Текст книги "NEXT 3. Маски сброшены"

Автор книги: Виктор Багров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Глава 8

Общаясь с Лавриковым-младшим, Белугин в последнее время испытывал какой-то дискомфорт. Будто ему подставили коровью лепеху, в которую он влез начищенным до беска ботинком. Худосочный студентик был на удивление хитрым и изворотливым. Его сомневающийся либо утверждающий взгляд проникал в душу собеседника, нащупывал в ней самые болезненные точки.

Нет, уважение к горячему «гейзеру» не убавилось, скорее, наоборот, возросло. И все же, зря он, очертя голову, ввязался в дело, сулящее одни неприятности. Парень-кладовщик наверняка просигналил наверх о визите Белугина. Там забегали, заволновались.

Но снявши голову по волосам не плачут! Придется продолжить начатое «расследование». Федечка не просто новорожденный бизнесмен, потерявший голову от запаха денег, он еще и сын давнишнего приятеля, которого Петр Алексеевич просто боготворит.

На этот раз беседа проходила не в кабинете управлячющего супермаркетом – в служебном кафетерии. Организовал его Белугин пару лет тому назад и очень гордился своим начинанием. Даже в офисе компании такого уютного помещения не было.

Пять столиков с цветами и креслами такого же цвета, небольшой бар. На стенах – натюрморты, возбуждающие аппетит и способствующие успокоению. Никаких барменов или официантов – каждый сотрудник подходит к окошку выдачи, выбирает блюдо и напитки по своему вкусу и карману.

Петр Алексеевич бережет свое здоровье, поэтому питается в строгом соответствии с врачебными рекомендациями. Никаких жирных блюд, ограничивает себя в сладком, поменьше жидкости, исключает алкоголь. Диета – залог долголетия, говорит народная мудрость, и он безоглядно ей доверяет.

Сегодня управляющий выбрал свекольный салатик, селедочку и два яблока. На десерт – непременный кофе, отказаться от которого Белугин не в силах.

– Можно?

Настроение покатилось вниз, любимый салат показался горьким, нес"едобным, селедочка – слишком костистой, даже яблоки с"ежились и потускнели.

Чертов Лавриков, преехидно улыбаясь, терпеливо ожидает приглашения. Кафетерий пустует, сотрудники уже отобедали и разбежались по рабочим местам. Федор Федорович вполне мог выбрать другое место, так, нет, подошел к столику управляющего.

– Конечно, можно, – кисло улыбнулся Белугин. – Ради Бога, присаживайся. Правда, я тороплюсь. На три часа назначено сборище самых главных, мудрых и всесильных. Повестка дня – избиение подчиненных. И твоя заводская информация.

Федечка горестно покачал рыжеволосой головой. Будто представил себе процесс «избиения». Н в прищуренных глазах – обидная насмешка.

– Ничего ужасного – выдержите, вас не так просто сломать... Что до совместного застолья, впереди – масса времени. Успеем пообщаться.

Значит,доставала не так просто присел к его столику, с опаской подумал Белугин. Вон как щурит под очками глазища! Будто выбирает цель для удара. Сбежать? Не получится – свеколка не доедена, яблоки не тронуты, кофе остывает. Да и бегство будет выглядеть для солидного человека, каким считал себя Белугин, слишком унизительным.

Да, и стоит ли прятаться, когда он успешно выполнил задание «ученика» и готов отчитаться.

Петр Алексеевич отодвинул недоеденный салат, достал из кармана маленький перочинный ножик и принялся чистить яблоки.

Федечка откусил пирожок с капустой, запил глотком кофе. И приступил к потрошению соседа по столу.

– Знаете, мин херц, ежели мудрые и всесильные упрутся рогом, буду действовать самостоятельно. Как думаете – справлюсь?

Отделаться незнанием опасно – вцепится парень оголодавшим клещом, не освободишься. Почему он так считает, неужто сомневается в его силах, за что его не уважает? Сто «почему» и две сотни «за что»!

Лучше пойти в лоб, вдруг фантазер опомнится. Неторопливо отправив в рот кислосладкую дольку, Белугин приготовил вторую.

– Действовать самостоятельно – кишка тонка! Не получится. Прежде всего, что такое завод без нашей мощной структуры сбыта? Космическая пустота. От своих лавочников ты попадешь в лапы таких же, но чужих. Обдерут, как липку.

– Ну,это мы еще поглядим, кто кого обдерет! Вопрос считайте открытым.

Воитель, самый настоящий воитель! В латах и с мечом в руке. Сломит сопротивление, пробьет брешь в крепостной стене... Нчего не поделаешь, в парне работают лавровы гены. Тот в молодости был таким же азартным, никогда не прислушивался к добрым советам, всегда поступал по своему.

А почему не использовать его богатырскую силу в своих целях? Белугин по натуре не карьерист, но реальная возможность сменить директорский пост на кресло какого-нибудь зама президента компании нередко волнует его, кружит лысую голову.

Внешне равнодушно счищает кожуру со второго яблока, разрезает его на тонкие дольки, а в голове вспугнутыми птицами мечутся мысли. Вспомнилось посещение склада, будто на яву нарисовались ящики, помеченные разноцветными птичками, таинственно шелестят загадочные пакетики...

Он ничем не рискует, информацию о фальшивой водке и подозрительном «порошке» подкинет акционер Лавриков. Этакий троянский конь. Зато появится возможность расправиться с оскорбившим его старшим кладовщиком, еще раз продемонстрировать свою силу и уверенность.

Наконец, решился. Не глядя на собеседника, тихо проговорил:

– Что касается вопросов, то утром я закрыл один из них. Не второстепенный, по моему разумению, самый основной... На складе компании хранится... самопал. Скорей всего, окимовского производства. В красивых бутылках с яркими наклейками. Понимаешь?

От неожиданного известия Федечка поперхнулся. Вернее сказать, притворился огорошенным. Ибо ему отлично запомнилась «газель» с которой он спрыгнул вместе с бутылкой самопала. И они, эти замаскированные бутылочки выпрыгнули не где-нибудь за углом в грязной пивнушке – на «имперском» складе. Он засвидетельствует изготовление самопала на окимовском консервном заводе, Белугин подтвердит его наличие в компании.

Изготовление и сбыт ядовитого зелья – немалое преступление, но покарают за него заводское начальство, а вот за хранение на складе «Империи» так ударят, что вся компания содрогнется и заколышется.

– Круто!.. Ну, что могу сказать? Вот на это господа «мудрые и всесильные» должны среагировать. Обязаны клюнуть! Ведь что это означает? Опускание до уровня примитивных жучил на оптовом рынке. Такие делишки никакому Хомченко не простят. Спасибо, мин херц!

Расправившись со вторым яблоком и отпив остывший кофе, Белугин положил на стол упаковку с «порошком».

– А это посильней самопала. Попробуй сделать анализ. Только быстрей, не мешкай!

Федечка взял пакетик, повертел, ощупал. Вскрывать не стал – это сделают эксперты в лаборатории.

– Что такое?

– Пока не знаю. Очень уж странная «йодированная соль». Якобы соль. Килограммов пять лежит в темном складском закутке... Расфасованные в крохотные пакетики... Все, я свое отработал, остальное – твои проблемы. Дерзай, вьюнош!...

Возвратился Белугин в свой ухоженный кабинет с приятным чувством насыщенности и не менее приятным – исполненного долга. Мавр сделал свое дело – мавр может уйти...

Нет, уважаемые и малоуважаемые оппоненты, никуда уходить он не собирается. Вот только немного отдохнет после вкушения диетической пищи. Заодно продумает предстоящий наезд на него покровителей окимовских жучил. В том, что старший кладолвщик подставил управляюшего – ни малейшего сомнения.

В три часа предстоит увлекательнейшее зрелище. Коррида наоборот. Торреадоры с матадорами, роняя свои шпаги и дротики, будут в панике разбегаться перед бешенным быком. А бык, Лавриков-младший, неопровержимыми фактами и вескими доказательствами подбрасывает их на рога, топчет упреками, колет обвинениями.

Все же зря он опасался встреч с Федечкой! Нормальный парень, даже – приятный. Что же касается этакого ехидства, то оно присуще многим, если не всем. Одному больше, другому меньше... Даже Лавр нередко пользуется ехидством...

Отдохнуть не пришлось – в кабинете управляющего ожидала запланированная неприятность. В виде упитанного мужчины с обширной, как и у Белугина, плешью, лохматыми седыми бровями и холодными «рачьими» глазами. Портрет можно дополнить измятым добротным костюмом и тусклого цвета галстуком.

Борис Антонович Хомченко, референт или консультант, охранитель покоя хозяев «Империи» или их полномочный представитель, или подковерный интриган – не разберешь, какой пост занимает этот человек.

Официальная, зафиксированная в штатном расписании, должность – заместитель директора по поставкам. Каким именно, от кого или к кому – скромно умалчивается.

Он не развалился в мягком кресле, не откинул благородную башку на его изголовье – сидит на краешке стула на подобии бесправного просителя. Или – в позе зверя, приготовившегося к прыжку?

– Господи, какая приятная неожиданность! – лживым голосом восликнул Белугин. Будто они век не виделись и сегодняшняя встреча доставила ему сказочное наслаждение. – А я иду из кафетерия и думаю о вас...

– Не надо придуряться, Петр Алексеевич, – проскрипел Хомченко, впиваясь в лицо хозяина кабинета бесцветными глазами. – Разговор серьезный.

– Отлично! – невесть чему порадовался управляющий. – Терпеть не могу пустого трепа. Но к сожалению, я сейчас занят, очень занят! Вы должны понимать, что супермаркет – сложный механизм, требующий постоянной регулировки и смазки.

– Понимаю. Сочувствую... Скажите, Петр Алексеевич, что вы ищете на складе компании?

Петру Алексеевичу округлить бы глаза, залепетать невинным младенцем, еще не познавшим мерзости дикого российского рынка.

О чем вы говорите? Никак не врублюсь! Какие склады, какой интерес? Обычное простительное любопытство. Но черт будто подтолкнул в спину.

– Вчерашний день! – со злостью огрызнулся он. – Возможно, и завтрашний, – намекнул он на предстоящие, мягко говоря, неприятности, ожидающие подпольных дельцов. – Если точнее, то, что вы так стараетесь скрыть. Вы прячете, я ищу – классическая обстановка. Этакая игра в казаки-разбойники. Вот только уровень этой «игры» чуть повыше дворового... Хотите кофе? – более миролюбиво предложил он расслабиться. – К сожалению, по состоянию здоровья крепких напитков не держу.

Резкий отрицательный жест. Словно Хомченко отбросил камень, мешающий ему идти к цели. К какой именно? То, что речь идет о вчерашнем посещении склада, можно не сомневаться, но чего так боится «референт-консультант»? И снова, чертом из табакерки выскочили и завертелись неопознанные пакетики.

Хомченко недовольно поморщился. Беседа свернула на скользкую тропку, ведущую никуда.

– Не надо! Когда неизвестны правила и условия игры, стоит ли вмешиваться в нее? Можно легко проиграть или... выиграть.

Белугин задумался и искуситель воспрянул духом. Колеблется, дерьмовый самодеятельный сыскарь? Это хорошо, даже прекрасно. Дай Бог, наметившееся противостояние разрешится банальным примирением. Товар-деньги-товар. Молодкина Маркс, тонко подметил!

Петр Алексеевич не колебался, он привычно анализировал обстановку, намечал пути отхода.

Неужели зам по поставкам предложит отступное? В переводе – взятку? Если бы добропорядочный заведующий не открылся Лаврикову, он бы еще задумался над деловым предложением собеседника, но дурацкая откровенность крест-накрест перечеркнула согласие.

Деньги нужны всем: и мелкому чиновнику, и сверхбогатому олигарху – древняя истина, отказываются от них либо идиоты, либо люди, зацикленные на старомодной моральной устойчивости. Белугин не принадлежал ни к тем ни к этим. Несмотря на широко распространенное мнение о торгашах, как о бессовестных стяжателей, он никогда не брал мзду.

И еще одна опасность заставляет Белугина отказаться. Вдруг дензнаки – меченные, обработанны в ментовской, а за дверью нетерпеливо переступают с ноги на ногу оперы? Потом, когда повяжут, доказывай, что ты не ишак и не верблюд. Бесполезно.

– Беда в том, что игра идет на моем поле. А я – ответственный служащий, поэтому не потерплю беспорядка. Тем более, что этот беспорядок чреват... Сами понимаете чем.

Хомченко беспокойно задвигался на сидении, Похоже, жесткое обращение гнилого интеллигента пришлось ему не по вкусу. Усевшись, наконец, по человечески, он резко сменил тактику. Никаких требований, никаких угроз – обычное мурлыканье голодной кошки, выпрашивающей сметанку.

– Успокойтесь, Петр Алексеевич, не становитесь в позу охранителя высокой нравственности. Вам не грозят ни беспорядки, ни, тем более, ограбление... Все-таки, мы ведем общий баланс компании...

Достать, если не кнутом, так пряником? Ну, что ж, Белугин готов к отражению «мягкой» атаки.

– Ошибаетесь, мы не ведем общий баланс, у нас – не частный бизнес. Мы просто служим, Борис Антонович, исполняем свой, так сказать, долг. А служить нужно честно, без мошенических выкрутас, – наглядно изображая эти самые «выкрутасы», Петр Алексевич поднял руку и пошевелил пальцами. – Жульничать не позволяет возраст и положение выскопоставленных чиновников.

Хомченко преехидно ухмыльнулся.

– Возраст позволяет вам не служить – прислуживать! Не обидно ли? Неужели ломать поясницу в поклонах, подобострастно улыбаться, лизать задницы идиотам – все это вас устраивает? За нищенское жалованье и копеечные премиальные.

В чем-то хитрый искуситель прав: жалованье, действительно, нищенское, премиальные походят на обгрызанные кости с барского стола. На подобии удачливого рыболова, он подбросил глупой рыбешке жирного червя. Заглотнет, а там – острый крючок. Все, извольте бриться – застегнут наручники, сопроводят за решетку. Потом, когда преступник вволю наглотается баланды, состоится суд и переселение на зону.

Представил себе Петр Алексеевич горькое свое будущее и возмутился. Не на того напал, упырь!

– Не стоит терять времени, перекупать меня. Я не лот, выставленный на аукцион.

– Тогда, по крайней мере, не будьте откровенным дураком! Сами не хотите достойной жизни – другим не мешайте!

– Нейтралитета не обещаю.

– Хорошо подумали?

– Можете не сомневаться... Желаю здоровья и личного счастья!

– Того же и вам...

Покинув кабинет управляющего, Хомченко, успокаиваясь, несколько долгих минут прогуливался по торговому залу. Невидяще разглядывал полки, заполненные баночками и пакетами, бутылками и флаконами. И думал, думал...

Злость душила его, толкала на необдуманные поступки. Из-за этого лощенного идиота придется ломать закрученную и тщательно отрежиссированную машину, которая изо дня в день аккуратно подкачивает немалые доходы.

Честный дурак, идеолог высокойморали, проще говоря – мерзкий стукач. Известно, как поступают со стукачами – либо превращают в «петушков», либо – башкой в унитаз, то-бишь, в камерное отхожее место.

Хомченко не довелось париться в камере или на зоне, знание тамошних законов он почерпнул из множества прочитанных детективов. В обществе, конечно, ими не щеголял, но в одиночестве либо при общении с такими же, как он, любителями острых ощущений баловался не без удовольствия.

Забравшись в салон недавно приобретенного «фордика», Борис Антонович выбил на баранке руля одному ему понятную бравурную мелодию и... окончательно успокоился. Паниковать, трубить отбой – рановато, не все потеряно. Необходимо принять некоторые меры профилактического порядка.

Хомченко достал из бардачка мобильник, уважительно провел пальчем по кнопкам и клавишам. Он вообще преклонялся перед электронными чудесами: сверхумными компьютерами, услужливыми телевизорами и магнитофонами, многопрофильными телефонами. Но особенно боготворил мобильники, которые, по его мнению, являются величайшим достижением человечества.

Ласково прикасаясь к кнопочкам, набрал знакомый номер.

Мамыкин ответил мгновенно. Он ни на минуту не расставался с

сотовым.

– Слушаю?

– Григорий Матвеевич, желаю здравствовать. Это Борис беспокоит. Тут у нас с последней партией товара накладочка получилась... Засветилась партия. А вашему товару прямые солнечные лучи противопоказаны... Понимаете, вредны. Так что во взаиморасчеты придется внести уточнения... Да и вам не грех появиться в столице. Поучавствовать в совещании, связанном с вопросами поставок... Когда? В три часа в основной конторе... Откуда сквознячек? Как вы наверно уже догадались, он дует именно огттуда, с вершин. Ежели удастся до трех его, этот ветер, утихомирить, было бы замечательно...

Глава 9

Сказать, что «сквозняк», о котором сообщил Хомченко, вывел Мамыкина из состояния равновесия, значит, ничего не сказать. Легкое головокружение, будто Григория Матвеевича подняли на парашютную вышку и столкнули с нее. Не сработает замок парашюта – все, кранты, амба, вместо удачливого криминального бизнесмена – кровавая лепешка.

Никакой лепешки не будет, сам себе запретил разбиваться Мамыкин, замок сработает, обязательно сработает. Или – его подстрахуют. Тот же Бабкин отработает получаемые на халяву дефициты. Московские доброхоты встанут непрошибаемой стеной, хорошо оплачиваемые адвокаты разворошат кодексы и отыщут статьи, оправдывающие деяния окимовского бизнесмена.

Приглашение навестить столицу представилось ему приглашением в ад. Заманить, прикормить и отдать на заклание. Вместо действительных вдохновителей самопального производства.

Не получится, хитроумные, безмозглые твари! Намеченное жертвоприношение не состоится.

Что же делать?

Прежде всего, вызвать Пашку. Для какой цели вызвать, какое задание поручить, Мамыкин сам толком не знал. Надеялся на наитие, которое осенит его.

Для окончательного успокоения Григорий Матвеевич опрокинул рюмаху. Подрагивающими руками повязал галстук, пригладил ухоженную прическу и вышел из дома.

Добротный, многокомнатный домина построен на старом капитальном дебаркадере. Не без удовольствия оглядев строение, Мамыкин вышел к узкому проходу вдоль борта.

Где же Пашка?

Любой, уважающий себя, бизнесмен или предприниматель обязательно держит рядом с собой на коротком поводке особоприближенную личность. Типа «чего изволите-с». В меру придурковатую и не в меру подхалимистую. Нечто вроде робота, запрограммированного на разнообразные услуги. Подай-принеси, вызови-проводи.

Вот и у окимовского воротилы имеется такая «псина», готовая облаять – укусить человека, на которого науськает хозяин. Или облизать.

Будто подслушав желание хозяина, возле входа на дебаркадер появился Черницын. Его маловыразительное, небритое лицо, несмотря на юношеский возраст, уже покрытое мелкими морщинами, излучало готовность немедленно броситься в указанном Мамыкиным направлении или защитить покровителя узкой, немощной грудью.

Не идет – ковыляет, опираясь на палочку. Огнестрельная рана, полученная при выполнении «служебных» обязанностей все еще тревожит боевика.

– Паш, мою благоверную не видел?

Вопрос не просто так – подготовка к более серьезному. Нечто вроде разминки. Черницына необходимо раскочегарить, привести в рабочее положение.

– Ушла.

Одно из немаловажных достоинств «халдея» – редкая немногословность. Выдаст слово – помолчит, второе – подумает. Лишь после третьего-четвертого начинает говорить более понятно.

Удивительно, но состояние словесного «запора» охватывает Пашку только при разговорах с хозяином, с другими людьми – обычный человек, веселый и разговорчивый.

Болезнь или боязнь? Поскольку Мамыкин сомневается в своих способностях гипнотизера, наверно, все же, боязнь.

– Совсем ушла или на время? – довольно глупо пошутил он. Слышала бы его супруга – скандал с битьем посуды, злыми слезами и жалкими причитаниями обеспечен.

– Наверно, на время...

Скорбное молчание с шевелением ушей и помаргиванием всегда красных глаз.

– Рожай быстрей, бледная немочь!

– Сегодня – какой-то церковный праздник.

От слишком длинной фразы «робот» задохнулся.

– Ну, и что?

– Вы еще спали, как она двинула в монастырь...

Слава Богу, облегченно подумал Мамыкин, возвратится благостная, добрая. Он представил супругу, стоящую перед образами на коленях. Молится во здравии криминального мужа и за упокой его бизнеса.

А чего ей переживать и бояться? Дом – полная чаша, только нет птичьего молока, от нарядов разбухли шкафы и комоды, драгоценностей хватит на полгорода модниц. Всевозможные продукты и деликатеся доставляются на дом. Только заикнись.

Что касается безопасности – тоже полный порядок! Мамыкиных охраняют не только боевики, но и вполне легальные органы правопорядка, которые находятся под задницей градоначальника. Пошевелятся – раздавят.

– Пусть ходит к монахам, я не против, – миролюбиво промолвил Григорий Матвеечич, сдвигая на затылок немодную соломенную шляпу. – Пилот трезвый?

– С утра был трезвехонек. Что прикажете?

– Об этом сам ему скажу! – огрызнулся хозяин. – Найдешь – трекни: пусть собирается в Москву. Остальное узнает у меня.

Черницын раздумчиво помотал головой.

– А вот в лаборатории...

– Что случилось в лаборатории? Не тяни кота за хвост – поцарапает!

– Там трезвости не хватает...

– Черти безрогие! Сейчас хвосты повыдергаю! Сколько раз говорено: на работе – ни капли! Небось, Аптекарь – в загуле?

– Самолично, – охотно подтвердил стукач. – Песни религиозные поет, плачет. Вчера гопака отплясывал...

– Разговорился, молчун? За мной – рысью! Сейчас покажу ему религию в натуральную величину!

Разгневанный Мамыкин ринулся по трапу. Черницын изо всех сил старался не отстать.

Так называемая лаборатория устроена в трюме старой, отработавшей свой ресурс, баржи. Подремонтировали, подкрасили, сварили лесенку, ведущую на палубу, провели элентричество, натаскали разные пробирки, колбы, реторты, мерные стаканы, трубки и прочую мудоту. Нужную и ненужную.

Вдоль металлической стены тянется, так называемая, «технологическая линия». В ее начале в автоклаве кипит адское варево, распространяя по помещению алкогольный запашок. Шипят горелки, фыркают фильтры, пошевеливаются трубки. В конце линии в подставленную емкость капает готовый «продукт».

У противоположной стены стоят два лабораторных стола. На них расставлены все те же колбы и штатив с пробирками, в эмалированных мисках и в стеклянных ящиках – белый порошок.

В углу развешаны иконы, теплится лампада.

По помещению расхаживает Аптекарь. Худощавый мужчина, перешагнувший сороковой порог, со вз"ерошенными пегими волосами, в рваном, затрапезном халате, которому пора превратиться в тряпку для мытья полов.

Бывший кандидат химических наук, бывший ведущий специалист НИИ, бывший любящий и любимый муж и отец, наконец, бывший человек. Сейчас – живой труп, безвольное приложение к ретортам и пробиркам.

Аптекарь не поет и не пляшет, даже не покачивается. Вскарабкавшись по лесенке, отчаянно колотит кулаками по стальной двери палубной надстройки.

– Откройте, нелюди! Пустите подышать – задохнулся!

Толстомордый охранник прохаживается рядом с надстройкой, поправляет доску, упертую в дверь и выжидающе смотрит на хозяина. Пустить Аптекаря или самому спуститься в трюм и набить ему морду?

– А ты говорил: дефицит трезвости? – насмешливо упрекнул стукача Мамыкин. Он уже успокоился, даже повеселел. – Нормальное состояние нормального алхимика. Разве пьяные так орут? Так и быть, выпусти страдальца

– Погодите...

– Я что сказал? – обозлился Мамыкин. – Выпустить!

Аптекарь вывалился на палубу мешком с требухой, пропитанным вонючим запахом. Жадно задышал, глотая чистый речной воздух. Оклемавшись, попытался подняться – не получилось, не позволила навалившаяся слабость.

Достал из кармана халата плоскую фляжку, отхлебнул. Склонив растрепанную голову набок, прислушался к реакции организма. Удовлетворенно вздохнул. Закусил «марсом».

– Как раз – сто пятьдесят! Норма... Теперь отдохнуть... Сделай паузу, скушай твикс... Больно сухие палочки, в горло не лезут... Придется смочить.

Еще один глоток едучего самопала заеден все тем же «марсом».

Неожиданно Аптекарь бросился на колени, приложился лбом к проржавевшему палубному настилу. Горестно завыл.

– Господи! То-есть, Матерь Божья, прости раба своего,

многогрешного и пьяного! Хочешь, спою тебе псалом? Что, не хочешь? Тогда сама пой, а я послушаю...

Пьяное бормотание становится тише и тише.

– Все, готов, – тихо вымолвил Черницын. Будто надвинул на гроб крышку.

Мамыкин, наклонившись над входом в трюм, с интересом оглядел помещение. Лабораторию он посещает редко. Не потому, что равнодушен к изготовляемому в ней «товару» – исключительно в целях конспирации. Всесильный босс в городе – слишком заметная личность, его передвижения всегда под контролем так называемой общественности. Не стоит привлекать внимание к ненумерованному «цеху».

– Гляди-ка, целый НИИ! А ведь раньше все было поскромней. Появилась новая технология? Или изобрели что-нибудь свеженькое?

– Старое, Григорий Матвеич. Самопал. Тот самый, из фильма «Пес Барбос и необыкновенный кросс». Желаете испробовать?

Ответить на заманчивое предложение Мамыкин не успел – на полу заворочался очухавшийся Аптекарь. Встал на четвереньки, помотал головой.

– Мне... нам... необходим спирт... Технологический...

– Андрей Владимирович, батенька вы наш, безгрешная душа, у нас качественного спирта – хоть залейся.

Алкаш оперся обоими руками о настил палубы, поднялся. Стоит, покачиваясь.

– Пашка не дает настоящий продукт. Срезал лимит.

Черницын, глядя с опаской на хозяина, схватил Аптекаря за

отвороты халата.

– Я тебе, немочь ходячая, не лимиты – причиндалы срежу! Вместо работы, стоишь на карачках и распеваешь псалмы, вонючий кандидат! Бездельник гребаный! Как только терпит тебя руководство на ответственной должности?

Осторожно покосился на директора. Правильно лизнул или переборщил?

Мамыкин во все глаза пялился на «молчуна». Тот, общаясь с ним двух слов сказать не может, выдавливает их, как выдавливают из тюбика затвердевшую пасту. А тут выдает целыми очередями!

– На карачках потому, что груз давит непомерный. Нечеловеческий груз...

– Давит – облегчись! В речку!

Окончательно войдя в штопор, Черницын толкнул Аптекаря к стене, носом в календарь с изображением Джоконды. Из носа закапала кровь.

– Прекрати, Павел! – приказал Мамыкин, подавая несчастному ученому носовой платок. – Никто не застрахован от переутомления, нервных срывов... Так я говорю, Андрей Владимирович?

Аптекарь не всхлипнул, не расслабился, наоборот, гордо выпрямился. Сработали, казалось бы, навсегда утерянные остатки человеческого достоинства.

– Если вы меня купили с потрохами, если держите в этом бункере, как несчастного Минотавра, тогда, конечно, имеют место и переутомления и нервные стрессы... Но это не значит, что ваше прилипало вправе руки распускать!

Смотреть на несчастного алкаша было и жалко и смешно. Мамыкин привычно подавил в себе сочувствие, изгнал смешливость. Аптекарь – нужный человек, от него зависит многое, очень многое!

– Согласен. Издеваться никто не вправе. Даже я. Обещаю впредь не допускать подобного отношения!

– Я больше не могу так... Поверьте, не могу!

– Придется собраться с силами. Кроме вас, не кому... Сегодняшнюю норму осилили?

Аккуратно промокнув даренным платочком выступившие слезы и остатки крови, Аптекарь деловито ответил:

– Почти сделал. Граммов двадцать еще выпариваются. Крепчайшее средство получилось...

– Спасибо. А как с успехами на другом поприще?

– Не мне судить.

– Замечательно! А говорите: не можете!

– Не могу убивать людей, – перекрестился Аптекарь. – Грешен, Господи, приходится...

Слишком опасное настроение, подумал Мамыкин, с таким либо вешаются, либо травятся. Если бы химик не был главным и единственным лицом в выгодном подпольном бизнесе, черт с ним, пусть давится. Но когда он уйдет в мир иной, придется прикрыть лабораторию.

– Глупости, Андрей Владимирович! Не вы, а сама природа людей убивает. Одних медленно, других – мгновенно. Смерть начинается с момента рождения. Она и жизнь – родные сестры.

– Демагогия чистейшей воды, – поморщился оппонент. Будто разжевал горошину горького перца.

– Может быть, и демагогия, – сладко улыбнувшись, легко согласился Мамыкин. – Вам-то чего паниковать?

– Они мне снятся, – химик, вернее сказать, алхимик, с ужасом покосился на берег, будто там стоят жертвы его зелья. – Каждую ночь мерещятся... Те, которых отправил на тот свет... Мальчики и девочки...

Мамыкин рассмеялся, вернее, сделал вид, что ему ужасно весело. Глаза не смеялись, в них – угроза.

– Ну, когда снятся девочки, это не страшно. А вот когда пацанва – уже звоночек.

– Какой там звоночек – набат в ушах. Глохну, теряю сознание...

Опять за свое! Как выбить из его башки навязчивые идеи? Тех же, отправленных в небытие, мальчиков и девочек? Ударом по носу, как сделал халдей, или – очередной проповедью?

Таской не получится – можно сломать. Лучше – лаской. А еще лучше – смесью, сладко-горьким коктейлем.

– Андрюша, ты ведь в Москву приехал деревенщиной, без всякой помощи поступил и учился – на тридцать пять стипендии в месяц. Чтобы постичь науку, во всем себе отказывал. И постиг же! Фигурой стал, ученым от Бога! Кандидатскую защитил, звание получил! И что вдруг происходит? Закрывают твою научную шарагу, перекрывают кислород! А тебя, талантливого и перспективного – на асфальт, на помойку! Видишь ли, стране торговые площади срочно понадобились, задыхается она без магазинов и офисов! Жвачкой торговать негде, косметикой тайванской и танками на металлолом! Забыл?! Простил?! И снится теперь тебе сыночек того самого дяди, который десяток таких институтов, как твой, к рукам прибрал, а потом прихватил нефть, газ, золото, алмазы? Тебе снятся сотни ублюдков, к которым от самого рождения охрана приставлена, персональный шофер, врач-венеролог, массажист и повар из французского ресторана! А миллионы голодных пацанов по городкам и станционным поселкам тебе не снятся? У них ничего впереди нет, кроме перспективы превратиться в занюханного бандита, спиться и, продрав отечные глаза, увидеть, как над бывшим клубом реет зеленое знамя с полумесяцем. – Мамыкин задохнулся. От ненависти и злости. Естественно, показной. Минуту помолчал. – Выход один, Андрюха. Спросишь, какой? Отвечу честно, как на духу. Построить чистую и светлую дорогу для подрастающих миллионов. Я, и такие, как я, строим эту дорогу. Как принято выражаться, нетрадиционными методами. Это – миссия! В том числе, и твоя благородная миссия. Твой ответ извергам за надругательство. Это скрытая генетическая война, в которой гнилое меньшинство само себя уничтожит. С кайфрм, с визгом! А изумленные выхоленные папаши на старости лет увидят, что они, унизив великую страну, породили чудовищ. Это будет справедливой карой! Это будет Божьим промыслом! Его исполнители, судьи и палачи – мы с тобой... Слышишь, Андрюшка?

Аптекарь покорно кивнул. В его пустой, выхолощенной голове уложилось далеко не все. Но самое основное он все же уловил. Его почему-то назвали мстителем за нагрянувшее на Россию вселенское горе. Оказывается, он не просто изготавливает отраву – строит куда-то ведущую какую-то светлую дорогу.