Текст книги "Правило Рори"

Автор книги: Виктор Черняк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Чем богат?

Торговец сделал вид, что не понял.

– Стесняешься? – Рори расплылся. – Порошка не держишь?

Торговец изобразил напускное негодование. Инч тут же развернул шоколадку, отломил половину, запихнул в рот, вторую половину тщательно завернул в фольгу и сунул в карман: он не спешил уходить вовсе не потому, что хотел попугать шалеющего от страха лопоухого типа по ту сторону прилавка, вовсе нет, Рори, пережевывая шоколад, прикидывал, как пройдет встреча с мисс Николей и между делом отпускал реплики:

– Подмешиваешь безбожно?

– О чем вы? – торговец попытался отступить в тень.

– Подмешиваешь… подмешиваешь… я же вижу. У меня на улице фургон, а в нем собачка, чует порошок через дорогу. Хочешь, приведу собачку сюда? – Рори измывался над торговцем, зная, что тот спровадил немало людей на дно, Инч ненавидел его и ему подобных, Джипси Гэммл тоже не без их участия сошла в могилу.

Торговец непроизвольно прянул к прилавку, стараясь через витрину оглядеть улицу и разобраться, блефует ли покупатель насчет фургона или говорит правду. По лицу торговца разлилась бледность, губы задрожали. Рори обернулся, едва не покатился со смеху, – в двух шагах от входа в лавку у бровки тротуара синел тупорылый фургон.

– Ну и как? – Рори победно оглядел торговца, передразнил: – Не спрашивай наркотики! Здесь их нет!

– Я заплачу… – торговец зыркнул на номер фургона и полез под прилавок.

– Дача взятки должностному лицу при исполнении? Рисковый парень… – Рори рассмеялся.

Торговец пошел пятнами. Рори не раз переживал в юные годы такое – страх корежит человека, переворачивая нутро вверх дном. Лавочник перешел на сдавленный шепот:

– Чего ты хочешь? Чего… я… в общем… я готов… ты скажи… и… – Он замолчал и, как человек, окончательно загнанный в угол, уже с оттенком угрозы взмолился: – Чего ты хочешь?

– Да ничего… Вот взъелся. – Рори ухватил пиджак за лацканы и потянул их навстречу друг другу, будто сомневался, хорошо ли сидит пиджак. – Дай шоколадку бесплатно! Только не из дешевых.

Торговец соображал натужно, сразу не поняв, чего добивается рыжеволосый увалень.

– И все? – изумление вытеснило страх.

– И все. Ты же неплохой в общем человек… – Рори засунул дар в карман. – Душегуб, конечно, но… покажи мне хоть одного святого в этом городе, и я брошусь с висячего моста в самой высокой его точке от избытка чувств и восторга.

Глаза торговца сузились от злобы. Рори недаром прожил столько лет в кварталах бедноты и знал, что есть доброхоты с квадратными челюстями, которые охраняют таких лавочников, Рори давно прошел эту школу и не боялся, но на всякий случай предостерег:

– Не вздумай стукнуть защитничкам… я не из бюро, мне законы соблюдать ни к чему, в случае чего, я вытряхну тебя отсюда прямехонько в мусорный бак и сам присыплю сверху барахлом… никто не раскопает. Привет!

Инч вышел на улицу и сразу выбросил торговца из головы, солнце пригревало, дул ветерок, доносивший из чайна-тауна запах рыбы, креветок, жаренных в кунжутном масле, рисовой лапши и маринованных утиных лапок. Сразу после часовни начиналась маленькая Италия: из ростиччерий и тратторий тянуло другими, не менее волнующими запахами; старушки, болтающие на сицилийском диалекте, протягивали статуэтки святых, вывезенные из Неаполя, и лопотали не переставая.

Рори подумал было сунуть шоколад, выторгованный у перепуганного лавочника, мисс Николей, но прикинул, что будет выглядеть слишком игриво, без той уверенности в себе, от которой шаг до угрозы другому. Рори подозвал мальчишку с крупными завитками черных волос и влажными глазами на оливковом лице, мальчик с готовностью подошел. Рори положил руку ему на макушку:

– Чего у тебя такая грязная шея?

Мальчик пожал плечами. Рори протянул ему шоколадку:

– Возьми!

Мальчик ухватил плитку черными от грязи пальцами, задрал голову, пытаясь заглянуть в глаза Рори:

– Чего сделать?

– Да ничего.

Мальчик не поверил, он мялся, переступая с ноги на ногу, и не отходил от Рори.

– Знаешь, – сказал Инч, – одно-то дельце у меня к тебе есть.

Глаза мальчика погрустнели: так он и знал, неспроста же этот дядька отвалил ему сласти, мальчик уже привык, что без смысла ничего не делается, на всякий случай отступил на шаг, чтобы в случае чего дать стрекача, не расставаясь с шоколадкой, если поручение окажется слишком рискованным.

– Вот что, старина… – Рори мысленно был уже в доме мисс Николей и пытался представить, как она выглядит и как поведет себя, услышав предложение Инча. – Вымой шею, вот моя просьба, – Инч потрепал мальчика за вихры и двинулся по направлению к дому, где его ждали. Мальчик переглянулся со старухой, торгующей статуэтками, и покрутил пальцем у виска.

В доме мисс Николей четыре крыльца, скорее всего, четыре семьи; Ррри нажал кнопку переговорного устройства под медным крабом – именно так рекомендовала найти ее вход мисс Николей – и проговорил медленно, стараясь избавиться от тянущегося шлейфом из детства просторечного акцента:

– Мисс Николей, я вам звонил… относительно Сэйерса.

– Кто вы? – проскрипело переговорное устройство,

– Скажем, друг, бывший друг Найджела.

– Как зовут жену Сэйерса?

– Звали, – поправил Инч. – Эвелин.

– Сколько у него сыновей?

– Ни одного, – усмехнулся Рори, – только дочь.

Замок щелкнул, гость толкнул открывшуюся дверь, Мисс Николей стояла на лестнице, ведущей на второй этаж, и Рори допускал, что в складках ее длинного платья упрятано оружие. Таких женщин Рори приходилось встречать не часто, а так близко, пожалуй, впервые: высокая, с тонкой талией, гладко зачесанными волосами и пронзительно-синими глазами. Все в мисс Николей свидетельствовало о жизни, которая и не снилась Рори Инчу; движения мисс Николей отличала та достойная простота, которую чаще всего не удается приобрести в результате тренировок, такие манеры передаются по наследству, вместе с прозрачной кожей и умением смотреть на собеседника всепроникающим взором с насмешкой, но одновременно так, чтобы, упаси бог, не обидеть.

Мисс Николей жестом пригласила следовать за собой, и Рори отметил, что, сколько бы времени он ни проторчал перед зеркалом, у него никогда так бы не получилось.

На низком столике стояли две чашки кофе – мисс Николей ждала гостя – и банка с крекерами.

– У меня не много времени, – обронила мисс Николей, давая понять, что предпочла бы сразу перейти к делу.

Рори опустился в просторное кресло, такие он любил – сидеть удобно, и живот не кажется таким уж огромным.

– Мисс Николей, – Рори, не скрывая восхищения, рассматривал собеседницу, зная, что ему простят бесцеремонность: женщины готовы проглотить бестактность, лишь бы не столкнуться с равнодушием к их персоне, – я знаю, Сэйерс в свое время обошелся с вами круто, – ложечка в руках хозяйки дома чуть дрогнула, и Рори решил идти напролом, – я могу… – Рори не любил произносить это слово, он щелкнул пальцами, и мисс Николей мгновенно все поняла. Предложение Инча не вызывало сомнений, и этот жест со щелчком прозвучал отрывисто, как выстрел; Рори рисковал: неизвестно, как поведет себя эта дама, поняв, что ей предлагают. Мисс Николей загадочно улыбнулась, и Рори показалось, что его слова приятны этой женщине, владеющей собой ничуть не хуже, чем Тревор Экклз, когда тому надо держать себя в руках.

– Я не совсем понимаю, дорогой друг, о чем речь, – мисс Николей усмехнулась, и Рори оценил, что она не спрашивает его имени и достаточно умна, чтобы предположить, что правду все равно не услышит.

Рори отпил кофе, сегодня он выглядел недурно: на нем нет ни одной вещи, купленной за полцены, только вчера из дорогой парикмахерской, волосы лежат один к одному.

– Все просто, мисс Николей. Я предлагаю отомстить. Никаких денег вперед, как только обидчик получит свое, вы заплатите мне. Я – серьезный человек.

– Вижу, – согласилась мисс Николей, хрустнула крекером, – вы не боитесь, что я… выдам или как это принято называть?

Рори стряхнул крошки с колен.

– Ничуть, мисс Николей. У нас сугубо частная договоренность, вы меня не знаете, предложение вполне деловое, я уверен, что сумму, о которой мы договоримся, вы мне выплатите без промедления.

Мисс Николей подняла синие глаза, в упор глянула на Инча:

– У вас, должно быть, интересная работа.

Рори подумал, что, если бы ей пришлось хоть раз столкнуться с такими, как Экклз или Барри Субон, или с теми, с кем он рос, спесь мигом бы слетела с нее, однако Рори промолчал и, хотя старался ограничивать себя в мучном, съел еще пару крекеров.

Рори назвал цену, глаза мисс Николей на мгновение потемнели. О!.. Инч ничем себя не выдал: все знают счет деньгам независимо от манер и происхождения. Мисс Николей не стала торговаться. Как же надо ненавидеть человека, чтобы так хладнокровно оплатить его смерть?! Мог ли предположить Сэйерс, что оскорбленное женское самолюбие расцветет так зловеще.

– Надеюсь, наш разговор останется между нами, – Рори придал лицу выражение наибольшей безмятежности, зная, что как раз в такие моменты, по уверению многих, сторонним наблюдателям становится не по себе.

– Не смею задерживать. – Мисс Николей проводила Инча до двери, и, прощаясь, Рори сорвался или нарочно дал ей понять, что пришел совсем из другого мира, в котором не принято шутить или пересматривать договоренности. Вместо церемонных слов прощания Инч обронил: «Привет!» – и успел заметить, как глаза мисс Николей вновь потемнели.

Сегодня же Инч собирался посетить Элмера Ломакса, его Сэйерс вышвырнул из общего дела, Ломаке потерял все или почти все, бедняге потребовалось пять лет, чтобы подняться на ноги. Ломаксу Инч собирался сделать то же предложение, что и мисс Николей. Однако телефон в конторе Ломакса молчал.

Рори тщательно фильтровал список лиц, которым собирался сделать подобное предложение, каждый должен был отвечать, по крайней мере, двум требованиям: ненавидеть Сэйерса и иметь деньги. Рори прикинул верно: если человек многого достиг – а Сэйерс достиг немало, – у него непременно есть враги. Рори продумал процедуру от начала до конца: он встретится с каждым ненавистником Сэйерса всего лишь раз, а затем по завершении дела ему переведут оговоренную сумму на счет. Утечки быть не могло – ни Рори, ни его наниматели никак в ней не заинтересованы.

Не застав Ломакса, Рори позвонил Роберту Капити; более отвратительного голоса Инчу слышать не приходилось. Капити изгнали из фирмы Сэйерса по обвинению в перепродаже конкурентам ее секретов, к тому же Капити уклонялся от уплаты налогов и не без основания считал, что его разоблачению помог Сэйерс. Капити, тяжело дыша в трубку, выслушал Рори и предложил встретиться в баре, где кишмя кишели агенты в штатском и полицейские; Капити полагал: в такой обстановке риск встречи с неизвестным невелик. Позвонив, Инч предложил потолковать о Найджеле Сэйерсе, голос Капити даже по телефону звенел от ненависти, когда он переспросил раза три: «Сэйерс?..» – и Рори готов был поклясться, что в эту минуту изо рта Капити брызгала слюна.

Капити оказался приземистым человеком с откровенно тупым бесформенным лицом, с оттопыренными ушами и скошенным на сторону носом, коротко стриженные волосы росли низко, почти не оставляя лба, подбородка у Капити не было вовсе, зато повсюду – на щеках, на шее, у висков – торчали розовато-коричневые родинки, от Капити дурно пахло, одежда, казалось, пропитана застарелым потом.

– Роберт Капити, – сказал Капити, и по важности, с которой он провозгласил свое имя, Рори понял, что Капити еще и дурак. Злой дурак! Таких Рори встречал немало и знал, что в известном смысле с ними можно иметь дело, они, как быки, с ревом несутся на красное – не отвернут, хоть и налетят на заточенное острие.

Капити предложил выпить. Инч отказался. Тогда Капити решил пить в одиночку. Суть предложения Капити ухватил сразу и не сдерживал радости, уродливые родинки, казалось, запрыгали от счастья.

Такие, как Капити, привыкли торговаться за каждый цент. Рори заломил несусветную цену, и ярость Капити не знала предела, по толщине он не уступал Инчу, но был на голову ниже, и только страх сдержал его от рукопашной. Рори наслаждался разбушевавшимся Капити, как кусающимся щенком. Инч давно уразумел, что, если упрется человек вроде мисс Николей, такого не сдвинешь с места; у буянов же типа Капити ярость застилала разум, и перехитрить их, выкрутить руки, подсунуть невыгодные условия не составляло труда.

Капити сидел набычившись, уткнув кривой нос в стакан, и натужно соображал. Он ненавидел всех, и ненависть его не знала оттенков. Инч не вызывал у него ничего, кроме приливов злобы, но Инч сделал предложение, от которого у Капити захватило дух; сам Капити при всей своей тупости, подлинной или мнимой, еще до встречи с Рори уяснил: нужно раскошелиться.

Несложные терзания Капити не ускользнули от Инча, Рори поднялся и побрел к выходу, старательно оглядываясь по сторонам и стараясь ненароком не задеть чужой столик.

Капити не сразу бросился вслед – боролись жадность и ненависть, – допил бурбон и нагнал Рори уже на улице, вынимая из пакета мексиканские такое; запах пряностей защекотал нос Инчу; ел Капити так же безобразно, как и выглядел: разрывал лепешки грубыми, резкими движениями и запихивал куски с начинкой в рот так глубоко, что пальцы, казалось, уже никогда не покажутся на свет божий.

Мужчины шагали рядом, и со стороны можно было решить, что два брата-толстяка, жертвы семейной тучности, прохаживаются, улаживая в споре какие-то дела.

Капити не произнес ни слова, пока не добил все такое из пакета, бумагу швырнул на тротуар и тут же, ничуть не смущаясь, подобрал замасленные обрывки с земли и вытер жирные ладони. На губах Капити налипли крошки, вокруг родинок густо чернели точки бороды.

– Вам небось бритье – мучение? – Рори застыл на минуту и подумал, что ударил бы Капити в лицо без сожаления, прямо в эти жирные губы, так, чтобы нос скривился еще больше.

– Чего? – Капити выпучил глаза, низкий лобик наморщился.

Рори зажал нос, через мгновение шумно выдохнул и смерил Капити презрительным взглядом:

– От вас несет, старина! Вы воду только пьете?

Капити каждое слово оскорбления, казалось, разглядывал, как туземец бусину, настороженно трогал, ощупывал и только потом нанизывал на нитку сознания. Рори едва не плюнул на деньги и готов был оставить в покое зловонное чудовище, когда Капити пролаял:

– Согласен!.. Свиньи! И вы… и он… и все! Эх! – по квадратным плечам будто пробежала зыбь, кончик скособоченного носа побелел. – Денежки достаются горбом, а растекаются – фью! – только их и видели.

В этом вопле Рори почудилось человеческое. И этому кабану никто не распихивал деньги по карманам, тоже приходилось рыть землю, но нарыл Капити изрядно, то ли замесив богатство на скаредности, то ли на нечистоплотности в делах, Рори-то какое дело…

– А почему не боишься? Не боишься, что обману потом… не переведу деньги? – глазенки-кнопки засверкали от счастья.

– Почему? – Рори приблизился к Капити и, поборов брезгливость, ухватил кожу у адамова яблока двумя пальцами, зажал вену, секунда… и мозг кабана насытился двуокисью углерода. Капити стал сползать вниз, теряя сознание. Рори наотмашь ударил его по щекам, опасаясь задеть родинки, будто ядовитые шипы. Капити пришел в себя, жалко взглянул на Рори.

– Теперь понял почему? – Инч оттолкнул Капити. – Твое согласие – все равно что расписка, даже больше, запомни!

Инч не сомневался, что Капити расплатится до цента.

Сидней постарел за эти годы, жидкие волосы едва прикрывали голую макушку, щеки обвисли, вертикальные морщины рядом с ушными раковинами появились года два назад и уже не желали исчезать. Много лет Сидней не видел Сэйерса, не звонил ему, но знал о нем все. Сидней не хотел зла Сэйерсу, не желал его смерти и лично неприязни к Найджелу не испытывал. Но люди, на которых работал Сидней – он и сам себя стал называть так, надо же! настоящее имя стерлось, будто подошва до дыр, дыры слились, и кожаная подметка подлинного имени Сиднея исчезла, – требовали поставить точку.

* * *

Сидней, работая на правительство, давно понял, что хуже всего приходится людям, против которых никто ничего лично не имеет, но бедолагам привелось попасть в обстоятельства, о которых хорошо бы не знать, а если знаешь, что ж, тогда жди худшего.

«Предательская штука зеркало, – Сидней стоял в полный рост и пристально изучал себя, – отменить бы все зеркала в мире навсегда, запретить законом, безжалостно по отношению к красивым и молодым, зато какое благо для остальных».

Сидней давно сотрудничал с Экклзом, был для Тре-вора представителем заказчика. Именно Сидней просил Экклза разобраться с Найджелом Сэйерсом. Не надо думать, что Сидней забыл укус морской змеи, самоотверженность Сэйерса и обещание, данное Найджелу, до сих пор не забыл – а сколько всего стряслось за эти годы! И все же Сидней ничего не мог изменить; если бы он дал понять Сэйерсу об опасности, тот ускользнул бы, и тогда наниматели Сиднея рассудили бы, что кто-то предупредил Сэйерса, и подозрение пало бы на самого же Сиднея. И не раз он уже убеждался, что вовсе не нужно быть бессовестным, чтобы решиться на подлость, вовсе нет. В таких случаях любят говорить: каждый на моем месте поступил бы так, и это страшно как раз потому, что правда; если все же находятся единицы, плывущие против течения, тем хуже для них, они ничего не меняют, только лишний раз подтверждают, что поток всегда и все сметает на своем пути.

Экклз хотел поведать Сиднею, что поручил дело одному из лучших специалистов, но Сидней не желал ничего знать, его интересовал только результат, а лишние подробности как раз могли в будущем по таинственным законам переродиться в те обстоятельства, о которых знать не следует. Сидней давно принял за правило: не знать ничего лишнего, только необходимое – и поэтому жил и надеялся выйти в отставку и уже тогда обдумывать на досуге, что морально, а что нет…

Сколько раз убеждался Сидней, что его бывшие начальники, отправившие на тот свет немало невинных, выйдя в отставку, превращаются в милейших стариканов и если поднести к ним зеркало, то и отполированное стекло, покрытое с тыла амальгамой, заулыбается: как же! какое счастье! в него заглянуло добрейшее создание в благородных сединах!

Сидней позвонил по не существующей для внешнего мира телефонной линии и спросил;

– Ну, как?

– Отлично, Как и договорились. – Посторонний человек невольно узнал бы голос Тревора Экклза, а может, и Барри Субона, потому что голоса людей, принимающих решения относительно судеб других, неуловимо похожи.

* * *

Субон сидел перед Тревором. Только что Барри доложил Экклзу о действиях Рори Инча. Из распахнутого настежь окна доносились шумы улицы. Иногда Тревор, чье детство прошло вблизи еврейских кварталов, любил ввернуть слово на идиш:

– Рори… – только сейчас Экклз заметил, что один из лотосов в вазе рядом с телефоном съежился, склонил подвявший цветок к столешнице, Тревор поморщился как от внезапной боли, – Рори… шутцбах…

Барри Субон, отмеривающий каждое движение, будто повар деликатес, промолчал, он давно работал с Экклзом и знал, что «шутцбах» в его устах что-то вроде – напористый наглец. Барри и сам поразился хватке Инча в последнем деле, но, как и всегда, предпочитал не выдавать истинных чувств.

Экклз попытался под масленой пленкой глаз Субона разглядеть замыслы и тревоги помощника. Не получилось. Иногда Тревору казалось, что Субон сидит на транквилизаторах. «Неужели такая заторможенность – результат многолетней тренировки?» И еще Экклз подумал, не зреет ли заговор внутри фирмы. «К этому надо быть готовым всегда. В жизни нужно рассчитывать только на себя – никто не поможет. Если я ошибаюсь, меня ожидает приятное прозрение, если же ошибается человек, придерживающийся противоположного мнения, его ждет жестокое разочарование. На склоне лет предпочтительнее прозреть, чем разочароваться».

– По-моему, Рори затеял не кошерное дело.

Субон протер перстень о лацкан пиджака, полюбовался блеском золотых искр:

– По-моему, тоже. – Субон знал, что в устах Экклза не кошерное – значит не чистое, грязное дело, а если Тревор обвинял кого-то в грязном деле, исход мог быть единственным,

* * *

Как человек, познавший нищету сполна, Рори любил делать подарки. Он сидел по одну сторону стола, а Сандра – по другую. Сандра мечтала о Шепарде с золотым браслетом и бриллиантами вокруг циферблата, Рори преподнес золотые Лассаль и золотые серьги от Флоры Даника из Копенгагена. В прошлом году Рори купил эти часы и украшения, летая по делам фирмы в Европу; на борту самолета скандинавской авиакомпании делали шестидесятипроцентную скидку, о ней Рори предпочел умолчать, зачем принижать собственную щедрость? Там же Рори купил и свои часы Рэймонд Вейл, которые Сандра, ничего не понимая, назвала женскими, и Рори сделал вид, что обиделся. «Восемнадцать каратов золота», – попытался оправдаться он. «Я в этом ничего не понимаю», – Сандра хихикнула, и Рори несдержанно брякнул: «Не понимаешь – молчи». Тогда они поссорились, но вскоре помирились.

Во время ужина Рори рассказывал Сандре о посещении мисс Мелани Николей и о встрече с Робертом Капити. Мисс Петере, слушая, вспомнила, что нет любимого Инчем хлеба, и высказала желание сбегать за булкой в магазин через дорогу. Рори заметил, что обойдется без хлеба, но. Сандра настояла, и Рори, в который раз после их знакомства, подумал, как ему повезло.

В десять вечера они лежали в постели: Рори обдумывал планы на завтра, Сандра листала книжку «Фрэнк Синатра – мой отец», написанную дочерью певца.

– Везет же людям, – Сандра юркнула под бок Инчу, – отхватить такого папашу. – Сандра поведала Рори, что ее собственный отец виделся с ее матерью единственный раз в жизни – первый и последний – и не подозревает, что у него есть дочь. Рори не любил, когда его отвлекали, и не дал втянуть себя в пустую болтовню. Завтра с утра он отправится к мисс Черил Уэстон и попробует дозвониться до Элмера Ломакса. Сандра потянулась и отложила книгу.

После полуночи Рори вышел на кухню – хотелось пить, случайно раскрыл корзину с хлебом и увидел две свои любимые булки: одну – наполовину съеденную за ужином, вторую – нетронутую. Рори помнил, что Сандра принесла одну булку, выходило, она зря бегала за хлебом? Может, ей надо было ускользнуть из дому? Только зачем? Ночная лень сморила Рори, и, повертев недоуменно хлеб, он швырнул булку в корзину.

Утром Сандра приготовила завтрак, и Рори, допивая кофе, поинтересовался, отчего она бегала за хлебом, была же его любимая булка.

Сандра, не смутившись, раскрыла корзину:

– Разве?

Рори заглянул в соломенный зев и увидел только одну полусъеденную булку.

– Мне показалось, что там была вторая, – смущенно пробормотал он.

Сандра улыбнулась и развела руками, на запястье сверкнули часы, подаренные ей вчера.

* * *

Мисс Черил Уэстон оказалась еще беспечнее Мелани Николей. Рори не тянул время:

– Я звоню относительно Найджела Сэйерса! – Инч погладил диск и вставил палец в цифру семь.

– Сэйерс?! – Молчание. Приглушенное дыхание. Сглотнула слюну. – Ему грозят неприятности? – в голосе едва прикрытая надежда.

– Похоже, что да… – Рори и не рассчитывал, что мисс Уэстон сразу выдаст себя.

– Чего вы хотите?

– Встретиться. Я заеду… – не давая опомниться мисс Уэстон, Рори отбарабанил адрес. Мисс Уэстон не удивилась, даже по голосу Рори сообразил, что она всецело поглощена собой, витает в облаках и страхи простых смертных ей неведомы…

Мисс Уэстон оказалась белозубой простушкой с тонкой талией и пластичными движениями, облаченной в дорогие наряды. Рори выложил все сразу и сразу понял, что его предложение принято. Уэстон – противоположность величественной Мелани Николей, но Сэйерса ненавидела так же люто. Источник немалых доходов мисс Уэстон не вызывал сомнений. Порхая по комнате, она то и дело рассыпалась звонким смехом, тыкала розовым пальцем в дорогие подношения: «Это подарил один мой друг, а это – другой, и это и это тоже». Рори вовсе не желал пересчитывать друзей мисс Уэстон. Они договорились быстро, и теперь Рори пытался понять, как же он так опростоволосился с булкой. Наконец мисс Уэстон уселась.

– В вас стреляли?

Рори так и не понял, куда делась булка, или он что-то напутал?

– Нет.

– Судили?

– Нет. Со мной не случалось ничего такого… Я люблю работать один, все делаю сам, без свидетелей… пока везло.

Судя по восторженной улыбке, мисс Уэстон любила толстяков, а скорее – любых представителей мужского пола, редкий дар дать понять мужчине, что именно он – предел мечтаний.

– У вас небось нервы крепкие?

– Да нет… – Рори огладил живот: разъелся сверх меры – работа не из ласковых.

– Нужен аванс? – тревога мисс Уэстон не оставляла сомнений, при показной простоте цену деньгам она знает.

Инч поднялся – пора уходить. «Как это воздушное создание взволновали предстоящие расчеты!»

– Вряд ли вам взбредет в голову обманывать меня, это не то что глупо… – он щелкнул пальцами, – скорее, небезопасно.

Страх сузил зрачки мисс Уэстон и заставил сжаться гибкое тело, отчего покатые плечики показались вовсе птичьими.

– Сэйерс любил меня, как никого! – мисс Уэстон запахнула меховую накидку. Рори опустил глаза: вчера то же самое пыталась дать ему понять мисс Николей. Никто не согласен на меньшее? К тому же, приняв предложение Инча, так удобно оправдать себя – упаси бог, злобой – нет, попыткой расплатиться за растоптанную любовь. Рори знал, что по вине Сэйерса и та и другая потеряли деньги – об этом обе ни звука, – и оттого при вкус распавшихся отношений становился еще горше. Рори долго не отрывал взгляда от пола, показывая мисс Уэстон, что скорбит вместе с ней о безвременно утраченной любви.

– Болван!

Инч вздрогнул, поднял темнеющие от гнева глаза на Черил. Мисс Уэстон осознала, что очутилась один на один с многофунтовым незнакомцем, испуганно ткнула в сине-зеленого попугайчика в клетке.

– Это он мне? – Рори оттаял.

– Он знает всего два слова: болван и Санта-Моника, вам просто не повезло. – Мисс Уэстон прикинула, достаточно ли выигрышно смотрится в кресле. Рори был ей безразличен, но выработанная годами привычка нравиться брала свое.

Короткое прощание, Инч вышел на улицу, сел в машину, мотор «бронко-II» работал как новый. Рори обогнул берег заросшего лилиями пруда и остановил машину. Дело выгорало. Он заберет Сандру, и они уедут. Инч не станет тратить время, узнавая, заминирован ли Сэйерс, пусть Экклз расхлебывает кашу. Тревор заслужил пару пощечин на прощание. Вскоре наступит решающая фаза – сам Найджел Сэйерс. Рори даже симпатичен этот человек, заставивший лопаться от злости надутых индюшек и тупых идиотов вроде Роберта Капити.

Рори заправился двумя порциями курицы по-луизи-ански и позвонил Сэйерсу,

* * *

Голос Рори Сэйерс по телефону еще не слышал, но сразу понял, кто ему звонит. Инч не торопясь объяснил, что им надо встретиться, и подчеркнул, что опасаться Сэйерсу нечего, и как раз эта предупредительность обдала Найджела холодком. Сэйерс мог бы сообщить в полицию, но зачем? Если у человека возникли проблемы в отношениях с государством, полиция не подмога. Сэйерс позвонил врачу. Дочери лучше не стало, врач привычно мямлил, и Сэйерс грубо оборвал его. Если бы дочери выпал шанс, Сэйерс поборолся бы за себя, а так… годы и годы он привык ставить на здравый смысл, и сейчас здравый смысл подсказывал, что бороться за себя глупо. Если дочь уйдет к Эвелин, отрезок жизни, отпущенный Сэйерсу, его длина и наполненность событиями уже перестанут волновать.

Сэйерс миновал улицу, по обе стороны заставленную черными пластиковыми мешками с мусором, дожидающимися своего часа. Трое бродяг с холщовыми торбами за плечами подбирали пустые банки, поблескивающие под водостоками, у бровок тротуаров, на решетках коллекторов, в тени подворотен. За подобранную банку мэрия платила пять центов, сбор банок стал промыслом. В багажнике Сэйерса прятался ящик пустых пивных банок, Найджел увидел девочку лет шести в лиловой косынке – цвет Эвелин, – время от времени отрывающуюся от руки провяленного, как высушенная рыба, старика и стрелой несущуюся к жестяной добыче. Лиловая косынка заставила Сэйерса затормозить, он подозвал ребенка и поставил к ее ногам ящик с банками. Девочка привстала на цыпочки и чмокнула Сэйерса в колючий подбородок. Найджел поспешно убрался, чтобы его смятение никому не бросилось в глаза.

В зеркало заднего вида Сэйерс заметил, как старик с девочкой направились к супермаркету, у его входа специальное прожорливое чудовище заглатывало пустые банки, и на светящемся табло мелькали числа – принятые банки и причитающаяся сумма. Девочка заняла место в хвосте длинной очереди сборщиков. Ждать денег приходилось терпеливо… Сэйерс свернул направо и сразу увидел «бронко» Рори Инча.

Мужчины уселись за стол в забегаловке, как давние друзья, и Сэйерс, многие годы соприкасающийся с людскими недугами, с жалостью оглядел Инча: такая полнота не сулила долгих безмятежных лет.

– У вас наверняка пукалка с собой, – Рори сразу заметил, что карман Сэйерса топорщится.

– У вас тоже? – Сейерс оглядел пухлые щеки, медно-рыжие волосы, доброе лицо, глаза с золотыми искорками; этот человек пришел за жизнью Сэйерса, потому что много лет назад Найджелу не повезло – попал на остров, узнал лишнее, этот тучный человек уверен, что Найджел будет отчаянно сопротивляться – каждый борется за жизнь до упора, – и недаром искрящиеся глаза поглядывают на улицу: вдруг Сэйерс притащил за собой прикрытие?

– Да нет… я не таскаю этих штуковин, когда отправляюсь на свидание вроде нашего.

– И те четыре тысячи, которых не могут опознать, те, которых каждый год находят на свалках, скверах и пустырях, тоже не таскают? – Сэйерс отметил, что страха нет, хорошо, что он поговорил с врачом, хоть в чем-то тот оказал помощь семье Сэйерса: если не спас дочь, то хоть уберег отца от страха; у страхов тоже есть предел, и Сэйерс предел своих страхов перевалил; вскоре дочери не станет, он уже приготовился к этому.

Инчу нравилось, что Сэйерс не трусит, трусов Рори не выносил, от них несет обреченностью, а обреченность жертвы не вызывает жалости, напротив, вселяет злобу, во всяком случае, за Рори такое водилось. «Не побоялся прийти, неужели смекнул, что непосредственной угрозы нет и ему хотят предложить нечто?»

– Вот что, – Рори обхватил голову, прижал уши пухлыми ладонями. – Крутить тут нечего. Вы понимаете, кто я?

– Понимаю. – Сэйерс смотрел на улицу сквозь витрину и думал, что вскоре не увидит ни машин, ни людей, снующих туда-сюда, в общем, ничего, и оказывается, что даже попросту глазеть на улицу – тоже радость.

– Ну и отлично, – Рори испытал облегчение, истерик Сэйерса он не опасался, и все же тревога была: мало ли, как обернется. – Если не я, так другой, поймите, раз они занялись вами, ускользнуть не удастся. Вы-то человек башковитый, я сразу усек. Вы-то не клюнете на призывы «Не бойтесь! Если что-нибудь знаете, звоните по телефону 508-00-71. Гарантируется абсолютная тайна!»