Текст книги "Последняя жертва"
Автор книги: Вероника Трифонова
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)
Внезапно она охнула, поняв, что тогда о произошедшем узнали все её родные и приятели. Дядя Ефим. Саша. Её братья Лёша и Ваня. Анита – университетская подруга, с которой Ксюша до сих пор общалась. Её бессменный редактор, Маргарита Ивановна, и даже их замечательный и весёлый охранник Пётр Петрович, с которым она, приходя в издательство и выходя из него, всегда перекидывалась парой ничего особо не значащих слов, но от которых на душе всегда становилось радостно.
Теперь, конечно, продажи её книг возрастут ещё больше – но что ей сейчас уже до этого?
Похититель тоже мог узнать, кто она такая. Узнать – и оставить её в живых, чтобы… Чтобы что? Запросить выкуп? Заставить её писать для себя? А может, он читал её книги и хочет обсудить с ней сюжет одной из них, или конкретного героя?
Ксюша неожиданно хихикнула – в первый раз с того дня, как её похитили (даже мышцы лица, уже отвыкшие от такого выражения, потянулись и заболели). Пожалуй, Герман Федулин ему бы понравился. О, да. Забитый, нелюдимый пятидесятилетний дядька, работавший столяром и проводящий большую часть времени на захламлённой веранде, служащей ему мастерской, в финале книги оказывается жестоким серийным убийцей. Ещё до рождения его не хотела мать; отчим потом бил его, отношения с одноклассниками не складывались, единственная понравившаяся ему в молодости девушка презрительно отвергла, предпочтя другого…
Гера ещё в детстве любил забивать голубей камнями и палками, а когда вырос, перешёл на людей. Незадолго до того, как он собирался совершить очередное убийство, он мастерил деревянную куклу, делая её похожей под типаж будущей жертвы. К примеру: синее платье, чёрные волосы, голубые глаза. А потом находил похожую девушку и убивал.
Ксюша улыбнулась, вспомнив, как полицейские, в числе которых были и главные герои – два друга, Денис Гончаревич и Максим Чеканов по прозвищу «Чек», а также Наталья Веснина, криминалист, с которой у обоих были свои любовные отношения, сбивались с ног, пытаясь предупредить очередное убийство. Про этих ребят, кстати, она всегда планировала написать продолжение. А желательно – серию.
Она подумала, что её настоящий маньяк напоминает ей Федулина только наличием в его доме деревянной стены и потолка. Тот бы, наверное, вообще всё сделал из дерева. Он ведь постоянно работал с этим материалом, и многое про него знал. Ох, опасный оказался мужчина. А ведь по нему и не сказать было: хорошо ладил с детьми, мастерил им скворечники. А те, поскольку Гера работал неподалёку от местной школы, частенько к нему забегали…
Маньяка из её нынешней книги он тоже бы оценил. Вот только судьба этого произведения, которое она, согласно договору с Гошей, должна была дописать и сдать в издательство до двадцатого июля, сейчас зависела от того, выживет она или нет.
Может, ей стоит попытаться поговорить с похитителем? От того, что он постоянно молчал, ей было не по себе, и, если откровенно признаться, так он внушал больший ужас – отсутствие человеческой речи делало его ещё менее похожим на человека.
Сама Ксюша тоже не пыталась заговорить с ним – за исключением того раза, когда она отчаянно кричала тому в подвале, кто он такой и что ему нужно, пока он шёл на неё с ножом.
Не факт, что он с ней заговорит, но может, стоит-таки попробовать?
Внезапно от голода все внутренности скрутило так, что она согнулась, как от сильного пинка ногой в живот. Лихорадочно дыша, она ждала, пока боль отпустит, и чувствовала, что пряди её волос прилипли ко лбу, а взгляд дико блуждал по стенам, останавливаясь на тех местах, где были приклеены клочья разбросанной капусты.
На неё вдруг накатило воспоминание об ещё одной ситуации в жизни, когда ей приходилось голодать. Конечно, не настолько экстремальной и не так радикально, однако Ксюше тогда четыре месяца приходилось буквально сидеть на каше, картошке и дешевых макаронах. Кажется, это было в конце две тысячи девятого года – года, в котором произошло сразу несколько вещей. Тем летом бабушка с дедушкой, под конец своей жизни перебравшиеся на дачу, умерли – аккурат через месяц после того, как Ксюша закончила университет. Чтобы достойно их похоронить, она истратила большую часть своих не слишком больших сбережений – несмотря на то, что её дядя, братья и Саша тоже добавили свои деньги. Той же осенью она приступила к работе в должности школьной учительницы русского языка и литературы. Платили ей, как всем учителям, не слишком хорошо, а во второй четверти ситуация с зарплатой и вовсе ухудшилась в связи с разгаром мирового экономического кризиса. Тем же временем цены на все, в том числе за квартиру и коммунальные услуги, росли. Если первое время после смерти близких и похорон Ксюша ещё какое-то время сводила концы с концами, то в декабре она, расплатившись со счётами за свою трёхкомнатную квартиру в адмиралтейском районе, поняла, что на жизнь до следующей зарплаты ей осталось всего чуть больше тысячи рублей. Учитывая, что стабилизации финансовой ситуации и в мире, и в стране в ближайшее время не ожидалась, а от того небольшого количества частных учеников, которых она, стараясь хоть как-то подработать, взяла в качестве репетитора, заработок был копеечный, ситуация грозила перейти в хроническую. Тогда Ксюша решила сдавать жильё. Сдать всю квартиру целиком не получилось, и она выставила на съём две комнаты. Но только на одну в итоге через два месяца удалось найти съёмщицу, коей оказалась молодая студентка биологического факультета Алина. Потом она ещё прожила у неё два года, после чего переехала к своему молодому человеку – как раз перед тем, как её рукопись наконец-то приняли в издательстве. Девушка была дружелюбной, неконфликтной и отлично разбавила одиночество Ксюши, отчего депрессия, развившаяся у неё в последнее время – как из-за него, так и по причине наступления по-настоящему взрослой жизни со всеми её трудностями и ответственностью – потихоньку отступила (хобби писать книги тоже, конечно, сыграло в этом немалую роль).
Благодаря Алине же более-менее удалось выровнять и ситуацию с деньгами. Но те четыре месяца, проведённые Ксюшей в отчаянной нужде и множественных ограничениях себя во всем, были весьма нелёгкими. Моменты, когда ей удавалось тогда поесть где-нибудь в гостях, она считала везением, но не могла для себя допустить, чтобы это происходило часто – навязываться и выпрашивать, давя на жалость, всегда было выше её достоинства.
Сейчас, вставая с кровати и, пошатываясь от головокружения, под аккомпанемент урчания пустого желудка, направляясь к стене, ей подумалось: как бы она отреагировала тогда, узнай, что когда-нибудь с дефицитом еды для неё будет ещё хуже? Настолько хуже, что ей придётся соскребать со стен засохшие куски позавчерашней тушёной капусты? Собирать, с горящими от внимания глазами изучая каждый миллиметр холодно-голубых бетонных стен, дверей, кровати и земляного пола, стараясь не пропустить ни одного обнаруженного кусочка, и тут же жадно класть в рот, не обращая внимания, что на вкус она уже стала окислившейся и холодной. Капуста просто таяла во рту, независимо от того, какие попадались куски: сырые и вялые, как половая тряпка, или полностью засохшие, аппетитно хрустевшие при жевании. Ксюша продолжала находить их повсюду и сразу есть, даже не тратя лишне время на то, чтобы помыть слегка запачканные землёй те останки капусты, что она поднимала с пола.
И казалось, в этот момент не было ничего замечательнее.
Глава 17
Она была странной, эта девушка. Такой удивительной, загадочной и непонятной, насколько он, само воплощение аномалии и человеческой особенности, мог её оценить.
В близости с ней тоже было что-то совершенное иное. Мягкое, летучее, прозрачное ощущение. Он не мог этого объяснить – такого раньше не появлялось. За всю жизнь у него было много женщин, и со всеми происходило по-разному. Кто-то истошно кричал, захлебываясь своей кровью, отчего его собственная приливала к низу живота со скоростью стремительной волны, и дело шло быстрее, сильнее и насыщенней. В такие моменты он мог сказать, что испытывает удовольствие на самом деле, а не вводит себя, как обычно, в заблуждение, попутно пытаясь обмануть и свой организм.
Другие молча застывали в восковой гримасе ужаса. Удовлетворения это, по сравнению с первыми, приносило меньше, и тогда потом ему дольше приходилось добиваться его, заставляя эти дышащие маски ожить и кричать, показывать эмоции, показывать все, на что они способны, под услужливым гнетом продолжительной агонии. Иногда он сразу начинал с этого, если девушка по каким-то причинам не вызывала у него желания – на тот момент или вообще. Бывало, он мог подумать, хочется ли ему близости с той или другой только после того, как они показывали ему свои эмоции во всей красе. С помощью боли и ужаса – только так. Именно эти эмоции, первородные, с которыми каждый человек приходит в этот мир, он считал самыми настоящими, подлинными. Ему всегда было интересно, как долго они могут ярко проявляться, прежде чем наступит утомление и полная неспособность реагировать на болевые стимулы – такие опыты он проводил несколько раз.
На втором месте иерархии находились сладострастные и гордые чувства, испытываемые во время действия, продиктованного древнейшим инстинктом продолжения рода. На третьем – возбуждение и азарт, возникающие у охотника, преследующего добычу. Головокружительный впрыск в кровь адреналина во время погони, и невероятно сильный выброс эндорфина, когда та обретает свой логический финал – жертва поймана, пленена и убита.
Всё, берущее истоки от далеких предков людей, по праву считалось величественным и настоящим. Остальное – фальшивка, лишь притворство. Лживые и двуличные правила игры, установленные жалкими, пустыми человеческими существами.
В его мыслях снова возникла она. Он вспоминал её широко раскрытые, горящие голубые глаза, на дне глубокого колодца которых явственно плескался страх. Невинные завитки локон, таинственно качающиеся по бокам её побледневших щек, которые были у неё во время их первой встречи, и навели его на мысль о старинных королевах и придворных дамах. И при этом он не мог отделаться от ощущения, что в этом было что-то не так. Это напрямую было связано с текстом, написанным от руки на тех бумажных листах, что он отыскал у неё в кармане.
Но всё же, она показалась ему другой ещё в тот самый первый раз. Во время этого она не вела себя ни как первая категория, ни как вторая. В тот момент в её затуманенной голубой дали глаз проскальзывало не что иное, как задумчивость. Как будто она, унесясь далеко-далеко, стала не участницей, а зрительницей действия, и явно это оценивала, а может, с чем-то сравнивала, думая, достаточно ли это для неё… Дальше ему в голову приходил совсем невероятный вариант.
Как будто она думала – достаточно ли это эмоционально для неё.
Ему показалось, что эта девушка в тот момент действительно разделяет его чувства и эмоции. Неужели она могла понять?
После секса он ненадолго задержался за ней понаблюдать. Тогда она, конечно, поступила предсказуемо, но этому не стоило придавать значения: она была напугана, как и все другие. Любые адекватные физиологические реакции на определённые ситуации у каждого человека стандартны, и даже она здесь не могла стать исключением. Различия лишь в существовании своего личного порога.
Поэтому он решил дать ей время придти в себя, перед тем, как он придёт ещё.
После того как он, переодевшись, изучил и полностью прочитал небольшой рассказ, вместившийся на трёх бумажных листах формата А4, согнутых пополам, он понял: новая гостья совершенно точно могла бы его понять.
И всё же имелась в ней непонятная тайна. Внешне она была хрупким белокурым созданием, нежным воздушным цветком, сотканным из света. Эти насмерть испуганные васильковые глазки на бледном, блестевшем от прозрачных слёз лице.
У такого чистого, тонкого и красивого создания никак не могли быть подобные мысли.
Он, как никто другой, знал, что внешность бывает обманчивой. Но чтобы она так существенно разнилась с содержанием?
Кто же она такая?
Ему было интересно, что она может ещё. Что из себя представляет.
Один раз ему вдруг почудилось, что она уже не дышит – и тогда подошёл к ней вплотную, чтобы убедиться в том, что она просто спит. Он разглядывал её, пытаясь понять, что же кроется за внешней оболочкой. Он изучал её, наблюдая в замочную скважину. Смотрел, как она двигается. Даже порывистые движения у неё получалось делать с каким-то особым шармом. Тем утром, ранее, он угостил её своим любимым блюдом, чтобы посмотреть, как она к этому отнесётся. Может, она тоже любит тушёную капусту?
Есть она почему-то не стала, зато неожиданно для него вдруг глянула в замочную скважину. Он не смог сдержать смеха, когда девчонка, поняв, на что смотрит – взвизгнула, подпрыгнула и смешно упала на пол.
Как же и в этом их мысли совпали.
Теперь он хотел от неё только одного – раскрыть внутреннюю суть. Понять, откуда у неё в голове появляются такие идеи. Понять её квинтэссенцию.
Но прямо пойти с ней на контакт было для него невозможно. Она бы сама не захотела.
Втайне он надеялся, что пленница сама обратится к нему. Он помнил, что она делала это только тогда, в подвале. Её голос – сопрано старинной скрипки…
Но тогда он не собирался ей отвечать. Ведь это было до того, как…
А теперь его заточенная игнорировала его. Что вызывало у него недоумение – она ни разу не пробовала просить о пощаде. Многие так и делали. Обычно сразу после того, как в подвале он убирал им со рта клейкую ленту. Эти бесполезные фальшивые визги в режиме ультразвука скребли, как по металлу, и вызывали у него приступы головной боли. Но оставлять их с заклеенным ртом было нельзя. Эстетике подлинной, индивидуальной красоты и голосу, натуральному проводнику истинных, прямых, настоящих эмоций, не должны мешать никакие внешние помехи. Если бы он мог позволить, он бы не связывал их. Верёвки тоже были искусственными и относились к числу помех, но проводить свои ритуалы без фиксации тел испытываемых было бы сильно затруднительно; так что с ними он давно смирился – настолько, что порою, они казались ему логическим продолжением живого организма. Но скотч портил вид лица. Это было недопустимо.
То, что она не умоляла её отпустить, снова говорило о том, что она его понимала.
Он сомневался, что она попросит об этом вообще.
Но может, чувство голода сделает её более разговорчивой? Неужели она предпочтёт, чтобы её желудок сожрал себя изнутри, вместо того, чтобы просить у него еду?
Почему-то он, вопреки здравому смыслу, начал думать, что она поступит именно так. Она ведь не была как все.
Она даже дерзко отвергла его блюдо. Она не хотела играть по его правилам.
Непокорная… Что с ней делать?
Обычно за это он убивал. Однажды девушка, сопротивляясь, сильно ударила его несколько раз сумкой по голове. Когда она оказалась у него, он по очереди сжёг каждую её конечность. Она умерла, только когда гореть начало её туловище.
Как бы то ни было, он отлично понимал неизбежную и окончательную, как обнаженная кость, истину: как бы ему ни хотелось, он не сможет начать с ней разговор. И её придётся убить. Как бы ему ни мешал интерес. Как бы его ни завораживала непонятная загадка её сходства с ним, которой суждено остаться неразгаданной.
С ней больше ничего не сделать.
Но каждый раз он не мог этого сделать.
Может, она умрёт от голода сама?
А пока – дольше останется здесь.
Однако было ещё кое-что.
Он до боли в костях хотел увидеть эмоции. Красивое лицо, искажающееся в муках боли, вызывало внутри него бурную вспышку разноцветного ослепительного фейерверка. Именно такое лицо, по его личному наблюдению, было способно показать эти благоговейные первобытные отклики души в ответ на его действия, как красивая мелодия извлекается из фортепиано посредством нажатия пальцами на клавиши, наиболее тонко и выражено. Секрет того, что божественная прелюдия была прекрасной, крылся в её названии. Когда живое существо чувствует и понимает приближение смерти, все процессы в его организме обостряются, выражаясь так красочно и живо, как никогда при других обстоятельствах. И высший пик – последние эмоции, отражающиеся на лике именно в тот момент, когда сердце замирает навечно. Они были самыми яркими. Не сравнимыми ни с чем.
Но только не её. Только не с ней.
Он вздохнул, выдвинул деревянный ящик старого письменного стола и достал оттуда чёрную шапку-маску с прорезями для глаз. Это был его принцип: никогда и ни в каких обстоятельствах не показываться жертвам без неё. Никогда не знаешь, как может обернуться охота. И этот принцип ещё никогда его не подвёл.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
