Текст книги "Полёт на Сатурн (СИ)"

Автор книги: Veronika Smirnova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

После еды народ повеселел и начал гоняться друг за другом вокруг костра, но Юра быстро всех утихомирил, объявив, что сейчас будут песни под гитару.

Играть… умели все. Умение различалось только количеством аккордов. Я, как и большинство, знала три, Колька и Танька рыжая – пять, а Юра – восемь. Под Юрин аккомпанемент мы спели про космические карты и маленького барабанщика, а потом гитара пошла по кругу, и Юра с Люсей как-то незаметно отошли в сторонку. Они стояли под деревом и болтали о своём, по-прежнему не спуская с нас глаз, но в наши дела не вмешивались, и мы пели что хотели.

Собственно, можно было уже поворачивать в обратный путь, но мы ждали компотную машину. Все хотели пить, хлеб совершенно не помогал от жажды, и хорошо, что была гитара: музыка отвлекала. Играл Санька, парень, с которым я ни разу словом не перекинулась. Спели «Надежды маленький оркестрик» и «Старинную солдатскую песню», и это было здорово. Даже Бама повеселела и пыталась петь вместе со всеми. Потом гитару перехватила Танька и спела цыганскую песню про несчастную любовь. Там все умерли, и особо чувствительные девчонки прослезились. Ну, не в буквальном смысле, а просто состроили такое выражение лица, что хоть кино по Шекспиру снимай.

А потом гитару взял Колька и забренчал что-то настолько залихватское и разухабистое, что мы забыли и о жажде, и о комарах, и вообще о том, что надо куда-то идти. Этой песней он поставил всех на уши, потому что она была и смешная, и классная, и запрещённая. Мариванна от неё точно бы в обморок упала. Слова были простецкие, но, как бы это сказать, слишком вольные. Хорошо, что вожатые не сидели рядом с нами, при них Колька не осмелился бы такое петь. Мы потребовали ещё раз. Слова запоминали на ходу и подпевали:

– Я парамела,

Я чебурела,

Гопс-топс-тули-тули-я-а!

Гоп, я парамела,

Гоп, я чебурела,

Гоп, барон цыганский я!

И не спрашивайте, кто такой парамела. Я эту песню тогда в лагере первый и последний раз слышала. Кличка, сами понимаете, пристала к Кольке намертво. Мне песня очень понравилась, и на третий заезд я уже помнила её наизусть. И вдруг, случайно оглянувшись, обнаружила, что буквально через две девчонки от меня сидит Игорь! А рядом с ним – Эрка, которая положила ему на плечо свою глупую голову. Справка: волосы у Эрки длинные, светлые и волнистые, и вообще она вся такая… ну, симпатичная. До меня внезапно дошло, почему она так активно способствовала моему острижению. Конкурентку устраняла, блин горелый!!! А я-то, дура, думала, что она ради меня старается…

Еле дождавшись последнего аккорда, я встала, томно потянулась и, пока «Парамелу» не запели по четвёртому кругу, невзначай обронила:

– Вот мы тут с вами гуляем, птичек изучаем, а между тем у нас возле самого лагеря спрятана космическая станция. С настоящим кораблём. Игорёк рассказывал. И вроде бы туда можно сходить на экскурсию, правда, Игорь?

Игорь уставился на меня, снял очки и начал их протирать о штанину. Эрка от него отлепилась и потребовала:

– Игорёк, что за станция? Почему ты МНЕ ничего не сказал?

Принцесса нашлась. Ей, видите ли, не сказали!

– Ну, да. Есть и корабль, и станция – только не космическая, а исследовательская. Но это секретный объект, и нас туда вряд ли пустят… – начал отнекиваться Игорь.

– Не увиливай! – напирала я. – Ты мне сказал, что туда можно пройти, вот и будь любезен, проведи нас туда. Или ты наврал, и никакого корабля нету?

Раздались смешки, и Игорь аж побледнел от злости.

– Ничего я не наврал! Есть корабль, и… и… и на нём даже полетать можно, чтоб вы знали! В пределах Солнечной Системы.

Народ присвистнул.

– На Марс, что ли? – спросил Колька.

– Хоть на Марс, хоть на Сатурн. Смотря какую программу заложить.

– Я за Сатурн, – сказала я. – Когда летим?

– Я сначала позвоню отцу, договорюсь. Давайте встретимся ночью за забором, и я обо всём расскажу. Пойдёт?

– Пойдёт! – сказала я, и на радостях мы опять запели «Парамелу».

Когда до вожатых дошло, что мы горланим непотребщину, они подбежали и срочно велели собираться, а то не успеем к дневному сну. Мы недовольно загудели.

– А компот когда приедет? – начались вопросы.

– Задерживается компот. Собирайтесь! – велел Юра.

Собираться означало встать и надеть рюкзаки. Костёр уже прогорел и едва дымился. Мы закидали его песком и потопали обратно. Только теперь я оказалась в паре не с Игорем, а с Санькой, и мы шли молча. Мне было о чём подумать, потому что Игорь был в паре с Эркой. Они шли чуть впереди нас и щебетали как два голубка.

Уже на подходе к лагерю нам встретилась компотная машина. Шофёр был злой как чёрт и весь взмыленный. Повариха в кузове начала разливать питьё в бумажные стаканчики, и к ней выстроилась очередь, а шофёр выскочил из кабины, оставив двигатель включённым, и начал оправдываться перед вожатыми:

– Ремень полетел! Только выехали, и полетел! И ни у кого запасного не было, пришлось в деревню пешкодралить, так его и растак…

– Вы бы двигатель заглушили, а то бензином пахнет, – попросила Люся.

– А она тогда хрен заведётся! – гаркнул шофёр. – Будешь меня до гаража толкать? Нет? Ну и не возникай, туда и растуда…

В ситуации был один плюс – компот остыл. Я стояла почти в самом конце очереди, дожидалась своей порции и в ус не дула, пока вдруг не обнаружила, что стаканчиков только десять. Да-да-да, освободившиеся бумажные стаканчики сдавали поварихе, и она в них снова наливала компот. Для следующих. При мысли, что придётся пить третьей по счёту – да хоть бы и второй! – я впала в ступор. У нас дома так было не принято, и я робко поинтересовалась:

– А почему один стаканчик три раза используют?

– Да их и на пять раз хватает! – радостно ответила повариха, плюхая очередную порцию в бэушный обслюнявленный стакан и выдавая Машке. Машка с довольным видом начала пить.

– На мою долю, пожалуйста, не наливайте. Я в лагере попью.

– Вот фифа нашлась! Тогда мне её порцию! – высказалась Танька рыжая.

Лишняя порция досталась пятерым. Кроме меня, от компота отказались Эрка, Бама, Игорь и ещё какой-то пацан.

====== IV ======

Кто-то в обход карантина привёз своему ребёнку целую кучу вьетнамских сушёных бананов, и зубному врачу прибавилось работы. В лагере зубного кабинета не было, и жертв под конвоем возили в районку. Те, кто боялся ехать, не жаловались и страдали молча. Если вам попадутся вьетнамские сушёные бананы – ни за что их не ешьте! Да, они сладкие и обалденно пахнут, но вкусно только первые пять секунд, а потом эта клейкая липкая масса застревает во всех зубах и проникает во все щёлочки, и начинается дикая зубная боль. Причём любую другую дрянь из зубов можно выковырнуть спичкой или ниткой-сороковушкой, а эти бананы – ничем и никогда, они остаются в зубах навечно. Но это я так, не будем о грустном.

После похода и истории с компотом Алевтина еле загнала нас в палату на мёртвый час: мы толклись возле умывальников и не могли отпиться. Как на нас ни орали, что сырую воду пить нельзя, мы всё равно её пили, пили и пили. Она лилась из умывальников прямо нам на кеды, заливалась в рукава, а мы всё равно пили, пили… А потом грязные и вспотевшие залезли в койки. До речки оставалось досидеть полтора часа.

На этот раз мы болтали не о мальчиках, свёкле и покойниках, а о космосе. Игорь всем головы захмурил, и мы не знали, верить ему или нет. Уж очень убедительно он рассказывал о корабле! Припомнили все космические фильмы… в смысле, оба космических фильма, и у нас разыгралась фантазия. Даже Бама, против обыкновения, не сидела, уткнувшись в свою потрёпанную книжонку, а тоже смотрела горящими глазами и слушала, что говорят умные люди – то есть мы.

Мы, конечно, понимали, что так не бывает. Космические корабли находятся не под пионерскими лагерями, а на космодроме, двигатели у них исключительно ракетные и о каждом запуске сообщают во «Времени». Но сама мысль о том, что россказни Игоря могут оказаться правдой, кружила нам головы и порождала массу вопросов.

– Если там и правда корабль, то почему нам не организуют нормальную экскурсию от лагеря? – спросила Иринка шестая.

– Так секретный же объект, – процитировала я Игоря. – Нельзя!

– Где?! – перепугались девчонки и начали оглядываться.

– Да чисто, успокойтесь. Идти туда, говорю, нельзя. Станция засекречена. А если тайком прошмыгнуть – то можно.

– На секретных станциях знаешь какой карантин? – скептически заметила Танька рыжая. – Туда муха не пролетит, не то что мы.

– Но у нас же есть там свой человек! – горячо возразила Эрка.

– А вдруг этот человек врёт? – спросила Машка.

– МНЕ бы Игорёк не стал врать, – с достоинством произнесла Эрка и скользнула по мне презрительным взглядом.

– А МНЕ – тем более, – сказала я и тряхнула своим светло-каштановым каре. – Он сам мне о корабле рассказал, ещё когда мы в лагерь ехали. Мы в автобусе рядом сидели.

– А я с ним песню для концерта репетировала, – влезла Иринка вторая, – но ни о каком корабле он мне ни слова не говорил.

– Ну, он же не может рассказывать об этом кому попало, – закатила глаза Эрка.

– Именно! Потому тебе и не рассказал, а рассказал только МНЕ, – как можно добродушнее сказала я.

– Ну, сегодня он убедился, что тебе доверять тайны нельзя…

– Где?!

В общем, мы еле досидели до подъёма. А потом быстро застелили койки, переоделись и побежали с вожатыми на речку отмываться после похода.

*

После речки мы отыграли концерт на открытой площадке, покидали мяч в корзину и съели на ужин полезные щи. До вечера оставалась ещё стенгазета и укладывание шишек перед бараком. У каждого отряда был квадратик с песком, и мы на нём каждый день выкладывали новое число – вели обратный отсчёт до конца смены. Мы это всё делали, а сами перешёптывались о сегодняшнем ночном совещании. Удастся или нет?

После отбоя, когда носки были проверены, свет – выключен, а газетные кулёчки с семечками зашуршали на каждой койке, напряжение достигло максимума. Мы ждали, когда стемнеет, и на нервной почве обсуждали мальчишек. За дверью раздались шаги, и мы мгновенно легли, изображая спящих. Вошла Алевтина Панкратовна, прогулялась туда-сюда по скрипучим половицам, заглянула нам в глаза, разя чесноком, но никто не проснулся, и она ушла. Мы тут же вскочили.

В начале одиннадцатого по стеклу тихо постучали пальцем. Взметнулись простыни, и мы с топотом ринулись к окну. Какой-то пацан, кажется, Эдька, энергично махал рукой, показывая на забор. Мы всё поняли.

Так быстро мы не одевались даже на утреннюю побудку.

– А ты куда? – зашипела на Баму Машка. – Ты председатель, тебе нельзя нарушать правила! Твоё дело – завтра на линейке объяснять Нельзе, почему ты нас не остановила.

Она, конечно, стебалась над ней, и любой нормальный человек ответил бы на такое шуткой. Но Бама приняла всё за чистую монету и залезла обратно под одеяло. Ну и спокойной ночи.

Даже во время «Зарницы» мы не крались так тихо вдоль бараков. Уже в который раз за смену я испытывала это странное и манящее чувство азарта – первый был, когда мы с Колькой купались в запрещённом месте, второй – когда я танцевала с Ванькой (я же не знала тогда, что он окажется придурком), а третий – когда мы горланили в лесу запрещённую «парамелу». Но сейчас было гораздо интереснее, потому что дело касалось Игоря. Всем девчонкам не терпелось узнать, врёт он или не врёт, и мы, как четырнадцать теней, перемахнули через забор.

Было свежо, но нас грело любопытство. Где же мальчишки? Что, если они над нами подшутили и теперь хихикают из кустов? Ну, тогда им не поздоровится…

– Смотрите, костёр! – шёпотом заорала Нинка, и мы различили за листвой жёлтый огонёк.

Побежали мы туда, словно лошади. Даже и не задумались, что этот костёр могли зажечь не наши пацаны, а какие-нибудь пьяницы. Но всё было в порядке – на лужайке посреди зарослей жёлтой акации вокруг костра сидели и стояли наши пацаны. В свете огня они были похожи на индейцев, а Игорь, ковырявший веточкой в костре – на вождя. Он казался совершенно спокойным.

– Ну, что? Не томи, Игоряша! Когда на Луну полетим? – закидали его вопросами девчонки.

– Короче… – начал он, и Колька-Парамела ввернул:

– Дело к ночи!

Все заржали.

– Короче, я узнал. На станцию нас не пустят. Запрещено.

– Кто бы сомневался, – брякнула Танька рыжая под общий недовольный хор, демонстративно зевнула и спросила: – Что, можно расходиться?

– Но у меня есть ключ от бункера, – будто не слыша её, продолжал Игорь. – Я был там сто раз и умею отключать сирену. Завтра в это время можем собраться здесь же и устроить вылазку.

– Что не сегодня? – ехидно спросила Машка.

– Можно и сегодня, – пожал плечами Игорь. – Но у нас же ничего с собой нет. Надо хотя бы провиантом запастись… Если вы действительно хотите полетать. Это же не на один день.

Мы стояли у костра, некоторые сидели на корточках, кто-то облокачивался на кусты. Неужели Игорь всё-таки не врёт?

– Ты что, серьёзно? – проблеял Ванька.

– Я всегда и всё делаю серьёзно. Завтра весь день придётся воровать из столовки – мы вроде как дежурные.

Мы притихли. Все смотрели на Игоря. Я поняла, что до этой минуты никто не верил в существование какого-то особого корабля в бункере за лагерем. В гробовой тишине потрескивали горящие сучья. Вдалеке залаяла собака. Над поляной пролетела летучая мышь. Меня тяпнул комар за ногу сквозь штанину, и я его ухлопала.

Игоря начали бомбардировать вопросами.

– Подожди. Это. А как мы стартовать будем? Тут же всё разнесёт! И грохот будет.

– Старт не отсюда. По подземному туннелю корабль едет к Чёрному морю, погружается в воду и стартует ночью вдали от берега. Никто не заметит.

Кто-то присвистнул, и я вспомнила, что до сих пор не научилась свистеть. Но разве тут научишься – то дежурство, то волейбол, то в космос лететь надо. Ни минутки свободной!

– Вода там есть. А хлеба побольше наберите. И овсяных хлопьев, и печенья, – невозмутимо продолжал Игорь. – Котлеты только на один день, а то испортятся.

– Что, на космическом корабле даже холодильника нет? – язвительно спросила Машка.

– Всё там есть. Только его нужно заранее включать. Переполох поднимется, и мы вместо полёта получим по ушам. Если уж угонять корабль – то тихо и быстро.

– Подожди, – спросил Санька. – Мы же все без подготовки, без тренировок. Вдруг девчонки не выдержат перегрузки?

– Никаких перегрузок не будет, – пообещал Игорь. – Сказал же – это не ракетный корабль. Он летает по иному принципу. Долго объяснять.

– И куда мы полетим? – спросила я.

– Ты же хотела на Сатурн. Уже забыла?

– Стоп, какой Сатурн? – крикнул Эдька. – Ты сам понял, что сказал? Даже до Марса лететь четыре года как минимум, а до Сатурна – лет десять, наверно.

Весь отряд опять уставился на Игоря. Но он выкрутился и на этот раз:

– Вам известен закон схлопывания пространства? Корабль развивает определённую скорость, пилот запускает на ЭВМ специальную программу, и пространство схлопывается. Нужно только безошибочно указать координаты точки назначения, чтобы не проскочить мимо на сотню парсеков. Отец показывал мне разные программы. Для полёта на Марс, например, требуется семь часов, а на Плутон – неделя.

– А что же тогда этот закон не используется во всём мире?

– Потому что исследования не закончены, сто раз говорил. Нужно ещё немного времени. Но когда их опубликуют, это будет мировая сенсация. Картохи готовы, – сказал Игорь и выкатил веткой из костра несколько обуглившихся картошечек.

О как.

Внезапно все будто с катушек слетели. Полёт в космос вдруг стал реальным и неизбежным, как баскетбол. Началось бурное обсуждение: что взять, что надеть, не опасно ли, и Игорь еле нас утихомирил. Как утихомирил? Да просто заорал: «Нельзя идёт!» – и все заткнулись, потому что опять ему поверили. А потом мы ели печёную картошку, посыпая солью из спичечного коробка, и строили планы на завтра. День предстоял весьма ответственный.

*

Вы когда-нибудь воровали куски хлеба в столовке так, чтобы поварихи ничего не заметили? На кухне только и слышалось весь день то «шухер», то «чисто». Мы все подозрительно часто отпрашивались «выйти» и бегали до барака, в смысле до корпуса, пряча хлеб и печенье за пазухой. А в палатах прятали под подушку и под матрас. В тумбочку нельзя – шмонают.

Во время завтрака, обеда и ужина мы тоже старались прихватить и спрятать в карман хоть что-нибудь. Мой целлофановый пакет был забит до отказа и едва умещался под подушкой. Вообще все подушки в нашем отряде были в тот день особенно хорошо взбиты.

И кража еды была единственным нарушением, которое мы допустили в тот день! Во всех лагерных мероприятиях были настолько шёлковыми, что вожатые с Алевтиной даже перепугались и настучали Нельзе. Нельзя пришла, позырила на нас, погрозила пальцем и ушла. Стоит ли говорить, что пока она зырила, весь отряд держал фигу в кармане и мысленно молился Чуру. Чур помог.

Шутка ли! Через каких-то несколько часов нам предстояло покинуть пределы родной планеты, а мы должны были, как ни в чём не бывало, бегать эстафету, гонять мяч и петь хором военные песни. Думаете, это легко вытерпеть так, чтобы никому не разболтать? Но мы вытерпели.

Машка проверила, сколько кадров осталось на плёнке в её «Смене»: целых двадцать пять. Решено было снять корабль снаружи, корабль изнутри и весь отряд на фоне корабля, а остальные кадры пустить на фотки Сатурна. Я забыла спросить у Игоря, будем ли мы высаживаться на планету. Судя по тому, что она состоит из газа – наверно, не будем.

Моя вчерашняя котлета в рюкзаке протухла, и пришлось её выбросить. Но это не омрачило.

И вот.

Наступила.

Ночь!!!

Алевтина проверила носки и ушла, но мы были хитрые. Знали, что она придёт ещё, и изо всех сил лежали в постелях. Кое-кто даже по-настоящему уснул, но через полчаса, правда, опять пробудился от второго визита воспитательницы, которая топала, скрипела половицами и заглядывала нам в лицо, как привидение.

Долежав до половины одиннадцатого, мы поняли, что сегодня проверок больше не будет, и вскочили. Звёздный час настал. Все, кроме Бамы – бедняжка крепко спала – скакали по палате, напяливая майки, штаны и проверенные носки, а также заплетая косички, у кого есть. У меня уже не было. Эрка красилась в темноте.

Внезапно мой взгляд упал на Таньку рыжую, неподвижно сидящую на койке и совершенно никуда не собирающуюся. Ночью не было видно, что она рыжая, но я точно знала, что это она.

– Тань, а ты что? – спросила я.

– Вы и правда в это верите? – спросила в ответ наша заводила. – Что тут есть какой-то корабль, и мы на нём полетим?

– Да какая разница! – зашипела я на неё. – Надевай штаны, там разберёмся! Удумала тоже, на самом интересном месте малину портить.

Танька тяжко вздохнула и начала одеваться.

*

Как и было условлено, мальчишки ждали нас на полянке. Но на этот раз не было никаких костров, только рюкзаки и приглушённые разговоры. И пара-другая сигаретных огоньков. Больше всего меня интересовало, здесь ли Игорь. Если бы он не явился, я бы его поняла. Но когда я всё-таки увидела его чёрную шевелюру и круглые очки (светанув на группу мальчишек фонариком), то сердце моё радостно забилось в предвкушении полёта к звёздам. Игорь не обманул! Корабль существует! Песня «Заправлены в планшеты космические карты» зазвучала у меня в голове, убивая остатки сомнений и здорового скептицизма.

– Все в сборе? Тогда идём, – скомандовал Игорь.

И мы пошли. Он вёл нас через поле сначала по тропинке, потом по грунтовке, а потом опять по тропинке. Здесь бы описание природы вставить, но я не знаю, как её описывать. Ночь, холодно, комары лезут. Сверху звёзды, снизу трава. Мокрая. И мы такие идём.

Фонарики выключили сразу, как только вышли из кустов, чтобы не жечь зря батарейки. Луны хватало вполне. Впереди виднелся круглый купол какой-то постройки, обнесённой каменной стеной, и Игорь пояснил, что это и есть научно-исследовательская станция, а купол – обсерватория. Меня смутило, что там не горело ни единого огонька, но я отнесла это на счёт секретности.

Хотела ли я в космос? Ещё как! И боялась лететь до дрожи в коленках. Но ещё сильнее боялась быть обманутой. До меня дошло, что сейчас в моей жизни произойдёт что-то решающее, ведь если в бункере действительно спрятан космический корабль, мой мир уже никогда не будет прежним. Но ведь может случиться и так, что Игорь врёт! Поводит нас вокруг забора, а потом скажет, что не нашёл вход, или потерял ключ, или подшутил над нами, и придётся возвращаться.

Хотелось ли мне убедиться, что Игорь – болтун? Не знаю. Умом я понимала, что россказни о корабле не могут быть правдой. Но этот мальчишка сумел увлечь за собой весь отряд – не шестилеток каких-нибудь, а взрослых людей, которым в этом году уже вступать в комсомол. На любой каверзный вопрос у него находился ответ, и даже въедливой Машке ни разу не удалось загнать его в угол. Игорь сыпал научными терминами, как Танька рыжая ругательствами, и через пять минут общения с ним любой был готов поверить в межпланетные полёты и корабли в бункерах. Мир начинал казаться огромным и бесконечным, хотелось сорваться с места и отправиться покорять неизведанные земли, и я поняла, что меня гложет – я боялась, что эта сказка, последняя сказка детства, разрушится.

В траве пели сверчки и кузнечики. Я думала, что мы подойдём к забору и пролезем через дыру, но Игорь внезапно остановился, посмотрел влево, произнёс что-то шёпотом – кажется, «три, четыре, пять» – и, указав рукой на сухую корягу с обломанной верхушкой, зашагал прямо к ней. Мы потопали за ним. Кеды у всех тут же промокли.

А наш Игорёк нагнулся и начал что-то ковырять рукой на земле.

– Посветите.

Мы обступили его, включив фонарики. В земле была дверь. Да, настоящая деревянная дверь, обитая железом, старая, ржавая и квадратная, и с замком под железной задвижкой! А у Игоря был ключ! Вот сейчас откроем, а там окажется какой-нибудь заброшенный деревенский подвал, и сказке конец…

А Игорь повернул ключ – легко, без усилия, видно было, что замок смазан и дверь недавно открывали, – и попросил:

– Помогите поддеть.

Три пацана тут же кинулись на подмогу, поддели дверь пальцами и откинули её. Нашим глазам предстало вполне себе цивилизованное подземелье с бетонными стенами и уходящим вдаль коридором. Я почувствовала, как заколотилось сердце.

– Фонари гасите, оставьте один, – велел Игорь. – Экономить будем. Ну что? Кто со мной, тот герой! – и первым спустился вниз.

Лестница была стальная, скользкая и вела вертикально вниз. Ребята зашептались и по одному полезли в подземелье, а я почему-то медлила.

– О, да тут зэканско! – донеслось до меня. – Глядите, труба какая-то…

– А что это за кнопка?

– Не вздумай нажимать!

– А это что на полу, рельсы, что ли?

Голоса были как из бочки. Я осталась наверху одна, не в силах решиться на авантюру вместе со всеми. Дисциплина, долг пионера и правила поведения в лагере вдруг припомнились так отчётливо, что у меня задрожали коленки.

– Вика! – заорали девчонки. – Тебе персональное приглашение нужно?

– Давайте без меня! – набравшись духу, выпалила я.

– Ты что, того?

Я представила, как они там крутят пальцами у виска, и постаралась ответить как можно серьёзнее:

– Я не полечу. Я считаю, что убегать из лагеря, да ещё угонять космические корабли – нехорошо. Но вас сдавать не буду.

Кто-то выругался. Из люка высунулся Игорь и сердито произнёс:

– Ты что? Сама же на Сатурн хотела!

– А теперь не хочу, – отрезала я. – Я и так уже много нарушала. Хватит. Счастливого пути.

– Что, обратно одна пойдёшь? А вдруг кто пристанет?

– Да не пойдёт она одна, – сказала Танька рыжая. – Сплюнься с лестницы.

Последнее было адресовано Игорю. Она оттолкнула его и вылезла.

– Да вы штрейкбрехеры, – сказал Колька. – Вик, ты серьёзно? Я думал, мы на орбите «Парамелу» споём…

– Споёте без меня.

– И без меня, – зевая, добавила Танька и поставила на край ямы свой вещмешок. – Жратву возьмите, чтоб мне обратно не переть.

– И мою, – я вытащила из рюкзака пакет с награбленным и опустила вниз. Чьи-то руки тут же его жадно схватили.

– Ладно, – разозлился Игорь. – Леди с дилижанса – мустангу легче. Закройте люк снаружи и закидайте травой. Чао-какао.

– Досвиданьки, – ответила Танька. Я промолчала.

Мы с ней взялись за тяжёлый люк и перевалили его, захлопнув с глухим стуком, молча накидали травы, посмотрели на станцию, таинственно белеющую в свете Луны, и зашагали к лагерю.

– Блин, фонарик надо было им оставить, – опомнилась я, когда мы прошли уже с километр.

– Не помрут, – бросила она и начала беспечно напевать что-то на английском.

– Как песня называется?

– А фиг её знает. У брата на катушке много всего. Ты-то чего не пошла с ними? Вроде первая рвалась в космос.

– Да чёрт дёрнул – дисциплина, порядок, Нельзя… Уже жалею.

– Не много ты и потеряла, – загадочно сказала она.

Проклятые комары так и лезли ко мне, и я яростно хлестала себя и воздух хворостиной. В траве пели сверчки, с реки доносилось кваканье. Ночь была светлой, и я впервые заметила, что тут есть холмы, невысокие, правда. Они так здорово ночью смотрелись! Я погасила фонарик. Стараясь не наступать на камешки, размышляла о Танькиных словах. Как же это так: не много потеряла? Разве полёт на Сатурн – это мелочь? Я посмотрела на звёздное небо. Где-то там Сатурн? Как там сейчас наши ребята? Может, они уже улетели… И вдруг меня осенило.

– Танька, – позвала я. – А ты-то почему осталась?

– Пока вчера вы, как малолетки, хлеб из кухни таскали, я догадалась поспрашивать, что там за фигня за нашим лагерем. И мне сказали, что это заброшенная стройка. В семидесятом собирались построить детский парк, но всё заглохло. Этот купол круглый – кинотеатр. Недостроенный. А никакая не обсерватория, как он нам втирал. А подземелье – детская железная дорога. Там какую-то пещеру думали сделать, но так и не сделали.

Я по инерции захохотала, а потом призадумалась. Вот и всё. Сказка рухнула. Я, в принципе, не сомневалась, что так оно и будет, но мне хотелось оттянуть этот момент. Я даже немножко почувствовала своё превосходство над легковерными ребятами, которые пробирались сейчас с фонариками по бетонным коридорам недостроенной пещеры, но в то же время мне было обидно. Так себя чувствуют малыши, когда им объявляют, что Дед-Мороза на самом деле нет. Я точно знала, что сегодня, на этой лунной поляне, моё детство закончилось. Больше не будет ничего таинственного и интересного, теперь только учёба, учёба и работа… Трудная. И нелюбимая.

– Может, тебе наврали? – с надеждой спросила я.

– Я у самой Нельзи спрашивала. Она в этих краях с детства живёт. Не было тут отродясь ни исследовательских станций, ни обсерваторий, ни кораблей.

– А как же ребята?

– Поблукают по подземке и вылезут. Не они первые, не они последние. Там местные постоянно лазят, в войнушку играют.

– Обидно, – вздохнула я и огрела себя хворостиной. – Слушай, а как же Игорь говорил, что его отец тут работает?

– Его родители давно развелись, – огорошила меня Танька. – Я в День Открытых Дверей случайно услышала, как мать с ним говорила. «Игорёк, как ты похож на своего отца! Где-то он сейчас?» И как начала про свою несчастную жизнь. Даже у меня уши завяли.

– И ты не разболтала?! Даже тогда, когда он врал, что позвонит отцу?

– Я умею держать язык за зубами. В отличие от некоторых.

В темноте не было видно, но готова поклясться, что она мне подмигнула. Я показала ей язык, а потом включила фонарик, потому что начались кусты. Остаток пути мы прошли молча. Мне не терпелось упасть в кровать, чтобы обдумать свалившуюся на меня информацию. Спрашивается, как мне теперь к Игорю относиться? Он же врун.

А может быть, просто фантазёр?

Когда я перелезала через забор, по земле прошёл низкий рокот, и я чуть не упала от сильной вибрации, сотрясшей всё в округе.

– Тань, что это?

– Самолёт, наверно. Не канителься, прыгай давай.

Я спрыгнула и зажала уши в ожидании нарастающего гула, но вибрация резко прекратилась, и снова стало тихо. Спорить с рыжей бестией я не стала, но это было что угодно, только не самолёт.

*

На следующее утро бодрый звук горна из динамиков разбудил весь лагерь, возвещая начало нового дня. От первого отряда на зарядку явились трое: Танька, Бама и ваша покорная слуга.

Скандал начался мгновенно, но обставлен был по-умному – тихо. Официально объявили, что отряд поехал на экскурсию, а этих троих наказали за неудовлетворительное поведение. Про меня и Таньку все поверили, а вот про Баму засомневались, но физкультурник быстро пресёк разговорчики в строю, и зарядка продолжилась, но уже без нас. Нас, не дав умыться, повели в прорабатывалку.

Ещё накануне ночью мы растолкали Баму, чтобы договориться, как будем врать, поэтому врали на голубом глазу и все одинаково. У нас была система подмигиваний и переглядываний на очных ставках, и за три часа из нас ничего не вытянули. Мы с невинным видом в сотый раз повторяли одно и тоже.

– Ну, они же в поход собирались с ночёвкой. Нет, не одни. С вожатым. А вожатый не пришёл. И они тогда сами ушли. А куда – не знаем, мы спали.

– А вы почему остались? – вопила Нельзя, рвя на себе волосы.

– Но мы же не знали, что вы будете ругаться! А то тоже ушли бы. Да вы не волнуйтесь, Марья Ивановна, они завтра придут. Ничего с ними не случится.

– А если случится? Как я родителям в глаза смотреть буду? Что скажу начальству? Вы меня под монастырь подвели!

Стены тряслись, окна звенели, но мы были крепкими орешками и не раскалывались. Баме надо отдать должное: она держалась стойко, как настоящий партизан, и заревела всего два раза. А что заревела – немудрено, ведь ей досталось вдвое больше, чем нам. То и дело в кабинете грохотало на разные голоса: «А ещё председатель отряда!» Нас допрашивала Нельзя, вожатые, врачиха, непонятные дядьки и тётки, так что к приезду настоящего милиционера мы поднабрались опыта поведения на допросе. Но милиционер оказался очень хитрый. Он не стал на нас орать и пугать колонией, как это делали все до него, а просто сказал:

– То, что вы не хотите выдавать своих товарищей, похвально. Но вы подумали о том, что с ними могла случиться беда? Может быть, там, куда они ушли, с ними произошёл несчастный случай, и они нуждаются в помощи. И их жизни зависят от вас троих. А вы молчите, как партизаны.

Мы переглянулись. Он был прав. Чёрт, и почему мне такое сразу в голову не пришло? Заводила Танька едва заметно прищурила правый глаз, и я ответила ей тем же.

– Куда они ушли? – продолжал милиционер.

– В подземку у заброшенного кинотеатра, – сказала Танька.

– А если хорошо подумать?

– Но они именно туда пошли! – подтвердила я. – Открыли люк на поляне, залезли…

– Не компостируйте мне мозги. Говорите честно, куда ушли ваши товарищи.

Не знаю как Танька с Бамой, а я растерялась.