Текст книги "Один в джунглях. Приключения в лесах Британской Гвианы и Бразилии"

Автор книги: Виктор Норвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Начало было обнадеживающим, и мы принялись за второй шурф. Мне хотелось, чтобы промывка в нем была закончена до моего отъезд в Апайкву. Мы копали два дня, но на вторую ночь вода размыла стенки шурфа. После этого я весь день работал по пояс в воде, вгоняя крепящие бревна, пока помпа откачивала воду, с бульканьем текущую по шлангу. Вдруг стенка шурфа целиком осела, и в яму свалилась груда корней срубленного нами дерева мора, прижав меня к противоположной стенке.

К счастью помпа, обычно не очень надежная, на этот раз продолжала качать, а то бы я, безусловно, утонул, прежде чем братья успели бы зацепить веревками всю эту массу корней и немного оттащить их в сторону, чтобы я мог из-под них выбраться…

7. Под желтой луной

На Курупунге нам редко приходилось скучать. Как-то вечером, возвращаясь с шурфа, мы увидели в реке на мелком месте электрических угрей. Я попытался получше разглядеть, как они извиваются, и нечаянно сбил свисающее с ветвей гнездо злющих ос марабунта! В воздух поднялась гудящая туча. Надо сказать, что по сравнению с марабунта бледнеет даже укус шершня. Гектор тут же выпрыгнул за борт, а Болотный Глаз натянул на остальных кусок старого брезента. Несколько сот ярдов мы гребли вслепую. Сзади лодки шлепал Гектор, не думая даже о зубах пирайи и электрических угрях.

К концу второй недели уровень воды в речушке так понизился, что стало невозможно добираться до шурфа на лодке. Как и предсказывали братья, нам пришлось ходить туда пешком по опасной тропе, петлявшей по джунглям среди густого подлеска и могучих стволов, густо обвитых лианами. Приходилось то подыматься вверх, то спускаться в заболоченные лощины, натыкаясь на предательские валежины и хлюпая по зловонной жиже. Bcе деревья были усеяны гигантскими, длиной в два дюйма муравьями понопонари (они так же свирепы на суше, как пирайя в воде), многоножками и змеями.

Путь этот был чертовски труден. Раньше я поражался, как это братья, поглощая всякий раз целые горы риса, ухитрялись оставаться такими тощими. Теперь я уже не удивлялся. У меня и самого порядочно поубавился животик. Рыбная ловля здесь на речушке была отличной. Однажды утром я пытался поймать пакку или хаймару (обе рыбы великолепны на вкус), но вместе этого выловил молодую черепаху, мясо которой еще восхитительнее. Возвращаясь домой, я увидел на ветке у самой воды трехпалого ленивца и вспомнил, что мне рассказывали братья о глупости этих существ, которые продолжают цепляться за сук дерева, даже если он срублен. Я сломал ветку и швырнул это нелепое животное в речку.

Вынужденное купание не слишком его расшевелило, оно лишь слегка ослабило исходивший от него запах. Я посадил потом ленивца на молодое деревцо, чтобы он обсох на солнышке. За двадцать четыре часа он сумел продвинуться только на три фута, и ему понадобился еще целый день, чтобы спуститься наконец на землю и перебраться на более высокое дерево.

За день-два до моего отъезда появилась шумная партия старателей-негров, собиравшихся начать работы на заброшенном участке недалеко от нашего лагеря. На вид это была наиболее подозрительная компания из всех, какие мне до сих пор встречались, но на самом деле старатели оказались веселыми, бесшабашными ребятами. На эти разработки они наведывались уже семь лет, но ни разу не нашли здесь ничего стоящего. В день их приезда Болотный Глаз и двое братьев отправились к ним в лагерь распить бутылочку рома, а Гектор, оставшийся вместе со мной, принялся месить тесто в старой железной шайке.

Он разжег обмазанную глиной печь, которая ужасно задымила, и дым вызвал панику среди жирных тараканов и жуков. По трухлявому бревну молнией скользнула ядовитая коралловая змея толщиной с карандаш. Под крышей зашевелились бесчисленные пауки, большие и маленькие. Особенно много было тарантулов. А между подпорками и гнилыми бревнами нашей хижины и в дуплистых деревьях вокруг лагеря скрывались еще более опасные пауки. Я знал, что их укус причиняет сильную боль и может вызвать серьезные последствия. Это были «черные вдовы» и черные водяные пауки, некоторые разновидности паука-волка и в особенности один вид из семейства ctenus, которого старатели называют «седым» пауком. Его можно узнать по белым полоскам на всех суставах длинных волосатых лапок. О пауках написано немало, но обычно их опасные свойства преуменьшаются. Однако на Амазонке я дважды был свидетелем смерти индейцев от укуса пауков, поэтому теперь принял меры предосторожности, взяв с собой соответствующую сыворотку.

И хорошо сделал… У тех погибших индейцев вскоре после укуса появилось головокружение, тошнота и судороги, они жаловались, что им трудно дышать. Возможно, большую роль при этом играл также и страх. Один из них погиб через несколько часов после укуса, а другой умирал медленно. Глубокие ранки от укусов никак не заживали и в конце концов вызвали гангрену. Всё это промелькнуло у меня в голове, когда Гектор, поставив тесто и подкинув дров в огонь, устроился с книгой на койке, но в то же мгновение с криком выронил книгу – на его обнаженную грудь шлепнулся огромный изголодавшийся «седой» паук!

Гектор сбросил с груди это волосатое чудовище, отшвырнув его прямо на меня. Я тут же бросил чистить винтовку и в смятении вскочил на ноги, а мелькнувший в воздухе паук ударился о подпорку и свалился мне на плечо. В следующую секунду он уже был под рубашкой! Я тут же раздавил его, но он успел тяпнуть меня своими мощными челюстями в живот. Боль от укуса была ужасной… Не теряя ни секунды, я приготовил небольшую дозу сыворотки. Ранка уже вспухла и горела, меня здорово подташнивало, так что я должен был сесть.

Но через несколько минут сыворотка начала действовать, и тошнота прошла. На теле у меня были отчетливо видны два прокуса, они воспалились и кровоточили, кожа вокруг ранок вздулась и покрылась белыми волдырями, как при крапивной лихорадке. К вечеру я уже не испытывал никаких неприятных ощущений, кроме боли в месте укуса, но, не будь у меня сыворотки, мне было бы очень скверно. А если верить братьям, дело могло бы кончиться смертью.

Уже несколько ночей подряд я слышал, как в илистой грязи на берегу речки барахтаются аллигаторы, и прислушивался к их отчаянному реву во время схваток друг с другом. А раньше, когда речка еще не обмелела, я часто по дороге к прииску видел на отмелях поломанный тростник и комья ила и грязи высоко на стволах старых, мшистых деревьев. И вот как-то один из негров-старателей, по имени Перри, предложил мне поохотиться ночью на аллигаторов.

Перри сказал, что, когда он прошлый раз работал в этом районе, аллигатор сожрал его собаку и теперь он хочет свести счеты. Кроме того, он и его ребята, то есть старатели-негры, обожают великолепное блюдо из риса, бананов и хвоста аллигатора. Ночное время самое подходящее для охоты в джунглях, когда все обитатели сходятся к ручьям и озеркам на водопой. Надо только быть очень осторожным, а то превратишься из охотника в дичь.

Эти чешуйчатые хищники днем обычно стараются не попадаться на глаза, по крайней мере в окрестностях лагеря, а мне очень хотелось сделать несколько снимков. Поэтому я сразу согласился отправиться на охоту. Даже если не удастся подстрелить аллигатора, то всегда можно убить лаббу или акури. У нас было много соленой свинины, но у нее уже появился неприятный запах, и поэтому свежее мясо нам бы не помешало. Дневная духота постепенно спадала. Медно-красный диск опустился за горизонт, и предзакатную тишину быстро сменил шум черной бархатной ночи.

Легкий ветерок шумел в листве высоченных деревьев, и они скрипели и гнулись под тяжестью буйных лиан. До самого ужина мы играли в карты, а после еды начали заряжать ружья и винтовки при свете керосиновой лампы. У Перри было одноствольное ружье 8 калибра, заряжающееся с дула, – прямо-таки музейный экспонат. У ружья 16 калибра расшатался затвор, и поэтому Гектор взял мой дробовик. Пэт вызвался быть рулевым, а Эвелин предпочел остаться дома, чтобы допечь хлеб.

Я взял с собой винтовку с двумя запасными обоймами, а Болотный Глаз принялся точить свой длинный мачете, хотя я до сих пор не могу понять, как он при этом ухитрился не отрезать себе пальцы. Мы вчетвером спускались по скользкой тропинке, а Болотный Глаз освещал нам путь фонариком. Все осторожно расселись в лодке. Если бы Болотный Глаз поднял шум или уронил в воду фонарик, с ним могла бы случиться непоправимая беда, поэтому я поместил его на носу вместе с фонарем, и мы отчалили.

Лодка бесшумно скользила по черной воде, и ни один звук не нарушал тишины, лишь раздавались тихие всплески, когда весла погружались в воду. Там, где речка разделялась на два протока, мы свернули направо, вместо того чтобы плыть прямо по уже обмелевшему протоку, который вел к прииску. Новый путь был не шире, зато там было глубоко. Мы врезались в путаницу свисающих пальмовых листьев и темных ветвей. Зелень над головой сомкнулась, образуя плотный полог, и мы вертелись в этом лабиринте изнемогающих под тяжестью лиан деревьев, вдыхая запах тины, смешанный с сильным терпким ароматом каких-то луковичных растений, плавающих среди пузырей пены.

Вскоре сквозь сплетение ветвей кое-где стал пробиваться лунный свет, и мы услыхали где-то поблизости тихие всплески и хлопанье выползающих из ила аллигаторов. Тускло мерцала покрытая рябью поверхность речки. Лодка въехала в еще более густые заросли, и пробивавшийся свет луны совсем исчез. Я не мог ничего разглядеть… Мы перестали грести и прислушались. Вдруг где-то очень близко раздался страшный рев, а потом тяжелые шлепки и удары бронированных хвостов.

В лодку хлынула вода, что-то с силой стукнулось о планшир. Болотный Глаз включил фонарь, и в его мигающем свете мы увидели злые, горящие красным огнем глаза над широко раскрытой пастью, усеянной острыми зубами. В пятнадцати футах от нас сошлись в смертельной схватке два огромных аллигатора. Одно чудовище ухватило другого за переднюю лапу, и мы, словно завороженные, смотрели, как раненый аллигатор перевернулся и опрокинулся на спину, продолжая яростно бить хвостом.

Мощные челюсти с хрустом впились в беловатое брюхо, и, когда они разжались, полилась кровь и обнажились внутренности. Оглушительный рев почти заглушил отрывистый звук винтовочного выстрела. Я стрелял в ближайшего зверя, и когда пуля попала в цель, аллигатор скатился в воду, увлекая за собой и другое чудовище. Гектор выстрелил в распоротое брюхо почти одновременно из обоих стволов и вспугнул остальных аллигаторов, лежащих в прибрежном иле. Они все разом бросились в воду, так что все кругом вскипело. Лодка наша отчаянно запрыгала.

Болотный Глаз, в волнении чуть не свалившийся за борт, бешено махал руками, делая знак Перри грести назад, но тот, выпучив глаза и разинув рот, показывал куда-то вверх, где среди ветвей сверкал яркий зеленый огонек чьих-то глаз. А в это время наша неуправляемая лодка въехала прямо в самое скопище чешуйчатых тварей и чуть не опрокинулась под их ударами. Перри дико завопил:

– Камуди! Большая змея, очень, очень, очень большая! Да посвети сюда, черт тебя возьми, этим проклятым фонарем!

Вдруг хвост аллигатора хлестнул по задранному носу лодки, отщепив большой кусок дерева. Над бортом показалась безобразная морда, и мощная передняя лапа ухватилась за планшир. Когда когти аллигатора заскребли по сиденью, а длинное рыло с широко раскрытой пастью оказалось лишь в ярде от Перри, он забыл о притаившейся змее и выстрелил из своего музейного ружья. Свинцовый град буквально разорвал чудовище на части, а сильная отдача сбила Перри с ног и отшвырнула ко мне. В этот момент я пытался поймать свет фонаря, чтобы сделать снимок при вспышке магния.

Аппарат был выбит из моих рук, я опрокинулся на заднюю скамью, а Перри повалился на меня. В лодку хлынула вода, затопляя все вокруг, и корма под тяжестью наших тел совсем ушла под воду. В следующее мгновение я уже барахтался наполовину в воде, наполовину в илистой слякоти, а Перри уцепился за корму, стараясь не последовать за мной. В лодку снова хлынула вода, и Гектор закричал. Я тоже стал орать, когда мою ногу царапнула грубая чешуйчатая кожа!

Луч фонаря скользнул по взбаламученной воде и осветил здоровенного аллигатора, выползающего из грязи. Он прошлепал так близко, что наступил мне на руку, и я опять заорал. Пасть приблизилась к моему сапогу, я стал отчаянно отбиваться. Болотный Глаз перегнулся через борт. В лучах фонаря сверкнуло лезвие его мачете. Я был уверен, что аллигатор отхватит мне ногу, но Болотный Глаз попал острием прямо ему в глаз, и зверь выпустил мою ногу. Я радостно выругался. Зловонное дыхание пресмыкающегося смешалось с запахом тины и слизи, забивших мне нос и рот. Перри ухватил меня своей огромной лапой за штаны и одним мощным рывком буквально внес в лодку…

Он бросил меня на скамью, выхватил у Болотного Глаза фонарь и направил луч света в листву. Но огромная змея уже исчезла. Я был слишком занят розысками своей драгоценной камеры, чтобы обращать внимание на его ругань. Ни одного аллигатора уже не было видно, кроме того дохлого, который плавал вверх брюхом. В тростнике мягко плескалась вода… Я крикнул Перри, чтобы он посветил в лодку. Болотный Глаз уцепился за хвост мертвого аллигатора и пытался втащить его через борт. Лодка накренилась. Я заорал на него, но он продолжал тянуть. Иногда Болотный Глаз попадал в луч фонаря, а потом Перри, направил свет уже прямо на него. Тогда наш «механик» бросил тянуть и принялся рубить по хвосту аллигатора своим мачете, заодно ухитряясь откалывать щепки от нашего уже безнадежно изуродованного планшира.

Я упросил Перри посветить на дно лодки. Под скамьями было дюйма на три воды, и моя камера лежала на дне. Моя винтовка тоже. Гектор схватил консервную банку и начал вычерпывать воду, а я стал спасать свое имущество. Болотный Глаз кончил резать аллигатора и шлепнулся в воду на дно лодки. Драгоценный хвост был крепко прижат к его забрызганной кровью груди.

Пэт схватил весло и начал грести, направляя лодку по кругу. Перри помогал ему, гребя прикладом своего мокрого ружья, все еще ворча насчет той большой змеи. Я наскоро протер винтовку и занялся камерой. Она оказалась в порядке. Пленка, разумеется, погибла, но у меня был порядочный ее запас. Больше всего я жалел, что пропали мои снимки. Когда мы выбрались из самых густых зарослей, вновь показалась луна. Ее бледный свет никогда еще не был таким желанным. То же самое я должен сказать и о хорошем глотке вина, ожидавшем всех нас в лагере.

На следующее утро я отправился на лодке к месту ночных событий. Братья продолжали рыть шурф, но у меня оставался лишь один день до отъезда в Апайкву, и мне еще многое надо было сделать. Под аркой переплетенных корней я нашел какой-то липкий ком из шерсти и кожи вместе с копытами и рогами. Да, здесь побывала камуди, и притом огромная… Над водой висела легкая дымка, непрерывно гудела мошкара. Какое-то существо мелькнуло под водой, оставив на поверхности зигзагообразный след, но я не понял, что это было.

Держась ближе к камышам, я наткнулся на «гнездо» аллигаторов из прутиков и травы, скрепленных стеблями и глиной. Его почти не было видно под двумя огромными поваленными стволами. По отметкам воды на их пятнистой коре можно было видеть, что уровень в речке продолжает падать. А всего через шесть недель картина может совершенно измениться. Вода поднимется футов на двадцать и затопит илистые берега. Такие неожиданные перемены в порядке вещей. Еще накануне «гнездо», вероятно, находилось целиком под водой. Мое внимание привлекла густая копошащаяся масса крошечных аллигаторов, всего лишь по несколько дюймов в длину. Они извивались, переползали друг через друга, и их маленькие злобные глазки, казалось, совсем не мигали.

Когда я подгреб поближе, аллигаторы бросились к воде, но их было так много, что я сумел ухватить нескольких из них за шею и бросил в лодку. Я накрыл их жестянкой для вычерпывания воды, придавив ее мокрым чурбаком. На обратном пути я увидел маленькую желто-зеленую черепаху, медленно ползущую по грязи. Я стукнул ее веслом, подцепил на лопасть и вывалил в лодку. Черепаха лежала на спине, беспомощно шевеля лапами. Таких странных черепах я никогда в жизни не видел. У нее была необычайно длинная шея и головка змеи. Кроме того, у нее, как и у змеи, имелась пара «зубов», выступавших из нижней челюсти…

У причала меня встретили братья. Когда я нагнулся, чтобы взять черепаху в руки, Гектор предостерегающе крикнул. Эту черепаху называют «лабария» и считают такой же ядовитой, как и змею с тем же названием. О черепахах я знал мало, поэтому принял сообщение братьев за чистую монету и брал ее уже с большой осторожностью.

В то утро, когда мы ждали почтовый пароход, случилось несчастье. Братья должны были доставить меня к устью нашей речушки к определенному часу. Как обычно, они спустились в воду босиком и стали укладывать в лодку кое-что из моих вещей. Болотный Глаз с веселой улыбкой оттолкнул лодку от берега и вдруг закричал и повалился в воду, корчась от боли. Со дна поднялось облако ила и грязи. Мы втащили его в лодку – это было проще, чем волочить его по скользким корням на высокий берег, – и увидели, что его ступню пронзил скат своим опасным шипом! В ране торчал обломок…

Вот ирония судьбы! Именно он часто предупреждал меня об этой самой опасности, хотя я не делал и шага без сапог. Сами мы не сумели вытащить острие из ноги – было похоже, что у него раздроблена кость. Требовалось вмешательство опытного врача. Мы только могли остановить кровотечение и дать ему несколько обезболивающих таблеток. Братья повезли его в Знаку, а я в утлой лодчонке Перри отправился к пароходу. Так печально завершились эти две интереснейшие недели, проведенные мной у Лобертов.

В Апайкве произошла первая серьезная заминка. Здесь невозможно было достать подходящей лодки, ни простой, ни моторной. Правда, я слышал, что в Кевейгеке, недалеко от поселения индейцев аккаваи за горами Камаранг, есть один голландец, у которого можно купить и лодку, и мотор к ней. Об этом мне сообщил хозяин лавки в Апайкве. Он сказал, что лодка представляет собой плоскодонное «бато». Похоже было, что это именно как раз то, что мне нужно. Во всяком случае поздно уже было доставать лодку в каком-то другом месте без риска застрять в Апайкве еще недели на четыре или на пять. В крайнем случае я мог нанять нескольких индейцев, и они сделали бы мне «бато» за более короткий срок.

Апайква очень выгодно отличается от Тумуренга. Здесь сколько угодно свежих фруктов, тогда как в Тумуренге их почти нет. Прямо напротив полицейского поста в реке бурлил огромный водоворот – шумящая, засасывающая воронка, достигающая многих ярдов в поперечнике. А немного подальше порк-ноккеры ныряли за алмазами, пользуясь при этом очень старым водолазным шлемом и костюмом из прорезиненного брезента с курткой до талии и тяжелыми свинцовыми бляхами на поясе (придумали его бразильцы). Таких костюмов здесь было всего два, и их хозяин (тот самый португалец, которому принадлежало почти все на Мазаруни) здорово на этом зарабатывал, получая долю с каждого найденного алмаза.

Здесь, разумеется, были несчастные случаи, иногда кончавшиеся смертью. Это происходило из-за предательских течений, нередко относивших ныряльщиков и перекручивающих их воздушные шланги, из-за нападения электрических угрей, а однажды причиной гибели была гигантская змея. Й все же алмазная лихорадка не ослабевала. В первое время старатели обычно спускались в бурную реку с отлогого берега и прыгали с крутого уступа, но после того, как несколько человек утонуло, повредив воздушный шланг или разбившись о камни, они построили понтон и стали нырять с него. Все это было примитивно, но тем не менее нередко давало неплохие результаты.

Тот же португалец, который по передоверенному контракту владел почтовым пароходом, имел также исключительные права на этот участок реки. Без его разрешения никто не мог нырять за алмазами. Мне предложили попытать счастья в этом деле, а когда узнали, что я собираюсь отправиться дальше, за Апайкву, то допросили в полиции. Однако имевшееся у меня разрешение на въезд в индейские поселения и рассказ о намерении написать книгу прекратили дальнейшие расспросы. Я сделал еще одно открытие: гамак из травы типишири, купленный мной в Джорджтауне за двадцать два вест-индских доллара, стоил здесь ровно три доллара, и по этой цене его можно купить буквально всюду у индейцев, которые их изготовляют… Меня явно надули!