Текст книги "Вертолёт, 2006 №1"

Автор книги: Вертолет Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Вертолеты – профессия о судьба

|В.А. Касьяников

Отечественному вертолетостроению всегда везло на людей увлеченных, энергичных, не изменяющих выбранному делу всю жизнь. Заместитель главного конструктора фирмы «Камов» В.А. Касьяников, безусловно, из их числа. 27 марта 2006 года Вениамин Алексеевич принимал поздравления коллег в связи со Своим 70-летием. К этим поздравлениям, мы уверены, присоединяются и все читатели журнала «Вертолет».

Говорят, имя предопределяет судьбу и влияет на становление личности. Считается, что достаточно редкое «Вениамин» носят люди талантливые, упрямые в достижении цели, имеющие все возможности для высокого профессионального взлета. Их жизнь не усыпана розами, но они не боятся трудностей, действуют независимо и упорно, часто берут инициативу на себя. Как правило, такие люди счастливы в друзьях, их уважают и ценят коллеги.

В случае с нашим юбиляром попадание стопроцентное! Вениамин Алексеевич Касьяников сделал выбор профессии один раз и на всю жизнь, когда поступил в середине 50-х в Казанский авиационный институт. После окончания КАИ молодой специалист пришел на работу в ОКБ Камова: начинал с должности конструктора, потом стал начальником отдела технических проектов, затем заместителем главного и генерального конструктора.

Об уровне конструкторского дарования Вениамина Алексеевича говорит тот факт, что он внес большой вклад в разработку известных и успешных винтокрылых машин соосной схемы – Ка-25, Ка-26, Ка-27, Ка-28, Ка-29, Ка-31, Ка-32, Ка-50 «Черная акула», Ка-52 «Аллигатор» и Ка-60 «Касатка».

В настоящее время он руководит разработкой комплекса сложных перспективных технических проектов; занимается формированием концепций и облика будущих машин, поиском путей и направлений дальнейшего совершенствования вертолетов, рациональных областей их применения и оценки эффективности.

В ведении Касьяникова не только вопросы научной деятельности фирмы, но и связь со средствами массовой информации. Он – один из самых почитаемых (и читаемых!) авторов журнала «Вертолет»: его статьи всегда отличают глубина проработки темы, интересная подача материала. Касьяников отвечает и за информационное обеспечение форумов, конференций и выставок, в которых принимают участие камовцы. Вот уже более 10 лет он возглавляет совет музея истории и трудовой славы фирмы «Камов».

В педагогических и научных кругах Вениамина Алексеевича тоже хорошо знают. Много лет он возглавляет государственную экзаменационную комиссию по вертолетной специализации в МАИ. Им опубликован ряд работ по вопросам прогнозирования перспектив развития и эффективности применения вертолетов. Касьяников имеет авторские свидетельства на изобретения, которые реализованы на вертолетах марки «Ка».

Заслуги и вклад В.А. Касьяникова в развитие отечественного вертолетостроения отмечены орденами «За заслуги перед Отечеством», «Знак почета», ему присвоено звание «Почетный авиастроитель».

Широкий технический кругозор, коммуникабельность, уравновешенный характер, подлинная деловитость располагают к Вениамину Алексеевичу каждого, кто хоть раз с ним общался. К нему идут «ходоки» за советом и помощью, заранее зная, что могут на них рассчитывать.

…Несколько лет назад, поздравляя Касьяникова с очередным юбилеем, генеральный конструктор фирмы «Камов» Сергей Викторович Михеев назвал его «наш генератор». Годы идут, но «генератор» не устает вырабатывать энергию созидания, энергию творчества. Желаем Вам, уважаемый Вениамин Алексеевич, здоровья, счастья и успехов во всех начинаниях!

Коллектив ОАО «Камов», редакция журнала «Вертолет»

О первом редакторе замолвим мы слово!

С.А. Михайлов

В феврале исполнилось 50 лет доктору технических наук, профессору, заведующему кафедрой аэродинамики Казанского технического университета им. А.Н. Туполева Сергею Анатольевичу Михайлову. Его хорошо знают и ценят не только в Республике Татарстан, но и далеко за ее пределами как авторитетного специалиста в области вертолетостроения.

«Настоящая жизнь начинается в 50 лет, – сказал один мудрец. – В этом возрасте человек овладевает тем, на чем основываются истинные достижения, приобретает то, что можно отдавать другим, познает то, чему можно учить». Трудно не согласиться с этим афоризмом, когда мы говорим о таких людях, как Сергей Анатольевич Михайлов.

У нашего юбиляра много завидных качеств, однако наш журнал обязан одному, достаточно редкому в наше время, – смелости, умению рисковать, не бояться трудностей, которые неминуемо ждут первопроходцев. Во многом благодаря этому «свойству» Михайлова и родился восемь лет назад российский информационный технический журнал «Вертолет». С именем первого главного редактора С.А. Михайлова связан самый сложный период биографии журнала – период становления. Сегодня можно смело сказать, что полет «Вертолета» состоялся. И в этом немалая заслуга первого редактора.

Сергей Анатольевич, от имени всех читателей журнала мы желаем Вам здоровья, благополучия и новых творческих успехов!

Редакция журнала «Вертолет»

ИСТОРИЯ

На войне как на войне

Записки боевого летчика

Анатолий Сурцуков

У начальника Управления армейской авиации ВВС МО России генерал-лейтенанта Анатолия Васильевича Сурцукова богатая боевая летная биография. Летчик-снайпер, заслуженный военный летчик РФ Анатолий Сурцуков служил на Дальнем Востоке, в Афганистане, Таджикистане, группе советских войск в Германии, Чечне. Военный летчик Сурцуков участвовал во многих локальных военных конфликтах последних десятилетий.

Он освоил более десяти типов вертолетов (в том числе все перспективные машины, проходящие в настоящее время государственные испытания). Общий налет А.В. Сурцукова составляет 3500 часов, из них боевых вылетов более 800. За мужество и доблесть он награжден орденами Ленина, Красного Знамени, Мужества, Дружбы народов, медалью «За боевые заслуги». А.В. Сурцуков прошел все должности в армейской авиации: от летчика-штурмана до начальника управления. В 1999 году ему было присвоено воинское звание генерал-майор, в 2003 году – генерал-лейтенант.

Свое первое боевое крещение капитан ВВС Анатолий Сурцуков принял в начале восьмидесятых годов прошлого столетия в Афганистане. Увиденное и пережитое на войне вылилось в очерки, некоторые из которых мы предлагаем сегодня вашему вниманию. Все факты, имена, даже диалоги в них – подлинные.

Страх

На войне боятся все. Не боится только дурак или псих. Особенно страшно поначалу, когда не знаешь, откуда чего ждать. Потом чувство опасности притупляется, сознание дает возможность принимать осмысленные решения, но в глубине души все равно остается настороженность сродни той, какую, наверное, испытывает зверь, знающий, что в любой момент может грянуть выстрел охотника… Это то, что называется страх за себя, за свою любимую шкуру.

Однако у командиров на войне есть и другие страхи: за действия своих подчиненных (справятся – не справятся), тех, кто должен поддержать в бою (поддержат – не поддержат), но самый Главный Страх – это страх за правильность принятого тобой, отцом-командиром, решения…

В июле 1982 года штабом 40-й армии была задумана операция под Газни. Рядовая, в общем-то, операция, каких во время афганской войны было немало. В тот год 50-й 0САП (отдельный смешанный авиационный пфлк) не вылезал из таких операций, как телега из чавкающей грязи где-нибудь в средней полосе России осенью.

Всего-то навсего в ущелье к северо-западу от Газни надо было высадить около двухсот десантников. Ну и, само собой, поддержать огоньком сверху, подвезти потом боеприпасы, харч и воду, а после успешного завершения операции вывезти их всех (десант то бишь) обратно к едреной мамке в родные казармы, к долгожданным полковым кухням.

Правда, в этом ущелье, по данным ненаглядной разведки, «ощущалось» голов четыреста духов, да восемь складов с оружием (йз-за них-то все это и затевалось). Прикрывался весь этот гадюшник, ни много ни мало, сорока зенитками, часть из которых состояла из наших старых знакомых ДШК-2 (крупнокалиберный пулемет конструкции Дегтярева и Шпагина), а другая из «вещей» посерьезнее – ЗГУ-З (зенитная горная установка), которые мы на своей шкуре попробовали в Пандшере. Эта штука с двумя стволами, каждый из которых калибром 14,5 мм, способна БТР расколоть, а не то что хлипкую, лоскутную броню «восьмерки».

Раненько утром накануне операции пригнали мы свою стайку «вертушек» из родного Кабула в Газни. Не успели остановиться винты вертолетов, как без напоминаний, по отработанной схеме, мои ребята побежали добывать данные о районе предстоящих действий: кто в ХАД-1 (органы госбезопасности Афганистана), кто в Царандой-2 (органы внутренних дел республики), а кто в «Каскад-3» и «Никель-4» (кодовое наименование спецназа ГРУ и МВД СССР во время афганской войны). Не то чтобы мы не доверяли нашей родной разведке, а так, на всякий случай: уточнить, дополнить сведения о районе, где предстоит утром кувыркаться, никогда не лишне.

Через час картина по крупицам, как мозаика, была собрана. А тут и командующий ВВС 40-й армии В.Г. Шканакин, который должен был поставить задачу, подоспел, а с ним человек двадцать офицеров штаба. Выстроили нас прямо на стоянке, развернули с десяток схем, нарисованных на ватмане (наверное, не одну ночь солдатики мучились, чертили). Оператор (офицер оперативного отдела) начал, как пономарь, заунывным голосом зачитывать Решение.

И тут я увидел, как другой офицерик в карту указкой тычет, и куда именно тычет, увидел. Я начал медленно холодеть, несмотря на июльскую жару. Мамочки, да они же нам маршрут десантирования назначают аккурат через самое скопище этих самых ДШК и ЗГУ! Это по нашим, «уточненным» данным, о которых, похоже, в штабу-то не догадываются…

Тут Шканакин заметил мои невнятные телодвижения и, обращаясь персонально ко мне (ну как же, старый знакомый по Пандшеру, Мазари, Миттерламу и другим не менее знойным заварушкам), спросил: «Тебе что-то непонятно?!». Откуда только наглость взялась, обычно я человек почти застенчивый, однако взял да и брякнул: «Товарищ командующий, так ведь костей не соберем по этому варианту!».

В.Г. (так за глаза звали командующего) сурово насупил брови и, «надвигаясь» взглядом, как танк на окоп, спросил: «А что ты предлагаешь?!».

Суетливо и сбивчиво, боясь, что перебьют, не дадут сказать жизненно важного, стал я излагать свой вариант, как просунуться в это злосчастное ущелье. И тут, конечно, перебили! Вскинулся навстречу моим словам оператор и возопил: «Товарищ командующий, да что этот комэска себе позволяет, мы всем штабом думали, отрабатывали, схемы по ночам чертили, а он…». Ну, думаю, все, куда нам, знай свое место: получил по сопатке, молчи и не чирикай. И тут происходит нечто странное: командующий жестом останавливает этого словоблуда и произносит пугающую фразу: «Тебе, комэска, выполнять основную задачу, поэтому как ты скажешь, так и будем работать, а вам (это он обратился вновь к свите) за ночь все схемы переделать, как он говорит». Немая сцена: «занавес» пополз было вниз, закрывая застывшую «группу товарищей», но тут я с отчаянием обреченного встрял опять: «Там еще пара укрепрайонов мне мешаться будет на заходе, да и прикрытие не мешало бы…».

Командующий задумался, посмотрел куда-то вглубь себя и изрек: «Завтра в восемь утра этих объектов не будет, а что касается прикрытия… Восемь Су-25 и 12 МиГ-21 тебе хватит?».

Я мысленно поперхнулся и, с трудом сохраняя невозмутимый вид выдавил из себя: «Хватит». «Ну, тогда вперед командир», – захлопнул дверь всех сомнений командующий и исчез в вихре подхвативших его дел.

И наступило утро. Не знаю, что там думали стрельцы в ночь перед соответствующей казнью, а мне довелось немало до утра передумать…

Утреннюю благость мгновенно разрушили десятки одновременно раскручиваемых винтов. Неуклюже подскакивая на неровностях, «вертушки» одна за другой подрулили к взлетке и, набычась, угрожающе задрав хвосты, ввинтились в серый туманный воздух. Пошли!

И все. Там, внизу, остались сомнения, раздумья, прочая лирика. Идет полет, и тебе уже ни до чего дела нет. С тобой в полете стая «волков», которых ты обязан вывести на цель, выждав момент, подать знак, когда вцепляться в горло врагу, не дать им устроить бестолковую свалку при этом, а затем, обдурив врага, обойдя капканы, привести всю стаю в целости и сохранности обратно…

После полета…

И тут, прервав сумасшедший ритм полета на ПМВ (предельно малой высоте), буквально под брюхом вертолета, подбросив его вверх, раздается взрыв. «Что это?» – теряюсь в догадках, судорожно в доли секунды перебирая возможные варианты. Подбили кого-то? Столкновение со склоном? Подорвался какой-нибудь БТР? Крутим башкой на 360 градусов и видим – вразвалку, вальяжно, из-за склона появляется пара «двадцать четверок» командира звена Буренского из соседней эскадрильи, которые нас на заходе должны прикрывать. Оказывается, это они, расчищая нам заход, любезно «уронили» на мешающий при заходе укрепрайон пару «соточек» (100-килограмовая бомба ОФАБ-100), но при этом промазали, гады, по времени… Ну, благо, осколки бомбы, разорвавшейся под нашим брюхом, разлетелись веером в стороны, а то бы, как говорится, вся задница в шрамах. Ладно, не до переживаний сейчас, за «вечерним чаем» обсудим.

А вот и ущелье. Мрачное, с серыми насупившимися склонами, узкое и зубастое, как пасть дракона. Я ныряю туда первым, как с трамплина в холодную воду, и за мной суются остальные. Каждый пилот в этот момент – туго натянутый лук, готовый к мгновенному выстрелу. В эфире – тишина: мы давно привыкли действовать молча, оставляя эфир девственно чистым для непредвиденного сообщения, да и подарки врагу (а он ловко использовал результаты радиоперехвата) надоело делать.

Не размазывая траекторию захода, сразу после четвертого разворота по одному приземляемся. И не успевают еще мелькнуть над обрезом двери пятки крайнего десантника, как резко взлетаем. Переводим машины сразу в набор высоты и маневрируем, маневрируем, чтобы уйти от возможных трасс сзади и спереди, потому что когда ты ее, трассу, увидишь, будет поздно. Наконец вылезаем из ущелья. Уф, теперь можно выдохнуть. Только можно ли? До аэродрома минут двадцать, всякое может приключиться…

После посадки по условному рефлексу, выработанному в эскадрилье, собираемся у машины ведущего. Щупаю всех взглядом, пытаясь понять, все ли в порядке, и тут замечаю заруливающую крайнюю «восьмерку». Боже милостивый, что за вид! «Вертушка», жалобно подвывая движками, мостилась на стоянку, всем своим видом показывая, как ей досталось. И было от чего ее пожалеть: стабилизатор растерзан в клочья, бока иссечены отметинами от крупнокалиберных пуль, троса антенны, перебитые у основания, бессильно свисают…

Мчимся к машине. Из кабины вылезает обескураженный Васька Хозяинов, замыкающий нашей группы, имевший меньше всех опыта в десантировании – самой «сладкой» из наших задач. Оказалось, он позволил себе чуть «размазать» четвертый, разворот, чтобы половчее, как ему казалось, выйти на посадочную прямую, и чуток, совсем немного, выскочил по тому направлению, которое нам «обязывали» сверху. Тут духи, которые сидели, как псы на короткой привязи, и не могли нас достать, обрадовались и со всей дури его «постригли»…

И тогда стало мне страшно, да так, как давно уже на этой войне страшно не было. Господи, а если бы он еще немного дальше «заступил», а если бы мы шли ТЕМ маршрутом, а если бы решение, которое я лично навязал, было неверным и я был бы виноват?!!! А главное, сколько ребят положили бы?!!!

Противная, стылая склизь страха забралась внутрь и вольготно там раскинулась. Она не покидала меня всякий раз, когда впоследствии приходилось принимать на этой войне, потом на другой, третьей, четвертой – Решение.

…Ты помнишь, как все начиналось, пел в те времена Макаревич. А начиналось все это в далекие теперь уже времена конца семидесятых – начала восьмидесятых годов двадцатого века второго тысячелетия от Рождества Христова.

Наша эскадрилья, «эскадра», как это принято несколько залихватски произносить в авиации, – часть большого коллектива, именуемого вертолетным полком. Базировалась она вместе с этим полком в далеком (хм, смотря от чего), забытом богом и центральным военным руководством местечке под труднопроизносимым названием Магдагачи.

Получив туда назначение, я два дня учил это милое наименование. В просторах бескрайнего Дальневосточного военного округа этот п.г.т. находится (именно находится, то есть с трудом находит себя на карте) километрах в пятистах наискосок от Благовещенска, что по здешним меркам не является гигантским расстоянием. Гарнизон этот считался «ссыльным», то есть туда, как в наказание, могли отправить тянуть служебную лямку офицеров из других, более комфортабельных районов. Названием этого «теплого» местечка, где не растут даже вишни, пугали впечатлительных мамочек выпускников училища лихие кадровики, делая при этом выразительную паузу и пристально глядя в глаза.

Соответственно и народ подбирался здесь лихой, каждый со своей особинкой. И если в течение первого года пребывания в этом краю вечнозеленых помидоров персонаж не сходил с ума от тоски по цивилизации, то приживался, приноравливался как– то, находил себе хобби или еще какое-либо занятие и, забывшись в проходящей мимо череде лет, приобретал задумчиво-философский вид и характерный устремленный в бесконечность взгляд.

Я удостоился чести занимать в этой эскадре пост заместителя командира эскадрильи, или иначе – замкомэска. Кто это и чем он занимается? У, это серьезно…

Ну, вы, наверное, видели дирижера, глядящего в партитуру и суматошно размахивающего палочкой перед оркестрантами? Так вот, замкомэска – это тот тип, который расписывает партитуру предстоящих полетов в виде плановой таблицы, составить которую большое искусство и, по правде говоря, дано не всем. Замкомэска должен знать подноготную каждого пилота, десятки умных инструкций, ошибись в применении которых, и встреча с прокурором неизбежна. Только он да авиабоссы могут дать летчикам ряд экзотических допусков (право на выполнение определенных редких видов полетов). Ему принадлежит право и обязанность определять готовность к самостоятельному выполнению молодым летчиком освоенных упражнений, проверять командиров звеньев (к.з.), которые в основном «инструкторят» своих пилотов, и многая, многая другое…

Нет, никто не говорит, замполит, к примеру, в эскадре тоже важен и нужен, но вот он ушел в отпуск и вроде ничего, никто за это время Родину не продал, а замкомэска, если вдруг слеганца заболеет, мало ли, простуда, допустим, в понедельник обнаружится, то все, кранты. Сразу в эскадре невроз, комэска бегает, кричит, потные к. з. сидят с унылыми рожами над своими кусками плановой таблицы, а соединить вместе эти лоскуты несведущему все равно что одновременно дуть в несколько саксофонов.

Надо сказать, что с начала учебного года (да-да, в войсках тоже ведется такой отсчет) боевой расчет нашей эскадры приобретает «молодежный» характер: в эскадру из полка приходят вновь назначенные молодые командиры экипажей. Процентов на восемьдесят это хорошие, способные ребята, но с командирской «чашки» (сиденья командира экипажа) еще ничего не умеющие, зеленые…

Ну что ж, «не можешь – научим», такова, видно, наша, пилотов постарше, судьбинушка.

Эскадрилья «зеленых»

Я давно замечал, что тип летательного аппарата накладывает отпечаток на характер, привычки летчика, формирует традиции внутри каждого летного «клана». Например, истребители – ребята, как правило, чванливые, эгоцентричные, привыкшие быть в центре внимания всех многочисленных служб, обеспечивающих полеты. Они – лидеры по определению, из них вырастают хорошие командующие, но общаться с ними можно, если работаешь, в основном, «на прием».

Бомберы – ребята компанейские, но себе на уме и привыкли темнить, так их система воспитала, много у них там всяких ну очень военных тайн (как же – «ядроносцы»!). Транспортники – это коллективисты, у них в экипаже все расписано и отработано за множество поколений: кому после посадки «добро» пробивать, кому самолет заправлять и обихаживать, кому за водкой бежать, кому гостиницу и, простите, женское общество для экипажа обеспечивать.

Ну а вертолетчики, мы, стало быть, народ простой, без особых затей, привыкший друг за дружку держаться. Мы – «пахари войны», не вылезающие из этого состояния больше четверти века, да и в периоды краткого затишья между очередными «войнушками» то Чернобыль, то Спитак, то еще какая-нибудь напасть, где без нас никуда… Ну не может истребитель в самое жерло реактора сунуться, чтобы запихнуть в его изрыгающую огонь и радиацию пасть очередную порцию песка, свинца или еще какой гадости. Не может он и в окоп врага заглянуть, чтобы разобраться с ним в «прямом контакте», да «в обнимку» с нашими бойцами в атаку ходить, прикрывая их в прямом смысле сверху собой, тоже не может. И уж ни одному транспортнику в кошмарном сне не приснится на ладошке подать пехоте-матушке, задвинутой судьбой в горы, ущелье или еще куда-нибудь, где черт ногу сломит, боеприпасы, харч, воду и письма от любимой Матрены, без коих воевать невозможно, а для нас это – повседневная работа.

Я уж не говорю о сомлевших раненых, которые, ожидая вывоза «вертушками» с поля боя, считают оставшиеся минуты своей жизни, молятся на командира экипажа вертолета, как на господа Бога.

Для каждой работенки есть специализированные машины. Например, Ми-24 – это летающий танк, вооруженный до зубов, бронированный, даже по своему внешнему виду – наглый и угрожающий. Летающие мастодонты – транспортные Ми-б или их «сыночки» Ми-26 – воздушные амбары, вмещающие столько и стольких, что этого иногда даже экипаж не знает. Ну а Ми-8, «восьмерка» – настоящий универсал, может все, что делают остальные «вертушки» в отдельности, даже много больше.

Кто на ней начал летать, на другую машину уже, как правило, не пересаживается, если только в познавательном плане, для пополнения коллекции освоенных аппаратов, но при этом никогда не изменяет своему основному пристрастию – такая эта машина умница.

По установившемуся у военных коду для запутывания врага в эфире было принято именовать в открытых радиопереговорах Ми-24 – «полосатым», Ми-6 – «большим», а Ми-8 называли «зеленым»…

Варяги

В начале афганской эпопеи в Союзе мало кто представлял, что это такое – «оказание интернациональной помощи». Отрывочные публикации в газетах рисовали радужные картинки раздачи муки и хлеба местному населению, на фотографиях фигурировали жизнерадостные лица советских солдат, помогающих возделывать поля сомлевшим от счастья дехканам. Иногда проходила информация о проводящихся учениях (видно, чтобы войска совсем не потеряли навыки), иногда проводились учения, в которых условный «противник» непременно бывал разгромлен. При этом отмечались какие-нибудь рядовой Пупкин и лейтенант Шмыгло.

Обязательным было слово «противник» в кавычках, а также ритуальные фразы типа: «наращивая темпы боевой учебы, воодушевленные решениями N съезда партии, проникнувшись чувством высокой ответственности» и т. д. и т. п.

Однако прошло несколько месяцев, и в застоявшуюся болотную монотонную повседневность гарнизонной жизни начали просачиваться первые слухи о боестолкновениях с реальным, а не кавычным противником, о потерях, о первых героях и совершенных подвигах, о, мягко говоря, небезупречное™ поведения в реальном бою имеющегося у нас вооружения.

От всех этих слухов исходил запах потаенной романтики, будоражащей воображение, они ложились на давно и мощно унавоженную самой эффективной в мире советской пропагандой почву – в сознание войска, застоявшегося без настоящего Дела.

Генетически в памяти солдат и офицеров советской армии закрепились победные марши победителей старших поколений. Призывные трубы рождали желание немедленно защищать «интересы Родины, партии, государства», а ощущение невероятной мощи военной машины рождало у каждого служивого уверенность в выполнимости любой поставленной задачи…

Эскадра продолжала натаскивать в полетах молодых, «зеленых», вновь назначенных командиров и их таких же сопливых пока «праваков» (так именуют в экипажах летчиков-штурманов, сидящих в кабине справа от командира вертолета). В те времена еще не было проблем с топливом, запчастями, другими многими потребностями, необходимыми для содержания государством дамы капризной и дорогой во всех отношениях, имя которой – Авиация. Строевые полки летали в две смены по три-четыре дня в неделю, а уж училищные только по воскресеньям и праздникам могли позволить себе перевести дух.

Календарь неумолимо отматывал день за днем. Дни смыкались в недели и месяцы. Шла боевая учеба и все увереннее становились в воздухе действия пацанов, все более азартными и дерзкими смотрелись на полигоне их маневры, все более точными делались ракетные залпы, выпущенные с их вертолетов. Даже внешне наши пацаны изменились, стали «увесистей», погрузнели лицом, походка и движения стали неторопливыми, вальяжными, тембр голоса приобрел благородный баритонально-басистый оттенок. В общем, начал происходить процесс, который в авиации называется «появилось в заднице перо».

И вот тут объявились в полку вернувшиеся из командировки в Афганистан отправленные туда первыми в незапамятные времена два славных экипажа Федора Степанова и Юры Костюкова.

…В древние времена те, кто провожал варягов в неизведанные дали, не чаяли увидеть их снова. Экспедиция на Марс, снаряженная сегодня, имела бы по степени авантюрности предприятия характер безобидной прогулки. Так и в полку не думали, что смогут увидеть посланные на усиление экипажи, будучи в уверенности, что уж героев, первыми нюхнувших пороха, опосля непременно переведут в какое-нибудь элитное подразделение, дислоцирующееся, само собой, в престижном месте. Мысли о более трагичных вариантах старательно изгонялись по причине суеверности, присущей всему летно-техническому составу.

Поэтому появление данных персонажей на подмостках нашего театра гарнизонной жизни было по степени произведенного эффекта сродни возникновению тени отца Гамлета. Они смотрелись благородными странствующими рыцарями, прибывшими из чужой, загадочной страны усталыми, покрытыми дорожной пылью и неувядаемой славой, в доспехах, несущих следы от вражеских стрел, копий, клыков и когтей. Их чело несло печать приобщенности к весомой вселенской тайне бытия, а также грустного осознания тщетности сует.

Мгновенно наша молодежь утратила приобретенный было фасон, снова превратилась в милых щеночков, подобострастно махающих хвостиками, тихо поскуливающих от нестерпимого желания увидеть, а что там, за дверью?

По такому случаю было объявлено офицерское собрание. Обычно это скучное протокольное мероприятие из разряда обязаловок, с которого всеми правдами и неправдами стараются «свалить». В этом случае аншлаг был полный.

«Варяги» сидели в президиуме, негромкими голосами вещали Откровение. Выглядели они живописно. Федя Степанов в кителе, который смотрелся чужеродно на его высокой, угловатой, худой фигуре, привыкшей к летному комбинезону, возвышался над остальными. Его скуластое лицо, обрамленное копной курчавых черных волос, никогда не поддававшихся расческе, сохраняло невозмутимость сфинкса. Из темных, глубоко запавших глаз, холодно взиравших на окружающих, как из жерла вулкана, периодически вырывались протуберанцы огня, испепеляющего душу изнутри. Того самого неумолимого огня жажды самоутверждения, который поднимает на немыслимую высоту человека, чья душа подготовлена к этому, коли богом отведена ему такая роль. И не дай бог, если кто-то подсунется в уготованные другому сани, нахально натянув на себя тогу супермена… Эти мысли пришли сами собой, спонтанно, никто не знал, чем обернется это в дальнейшем…

Юра Костюков, обыкновенный по виду белокурый русак, представлял собою внешне полную противоположность Федору. При взгляде на него вспоминалось неспешное течение широкой русской реки, вольготно раскинувшей свое русло среди бескрайних степей. Китель сидел на нем как влитой, на груди завораживающе мерцал боевой орден Красной Звезды, который нам до этого доводилось видеть только в музеях. Этим чисто боевым орденом награждали за подвиги на поле брани. От ордена веяло славной историей побед всех предыдущих поколений воинов советской армии, которой мы столько лет были питаемы благодаря усилиям мощной партполитпропаганды.

Солнечно улыбаясь, Юра говорил о противозенитных маневрах, о комплексном огневом воздействии по противнику, о взаимном прикрытии при действиях в паре и прочих хитростях, необходимых для выживания в бою.

Уточнение задачи перед полетом

Мы недоумевали. Какое, к черту, выживание? Разве доисторические пуштуны не разбегаются при одном лишь виде незнакомых им до этого «шайтан-арбы», как называют они вертолеты, причем лучших в мире? Оказалось, не совсем так. Далеко за полночь продолжалось это неординарное офицерское собрание, град вопросов, казалось, не иссякнет, но, как говорится, всему есть начало, всему должен и конец быть…

В эту ночь заснуть скоро удалось немногим. Воображение рисовало рельефные картины сражений, лихих атак, лунные пейзажи невиданной страны, свершенные тобою лично и твоими товарищами подвиги и, чего уж там, сияющий новенький орден на младой груди по возвращении домой, к любимой, глаза которой выражают при этом ну полный восторг и безграничное восхищение. Да-а-а… Это что-то. Наверное, в этом основная суть всех деяний мужиков – удивить и восхитить любимую женщину, а вся остальная мотивация – это так, пыль цивилизации, оболочка…

О плохом не думалось, вернее, не хотелось думать. Да и, черт возьми, нас для ЭТОГО столько лет готовили, нам за ЭТО деньги платят, на то мы и армия, которую содержит в достатке полунищий народ. Так, постоим за его интерес! Ну а почему он, этот интерес, так далеко распростерся, разберемся чуток попозже, на месте, когда Родина позовет…

…В минуты затишья

Команда

Вот и раздалась она, эта самая команда. В часть пришло распоряжение о подготовке одной эскадрильи вертолетов Ми-8 («зеленых») к сентябрю для выполнения интернационального долга в Республике Афганистан. Так пафосно это звучало в документе, хотя не очень было понятно, кто к кому и почему влез в кабалу с этим самым интернациональным долгом. Срочно были уточнены планы подготовки, намечены сроки переучивания на новейшую модификацию «восьмерки» – Ми-8МТ, в полтора раза более мощную, чем базовый вариант. Ми-8МТ – универсал, на котором возможно выполнение многих задач в суровых горных условиях.