Текст книги "Пушкин в жизни"

Автор книги: Викентий Вересаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 40 страниц)

П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн-ни В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ. Рус. Арх., 1888, II, 310.

Идалия Григорьевна Полетика, овдовев, жила до глубокой старости в Одессе; в доме брата своего гр. А. Г. Строганова. Она не скрывала своей ненависти к памяти Пушкина... Она собиралась подъехать к памятнику Пушкина, чтобы плюнуть на него. Дантес был частым посетителем Полетики и у нее видался с Наталией Николаевной, которая однажды приехала оттуда к княгине Вяземской вся впопыхах и с негодованием рассказала, как ей удалось избегнуть настойчивого преследования Дантеса. Кажется, дело было в том, что Пушкин не внимал сердечным излиянием невзрачной Идалии Григорьевны и однажды, едучи с нею в карете, чем-то оскорбил ее.

П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ. Рус. Арх., 1908, III, 294.

Идалия Григорьевна Полетика заявляет большую нежность к памяти Наталии Николаевны. Она рассказывает, что однажды они ехали в карете, и напротив сидел Пушкин. Он позволил себе схватить ее за ногу. Нат. Ник. пришла в ужас, и потом по ее настоянию Пушкин просил у нее прощения.

Есть повод думать, что Пушкин, зная свойства Идалии, оскорблял ее, и она, из мести, была сочинительницей анонимных писем, из-за которых произошел поединок.

П. И. БАРТЕНЕВ. Из записной книжки. Рус. Арх., 1912, II, 160.

Идалия была дочь гр. Григория Строганова от модистки, французской гризетки. Эта молодая девушка была прелестна, умна, благовоспитана, у нее были большие, голубые, ласковые и кокетливые глаза, и графиня Строганова выдала ее замуж за Полетику, человека очень хорошего происхождения и с порядочными средствами.

А. О. СМИРНОВА. Автобиография, 128а.

25 янв. 1837 г. Сегодня в нашей мастерской были Пушкин и Жуковский. Сошлись они вместе, и Карл Павлович (Брюлов) угощал их своею портфелью и альбомами. Весело было смотреть, как они любовались и восхищались его акварельными рисунками; но когда он показал им недавно оконченный рисунок: "Съезд на бал к австрийскому посланнику в Смирне", то восторг их выразился криком и смехом. Да и можно ли глядеть без смеха на этот прелестный, забавный рисунок? Смирнский полицейместер, спящий посреди улицы на ковре и подушке, такая комическая фигура, что на нее нельзя глядеть равнодушно. Позади него за подушкой, в тени, видны двое полицейских стражей: один сидит на корточках, другой лежит, упершись локтями в подбородок и болтая босыми ногами, обнаженными выше колен; эти ноги, как две кочерги, принадлежащие тощей фигуре стража, еще более выдвигают полноту и округлость форм спящего полицейместера, который, будучи изображен в ракурс, кажется от того еще толще и шире. Пушкин не мог расстаться с этим рисунком, хохотал до слез и просил Брюллова подарить ему это сокровище; но рисунок принадлежал уже княгине Салтыковой, и Карл Павлович, уверяя его, что не может отдать, обещал нарисовать ему другой; Пушкин был безутешен; он, с рисунком в руках, стал перед Брюлловым на колени и начал умолять его: "Отдай, голубчик! Ведь другого ты не нарисуешь для меня; отдай мне этот". Не отдал Брюллов рисунка, а обещал нарисовать другой. АП. И. МОКРИЦКИЙ. Воспоминания о Брюллове. Отеч. Запис., 1855, т. С111, отд.

II, 165 – 166.

Я не понимаю, почему Мокрицкий передавал это обстоятельство без конца, который он сам мне рассказал и который, по-моему, очень важен. Брюллов не отдал Пушкину рисунка, сказав, что рисунок был уже продан княгине Салтыковой, но обещал Пушкину написать с него портрет и назначил время для сеанса. На беду дуэль Пушкина состоялась днем ранее назначенного сеанса. По словам Брюллова, "картишки и дуэли были слабостью Пушкина".

М. И. ЖЕЛЕЗНОВ. Заметка о К. П. Брюллове. Живоп. Обозр., 1898, № 31, стр.

625.

Пушкин посетил И. А. Крылова за день или за два до своей дуэли с Дантесом; он был особенно весел, говорил г-же Савельевой (крестнице Крылова) любезности, играл с ее малюткой-дочерью, потом вдруг, как будто вспомнив о чем-то, торопливо простился с Крыловым.

А. П. САВЕЛЬЕВА в передаче Л. Н. ТРОФЕЛЕВА. Рус. Арх., 1887, т. 55, стр.

464.

25 января Пушкин и молодой Геккерен с женами провели у нас вечер. И Геккерен, и обе сестры были спокойны, веселы, принимали участие в общем разговоре. В этот самый день уже было отправлено Пушкиным барону Геккерену оскорбительное письмо.

Кн. ПАВЕЛ ВЯЗЕМСКИЙ. Собр. соч., стр. 556.

Пушкин, смотря на Жоржа Геккерена, сказал мне: "Что меня забавляет, так это то, что этот господин веселится, не предчувствуя, что его ожидает по возвращении домой". – "Что же именно? – сказала я. – Вы ему написали?" Он мне сделал утвердительный знак и прибавил: – "Его отцу". – "Как, письмо уже отослано?" Он мне сделал еще знаки. Я сказала: – "Сегодня?" Он потер себе руки, повторяя головой те же знаки. – "Неужели вы думаете об этом? -сказала я. – Мы надеялись, что все уже кончено". Тогда он вскочил, говоря мне: – "Разве вы принимали меня за труса? Я вам уже сказал, что с молодым человеком мое дело было окончено, но с отцом – дело другое. Я вас предупредил, что мое мщение заставит заговорить свет". Все ушли. Я удержала Вьельгорского и сказала ему об отсылке письма.

Кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКИЙ – В. Н. ОРЛОВОЙ. Новый Мир, 1931, кн. 12, стр. 189.

Князя Вяземского не было дома. Княгиня умоляла В. А. Перовского и гр. М. Ю. Вельегорского дождаться князя и вместе обсудить, какие надо принять меры. Не дождавшись почти до утра, они разошлись. Князь, вероятно, был у Карамзиных, где обыкновенно засиживался последним. П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ. Рус. Арх., 1888, II, 310 и 1908,

II, 427.

–

Дуэль, смерть и похороны

Дуэль еще не состоялась. Судьба поединка не решена, все еще может кончиться легкой раной и новой ссылкой. Поэт полон художественных замыслов, идей относительно "Современника", "Истории Петра"... Сколько великих тайн готов унести с собой могучий творческий дух! Но колебаний не может быть. Их и нет. Всю жизнь ослепительным светом своих стихов он развивал в современниках сознание ценности личности, чувство независимости и самоуважения, помогая сохранять свежесть и полноту бытия. И, выбирая собственный путь, он всегда был верен этому идеалу. Отступить от него ныне было бы предательством,

В 1835 году он получил письмо из Сибири со словами некоего Словцова, историка того края: "Долгая жизнь великим умам несвойственна, им надо желать благодарного потомства". Потомство... Имя Пушкина еще при жизни все чаще соединялось с именем России. Даже законченный скептик Чаадаев написал в 1836 году: "...Может быть, было преувеличением хотя бы на минуту опечалиться за судьбу народа, из недр которого вышла могучая натура Петра Великого, всеобъемлющий ум Ломоносова, грациозный гений Пушкина". А через 50 лет русская литература неожиданно ворвалась на Запад и потрясла всех своею новизною. Открылся целый народ, даже целый мир" (как воскликнул один из пораженных критиков), мир, полный глубокого нравственного, человеческого и художественного значения. Родился даже новый термин, чтобы передать этот особый дух – ame russe (русская душа). И на недоуменный вопрос образованного европейца, откуда у вас такая литература, как вырвалась она из груди вашего народа? – слышали в ответ: "в авторе "Руслана и Людмилы", "Онегина" и "Капитанской дочки" – средоточие нашей культуры; Пушкиным у нас умнеет все, что способно умнеть". В сущности, это событие нетрудно было предвидеть. "Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа", – сказал Гоголь. "И пророческое", – добавил Достоевский. В самом деле, Пушкин, русский опыт о человеке будущего, не находит, как выясняется, достаточных аналогий в мировой традиции, в то время как пушкинское слово, обладая исключительной центростремительной и осветляющей энергией, влечет читателя за собой как тайна, как яркая мечта о земном счастье. И влечет не только в чудный мир поэзии, но и в реальноисторическое будущее. Музыкальная волна его стихов, исполненная гармонии и тончайших контрастов – печали и радости, страсти и ума, глубины чувства и ясности выражения... – заставляет сверкать и переливаться сокровища всякой одаренной души, встретившейся с его искусством. Его эмоции и мысли, необычно соединяя личное с общечеловеческим, создают поразительное ощущение нужности и осмысленности жизни, создают иллюзию близкой цели. Благодаря Пушкину новая русская культура, превратившаяся в наши дни в широкий поток, разлилась на множество независимых рукавов, больших и малых, но пушкинский дух ощутим и осознается всюду. Идя вверх по течению, от устья к истоку, мы всюду непременно приходим к Пушкину, его замыслам, его мироотношению.

–

Господин Барон!

Позвольте мне подвести итог всему, что случилось. Поведение вашего сына было мне давно известно и не могло оставить меня равнодушным. Я довольствовался ролью наблюдателя с тем, чтобы вмешаться, когда почту нужным. Случай, который во всякую другую минуту был бы мне крайне неприятен, пришелся весьма кстати, чтобы мне разделаться: я получил анонимные письма. Я увидел, что минута настала, и воспользовался этим. Вы знаете остальное: я заставил вашего сына играть столь жалкую роль, что жена моя, удивленная такою трусостью и низостью, не могла удержаться от смеха; душевное движение, которое в ней, может быть, вызвала эта сильная и возвышенная страсть, погасло в самом спокойном презрении и в отвращении самом заслуженном.

Я принужден сознаться, Господин Барон, что ваша собственная роль была не особенно приличной. Вы, представитель коронованной главы, – вы отечески служили сводником вашему сыну. По-видимому, всем его поведением (довольно, впрочем, неловким) руководили вы. Вы, вероятно, внушали ему нелепости, которые он высказывал, и глупости, которые он брался излагать письменно. Подобно старой развратнице, вы подстерегали мою жену во всех углах, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного или так называемого сына; и когда больной сифилисом, он оставался дома, вы говорили, что он умирает от любви к ней; вы ей бормотали: "возвратите мне моего сына!"

Вы хорошо понимаете, Господин Барон, что после всего этого я не могу терпеть, чтобы мое семейство имело малейшее сношение с вашим. Под таким условием я согласился не давать хода этому грязному делу и не опозоривать вас в глазах нашего и вашего двора, к чему я имел возможность и что намеревался сделать. Я не желаю, чтобы жена моя продолжала слушать ваши родительские увещания. Я не могу позволить, чтобы ваш сын после своего гнусного поведения осмеливался разговаривать с моей женой и еще того менее – обращаться к ней с казарменными каламбурами и разыгрывать перед нею самоотвержение и несчастную любовь, тогда как он только подлец и шалопай. Я вынужден обратиться к вам с просьбой положить конец всем этим проделкам, если вы хотите избежать нового скандала, перед которым я, поверьте мне, не остановлюсь.

Имею честь быть, Господин Барон,

Ваш покорный и послушный слуга

Александр Пушкин.

ПУШКИН – барону ГЕККЕРЕНУ, 26 января 1837 г. (фр.).

Не знаю, чему следует приписать нижеследующее обстоятельство: необъяснимой ли ко всему свету вообще и ко мне в частности зависти, или какому-либо другому неведомому побуждению, но только во вторник, в ту минуту, когда мы собрались на обед к графу Строганову, и без всякой видимой причины, я получаю письмо от г. Пушкина. Мое перо отказывается воспроизвести все отвратительные оскорбления, которыми наполнено было это подлое письмо.

Что мне оставалось делать? Вызвать его самому? Но, во-первых, общественное звание, которым королю было угодно меня облечь, препятствовало этому; кроме того, тем дело не кончилось бы. Если бы я остался победителем, то обесчестил бы своего сына; недоброжелатели всюду бы говорили, что я сам вызвался, так как уже раз улаживал подобное дело, в котором мой сын обнаружил недостаток храбрости; а если бы я пал жертвой, то его жена осталась бы без поддержки, так как мой сын неминуемо выступил бы мстителем. Однако я не хотел опереться только на мое личное мнение и посоветовался с графом Строгановым, моим другом. Так как он согласился со мною, то я показал письмо сыну, и вызов господину Пушкину был послан. Барон ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ – барону ВЕРСТОЛКУ, 11 февраля 1837 г. Щеголев, 297.

Дантес, который после письма Пушкина должен был защищать себя и своего усыновителя, отправился к графу Строганову; этот Строганов был старик, пользовавшийся между аристократами особенным уважением, отличавшийся отличным знанием всех правил аристократической чести. Этот-то старец объявил Дантесу решительно, что за оскорбительное письмо непременно должно драться, и дело было решено.

А. И. ВАСИЛЬЧИКОВА по записи БАРТЕНЕВА. Рассказы о Пушкине, 39.

Милостивый Государь!

Не зная ни вашего почерка, ни вашей подписи, я обращаюсь к виконту д'Аршиаку, который вручит вам настоящее письмо, с просьбою выяснить, точно ли письмо, на которое я отвечаю, исходит от вас. Содержание его до такой степени переходит всякие границы возможного, что я отказываюсь отвечать на все подробности послания. Вы, по-видимому, забыли, Милостивый Государь, что вы же сами отказались от вызова, который сделали барону Жоржу Геккерену и который был им принят. Доказательство того, что я здесь утверждаю, существует, оно написано собственно вашею рукою и находится в руках секундантов. Мне остается только предуведомить вас, что виконт д'Аршиак едет к вам, чтобы условиться о месте встречи с бароном Жоржем Геккереном и предупредить вас, что встреча не терпит никакой отсрочки.

Я сумею позже, Милостивый Государь, научить вас уважению к званию, которым я облечен и которого никакая выходка с вашей стороны оскорбить не может. Остаюсь,

Милостивый Государь,

Ваш покорнейший слуга

Барон Геккерен.

Читано и одобрено мною.

Барон Жорж Геккерен.

Бар. ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ – ПУШКИНУ, Переписка, акад. изд., III, 145.

Д'Аршиак принес Пушкину ответ. Пушкин его не читал, но принял вызов, который был ему сделан от имени сына.

Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ – вел. кн. МИХ. ПАВЛОВИЧУ. Щеголев, 261.

Дотоль Пушкин себя вел, как каждый бы на его месте сделал; и хотя никто не мог обвинять жену Пушкина, столь же мало оправдывали поведение Дантеса, и в особенности гнусного его отца Геккерена. Но последний повод к дуэли, которого никто не постигает и заключавшийся в самом дерзком письме Пушкина к Геккерену, сделал Дантеса правым в сем деле. C'est le cas de dire, chasser nature, il revient au galop. (Вот случай сказать: гони природу в дверь, она влетит в окно).

ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ I – вел. кн. МИХ. ПАВ-ЧУ, 3 февр. 1837 г. Рус. Стар.,

1902, т. 110, стр. 227.

Николай I велел Бенкендорфу предупредить дуэль. Геккерен был у Бенкендорфа. – "Что делать мне теперь?" – сказал он княгине Белосельской. – "А вы пошлите жандармов в другую сторону". Убийцы Пушкина – Бенкендорф, кн. Белосельская и Уваров. Ефремов и выставил их портреты на одной из прежних пушкинских выставок. Гаевский залепил их.

А. С. СУВОРИН со слов П. А. ЕФРЕМОВА. Дневник А. С. Суворина. Петроград,

1923, стр. 205,

Нижеподписавшийся извещает г. Пушкина, что он будет ждать у себя до одиннадцати часов вечера, а после этого на балу у графини Разумовской, лицо, которому будет поручено вести дело, долженствующее окончиться завтра. Виконт Д'АРШИАК – ПУШКИНУ, 26 янв. 1837 г. Переп. Пушкина, III, 445 (фр.).

За время короткого пребывания здесь моей невестки (бар Евпр. Ник. Вревской), Александр Сергеевич часто посещал нас и даже обедал у нас и провел весь день накануне своей несчастной дуэли.

Бар. М. Н. СЕРДОБИН – С. Л. ПУШКИНУ, П-н и его совр-ки, VIII, 65 (фр.).

Теперь узнаем, что Пушкин накануне открылся одной даме, дочери той Осиповой, у коей я был в Тригорском, что он будет драться. Она не успела или не могла помешать, и теперь упрек жены, которая узнала об этом, на нее падает, А. И. ТУРГЕНЕВ – Н. И. ТУРГЕНЕВУ, 28 февраля 1837 г. П-н и его совр-ки, VI,

22.

_Накануне поединка Пушкин обедал у графини Е. П. Ростопчиной, супруг которой мне рассказывал, что до обеда и после него Пушкин убегал в умывальную комнату и мочил себе голову холодною водою: до того мучил его жар в голове.

П. И. БАРТЕНЕВ. Рус. Арх.. 1908, II, 427.

Я видел Пушкина (26-го янв.) на бале у гр. Разумовской, (тогда же) провел с ним часть утра; видел его веселого, полного жизни, без малейших признаков задумчивости; мы долго разговаривали о многом, и он шутил и смеялся. (В два предшествующие дня) также провел с ним большую часть утра; мы читали бумаги, кои готовил он для пятой книжки своего журнала. Каждый вечер видал я его и на балах спокойного и веселого. А. И. ТУРГЕНЕВ – А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ, 28 января 1837 г. П-н и его совр-ки, VI,

48.

Пушкин явился на бал (у гр. Разумовской) один, без жены, очень веселый; в кармане у него имелся благоприятный ответ и принятие вызова на следующий день. Геккерен на бал не явился. Пушкин танцовал, шутил с Тургеневым, которого он пригласил на следующий день прийти к нему послушать чтение и назначил ему час, когда сам он должен был быть уже лицом к лицу со своим противником.

А. Я. БУЛГАКОВ – кн. О. А. ДОЛГОРУКОВОЙ, 2 февр. 1837 г. Красный Архив,

1929, том II, стр. 224.

Накануне дуэли был раут у графини Разумовской. Кто-то говорит Вяземскому: "Пойдите, посмотрите, Пушкин о чем-то объясняется с Д'Аршиаком; тут что-нибудь недоброе". Вяземский отправился в ту сторону, где были Пушкин и Д'Аршиак; но у них разговор прекратился.

П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн-ни В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ. Рус. Арх., 1888, II, 312.

26 на балу у графини Разумовской Пушкин предложил быть своим секундантом Магенису, советнику при английском посольстве. Тот, вероятно, пожелал узнать причины дуэли; Пушкин отказался сообщить что-либо по этому поводу. Магенис отстранился. Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ – вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ, 14 февр. 1837 г. Щеголев,

261.

Рассказывают, что Пушкин звал к себе в секунданты секретаря английского посольства Мегенеса; он часто бывал у графини Фикельмон, – долгоносый англичанин, которого звали perroguet malade (больной попугай), очень порядочный человек, которого Пушкин уважал за честный нрав.

АРК. О. РОССЕТ. Рус. Арх., 1882, I, 248.

(27 янв.) Встал весело в восемь часов – после чаю много писал – часу до 11-го.

В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки. Щеголев, 285.

Я настаиваю еще сегодня утром на просьбе, с которою я имел честь обратиться к вам вчера вечером. Необходимо, чтобы я имел свидание с секундантом, которого вы выберете, притом в самое ближайшее время, До полудня я буду дома; надеюсь раньше этого времени увидеться с тем, кого вам угодно будет ко мне прислать. Виконт Д'АРШИАК – ПУШКИНУ. Среда 27 янв., 9 час. утра, Переп. Пушкина, III,

449 (фр.).

Я не имею никакого желания вмешивать праздный петербургский люд в мои семейные дела; поэтому я решительно отказываюсь от разговоров между секундантами. Я приведу своего только на место поединка. Так как г. Геккерен меня вызывает, и обиженным является он, то он может сам выбрать мне секунданта, если увидит в том надобность: я заранее принимаю его, если бы даже это был его егерь. Что касается часа, места, я вполне к его услугам. Согласно нашим, русским обычаям, этого вполне достаточно... Прошу вас верить, виконт, – это мое последнее слово, мне больше нечего отвечать по поводу этого дела, и я не двинусь с места до окончательной встречи.

ПУШКИН – виконту Д'АРШИАКУ, 27 янв. 1837 г. (фр.).

Оскорбив честь барона Жоржа Геккерена, вы обязаны дать ему удовлетворение. Это ваше дело – достать себе секунданта. Никакой не может быть речи, чтоб его вам доставили. Готовый со своей стороны явиться в условленное место, барон Жорж Геккерен настаивает на том, чтобы вы держались принятых правил. Всякое промедление будет рассматриваться им, как отказ в удовлетворении, которое вы ему обязаны дать, и как попытка огласкою этого дела помешать его окончанию. Свидание между секундантами, необходимое перед встречей, становится, если вы все еще отказываете в нем, одним из условий барона Жоржа Геккерена; вы же мне говорили вчера и писали сегодня, что принимаете все его условия.

Виконт Д'АРШИАК – ПУШКИНУ, 27 янв. 1837 г. Переп., III, 450 (фр.).

27 января, в первом часу пополудни, встретил его, Данзаса, Пушкин на Цепном мосту, что близ Летнего сада, остановил и предложил ему быть свидетелем одного разговора.

К. К. ДАНЗАС. Показание перед военным судом. Дуэль, 99.

27 января 1837 г. К. К. Данзас, проходя по Пантелеймоновской улице, встретил Пушкина в санях. В этой улице жил тогда К. О. Россет: Пушкин, как полагает Данзас, заезжал сначала к Россету, и не застав последнего дома, поехал к нему. Пушкин остановил Данзаса и сказал:

– Данзас, я ехал к тебе, садись со мной в сани и поедем во французское посольство, где ты будешь свидетелем одного разговора.

Данзас, не говоря ни слова, сел с ним в сани, и они поехали в Большую Миллионную. Во время пути Пушкин говорил с Данзасом, как будто ничего не бывало, совершенно о посторонних вещах. Таким образом доехали они до дома французского посольства, где жил д'Аршиак. После обыкновенного приветствия с хозяином, Пушкин сказал громко, обращаясь к Данзасу: "Теперь я вас введу в сущность дела", и начал рассказывать ему все, что происходило между ним, Дантесом и Геккереном.

Пушкин окончил свое объяснение следующими словами:

– Теперь я вам могу сказать только одно: если дело это не закончится сегодня же, то в первый же раз, как я встречу Геккерена, – отца или сына, – я им плюну в физиономию.

Тут он указал на Данзаса и прибавил:

– Вот мой секундант.

Потом обратился к Данзасу с вопросом:

– Согласны вы?

После утвердительного ответа Данзаса Пушкин уехал, предоставив Данзасу, как своему секунданту, условиться с д'Аршиаком о дуэли.

А. АММОСОВ, стр. 18.

За несколько часов до дуэли Пушкин говорил д'Аршиаку, секунданту Геккерена, объясняя причины, которые заставляли его драться: "Есть двоякого рода рогоносцы: одни носят рога на самом деле; те знают отлично, как им быть; положение других, ставших рогоносцами по милости публики, затруднительнее. Я принадлежу к последним". Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ – вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ, 14 февр. 1837 г. Щеголев,

260 (фр.).

К пояснению обстоятельств, касающихся до выбора секунданта со стороны Пушкина, прибавлю я еще о сказанном мне г. д'Аршиаком после дуэли; т. е. что Пушкин накануне несчастного дня у графини Разумовской на бале предложил г-ну Мегенсу, находящемуся при английском посольстве, быть свидетелем с его стороны, на что сей последний отказался. Соображая ныне предложение Пушкина г-ну Мегенсу, письмо его к д'Аршиаку и некоторые темные выражения в его разговоре со мною, когда мы ехали на место поединка, я не иначе могу пояснить намерения покойного, как тем, что по известному мне и всем знавшим его коротко, высокому благородству души его, он не хотел вовлечь в ответственность по своему собственному делу, никого из соотечественников; и только тогда, когда вынужден был к тому противниками, он решился наконец искать меня, как товарища и друга с детства, на самоотвержение которого он имел более права считать.

К. К. ДАНЗАС. Рапорт в Военносудную Комиссию от 14 февр. 1837 г. "Дуэль

Пушкина с Дантесом-Геккереном". Подлинное военносудное дело 1837 г., СПб.

1900, стр. 79.

Подполковник Данзас был отличный боевой офицер, светски образованный, но крайне ленивый и, к сожалению, притворявшийся roue (повеса, развратник).

Г. И. ФИЛИПСОН. Воспоминания Рус. Арх., 1884 I, 205.

Данзас, по словам знавших его, был весельчак по натуре, имел совершенно французский склад ума, любил острить и сыпать каламбурами; вообще он в полном смысле был bon-vivant. Состоя вечным полковником, он только за несколько лет до смерти, при выходе в отставку, получил чин генерала, вследствие того, что он в мирное время относился к службе благодушно, индифферентно и даже чересчур беспечно; хотя его все любили, даже начальники, но хода по службе не давали. Данзас жил и умер в бедности, без семьи, не имея и не нажив никакого состояния, пренебрегая постоянно благами жизни, житейскими расчетами. Открытый прямодушный характер, соединенный с саркастическими взглядами на людей и вещи, не дал ему возможности составить себе карьеру. Несколько раз ему даже предлагались разные теплые и хлебные места, но он постоянно отказывался от них, говоря, что чувствует себя неспособным занимать такие места. Н. А. ГАСТФРЕЙНД. Товарищи Пушкина по лицею. СПб., 1913, т. III, стр. 333.

Данзас – веселый малый, храбрый служака и остроумный каламбурист... он мог только аккуратнейшим образом размерить шаги для барьера, да зорко следить за соблюдением законов дуэли, но не только не сумел бы расстроить ее, даже обидел бы Пушкина малейшим возражением. П. В. НАЩОКИН по записи Н. И. КУЛИКОВА, Рус. Стар., 1881, т. 31, стр. 615.

После ухода Пушкина первый вопрос его (Данзаса) был г. д'Аршиаку, нет ли средств окончить дело миролюбиво. Г. д'Аршиак, представитель почитавшего себя обиженным г. Геккерена, вызвавшего Пушкина на дуэль, решительно отвечал, что никаких средств нет к примирению.

К. К. ДАНЗАС. Показание перед Военносудной комиссией. Дуэль, 99.

УСЛОВИЯ ДУЭЛИ МЕЖДУ Г. ПУШКИНЫМ

И Г. БАРОНОМ ЖОРЖЕМ ГЕККЕРЕНОМ

1. Противники становятся на расстоянии двадцати шагов друг от друга, за пять шагов назад от двух барьеров, расстояние между которыми равняется десяти шагам.

2. Противники, вооруженные пистолетами, по данному сигналу, идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьера, могут пустить в дело свое оружие.

3. Сверх того принимается, что после первого выстрела противникам не дозволяется менять место для того, чтобы выстреливший первым подвергся огню своего противника на том же расстоянии.

4. Когда обе стороны сделают по выстрелу, то, если не будет результата, поединок возобновляется на прежних условиях: противники ставятся на то же расстояние в двадцать шагов; сохраняются те же барьеры и те же правила.

5. Секунданты являются непременными посредниками во всяком объяснении между противниками на месте боя.

6. Нижеподписавшиеся секунданты этого поединка, облеченные всеми полномочиями, обеспечивают, каждый за свою сторону, своею честью строгое соблюдение изложенных здесь условий.

Константин Данзас,

инженер-подполковник.

Виконт д'Аршиак,

аташе французского посольства.

МОДЗАЛЕВСКИЙ, ОКСМАН, ЦЯВЛОВСКИЙ. Нов. матер. о дуэли Пушкина, стр. 86

(фр.).

К сим условиям г. д'Аршиак присовокупил не допускать никаких объяснений между противниками, но он (Данзас) возразил, что согласен, что во избежание новых каких-либо распрей, не дозволить им самим объясняться; но имея еще в виду не упускать случая к примирению, он предложил с своей стороны, чтобы в случае малейшей возможности секунданты могли объясняться за них.

К. К. ДАНЗАС. Показание перед Военносудной комиссией. Дуэль, 100.

С этой роковой бумагой Данзас возвратился к Пушкину. Он застал его дома одного. Не прочитав даже условий, Пушкин согласился на все. В разговоре о предстоящей дуэли Данзас заметил ему, что, по его мнению, он бы должен был стреляться с бароном Геккереном-отцом, а не с сыном, так как оскорбительное письмо он написал Геккерену, а не Дантесу. На это Пушкин ему отвечал, что Геккерен, по официальному своему положению, драться не может.

А. АММОСОВ со слов К. К. ДАНЗАСА, стр. 20.

Ходил по комнате необыкновенно весело, пел песни – потом увидел в окно Данзаса, в дверях встретил радостно. – Вошли в кабинет, запер дверь. -Через несколько минут послал за пистолетами.

В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки. Щеголев, 285.

Я думаю, вам приятно будет иметь архалук, который был на нем в день его несчастной дуэли. Н. Н. ПУШКИНА (вдова поэта) – П. В. НАЩОКИНУ от 6 апр. 1837 г. Искусство,

журнал Вое. Академии Худ. Наук, № 1, 1923, стр. 326.

После смерти Пушкина Жуковский прислал моему мужу серебряные часы покойного, которые были при нем в день роковой дуэли, его красный с зелеными клеточками архалук, посмертную маску и бумажник с ассигнацией в 25 руб. и локоном белокурых волос.

В. А. НАЩОКИНА. Новое Время, 1898, № 8129.

Пушкин спокойно дожидался у себя развязки. Его спокойствие было удивительное; он занимался своим "Современником" и за час перед тем, как ему ехать стреляться, написал письмо к Ишимовой (сочинительнице "Русской истории для детей", трудившейся и для его журнала).

В. А. ЖУКОВСКИЙ – С. Л. ПУШКИНУ. Щеголев, 171.

ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО ПУШКИНА

Милостивая Государыня

Александра Осиповна.

Крайне жалею, что мне невозможно будет сегодня явиться на ваше приглашение. Покамест, честь имею препроводить к Вам Barry Cornwall – Вы найдете в конце книги пьесы, отмеченные карандашем, переведите их как умеете – уверяю Вас, что переведете как нельзя лучше. Сегодня я нечаянно открыл Вашу Историю в рассказах, и поневоле зачитался. Вот как надобно писать!

С глубочайшим почтеньем и совершенной преданностью честь имею быть,

Милостивая Государыня,

Вашим покорнейшим слугою

А. Пушкин.

ПУШКИН – А. О. ИШИМОВОЙ, 27 января 1837 г.

Условясь с Пушкиным сойтись в кондитерской Вольфа, Данзас отправился сделать нужные приготовления. Наняв парные сани, он заехал в оружейный магазин Куракина за пистолетами, которые были уже выбраны Пушкиным заранее; пистолеты эти были совершенно схожи с пистолетами д'Аршиака, Уложив их в сани, Данзас приехал к Вольфу, где Пушкин уже ожидал его.

А. АММОСОВ, стр. 21.

Начал одеваться; вымылся весь, все чистое; велел подать бекешь; вышел на лестницу – Возвратился, – велел подать в кабинет большую шубу и пошел пешком до извозчика. – Это было ровно в 1 час.

В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки. Щеголев, 285.

Показание, переданное нам Ник. Фед. Лубяновским. Он жил с отцом своим в среднем этаже того дома (княгини Волконской на Мойке), где внизу скончался Пушкин. Утром (?) 27 января Лубяновский в воротах встретился с Пушкиным, бодрым и веселым: шел он к углу Невского Проспекта, в кондитерскую Вольфа, вероятно, не дождавшись своего утреннего чаю, за поздним вставанием жены и невестки.

П. И. БАРТЕНЕВ. Рус. Арх., 1908, III, 291.

Было около 4-х часов.

Выпив стакан лимонаду или воды, Данзас не помнит, Пушкин вышел с ним из кондитерской; сели в сани и отправились по направлению к Троицкому мосту.

На дворцовой набережной они встретили в экипаже г-жу Пушкину. Данзас узнал ее, надежда в нем блеснула, встреча эта могла поправить все. Но жена Пушкина была близорука; а Пушкин смотрел в другую сторону.

А. АММОСОВ, 21.

В день поединка друзья везли обоих противников через место публичного гулянья, несколько раз останавливались, роняли нарочно оружие, надеясь еще на благодетельное вмешательство общества, но все их усилия и намеки остались безуспешны.