Текст книги "Океан не спит"
Автор книги: Виктор Устьянцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
7
Разбудил его телефонный звонок. Было только половина восьмого. «Кому я в такую рань понадобился?» Вспомнил разговор с Юлей и быстро вскочил. Но это звонила не она, а Кравчук.
– Вчера до полуночи звонил вам, так и не дозвонился, – недовольно сказал он.
– Я вернулся позже. А что случилось?
– Срочно идите к Вареникову. Времени на сборы у вас часа полтора. Сделаете репортаж и очерк о секретаре партбюро боевой части. О каком, Вареников знает.
Капитан 1 ранга Вареников – начальник политотдела соединения ракетных кораблей. Раз Кравчук позвонил так рано, значит, предстоит выход в море. Николай начал одеваться. Он любил выходы в море, каждый раз радовался общению с людьми, но сегодня впервые был огорчен тем, что уходит. «Интересно, надолго ли? Судя по заданию – сделать всего два материала, – выход не длительный, дня на два-три». Он хотел позвонить Юле, но потом решил не будить ее так рано. «Позвоню позже, от Вареникова. А пока пусть поспит».
Однако позвонить ей так и не удалось. Когда он добрался до гавани и поднялся на палубу корабля, связь с берегом была уже отключена. Вареников сообщил, что выход планируется на двое суток, будет отрабатываться взаимодействие кораблей.
– Писать об этом вам, очевидно, не нужно. Но о людях можете писать сколько угодно.
– У меня есть задание сделать репортаж и очерк о секретаре партбюро боевой части. Кого бы вы порекомендовали?
– Напишите о мичмане Егорове. Отличный специалист, умелый воспитатель. Он в радиотехнической службе. Впрочем, вот его начальник, капитан-лейтенант Сомов, поговорите с ним.
Но Сомов только сказал:
– Простите, но сейчас я очень занят. Поговорим после аврала.
– В таком случае идемте на мостик, – пригласил Вареников.
Едва они поднялись на мостик, как прозвучал сигнал большого сбора. Усиленная динамиками, понеслась по кораблю команда вахтенного офицера:
– По местам стоять, со швартовов сниматься!
Корабли один за другим отходили от пирсов. Головной под флагом командира соединения уже входил в узкое горло канала.
– Отдать носовой, впередсмотрящий! – кричал в мегафон старпом.
– Левая, вперед самый малый!
– Отдать кормовой!
Корабль медленно отваливал от стенки: сначала отошел нос, потом корма.
– Держать по створу!
– Есть держать по створу! – весело отрепетовал рулевой, но исполнить команду не успел. С сигнального мостика доложили:
– Товарищ командир, нас вызывает пост.
Все взгляды устремились на береговой сигнальный пост. Оттуда прожектором что-то передавали. Николай пытался прочесть, но не смог – передавали слишком быстро. Сигнальщик громко читал:
– «Немедленно закрыть связь, подойти к пирсу».
– Что за чертовщина! При чем тут связь? Сигнальщики, чей подписной номер?
– Командующего флотом.
– Ясно.
Корабль снова ошвартовался у пирса. Из радиорубки доложили:
– Командир соединения запрашивает, почему вернулись.
– А я и сам не знаю, – сказал Вареникову командир и уже громко приказал радисту: – Не отвечать!
Вскоре все прояснилось: на пирс влетела машина командующего флотом и остановилась у сходни. Адмирал в сопровождении начальника связи флота поднялся на борт и сказал встретившему его у трапа командиру:
– Отходите.
Они поднялись на мостик, и адмирал, поздоровавшись со всеми, весело сказал:
– Посмотрим, как вы «воюете». Вот и пресса, оказывается, тут. Смотрите, как бы не пропесочили в газете.
Николаю польстило, что адмирал его узнал. «Ну и память!» Командующий до этого разговаривал с ним только один раз, да и то мимоходом.
– Разрешите поднять ваш флаг? – спросил командир.
– Не разрешаю. И вообще меня здесь нет. Поняли?
– Так точно. В таком случае разрешите узнать, как доложить командиру соединения причину задержки?
– Сообщите, что возвращались за опоздавшим корреспондентом газеты старшим лейтенантом Гуляевым. Я не ошибся? – спросил адмирал у Николая. – Ох и достанется вам на орехи! Ничего, в интересах дела потерпите. А когда потребуется, заступлюсь.
– Спасибо.
– Принесите-ка комбинезоны мне и корреспонденту, – приказал командующий и подмигнул Николаю: – Посмотрим, как несут службу морячки. И не вздумайте, командир, никого на боевых постах предупреждать.
Они натянули комбинезоны и пошли по боевым постам. Адмиралу с его тучной фигурой нелегко было протискиваться в узкие люки и подниматься по вертикальным скоб-трапам. Николай видел, что он устает, и недоумевал: «Зачем это ему нужно?» Но вскоре убедился, что командующему это нужно не столько для проверки состояния дел, сколько для живого общения с матросами в их рабочей обстановке. Почти на каждом посту он задерживался, чтобы поговорить то с одним, то с другим матросом, перекинуться шуткой или рассказать поучительный случай из своего опыта, а где и самому поучиться.
– Толковые ребята, – сказал он Николаю, когда переходили из турбинного отделения в радиолокационный пост. – А я вот уже многое подзабыл, а кое-чего просто не знаю. Техника новая, не успеваешь следить.
Но Николая как раз поразило другое: глубокая морская эрудиция командующего. Он разбирался в таких мелочах, которые даже не всякий узкий специалист обязан знать. Вот и сейчас сел за станцию, покрутил какие-то рукоятки, открыл заднюю крышку, потом опять посидел перед экраном и сказал:
– По-моему, сервомоторчик что-то барахлит. Как думаете?
Радиометрист, молодой матрос, покрутив рукоятки, ответил:
– А по-моему, все в порядке.
– Давайте спросим у старшины, – предложил командующий. – Он лучше нас с вами в этом деле разбирается.
Вызвали старшину.
– Как работает станция? – спросил адмирал.
– Сейчас посмотрим, – ответил старшина и тоже стал крутить рукоятки. Потом откинулся на спинку стула и сказал: – Сервомотор надо менять.
Адмирал торжествующе посмотрел на молодого матроса: дескать, что я говорил? Матрос, не скрывая своего восхищения, произнес:
– И как вы догадались?
– Тут, брат, не гадать надо, а знать.
Старшина, оправдывая не то себя, не то молодого матроса, пояснил:
– Я давно заметил, что он барахлит, две заявки уже давал, да говорят, на складе моторов нет.
– Товарищ Гуляев, напомните мне при разборе: надо проверить, чем занимаются наши снабженцы.
– Есть напомнить!
Когда они поднялись на мостик, адмирал спросил у командира:
– Почему в кормовых бомбосбрасывателях глубинные бомбы окончательно не изготовлены?
– По инструкции они должны быть изготовлены предварительно.
– Так вот вам моя инструкция: готовить окончательно. И при каждом обнаружении подводной лодки, о которой не было оповещения, бомбить! Не спрашивая на то разрешения свыше.
– А как быть с инструкцией?
– Придется отменить. Вернемся в базу, издам по этому поводу приказ.
«Вот так – от сервомотора до решения таких государственных вопросов. Сколько же ему надо знать? – думал Николай. – И сколько на нем ответственности! Ведь тот же приказ бомбить каждую неопознанную подводную лодку может иметь такие последствия!» Ему захотелось написать о командующем. Конечно, не для своей газеты, а для центральной или для журнала. Но для этого надо знать многое о командующем. «Нет, не сумею, – решил Николай. – Не хватит материала».
Но материал сам шел к нему в руки. Командующий ни на шаг не отпускал Николая от себя. Когда Николай попытался незаметно улизнуть с мостика, адмирал вернул его.
– Смотрите и слушайте, вникайте во все, что тут делается. Это вам не повредит.
– Боюсь, товарищ адмирал, что я тогда не выполню задания редакции.
– А какое у вас задание?
Николай доложил.
– Ничего, я думаю, газета может обойтись и без этих материалов. Практическая ценность их невелика. А вы пока присмотритесь к корабельной жизни, просто так, без всяких заданий. Глядишь, что-нибудь и нащупаете. Между прочим, проходил ли кто-нибудь из офицеров редакции стажировку на кораблях?
– Пока нет. Но запланировано.
– Вы каждый год планируете. Но каждый раз находите объективные причины, чтобы не стажироваться.
– Это зависит не от нас.
– Знаю, что не от вас. Я вот сам возьмусь за вас и всех заставлю хотя бы по два-три месяца стажироваться. А то пишете о пустяках, а о том, где и что у нас сегодня жмет, стыдливо умалчиваете. Острее надо делать газету, проблемнее ставить вопросы. Так и передайте своему редактору.
– Есть!
– Слышали, в одном из округов все офицеры редакции сдали на классность и могут самостоятельно произвести пуск ракеты? Как думаете, хорошо это?
– Вряд ли, товарищ адмирал. По-моему, каждый должен прежде всего свое дело хорошо знать. Не думаю, чтобы когда-нибудь редакции пришлось запускать эту ракету.
– С последним согласен. А что касается изучения техники и жизни – они молодцы. Ладно, мы этот разговор еще продолжим, а сейчас давайте посмотрим, что тут делается.
Корабли маневрировали на переменных курсах. Судя по тому, как нервно курил Вареников, не все шло так, как требовалось.
– В чем там дело? – спросил командующий у начальника связи.
– Командир соединения не может вызвать авиацию прикрытия.
– А кто их должен прикрывать?
– Иванов.
– Поднимите полк Круглова. А Иванова не забудьте пригласить на разбор. Прямо сюда – и пусть как хочет, так и добирается. Хоть на вертолете.
Вскоре над кораблями появились самолеты. По связи, выведенной на мостик, пошли запросы о том, почему их прикрывает полк Круглова. Видимо, командир соединения понял, что в его действия вмешался кто-то другой, обладающий большей властью, и забеспокоился.
– Поднимите мой флаг, – приказал командующий. – А то доведем ваше начальство до полного нервного истощения.
Подняли флаг, и тотчас же командир соединения запросил по радио: «Прошу разрешения продолжать учения».
– Действуйте по своему плану, – ответил командующий.
8
Редактор газеты капитан 1 ранга Буров зашел к начальнику отдела пропаганды и агитации политуправления, чтобы решить вопрос о штатах. Проводилось очередное усовершенствование аппарата, и редакции предложили сократить одну штатную единицу. Сокращать было решительно некого. Эти усовершенствования проводились ежегодно, и за последние десять лет штат редакции сократился почти наполовину. В прошлом году упразднили должность делопроизводителя в отделе писем, а поток писем возрос в полтора раза, и отдел задыхался.
Начпроп, выслушав Бурова, сказал:
– Понимаю, но помочь ничем не могу. Все сокращают, и вам надо.
– А кого? Предложите.
Они по пальцам пересчитали всех сотрудников и сошлись на том, что сокращать действительно некого.
– И все-таки сократить придется.
– Но ведь в ущерб же делу!
– Потерпите. Кончится кампания, найдем вам единицу.
– Обещаете?
– Обещаю.
Значит, можно быть спокойным. Буров знал, что в других управлениях и отделах так и делали – в конце года сокращали штаты, а в начале следующего снова увеличивали. Все это напоминало ему выстрел. Выстрелят из ружья около церкви, стаи галок сорвутся с колокольни, покружатся-покружатся над ней и опять садятся на то же место. Об этом Буров в прошлом году писал министру обороны, доказывая необходимость разумного, а не огульного подхода к решению вопросов совершенствования аппарата. Но письмо до министра так и не дошло, а кто-то из его канцелярии разъяснил, что сокращение проводится в соответствии с решением правительства, как будто Буров и сам не знал этого.
Он уже уходил, когда начпроп сказал:
– Да, тут статью мне давали читать предварительно. На мой взгляд, публиковать ее нецелесообразно. Возможно, все факты верные, но ведь это лучший наш полк. Стоит ли так ставить вопрос? Впрочем, решайте сами, я свое мнение высказал. – Он протянул Бурову статью.
– Хорошо, я еще посмотрю ее, – пообещал редактор. Он не хотел признаваться, что еще не видел статьи. Это, конечно, непорядок, что из редакции отправляют материалы в политуправление, не поставив об этом в известность редактора. «Ведь сколько раз напоминал об этом. Нет, стараются снять ответственность с себя и переложить ее на других», – с досадой подумал он.
Вернувшись в редакцию, он внимательно прочитал статью Савина, и она ему понравилась. Она затрагивала именно те проблемы, которые многие годы не ставились в печати. Автор с болью писал, что мы за количеством общих мероприятий, носящих чаще всего не деловой, а парадный характер, перестали заботиться о их результатах и потеряли способность влиять на настроение и умы воинов. Мы зачастую оказываемся неспособными вызвать их на откровенный разговор, боимся искренности, ибо порой не умеем убеждать, своевременно влиять на формирование личности, на воспитание высоких гражданских чувств. Многие формы воспитательной работы, которые мы считаем зарекомендовавшими себя, сегодня явно устарели. В армию и на флот пришли новые люди, более грамотные и более способные, примитивизм их только отталкивает, настраивает даже против хороших и полезных форм, действительно оправдавших себя.
Буров пригласил Кравчука:
– Что вы думаете об этой статье?
Кравчук замялся. Он догадался, что статья вернулась в редакцию из политуправления, а вот что о ней сказали там, узнать не успел. И сейчас, опасаясь, что его личное мнение может и не совпасть с мнением политуправления, уклонился от прямого ответа.
– Видите ли, Гуляев привез две статьи: эту и секретаря парткома полка майора Коротаева. Я считаю, что статья Коротаева лучше. Капитан 2 ранга Семенов тоже такого мнения.
– Покажите мне статью Коротаева. Если она действительно лучше, то, конечно, сначала надо опубликовать ее.
Кравчук принес статью. Пока Буров читал ее, Кравчук мучительно соображал, как ему выкрутиться в случае, если статья Савина понравится редактору больше. Сейчас поддержка редактора была ему крайне необходима. Сегодня он заходил в отдел кадров политуправления и узнал, что Семенова вызывают в Москву. Возможно, где-то открылась вакансия и Семенов уйдет. «Надо было вчера вместо Гуляева позвать к себе кадровика, может, и удалось бы вытянуть из него подробности да и на всякий случай заручиться поддержкой». Он и сейчас не допускал мысли, что и кадровик может отказаться от его приглашения, как отказался Гуляев, хотя знал, что офицеры кадровых органов даже к друзьям стараются ходить пореже, а чаще приглашают их к себе.
– Так почему же вы считаете, что статья Коротаева лучше?
– В ней все правильно, все подтверждено фактами. И потом: все-таки солиднее, если выступит секретарь парткома. А со статьей Савина хлопот не оберешься. Ведь это же лучший ракетный полк! Если мы его будем критиковать, то на чьем же опыте будем учить?
– Значит, попросту говоря, вы боитесь?
– Не боюсь, а хочу как лучше.
– Вы хотели сказать, как спокойнее?
– Не совсем.
Зашел Кустов, положил на стол полосу.
– Что это сегодня так рано? – удивился Буров.
– Вторая будет тоже готова минут через десять. Сегодня типография культпоход в кино устраивает, вот и жмут. И вас просят не задерживать.
– Хорошо, я сейчас начну читать.
Кустов ушел. Кравчук тоже поднялся:
– Разрешите идти?
– Да… Вот видите, торопят.
Кравчук, выйдя из кабинета редактора, сразу же позвонил в политуправление. Инструктор, с которым он разговаривал, ничего о статье не слышал. Кравчук бросил трубку и пошел к Семенову.
А Буров взял полосу и стал читать. Ему не хотелось задерживать рабочих типографии. Работа у них вечерняя, в кои-то веки соберутся с семьями в кино, да и то еще пойдут ли. Дадут по телетайпу срочный материал, вот и сорвется культпоход. Надо будет выяснить, нет ли какой возможности показывать им фильмы здесь.
Как ни старался он побыстрее прочитать полосы, ничего не получилось. Мысли снова и снова возвращались к разговору с Кравчуком. «Ошибся я в нем, это уже ясно. И что меня тогда заставило именно его тянуть в начальники? Может, его осторожность? Или что-то другое? Он все время держался на виду, первым выступал на всех собраниях, был образцом дисциплинированности. А может, это вовсе и не дисциплинированность, а самый рядовой подхалимаж? И я клюнул на это?»
Теперь ему вдруг припомнились, казалось бы, мелкие подробности. Как-то в отдел партийной жизни по ошибке попало письмо, в котором опровергались факты, изложенные в корреспонденции, прошедшей по отделу пропаганды. Кравчук тогда не передал это письмо в отдел пропаганды, а держал его у себя до партийного собрания. В другой раз он, в порядке «информации», сообщил редактору, что капитан-лейтенант Хватов часто заходит на квартиру к старшей машинистке. «И почему я его тогда не выгнал, а стал разбираться?» Тогда выяснилось, что жена Хватова пишет диссертацию, а старшая машинистка печатает ее на дому, между прочим, на машинке того же Хватова.
Припомнилось Бурову, что в прошлом году ему никак не удавалось «выколотить» для больного Семенова путевку в Трускавец. Зато Кравчук каким-то непостижимым образом раздобыл эту путевку для Семенова. Да и самому Бурову он как-то достал покрышки для автомашины.
Сопоставляя сейчас все эти факты, выстраивая их в цепочку, Буров вдруг увидел во всем этом определенную линию поведения Кравчука, его истинное лицо. Обнаружил также: все, что было в отделе партийной жизни интересного, делалось в отсутствие Кравчука или помимо его. «Ведь если их с Гуляевым поменять местами, дело пойдет лучше, – подумал Буров. – Впрочем, Кравчук будет только мешать. А может, посадить его инструктором в отдел писем, а Федотова перевести в партийный отдел?»
Вычитку полос он все-таки закончил вовремя. Отпустив наборщиков, верстальщиков и дежурного по номеру, остался в редакции и снова прочел статьи Савина и Коротаева. «А что, если дать их обе в одном номере? Написать к ним хорошую врезку и пригласить читателей обсудить эти статьи. Может состояться очень интересный, принципиальный разговор».
Он понимал, что разговор будет острым, не все партийные работники отнесутся к нему правильно. Да и в политуправлении многие не одобрят. Но ведь когда-то надо об этом говорить? Он понимал, что вся ответственность за этот разговор будет лежать на нем, редакторе газеты. Он не боялся этой ответственности, но все же позвонил члену Военного совета – не для того чтобы получить его разрешение, а чтобы проверить, прав ли.
Выслушав его, член Военного совета сказал:
– Давай, начинай. Только смотри, шишек тебе за этот разговор наставят много.
– А я их, товарищ адмирал, не боюсь. За двадцать шесть лет работы в печати у меня уже иммунитет выработался.
– Ну-ну, посмотрим, поможет ли тебе твой иммунитет.
Написав врезку и поставив заголовок «Кто же прав?», Буров отправил обе статьи в набор и пошел домой.
9
Николай встал по общему сигналу подъема. Выспался он хорошо, благо в этот раз его не беспокоили ночью. Обычно корреспондентов размещают в нижних каютах на свободных местах. В этот раз, видя, что сам командующий уделяет Николаю столько внимания, и, наверное, решив, что они большие приятели, корабельное начальство позаботилось устроить Николая поудобнее. Ему выделили отдельную каюту наверху, рядом с каютой, где разместился командующий.
Умывшись, Николай вышел на палубу. Матросы делали утреннюю гимнастику. Старшины покрикивали на нерадивых: «Соловьев, ниже наклоняйтесь!», «Глубже, глубже приседание!», «Левый фланг, что там еще за разговорчики?». За теплой трубой укрылись двое «сачков». Заметив Николая, они поспешно стали в строй.
Еще не рассветало, только на востоке алело багряное зарево. Небо было чистым, день обещал быть погожим. Над морем низко стлался туман, легкий бриз ласково шевелил его космы. На юге все более отчетливо проступал берег, и скоро стали видны очертания города. Вращающийся огонь входного маяка бледным лучом скользил по стенам домов.
Окончилась физзарядка, и на палубе стало тихо. Только где-то глубоко внутри стального чрева корабля глухо ворчали машины, да море тихо плескалось у борта. Потом откуда-то появились чайки. Они громко и требовательно кричали, должно быть, выпрашивали пищу, наиболее смелые и нетерпеливые таскали из обреза на корме окурки.
Вдруг откуда-то донеслось ровное стрекотание мотора. Сначала Николай решил, что на одном из кораблей спустили на воду катер. Но это оказался вертолет. Он прошел над кораблями, развернулся и завис над головным. С вертолета на тросе спустили два тюка. Потом трос убрали и выбросили штормтрап. По нему в кабину вертолета поднялся человек, должно быть, тот самый подполковник Иванов, который не успел своевременно прикрыть корабли с воздуха, за что и получил вчера нагоняй при разборе учений.
Вертолет улетел, а через полчаса катер доставил с головного корабля почту. Газеты были сразу за два дни. Николай просмотрел сначала вчерашнюю. Репортаж, который он все-таки успел передать по радио, поставили на первую полосу, значительно сократив и заверстав в него фотографию, взятую из архива фотокорреспондента. Фотография была сделана на этом корабле, но, наверное, очень давно: один из матросов, заснятый на ней крупным планом, уже успел уволиться в запас. «Ну вот, опять ляп, – с досадой подумал Николай. – Ведь могли же поставить другую, на которой нет этих крупных планов». Сам он отснял уже две пленки, но не смог их переправить на берег. И сейчас он пошел к старшему помощнику командира, чтобы узнать, не будет ли возможности отправить их сегодня.
– В девять ноль-ноль за командующим придет катер. Передайте старшине катера, он и отнесет в редакцию. А я думал, вы тоже уйдете.
– Нет, я уж с вами, как говорится, до победного конца.
Собственно, никто его не задерживал, он мог бы действительно уйти с командующим. Но очерк о секретаре все равно придется делать и надо побыть с ним хотя бы те три дня, на которые оттягивается возвращение кораблей в базу.
Он еще пил чай, когда в кают-компанию зашел вестовой и, попросив у старпома разрешения обратиться к корреспонденту, сказал:
– Товарищ старший лейтенант, командующий флотом просит вас после завтрака подняться к нему.
Когда Николай поднялся в каюту командующего и доложил о прибытии, тот сразу спросил:
– Сегодняшнюю газету читали?
– Никак нет, – признался Николай. – Вчерашнюю просмотрел, а сегодняшнюю не успел.
– Тогда, может быть, вы знаете, кто готовил вот этот материал? – Адмирал ткнул пальцем в лежавшую перед ним на столе газету.
Николай подошел, прочитал заголовок «Кто же прав?» и уже хотел было сказать, что не знает, но тут его взгляд упал на подписи. Он никак не ожидал увидеть статьи Коротаева и Савина в одном номере, да еще под одним заголовком, и поэтому растерялся.
– Вообще-то обе эти статьи готовил я, – сказал он и со страхом подумал: «Неужели опять что-нибудь не так?»
– А если не вообще, а конкретно? – усмехнулся адмирал.
– Конкретно – тоже я.
– Очень правильно сделали, что поставили их рядом. Этот, как его? – Адмирал заглянул в газету. – Этот Коротаев при таком соседстве оказался в положении той самой унтер-офицерской вдовы, которая сама себя высекла. Он что, и в самом деле дурак?
– Нет, я бы не сказал этого. Работает много, добросовестно, но, как бы вам сказать, отстал, что ли. Полк у них, как вы знаете, лучший, и, наверное, в этом есть какая-то доля и его работы. Но даже он мог бы делать значительно больше, отрешись он от формализма. А ведь порой на этот формализм мы сами их толкаем.
– Кто это «мы»?
– Ну, хотя бы газета. И, если откровенно, вы тоже.
– Я? Интересно, каким образом?
– Что спрашивать с Коротаева, если вы точно такие же статьи подписываете своим именем.
– Постой, когда это было? – Командующий от неожиданности даже перешел на «ты», что для него было не грубостью, которой он вообще не отличался, а знаком особого расположения.
И Николай уже совсем смело продолжал:
– А вы почитайте хотя бы последнюю вашу статью, что в «Красной звезде» напечатана.
– Чем она тебе не нравится?
– Скучная и… пустая статья. Нет в ней ни мысли, ни чувства. Вот вчера я слушал вас на разборе. Сколько интересных раздумий и наблюдений было высказано, не одну отличную статью можно написать. Но ведь вы об этом никогда не пишете!
– А, как думаешь, почему?
– Да потому, что вы ни одной статьи не написали сами. Вы их только подписываете. А пишет их за вас инструктор политуправления или наш брат газетчик. А отсюда и наш, а не ваш кругозор. Стараемся, чтобы поглаже сделать, с ваших же прошлогодних статей сдираем целыми кусками. Потому что это – «верняк». Может, вам иногда и не нравится, поморщитесь, но подпишете. А потом… – Николай умолк, решив, что и так уже наговорил много лишнего.
– Что потом? – допытывался командующий.
– А не обидитесь?
– Давай, раз уж замахнулся, так бей.
– А потом вот эти ребята, которых вы считаете толковыми, читают и думают: «Неужели у нас командующий такой глупый?» А тут еще политработники начинают с ними «прорабатывать» эту статью. Сидит матрос, слушает и не поймет, что в этих прописных истинах нового, полезного.
– Неужели так думают?
– Думают, товарищ адмирал. Да что говорить, я сам был не очень высокого мнения о вас, пока за эти дни не узнал вас поближе. Думал, вы просто дослужились до этой высокой должности, и все. Теперь-то вижу, что занимаете ее по праву.
– Ну ладно, не льсти. Сначала высек, а теперь льстишь. Не люблю я этого.
– Говорю то, что думаю.
– А ты, надо заметить, смелый парень. Как же ты отважился говорить мне такое?
– Когда-то и кто-то должен же сказать? И потом: это ведь в ваших же интересах.
– А ведь ты прав. И в таком положении не один я оказался. Как же это получилось?
– Очень просто. Сложилось исторически. Когда после революции к власти пришли рабочие и крестьяне, многие руководящие деятели были неграмотными или малограмотными. А их слова ждали. Вот и поневоле пришлось за них писать. А вы вот две академии закончили.
– Н-да, вот тебе и история, – адмирал забарабанил пальцами по столу. – Как же быть-то? Ведь пристают, просят написать, а писать-то мне некогда.
– Как вы думаете, у Ленина забот было меньше, чем у вас? А ведь сам писал! Пятьдесят томов!
– Так то Ленин! А из меня, сам посуди, какой писатель? Да и времени все-таки нет.
– Я понимаю. Мы ведь не против того, чтобы помогать вам. Забот у вас действительно по горло. Вы над первой фразой будете час мучиться, а я ее за пять минут напишу, потому что специалист. Не ахти какой, но набил руку. Написать мы за вас, на худой конец, напишем, но важно, чтобы в статье были ваши, а не мои мысли. Можете вы выкроить час времени, чтобы побеседовать с тем, кто за вас статью пишет? Час, даже два, можете. Но ведь вы, как правило, даже не знаете, кто за вас писал статью.
В дверь постучали, и вахтенный офицер доложил:
– Товарищ командующий флотом, ваш катер подан к трапу.
Адмирал взглянул на часы.
– Да, пора. Вы идете со мной?
– Никак нет, я еще не выполнил задания.
– Ну, оставайтесь, поплавайте еще. А я пойду на берег, там, наверное, дел накопилась уйма. Хлеб у меня, я тебе доложу, очень черствый. А за науку спасибо. От души. – Командующий положил руку на плечо Николаю и признался: – Знаешь, это очень трудно, когда ты один тут всему голова, самый старший. Побаиваются тебя, никто правду не скажет. То, что ты говорил, думают, наверное, стоящие ближе ко мне, чем ты. И по положению, и по возрасту, и по званию. А ведь молчат, стервецы!
Командующий начал собираться.
– Разрешите быть свободным, товарищ адмирал? – спросил Николай.
– Иди, иди.
– А насчет статьи-то будем считать, что договорились, товарищ адмирал?
– Какой статьи?
– Для нашей газеты.
– Ты, я вижу, ко всему прочему, еще и хитрец. Ладно, вернешься с моря, заходи, потолкуем и о статье.
Проводив командующего и передав старшине катера пленки, Николай зашел в свою каюту и развернул свежую газету. Прочитав врезку, задумался. Она была написана очень толково и не только предваряла обе статьи, но и, приглашая читателей продолжить разговор, четко определяла его тему и границы, ставила вопрос принципиальнее и шире, чем это было сделано в статье Савина. «А вот я не догадался объединить эти статьи», – подумал Николай. Он испытывал искреннюю благодарность к тому, кто так умно довел дело до логического конца. «Кто бы это мог сделать? Неужели Кравчук? В таком случае, честь ему и хвала».