Текст книги "Асанардаль"

Автор книги: Вея Нечаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Теперь кажется. У меня впечатление, что она испытывает меня на прочность. Ещё утром я думала, что всё это – всего лишь случайное совпадение…

– Таких совпадений не бывает! Ясно же, что в этом деле замешаны Ди Луцио.

– Зачем им привлекать к себе лишнее внимание?

– Чтобы смыть с себя подозрения?.. Нет, это нехорошая идея.

– В том-то и дело. Знать бы, что у них на уме.

– Так ты говоришь, что Асанардаль обедала сегодня с мальчишкой Ди Луцио?

Сана вздрогнула. На лестнице стояла маленькая женщина средних лет и смотрела на неё непроницаемо-чёрными, как у вороны, глазами.

Сана была готова сквозь землю провалиться. Женщина молчала и не двигалась.

«Надо упасть в обморок», – с тоскливым страхом подумала Сана. Но она будто окаменела. У неё не было сил ни на одно движение.

Между тем голоса за распахнутой дверью примолкли. И Сана представила, как из комнаты выходят Люси и Поль. Маленькая женщина говорит, указывая на Сану пальцем с изъеденным грибком ногтем: «(ведьма!) Она подслушивала!». Сане казалось, что ногти этой женщины непременно должны быть изуродованы грибком.

Поль и Люси набросятся на Сану с кулаками, побьют её, выбросят на улицу… Или хуже того – посмотрят с недоумением и осуждением. Будут стоять, и смотреть, смотреть…

На негнущихся ногах Сана развернулась и пошла на терассу. Спину жёг взгляд маленькой женщины.

Свежий ветер обжег горящие щёки. На улице немного похолодало. Внизу уныло плескалось ртутное море.

На воздухе мысли Саны прояснились. Она подумала: «Родители с детства вбивали мне в голову, что лгать нехорошо. Подслушивание приравнивалось к лганью. Но разве только что я подслушала? Нет, я услышала. Стаффиды знали, что в доме посторонние. Не могли не знать, что их комната находится рядом с лестницей. Они не заперли дверь. Стаффиды даже мысли не допускали, что их разговор может быть услышан. И я смутилась не потому, что я якобы подслушала, нарушив собственные моральные устои. Я испугалась, что Люси и Поль меня накажут. О, этот страх перед наказанием».

Сердце Саны придавила невыносимая тяжесть. Страх перед наказанием преследовал её всю жизнь.

В самом деле, что будет, если хозяева «Ночной фиалки» вежливо укажут им на дверь? Обратных-то билетов нет. Мамины заверения о коучсёрфере, готовом приютить их в любой момент, не вызывают доверия. Почему-то мама не назвала ни имени этого гостеприимного человека, ни города, в котором он живёт.

Сана удивлялась самой себе. Почему она раньше не поинтересовалась, как мама могла поехать к незнакомым людям, не обсудив с ними срок, который она проведёт у них в гостях? И как рассуждали Стаффиды? На сколько они рассчитывали приютить незнакомую им писательницу и её дочь? На месяц, два? Или здесь, в Европе, к этому относятся проще?

И потом, Люси писала, что ей здесь скучно. У Саны сложилось впечатление, что она зовёт мать от скуки. Но Люси Страффид не производит впечатления скучающей женщины. Она, как никто другой, довольна своей жизнью. Можно предположить, что она хочет новых впечатлений. Опять-таки, Люси явно не из тех, кто любит новизну. Если бы она хотела разбавить скуку, то спускалась бы в город.

«Выходит, Люси горячая поклонница «Марино»», – подумала Сана. Её мысли ушли в сторону от волнующей темы, и тяжесть отступила от сердца. То был защитный механизм. В детстве Сана часто говорила родителям: «Мне плохо. Я всё время думаю о том, как тот человек обидел меня». И мама, и психолог в один голос говорили: «Это всё в прошлом. Гони от себя дурные мысли. Не майся дурью. Тебе тяжело будет жить с таким характером. Люди разные бывают. Если с тобой будет работать гадючная тётка, или муж попадётся с развязанным языком, ты и дальше будешь нюни распускать?». Сана изо всех сил старалась гнать от себя плохие мысли. И чем сильнее она старалась, тем большей силой наливались мысли. Порой Сане начинало казаться, что её мысли обретают собственные голоса, и с садистским удовольствием твердят ей одно и то же. Интуитивно Сана нашла пусть к спасению. Замещай тяжёлые мысли мыслями посторонними, старайся отвлечься, мечтай, фантазируй. Иногда помогало.

Сана ждала, что на террасу выйдут хозяева виллы. Так и вышло. Бесшумно отворилась дверь. Послышались тяжёлые шаги. Поль.

Сана медленно обернулась. Поль смотрела на неё с ухмылкой. Сана испугалась.

– Я так понял, ты говоришь по-итальянски? – спросил Поль.

– Да, – ответила Сана.

– Вижу, ты девочка общительная. И своенравная.

– Прошу прощения за то, что вышла на террасу.

Поль облокотился о дверной косяк.

– Давно ты знакома с Зачари Ди Луцио?

– Со вчерашнего дня.

– Вот как, – иронично прищурился Поль, – вчера познакомились, а сегодня обедаете вместе?

– Да.

– Не лги мне.

– Если вам что-то не нравится в моём поведении, поговорите об этом с моей мамой.

– Прячешься за маменькину юбку, как маленькая.

– Это она привезла меня сюда.

Поль помолчал.

– Зачари подстерегал тебя?

Его тон изменился, стал участливым и мягким.

– Не знаю.

– А я знаю их породу. Что они умеют, как это лить мёд в уши. У Зачари есть невеста, француженка по имени Гаетайн.

– Француженка? – удивилась Сана.

Удивление Саны озадачило Поля.

– Из самой Нормандии. Отдыхала в нашем городе. Зачари за ней бегал, проходу ей не давал. Ради него она бросила всё. Но свадьба не состоялась. Теперь она бегает за ним. Неправильно. Мужчина не должен так поступать.

– Она бросила всё ради постороннего человека? Жених не значит муж.

– Вот видишь, ты уже оправдываешь его.

– Он мне не жених, чтобы его оправдывать. Но и обвинять парня потому, что у него не сложилось с девушкой, я тоже не могу. Я же не знаю, что у него случилось.

– Не знаешь?

– Мы вчера познакомились, – напомнила Сана.

– Такие люди, как Зачари, знают, чем зацепить.

«Шизофреники знают, чем зацепить», – вспомнила Сана слова из какой–то книги.

– Он пошёл в своего отца. Они умеют понравиться, но жить с ними бок о бок нелегко. Симоне можно только посочувствовать. Здесь все её жалеют. Жизнь в такой компании! Ещё и нелепые обвинения…

Поль тяжело вздохнул.

– Какие обвинения? – спросила Сана.

– Глупые слухи. Говорят, что она убила двух писательниц. Всё сплетни. Асанардаль, ты не выходи больше на террасу. Люси нервирует, когда на террасе посторонние. Если соберёшься в город, поставь в известность взрослых. Сейчас в городе много туристов. От них всего можно ожидать. Окей?

– Окей.

Поль вошёл в дом. Сане тоже пришлось покинуть террасу.

В коридоре она столкнулась с Люси.

– Поль не надоел тебе своими нравоучениями?

– Нет, – кислым голосом ответила Сана.

Люси приветливо улыбалась. «Она знает, что я знаю, что за мной следят», – подумала Сана.

– Не думай, Саночка, за тобой не следят. Ты наша гостья. Тебя и Зачари случайно увидела Рика, домработница. Поль успел просветить тебя насчёт репутации семьи Ди Луцио?

– Успел.

– И о Симоне рассказал? Знаю, он не мог обойти вниманием эту тему. Он жалеет Симону. Мужчины склонны прощать преступления таким женщинам, как она. Стоит им взглянуть на её томное лицо, и они тут же тают, как свечки. Гаетайн, её несостоявшаяся невестка, той же породы. Думаю, у них в Нормандии учат в школах играть на мужских сердцах. Что это я разговорилась. Твоя мамочка ещё спит? Скоро ужин.

Голос Люси был спокоен, но глаза тревожны.

Мила проснулась в хорошем настроении. За ужином у неё проснулся зверский аппетит.

Дочь подавленно молчала. Поль отдавал преимущество вину, зато Люси уничтожала еду неторопливо и методично.

После ужина Мила ещё немного подремала, а потом до глубокой ночи чатилась с подругой.

«Как Италия? – спрашивала Вера, – много купаешься? Уже подцепила итальянца?».

Мила отвечала, что из моря не вылазит, не знает, куда деваться от внимания мужчин, но ей нравится хозяин виллы, Поль.

«Не упусти свой шанс, – советовала Вера, – только смотри, как бы хозяйкой виллы не оказалась Люси. Спалит вас на измене и даст пенделя. Иногда хорошая подруга ценнее любовника. И в материальном смысле тоже».

Мила рассмеялась. Верунчику мёду не надо, дай похвалить себя.

«Вот видишь, ты смеёшься. Когда ты дома в последний раз смеялась? И это благодаря подруге, а не мужчине. Люси, а не Поль позвала тебя в Италию», – напутствовала Вера.

Мила ответила, что Люси ей пока не подруга. Вера увещевала Милу подружиться с Люси.

«Ну не знаю. Она какая-то странная», – протянула Мила.

«Любой человек странный, пока к нему не притрёшься. В самом деле, Милка, Поль попользует тебя и отвернётся, а дружба с Люси сулит тебе много ништяков. В Италию будешь мотаться на халяву», – размечталась Вера.

Люси картинно поморщилась – порой цинизм подруги зашкаливал.

«Не кривись, не кривись, – усмехнулась Вера, – я всего лишь направила нашу овечку на пусть истинный. Негоже рушить семьи хороших людей. Он хоть симпатичный?»

«Сейчас фотку кину».

«Он ничего. Возможно, я была неправа. Что тебе Люси? Ты ей надоешь и она тебя ласково попросит, а от грешка с Полем хоть воспоминания останутся».

«Верка, с тобой может общаться только такой ангел, как я. Но мне сейчас так хорошо, что я даже сердиться на тебя не буду».

«Ну и не надо, – легко согласилась Вера, – знаешь, а я ведь вспомнила твою виллу. Она ведь, – Вера назвала адрес, Мило утвердительно кивнула, – это знаменитая вилла, не хухры-мухры. В восемнадцатом веке она была обителем художников Стаффидов – Ди Луцио».

«Как ты сказала?».

«Стаффидов – Ди Луцио. А что?».

«Ничего. Какие новости у нас?», – перевела разговор Мила.

«Убит и ограблен коллекционер картин, отец крупного чиновника. Аккурат накануне твоего отъезда. Эту информацию особо не афишируют, я бы даже сказала, замалчивают. Оно и понятно, откуда у бедного пенсионера средства, чтобы по аукционам мотаться. А сам чиновник не настолько крупный, чтобы обеспечивать папочке дорогие хотелки».

«Это может быть совпадением», – не слушая Веру, подумала Мила. В её глазах загорелся азарт. Пожелав Вере спокойной ночи, Мила погуглила художников с такой фамилией.

Действительно, художник венецианской школы Калвино Ди Луцио – Стаффид, или, как его чаще называли, Калвино Стаффид, потомок династии малоизвестных художников, чьи работы не сохранились, жил в Тоскане с 1658 по 1688 год. Его знаменитая картина «Египетские принцессы» находится в Лувре. Утверждают, будто бы художник так и не женился, будучи влюблённым одновременно в сестёр Марино. Калвино покончил жизнь самоубийством от невозможности любить сразу двух. После его смерти брат Калвино назвал его замок «Марино» в честь смысла жизни брата. По непроверенным данным, старшая Марино родила от Калвино ребёнка, но брат Калвино, его полноправный наследник, не пустил женщину на порог замка «Марино». Говорят, «Египетские принцессы» – бледное подражание картины «Сёстры Марино», работе того же Калвино. Картина считается утерянной. Остаётся неизвестным, которая из сестёр Марино изображена на картине. Ещё при жизни Калвино ходили слухи, что полотно «Сёстры Марино» принадлежит кисти его отцу, спившемуся безумцу.

Эта информация прошла как бы мимо сознания Милы. Как говорится, в одно ухо влетело, из другого вылетело.

«Как мне хорошо! Чувствую себя человеком, принявшим порядочную дозу морфия», – подумала Мила и… задумалась.

Вечер Сана провела перед компьютером. Она долго бродила по интернету, пока не наткнулась на итальянского бьюти–блогера. Под аккомпанемент беззаботной трескотни Сана погрузилась в бездумную медитацию. Блогер напомнила Сане соседку, ныне покойную. Соседку считали городской сумасшедшей только потому, что она целыми днями бродила по улицам Питера. «Я просто очень одинока. Скитаюсь бесцельно, дабы не почить раньше времени в духоте четырёх стен», – сказала соседка Сане.

«По интернету бродит гораздо больше бесприютных душ, чем по улицам городов, – подумала Сана, – интернет изобрели для того, чтобы не портить лицо города мнимыми сумасшедшими наподобие той несчастной».

Ночью её приснилось, будто бы она смотрит блог, в котором рассказывают о Зачари. Блогерами были Поль и Люси. Их голоса то пели в унисон, сплетаясь, то перебивали друг друга. На Поле был костюм для гольфа. Люси была одета в красный кожаный плащ на голое тело, отдельные пряди её волос были выкрашены в розовый цвет.

– Зачари Ди Луцио появился на свет в семье уроженки Нормандии, которую обвинили в массовом убийстве, – сообщила Люси.

Сана рассмеялась. Из слов Люси выходило, что в массовом убийстве обвинили Нормандию.

Слово взял Поль:

– Матерью Зачари была загадочная леди, «хичкоковская блондинка». Её обвинили в преступлениях, которые они не совершала. Или совершала? Этот вопрос так и останется открытым…

Люси задохнулась от возмущения.

– А отцом Зачари был красавец мужчина, склонен к измене, и к перемене, как ветер мая.

Последние слова были пропеты дребезжащим дискантом. Сана закрыла вкладку с блогом Стаффидов, настроила вебкамеру и стала сама рассказывать о Зачари.

Перед глазами её, спящей, поплыли образы Зачари. Вот он стоит на палубе яхты, воды стекает по его обнажённому телу. Он в баре, его длинные пальца сомкнулись на бокале с соком. Он улыбается, его глаза смеются.

Глава 7

Слуги-конфиденты

Сану разбудил настойчивый голос. Она открыла глаза, с трудом приходя в себя после ярких сновидений.

Комната оцепенела в полутьме. Над Саной нависало белое, как у привидения, лицо матери.

– Вставай, полиция в доме, – отстранённо произнесла Мила.

Сана молчала. Она сразу поняла, что случилось нечто плохое, и пыталась понять, какова её роль в предрассветной драме.

– Вставай, сейчас к тебе зайдут. Документы, документы где? – теперь в голосе Милы слышались тревога и возбуждение.

– Все документы у тебя, – глухо сказала Сана.

– А билеты?

– Зачем они полиции?

– Мало ли… Асанардаль, вставай, одевайся.

– А что случилось?

– Устраиваешь маме допрос? – в голосе Милы послышались истеричные нотки, – молодца! Ничего, посадят меня в тюрьму…

Мила села рядом с дочерью и крепко обняла её. В коридоре послышались шаги.

– Дай я оденусь, – сказала Сана.

– Не отталкивай меня, ты единственная, кто у меня остался, мне жить не хочется, только ради тебя я живу, а так бы я перерезала себе горло, повесилась бы, утопилась, – бормотала Мила.

Шаги приближались. Мила навалилась на дочь и усилила захват. Сана озлилась, сделал резкое движение, высвобождаясь из объятий. Мила с изумлением уставилась на дочь, потирая ушибленную грудь. Сана вскочила и дёргаными движениями принялась надевать на себя первое, что попадалось под руку. Мила с ужасом посмотрела на дверь, приоткрыв рот. Из уголка рта стекала слюна.

«Вот она, Италия. Зачем я сюда приехала», – с тоской думала Сана.

В комнату заглянул Поль.

– Вы здесь? Не выходите, пока вас не позовут.

– А что полиция? Она ещё не ушла? Нет? – с жалкой улыбкой спросила Мила, но Поль уже вышел.

– Зачем ты меня ударила? Я не позволю тебе так со мной обращаться, – ледяным тоном сказала Мила.

На Сану навалилась тоска, будто ей не девятнадцать, а сорок лет, и всё это время она провела рядом с матерью. Успех «Марино» резко изменил Милу в худшую сторону. Она и раньше пописывала, но её романы оставались никем не замеченные. Писала и после «Марино». Работы вызывали недоумение у самых горячих поклонников.

Сана видела, в каком состоянии находится мать, и чувствовала вину. Неуспех новых романов, работа в жёлтой газетёнке, несостоявшиеся амбиции переводчицы, развод с отцом каждый день отравляли жизнь Милы, а чувство вины отравляло жизнь Саны. Во время болезни дочери Мила оставила работу переводчицы, а после её выздоровления так и не смогла «влиться в струю».

Сана надеялась, что Италия вылечит мать. Казалось, «страна телят» оправдывает ожидания. Первые дни Мила была такая же, как раньше, до болезни Саны. Но стоило неприятностям войти в соприкосновение с сознанием Милы, как мать оседлала любимого конька. А конь может и понести. Только теперь Сана начала об этом догадываться.

Сана плюхнулась на разобранную кровать. Мила сурово нахмурила брови. Она всем видом демонстрировала желание игнорировать дочь.

Сана боялась мать в таком состоянии. Но сейчас подступающая к сердцу горечь не оставляла сил на страх. Сана сидела, сгорбившись, и смотрела в стену пустыми глазами. Судя по реакции матери, произошло страшное. Мила решила выдержать характер. Она поджала губы и отвернулась от дочери.

Год назад Сана привела в гости двух одногруппниц.

– Знакомься, мама. Это Аня, её папа преподаёт в нашей академии. А это Таня, у её родителей свой художественный салон. Девочки, это моя мама, журналист газеты «Наш эпатаШ».

Аня продолжала смущённо улыбаться, зато Таня не смогла скрыть своего удивления.

С детства Мила понимала важность социального статуса в жизни человека. Не последнюю роль в формировании её мировоззрения сыграли родители. У матери Милы ещё до родов был порок сердца и проблемы с позвоночником. После родов её здоровье расшаталось, о чём мать не уставала напоминать Миле всю свою недолгую жизнь – она умерла в тридцать девять лет. Перед смертью между неё и Милой состоялся следующий диалог:

– Тебе скучно сидеть со мной. А я пожертвовала жизнью, чтобы родить тебя, – сказала мать.

– Мама, скажи честно, зачем ты меня родила? Моё появление на свет не принесло тебе счастья. Ты не любила меня за то, что после моего рождения испортилось твоё здоровье, и в глубине души страдала от чувства вины за то, что обделяешь меня любовью, и мучилась от того, что другие своих детей искренне любят, а ты нет.

Мать видела, что конец её близок. Вероятно, именно поэтому она решила быть откровенной с дочерью. Впервые в жизни.

– Ты не права, Мила. Я любила и сейчас люблю тебя. Ты досталась мне дорогой ценой. Но у меня не было выбора, рожать или не рожать. Пойми, бездетность сильно понижает статус замужней женщины.

– Ты родила меня ради статуса?

– Ты сейчас сама не понимаешь, насколько жестоки твои слова.

– Если по-другому нельзя, зачем же ты выходила замуж, с таким–то здоровьем?

– Одиночество опускает статус женщины ниже плинтуса. Не выйди я замуж, ходить бы мне оплёванной всю жизнь.

– Неужели социальный статус так важен, что ради него стоило умирать в сорок лет? – с безнадёжным отчаянием спросила Мила.

– Да, – спокойно ответила мама, – лучше умереть с честью, чем жить в позоре, одной с сорока кошками.

Что до отца Милы, то он нисколько не сострадал своей жене. Он жалел себя. Ещё бы, досталась больная. И общество тоже жалело его.

Мать Милы сыграла по правилам общества, что дало ей моральное право презирать бездетных и незамужних женщин. Они, эти ущербные отступницы вызывали у матери Милы глубокое отвращение, но она вонзала когти в их плоть и с наслаждение терзала её, как стервятница.

Со временем Мила поняла, что мать переборщила со своим поклонением статусу, но, в общем и целом, она права.

Сана, как назло, заводила знакомства или с дремучими провинциалами, или с детьми маргиналов. Мила устала уговаривать её дружить с полезными людьми.

Но Сана оказалась не такой дубоголовой, как Мила думала. В один прекрасный день дочь привела в дом злополучных Аню и Таню. Мила понимала удивление Тани. Как может автор «Марино» работать в полупорнографическом жёлтом издании? Газета «Наш эпатаШ» пестрела заголовками типа «Рэпер сказал, что певица плодится без остановки», «Модель раздобрела», «Все обсуждают дряблое голое тело актрисы», фото прилагается.

В тот день у Милы голова пошла кругом от избытка чувств и эмоций. С одной стороны, от стыда она готова была забиться в шкаф. Совсем недавно она была такой же благополучной и обеспеченной, как подруги Саны. Она искренне презирала любого, кто имел малейшее отношение к пошлости. С другой стороны, Мила испытала ненависть к этим чистеньким, богатеньким девочкам. «Вы хоть копейку в своей жизни заработали!? Здоровые кобылы, сидите на шее у родителей и смеете осуждать работающего человека!», – хотела крикнуть Мила в их сытые лица.

Сейчас, сидя в полутёмной комнате «Ночной фиалке», Мила подумала, что дочь в тот день специально макнула её лицом в грязь.

Сана вроде бы и не стеснялась маминой работы, но она постоянно говорила, что нельзя тратить все деньги, заплаченные за издательство и экранизацию «Марино». Говорила, что надо откладывать на чёрный день. Однажды Мила не вытерпела и высказала дочери всё, что она думает о попытках яиц учить курицу.

Сана обиделась. Возможно ли, что она хотела отомстить Миле? Мстить матери!

Мила нахмурилась и сжала зубы. Если Сана считает себя вправе быть коварной, значит, она достаточно взрослая для того, чтобы жить самостоятельно. Конечно, Мила не бросит её в Италии, оплатит ей билет. Но в Питере Сана не получит от матери ни копейки.

Так они и сидели, пока в комнату не заглянула заплаканная Люси.

Опасения Милы не подтвердились. В тюрьму никого не забрали.

Люси выглядела так, будто её приговорили к пожизненному заключению.

– Он гнался за ней с «ножкой Людовика XI» в руках. Его лицо покраснело, глаза вылупились и горели безумием, как у коршуна. Он готов был размозжить ей голову. Как мне это забыть? Мои чувства совершенно расстроены, подобно саду после урагана, – всхлипывала Люси.

– Вам не помешает кружка чая. Того, которым вы угостили меня вчера, – вкрадчиво произнесла Мила.

– Да? Он не помешал бы мне. Шарль! Шарль, чаю! – крикнула Люси, осеклась и заплакала.

– Дорогая, надеюсь, ты не будешь посвящать гостей в наши неурядицы? – спросил Поль.

– Почему бы нет? Я не могу держать это в себе. Какое коварство. Какое предательство! Я ведь доверяла ей.

– Твоя потребность доверять тебя погубит, – сказал Поль.

Полицейские давно ушли, Поль тоже собрался уходить.

– Ты куда? – всполошилась Люси.

– В гольф играть, – пожал плечами Поль.

– Бросишь меня в тяжёлую минуту?

– Что, собственно, произошло? Мы остались без слуг. Да, неприятно. Придётся потерпеть. Кстати, не представляю, чем ты будешь нас кормить.

– Я? Кормить? В таком состоянии? – возмутилась Люси.

– Я могу и в ресторане поесть, а ты как знаешь.

Поль ушёл.

– Мой муж в чём-то прав. Другие испытывают потребность любить, заботиться, нежить себя, а у меня главная потребность – доверять. Рика ловко этим воспользовалась.

И Люси поведала Сане и Миле о событиях этой ночи.

Виллу и её хозяев обслуживали два человека: домработница Рика и дворецкий, он же повар, Шарль. Рику Люси приняла на работу три года назад, Шарля – шесть лет назад. Отношения между дворецким и домработницей были прохладными. По рангу дворецкий выше домработницы, но Шарль видел, что Рика в фаворе у хозяйки. Подружиться с Полем, тем самым уравняв силы, Шарль не мог. Поль не обращал внимания на прислугу.

Как уборщица и конфидентка Рика была незаменима. Люси казалось, что на вилле убирает домовой, а не человек. Зато когда Люси хотелось поговорить, Рика появлялась из воздуха, подобно джину.

Этой ночью Люси разбудили вскрик Рики. Люси выглянула из своей комнаты. Рика пыталась бегом взбираться по лестнице. Она сильно хромала. Рика судорожно цеплялась за перила.

– У меня перед глазами стоят её побелевшие от напряжения костяшки рук, – сказала Люси.

За Рикой гнался Шарль, размахивая ножкой от стула. Ухо Шарля было в крови.

Рика обернулась, увидела Шарля и закричала. Люси испугалась не на шутку. Она опрометью бросилась в комнату Поля.

Повторный крик Рики разбудил мужа Люси. Поль собирался выйти. Люси повисла на нём мёртвым грузом.

– Не иди! Шарль взбесился! Он убивает Рику!

Поль заколебался.

– Чёрт возьми, кто здесь хозяин, я или Шарль? – Поль шагнул к двери. Люси продолжала висеть у него на шее.

Синьор Стаффид рвался в бой, но не спешил стряхнуть с шеи Люси. За дверью бушевал осатаневший психопат, а Поль не держал в спальне оружие.

Рика молчала, и Люси решила ослабить захват. Поль выглянул. Рика не подавала признаков жизни. Далеко внизу хлопнула дверь – Шарль сбежал.

– Что же между ними произошло? – спросила Мила.

– Всё началось с того, что Рика получила в наследство старинную картину в плохом состоянии. Рика искала проверенного реставратора. По случайности, жена Шарля – начинающий реставратор. Рика рассказывала, что Шарль упрашивал её отдать картину на реставрацию жене. А сегодня ночью… Я думала, что Рика умерла. Но она пришла в себя. Она решила, что Шарль сошёл с ума. И пойдёт убивать свою жену. Оказалось, что жена Шарля является дочерью Рики. Всё это время Рика и Шарль были заодно. Но зачем? Зачем Рика лгала мне? Лгала всё это время… Невозможно. Я открывала ей все свои секреты, а она… Зачем всё это? Мне надо прилечь. Кошку сгубило любопытство, а меня сгубит доверчивость.

Сана первая вышла из комнаты. Стаффиды остались без слуг. Стало быть, Рика и есть та самая шпионка. Поделом ей.

Но Шарль! Искусный повар, дружелюбный человек. Как он мог избить миниатюрную женщину, пусть даже обладающую глазами вороны?

Сана подумала: «Почему бы и нет. Мог. Просто я ошиблась насчёт него. Приняла коммуникабельность или банальную вежливость за дружелюбие. Я не в первый раз ошибаюсь в людях, взять хотя бы Алёшу. Но одного я не могу понять».

– Почему Поль и Люси бездействовали, пока Шарль избивал Рику?

– А что они должны были делать? Выйти, чтобы он и их избил?

– Закричать на него, припугнуть, швырнуть в него чем-нибудь. Судя по словам Люси, у Шарля был нервный срыв. Любого пустяка достаточно, чтобы обратить его в бегство.

Мила тяжело вздохнула. Похоже, дочка считает себя великим психологом. И не боится демонстрировать свои якобы знания на практике. Однажды Сана стала свидетелем, как мужчина посреди улицы избивает подростка. Прохожие ускоряли шаг. Что сделала Сана? Она запрыгнула мужчине на спину. Подросток убежал, хулиган сбросил Сану на землю и тоже убежал. О геройствах дочери Мила узнала из роликов на YouTube. Видео носили название «Бешеная баба нападает на прохожего» и «Шкура напала на мужчину и была наказана». Ролики выкладывали молодые мужчины.

Между Милой и дочерью состоялся серьёзный разговор. Сана осталась непреклонна. Умру, но мимо не пройду. После броска на землю она долго лечила свою многострадальную спину. За счёт родителей и бабушки. Это само собой. Своих денег у Саны не было.

– Саночка, пообещай мне, что не будешь вмешиваться в драки, – смиренно попросила Мила.

– Я никогда бы не простила себе равнодушия! – невпопад воскликнула Сана.

Тоже вспомнила тот случай.

Из комнаты раздался умирающий голос Люси:

– Мила, можно вас?

– Пойду. Ей нужна поддержка.

Тон Милы враз стал значимым и солидным.

Люси томно возлежала на диване.

– Я случайно услышала твой разговор с Асанардаль. Она храбрая девочка.

– Храбрые долго не живут.

– По-вашему, лучше жить с камнем на душе?

От слёз карие глаза Люси посветлели, в них появился мягкий янтарный оттенок.

– Твоя дочь осуждает меня.

– И она не права! – горячо воскликнула Мила, – человек в первую очередь должен беречь себя. Основным инстинктом для него должен стать инстинкт самосохранения, ведь человек так хрупок! – с болью сказала Мила, – шесть лет назад Сана сломала спину. Врачи говорили, что она встанет на ноги только с костылями. До трагедии у меня были большие планы на дочь. Сана ходила на бальные танцы. Я пророчила ей великое будущее. Вспоминаю те времена. Чего только не было намешано в моей голове! Сана и чемпионка, и доктор наук, и жена миллионера, и мать троих детей. В общем, все мои амбиции… – Мила болезненно поморщилась, – когда дочка была прикована к постели, я корила себя за эти мысли. Пусть она делает, что хочет, пусть ничего не добивается, только бы она ходила! И то, что она была прикована к постели, было не самым худшим. Я… Мне тяжело об этом говорить…

– Если не хочешь, не говори, – быстро сказала Люси.

– Нет, нет. Она жила в другой реальности. Врачи называли её состояние делирием. Говорили, что это защитная реакция. Утверждали, что стать на ноги для неё – вопрос воли. И если она не излечит психику, то всю жизнь пролежит в постели, утопая в галлюцинациях и страхах. Говорили что-то неясное о сосудистом поражении головного мозга, но диагноз так и не поставили…

– О боже, Мила, тебе столько пришлось пережить! Я ничего не знала, об этом не писали!

– Никого не интересует то, что хорошо кончается. К тому же, «Марино» вышел после болезни Саны.

– Но сейчас Сана здорова.

– Здорова. Меньше года назад её кинул об асфальт здоровый мужик. Ещё одного удара Сана не переживёт. А она и слушать не хочет, чтобы беречь себя.

– Ужасно. Её надо закрыть в комнате и никуда не пускать, но она, насколько я понимаю, девочка с характером.

– В том-то и беда.

– Так ты говоришь, Сана сломала позвоночник шесть лет назад?

– Да. Ей было тринадцать. Из её жизни выпал целый год. Когда это случилось… Когда она покалечилась, мы отдыхали в Нормандии. Мы с мужем первый раз вывезли её заграницу. Ей так нравилось во Франции. Я решила никогда не пускать её в чужие страны, – горько улыбнулась Мила, – но полгода назад она рассталась с парнем, и после этого так и не оправилась. Тоже не убереглась. Да и я хороша. «Дай ему второй шанс, дай ему второй шанс». А тут твоё письмо. Я и решила выехать на твоих плечах.

– Ты всё правильно сделала! – горячо произнесла Люси, – Италия пойдёт ей на пользу. Здесь всё забывается.

Глава 8

Сообщение от неизвестного

Сане на телефон пришло сообщение с неизвестного номера. Оно было на итальянском языке. Сана растерялась. Читать и писать по-итальянски она не умела. Пришлось ввести сообщение в переводчик.

«Асанардаль, я скучать по ты. Я арендовал яхту для нас специально».

Дальше следовала абракадабра и подпись – Зачари.

У Саны похолодело сердце. Зачари назначил ей свидание. На яхте. Но что означают слова в конце предложения? И почему Зачари не назначил время свидания?

Сана ещё раз перечитала сообщение. Ничего не понятно. Марина, третья, триумф. Допустим, «Триумф» – название яхты. Логично. Третья – номер яхты? Третий «Триумф»? И при чём здесь Марина? Кто она, хозяйка яхты?

Дать прочесть сообщение маме нельзя, Люси тем более.

Сана упала в кресло. На её лице блуждала пьяная улыбка. Сана не заметила, как выронила телефон. Она просидела без движения двадцать минут, потом вскочила, рывком достала чемодан, вывалила его содержимое на кровать. Побежала в ванную, намылила голову, вернулась в комнате, начала рыться в груде одежды. Боковым зрением Сана увидела себя в зеркале. Выпрямилась и счастливо засмеялась. Уже спокойно отправилась домывать голову.

Неважно, что Зачари не назначил время. Он хочет её видеть, а это главное.

Сану не покидала уверенность, что, если она пройдётся по улице, на которой живёт Зачари, то обязательно его встретит.

Сана уложила волосы во французскую ракушку, подкрасила губы перламутровым блеском и надела лиловый в бледно-розовых разводах сарафан, открывающий колени.