Текст книги "Будущее настоящего прошлого (СИ)"

Автор книги: Виктор Нюхтилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Нюхтилин В. – Будущее настоящего прошлого

Благодарности

Спасибо всем, кто прочитал книгу «Мелхиседек».

Спасибо тем, кто собрался прочитать и данную книгу, невзирая на первое обстоятельство.

Спасибо моему сыну Нюхтилину Павлу Викторовичу за неоценимую помощь в работе над книгой.

А также особая благодарность двум людям, чья способность проникать в суть явлений и делать из этого основополагающие по глубине выводы, является для меня непревзойденным эталоном и недостижимым ориентиром – внуку Ивану и внучке Дашеньке.

Традиционное предупреждение

Предупреждение первое. Некоторые страницы этой книги будут даваться нелегко. Их не удастся прочитать «под телевизор». Таких страниц совсем немного, но они есть. А они есть потому, что автор верит в своего читателя.

Предупреждение второе. У того, кто не читал книгу «Мелхиседек», в процессе знакомства с данной книгой может появиться тяжелое подозрение, что автор его упорно с кем-то путает, когда иногда пишет: «мы об этом уже говорили», «когда-то давно мы выяснили, что…» и т. д. Тот же, кто читал «Мелхиседека», будет свободен от этой эмоциональной нагрузки, поскольку мы с ним действительно выяснили и действительно говорили о том, на что сейчас будем только ссылаться.

В заключении хочется отметить оригинальность этой книги, которая заключается в том, что для нее понадобилось всего два предупреждения, вместо традиционно принятых в подобной практике трех.

Предисловие

Непосредственным стимулом к работе над данной книгой мне послужили совершенно мистические события, которые сопровождали первое издание «Мелхиседека». Эти странные события резким образом перевернули все мои представления о порядке окружающих меня вещей и как бы оголили некоторые проблемы, до которых мне раньше, собственно, не было никакого дела. Все происшедшее было настолько загадочным, что просто не могло не привлечь моего самого пристального внимания.

Например, анализируя по рутинной привычке то, что попадается мне под руку, я обнаружил удивительное совпадение – количество дней, за которое разошлось первое издание «Мелхиседека», в точности равнялось тиражу этой книги! Это слегка позабавило меня, и я с автоматическим любопытством стал дальше всматриваться в числовые параметры обстоятельств издательской эпопеи. И буквально сразу же наткнулся на еще один числовой казус – тираж книги полностью соответствовал тому количеству часов, которые ушли у спонсора на принятие решения о её финансировании. Точь в точь!

Данное поразительное обстоятельство слегка насторожило меня и, естественно, не могло не подстегнуть к дальнейшему поиску чудес в этой истории. И я стал копать. И я докопался! Классифицируя, например, отзывы на книгу, я выяснил, что ровно половина из них принадлежит мужчинам, а ровно половина – женщинам! Это было уже что-то такое, что заставило меня продолжить дальнейший поиск совпадений не в режиме развлечения, а в некоем исследовательском предчувствии каких-то новых и неожиданных перспектив. При более детальном анализе обстоятельств, связанных с отзывами, открылось следующее: у всех женщин, высказавших мнение о «Мелхиседеке», если и были дети, то все они были мальчиками!

Дальше – больше! Все эти мальчики оказались единственным ребенком в семье!

Трудно передать то волнение, которое я испытал, встав лицом к лицу с этим фактом! Я почувствовал, что приближаюсь К Чему-То, к какой-то важной и таинственной информации, или, может быть, даже к истине. Такой набор совпадений не мог происходить просто так. И тогда, перешерстив еще раз все подробности накопленной информации, я нашел еще один ошеломляющий нюанс – все мальчики у этих женщин были в возрасте до одного года!!!

Тут я окончательно понял, что судьба дает мне какой-то великий знак, который я никак не должен пропустить. Я осознал, что стою на пороге нового движения к познанию тайн действительности. Смутные ощущения витающей рядом догадки сопровождали меня постоянно, но сделать какие-либо основополагающие выводы я не мог – никак не удавалось собрать в единую картину те обрывки идей, которые расплывчато носились в голове. Подумав, я предположил, что, возможно, у меня просто еще мало аналогичных фактов, и надо поискать нечто еще в другом порядке тайн с совпадениями, даже, может быть, выйдя за пределы обстоятельств издания «Мелхиседека». Я счел, что если бы мне удалось определить какие-то похожие детали из окружающей меня жизни, то они вполне смогли бы мне помочь прояснить ситуацию с цифровыми и другими совпадениями. И я попытался… Но лучше бы я этого не делал… Ибо то, что я выудил, сделало мою жизнь не просто тревожной, оно сделало ее практически невозможной из-за тех чудес, которые на меня навалились. И это еще мягко сказано. На самом же деле я был буквально сбит с ног этими новыми открытиями и почувствовал, что нахожусь вообще на пределе устойчивости психики. Потому что я узнал такое!

Судите сами – я совершенно точно и экспериментально установил, что если любой из моих детей, в учреждении, где я работаю, наугад, просто так, на любойрабочий шум, на любое перемещение любого человекаподойдет к нему, и скажет: «Отец!», то человека, к которому они обратятся, всегда можно действительно квалифицировать в качестве их отца (с некоторыми натяжками, как всегда, в этом вопросе).

Я почувствовал себя героем какого-то нелепого сериала! Все это никак не укладывалось в моей голове, и я понимал, что объяснения данному факту мне не найти никогда! Это был такой тупик, пути из которого я не видел даже назад – ибо я не мог сказать себе: «забудь об этом и сделай вид, что этого никогда не было, потому что этого никогда не могло быть». Я знал, что это было и это есть. Назад дороги не было. И вперед тоже. Дни, которые я прожил в то время, были самыми тяжелыми днями в моей жизни. Но я еще как-то держался до тех пор, пока меня полностью не добило еще одно происшествие, после которого мне окончательно стало ясно, что я навсегда вырван из привычного круга жизни.

А произошло следующее – мне был голос с небес! Однажды я шел поздним вечером с работы через пустырь. Было совсем темно, и вокруг (я знал) никого не было, да и не могло быть в это время, как вдруг прямо сверху, в тишине, раздался громкий голос. Ошибки быть не могло. Голос был слышен настолько четко, и он настолько явно принадлежал человеку (женщине), что его нельзя было спутать с каким-либо другим звуком, способным ввести меня в заблуждение подобием тембру человеческой речи. Голос был определенно, но обезличенно знакомым, мне было ясно, что это какой-то не чужой мне голос, и я его определенно где-то ранее слышал, но в то же время я с неодолимой резкостью осознавал, что не знаю его обладательницы. Это пугало меня еще больше. Это пугало даже больше того, что голос не просто звучал, он со мной разговаривал!

И я понял, что это конец. Если уж голоса раздаются…

Но, как всегда бывает в жизни, именно эта критическая ситуация и вызвала перемены к лучшему. Вот именно этот случай с таинственным голосом меня и спас. Дело в том, что сам я по натуре человек трезвый, не экзальтированный, и не верю во всякую мистику с голосами. Раз такое произошло со мной, (решил я), то надо найти этому объяснение. Иначе дальше жить с этим уже нельзя. Надо попробовать перевести этот факт в понятные уму категории. Собравшись с духом и успокоившись, я пришел к выводу, что единственной отправной точкой моих рассуждений может стать содержание той фразы, которую дваждыповторил голос. Ибо если даже признать голос элементом существующей мистики, то можно, ведь, предположить и то, что прозвучал он с небес для того, чтобы я переработал ту информацию, которая была заключена в произнесенных словах. Это могло бы стать сопутствующей целью обращения ко мне с неба. И я стал вдумываться в содержание послания, которое запомнилось мне очень хорошо. Оно был следующим: «Уважаемые пассажиры! Поезд Москва-Новороссийск будет приниматься на третьей платформе с первого пути». Или что-то в этом роде.

Здесь я должен отдать себе должное. Я распутал эту ситуацию блестящим и изысканным способом с помощью строгой цепи логических рассуждений. Прежде всего, я предположил невероятный факт – а, может быть, голос разговаривал не со мной, а с какими-то пассажирами? Поначалу мне и самому показалось диким данное предположение – зачем голосу разговаривать с пассажирами, если вот он я здесь? Но я рискнул оттолкнуться от этой сомнительной посылки, и далее все пошло уже проще – пассажиры на вокзале, там же поезда, там же платформы и там же и пути. Вокзал от пустыря, которым я шел, находится в трех километрах, вечером звук разносится хорошо и … Но, не хочу дальше раскрывать всех тайн этого аналитического пути! Пусть читатель сам попробует довести эту логическую процедуру до конца. В конце концов, даже скучные книжки иногда должны быть чем-то занимательными и давать работу самостоятельному уму.

Вот здесь-то и произошло мое возрождение – я почувствовал себя после этого успеха совсем по-другому! Я понял, что интеллект, человеческая мысль и настойчивый волевой поиск могут почти всегда принести успех! Это заставило меня настолько поверить в свои силы, что я взялся за неразрешимую загадку о том, что любой человек в пределах учреждения, в котором я работал, квалифицировался как отец моих детей. Я предположил, что разгадкой этому может стать факт непосредственного соседства акватории речного порта. И я стал решать проблему.

И я решил ее!!! Не стану приводить всех вариантов решения, которые я предпринимал – от связи взаиморасположения рейдов судовых единиц с расположением зодиакальных созвездий, до выверки перепадов глубин водной территории порта с наложением на них кривой поглощения солнечной энергии разными толщами воды – все оказалось ошибочным. Разгадка оказалась в другом. Однако сам путь успешного решения был настолько длительным, что я не решусь его изложить здесь подробно (как сугубо специфический), и поэтому приведу сразу конечный результат: это было время пика развала страны, когда всё закрывалось, а из нашего учреждения ушли все, кому было куда уйти, и остался я один, и больше никого не было, и, естественно, что как раз это и вызывало собой те страшные последствия экспериментов, которые я проводил с таким необдуманным риском.

После этого я почувствовал себя как бы в новой стезе, мне хотелось еще загадок и еще новых успешных решений. Я почувствовал кураж, и был готов к любому вызову из области непознанного. И я взялся за совпадения, которые сопровождали первое издание «Мелхиседека».

Эта ситуация, как вскорости выяснилось, оказалась посложнее прежних. Дело в том, что здесь были совпадения не одного, а сразу двух разных по специфике порядков – чисто числовые совпадения и социально-общественные накладки. Может быть именно эти обстоятельства, а может быть и нечто другое, но что-то так и не позволило мне разгадать эту загадку. Этот орешек я не раскусил. Правда, периодами мне кажется, что дело состоит непосредственно в характере первого издания – книжка была написана, набрана на компьютере, мой сын выразил желание ознакомиться с текстом, но буйно отказывался читать «все это» на экране монитора. Он декларативно требовал распечатать текст на принтере и вложить его в переплет. Я же не видел смысла в подобных затратах. Мы с ним спорили один час, по прошествии которого он решил спонсировать издание, для чего изыскал средства на бумагу и заправку картриджа. Затем за один деньон распечатал книгу в одном экземпляре. После этого весь тираж, сразу разошелся. Читали книгу всего два человека – он и его сестра, моя дочь, которая к тому времени растила моего внука, которому не было еще одного года. От них же я и получил отзывы на книгу. В общем, видите сами – меня можно понять. Запутаться во всем этом и в самом деле не сложно.

Хотя, не знаю – может быть, если как следует поднапрячься и систематизировать эту информацию, то где-то здесь и кроется разгадка всей этой цифровой и прочей фантастики. Но я не считаю себя больше вправе растрачиваться на столь частное для меня одногодело, раз уж данный вид загадок попал в кругозор моего сознания. Я чувствую себя призванным отложить в сторону личное, и заняться делом, полезным для всех, поскольку данное направление раскрытия всяких тайн действительности показалось мне волнующе актуальным.

Итак, загадки случайностей, совпадений и того, что может стоять за всем этим…

Зачем нам это надо

Обещанный разговор о случайностях и совпадениях, несмотря на всю его занимательность и всеобщее любопытство, является темой архисложной и невероятно тяжелой. Основная трудность вопроса состоит в том, что, с одной стороны, никто не отрицает наличия элементов случайности и странных совпадений, а, с другой стороны, никто этим совершенно не занимается. Это, пожалуй, самая не проработанная директория знаний, изо всех имеющихся у человека. Как-то так сложилось, что уже простое признание факта участия Случайного в процессах нашей жизни, как бы автоматически освобождает исследователей от дальнейшей остановки на этом явлении с целью его глубокого изучения. Считается, что долг в отношении этого феномена, тем самым, уже полностью исполнен. Единственная область более или менее пристального внимания к случаю – это различные статистические системы вероятностного прогнозирования, опирающиеся на закон больших чисел. Вероятностное прогнозирование успешно применяется во многих областях практической деятельности. Однако во всех его системах заложен единственный и основной методологический прием – перевести случайное в вероятное, вероятное в необходимое, а необходимое в неслучайное. Таким образом, смысл всех этих вероятностных систем – убить самостоятельное значение случайности, убрать ее с глаз долой и вернуть картину мира в рамки, доступные физическому (да и любому другому) прогнозированию. К случайному относятся как к аномальному, нарушающему наблюдаемый порядок. Естественно, что при таком подходе изучается не сама случайность, а пути ее преобразования до кондиций, позволяющих впихнуть ее в чинную семью причинно объяснимых явлений. Идет борьба со случаем, а не его изучение.

Статистически-вероятностный метод, таким образом, всего лишь описывает сектор, где случайность взаимодействует с зоной традиционно объяснимых процессов, а сама случайность, как явление, не объясняется. Кстати сказать, объяснение и не является задачей вероятностной теории. Ее основная задача – просчитать стабильность процессов, которые она исследует, что она и делает через прогноз масштабов возможного нарушения этой стабильности различными случайными факторами.

Хотя, надо сказать, что вероятностное объяснение, хоть какое-либо, но всегда, в той или иной степени, возможно. И в нашем вопросе тоже. Здесь всегда есть большое искушение что-либо объяснить в научных терминах, оставив непроясненным и даже еще более запутанным то, что попало под такое объяснение, но при этом с усталым удовлетворением прояснителя объявить, что вопрос теперь уже стал ясен, как это следует из полученного столбца формул. Если бы мы это сделали, то нас бы никто не обвинил, но при этом самодовольно объявленная ясность вопроса уходила бы от нас в дебри математических закономерностей, и доказывала бы нам только то, что относится к внутренним обстоятельствам только этих самых математических закономерностей. Хромота вероятностных математических расчетов обусловлена тем, что той ногой, которой в этих расчетах шагают математические операции, совершаются вполне гладкие и решительные движения, а той ногой, которой в этих расчетах нащупываются причинывероятностных событий – не шагается вообще, потому что не на что опереться. Вероятностная теория видит определенные свойства действительности и начинает выяснять… математические свойства этих свойств. Действительность для нас отдаляется при этом еще на одну ступень от самой себя, в иную себе реальность, потому что она (действительность), как ее математически ни моделируй, все равно не есть эта математическая модель, которая выступает ее полномочным представителем. При таком методе математизации физических обстоятельств, даже те свойства действительности, которые фиксируются нами, уже более не являются теми же самыми свойствами самого себя, а становятся свойствами некоей избранной системы математических операндов. То есть, подменяются какой-то внешней и чужой себе логикой, питающейся числовыми, а не реальными определениями.

По иному и быть не может, поскольку, будь нам ясна закономерность причин того или иного вероятностного процесса, то этот процесс уже не был бы вероятностным. Он стал бы закономерным. Случайность и ее вероятностный анализ всегда появляются там, где сутьпричины скрыта. Есть как бы тело изучаемого процесса, полностью известного и проработанного в своих причинах, и есть случайности (со своими неизвестными причинами), которые вонзаются в это тело как пиявки, и создают только одни неудобства. Случайность в понятиях научного знания имеет вид некоего статистического недоразумения, которое не только ничего не рассказывает о себе, но и вообще не относится напрямую к тому, где она засвечивается своим присутствием. Одно слово – случайность.

И, казалось бы, чему тут не поверить, и что здесь может до конца не удовлетворить? А то, что уже сама по себе, вот эта повсеместная необходимость применения вероятностных расчетов в науке, говорит нам о том, что наш мир является для нее не до конца проявленной системой, в которой есть какие-то скрытые от науки параметры, недоступные нашему распознаванию. В конце концов, если признается, что у случайного есть всегда своя причина, то почему бы ее ни назвать? Почему бы науке ни пройтись по всем этим скрытым причинам случайного и сделать всё подвластным строгому планированию и расчету? Разве она этого не хочет? Она этого очень хочет, но у нее не получается. Потому что эти скрытые параметры не входят в научное описание мира, выпадают из него. Вот если бы они туда попали, то наука уже не знала бы такого термина, как «случайное», и все вокруг было бы ею прогнозируемо. Следовательно, есть что-то, о чем сама наука говорит как о реально необходимом (причины случайного), но при этом в самой науке нет ничего, что понимало бы это реально необходимое.

Ну, так и что же? Наука, все-таки, как-то дружит со случайным, приблизительно его прогнозирует и учитывает в своем описании. Разве этого недостаточно? Недостаточно. Потому что, к сожалению, забывается, что научное описание – это всего лишь научное описание, но никак не объяснение. «Верное описание» – это герб науки и первые слова ее гимна. А все, что касается объяснения – это легенды, распускаемые ею же. Но вот, дойдя до глубин материи, наука затрудняется теперь не только в объяснении, но уже и в описании, потому что уперлась именно в случайное (микромир и его квантовая природа). По привычке навыков обращения со случайным, она докатилась уже до того, что занимается не просто описанием, а вероятностнымописанием. Теперь мы остались вообще без описания, потому что наука теперь только предполагает, считая микромир вероятностным, случайным и способным к произвольным неисчислимым комбинациям в каждый свой момент. То есть, мир, реально существующий в данный свой момент в своем единичном собственном виде в количестве «один», наукой представляется многовариантно возможным и в количестве «с ума сойти, как много» в тот же самый свой момент. Что же такое с наукой произошло? А это Случайное преподнесло науке неприятный сюрприз. Веками наука относилась к Случайному как к досадной капле пота на носу, которую надо просто стряхнуть, чтобы дальше делать свое увлеченное дело. И вот пришло время, когда именно Случайное теперь требует своего объяснения, если наука хочет вообще дальше хоть что-то описывать.

У науки есть только один опыт работы со случайным – математически-вероятностный подход. И этот опыт, накопленный для анализа всякого разного случайного, теперь вовсю применяется для описания фундаментальных свойств материи, то есть, к атому и ниже него. И при этом даже не подвергается никакому сомнению обоснованность подобного математически вероятностного моделирования для атомных и околоатомных событий, которые никогда не вероятностны по своему результату. Тот парадокс, что вероятностно-случайное (по мнению науки) состояние материального мира в его элементарной части оформляется затем в стабильное и никогда не вероятностное его основное состояние, науку не смущает. И в чем беда, если даже науку это не смущает? А беда в том, что мир, описываемый подобным образом наукой, разбивается на два противоположных мира: на случайно-беспорядочный в своей основе, и на закономерно-стабильный в своем результате. Один и тот же мир ею разрывается на два противоположных мира, отрицающих друг друга по своим основным характеристикам. Один мир случайный – другой мир строго закономерный. Но это один и тот же мир. Причем из случайного мира складывается весь закономерный мир! Вот так нам всё это объясняет наука, и говорит, что всё в порядке – вероятность случайных процессов создает закономерный общемировой процесс, и что же вам еще надо? А нам бы надо понять – это ж, как такое может быть? Ведь, вероятность, на то она и вероятность, чтобы ее последствия были только всегда вероятными, и никогда закономерными. А закономерность на то она и закономерность, чтобы в ней не было ничего вероятностного. Как же вероятное переходит в закономерное? И как закономерность собирает свою закономерность из бесчисленных вариантов только вероятного? И как может изначально случайное вдруг становится окончательно закономерным? Вот эта проблема наукой не только не разрешена, она даже ею и не ставится.

Она не ставится, потому что найден описывающий методматематического кудесничества в форме математических моделей нераспознанных физических процессов. Это само по себе уже нехорошо, когда вместо физических свойств изучаются их математические заменители, но настоящей бедой это стало тогда, когда установилась прочная мода, по которой вообще только то, подо что может быть подведена математическая описательная база, стало считаться научным. Оно бы и неплохо по основному смыслу, но математика почему-то стала слишком легко переходить в физику только на том основании, что она вот в данном случае говорит про физику. Возобладал принцип – все математическое научно, а все научное верно отражает действительность. Однако правильнее было бы понять, что верно в данном случае отражается только научный способ математического замещения физических явлений, и все это «верно» справедливо только относительно науки как метода, но не касательно самого мира. Достаточно при этом вспомнить, что во второй половине (!) XIX века, Саймон Ньюкомб, профессор математики Морской Академии США, человек в то время авторитетнейший как в области математики, так и в области астрономии, вошедший во все современные энциклопедии мира, математически доказал, что летательные аппараты тяжелее воздуха летать не могут. Что тут добавить относительно соответствия математических моделей тому, что они пытаются собой отразить?..

Впрочем, такие примеры, как с Ньюкомбом, не очень-то впечатляют кое-кого, поскольку – кто положится, что Ньюкомб просто не ошибся в расчетах, и дело вовсе не в пороках математического моделирования, как такового? И вообще – вера в математику имеет под собой много оснований, а всё, что относится к доводам о сомнительности математических моделей для физических процессов, воспринимается всегда как гнусная атака на науку вообще. Чтобы нас никто в этом не обвинил, предложим читателю решить простое арифметическое действие:

2 – 2 = 0

Это самые основы математики, тут все бесспорно и очень доступно. Тут и Ньюкомб не ошибется. Естественно, что таким ясным и не шарлатанским способом можно, наверное, моделировать различные физические процессы, не так ли? От двух чего-то отнять два чего-то и получим ноль. Ну, так пусть читатель и попробует от каких-либо двух объектов реального мира отнять два таких же объекта. От двух яблок пусть отнимет два яблока. Когда закончит с этим, пусть поищет еще пару чего-либо и тоже отнимет саму ее от себя. Мне думается, он не заскучает. А мы, несмотря на то, что на такое всегда хочется посмотреть до конца, перейдем к следующему примеру:

1/2 + 1/3 = 5/6

опять здесь перед нами предстает завершенная логика математических действий. Давайте, опять проделаем это с яблоками. Возьмем половинку яблока и одну треть яблока, а затем сложим их вместе, в одну кучу. Вас не удивляет, что, согласно математике, у вас при этом из двух кусочков получалось пять кусков? Лично автора это нисколько не удивляет, поскольку вот в этом и состоит все хваленое математическое моделирование. Математика живет своей очень правильной жизнью, а реальность – своей, тоже очень правильной, и уже на стадии арифметики возникают непреодолимые затруднения объединить их в одну описательную картину, где бы из левой части (математической) было бы до конца ясно, что же, на самом деле должно происходить в реально-физической.

Причем даже безо всяких переводов ситуации из абстрактно-математической в реально-физическую, совершенно ясно, что математика не только моделировать не умеет, но даже и отражать простые сравнительные соотношения физических характеристик не способна. Например, нуклеотидная последовательность молекул наследственности ДНК у человека имеет расхождение с аналогичным строением ДНК крота на 35 %. Если это понимать, как есть, математически, то человек должен успокоиться на том, что он на 65 % полностью не отличим от крота, и только чуть более одной трети их общих характеристик коренным образом не совпадают. Математика именно об этом и говорит, если отвлечься от реальных фактов.

Отличие ДНК человека от ДНК шимпанзе математически выражается в 1,1 %. Давайте представим себе две фотографии одинакового формата – на одной у нас будет Моника Белуччи, а на другой самка шимпанзе. В этом случае даже самец шимпанзе не стал бы спорить, что математическое выражение разницы этих двух божьих созданий в один с небольшим процента не выражает ничего. И, кто знает, может быть, самец шимпанзе был бы несказанно удивлен, и даже с трудом пережил бы ту новость, (если бы о ней узнал), что человек последние сто лет только тем и занимается, что математически моделирует ненаблюдаемые физические процессы и на этом создает научную картину мира.

Но у нас пока не такие сложные абстракции, как в современной физике. Хотя и мы можем несколько усложнить какой-нибудь пример. Допустим:

4 – 2 = 2

Здесь читатель может взять реванш – от четырех яблок отнимем два яблока, и у нас останется два яблока. Все сходится с математикой! Работает? Нет, не работает, потому что – куда делись те два яблока, которые мы отняли? Их в реальном мире больше нет? Вот они рядом лежат, «отнятые». Мы разделили четыре яблока на две кучки по два яблока, а говорим, что теперь у нас только два яблока. Как это мы сподобились? А мы сподобились так потому, что в математической реальности у нас действительно теперь только два яблока, а два яблока бесследно и навсегда исчезли. А в реальной действительности у нас как было, так и осталось четыре яблока. Вот так и работает математическое описание, создавая трюковой мультфильм про реальную жизнь. При этом что-либо считается научным, повторим, только в том случае, если имеет под собой математическую расчетную модель. Это сильно укрепляет веру в описательную силу науки, не так ли?

Когда строится дом или собирается в полет ракета, то математика все описывает правильно и не просто помогает, а просто-таки обеспечивает успешность предприятия, возразят нам. А никто математику и не обижает. Просто в вышеуказанных и подобных им случаях математика описывает реальную физическую модель, она к ней жестко привязана и никакой самостоятельной математической моделииз себя самой она здесь не создает. Когда же нечто статистически прогнозируется, или нечто математически моделируется при полном отсутствии этого «нечто» в реальном мире или хотя бы перед глазами, то появляется просто абстрактная математическая картина, которая строится по своей внутренней математической логике, а не по реальной структуре той физической натурщицы, которая предстала гипотизирующему воображению распаленного научного работника.

А что происходит, когда нечто не может получить математического описания? Оно не только не рассматривается в качестве исследовательской темы, но даже и не публикуется в неисчислимых научных вестниках и сборниках. Многие идеи вместе с их авторами неизвестны просто из-за того, что эти догадки и прозрения не поддаются математическому оформлению. Нам ближе сейчас вопросы случайного и неслучайного, поэтому, вернувшись к этой проблеме, мы вынуждены будем признать, что вероятностное научное толкование многих явлений вообще ускользает от науки по вине самой же науки. Например, явления, не имеющие достаточной статистики, вероятностным расчетам не поддаются, поскольку в основе теории вероятности лежит все тот же закон больших чисел. Представим себе возможность какого-либо циклического события, растянувшегося на тысячелетия в прошлое и обладающего потенцией проявляться в будущих тысячелетиях. При этом реализация этапов данного события происходит (допустим) с периодом где-то около один-два случая за тысячелетие. Вероятностный аспект этого события ни у кого из представителей науки не только не вызовет потребности в анализе, но и вообще не будет распознан как повторяющийся и имеющий одну цепь последовательных актов. Все эти события для науки останутся единичными, ни с чем не связанными, случайными и выпадающими из общей статистики фактов. Благодаря этому они останутся за бортом научного предсказания. В 1977 году американцы зафиксировали в космосе гигантский выброс антивещества протяженностью 3 тыс. световых лет (!!!). Причем поразило даже не само столь массовое образование частиц антивещества, сколько то, что источник антивещества для науки – это вообще загадка до сих пор. Кроме того, выброс произошел в форме струи, что совсем не укладывается в допустимые схемы подобных происшествий. А совсем неприятно было то, что по существующим расчетам в этом районе вселенной никакого антивещества не могло быть никогда и ни в каком виде. Так и осталось все это аномалией. А если представить себе, что с определенной долгосрочной периодизацией (например, двести раз в миллион лет) такие выбросы происходят, время от времени, что напоминает некий сброс излишков, как в паровом клапане, то это была бы совсем другая картина, но… достаточной статистики нет. В силу этого какие-то возможно циклические процессы даже не рассматриваются наукой в этом аспекте, будучи отнесенными к разряду единичных и случайных. Здесь наука и могла бы, (может быть), но ей нечем. Нет больших чисел.