Текст книги "Жернова. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Вик Росс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Глава 20. Измена

Дуги бежал так, что казалось, сердце лопнет, не выдержав такого напряжения. Поскользнувшись на раздавленном яблоке, проехался коленками по камням, содрав кожу, и теперь на штанах красовались две окровавленные дыры. Но боли он не чувствовал. В полутемном шатре горел масляный фонарь, пыхтел длинной трубкой дядька Гримар, да негромко болтали Тина и Лея, кормившая грудью Стефана. Хаган, дремавший за колченогим столом с кружкой пива, вскинул бровь, увидав потного Дуги, появившегося в ночи как призрак, и стал медленно подниматься.

– Бренн! Где Бренн? – хватая ртом воздух, просипел Дуг.

– Да что случилось то? – в ответ спросил карлик.

– Измена! Она предала его! – Задыхаясь от бега и гнева, Дуги смотрел на Гримара и оторопевших от воплей Дуги девушек.

– Лея?! – заорал карлик, резко развернувшись в сторону акробатки, и его голубой глаз люто засверкал, – ты охренела, подруга! Ты предала его из-за своей тупой бабьей ревности?! Тебе Бо и Дана мало?

Молодая женщина подскочила с лавки, не удержав малыша на коленях, и малыш Стефан, свалившись на пол, заревел. Скривившись, как от сильной боли, Дуги с отчаяньем смотрел на Хагана: – Да не Лея! – От тяжело опустился на лавку, зажмурив глаза, будто не в силах перенести то, что только что узнал.

***

Из дома, как и ожидалось, Дуги не выпустили – папаша Мартен пришел в ярость уже от неуверенной попытки сына отпроситься на свадебные гуляния. В реве, исходящим из глотки трактирщика, можно было с трудом разобрать отдельные слова, перемешенные с матросской бранью. Но все и так было понятно. Мало того, что бестолочь Дуги, по мнению отца, и так пару недель дурака валяет, да теперь еще хочет увильнуть от работы в день, сулящий настоящую прибыль семейному предприятию.

Мать тоже была сама не своя. Волосы Уллы растрепались, щеки покраснели от печного жара, и раздражению ее не было предела, – даже звук задребезжавшего на каменном полу ножа, который уронила Мелена, заставил ее раздосадовано фыркнуть и отослать дочь убираться в гостевых комнатах: – Руки калямые, никакого от тебя толку! Одни парни на уме. Поди прочь – девкам наверху помоги…

Мелена поджала губы и, зыркнув на мать черными отцовскими глазами, сорвала фартук и ушла наверх, где служанки стелили свежее белье в гостевых комнатах. Чтобы заесть дурное настроение, Дуги вонзил зубы в горячую, обсыпанную коричневым сахаром, плюшку, но мать не унималась: – А ты на двор ступай, отцу с Пепином помоги… Ойхе уж с зари над кастрюлями шепчет, служанки как угорелые носятся, даже Мелена при делах, хоть и в мечтах девичьих пребывает, один ты сегодня киснешь…

– Ничего я не кисну… – недовольно бормоча, Дуги потопал на задний двор, злясь на всех и особенно на дурацкое королевское супружество, ведь именно из-за него такой кипиш поднялся. Через несколько дней ему придется снова расстаться с Бренном, и теперь – скорее всего, надолго, потому каждая минута, потраченная на домашние заботы, бесила Дуги, ведь это время он мог провести с ним…

Он невольно скривился от обиды на судьбу, которая снова отнимает у него друга, и даже сладкая масляная булка не могла отвлечь его от горьких мыслей. Но и возразить было нечего. На королевскую свадьбу народу съехалось и с ближних городов, и с дальних, и даже с провинций предгорий. Поэтому таверны, харчевни и ресторации в Бхаддуаре, дорогие гостиницы и самые убогие постоялые дворы за городскими стенами, были забиты.

Поднявшаяся до зари Улла с кухаркой, дочерями и нанятыми на неделю помощницами метались по огромной кухне между очагом, печами и столами, которые, казалось, прогибались под обилием тазов с мясом, корзинами с морковью и луком, спаржей, красной капустой и лиловыми головками чеснока. Толстые рыбины блестели серебристыми боками, приготовленные для густой острой похлебки. В печи томились горшки с бараниной под мятным соусом, жарилась телятина с изюмом, в котле тихо шипел суп с фасолью, сдобренный имбирем.

Все помещения пропитались запахом еще с ночи жарящегося во дворе на вертеле кабанчика. Нанятому присматривать за костром мальчику, было и вовсе невмоготу. Он не успевал глотать слюни и не отрывал глаз от поджаристо-золотистой корочки, лопающейся пузырями и сочащейся каплями жира, которые вспыхивая и потрескивая, стекали в огонь.

Дверь была настежь открыта и через нее туда-сюда носились подростки, нанятые папашей Мартеном убирать двор, чистить лошадок, да таскать ведра с помоями. Жизнь в Русалке кипела.

***

Дуги едва не заорал, когда его сладкий предутренний сон прервал ощутимый толчок под ребра, а большая шершавая ладонь, пахнущая золой, надавила на приоткрывшийся рот. Забился, приоткрыв один глаз – огромная, как черная гора, фигура нависла над ним. – Мммым, – сиплое мычание наполнило комнату, где спали братья. «Гора» сдвинулась, и Дуги чуть расслабился, разглядев в сумраке бугристое лицо Дрифы. Тот приложил узловатый палец к толстым губам, призывая к молчанию, убрал ладонь с лица молодого хозяина и неуклюже поклонился, вспомнив обязанности порха. – Ты придурок, Дрифа, – зашипел Дуги, резко садясь, – я чуть простынь не обоссал…. Чего тебе?

Дрифа мигнул, неспешно с уважением поклонился и тут же бесцеремонно схватив Дуга за рукав, потянул за собой к двери. Тот не сопротивлялся – немой без приказа никогда не входил в комнаты хозяев, тем более ночью, и такое поведение порха показалось тревожным. А Дрифа явно был перевозбужден – часто мигал, шумно сопел и тяжело вздыхал. За окном наддверный фонарь нехотя разгонял сизый предрассветный сумрак, из зала доносился храп, бормотанье пьяных гостей, заснувших за столами, вялая перебранка уборщиков. – Ну чего такое? – бубнил Дуги, когда раб притащил его на кухню, где драили сковородки две полусонные служанки, не обратившие на них никакого внимания.

Дрифа завозился со свечой, засуетился, неловко ворочая большим неуклюжим телом. Схватив из потухшего очага большой кусок угля, опять замычал и поволок Дуги к заветной беленой стенке у очага. – Хочешь что-то рассказать, Дрифа? – Раб кивнул тяжелой головой, поставил на пол свечу и принялся чертить углем картинку.

Огромные пальцы стали неожиданно проворными, и уже через полминуты на Дуги с беленой стенки смотрело лицо Бренна. Порх изобразил его грубо, неумело, но очень похоже: сжатый рот, острые скулы, широко расставленные глаза, взлохмаченные волосы. Для уточнения порх легко чиркнул угольком вдоль нарисованного лица, изобразив едва заметный шрам. Дуги насторожился. – Я понял. Это Бренн… Что дальше? – кивнул он, одобрительно похлопав порха по мощному плечу.

Раб удовлетворенно заурчал. Несколько штрихов и на шершавой стене появилось лицо… молодой женщины с длинными волосами и большими глазами. Дуги нахмурился, с недоумением глядя на Дрифу. А тот не останавливаясь, продолжил рисунок. Нимало не стесняясь, он вырисовывал важные по его мнению детали – грудь и бедра, не прикрытые юбкой. Дуги ничего не понимал. Зачем Дрифа посреди ночи рисует голую девку? Может, это дева-змея Лея, которая неровно дышит к Бренну и приревновала его к Айви, дуреха?

А порх продолжал малевать на стене, схватив второй уголек. Рядом с девушкой он нарисовал здоровяка с длинными усами, «подковой» спускающимся до подбородка, в мундире с двойным рядом пуговиц… – Скорп? Это же… это же тот самый скорп – Вислоусый, который законопатил Бренна в Казаросса, – прошептал Дуги, вспомнив, что друг несколько раз упоминал эти тошнотные усы и имя – Зигор Болли. Движения Дрифы стали резкими, он грубо нарисовал огромные ладони – одна накрыла грудь голой девушки, другая – низ живота. Немой стал качать задом, издавая тихие рычащие звуки…

– Значит, вот оно как… – протянул Дуги. Ему стало совсем не по себе – в животе что-то сжималось, сердце застучало чаще. Дрифа дорисовал на руке девушки длинный палец, который уперся прямо в грудь Бренна, а на лице скорпа изобразил кривой оскал – Вислоусый ликовал.

– Чтооо… – Дуги не мог поверить в то, что сообщал ему немой порх. – Ты хочешь сказать, что эта ревнивая дура, обозлившись на Бренна, донесла на него скорпу!? – он в отчаянье тряс огромного порха за рубаху на груди, а тот кивал и кивал большой головой, подтверждая ужасную догадку. – Но как вдруг Лея сошлась с Зигором, и узнала, что он рыщет в поисках Бренна?! Как это могло быть? Ты где увидал их вместе, Дрифа?!

Немой мигал маленькими глазками, сопел, вникая в заданный вопрос, затем отрицательно качнул тяжелой головой, снова взял уголек – и волосы у девушки завились локонами, а на лице появился маленький, как вишня рот.

Дуги обмер. – Этого не может быть? Но он уже знал в глубине души, что может. – Он ее принудил, надругался? Ты видел! – задышал над ухом порха Дуги, но тот с силой замотал головой, протяжно замычал и потянулся кончиком уголька к рисунку. Два штриха – и тут же маленький рот Мелены растянулся в большой – до ушей – улыбке. Мелена была довольна – она сама отдалась этому гаду.

***

– Не Лея!! Мелена! – прошипел сквозь сжатые зубы Дуги. – Мля… Какая же дура его сестра!

Слушая его, карлик становился все мрачнее.

– Она связалась с Вислоусым, это… – губы Дуги дрожали.

– Я знаю, кто это, – жестко кивнул Хаган.

– Похоже, он ее пару недель окучивал. Видать, прознал, что Бренн к нам ходил… Или кто-то проболтался, или он запугал кого-то… Да неважно…

От того, что сестра так легко предала Бренна, которого знала с детских лет, в глазах защипало, и он опустил голову, ощущая дикий стыд, что чужие люди помогли, а в доме, который друг считал почти родным, его…

– Да ты что, никак винишь себя? – будто прочитал его мысли карлик, – даже не думай. – Если одна баба скурвилась, это еще не значит, что весь мир дерьмо…

***

Зигор рыгнул, и осторожно промокнул усы крахмальной салфеткой после обильного насыщения жирными пеструнами, запеченными в сливках. Так. Ну что ж – обращаться к ловцам беглых порхов бесполезно – никто не станет искать сучонка, ведь по закону он вовсе не порх, а свободный горожанин. Сообщить Крабу? Ээ, шутишь, – алчный ушлепок скажет тебе спасибо, пошлет своих людей тайно перехватить бывшего кортавида и тут же сообщит прионсу.

Эх, если б он вовремя узнал, что ученика кузнеца велел прищучить сам прионс, свернул бы гаденышу шею, как приказали, и делов. Ну да нечего себя обманывать – деньга за него неплохая от Тухлого была, – Зигор почесал рубец на щеке, – и все сложилось бы в лучшем виде, но сучий выкормыш не сдох вовремя и все испортил. Ну ничего – скоро он – Зигор Болли – расквитается с ним и за порванную щеку, и за позор, пережитый перед Тухлым Крабом, и за поганое унижение, когда он пропахал носом брусчатку возле крепостной стены, а змееныш вырвался и ужом скользнул в щель, гад!

Пора все поставить на свои места. Однако теперь он самолично отрубит ублюдку обе руки и голову и преподнесет на блюдечке Белому принцу. Только на кой хрен прионсу руки худородного жмурика, головы что-ль недостаточно, чтобы убедиться в смерти ублюдочного кортавида?! Дикие причуды у этих нобилей из Розаарде!

И вот когда он вытряхнет обрубки из мешка перед Лизардом, тогда все вернется на круги своя. Он вновь наденет мундир сержанта, и не тайком, как сейчас, – для охмурения дочки трактирщика, а с полным правом. Это ему еще крупно повезло, что он умолил главу городской Службы правопорядка – урода спесивого – принять мзду за невыполнение приказа, причем отданного самим прионсом. Тот поломался, но взял, и все обошлось унизительным понижением в должности до простого стража да бесконечными насмешками бывших подчиненных… А могло обернуться по-другому, совсем скверно, и в таком случае ему, бывшему сержанту Зигору Болли, грозила жестокая порка, до года тюремного заключения… и навечное отстранение от службы. И за это – тоже должен ответить ученик кузнеца. По полной.

Он сумел все разузнать про мелкого говнюка, как только услыхал о его побеге из Казаросса – с кем водился, куда ходил. И девку нужную высмотрел, и провернул все лихо, быстро, без особых затрат и усилий. Дочка трактирщика, аппетитная, сисястая с горячими темными глазами, упала ему прямо в руки, как спелая груша. Судя по глубокому вырезу лифа, в котором колыхались манящие выпуклости, – сучка изо всех сил старалась выставить напоказ свои сокровища и давненько созрела. Но ее болван-папаша подыскивал правильного богатенького женишка, хотя сучке уж за пятнадцать лет перевалило и она вся изнемогала от сокровенных желаний.

Мелена немедля повелась на его показную щедрость, холеную внешность и мундир офицера, который он приберег до лучших времен, не сдав, как положено, в интедантскую. И конечно же, добавлявший ему мужественности багровый рубец на щеке, который он якобы получил в схватке с тсаккуром. И тупорылая трактирщица поверила – даже не задумалась, где он мог схватиться с хищным монстром. Пару раз он сводил ее в купеческую ресторацию «Голубь и лилия», что возле врат Маф, подарил дешевые позолоченные серьги, браслетку… и девка сомлела.

Обрадовалась, дура, – что встретила настоящего мужика, сержанта уважаемой городской службы правопорядка, крепкого, обеспеченного, который уже после трех встреч стал говорить о безумной влюбленности и совместном будущем. Он наврал ей, что его мать очень строга и благочестива, и потому лишь он не может привести ее в свой дом… Пока… пока не подготовит будущую ее свекровь к радостной вести – ее сын нашел невинную скромную деву необыкновенной красоты, и готов подарить ей внуков…

Зигор покрывал поцелуями шею Мелены щекоча кожу усами, и дева таяла, как воск, не имея ни сил ни желания сопротивляться. После того, как он «сорвал розу ее невинности» в гостинице, что примыкала к «Голубю и лилии», считай, дело было наполовину сделано. Теперь, обесчещенная девка зависела от него полностью и тряслась от страха, что вдруг он ее разлюбит. – Ты ведь женишься на мне?… – шептала она, даже в страсти не забывая о важных женских заботах, и это бесило Зигора до невозможности.

– Как мать подготовлю, тут же пойдем в Храм на обряд Супружеского соединения, моя розочка… – отвечал он, посмеиваясь про себя и пользуя ее каждую ночь, как грязную хусру. Только бесплатно. И уже не церемонясь, заявил на очередном свидании: – Вот что, роза моя, чтоб наше супружество состоялось, ты должна постараться. Случайно узнал я, что Орден разыскивает одного парня, сбежавшего из Казаросса… Даже награда за него обещана немалая… Ты ведь поняла, о ком речь идет?

И Зигор с удовольствием отметил, как побледнели щеки Мелены. Он придумал для нее эту «сказку» про Орден Непорочных, поразмыслив, что по закону обвинить гаденыша вроде как не в чем, а ежели сказать, что его разыскивают жрецы, то проверить это невозможно, как и узнать, в чем именно его подозревают. Да никто и выяснять не будет – само упоминание об Ордене сразу вышибало мозги у любого.

– Вот-вот, вижу, роза моя, – ты знаешь, что брат твой младший водится с этим недоноском… А начальство наше велело способствовать Ордену всеми силами в поимке этого злостного преступника. Понимаешь?

Мелена кусала губы, не зная, что делать. Хоть Бренн и не показывался в Русалке, затаясь на время, все в семье знали, что с ним случилось, и радовались, что он вернулся живым и здоровым. Улла так вообще рыдала от облегчения, а старая бабка вроде как даже помолодела, и глаза у ней засветились. А вот ей, если честно, было все равно, – она не видала Бренна полгода, и не особо задумывалась о дружке брата, занятая своими девичьими заботами и грезами. И вообще, не простила она его! Не простила, что худородный приемыш кузнеца, которого она наметила жертвой своих женских чар, не поддался… отверг ее – первую красотку квартала…

– Выследи, роза моя, – куда ходит твой брат и где прячется его беглый приятель. И сделай все быстро, споро, чтоб никто не прознал про это. Ведь если опередят тебя жрецы, и их Ловчие сами схватят преступника, то боюсь, что семейство твое сразу обвинят в сговоре с ним, раз не сообщили, куда следует.

– Но я ж не виноватая! – заныла девка, – я ж не знала, что его ищут…

– У Непорочных все быстро виноватыми становятся, – строго сказал Зигор, видя, что она уже спеклась и трясется. – А я все сделаю тихо!

Он принялся тискать ее грудь, горячо шепча прямо в ухо: – За тебя тревожусь – обвинят тебя в разврате, опозорят на весь город, и вместо того, чтобы пойти со мной в Храм на Супружеское соединение, пойдешь прямиком в самый злачный Веселый дом, из которого лет через десять выползешь дряхлой лысой бесплодной старухой. Или еще лучше – вырежут тебе ноздри и отошлют в Храм Плодородия свиней грудями кормить…

Мелена затряслась, покрывшись холодным потом, да и закивала часто-часто, цепляясь за его ремень. Поимев еще раз покорную запуганную насмерть девку, удовлетворенный скорп оставил ее на смятых простынях, собираясь плотно пообедать в «Голубе и лилии», только без нее, – тратиться на Мелену надобности уже не было. Замуж она за меня собралась, – ухмыльнулся Зигор, вспоминая похабные подробности проведенной с ней ночи. Теперь подождать малость, – и дело с сучонком решится. Пожалуй, он еще позабавится пару-тройку недель с сочной дурой, благо она старается потрафить, ублажая его как самая прожженная шлюха. И это неплохо. Ну а когда обрыднет ему, продаст Тухлому Крабу, – в Козаросса всегда требуются аппетитные сучки для представлений. Он вообразил, как голую обритую дочку трактирщика охаживают кнутом по гладким ягодицам, и почуял, что в штанах опять стало жарко и тесно, хотя он полночи тешил плоть с горячей девкой.

Глава 21. Сумерки

Девчонка, которую он вытащил из капища, оказалась, вполне себе ничего. Даже вспоминать тошно, что он был готов, ну, почти готов – оставить ее на черном камне и быстрее свалить из смрадного жуткого места. Окруженная вниманием сердобольных комедиантов и отогревшись сердцем, Айви немного пришла в себя, хотя очень расстраивалась, что память не возвращается. Может, и к лучшему, – думал про себя Бренн. Да, он не скрыл от Айви, что с ней творили в капище, но отлично понимал, что одно дело, когда ты узнаешь о чем-то ужасном с чужих слов, и совсем другое – когда память обрушивается на тебя, как топор.

Хаган пытался выяснить, с чего это она грохнулась в обморок на выходе из шатра, и Айви старательно сосредотачивалась, сдвигая золотистые брови и прикрыв глаза, но лишь тихо повторяла «я помню лишь кровь на темных волосах, и ужасное отчаянье… и больше ничего»… – Но почему ты кричала «жасмин!», чем тебя так перепугал душистый цветок, – удивлялся Хаган. – А ведь тебе стало худо, когда ты увидала нашего кудрявого песнопевца… Чудится мне, что Арно напомнил тебе кого-то…

– И этот кто-то, похоже, уже на том свете… – буркнул Бренн карлику так, чтобы не услышала Айви, огорченно качая пушистой головкой. Он уже было рванул из шатра, в ночь, мерцающими праздничными огнями, чтобы еще раз издалека посмотреть на громаду королевского дворца, но Айви увязалась за ним, убедив, что не станет путаться под ногами. – Вдруг я случайно увижу что-то знакомое, – места, людей… запахи, и вспомню немного больше, – обосновала она свою настойчивость.

Подумав, Бренн согласился, и повеселевшая Айви сразу успокоилась и даже захихикала, когда Хаган, пошуровав в недрах сундука, напялил ему на голову парик из длинных каштановых волос. – Не вздумай снимать, парень! – пригрозил он коротким пальцем. – Не испытывай судьбу, – один раз ты чудом увернулся из цепких когтей неудачи, да еще и деву пригожую к нам притащил, но второй раз…

– Да понял я, понял, – кивнул Бренн, с раздражением отбрасывая темные пряди, лезущие в глаза. Он понимал, что поступает глупо, и что карлик прав, – не стоит дразнить судьбу, но не верил, что в толпах гуляющих и праздничной кутерьме он опять столкнется с Зигором. Тем более, в актерском парике, который совершенно менял его внешность. А вот Айви его порадовала. Казалось, она не могла насытиться всем, что видела и слышала, разглядывала улицы и площади, поднималась по лестницам, что вели на верхние ярусы города, всматривалась в лица, прислушивалась к разговорам и даже принюхивалась, смешно морща маленький нос. Ей все нравилось – и шум, и вульгарные песни хмельных горожан, и аппетитные запахи шипящего в уличных жаровнях мяса, и брызнувший на подбородок сладкий сок вишен из горячей пышки, которую ей купил Бренн. Но воспоминания не возвращались к ней. Однако Бренн заметил, что она замирала на месте, когда видела на улицах порхов-уборщиков, носильщиков или порхов-сторожей, что сидели на цепи вместо собак. В эти моменты лицо Айви становилось неподвижным, будто она силилась что-то поймать, схватить, вспомнить… и это что-то ей не особо нравилось.

Она очень разволновалась, особенно, когда они подошли к широкому, заполненному людьми и каретами кольцу, окружавшему стену Розстейнар. Напротив врат Вермунда возле портика одного из старых особняков, Бренн остановился и молча стал смотреть на подсвеченный в ночи дворец Розаарде. Айви ни о чем его не спрашивала, чувствуя, что он сейчас где-то очень далеко, и ни ей, и никому другому, там места нет.

***

Зигор прищурился, оглядывая площадь – вот этот убогий уличный театрик с погаными актеришками. Уличные фонари горели в этот темный предрассветный час, и на площади Сухого дуба еще толкались пьяные горожане, раздавались осипшие голоса, обрывки вялой брани и хриплых подвываний вместо песен. Упившихся горожан, храпевших возле стен кабаков и бочек, укладывали рядами в специальные повозки, чтобы отвезти их в Хмельной Дом, где под присмотром дюжих охранников они будут приходить в себя и оплачивать штраф. Здесь же вовсю трудились порхи-уборщики, вычищая самые грязные участки площади и прилегающих к ней улочек.

Сколоченная высокая сцена с занавесом была пуста. Но Зигор не собирался искать грязного раба, шаря по фургонам комедиантов. Даже если он сейчас здесь затихарился, актеришки в своем праве не выдавать свободного, и прищучить их всерьез будет затруднительно. Потому все надо делать грубым наскоком, чтобы сразу задавить малейшее сопротивление. За сценой в шатре не спали – он слышал обрывки слов, тихих восклицаний, – и резко откинув полог, Зигор шагнул внутрь.

– Где прячется подмастерье кузнеца, коего разыскивает Орден Непорочных? – рявкнул Зигор, с прищуром оглядывая небольшую группу оторопевших комедиантов. Поганого ублюдка среди них не было, а вот его приятель – кудрявый сынок трактирщика сидел за столом с кружкой пива! И это очень порадовало Зигора. Значит, и канавочный отброс где-то рядом. Он привычно оценивал перепуганных актеришек – две худые девки, пожилой горбоносый мужик – похоже, сам хозяин Гримар, карлик и брат сучонки Мелены не представляют никакой угрозы… а вот дюжий парнище с широченной спиной и мускулами борца может доставить неприятностей. Опытный скорп не собирался давать им время, чтобы очнуться от испуга и неожиданности. – Или желаете, чтоб ваш балаган пожгли, а вас, тупорылых, загребли в Узилище за сокрытие злодея, служащего скверне!

Оцепеневшему Дуги казалось, что весь воздух в его груди разом закончился – мысли лихорадочно бились в голове, но он не знал, не понимал, что делать! С сундука в замешательстве поднялся старик: – Да что же вы нас мирных людей, пугаете, господин офицер, – вы ж видите – нет средь нас никаких злодеев, – зачастил он. Ишь, сгорбил спину, старается казаться безобидным, – отметил про себя Зигор. – А глаза то так и мечутся, как у крысы, – борода топорщится, глаз дергается…

– А цирковые в фургонах дрыхнут без задних ног, – продолжал Гримар, – намаялись за цельный день народ потешать… Фокусы да пантомимы…

– Упорствуете, гниды! – оборвал старика Зигор, оттолкнув его в сторону. Хищно обведя всех взглядом, он вдруг шагнул к сундуку, схватив за волосы спящего на нем Стефана, и прижал лезвие длинного кинжала к тонкой шейке. Ребенок завизжал. Побелевшая как снег, Лея в ужасе подалась вперед…

– На место, тварь! – Зигор сильнее вдавил лезвие в кожу Стефана, сучившего ножками в воздухе. Руни Бо с перекошенным от гнева лицом, сжав тяжелую жонглерскую булаву, уж двинулся было к Зигору, но Хаган вцепился в твердую как железо руку силача: – Спокойно, Бо. Ты ведь не хочешь гнить в камере или на рудниках за нападение на представителя власти, правда? Мы все решим мирно, Бо, вот увидишь…

Стефан ревел, протягивая ручонки к матери, упавшей на колени перед скорпом. Прекрасное лицо Леи на глазах постарело, изуродованное страхом за ребенка. Старого Гримара трясло, – он стоял, онемев, и лишь открывал рот, как выброшенная на берег рыба.

– Здесь нет преступников, господин офицер, вы можете осмотреть фургоны, шатер, заглянуть в загон с животными… – заторопилась Славия, пытаясь флиртовать со страшным гостем, выпятив худенькую грудь, и растянув губы в вынужденной улыбке.

– Чтобы твой хахаль ударил мне в спину, уродина худосочная! Считаешь меня дураком?! – Зигор с презрением смотрел на девушку. – Сейчас я отрежу щенку ухо, и вы сами притащите сюда гнилого урода? Ведь так, старче? – ухмыльнулся Вислоусый, вперивая взгляд в дядьку Гримара.

– Его здесь нет… – дрожащим голосом произнес тот, – он давно ушел, господин офицер… Отпустите малыша, – по морщинистым щекам потекли слезы.

– И куда же он отправился, старый козел? Быстрее! Отвечай! – В нетерпении скорп надавил на детское горло, и лезвие окрасилось кровью, сочащейся из пореза. Ребенок зашелся криком. Лея так и стояла на коленях, тяжело дыша и не сводя глаз с вопящего Стефана.

– Ээ… э, – хозяин «Всякой всячины» заикался, не в силах произнести ни слова.

– Откуда же нам знать, господин офицер… – с легким поклоном ответил за старика Хаган. – Он пришлый, и сам себе хозяин… Упомянул как-то, что, мол собирается поискать счастья на Тейгу, – размеренно и спокойно повторил Хаган, равнодушно глядя в глаза скорпа из-под полуприкрытых век.

– А ты не брешешь, колченогий недоросток? – поджал губы Вислоусый, сверля карлика подозрительным взглядом, и вдруг с оттягом ударил плачущего мальчика по лицу, разбив ему рот и нос…. И Стефан обвис в его руке, давясь и захлебываясь кровью. – Ежели щенок не заткнется, я заткну его сам!

Руни Бо тяжело дышал, его лицо побагровело, но он сдержался, успев схватить за шею рванувшуюся было к ребенку Лею и откинуть ее себе за спину.

– К чему нам, простым комедиантам, связываться с могущественным Орденом Непорочных, который разыскивает никчемного ремесленника, господин офицер, – даже не глянув на ребенка и Лею, ответил карлик, доставая из кармана кучку цветных камешков и принимаясь жонглировать ими.

Чуть улыбаясь, Хаган небрежно подбрасывал и ловил прозрачные камушки, вспыхивающие в свете масляной лампы. И на миг зацепившись взглядом за искристый круговорот, Зигор уже не мог оторвать тупой взгляд от мелькающих в ладонях карлика капель света. Пальцы, вцепившиеся в волосы Стефана, ослабли, разжались – и малыш упал на доски. Но не заплакал, – также, как и его мучитель, ребенок завороженно смотрел на камешки. Быстро подползшая на коленях Лея взяла его на руки и осторожно попятилась назад. А Хаган не спеша приближался к скорпу, жонглируя до тех пор, пока из вялой кисти Зигора не выпал кинжал, воткнувшись острием в щелястые доски.

Со стеклянными глазами Вислоусый грузно осел, проехав спиной по опорному шатровому столбу. Карлик помахал ладонью перед его мутными глазами, и сообщил: – У нас есть часа два, пожалуй…

– Через четверть часа выезжаем! – рявкнул, не дослушав карлика, Гримар, вновь обретя свой крутой норов, хотя минуту назад трясся и обливался слезами. – Неровен час нам кишки выпустят, а они тут балаболят… Поднимай всех!

– Ша! – резко поднял руку карлик. – Не суетись, дядька Гримар, покинуть город мы не успеем в любом случае – если захотят – остановят на воротах. Да только никому мы не нужны. Против нас ничего нет… понимаешь? И угрозы этого тупого скорпа – полная брехня! В одиночку облавы не проводят – ни скорпы-мусорщики в Канаве, ни Ловчие Ордена, ни ловцы беглых порхов. По всему видать – это личные счеты Вислоусого с нашим парнем, Гримар! Видал у него морду порванную – так то зубы волчонка Бренна на ней отпечатались…

Силач Бо заржал во все горло, закидывая коротко стриженную голову. Вместе с хохотом он сбрасывал ломавшее его напряжение, от которого он едва отошел, поняв, что маленький Стефан в безопасности и уже энергично сосет грудь Леи, чтобы быстрее утешиться.

– Хаган прав, Гримар. Бегут виновные, а мы чисты, как слеза тсаккура, – заявил Бо, хлопнув по спине ввалившегося в шатер и ничего не понимающего сонного Дана, которого разбудил шум. Бо толкнул его к сидевшему у столба скорпу: – Давай-ка, Дан-братан, оттащим служителя порядка поближе к трактиру, и сунем в руку бутыль с элем. Как очнется – так и упьется.

– Хватит балаболить, – на плечо Хагана легла ладонь хозяина «Всякой всячины». Хмуро глянув на карлика, он сказал жестко и коротко: – Будь по-твоему, Хаган. Остаемся. Но я не смогу противиться, если кто-то еще заявится к нам с оружием и потребует указать, где твой Бренн. Хорошо – пусть будет наш Бренн, – уточнил Гримар, увидав сдвинутые брови карлика, – коль мы знаем его с девства, и он всегда нам помогал. Но я не стану менять наши шкуры на его жизнь, Хаган, – они мне дороги. И оправдываться я не стану. Я сделал все, что мог, и я возьму его с собой, в Массар, как обещал, но дальше – воля Светлосияющего. Так ему и передай.

***

Дуги стоял, стиснув зубы, и чувствовал себя болваном и полной рохлей… Мало того, что Мелена предала Бренна, так еще и подставила его друзей… А он…

– Ты вот что, Дуг, – прервал его горькие думы карлик, сжав ему плечо, – хорош херней страдать… И корить себя не за что. Даже Бо ничего не смог бы ничего сделать, когда у горлышка Стефана лезвие плясало…

Хаган тяжело вздохнул и улыбнулся: – Топай домой, и не спеши, дай кругаля – иди через порт, ветерок соленый поглубже вдохни. И веди себя, как ни в чем ни бывало, а сеструхе своей все выскажешь потом – когда Бренн будет в безопасности. Не раньше.

– Нет, – я должен найти и предупредить Бренна и…

Карлик встряхнул Дуги за рубаху на уровне живота – выше не доставал. – Не ты должен! А я, потому что знаю, где он сейчас бродит. Я его найду…

Дуги невольно бросил взгляд на низкорослую фигуру с короткими кривыми ногами. Ему не хотелось обижать карлика, но все зашло слишком далеко, чтобы подбирать выражения. – Хаган, ты прости, но думаю, я быстрее его отыщу…

– И ты шибко ошибаешься, большой длинноногий парень! – Хаган схватился за ходули на упругих пружинах, легко подбросил себя вверх, вбив ступни в жесткие «стремена» и, сделав длинный прыжок, растворился в густых синих сумерках.