Текст книги "Бомба времени (СИ)"

Автор книги: Виктор Маслов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

 

   БОМБА ВРЕМЕНИ

   Я сразу догадался, кто передо мной. Серый облегающий костюм, на ногах массивные ботинки. Короткая стрижка, гладко выбритое лицо. Ищущий взгляд. Наконец, он увидел меня.

   После перехода организму необходима адаптация. Как после длительной невесомости. Тело становится чужим, движения резкими, координация нарушается. Того, кто совершил переход, поначалу можно принять за пьяного или даже клиента психбольницы. Сам пережил подобное.

   Я хмуро наблюдал, как серый дергунчик рывками приближается к моему столу, и прикидывал, взять ему кофе, или, как в прошлый раз, спустить по лестнице. Выражение, написанное на его лице, заставило меня остаться на месте. Во взгляде его сквозило отчаяние.

   – Вы должны меня обязательно выслушать! – заявил он, плюхнувшись в кресло напротив.

   – Никому я ничего не должен, – сквозь зубы процедил я. Первый визитер в весьма грубой и безапелляционной форме приказал мне немедленно возвращаться. По его словам, эксперимент нарушил равновесие миров, и теперь все готово было полететь в тартарары. Я ему тогда не поверил.

   – Хотите кофе? – спросил я. Вообще-то, я бы с удовольствием вылил этот кофе ему на голову, а затем пинками выставил на улицу.

   – Не стоит, – ответил он, голова его нервно дернулась, – лучше я вкратце изложу суть дела.

   – Вкратце, это хорошо, – одобрил я, – валяй, излагай.

   Я уже понял, что выдернуть меня отсюда они не смогут. Руки коротки.

   – Во время следующего эксперимента деформация пространства разрушила лабораторию, были жертвы. Только спустя годы ученые снова занялись проблемой путешествий в параллельные миры. Их подвигли к тому непонятные аномалии в окружающем пространстве. Когда они докопались до сути, то пришли в ужас. Оказалось, что после вашего отбытия вселенная вместе с планетой Земля перестала существовать.

   – То есть, как, перестала? – не понял я. – Тогда вы кто такой и откуда?

   – Оттуда, – обреченно произнес собеседник, – ученые выяснили, что наш мир стал мнимым. Типа корня квадратного из минус единицы. Время наше истекает с пугающей скоростью. Нам остаются недели, может быть, даже дни. Нас могла бы спасти еще одна бомба времени, но, к сожалению, изготовить ее мы не успеем. Это безумно сложная и дорогая игрушка. Если в течение нескольких суток вы не активируете ее и не вернетесь обратно, мир наш окончательно растворится во времени, как кусок сахара в горячей воде. Вы будете богатым человеком. В Национальном банке вас ждет счет на пять миллионов рублей. Знаете, скольких усилий стоило забросить меня сюда? Для этого потребовалась объединенная мощь всех развитых стран!

   Я в душе порадовался тому, что они не предусмотрели возможность автоматического возвращения. Ходили слухи, что это как-то связано с первым экспериментом. Не все можно было доверить технике. Теперь ученые, поди, остатки волос на лысых головах рвут!

   – А что ваши яйцеголовые?

   – Никто не предвидел последствий, это был эксперимент, – мрачно сказал гость.

   – Ах, вот как, эксперимент, – голос мой преисполнился сарказма. Я словно наяву увидел, как все происходило.

   Первый эксперимент со всей осторожностью был проведен под землей. Что там пошло не так, я не знаю, только решено было продолжить испытания в воздухе. В глубинке, в степях за Оренбургом.

   Самолет был сверхсекретный, экспериментальный. Не самолет, а огнедышащий дракон. Его спроектировали и изготовили в единственном экземпляре. Обошелся он много дороже всей космической лунной программы. Сколько в него напихали всякой аппаратуры, даже я не знал. Мне, как пилоту, ставилась узкая задача: долететь до места назначения и включить устройство. Что это было, я понятия не имел. Кто-то из техников напоследок с кривой улыбкой шепнул, что это бомба времени. Пошутил, что ли? Затем я должен был вернуться на базу. Все параметры опыта записывались аппаратурой в автоматическом режиме, так что от меня больше ничего не требовалось. Только вернуться и посадить самолет на аэродром. Я заикнулся, было по поводу взрывной волны, но Володя Пехов, один из наших яйцеголовых, бодренько похлопал меня по плечу. Мы как раз осматривали в ангаре самолет. Он был похож на стратегический бомбардировщик.

   – Чего там точно не будет, это всяких взрывов. Устройство, которое является сердцем эксперимента, никуда не сбрасывается, оно намертво закреплено в самолете, – успокоил он меня.

   – А что будет? – спросил я. Он пожал плечами.

   – Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, – выдал он присказку заядлых преферансистов и добавил серьезно: «Ты, Серега, главное, вернись целым!».

   Я подумал, что меня выбрали не зря. Бобыль бобылем, родители давно умерли, из всех родственников двоюродная сестра где-то за тремя морями. За последние десять лет один раз получил от нее открытку. Случись что, кто меня хватится? Никому похоронку слать не нужно. Я даже отказался страховать жизнь, деньги получать некому. Я отогнал грустные мысли.

   – Серьезная машина, – сказал я, любуясь самолетом.

   – Фирма «Сикорский», «Си-38». Настоящий Змей Горыныч! – с гордостью сказал Володя. – Горючее на новой основе, запас такой, что можно до Америки долететь. Даже ракеты имеются, правда, всего четыре. Две типа воздух-воздух, и две воздух-земля.

   – Это мне известно, – сказал я, – слава богу, всю неделю штудировал документацию. Но зачем ракеты? Кого я бомбить должен? И пистолет системы «Удар» на поясе?

   – Никто не знает, с чем ты, Серега, столкнешься. Может, придется пострелять, а может, с парашютом прыгать. Сам понимаешь, деньги зря не платят.

   Он был прав на все сто, платили хорошо, даже очень. Это и настораживало. В чем подвох? Я у Володьки так и спросил, напрямик.

   – Я бы рассказал о первом эксперименте, тогда тебе хоть что-то стало бы понятно, – ответил он, – но не имею права, подписку дал о неразглашении.

   – Ну, и ладно, – решил я, – бог не выдаст, свинья не съест.

   Как я ошибался! Свинья-то как раз и проглотила мой «Си-38» вместе со всем содержимым. Та самая свинья, которую подложили яйцеголовые.

   Поначалу все шло нормально. Погода стояла теплая, июньское солнце жарило сквозь фонарь кабины. В голубом небе не было видно ни облачка.

   – Я алмаз, я алмаз, выхожу на цель, – доложил я, когда до места проведения эксперимента осталось полминуты лета.

   – Приступайте! – услышал я голос начальника базы.

   Всего-то дел, передвинуть предохранительный рычаг и надавить большую красную кнопку. Что я и проделал ровно через тридцать секунд.

   Мне показалось, что мир вокруг ярко вспыхнул. Я даже зажмурился. Не сразу я понял, что это налился ослепительным светом розовый туман, окруживший самолет. Откуда он взялся? Казалось, самолет висит неподвижно в этом розовом киселе. Только слабая вибрация указывала на то, что двигатель работает.

   – Я алмаз, я алмаз, отвечайте, – попробовал я связаться с базой. В наушниках вместо ответа треск и шорох. Я развернул самолет, вернее, думал, что развернул. Приборы не работали, за сверхпрочным сапфировым стеклом все так же клубился плотный розовый туман. Где я, черт побери? Неопределенность раздражала. Я увеличил скорость, корпус завибрировал сильнее. Вдруг туман исчез, словно его и не было.

   – Наконец-то! – облегченно выдохнул я. Но, оказалось, радоваться рано. Диспетчер не отзывался, радиомаяки молчали, вообще эфир был подозрительно тихий. На пределе слышимости потрескивала отдаленная гроза, да иногда прорывалась морзянка. Хорошо хоть, приборы ожили. Сориентироваться сразу не удалось. Подо мной была железная дорога, параллельно ей шла грунтовая, промелькнули низенькие домики. Кое-где виднелся снежный покров. Зима? Остатки желтой листвы на деревьях указывали на позднюю осень. Куда же делось лето? Ни крупных поселков городского типа, ни искусственного водохранилища, над которым я должен был сейчас пролетать. Провалились они в тартарары, что ли? Что было делать? Инструкция на этот счет молчала. Не обнаружив никаких признаков базы и аэродрома, я развернул самолет в сторону Самары. Там, в пригородах, кроме гражданского, должен был находиться военный аэродром. Хотя при таком уровне секретности имел ли я право туда соваться? Но и возле Самары ничего не было, ни радиомаяков, ничего вообще. Мелькнули внизу прямоугольники кварталов, изогнутое зеркало реки. Ну, хоть великая русская река Волга была на месте. Авиадиспетчеры же словно воды в рот набрали. Напрасно, плюнув на секретность, я взывал к ним на всех возможных частотах. Город производил странное впечатление, словно уменьшился в размерах. На окраине я заметил большое грунтовое поле, похожее на аэродром. Где же посадочная полоса, вышки радиомаяков, решетки локаторов? На расчищенном от листвы поле стояли несколько самолетов. Но какие это были самолеты? Бипланы, этажерки! Мой Змей Горыныч, между тем, быстро пожирал пространство. Город оказался далеко позади. Пора было выбирать место для посадки. Я вновь озаботился секретностью. Абы куда садиться не хотелось. Нужно было отыскать глухое местечко и спрятать там самолет. В этой суперсовременной машине имелось полезное устройство, метко названное «хамелеоном». Цветовую гамму поверхности корпуса можно было подобрать под окружающий пейзаж. «Хамелеон» превращал самолет в невидимку не только в радиодиапазоне. Машину нипочем было не увидеть с воздуха, она сливалась с окружающей местностью. Неподалеку от Самары я, в конце концов, отыскал глухой уголок, вдали от деревень, холм с лощиной, поросшей лесом. Аккуратно опустил туда самолет и включил буро-грязный окрас. Теперь моего Змея-Горыныча можно было заметить разве с расстояния в несколько шагов. Полезная штука этот «хамелеон»!

   И вот тут я понял, чего же мне здесь не хватает. Одной простенькой вещи, а именно: обыкновенной одежды. Я отключил кабель электропитания, и задумался. Костюм у меня, безусловно, удобный, не стесняющий движений. Только смотрюсь я в нем как марсианин. Серо-стальной цвет, карманы кругом, даже на штанинах и рукавах. Гермошлем, массивные ботинки, как у покорителей Луны. Эмблема физического агентства на рукаве. Пистолет на поясе. Слава богу, хоть тяжелых баллонов на спине нет, воздух подавался через специальный шланг. Его я тоже отключил. Парашют находится в катапультируемом сиденье. Костюм довольно легкий, но прочности изрядной. Терморегуляция от автономной батареи. Материал армирован многослойными карбоновыми волокнами, не всякая пуля его возьмет. В карманах плоская фляга с соком и сухой паек, голод и жажда мне, по крайней мере, в ближайшее время не грозят.

   Пора было выбираться и знакомиться с местным населением. Как-то меня примут? Впрочем, я был полон уверенности, что сумею договориться. Но вскоре моя уверенность была поколеблена.

   Первым аборигеном, с которым мне довелось встретиться, оказался небритый мужик в потрепанной одежке и стоптанных сапогах. Я вышел к проселочной дороге, а мужик восседал на телеге, изредка понукая лошадку. Лошадка, точнее, кляча, тащилась едва-едва.

   – Эй, приятель, не довезешь до города? – спросил я, выбираясь из грязной канавы на обочине. Видели бы его лицо! Словно на дорогу вышел монстр «Чуди-пуди» из прошлогоднего комикса. Мужичок издал дикий вопль, с дальних холмов взлетели испуганные птицы. Кляча рванула вдоль дороги так, как будто ее сзади обдали скипидаром. Мгновение, и они исчезли из вида. Я разочарованно вздохнул. Первого контакта, увы, не получилось. Придется добираться до Самары пешком. И что-то сделать с одеждой, чтобы не пугать аборигенов. Я пожалел, что в моем костюме не был предусмотрен «хамелеон». Как бы он сейчас пригодился! Можно было окрасить одежду, скажем, в коричневый цвет. Все не так режет глаз. Избавляться от костюма я не собирался. Батареи для обогрева хватит на пару недель, а о дальнейшем я старался не думать. И тут до меня дошло, почему сбежал абориген. Мало того, что походка у меня была, как у пьяного, голова кружилась, в ногах чувствовалась странная слабость. Я совсем забыл, что из гермошлема торчали две короткие серебристые антенны. Он меня за черта принял! Я едва не расхохотался, хотя, честно говоря, на душе было сумрачно. Пришлось вернуться к самолету и оставить шлем в кабине. Затем я направился в город. Прошагав по грязной дороге с полкилометра, я наткнулся на весьма неприятную находку. На обочине, на спине лежал, раскинув руки, молодой мужчина моих лет. Под распахнутой шинелью на рубашке виднелась алая клякса. Я склонился над ним. Может, он еще жив? Куда там! Человек был мертвее мертвого, хотя, на мой взгляд, убили его не так давно.

   Я внимательно огляделся. Убийцы могли притаиться рядом. Однако все было тихо. Лишь свистел ветер, да летали редкие снежинки. До города было рукой подать, я видел домики на окраине. И тут до моего слуха донеслись странные звуки, похожие на удары грома. Звуки эти мне очень не понравились. Мертвец плюс канонада, похоже, здесь ведутся боевые действия.

   «Увидел сумасшедшего, отойди», – часто повторял мой закадычный приятель Жора Заболотный. Он был очень осторожен, никогда не летал во время грозы, доплачивал техникам, чтобы те лишний раз перепроверяли его самолет. Но это не помогло, вот что значит, от судьбы не уйдешь. В ясную погоду в его самолет неожиданно попала шаровая молния. Кабину вместе с пилотом разнесло в пыль. Тем не менее, в моем случае Жора был прав на все сто. Следовало уносить отсюда ноги, и чем быстрее, тем лучше. Но я не торопился. Куда уносить? Где гарантия, что в другом месте безопасно? Я все еще стоял над убитым, как вдруг в голову мне пришла неожиданная мысль. После минутного колебания я снял с него шинель. Она оказалась мне в самый раз.

   – Извини, друг, – сказал я мертвецу, – тебе она теперь не нужна.

   Фуражка его валялась рядом, но была вся в грязи и, к тому же, почему-то порвана. Я решил ее оставить. Теперь я вполне мог сойти за местного жителя. Хотя, кто их знает, эти параллельные пространства, на каком языке здесь говорят, может, на китайском? Тогда я влип! Но опасения мои вскоре рассеялись, когда я, наконец, добрался до города. Говорили здесь на русском, и довольно чисто. Вот только содержание разговоров мне не понравилось. Я остановился на небольшой площади, зажатой между каменными трехэтажными домами. Похоже, здесь располагался рынок. Редкие голые деревья вдоль домов, желтая листва на влажной земле. Покупателей было мало, продавцы сидели за прилавками, разложив нехитрые товары, и скудные продукты. На меня бросали косые взгляды, однако с вопросами не лезли. Две пожилые женщины остановились рядом.

   – Вольский распустил правительство, и сразу начались грабежи и насилие, – пожаловалась одна, в длинной темной юбке, на голове ее был темный платок, – ходят слухи, красные в двух верстах. Что с нами будет?

   – Мой сын у красных, – отвечала вторая женщина, – за него переживаю. Жив ли Ванюша мой?

   – Говорят, большевики все отбирают и всех расстреливают. А цены-то, цены какие! Коробок спичек миллион стоит! Как дальше жить?

   Неожиданно женщина в платке повернулась ко мне.

   – Шел бы ты отсюда, касатик, – сказала она, – пропадешь ни за фунт лиха. Хоть бы погоны спорол, что ли!

   – Молчи, молчи! – испуганно вмешалась вторая, женщины поспешили уйти.

   Я покосился на свои плечи. А ведь верно, за это могут шлепнуть! Однако предпринять ничего я не успел. Люди закричали, женщины побросали вещи и побежали в переулок. Рынок мгновенно опустел. За домом затрещали выстрелы. Я повернулся, чтобы убраться восвояси, и наткнулся на троих крепышей. В кожанках, на рукавах красные повязки. В руках они держали примитивные ружья, такие у нас можно увидеть разве в музее. Лица этой троицы не предвещали ничего хорошего.

   – Офицер? – спросил один с нагловатой усмешкой. – Что же не сбежали, ваше благородие?

   – Может, у него здесь зазноба? – ухмыльнулся другой, со шрамом через всю щеку. Этот был явно сексуально озабочен.

   – Сейчас мы его с костлявой обвенчаем! – сказал первый. – Обыскать!

   Третий, молчун, ощупал мою одежду. Флягу и сухой паек отобрал, достал из кармана шинели документы, раскрыл.

   – Филлипов Андрей Михайлович, Народная армия Комуча. Что ж, одним офицером у белых будет меньше. Так ты, сволочь, чехам продался?

   К моему удивлению, кобуру они не нашли. Впрочем, пистолет мой значительно отличался от тех, что имелись здесь. Он был маленький, размером с зажигалку, какие я впоследствии встречал у местных курильщиков.

   Двадцать патронов скрывали в себе пули миллиметрового диаметра и длиной десять миллиметров. Пули были изготовлены из трансуранового элемента и весили прилично. Про этот металл знаю только, что назывался он Гомелием, по названию города, где его впервые синтезировали физики.

   Пули моего «удара» легко пробивали десятимиллиметровую броню. Про людей и говорить не приходится.

   – Здесь кончать будем, или к командиру отведем? – подал голос молчаливый, который меня обыскивал.

   – Может, Михась, ты его еще к самому комдиву Захарову потащишь? Забыл об устной директиве товарища Троцкого? Белых офицеров в плен не брать!

   Меня грубо пихнули к глухой стене кирпичного дома.

   – Товсь! – скомандовал наглый. Троица подняла свои древние ружья.

   Я хотел, было объясниться, сказать, что это ошибка, никакой я не Андрей Михайлович, а Сергей Иванович, и не из неизвестного мне Комуча, а из другой вселенной, но не успел. Да они бы все равно не поверили. Как говаривал старина Жора Заболотный: «Если крепко влип, не дергайся, а то сделаешь еще хуже». А я, похоже, влип по самые уши.

   Я ощутил сильный толчок в грудь, после чего провалился в блаженное небытие.

   Первое, что я увидел, открыв глаза, было очаровательное лицо молодой девушки в обрамлении светло-коричневой копны волос. Может, я уже на небе? Но тут я словно наяву услышал голос моего циничного приятеля, который по этому поводу говорил: «Если ты увидел лик ангела, не воображай, что попал в рай. Скорее у тебя белая горячка». Вообще, у него имелись цитаты на все случаи жизни. Он сам был словно ходячая цитата. Жаль только, что большинство цитат не смогла бы оценить общественность, цензура у нас строгая.

   – Где я? – язык мне плохо повиновался, поэтому вопрос прозвучал тихо. Я огляделся. Комната с высокими потолками, на окнах белые занавески в цветочек. Девушка поднесла палец к губам.

   – Вам надо лежать, у вас сотрясение мозга.

   Я все вспомнил. Голова гудит, интересно, я затылком стену не пробил? Грудь болит адски, там, наверняка, три огромных фиолетовых синяка. Мне повезло, что костюм выдержал выстрелы в упор. Словно услышав мои мысли, девушка сказала:

   – Мы не смогли вас раздеть, извините. Что у вас за странная одежда?

   – Кто вы? – вместо ответа спросил я: – И как я здесь оказался?

   Девушка не спешила с ответом. Она стояла напротив окна, залитая не по-осеннему ярким солнцем. И, на мой взгляд, вполне походила на ангела. Мягкий овал лица, прямой носик, пухлые губы. Сколько ей лет? Думаю, не больше двадцати-двадцати двух.

   – Давайте знакомиться, – предложил я, – меня зовут Сергей, а вас?

   – Добрые люди принесли вас сюда. Это квартира профессора Соболева, а я его дочь, Ирина. Вас едва не отвезли на погост вместе с другими покойниками.

   – А что, были и другие?

   – Он еще спрашивает! – она сердито сверкнула глазами. – Вы знали, что большевики вот-вот захватят город, почему не спороли погоны? Мне пришлось сделать это за вас! В конце концов, многие гражданские ходят в военных шинелях, а вы как будто специально лезли под пули.

   – Ну, не специально..., – промямлил я.

   – Скоро придет папа, тогда все расскажете, а сейчас отдыхайте. Когда я вас увидела, первое впечатление было, что вашей головой заколачивали гвозди.

   Она вышла в соседнюю комнату, а я остался лежать. Ныла грудь, голова гудела, слегка подташнивало. Тем не менее, я поднялся и направился в туалет, который любезно показала мне Ирина.

   Не удивительно, что они не справились с моим костюмом, магнитные застежки были изготовлены весьма хитро. В туалете заодно я полюбовался на черно-фиолетовые кляксы, на груди, три кляксы были как раз в тех местах, куда угодили пули. Я решил, что больше подставляться не буду, хватит!

   Потом я улегся в постель и продремал до вечера. Проснувшись, я почувствовал себя гораздо лучше. Тут пришел профессор Соболев, Иван Петрович, усталый после трудного дня. Это был бородатый, полный мужчина лет пятидесяти, с большими залысинами. Оказалось, к нему в больницу привезли много раненных красноармейцев, и он целый день провозился с ними. Вид у профессора был удрученный. Одного из его коллег большевики расстреляли «за связь с контрреволюцией».

   – Смотрят, как волки, того и гляди загрызут, – невесело усмехнулся профессор, когда мы уселись пить чай. На столе были хлеб, и вареная картошка. Тяжело было в городе с продуктами!

   – Меня к буржуям сразу причислили, все ждали, что я что-нибудь против новой власти скажу. Я бы сказал, да что толку, горбатого разве только могила исправит.

   – Ничего говорить не нужно, – встревожено сказала Ирина, – уж очень эти озверевшие люди скоры на расправу.

   – Скорее бы их загнали обратно в ту бездну, из которой они повылезали, – с чувством сказал профессор, – надеюсь, ждать не долго. Москва, Ярославль, Рыбинск, восстали. Говорят, летом пали Симбирск, Уфа, Екатеринбург и Казань. На Дону бьет большевиков генерал Краснов. Сумасшедший Ленин готов всю Россию продать немцам. Никак не пойму, что случилось с великой империей? Анархия, массовые убийства, дикие лозунги. Большевики эти неизвестно откуда объявились. Куда катимся?

   – Папа, на Руси это не первая смута, – сказала Ирина. Девушка работала сестрой милосердия с отцом в госпитале, но сегодня осталась дома, чтобы заниматься моим лечением. Подозреваю, ей двигало не только желание помочь, но, в большей степени, любопытство.

   Выяснилось, что я оказался в одна тысяча девятьсот восемнадцатом году, через год после революции. Меня забросило более чем на сто лет назад! На столе я увидел старую газету «Утро России», номер за июль 1918 года.

   – Пишут одни глупости, – заметил Иван Петрович, – сплошное смятение умов.

   – И все же я гляну?

   – Конечно, если вам интересно читать, о чем пишут эти щелкоперы, – великодушно разрешил он.

   Я мельком пробежал заголовки. Бросилась в глаза часто повторяющаяся буква «ять», от которой у нас избавились после февральских беспорядков. Заголовки гласили:

   «Красные в кольце окружения – конец Совдепии?»

   «Поможет ли Антанта Колчаку?»

   «Нужна ли нам такая демократия? В.М.Зензинов и Самарский Комитет Учредительного собрания (Комуч)».

   Последнюю статью я прочитал. И понял, что здесь в России, сколько людей, столько мнений. Каждая группировка тянула к себе. Шансов договориться между собой у них не было. Мне стало ясно, что в такой обстановке к власти, в конце концов, скорее всего, придет тирания.

   Я подумал о том мире, который оставил. У нас подобных потрясений пока не было. Мелкие конфликты не в счет. В прошлом веке, в феврале семнадцатого случились волнения, которые привели к установлению конституционной монархии. А вскоре началась гонка вооружений. Безумная и безудержная. Страны сбились в блоки и коалиции, в последнее время все чаще звучали призывы переделать мир. Все жаждали пространства и ресурсов. И каждый хотел, чтобы на него работали другие.

   В развитых странах энергетику питали электростанции с генераторами времени Лифшица. Мир, затаив дыхание, ждал, когда ученые, наконец, смогут создать давно обещанную бомбу времени. Наконец, финал, бомба испытана, старая вселенная осталась далеко, за порогом пространства-времени. А новая... воюет, стреляет, убивает. Не подозревая, кому, возможно, обязана своим существованием. Я посмотрел в угол, где висела потемневшая от времени икона какого-то святого. Молятся, небось, богу, а молиться нужно нашим яйцеголовым. В свое время я много читал о чудесных свойствах генераторов Лифшица, поэтому не было бы ничего удивительного, если именно они, сами того не подозревая, приложили руку к возникновению этой вселенной.

   – Может быть, Сергей, вы расскажете нам о себе? – оторвал меня от размышлений профессор. – Кто вы и каким образом убереглись от пуль красноармейцев. Ведь они в вас стреляли?

   Ирина буквально поедала меня своими большими глазами. Только сейчас я заметил, что они у нее голубые, как морская гладь. Что сказать этим добрым русским людям, которые поддержали меня в трудный момент?

   – Трое красноармейцев решили, что я белый офицер...

   – Разве вы не офицер? – живо спросил профессор.

   – Офицер, конечно, – тут я нисколько не покривил душой.

   – В каком роде войск?

   – Я летчик, летаю на всех видах самолетов.

   – В авиаторах у красных сейчас большая потребность, – заметил профессор, – не желаете послужить новой власти?

   – Они меня снова к стенке не поставят?

   Иван Петрович поморщился.

   – Скажете, что в белом движении не участвовали, желаете сражаться за рабочих и крестьян. У вас, кстати, родители живы?

   – Я сирота.

   – Замечательно! То есть, извините, конечно, я вам искренне сочувствую. Если что, отвечайте, что родители у вас были служащие, никаких дворянских корней! Большевики дворян терпеть не могут.

   – И вы действительно летали? – мечтательно произнесла Ирина. Я увидел в ее глазах, если не обожание, то откровенный восторг.

   – Летал, конечно. Сейчас многие летают, – ответил я. Мой равнодушный тон девушка приняла за природную скромность, коей я особенно не отличался.

   – Как раз, летают сейчас очень немногие, – поправил меня профессор, – ну так как, желаете стать военлетом?

   Я, разумеется, выразил полное согласие.

   – Тогда поступим следующим образом. Завтра вы отправитесь с нами в больницу, там лежит раненный красный авиатор, он скоро выписывается. Поговорите с ним на предмет службы. Если за вами не числится больших грехов, думаю, с этим проблем не будет.

   Я его горячо поблагодарил, он же, снова поморщившись, сказал: «Право, не стоит, мы русские люди, должны помогать друг другу!». Что ж, с этим нельзя было не согласиться.

   Утром после легкого завтрака мы вышли из дома. Было сумрачно, холодный ветер гнал по тротуару желтые листья. На мне снова была шинель, уже без погон. Избавиться от высотного костюма я отказался наотрез. Я объявил, что его мне еще до революции прислали из Японии, это сразу избавило от ненужных вопросов. Прохожих на улице не было видно, испуганные люди отсиживались по домам. Окна везде были наглухо зашторены, город словно вымер. Только раз нам навстречу попался отряд пестро одетых красноармейцев с винтовками. Некоторые были в шинелях, иные в кожанках. На одном я увидел матросский бушлат и брюки клеш. Бескозырка лихо сдвинута на затылок, грудь крест-накрест перепоясана пулеметными лентами. Почти у всех на фуражках красные банты. Большинство были обуты в ботинки, редко кто в сапоги, а кое-кто даже вышагивал в лаптях. Тем не менее, настрой у них был бодрый, они даже пели:

   Как родная меня мать провожала,

   Тут и вся моя родня набежала:

   "А куда ж ты, паренек? А куда ты?

   Не ходил бы ты, Ванек, да в солдаты!"

Я с опаской смотрел на них, как бы не привязались и снова к стенке не прислонили, однако, обошлось.

   Больница располагалась неподалеку, в соседнем квартале. В холле сновали сестры милосердия, иногда появлялись сосредоточенные доктора. По всей видимости, работы здесь было невпроворот. Все церемонно с нами здоровались. Резко пахло медикаментами, я с детства не терпел этот запах. Когда мне, подростку, удаляли аппендицит. С тех пор я обхожу больницы за версту.

   – Авиатор в пятой палате, – сказал профессор.

   – Иван Петрович! – к нам торопилась пожилая женщина в белом халате. – Там тяжелый больной, в двадцать первой, боюсь, как бы не помер.

   – Ирочка, – обратился профессор к дочке, – проводи Сережу к авиатору, я должен вас оставить.

   С этими словами он ушел.

   Мы с Ириной отправились в пятую палату.

   В палате лежали несколько человек, но только один привлек мое внимание. Я вошел и вдруг замер, как столб. У окна на кровати полусидел, полулежал, согнув одну ногу, в любимой, хорошо знакомой мне позе, мой закадычный приятель Жора Заболотный. Он посмотрел на меня, я увидел, как челюсть его отвалилась, в глазах сменилось сразу несколько выражений, страх, удивление, радость.

   – Ты же сгорел в самолете, упал, тебя белые подбили? – сказал он.

   – Как видишь, живой, – ответил я.

   – А я думала, вас знакомить придется, – сказала Ирина. Непонятно было, огорчилась она, или, напротив, обрадовалась. Скорее, второе. Меньше проблем с устройством в авиаполк. Жора поднялся с постели, было заметно, что он слегка хромает.

   – В ногу меня ранило, – сказал он, – дай-ка я тебя обниму!

   Он сгреб меня в охапку и сдавил.

   – Полегче, медведь, не задави!

   – Тебя задавишь! Ты, Серега, в огне не горишь, и в воде не тонешь. Кстати, я тут не так давно жену твою видел.

   – Жену? – я тупо уставился на него. Вот так сюрприз! Может, у меня здесь и дети есть?

   Краем глаза я заметил, как нахмурилась Ирина, как от нее словно бы холодом повеяло. Снежная королева, да и только!

   – Должен тебя огорчить, старина, она сбежала с каким-то белогвардейцем к Колчаку.

   – Скатертью дорога, мне вообще-то наплевать, – пробормотал я. Это было действительно так. Я ее в глаза не видел!

   – Правильно мыслишь. Баба с возу, кобыле легче. Тем более баба, которая путается с врагами. Ты про нее лучше забудь. Не было, и нет. Хлопот меньше.

   – Георгий Васильевич, Я хотела поговорить с вами об устройстве Сергея на службу, – официальным тоном сообщила Ирина Ивановна.

   – У меня все документы пропали, – добавил я.

   – Не беда, документы новые справим! – заявил Жора. – Завтра я выписываюсь, пойдешь со мной. Я тебя знаю, а мое слово в полку кое-что значит. Летать ты умеешь. К тому же, Гаврилов, наш комиссар, должен тебя помнить. Договорились?

   Я согласился. Грудь, правда, болела, но ничего, до свадьбы заживет. Конечно, «Ньюпор» не мой Змей-горыныч, максимальная скорость около двухсот, потолок максимум семь, но тут уж ничего не поделаешь. Летать мне хотелось. А красные это, белые, или какие-нибудь зеленые войска, мне было в настоящий момент глубоко безразлично. Авиацию я любил, и это было главное.

   Как и предполагал Жорж, приняли меня в авиационный отряд без лишних слов. Отряд состоял из шести самолетов разных типов. Поселили меня в общежитии. Выдали летную куртку с эмблемой на рукаве в виде пропеллера с крыльями. Я ее спорол и наклеил на эмблему физического агентства. Летчики между собой именовали такие эмблемы «утками». Техники на аэродроме носили фуражки с такими же «утками». Я узнал, что эмблемы эти остались еще от царского воздушного флота. Летунов у красных не хватало, чего нельзя было сказать о противнике. У белых были даже бомбардировщики «Илья Муромец», которые они применяли весьма успешно. Я думал, что придется долго учиться летать на «Ньюпоре». Потом вспомнились курсантские навыки. Доводилось когда-то пилотировать не только старые бипланы, но и летать на планерах. Очень скоро я вошел во вкус. В перерыве между боевыми вылетами проводились тренировки в бомбометании на полигоне, устроенном за городом. Бомбы, за неимением бомболюка приходилось складывать в специальный ящик и затем сбрасывать вручную.