...– ротный хлебнул из фляжки, задохнулся, закашлялся.-

            – Что там у тебя Ген, не тяни, а то ребята палатку там ставят. Подумают, что я специально с тобой тут, по старой дружбе, чтобы не вкалывать.

            – Ничего, перебьются, без тебя поставят... помоложе тебя будут... Уф, дерёт сука, ну и пойло даги гонят – ротный погладил горло, которое было обожжено только что проглоченным самопальным дагестанским коньяком. Вздохнув, он словно окончательно решился.– Невестка Исраила Умхаева и его внуки здесь, в этом селе.

            При этих словах Корнюхин как бы встрепенулся, весь наполнился новым содержанием, его до того безразличные глаза загорелись, сузились в звериные щели,  взгляд обрел силу, скулы и рот – хищный оскал.

            – Спасибо Ген...– шёпотом, со зловещей радостью поблагодарил он ротного.– Они там, в этом красном тереме?

            – Да... Только Володь... Я понимаю, тебе всё одно, а мне до выслуги два года осталось. Я и так еле держусь. Я не хочу столько лет отбабахать и без пенсии остаться. Тебе что, ты один, а у меня семья... А, Володь, может того... пусть живут? Они-то, дети не причём и баба, невестка его, она ж не знала когда замуж шла, что на тесте должок неоплатный.

            Корнюхин в упор словно пронзил сидящего на койке ротного взглядом.

            – Ты всё сказал?–  спокойно спросил он.

            Капитан с сожалением смотрел на фляжку в своей руке, как бы раздумывая, хлебнуть ещё раз или нет, и молчал.

            – Моя мама, сестрёнка... они тоже ни при чём были... Ты извини Ген тебе зла не желаю, но...

            За право «зачищать» особняк московских чеченцев возник нешуточный спор. Много прослужившие, не раз понижаемые в должностях и званиях старлеи и такие же «битые» прапора не желали уступать лакомый кусок. Всё решило вмешательство ротного:

– Скляр... ты в "теремок" пойдёшь.

– Петрович... ты самый справедливый ротный на свете,– ёрничая выразил благодарность длинношеей, похожий на гусака старлей.

– Потом сочтёмся,– капитан хитро подмигнул взводному.

– А как же... ты ж меня знаешь,– старлей подтвердил, что понял намёк.

– И это... с тобой Корнюхин пойдет.

Хоть и спокойно, обыденно, вроде бы между прочим сказал это капитан, но настроение взводного сразу испортилось. Он вздохнул и с нескрываемым сожалением заметил:

– Ну что ж надо, значит надо... Только это... Петрович... Я за него не отвечаю...

Ротный обведя взглядом прочих недовольных его выбором взводных, сразу пресёк возможное недовольство:

– Всё... приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Инструктаж как обычно. Предельная осторожность, по одному без прикрытия в дома и дворы не соваться... не менее двух человек прикрывают, хозяев на мушке держат, остальные дом шмонают. Особое внимание на мальчишек, у всех мужиков моложе пятидесяти смотрите синяки на плече... В общем, сами всё знаете. С новичками, кто первый раз на "зачистке", провести индивидуальные беседы, подготовьте, чтобы голова кругом не пошла, чтобы не озверели, когда увидят сколько здесь во дворах иномарок и КАМАЗов, телевизоров японских, ковров в домах... золотых зубов... Перед выходом проверка связи. Я в лагере с резервом, командирам взводов держать со мною связь... при возникновении внештатной ситуации, доклад немедленный... Вопросы?!

Если боевики и были в селе, то они его давно покинули и потому «зачистка» проходила хоть и медленно, но без особых эксцессов. Это, конечно, если не считать недобрые, тяжёлые взгляды женщин и пожилых чеченцев, пронзительные декламации мальчишек младшего школьного возраста стишков, которым их учили в школе в период трёхлетнего «независимого» существования. В них особо акцентировались некоторые строки:

                                               Дрожи Россия, мы идём

                                                ........................................

                                               Аллах над нами

                                               Россия под нами

                                               .........................................

Матери и старшие сёстры вроде бы одёргивали, зажимали малолетним джигитам рты, но так чтобы солдаты успели услышать и оценить степень "любви" местного населения к России и русским. Проверять синяки на плечах оказалось почти не у кого. Старейшины и здесь объясняли отсутствие в селе мужчин способных носить оружие, тем что они все на заработках, добывают средства для пропитания своих семей. И хоть было яснее ясного, где обретаются  эти "добытчики", местные не сомневались, что русские не посмеют жечь и грабить село находящееся под патронажем Исраила Умхаева, тем более что здесь пережидали войну его невестка и внуки. Чеченцы всегда были склонны преувеличивать значение своих земляков достигших относительно высокого положения в Москве. Так большинство из них искренне верили, что Хасбулатов в девяносто третьем году мог стать властителем всей России. "Если бы Руслану тогда немного повезло, Россия сейчас бы была колонией Чечни",– на полном серьёзе говорили они. И если русские в ответ смеялись, резонно заключали: "Смог же Сталин, при нём и Россия и весь Союз работали на Грузию. А чем наш Руслан хуже Сталина?" После этого русские обычно переставали смеяться и задумывались.

«Дворец» Умхаева пошёл «зачищать» сам взводный Скляр с пятью своими наиболее «приближёнными» подчинёнными. К ним, не говоря ни слова, пристроился Корнюхин. Во дворе за высоким забором и железными воротами их встретила молодая женщина, к которой жались трое детей, двое мальчиков, один совсем маленький два-три года, второй лет шести-семи и девочка по возрасту старше первого и моложе второго брата. Национальность женщины не вызывала сомнений, на это указывали и «масть» и особый, одновременно злой и презрительный взгляд. Но и то, что она довольно долго жила вне Чечни, для опытного наблюдателя было очевидно. Она смотрелась не сухопарой и длиннолицей, как подавляющее большинство чеченских женщин, не была она и такой, как те чеченки, что быстро и безобразно полнели после многочисленных родов. Нет, эта по всему, хорошо и разнообразно питалась с детства, и своих троих детей родила в хорошей платной московской клинике. Красивая чеченка – это редкость. Женщина и являлась той редкостью, красивая, здоровая, налитая приятной женской плотью. Во дворе находились ещё люди, пожилые мужчины и женщины, по всей видимости родственники хозяйки.

– Посторонних прошу разойтись по своим домам... Вы хозяйка?... Ваши документы! Оружие боеприпасы, наркотики в доме есть?– привычной скороговоркой обратился взводный.

Глаза женщины источали ненависть, но она сдерживала себя:

– Здесь только я и мои дети... Мы проживаем в Москве, но уже почти год не можем отсюда выехать... кругом стреляют.

Родственники покинули двор, но встали за воротами и не уходили. Взводный тем временем внимательно изучал документы женщины.

– Иш, ты,– присвистнул он,– русскому из мухосранска в Москве прописаться и не мечтай, а чеченцам из деревни запросто…– он в свою очередь так сверкнул глазами, что женщина сразу умерила пыл.

Солдаты тем временем вскрыли гараж.

– Ого, Михалыч... Здесь "Мерс" стоит.

– Это машина моего мужа,– заволновалась женщина.

– А сам-то он где?– подозрительно смотрел взводный.

– Он в Москве... Он у своего отца работает. Его отец очень большой человек в Москве и...

– Уже наслышаны,– перебил взводный.– Пошли в дом...

Женщина вдруг перехватила взгляд немолодого военного стоящего отдельно от всех и не принимающего участия в "шмоне"... Он как-то странно смотрел на детей. Она стала беспокойно на него оглядываться... Солдаты принялись обшаривать дом. В основном провинциалы, жившие в небольших городах, посёлках, деревнях... Они уже привыкли, что большинство чеченских домов это зажиточные крепкие гнёзда больших дружных семей. Их собственные домишки и квартирёшки, в которых остались их родители, если ещё живы и маленькие семьи, если таковые имелись... Рядом с этими гнёздами жилища простых русских это теснота и нищета. Но в этом доме даже опытные, привыкшие к достатку чеченцев, солдаты были ошеломлены: стереоаппаратура, дорогие люстры, ковры, чешская кухонная мебель, итальянская спальня, сверкающая хромированная сантехника... Впрочем, электроприборы и санузел бездействовали – в селе давно уже не было электричества. Видимо дом строили не местные, скорее всего турки, а мебель и всё прочее завезли, несмотря на фактическую блокаду из России, или из той же Турции.

Русский, так странно рассматривающий детей, куда-то пропал, женщина несколько успокоилась и вновь принялась со злом выговаривать взводному:

– Если отсюда хоть что-то пропадёт вам и вашим командирам не поздоровится, у нас есть знакомые в военной прокуратуре!...

Но бойцы, не обращая внимания на хозяйку, с грохотом открывали дверцы шкафов, сбросили паралоновый матрац с огромной кровати... Нарочно хлопали, роняли дорогие вещи, посуду...

– Михалыч... нашёл! Здесь сейф в стену вделан! Под ковром замаскирован!

Взводный поспешил на зов, женщина и не отстающие от неё дети следом. В комнате, видимо выполнявшей в этом, мусульманском, но сделанном по евростандарту, доме, функцию гостиной, со стены был сорван большой ковёр с вытканным изображением иммама Шамиля, под которым и скрывалась дверка сейфа.

– Позвольте ключики,– с галантной издёвкой, и жадным блеском в глазах обратился взводный к хозяйке.

– Нет... их у меня нет!... Там важные документы... вы не имеете права! Они принадлежат отцу моего мужа. Он до Путина дойдёт, если вы до них дотронетесь!

– Ну что ж, придётся нашим. Давай Саша наш ключ, приказал он стоящему рядом сержанту.

– Айн момент,– с готовностью отреагировал тот, доставая из одного из кармашков своего бронежилета небольшую толовую шашку.

– Нет... не дам!– женщина кинулась к сейфу и заслонила его собой, дети последовали за ней.– Вы  ещё пожалеете, что с нами связались!– она с иступлённым упорством пыталась запугать этих много раз видевших смерть людей.

Сержант с толовой шашкой вопросительно посмотрел на взводного. Тот колебался. Женщина конечно "брала на понт". Нет, взводный не испугался, он просто раздумывал, как вскрыть сейф при этом не сильно "трогая" женщину. Он не хотел, чтобы она получила какой-нибудь физический ущерб. Деньги, ценности... у чеченцев, тем более московских, их много, а вот если будет затронута их честь, особенно если это будет касаться их женщин... Тогда они наверняка станут искать виновного, а взводный не хотел быть виновным.

"Гордиев" узел неожиданно разрубил Корнюхин. Он не пропал, он просто ходил в подвал дома, подыскивая место, для совершения своего "дела".

– Ты смотри... тигрица!...  Никак за сейф тестя подохнуть собралась!– Корнюхин стоял в дверях и со спокойной усмешкой смотрел на женщину и жмущихся к ней детей.

Та, вновь увидев насторожившего её русского, как-то моментом обмякла, потеряв свою агрессивность – она инстинктивно чувствовала, что он не такой как остальные, тем прежде всего нужны были деньги, от этого исходил щемящий, парализующей волю холод смерти.

– Михалыч! Они нас карателями называют. Какие же мы к чёрту каратели, если она нас совсем не боится. Представь, что делают чеченцы, когда вот так же входят в русский дом... Детей головами об стену, а бабу дерут человек двадцать попеременно, во все пихательные, покуда не сдохнет. А эта сука уверена, что её не посмеют,– зловещая улыбка проскользнула по лицу Корнюхина и тут же погасла.

Он медленно подошёл к застывшей женщине, но не тронув её, вдруг наклонился, схватил младшего мальчика и быстро потащил прочь из комнаты... Расчёт оказался верен, к мальчикам в чеченских семьях относятся трепетно, не то что к девочкам. Его надо обязательно вырастить... вырастить мужчину, защитника, кормильца. Не известно, как бы повела себя женщина, если бы он схватил девочку, но из-за сына она не могла не кинуться...

Взводный тревожно смотрел вслед удаляющемуся Корнюхину с ревущим мальчиком под мышкой и бегущими за ними с криками женщине и остальным детям.

– Эй Володь... ты там не очень! – как-то неуверенно крикнул вдогонку взводный.

– Да чего ты боишься?... Он же просто отвлёк её. Ну что рвём?– нетерпеливо спрашивал сержант.

Но взводный беспокойно переминался, колеблясь, то ли бежать следом, то ли взрывать сейф.

– А баба ничего... Первый раз такую чеченку вижу, по телу её от добротной русской не отличишь. И титьки, и курдюк что надо, и ноги не волосатые, и на морду ничего. Неплохо они в Москве отъедаются,– плотоядно поцокал языком второй боец, стоящий у сейфа.

– Ладно, рви,– наконец принял решение взводный.

Сержант приладил толовую шашку возле прорези для ключа, воткнул в неё капсюль-детонатор с коротким отростком бикфордова шнура. Солдаты и взводный вышли в соседнюю комнату, туда же следом выбежал и поджёгший шнур сержант... Взрыв совпал с пронзительным воплем откуда-то снизу.

– Что там такое?– взводный обеспокоенно посмотрел на лестницу, ведущую в подвал.

– Да чёрт с ними... бабу наверное защемил, вот и орёт... Пойдём сейф смотреть,– сержант поспешил в комнату разворочанную взрывом.

Но взводный ринулся в другую сторону по лестнице вниз, ибо крики из подвала не прекращались. Он рванул дверь в подвал, но она оказалась запертой изнутри.  Крики прекратились, тяжелая стальная дверь заскрежетав отворилась.

– Володь ты что... что ты с ними сделал!?

Корнюхин вышел спокойно-удовлетворённый, обтирая длинный обоюдоострый нож, сделанный из штыка карабина СКС, что-то бормоча себе под нос. Взводный кинулся мимо него в дверь... Назад он вышел бледный, судорожно расстёгивая одной рукой верхние пуговицы на своей "горке", а второй нащупывая рацию прикреплённую на его ремне.

– Михалыч глянь... восемь с половиной тонн зелени, и в дереве!...– подбежавший сержант держал в руках пачки денег.

Взводный, не глядя на него, вызывал по рации ротного:

– Первый, первый, я третий... ответь... ответь!

– Третий, я первый... что там у вас?– отозвался ротный.

– Петрович... тут твой... этот шизоид разжалованный... под монастырь нас подвёл... чуяло моё сердце... боюсь не расхлебать!

– Не мельтеши, объясни по порядку,– не дрогнувшим голосом перебил ротный.

– Он их зарезал... понимаешь... и бабу и весь приплод... его же в "дурку" надо, а ты его на меня повесил. Я на следствии так и скажу, что это ты мне приказал, у меня свидетели!...

– У тебя всё?!

– Нет не всё. Как мне теперь из дома выйти? Тут же у дома их родственники.

– А они что уже знают?

– Да нет пока... он же их в подвале, и сейф тут как раз взрывали...

– А что за сейф... надыбали чего-нибудь?

– Не знаю. Сейчас спрошу... Есть и зелень и деревянные,– доложил взводный выслушав сержанта.

– Сколько?

– Восемь с половиной тонн баксов, и в рублях больше пятидесяти тысяч,– взводный нехотя назвал размер добычи. При своих он мог бы соврать, но опасался Корнюхина, стоящего в стороне и казалось блаженно от всего отключившегося.

– Володю прямо сейчас ко мне отправляй, мою долю с ним передай, только зелень. Сам в доме пока оставайся. Я дам команду, чтобы остальные постепенно вокруг вас накапливались, а потом все разом отходите... Понял?

– Понял,– загробным голосом ответил взводный.

Корнюхин передал ротному пять стодолларовых бумажек и его же поблагодарил:

– Спасибо Ген.

– Ладно... какие меж нами могут быть счёты. Сейчас думай, что следователю говорить будешь,– капитан достал перевязанную резинкой пачку "зелени", присовокупил к ней принесённые Корнюхиным.– Если без пенсии турнут, на первое время хватит. Хуже если здесь грохнут. Не знаю, кто тогда их моей передаст. Кроме тебя никому не доверяю, а ты теперь вот под следствие загудишь... это уж точно,– ротный со вздохом спрятал доллары в тайник своего чемодана.