Текст книги "Хладнокровно"

Автор книги: Видзис Анна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Анна Видзис
Хладнокровно

Для тех, кто жаждет тьмы.

«Правда редко бывает чистой и никогда не бывает простой».

– Оскар Уайльд, Как важно быть серьезным

Перевод Ecstasy Books https://t.me/ecstasybooks

ОТ АВТОРА

Зрелое содержание, язык для взрослых, графические сексуальные сцены и тревожные вопросы могут вызвать эмоциональную реакцию. Читайте на свой страх и риск.

Информация о юридических, академических, медицинских и любых других начинаниях была тщательно изучена. Я провела многочисленные беседы со специалистами, прочитала множество книг, чтобы быть как можно более точной, и имела чувствительных читателей, впервые проходящих через эту историю. Однако, пожалуйста, имейте в виду, что это также и художественное произведение. Поэтому я позволила себе немного творческой свободы. Вы можете обнаружить некоторые расхождения между реальностью и фактами.

Это мрачная и извращенная книга, в которой поднимаются такие темы, как убийство, проблемы психического здоровья, гомофобия, расизм, гедонизм, лево-правый политический спектр, но вы не должны рассматривать все это как руководство к действию в любом виде или форме. Это мой способ показать, как много плохих вещей происходит в жизни, рассказать о некоторых из них, а не просветить вас как таковых. Это также не руководство по отношениям. Пожалуйста, не ищите в этой книге никаких советов.

Хладнокровно – это для тех, кто хочет испытать и почувствовать нечто большее. Кто не видит мир через розовые очки и чувствует потребность открыть для себя темную сторону всего этого. Это мой страстный проект. Я несколько месяцев вынашивала его в своей голове, прежде чем решила изложить все на бумаге. Надеюсь, вы что-то почерпнете из этого, что бы это ни было.

ПЛЭЙЛИСТ

Swan Lake – Pyotr Ilyich Tchaikovsky

Persephone – Tamino

Sleeping Lotus – Joep Beving

The Secret History – The Chamber Orchestra of London

Achilles Come Down – Gang of Youths

Beautiful Crime – Tamer

But Never a Key – Dirt Poor Robins

Between The Bars – Elliot Smith

Godless – BANKS

I Want To – Rosenfeld

Ghost – Zoe Wees

Maraschino Love – EZI

1216 – Echos

That’s How It Goes – Zoe Wees, 6LACK

Jar of Hearts – Christina Perri

Renaissance – Paolo Buonvino, Skin

Experience — ibi

Far From Home – Sam Tinnesz

Flawless – The Neighbourhood

Playground – Bea Miller, Arcane

Hurricane – Thirty Seconds To Mars

Somebody Else – Ruelle

The End Is Where We Begin – Thousand Foot Krutch

Livin’ in a World Without You – The Rasmus

Only Love Can Hurt Like This – Paloma Faith

Devil Doesn’t Bargain – Alec Benjamin

Dear God – Ruben

Cloud – Elias

Feeling Good – Michael Bublé

Don’t You Know – Jaymes Young

Contemplation – Magnus Ludvigsson

Cake – Melanie Martinez

Fur Elise – Alexander Joseph

You and I – PVRIS

Box in a Heart – The Maine

ПРОЛОГ

Тея

Кровь повсюду.

Наблюдаю, как она стекает в канализацию, пока я выжимаю тряпку. Мои руки багровые, а остатки крови прилипли к кутикулам и их становится сложнее оттереть. Я смотрю на свое отражение в зеркале. Волосы стянуты в пучок, но несколько прядей прилипли к лицу, и мои глаза красные от усталости.

Снова посмотрев вниз, я выключаю воду, беру тряпку и возвращаюсь обратно.

Всего двадцать минут назад на полу была огромная лужа крови. Капли брызнули на ближайший книжный шкаф и наш стол. А я стояла на коленях и пыталась все это отмыть. Вытирая все.

Быстро, яростно – словно от этого зависела моя жизнь.

Так и есть.

Сейчас в воздухе витает отбеливатель, и если бы это была больница, то ничего необычного в этом не было бы. Но мы в библиотеке. Не совсем то место, где можно ожидать такого запаха. Но к нему примешивается запах лаванды от пасты, которую я нашла вместе с другими чистящими средствами.

Медленно я подхожу к окну и открываю его чуть шире, чем оно было, чтобы мы могли избавиться от всего этого перед уходом. Чем быстрее, тем лучше.

Но тяжесть ситуации все равно остается.

Я чувствую оцепенение. Почему-то все это кажется мне нереальным. Как будто я нахожусь в другом измерении, и все происходит где-то рядом со мной. Но я в этом не участвую. Я смотрю, как Офелия и Элиас заканчивают чистить остальные вещи, стирая и наши отпечатки пальцев. По сравнению с ними я спокойна. Офелия всеми силами пытается сдержать слезы. Руки Элиаса дрожат от каждого взмаха тряпки по поверхности стола.

Открыв бумажный пакет, который нашла в шкафу, я запихиваю туда кухонное полотенце, полностью покрытое кровью, и все, что может показаться неуместным. Тряпку, которой я мыла пол, тоже. Лучше пусть смотритель подумает, что она была неправильно положена, чем ее используют студенты, чтобы скрыть совершение преступления.

– Мне сейчас вырвет от этого запаха, – шепчет Офелия, подходя ко мне с пустой бутылкой отбеливателя. Она кладет ее в пакет.

– По крайней мере, сейчас он, кажется, исчезает, – говорю я ей, глядя на окно.

Она хмурится. – Ты ведешь себя странно. И я не имею в виду это в хорошем смысле, – начинает она. – После всего, что произошло, тебя это, похоже, не волнует.

– Беспокоиться об этом сейчас – пустая трата времени. Сейчас середина ночи, у меня был длинный день, и я полагаю, это просто еще не дошло до моего сознания.

Я беру у Элиаса еще одно кухонное полотенце и прячу его. Он не говорит ни слова. Хотя в его глазах видна паника.

– Нам нужно избавиться от этих вещей. Там слишком много крови, чтобы просто выбросить их.

Офелия задыхается от моего заявления. Затем она сглатывает и протягивает руку.

– Я сожгу это. У меня есть камин.

Мой разум отключается, пока мы готовимся к отъезду. Все, что я делаю, я едва помню, пока не надеваю куртку, пряча окровавленную одежду, чтобы никто не видел, и ухожу, как будто ничего не произошло. Потому что с этого момента мы делаем вид, что ничего не произошло.

ГЛАВА 1

Тея

Я слышу его раньше, чем вижу. Он держит пинту, его пальцы постукивают по ободку. Я слушаю его поразительно ужасную ложь, а девушка, сидящая рядом с ним, поглощает ее, как завтрак. Честно говоря, это самое веселое, что у меня было за последние несколько месяцев, поэтому я игнорирую своих друзей, ожидающих меня в одной из кабинок, и сосредотачиваюсь на разговоре, который происходит рядом со мной.

В свою защиту скажу, что я немного пьяна, поэтому желание развлечь друзей беседой не является для меня приоритетом. Когда я выпиваю слишком много алкоголя, до такой степени, что у меня кружится голова, я становлюсь молчаливой. Но, кажется, уместно отпраздновать окончание первого семестра, который принес эти бесчисленные бессонные ночи. Теперь мы можем наконец-то отдохнуть и насладиться предстоящим Рождеством. Или так они продолжают говорить мне.

– Слышала что-нибудь, что тебе понравилось, любимая?

Я наблюдаю, как тело мужчины поворачивается ко мне лицом в тот момент, когда его спутница идет в ванную. Его темно-серые глаза светятся странным светом, который является комбинацией веселья и уровня алкоголя в его крови. Его губы раздвигаются, и из них вырывается длинный, мягкий вздох, за которым следует негромкая усмешка. Очаровательная улыбка растягивает его губы, показывая эти чертовы ямочки на щеках, которые становятся еще глубже.

Только сейчас я понимаю, что он говорит со мной. Вопреки моему убеждению, я не молча слушала его свидание. Не будем упоминать, что это длится уже почти полчаса. Мой смех застревает в горле. Я слегка наклоняю голову вправо, пытаясь придумать, что сказать. Невежливо шпионить, и мне неловко, что меня поймали. Однако мужчина не кажется сердитым на меня, а скорее… любопытным?

– Ты ведь знаешь, что подслушивать чужие разговоры невежливо?

Он проводит пальцами по своим взъерошенным темно-каштановым волосам.

Я могу сказать, что он высокий, по тому, как согнуты его колени, а ноги балансируют на металлической опоре, когда он сидит на барном стуле. Для меня это идеальный рост, а мой рост едва достигает 160 сантиметров. Его мышцы идеально заполняют черную рубашку, рукава закатаны до локтей, демонстрируя четкие вены, бегущие вверх по рукам. Черные джинсы с дырками на коленях придают ему непринужденный вид.

Он выглядит как человек, последним решением которого было бы учиться в Кембридже, но в то же время он странно подходит этому месту. И по какой-то причине я не сомневаюсь, что он студент. Мой разум блуждает по всем возможностям его специальности, и только когда он проводит пальцами по моей обнаженной ноге от колена до края кожаной юбки, я вспоминаю, что он задал мне не один, а два вопроса.

– Не слишком ли она наивна для тебя? – Моя бровь приподнимается.

Мужчина пожимает плечами.

– Она достаточно забавна, – говорит он. – Если только у тебя нет встречного предложения?

Я фыркаю от его слов и смеюсь. Моя голова слегка покачивается, и я делаю глоток своего напитка.

– Извини, но у меня, возможно, более высокие стандарты, чем у твоей спутницы. Я бы не поверила во все то, что ты только что рассказывал ей в течение получаса.

– Возможно, именно поэтому наше свидание было бы именно тем, что мне нужно.

Надо признать, он убедительный и стойкий. Но я знаю лучше. Такие мужчины – это беда, написанная заглавными буквами, с мигающими красными лампочками, загорающимися каждый раз, когда они улыбаются тебе. Определенно, это не те люди, с которыми мне стоит сближаться или даже находиться рядом дольше, чем это совершенно необходимо.

Этот мужчина, как бы его ни звали, плохие новости.

Его улыбка не исчезает при моем отказе, и я могу поставить все свои деньги на то, что он относится к этому как к вызову.

– Я Ксавьер, – говорит он, протягивая руку, в его глазах заиграл кокетливый блеск. Оценив его выражение лица, я принимаю его жест.

– Приятно, – говорю я ему вместо того, чтобы назвать свое имя, как предписывает правило. Зачем ему это нужно? Я не собираюсь искать его позже.

Моя подруга, Офелия, подходит к бару и заказывает еще одну порцию коктейлей для стола. Она бросает на меня знающий взгляд, но не вступает со мной в разговор. Я поворачиваю голову от Ксавьера к ней, шепча ей на ухо, что я вернусь в свою квартиру. Она кивает, вероятно, думая, что я собираюсь забрать Ксавьера с собой.

Не повезло.

Я уже достаточно выпила для одного дня, и мне нужно выспаться.

Я беру пальто со спинки стула и спрыгиваю вниз.

– Разве ты не собираешься хотя бы сказать мне, как люди называют тебя, милая? – спрашивает Ксавьер, даже не заботясь о том, что девушка, которую он развлекал до этого, только что вернулась с сердечками в глазах. Бедная девушка, скорее всего, уже была влюблена в него до сегодняшнего вечера. Это просто видно.

– Не вижу причин для этого.

Как по команде, мой брат появляется из воздуха прямо рядом со мной. Я совсем забыла, что он говорил о том, что тоже собирается пойти куда-нибудь.

– Уилл, наконец-то. Я думал, ты никогда не придешь, – говорит Ксавьер, заставая меня врасплох. Они знают друг друга? Они друзья? Потому что если так, то мой план никогда больше не видеться с ним, возможно, только что испарился.

– Я вздремнул и не поставил будильник, – говорит ему Уилл, зевая, а затем смотрит на меня. – Вижу, ты познакомился с моей сестрой.

И тут мой план быть инкогнито рушится.

– Твою сестру? – Ксавьер хмурится. Он переводит взгляд с моего брата на меня, а затем кивает. – Теперь я вижу сходство.

– Да, хорошо. Было приятно пообщаться. Я иду домой.

Я надеваю пальто и без лишних слов направляюсь к выходу. Возможно, после сегодняшнего вечера он узнает мое имя, но флиртовать со мной больше не будет. Все знают, что это своего рода правило – не заводить отношения с бывшей девушкой друга или членом семьи.

Я и не подозревала, что Ксавьер Блейк станет важной причиной пробуждения моей души и беспокойства в моей жизни, чего я никогда не хотела, но получила, как будто это всегда было написано на звездах. Мой парень. Родственная душа, созданная из токсичности, тьмы… и убийства.

ГЛАВА 2

Тея

Два года спустя

Непопулярное мнение гласит, что я ненавижу выходные. И я с этим категорически согласна.

Блядь. Этого, наверное, недостаточно. Я презираю, ненавижу и абсолютно хочу спрыгнуть с крыши, крича небесам, что пятница, суббота и воскресенье могут идти к черту и сосать мой метафорический член.

Я смотрю в окно едущей машины, и перед моими глазами расплываются деревья. Рядом со мной сидит мой брат Уилл. Он всего на год старше, но ведет себя так высокомерно и всемогуще, что можно подумать, будто он выше всех. Мы только что пересекли границу Эссекса, возвращаясь из Дедхэма, где мы оба выросли. Это всегда был наш дом, хотя он вызывает разные переживания и воспоминания. Ни одно из них мы не разделяем. Годы, проведенные там, создали для меня кошмарную жизнь, которую я хочу оставить позади. Глаза Уилла всегда сияют от восторга, когда он видит свою старую комнату и все, что находится в большом поместье, в котором мы жили. Мои же всегда наполнены слезами, которые я вытираю, делая вид, что это просто обычный день.

Может быть, я преувеличиваю. Тусклое воспоминание о моем детстве только усиливается, чем больше времени проходит. Поэтому иногда я склонна думать о нем хуже, чем оно было на самом деле. Но одно я знаю точно – это не то, о чем я вспоминаю с нежностью.

Я пыталась – это, честно говоря, должно быть девизом моей жизни. Будь то школа, общественная жизнь или отношения с семьей, я старалась изо всех сил. Но этого никогда не было достаточно, когда в дело вступала яркая личность моего брата. Все, чего бы я ни добивалась, он делал лучше, быстрее или получал отличные результаты. Я занимала второе место во всем, к чему бы я ни прикоснулась. Поэтому очевидно, что я никогда не была достаточной для моей семьи – особенно для моей матери. Родители не должны выбирать любимчиков, хотя она, я думаю, так и не поняла этого.

Уилл был всеобщим любимчиком. По большей части он и сейчас такой. С годами я научилась просто смириться с этим и не грузить его своей неуверенностью. Это не его вина, и он никогда не понимал, что это так. Или лучше сказать – степень моего дискомфорта. И он всегда был моим самым большим сторонником, никогда не был моим врагом.

Сейчас мои детские воспоминания оживают только тогда, когда мы приезжаем в Дедхэм, а это каждые вторые выходные, Пасха, Рождество и, что вызывает у меня мурашки по коже, летние каникулы.

Я поступила в Кембридж два года назад, изучая право – Уилл поступил на год раньше. С того дня мы живем в квартире на территории кампуса, которую снимаем. Наши дни состоят из одиннадцати часов лекций в неделю и трех часов супервизий (прим. занятия, основанные на обмене идеями, мнениями и обсуждением определенных проблем). Раз или два в неделю мы встречаемся с друзьями в пабе или идем на ужин. Остальную часть жизни мы посвящаем библиотеке, где делаем вид, что учимся, но с каждым разом все больше умираем, переступая порог. Так что если кто-то скажет мне, что изучать право легко, я лично позабочусь о том, чтобы воспользоваться отцовским свидетельством на огнестрельное оружие. Не то чтобы он им пользовался – это была просто прихоть много лет назад, когда он решил поохотиться.

Я научилась закрывать глаза на все нежелательные мнения, которые мама высказывает в мой адрес при каждом удобном случае, от разочарования моими оценками до непонимания, почему я не решила поехать за границу в начале этого года, как это сделал Уилл годом ранее. Она всегда ожидает, что я пойду по стопам брата, чтобы хоть чего-то добиться – никогда не преуспевать, просто вписаться в светлое будущее нашей семьи настолько, чтобы им не пришлось скрывать мои неудачи от своих друзей, когда их спросят.

Проехав знак выезда из Дедхэма, я выдыхаю всю накопившуюся тревогу. Я просто рада, что нам удалось уехать на несколько часов раньше, чем было запланировано ранее, потому что еще одна минута закатывания глаз, и они совершили бы путешествие в другое измерение.

Меня даже не волнует, что это был день рождения нашего отца. Честно говоря, я бы не приехала, если бы не тот факт, что я не могла найти достаточно вескую причину, чтобы остаться в кампусе. Мы только за неделю до этого начали новый год, так что соврать, что у нас много учебы, не получилось бы. Кроме того, это дало бы моей семье еще больше власти при следующем визите. Куда бы ни пошел Уилл, я тоже пойду. Или так считает моя мама, и ее не переубедить в обратном.

Сгорбившись в кресле, я дую на прядь волос, падающую мне на лицо.

– Прекрати нести эту чушь, Теодора, – рычит на меня Уилл. От того, как он произносит мое полное имя, мне вдруг захотелось обвить руками его шею. Он слышал язвительные комментарии, которые я говорила себе под нос на протяжении большей части выходных, и, вероятно, ему этого достаточно.

Я фокусирую на нем взгляд, ударяя по его руке.

– Тебе легко говорить. Они целуют землю, по которой ты ходишь.

Уилл закатывает глаза. Он никогда не понимал разницы между тем, как наши родители относятся ко мне и к нему. А если и понял, то ничего не сказал. Если бы он это сделал, он был бы обязан сделать шаг вперед, как брат, и как бы близки мы ни были, он просто не может противостоять им.

Они буквально плакали от счастья, когда он сказал им, что собирается изучать право. Когда я объявила то же самое, они просто спросили, уверена ли я, что справлюсь с этим. В конце концов, это Кембридж – одно из самых престижных учебных заведений в стране, да и в мире.

Тогда мне стало почти смешно, потому что их вопрос не имел под собой никакой основы. Неважно, достаточно ли я хороша, чтобы учиться там, или нет, но Уилл учился именно там, так что и я должна учиться там.

– По крайней мере, у тебя нет тех ожиданий, которые нужно оправдывать, – говорит он тихо, как будто не хочет, чтобы я это услышала. Слишком поздно, я слышу.

– Ты шутишь? Для них я просто не могу соответствовать ожиданиям, в то время как у тебя они уже есть, даже не делая попыток. Они смотрят на тебя через розовые очки.

Я не хочу ссориться с Уиллом. Вряд ли он виноват в том, что моя мать решила придираться к двум вещам в эти выходные. Во-первых, в этом году я не стала менять предметы, взяв все, что было связано с уголовным правом. Во-вторых, когда же у меня появится парень, ведь я не молодею. Учтите, мне всего двадцать лет. Я проглотила ответ, который вырывался из моего горла. Это вряд ли кого-то касается. Тем более их. Даже если у меня действительно есть парень.

– Это твоя жизнь, Тея. Они могут говорить, но мало что могут сделать. Ты изучаешь право, как они и хотели. То, что ты не преуспеваешь на каждом экзамене, не имеет значения в долгосрочной перспективе. Просто не обращай внимания и продолжай работать над тем, чего ты хочешь.

О да, был один такой комментарий к моему прошлогоднему зачету по уголовному процессу и уголовным доказательствам. Я едва сдала, хотя моя мама просто не могла взять в голову, что мне повезло получить одну из лучших оценок среди всех студентов. Просто предмет был чрезвычайно трудным. Не говоря уже о том, что я так впечатлила лектора, что он решил выбрать меня в качестве одного из тех счастливчиков, которым в этом году достанется супервизия по программе «Преступление и уголовное наказание»

Уилл прав. Конечно, он прав.

Однако я все еще не уверена, что стать адвокатом – это мое будущее. Я страстно хочу изменить мир. Именно поэтому я выбрала этот путь – потому что я могу связать угождение моим родителям с тем, чего хочу в жизни. Проблема в том, что я больше не чувствую, что исполняю свою мечту.

ГЛАВА 3

Тея

Я спешу по двору с учебниками под мышкой и сумкой в руке, стараясь не споткнуться о развязанные шнурки. Никогда раньше не опаздывала ни на один урок, не говоря уже о супервизиях. В этом году они одновременно и самые любимые, и самые нелюбимые.

Поднимаясь по лестнице юридического факультета, я с трудом перевожу дыхание. Даже если идти сюда десять минут, а добираться за пять, бегом, мне кажется, что прошла целая вечность, когда я, наконец, стучусь в двери кабинета. Я слышу низкое, горловое приглашение мужчины и тяну ручку вниз.

Мой взгляд сразу же притягивается к моему начальнику – Уэсу Корланду. Это мужчина лет тридцати, долговязый, с небольшим количеством мышц под красным бархатным пиджаком с заплатками на локтях, который он любит надевать на занятия. Хотя все, что он носит и делает, раздражающе работает на него. По стандартам Кембриджского университета он еще молод, поэтому большинство студентов смотрят на него с уважением. Он не скучен и знает, о чем говорит, поскольку практикует. Не очень опытный, но очень проницательный человек, когда речь заходит об уголовном праве.

Когда он убирает прядь волос со лба, я вижу раздражение на его лице.

Это не очень хороший знак, когда он показывает свои эмоции.

Прямо перед ним стоит мой партнер – Сэмюэль Хейл. Единственный человек, о котором я могу сказать, что презираю его с чистой совестью. Это заносчивый ребенок, который всегда находит повод упомянуть о том, какой он умный и трудолюбивый. Что его приняли в Кембридж не из-за денег, а благодаря отличным оценкам и стипендии. Я действительно не понимаю, почему это должно быть важно услышать. Тем не менее, похоже, что для него это важная информация. Кроме того, мы не можем этого не слышать по тому, как он себя ведет – как будто он выше всего этого.

Он высокий, хотя и не такой, как Уэс. Его светло-каштановые волосы зачесаны назад, а большие голубые глаза светятся раздражающим удовлетворением от того, что я опаздываю. Ему нравится казаться ответственным, в то время как все остальные просто не воспринимают ничего всерьез.

Или он так думает.

Он поправляет воротник своей безукоризненно выглаженной белой рубашки, и я изо всех сил стараюсь не закатить на него глаза.

– Доброе утро, Теодора. Пожалуйста, присаживайся, – говорит Уэс, жестом указывая на стул рядом с Сэмюэлем.

Он недоволен тем, что нам приходится начинать позже, чем планировалось. Это ясно по тону его голоса, который грубее, чем обычно. Но кроме этого, он решает полностью игнорировать эту ситуацию. Что является благословением. Я не хочу провалить его занятия или супервизии. Он очень разборчив в том, кого берет под свое крыло, и у него это тоже редко получается.

Я ставлю сумку и опускаюсь на сиденье, книги лежат на моих бедрах, пока я смотрю вверх на Уэса.

– Какую тему ты должна была подготовить для меня сегодня? – спрашивает он.

Не то чтобы он не знал. Он из тех людей, которые точно помнят, как я высморкалась на его уроке год назад. Он проверяет нас на каждом шагу, убеждаясь, что не ошиблась, выбрав и меня, и Сэмюэля для своих супервизий.

Они всегда выглядят одинаково. У каждого предмета есть свое контрольное время, отдельное от лекций, которые проходят раз в две недели. Одновременно не может присутствовать более четырех студентов, и каждый должен написать работу на заранее выбранную тему. Иногда у нас есть строго установленные аспекты, на которых мы должны сосредоточиться, а иногда это зависит только от нас. А затем мы представляем ее, рассказываем обо всем, что у нас есть, и задаем вопросы, если это необходимо. Это может быть утомительно, но благодаря характеру таких занятий, они делают студентов более подготовленными ко всему, что выходит за рамки теоретической базы.

Сделав еще один глубокий вдох, чтобы успокоить свое все еще колотящееся сердце, я достаю папку, куда, как я помню, засунула свою исследовательскую работу на сегодня.

И, черт возьми, ее там нет.

Я повторяю – ее там нет.

Мои пальцы дрожат.

– Мы должны были подготовить тему о преступлениях на почве ненависти. Во-первых, что это такое, из каких элементов состоит, знать разницу между ненавистью и предубеждением, а также записать несколько практических и теоретических аргументов, – безукоризненно декламирует Сэмюэль.

Мысленно я пробегаю по всем углам спальни и кухни, пытаясь вспомнить, куда я положила свое задание, которого у меня нет с собой. Потом я вспоминаю, что оно лежало на пианино в доме моего детства, и понимаю, что забыла забрать его не только из квартиры, но и из Дедхэма.

Выдохнув, я решаю подыграть. Я помню, что написала, так что, надеюсь, этого будет достаточно для Уэса, пока я не смогу сдать свою работу. Мне придется написать ее снова.

Мне повезло.

– Не только это, – говорю я. – Мы должны были осветить причины, по которым происходят преступления на почве ненависти, почему у нас есть законы против них и глубже разобраться, являются ли они дискриминационными или нет.

– Хорошо, Тея, так скажи мне, что ты считаешь преступлением на почве ненависти? Что это для тебя?

Меня всегда удивляло, что Корланд заботится о наших мнениях не меньше, чем о теории. Он подталкивает нас к более критическому мышлению, а не просто пересказывает ему учебник по праву. Особенно на контрольных работах.

– Это порочные признаки узости мышления. Они глубоко затрагивают не только пострадавшего человека, но и то собрание, которым этот пострадавший себя осознает. Преступления на почве ненависти – это то, что нарушает сплоченность сообщества и социальную стабильность.

Сэмюэль качает головой, закатывая глаза. Я вижу это, хотя и не смотрю на него.

– Какая чушь, – бормочет он себе под нос.

Моя голова тут же поворачивается влево.

– Что? – взвизгнула я.

Он бросает мне вызов, изучая мое выражение лица.

– Тебе не кажется, что ты преувеличиваешь насчет узкого кругозора? – спрашивает он, но по тому, как он это говорит, я уверена, что он не хочет услышать ответ. Он хочет полностью подавить мою точку зрения, не оставив мне ничего, чем я могла бы защищаться. – Система уголовного правосудия начала использовать понятие «преступление на почве ненависти», чтобы мы могли представить в суде мотив, стоящий за всем этим, без того, чтобы его отклонили или отодвинули в сторону, но есть много причин, по которым кто-то совершает преступление, так что, возможно, узкий кругозор преступника – это не то, Теодора.

– Мотивов может быть много, но результат только один – ненависть, которая приводит к совершению преступления. Все это встречается на каждом шагу. Так что да, я остаюсь при своем мнении, – говорю я.

– Преступления на почве ненависти – это не одно конкретное правонарушение. Это может быть демонстрация запугивания, опасное причинение вреда имуществу, нападение, убийство и так далее. Думать, что все это основано на ненависти, даже если теория говорит об этом, чистая чушь, – он резко останавливается, глядя на Уэса.

Если бы я не была так зла, я бы посмеялась над ситуацией.

Уэс прочищает горло. – Выскажи свое мнение, Сэмюэль. Только сдержись от проклятий, пожалуйста.

– У нас есть раса, религия, сексуальная ориентация, политические взгляды, инвалидность и многие другие защищаемые характеристики. Преступники различают все эти различия. Они просто предпочитают верить, что одно не равно другому. Я не говорю, что это правильно, но это не делает их сразу узколобыми.

– Нет, просто ужасные человеческие существа.

Мои ладони вспотели, когда я впилась ногтями в бедро. Как бы мне ни нравился тот факт, что Уэс выбрал меня для занятий с ним, я ни за что на свете не могу понять, зачем ему понадобилось брать Сэмюэля в качестве моего ментального спарринг-партнера. Даже если я хочу притвориться, что он интеллектуально вменяем, его взгляды остались далеко в средневековых временах.

– В каком мире ты живешь? Вы только сейчас начинаете спорить с теорией? – Я продолжаю, игнорируя руководителя, пытающегося меня успокоить.

Глаза Сэмюэля сверкают яростью. – Я не спорю с теорией. Я просто решил увидеть, что в преступлениях на почве ненависти есть нечто большее, чем просто ваш драгоценный фактор ненависти. Многочисленные преступления, вызванные ненавистью, не классифицируются как преступления на почве ненависти. Это факт, Теодора. Убийства, например, часто мотивированы ненавистью, но это не преступления на почве ненависти, если только жертва не была выбрана из-за защищаемой характеристики, о которой я уже упоминал.

У меня такое чувство, будто он тащит меня через совершенно другое измерение, бросая вещи на ветер и смотря, что прилипнет.

– Это не уменьшает ненависть.

– Нет, но это делает ее менее надежной, не так ли?

В воздухе витает жара. И я нахожусь в пяти секундах от того, чтобы выбить зубы своему партнеру, когда Уэс взмахивает над нами руками.

– Ладно, этого вполне достаточно. Мы здесь не для того, чтобы спорить, а чтобы обмениваться мнениями. Именно поэтому я не спрашиваю вас о теории. Для этого у нас есть лекции. – Он кивает головой. – Но мы также здесь не для того, чтобы отбрасывать ее.

Он смотрит на Сэмюэля, потом на меня.

– Право и уголовные дела не всегда черно-белые, поэтому американская система оставляет так много места для игры с терминами. Так же, как и мнение Сэмюэля. Система, существующая у нас в Англии, не такая гибкая. Поэтому у Теи тоже может быть хороший угол зрения. Все зависит от того, как вы решите представить преступление на почве ненависти в суде.

Наступает минута молчания. В моих ушах все еще звенит от идиотского мнения Сэмюэля. Я знаю, что Уэсу нравится слушать разные точки зрения, но мой партнер уже не раз показывал, что в повседневной жизни он согласен с характеристиками преступлений на почве ненависти. Именно поэтому он хочет думать, что в перспективе ненависть – это нечто большее. Он хочет притвориться, что ненависть к чему-то или кому-то не является пороком и что она не делает человека узколобым. Но это так.

– Давайте двигаться дальше, ладно? – Уэс показывает на меня. – Какая характеристика, по вашему мнению, должна быть включена в закон?

– Раса – это точно, – говорю я ему.

– Конечно, ты бы так сказала, – снова начинает Сэмюэль. – Выйди немного за рамки своего мышления, Теодора. У тебя смешанная раса, поэтому для тебя это важно, но в мире есть и другие люди. Для некоторых, возможно, что-то другое имеет большее значение.

– Уэс спросил меня, что, по моему мнению, должно быть включено в список, так что не лезь не в свое чертово дело. Новость: я не единственный человек, который борется с расизмом. Нас много, так что это не только мой образ мышления. Расизм – это проблема во всем мире. Возможно, одна из самых больших в наше время.

– Клянусь, вы двое – самая большая проблема за те несколько лет, что я веду супервизию, – слышу я, как Уэс говорит себе под нос. – Тея, прочитай свое эссе о расовом аспекте. Я полагаю, ты сосредоточилась на нем, так?

Ну, блин…

– Да… но я забыла взять эссе с собой. Извини. Я принесу ее на следующую супервизию, клянусь.

Лицо Сэмюэля озаряется весельем. Кончиками пальцев он постукивает по лежащей на коленях папке, в которой, скорее всего, находилось его сочинение. Ухмылка пересекает его выражение.