Текст книги "Беседы в полумраке (СИ)"

Автор книги: Veronika Smirnova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== Рассказ 1 ==========

«Сначала я почувствовал, как моё тело парит над землёй. Потом увидел длинный тоннель со светом в конце.

Я полетел по этому тоннелю и оказался в красивом месте. Меня окружили умершие родственники. Они сказали: “Твоё время ещё не настало”. После этого я проснулся. С тех пор я не боюсь смерти».

(Среднее арифметическое из рассказов побывавших на том свете.)

– Все собрались?

– Почти. Вы не находите, что слишком темно?

– Надо зажечь свечу.

– Лучше церковную. Помните, что написано в книге «Письма живого умершего»?

(Раздаются сдержанные смешки.)

– Какой уютный полумрак! Не хватает только чаепития. – (Несколько голосов недовольно шикают). – Извините…

– Кто будет рассказывать первым?

– Пусть расскажет этот малыш. Он самый юный из нас. Мальчик, ты видел тоннель?

– Нет.

– А родственников?

– Тоже нет.

– А всеобъемлющее существо, излучающее любовь? Некоторые и про такое рассказывают.

– Никого я не видел. Наоборот, было ужасно одиноко.

– Да отцепитесь вы от ребёнка, потом расскажет. Пусть она рассказывает, ей побольше лет. Мадам, как это с вами произошло? Что вы чувствовали?

– Не хочется это ворошить, сами понимаете. Пережить такое ещё раз – испытание. Но если вы настаиваете, я расскажу.

Рассказ 1

Я помню, как легла спать и сразу уснула. У меня выдался очень тяжёлый день, подскочило давление, и я приняла лекарство, после чего сразу легла в постель. Среди ночи проснулась – со мной такое часто бывает – и пару часов лежала без сна, передумав обо всём на свете. Мне катастрофически не хватало денег, и я искала способ заработать. Сын начал курить, бывший муж перестал платить за его обучение, и всё это разом навалилось на меня, загоняя в лабиринт, из которого нет выхода.

Я не знала который час, лежать было слишком тепло и уютно, чтобы включать свет, но по моим ощущениям было почти утро. В скором времени должен был зазвонить будильник, и, значит, мне снова придётся вылезать на холод и в спешке собираться на работу. От подобных мыслей настроение испортилось, и одновременно с этим я ощутила, что руки затекли от неудобной позы – я заснула, сцепив их на груди.

С трудом пошевелив пальцами, я выронила мобильный телефон, видимо, заводила вчера будильник, да так и провалилась в сон. Перевернулась на бок и стала его искать, так как не хотела, чтобы он грохнулся на пол – не хватало ещё остаться без телефона вдобавок к моим бедам. Водя рукой по простыне, никак не могла нащупать края кровати и всё время упиралась в стену. Под ногами мешали и кололись какие-то крошки и холодные палочки – должно быть, мой сын рассыпал свои восковые мелки.

Мысли о сыне были навязчивы: мне не нравилась его компания, с которой он пропадал допоздна. Каждый вечер я места себе не находила, а когда он возвращался за полночь, долго ругала его. Неужели так трудно подойти к автомату и позвонить матери?

Повернулась на другой бок, и меня настигло то редкое ощущение, которое иногда среди ночи выбивает нас из реальности, и мы не можем понять, где находимся. Это было сродни головокружению. В ушах шумело, наверно, опять поднялось давление. Наконец нащупала возле подушки проклятый телефон, и тут меня словно током ударило: какой мобильник?! Когда мой сын учился в школе и рисовал мелками, мобильников ещё не было! Это совершенно точно, ведь тогда я в любой момент могла бы позвонить ему и не изводить себя волнением.

Где-то на глубоком, неосознаваемом уровне ощутила тихую радость: как хорошо, что есть мобильник, значит, можно позвонить сыну прямо сейчас – и начала машинально искать номер. Телефон не реагировал на мои прикосновения, и я сделала вывод, что он выключен. Проснувшись окончательно, поняла, что звонить сыну сейчас, посреди ночи, было бы глупо и бестактно, ведь у него своя семья, но телефон стоило включить хотя бы для того, чтобы узнать, сколько времени.

Меня удивило не то, что он не включался, это можно было списать на севший аккумулятор – а то, что я не могла нащупать ни одной кнопки. В этот момент почувствовала в затылке нечто напоминающее «холодный жар», и моё сердце забилось глухо и часто. Это ещё не был испуг, и страшная догадка не оформилась в слова, но поток моих мыслей резко остановился, уступив место единственной цели: срочно включить свет, иначе меня настигнет паника.

Хотела спустить ноги с кровати, но опять упёрлась в стену. Боже, какая темь! И зачем я задёрнула шторы? Я не помнила, в какую сторону легла головой. Не выпуская телефона из руки, стала снова поворачиваться на другой бок, и снова холодные восковые мелки начали колоть мне ноги. Мелки? Неужели мой сын до сих пор рисует? Жар в затылке усилился, и на миг я замерла без движения, разом припомнив все фантастические романы, которые довелось прочесть в молодости, и меня захватило заманчивое предположение, от которого я почти успокоилась.

На полном серьёзе я поверила, что угодила в прошлое, когда моему ребёнку было десять лет. Сын маленький, я молодая и красивая, у меня есть муж, и всё ещё впереди… Не хотелось расставаться с этой сладкой иллюзией, но откуда тогда мобильник в моей руке? Что-то здесь не сходится. Решительно повернувшись в другую сторону, собралась встать с кровати, чтобы на ощупь найти выключатель, но мои колени снова упёрлись в мягкую стену. Тогда, уже в полнейшей панике, попыталась вскочить, но ударилась головой обо что-то твёрдое. «Где я? Кто-нибудь, отзовитесь!» – истошно закричала я, и голос мой прозвучал глухо, как в мешке.

Скрючившись полулёжа в мягкой, уютной, но такой узкой постели, я вслепую лихорадочно искала кнопки на телефоне, и вдруг страшная мысль, витавшая до сих пор в моем подсознании, обрела наконец ясную форму: да это же никакой не телефон, а маленькая деревянная икона, поэтому я и не нахожу кнопок. Их просто нет. На иконах кнопок не бывает. Мой старый телефон лежит дома на моём письменном столе, а сама я сейчас нахожусь…

Протянула руку вниз и сгребла в горсть несколько восковых мелков, тщательно ощупала один из них, потом другой, третий… В одном я не ошиблась – предметы действительно были восковые. А на торцах обнаружила то, что так боялась обнаружить: маленький обгоревший фитилёк.

========== Рассказ 2 ==========

– Ну, что же вы замолчали, мадам? А самое главное?

– Простите. Я продолжу чуть позже, не могу собраться с мыслями. А вы пока рассказывайте, рассказывайте, мне тоже интересно послушать.

– Пусть расскажет эта девушка. Вы тоже не видели туннеля?

– Нет. Я даже не поняла, что со мной произошло. Просто шла босиком по нашему двору, видела своих родных и боялась, что они будут надо мной смеяться – я не успела переодеться и причесаться. Приехали родственники по какому-то поводу, который для меня оставался тайной. Никакого семейного праздника в это время года не отмечалось. Был брат с семьёй, дядя, тётя и ещё одна семейная пара, старинные друзья мамы. Наверно, у нас какой-то новый праздник, и мне стало обидно, что меня не известили. Скорее всего, мама думает, что я до сих пор сплю в своей комнате, и не хочет меня будить.

У меня была тяжёлая болезнь, и, заботясь о моём здоровье, родители всегда ревностно охраняли мой утренний сон, благодаря чему я проспала и самые интересные моменты в жизни, и трагические события. Если кто-то умирал – меня не будили, берегли. Я просыпалась, завтракала, как ни в чём не бывало, шла гулять и узнавала обо всём от соседей.

– Ничего себе! А меня выдёргивали из постели с рассветом, даже когда я болела.

– Девочка, не перебивай её, дети должны уважать старших. Мы и тебе дадим слово. Продолжайте, пожалуйста.

– Так вот, благодаря маминой заботе я выработала привычку спать до двенадцати и почти каждый день ходила с головной болью.

Но сейчас-то я не спала! Я ходила среди них, слышала, как они обсуждают цветы во дворе, просят у бабушки семена, и меня до глубины души поражало их безразличие к моей персоне. На меня вообще не смотрели! Меня полностью игнорировали, и это было обидно, ужасно обидно. Пару раз мне пришлось даже уворачиваться, чтобы меня не сшибли родственники, cнующие туда и сюда. Я изо всех сил пыталась встретиться глазами хоть с кем-нибудь, но мне будто объявили бойкот. Что я им сделала?

Это было тяжелейшее чувство – оторванность от семьи. У меня тоже есть своя гордость, и я приняла решение молчать и не требовать к себе внимания до тех пор, пока они сами не соизволят меня заметить. Никогда, подчеркиваю, никогда в жизни я не чувствовала себя такой одинокой, ненужной и брошенной, и виной этому было поведение моих близких. Неужели так трудно заговорить со мной, дать хоть какое-нибудь поручение – пусть самое ничтожное! Или это очередное проявление заботы о моём здоровье? Но ведь мне от этого только хуже. Из-за болезни, а точнее, из-за заботы родных, мне всю жизнь казалось, что меня не считают за человека.

Прямо на меня быстро шёл дядя с двумя сумками в руках. Я замешкалась и не успела отскочить, и упала с криком, но он словно ничего не заметил и продолжал свой путь. Сидя на земле в полнейшем негодовании, я крутила головой по сторонам и случайно поймала взгляд своего трёхлетнего племянника. Мальчик смотрел на меня с ужасом. Я ничего не говорила, стараясь не терять его взгляда, и чем пристальнее я на него смотрела, тем сильнее был его испуг. Кончилось тем, что ребёнок расхныкался, убежал к своей матери и неразборчиво залопотал, коверкая слова. Я видела, как она отвесила ему шлепок и что-то сердито сказала.

Я не понимала, почему я босиком. Трава и камешки кололи ноги. Я встала и оглядела себя – вид ужасный, я до сих пор ходила в пижаме. Поэтому, наверное, на меня все и обиделись. В нескольких метрах на дорожке стояли мои жёлтые туфли, которые я накануне вымыла и поставила сушить. Подошла, потрогала их ногой – высохли, и обулась, то есть, мне показалось, что обулась, а на самом деле мои ноги проходили сквозь язычки туфлей. Я никак не могла всунуть в них ноги, и мне стало не по себе. Борьба с туфлями напомнила мне ощущение, когда дядя чуть не сшиб меня, но словно прошёл сквозь.

Я оставила туфли в покое, босиком побежала к скоплению людей возле крыльца и, когда кто-то из них направился к дому, намеренно встала у него на пути. Это был брат. Мне стоило большого труда не свернуть и не отклониться, когда он приблизился вплотную, но я выдержала, и он прошёл через меня, ничего не заметив. Сам момент я не помню, было что-то вроде очень короткой вспышки сильного страха, примерно как в детстве, когда впервые делаешь кувырок на перекладине, и вот уже брат удаляется, а я смотрю ему в спину.

Ощущение было неприятным, и я не стала больше экспериментировать. Настроение вконец испортилось, навалилась тоска, и я потеряла ко всему интерес. В глубокой усталости я несколько минут просидела на земле, прислонившись к яблоне, потом сидеть стало тяжело, и я легла, закрыв глаза. Сквозь сон слышала голоса родственников – обсуждали меня, но я была равнодушна. Я начала стремительно забывать всё, моё сознание стало таять, и в полнейшем безразличии я встретила абсолютную темноту.

========== Рассказ 3 ==========

– А боль? У тебя был приступ сильной боли?

– Да, малыш, конечно. Но это уже в самом конце, когда я ничего не осознавала. Помню, что боль была, но само ощущение стёрлось из памяти. Между прочим, нехорошо старших называть на «ты».

– Извини…те. А я помню свою боль.

– Вот и расскажи всем. Ты самый маленький из нас – расскажи и беги гулять.

– Опять бегать и гулять? Нет, не тянет больше. В тот вечер я тоже убежал гулять. Наши соседи сверху всегда громко ругались, и тогда тоже кричали друг на друга. Наш дом большой, и квартиры тоже большие. И лестничные клетки большие. Вот мама и папа вышли на эту клетку, а было очень поздно, совсем темно, и я вышел. Не хотел спать, вот и пошёл за ними. Мы слышали крики соседки, и мама сказала: «Это что-то невообразимое, так никогда не было».

Папа хотел сходить к ним, но мама побоялась, и они с папой стали тихо разговаривать. Тут с улицы вернулась другая соседка, поздоровалась с моими родителями и спросила, не звонили ли они в больницу. Хотела, наверно, вызвать врача соседке сверху, которая кричала. Пока дверь была открыта, я проскочил на улицу. Не знаю, что мама с папой ей ответили. Знаю, удирать без спроса нельзя, я плохо сделал, но очень уж хотелось побегать. Я вышел на улицу и стал бегать по двору. Мне не было холодно, ну нисколечко, и это было так здорово. Оказывается, можно гулять по ночам и не мёрзнуть.

Двор ночью был больше, чем днём, и ничуть не тёмным. Под фонарями свет был жёлтый, а где их не было – голубоватый, как будто не ночь, а вечер. Я первый раз был на улице ночью. Домой совсем не хотел – бегал и по нашему двору, и по соседнему, и не мог набегаться. Ни чуточки не уставал! Даже в боку не кололо. По двору ходили люди, но на меня не смотрели. Мне понравилось, как листья блестят под фонарями: будто светятся! Наверно, мама и папа волновались за меня, но бегать ночью было так здорово. Хулиганов я не боялся, и вообще никого не боялся, даже мамы. Я играл, что я жеребёнок и убегаю от тигра.

А потом выглянул из-за домов на дорогу. Она была очень широкая и пустая. Машин не было совсем. Я выбежал на середину, немножко постоял посередине, и вдруг мне стало страшно. Захотелось домой. Я набегался, гулять надоело. Тогда я побежал к дому, но споткнулся и упал. Встал, побежал и снова споткнулся. Вставать каждый раз было трудней и трудней. С дороги я кое-как ушёл. Я даже во двор зашёл, но медленно. Наш дом во внутреннем ряду, и я никак не мог до него дойти. Только что бегал, как жеребёнок, а теперь спотыкался и падал. Я стал очень медленно ходить.

Во дворе вдруг стало темно. Я был совсем рядом от дома. В нашем окне горел свет, и я позвал маму, но она не ответила. Я испугался, что никогда больше не увижу маму и папу, и понял, что нельзя было так много бегать – я истратил все свои силы. Ноги заплетались, я падал и во всё горло звал маму, но меня не слышали. Наверно, они обиделись, что я убежал без спроса. Всё-таки я дополз до подъезда. Помню, как лежу под нашими окнами и кричу: «Мама, мама! Я тут, забери меня!» – но она не захотела выйти. Потому что я плохо себя вёл.

Потом вдруг мне стало больно, но не надолго, а потом всё прошло. После этого я уснул. А когда проснулся, вас всех увидел.

========== Рассказ 4 ==========

Скажите, когда я увижу маму и папу?

– Скоро.

– Почему они меня не ищут?

– Им некогда.

– Я очень скучаю по ним.

– Потерпи.

– Но они заберут меня домой?

– Да.

– И я снова буду жить в своей комнате?

– Конечно. А пока беги, поиграй!

– До свиданья!

– Зря вы его обманываете. Всё равно он узнает правду.

– Но чем позже, тем лучше. Кстати, какова правда?

– На той самой трассе он попал под колёса и несколько дней пролежал в коме, но не помнит об этом. Родители приходили в больницу по нескольку раз в день, и в тот вечер тоже собирались к нему. Они ещё ничего не знали.

– У всех это бывает по-разному. Я, например, запомнила больше.

– Вы такая молодая, мы почти ровесники. Я погиб на войне… Но сейчас ваша очередь рассказывать.

– Если с самого начала… Я подошла к окну и посмотрела с высоты второго этажа на гуляющих во дворе. Стоял тихий летний вечер, и комната была удивительно чистой и уютной, мне даже не хотелось уезжать. «А зачем тебе сегодня ехать? – спросила тётя. – Оставайся, примешь душ, отдохнёшь и завтра вернёшься».

Перспектива наконец-то выспаться, а также настоящий шампунь вместо хозяйственного мыла – всё это выглядело так заманчиво, что я согласилась отложить возвращение домой. Чистые половики, мягкий свет торшера и сложенный диван у стены создавали неповторимый уют, а густая листва за окном, пронизанная жёлтыми лучами заходящего солнца, и болтовня играющих детей усиливали это впечатление, так что, сидя в кресле с журналом, я чувствовала себя почти счастливой.

Единственное, что мне не нравилось – я совсем не помнила, как оказалась у тёти. Я не была у неё лет пять, и такой визит должен был сопровождаться долгими сборами, предварительными звонками и обязательными подарками, но я ничегошеньки не привезла ей, просто заехала на часок и даже не собиралась оставаться на ночь. Это было странно. Полистала журнал, но не смогла сосредоточиться на тексте, фотографии тоже расплывались перед глазами, и я списала это на усталость. Тогда встала у открытого окна, чтобы подышать вечерним воздухом. Тётя хлопотала на кухне, но я не пошла туда, чтобы расспросить её о причинах моего приезда, так как чувствовала себя утомлённой, да и выглядело бы это глупо: «Тётя, зачем я к тебе приехала?» – и я просто смотрела вниз.

Усталость охватила не только тело, но и ум: я словно лишилась части воспоминаний и не могла вспомнить даже номер собственного телефона. Со мной так уже бывало раньше при сильном утомлении, и я боролась с желанием улечься прямо сейчас на диване, поскольку в этом случае я бы заснула мёртвым сном, а мне ещё предстояло идти в душ. При мысли о воде меня кольнула необъяснимая тревога. Раньше я никогда не боялась воды, и это мне ещё сильнее не понравилось, но анализировать ситуацию сил не было. Я стояла, вдыхала запах липовой листвы и смотрела на детскую площадку. Более умиротворённого вечера не помню в своей жизни, и тем нелепее было внезапно возникшее желание встать на подоконник и шагнуть в пустоту. Или просто наклониться и упасть вниз.

Я не соображала, что делаю. Мной овладело чувство парения, и я встала на подоконник. Дети играли достаточно далеко, внизу пробегала собачка, и всё. Я никого не убью весом своего тела. На минуту замерла на карнизе, держась за раму, а потом меня начало затягивать вперёд, как бывает в реке, когда заходишь глубоко. Захватило дух, но страха не было – ни когда я выпала из окна, ни когда ударилась об асфальт.

Страх пришёл секунду спустя, когда я не почувствовала боли. Мелькнула абсурдная мысль: второй этаж – это не так уж и высоко, я могла не пораниться, и страх усилился. Даже при падении со стула человек неминуемо ощущает силу удара, а я не только ничего не почувствовала, но ещё и плавно отскочила от асфальта, как воздушный шарик, медленно проплыла несколько метров вдоль дороги, снова чуть заметно стукнулась об асфальт и проплыла ещё немного, прежде чем упасть окончательно.

Лететь над землёй было здорово, но оценить всю прелесть полёта мешала нарастающая тревога: как же это, что со мной случилось, ведь я не сплю! Уж в этом-то я была уверена – несмотря на ущербность восприятия, я знала, что это не сон. Оттолкнувшись, опять приподнялась на полметра в воздух. И вдруг меня обожгла ужасная догадка: я ничего не чувствую, потому что я… умерла! Упала и разбилась насмерть! Сейчас тётя выглянет из окна и увидит моё окровавленное тело. Она вызовет милицию, скорую, потом позвонит маме. Каково будет моим родителям узнать такое?

Я не знала причины своего поступка. Ведь всё было хорошо! Что, что толкнуло меня на столь безрассудный шаг? Я просто была в гостях, отдыхала в маленькой комнате, а завтра собиралась домой. Как можно было так глупо перечеркнуть свою жизнь?

Я наконец прекратила своё сюрреалистическое парение над землёй и с содроганием обернулась, ожидая увидеть жуткое зрелище, но тела своего не увидела. Мимо прошёл человек, и я его видела отчетливей некуда, а он меня не замечал. Посмотрела вверх, на то окно, из которого выбросилась, и с удивлением обнаружила, что оно закрыто, а на том самом месте, где минуту назад стояла я, находится цветок. И уж совсем ни в какие рамки не лезло то, что я увидела в следующий миг: по улице шла моя тётя. Я машинально бросилась к ней, но она не отреагировала, молча вошла в подъезд, и дверь с лязгом захлопнулась. Решительно никто не видел окровавленного тела, и я в том числе. Потому что его не было.

Между делом я отметила, что на тёте чёрная кружевная косынка, совершенно не подходящая к её цветастому платью. Я испытала резкое чувство обиды. Оно уже докучало мне сегодня, когда тётя ушла на кухню и оставила меня одну, но сейчас было острее. И одновременно с этим меня настигла новая волна страха: так где же на самом деле находится тётя? И почему меня никто не видит? Неужели я и вправду мертва?

Ситуация походила на сон, но, в отличие от сна, сейчас я не могла проснуться, чтобы вырваться из этого кошмара. Мир будто завис вокруг, и нечто держало меня как клещами, не давая уйти. Бросив прощальный взгляд на окна, которые когда-то были родными, я пересилила свою тоску и вышла за угол дома. Улица была как улица, шли люди, ехали машины, но мне уже не было места в этом мире.

Идти не могла, тяжело было даже стоять, и я повалилась на дорогу, мучительно пытаясь вспомнить, что же произошло такого, из-за чего я теперь лежу, наполовину погружённая в асфальт, а сквозь меня идут люди. Я всё ещё боялась назвать себя мёртвой – это порвало бы последнюю нить, связывающую меня с жизнью, хотя все сомнения уже отпали и я не строила иллюзий.

Нелепая мелочь открыла мне глаза. Дети, играя, брызгали друг друга водой из бутылки, и я, невзирая на слабость, с криком – никому не слышным криком! – шарахнулась прочь от водяных брызг и всё вспомнила. Это произошло не только что, а позавчера. Сегодня третий день, как я утонула. Вот и объяснение того, что я, не помня себя, оказалась здесь, а не дома или на кладбище.

Возможно, мой выбор связан с тем, что тётя взяла на память мою фотографию, и я каким-то образом проделала вместе с тётей обратный путь к её дому. Я поняла, что отныне всегда буду бояться воды – хотя какое теперь для меня может быть всегда? Сознание уже распадалось – отсюда слабость и провалы в памяти, и хорошим в этом процессе было только одно: вместе с другими чувствами уходил и страх, уступая место безразличию.

Безразличие – это последнее, что мы испытываем в жизни и после неё. Обида на тётю пропала без следа, и когда тётя снова прошла мимо – уже без чёрного платка – и направилась в магазин, чтобы купить продукты, в которых у меня больше нет нужды, я просто отметила это как факт: вот моя тётя. Я вижу её в последний раз. Сочувствие к родным, злость на того парня, что столкнул меня в водоворот – всё растаяло, как дым. Эмоций не было, потому что мне нечем было их испытывать.

Потом я ослепла. Ещё через некоторое время ушла усталость. Мне казалось, что я стала маленькой-маленькой, меньше горошины, и единственной крупицей восприятия оставался слух, хотя различить какой-либо смысл в потоке звуков я уже не могла. Мне не было плохо, мне было «никак». «Меня больше нет» – вот последний всплеск сознания, последняя вспышка мысли в том, что от меня осталось. Потом исчез слух, и с ним исчезло всё.

========== Рассказ 5 ==========

– Что, боли не было?

– Была, разумеется, но раньше. В тот момент, когда я утонула. В мои лёгкие хлынула вода, и это было адски больно, и потом была ещё другая боль, разом во всём теле, после которой я потеряла сознание и снова начала воспринимать мир только на третий день, в тётиной квартире. Вообще я считаю, что смерть через утопление самая страшная, это чудовищное состояние, когда не можешь дышать, лучше быть застреленным.

– Ау! Есть среди нас застреленные? Отзовитесь!

– Молодой человек, вы, кажется, были на войне…

– Что, моя очередь рассказывать? Хорошо. Только без подробностей агонии, это никому не интересно. Одно скажу: не верьте, когда в кино показывают, как смертельно раненный герой торжественно говорит несколько прощальных фраз и через пять секунд спокойно умирает. Так бывает только в кино. В жизни, если тебя не убили наповал, а смертельно ранили, ты будешь умирать долго, иногда несколько часов, и далеко не спокойно. Я умирал сутки. Мне всегда больше нравились американские фильмы – там раненый боец честно просит: пристрелите меня.

Меня пристрелить было некому. Мои товарищи погибли. Я лежал на дне окопа среди мёртвых тел. Кто сам испытал агонию – тот знает, а кто не испытал – тому рассказывать бесполезно, всё равно не передашь правды. Поэтому сразу перейду к главному. Резко прекратилась боль – это первое, что я почувствовал. Почему-то у меня не было сомнений, что я умер. Не было ни огорчения оттого, что это случилось в восемнадцать лет, почти сразу после дня рождения, ни страха – только облегчение. Я отдыхал от боли. Смотреть на это, когда-то моё, скорчившееся тело было неприятно, и я вылез из окопа.

Никогда я не чувствовал себя так легко и свободно, и мелькнула кощунственная мысль: ради этого стоило умереть! Самым сильным впечатлением было это чувство свободы и силы, не знаю, как его описать. Словно во всём теле играет музыка, хочется прыгать, бежать куда-то сломя голову… Но оно было недолгим.

Сначала я поднялся на немыслимую прежде высоту – метров на двадцать, но видел на земле каждый камешек. Был закат солнца, и редкие облака окрасились в тёмно-розовый цвет. Сбылась детская мечта – взлететь в небеса. Мне хотелось полетать немного, но я откуда-то знал, что мой запас энергии ограничен, и нельзя тратить её безрассудно. Вспомнил о своих родных – когда-то ещё до них дойдёт печальная весть?

Стоило об этом подумать, как я сразу же оказался в доме родителей, и эйфорию сменила чёрная тоска. Всё было как обычно, мама с папой смотрели вечерние новости, сестра болтала с подружкой по телефону, и моего присутствия никто не замечал. Наверно, каждый умерший сталкивается с чувством отчуждения, когда оказывается дома, и это чувство едва ли не тяжелее осознания того, что тебя больше нет. Я бродил из комнаты в комнату, но самые близкие люди меня не видели.

Я видел свои вещи, но не мог ими пользоваться. Моя кружка стояла на столе, но я не мог её взять: пальцы проходили сквозь. Ощущение было такое, что это моя рука твёрдая, а кружка, наоборот, рыхлая и… прозрачная, что ли, не знаю, как выразиться. Меня ещё не настиг шок от произошедшего, пока я был всецело занят обидой на родных, игнорирующих меня. Никто в мире не способен объяснить умершему человеку, что родные не виноваты – он всё равно будет обижаться. Если бы они могли меня услышать, я бы гневно высказал им всё, что думаю.

Мне казалось, что я вернулся в детство, когда приносил из школы двойку и родители объявляли бойкот, намеренно не замечая меня по нескольку дней. То были жуткие дни! Вечером мама не зайдёт в твою комнату сказать «спокойной ночи», папа не ответит на вопрос, где находится Индия, сестра на все попытки заговорить с ней будет только показывать язык…

Всё в доме осталось так, как было три дня назад, когда меня забрали в армию. То есть, почти так – один предмет здесь был новый. В моей спальне, у стены, между письменным столом и койкой, до сих пор не застланной в суматохе, появилась маленькая детская кроватка, от которой исходил слабый зеленоватый свет. Я наклонился над ней, не веря своим глазам. В кроватке мирно спал, приоткрыв ротик, мой младший брат, десять лет назад умерший во младенчестве.

Я чувствовал, что время моё истекает. Пока были силы, я хотел посетить ещё одно место. Усилием воли, которое я только начал осваивать в своем новом состоянии и которое мне суждено было вскоре потерять, я оказался в квартире моей девушки. Здесь меня ждало новое потрясение: она весело проводила время в компании другого мужчины, значительно старше меня. Я был взбешён, я колотил руками по столу, по стенам, я пытался опрокидывать мебель и оглушительно, как мне казалось, кричал в адрес девушки ужасные слова.

Я хотел ударить незнакомца, но не мог сдвинуть даже пушинку. Мои крики были беззвучны. Я стоял между ними и видел, как мужчина достаёт из портмоне несколько крупных купюр и вальяжным жестом даёт их моей девушке, а она жадно и торопливо прячет их в сумочку. Меня покоробило. Эту сумочку мы покупали вместе, я хотел сделать ей подарок, но не знал, что выбрать, и повёл её в магазин.

Внезапно накатила тьма. Я ощутил невесомость, и все житейские тревоги померкли перед тем, что меня ожидало. Горечь от предательства девушки и тоска по родным растаяли в одно мгновение, уступив место страху. Отовсюду раздавался нарастающий гул, и меня понесло с бешеной скоростью в абсолютной темноте прямо вверх. Ветер бил в лицо. Страх мой достиг наивысшей точки, ненадолго я увидел звёзды – близкие и огромные, а внизу – крохотную Землю, и меня снова пронзила боль.

Я испытал чувство падения с огромной высоты и с ужасом ждал удара, забыв, что у меня больше нет тела. Падая, терял одно за другим свои чувства, мысли и всё то, что когда-то составляло мою личность. Ясно запомнилось абсурдное ощущение, что от меня ничего не осталось, и я перестал существовать.

========== Рассказ 6 ==========

– Юноша, ваш рассказ потряс меня до глубины души. Мне всегда казалось, что это жестоко – отправлять мальчиков на войну, едва им исполнится восемнадцать.

– Согласен, мадам, я тоже никогда не одобрял эту традицию. Вы ещё не готовы продолжить свою захватывающую историю? Мы все хотим знать, что было дальше. Помнится, вы держали в руках то икону, то восковые… свечи, и ваши пальцы не проходили сквозь предметы, как у молодого человека.

– Простите, что вмешиваюсь, но у каждого начальные ощущения индивидуальны. Мне вот, например, казалось, что мои пальцы угодили во что-то вязкое, когда я попыталась потрогать своё последнее ложе. Это игры восприятия, или галлюцинации. Они быстро проходят.

– Согласна с девушкой. У меня пока нет желания продолжать свой рассказ. Юноша, меня возмутила подлость вашей подруги! Лучше бы вы этого не видели.

– Не торопитесь обвинять его подругу, не факт, что она виновата.

– Ничего себе! Жениха только что в армию забрали, а она с другим! Да ещё за деньги! Это вы называете «не виновата»? Да она ему отравила последние минуты!

– Я хотела сказать, не факт, что она действительно с кем-то встречалась в тот вечер. Это могла быть галлюцинация.

– Но молодой человек не принимал наркотики.

– Смерть… Простите, это состояние само по себе способно вызвать сильнейшие видения. Видение давно умершего младенца в кроватке это доказывает. Девушка, утонувшая в водовороте, видела свою тётю дважды, и первое видение было галлюцинацией. До сих пор выступали только неверующие люди, но послушали бы вы человека религиозного! Будут сплошные ангелы.

– А у вас у самой были галлюцинации?

– Да, и очень сильные. Правда, мне кололи обезболивающее лошадиными дозами.

– Вот как? Расскажите, мы послушаем.

– Началось с чего-то вроде сна… В общем, я видела этого человека только в раннем детстве и знала в основном по фотографиям в семейном альбоме. Сейчас он выглядел гораздо старше, но я узнала его, подошла и поздоровалась. Он вежливо заговорил со мной о погоде, но я не поддержала беседы, сказав, что у меня к нему поручение.