Текст книги "Сын (ЛП)"

Автор книги: Вероника Рот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Номер в серии 0, 3. Больше о Четыре! Фанаты серии Дивергент Вероники Рот будут увлечены «Сыном», третьим из рассказов, изложенных героем. Каждая из четырех историй показывает мир Дивергента глазами таинственного, но харизматичного Тобиаса Итона, разоблачая до этого неведомые грани его личности, предысторию и отношения. Перевод группы: vk.com/divergent_club

Сын.

Рассказ к “Дивергенту”.

Маленькая квартирка пуста, на полу еще виднеются следы от взмахов метлы. У меня нет ничего, чем можно заполнить это пространство, кроме одежды Отречения, лежащей на дне сумки. Я бросаю её на голый матрас и проверяю прикроватные ящики для белья.

Удача Бесстрашия была добра ко мне, потому что я занял первое место, и потому что, в отличие от моих общительных приятелей-посвященных , я хотел жить один. Другие, как Зик и Шона , выросли в окружении беcстрашных , и для них тишина и спокойствие жизни в одиночестве были бы невыносимы.

Я быстро стелю кровать, туго натягивая простыню так, что почти видны углы. Простынь местами изношена – я не уверен, от моли или от прежнего использования. Синее стеганое одеяло пахнет кедром и пылью. Я открываю рюкзак со своими скромными пожитками и достаю рубашку из Отречения – разорванную там, где я отрывал материю, чтобы перевязать рану на руке. Она выглядит маленькой – сомневаюсь, что смог бы влезть в нее, если бы попытался надеть, но я не пытаюсь, а просто складываю её и убираю в ящик.

Я слышу стук.

Входите, – говорю я, думая, что это Зик или Шона. Но в комнату, скрестив руки на груди, входит Макс, высокий темнокожий мужчина с синяками на костяшках пальцев. Он быстро осматривает комнату и кривит губы в отвращении, увидев серые брюки на кровати. Его реакция немного удивляет меня. В этом городе не так уж много людей, которые выбрали бы Отречение своей фракцией, но не так уж много и тех, кто ненавидит ее. Видимо, я нашел одного из них.

Я замираю, не зная что сказать. В моей комнате лидер фракции, в конце концов.

Привет, – говорю я.

Прости за беспокойство, – говорит он. – Я удивлён, что ты не пожелал поселиться с другими новобранцами. Ты ведь подружился с кем-нибудь, не так ли?

Да, – говорю я. – Просто так мне привычнее.

Полагаю, тебе нужно некоторое время, чтобы забыть свою старую фракцию. – Макс проводит пальцем по кухонной стойке, смотрит на собранную пыль и вытирает руку о штаны. Он бросает на меня неодобрительный взгляд, призывающий отказаться от старой фракции как можно быстрее. Если бы я всё еще был инициируемым, мне следовало бы беспокоиться об этом, но теперь я бесстрашный, и он не может отнять это у меня, даже если я похож на Стиффа.

Или может?

После обеда вы будете выбирать работу, – говорит Макс. – Есть что-то на уме?

Думаю, это зависит от того, что вы можете предложить, – отвечаю я. – Я бы хотел заняться чем-нибудь, связанным с преподаванием. Вроде того, что делал Амар.

Я думаю, что новобранец, занявший первое место, может заняться чем-то получше , чем быть “инструктором новобранцев”, правда? – Брови Макса приподнимаются, и я замечаю, что одна из менее подвижна, чем другая – её пересекает шрам. – Я пришел потому, что появилась возможность.

Он выдвигает стул из-под маленького столика рядом с кухонной тумбой, разворачивает его и садится верхом. Его черные ботинки заляпаны светло-коричневой грязью, а концы шнурков истреплены. Он, возможно, самый старый бесстрашный, которого я видел, и он, должно быть, сделан из стали.

Честно говоря, один из членов-лидеров Бесстрашия становится слишком старым для этой работы, – говорит Макс. Я сижу на краю кровати. – Оставшиеся четверо думают, что было бы неплохо влить немного свежей крови в руководство. Новые идеи для новых бесстрашных и особенно для инициации. Это задание в любом случае дают самому молодому лидеру, так что все отлично складывается. Мы думали над тем, чтобы перейти от недавних уроков инициации к тренировочной программе, чтобы понять, все ли кандидаты хороши. Ты – закономерный выбор.

Внезапно я чувствую себя так, словно моя кожа мне мала. Он и правда думает, что я могу быть выбран лидером Бесстрашных в свои 16 лет?

Тренировочная программа будет длиться как минимум год, – говорит Макс. – Она будет жесткой, и проверит твои навыки в разных областях. Мы оба знаем, что ты отлично справишься в части пейзажей страха.

Я киваю, не раздумывая. Должно быть, он не против моей самоуверенности, потому что на его губы трогает легкая улыбка.

Тебе не нужно будет идти сегодня на встречу по выбору профессии, – продолжает Макс. – Обучение начнется очень скоро – собственно, завтра утром.

Подождите, – говорю я. Сквозь неразбериху в моей голове внезапно пробивается мысль. – У меня нет выбора?

Конечно, у тебя есть выбор. – Он выглядит озадаченным. – Я просто подумал, что кто-то вроде тебя хотел бы учиться, чтобы стать лидером, а не стоять целыми днями у стены с ружьем на плече, или учить новобранцев хорошим боевым приемам. Но если я ошибаюсь…

Я не знаю, почему сомневаюсь. Я не хочу проводить дни, охраняя стену, или патрулируя город, или же меряя шагами пол тренировочного зала. Я умею драться, но это не значит, что я хочу заниматься этим дни напролет, каждый день. Возможность принести пользу в Бесстрашии затрагивает часть меня из Отречения, ту часть, которая еще живет во мне и время от времени напоминает о себе.

Думаю, что мне просто не нравится, когда у меня нет выбора.

Я качаю головой.

Нет, вы не ошиблись. – Я откашливаюсь и стараюсь говорить увереннее, решительнее. – Я хочу заниматься этим. Благодарю вас.

Превосходно. – Макс поднимается и лениво хрустит костяшками, словно это старая привычка. Он протягивает мне руку для рукопожатия, и я ее пожимаю, хотя этот жест все еще мне непривычен – отреченнный никогда не стал бы дотрагиваться до другого просто так.

Он уходит, и частицы сухой земли отлетают с подошв его ботинок. Я сметаю их метлой, которая стоит у стены рядом с дверью. И только когда я закатываю стул обратно под стол, я понимаю: если я стану командиром бесстрашных , представителем фракции, мне снова придется встретиться с моим отцом лицом к лицу. И не один раз, а постоянно, до тех пор, пока он снова не исчезнет во мраке Отречения.

Мои пальцы цепенеют. Я столько раз встречался со своими страхами в симуляциях ,но это не значит, что я готов встретиться с ними в реальности.

Чувак , ты все пропустил! – Глаза Зика широко открыты, он встревожен. – Единственные должности, которые оставались, это грязная работа вроде мытья туалетов. Где ты был?

Все в порядке, – отвечаю я, неся поднос к нашему столу у двери. Шона сидит там со своей младшей сестрой Линн и ее подругой Марлен. Сначала, когда я увидел их, я хотел было развернуться и немедленно уйти, – Марлен, по моему мнению, слишком весела даже для хорошего дня, – но Зик уже меня заметил, поэтому было поздно. Позади нас шел Юрайя , стараясь удержать поднос, на котором было значительно больше еды, чем он мог бы съесть.

Я ничего не пропустил – ранее ко мне зашел Макс.

Пока мы садимся за стол под одной из ярко-синих ламп, свисающих со стен, я рассказываю им о предложении Макса, стараясь, чтобы это не звучало слишком впечатляюще. Я только-только нашел друзей, и мне не хотелось бы порождать соперничество между нами безо всяких причин. Когда я заканчиваю, Шона подпирает одной рукой голову и говорит, обращаясь к Зику :

Кажется, нам нужно было лучше стараться во время инициации, ага?

Или убить его до того, как он прошел финальный тест.

Или всё вместе. – Шона широко улыбается мне. – Мои поздравления, Четыре. Ты это заслужил.

Я чувствую на себе их взгляды, будто это отчетливые, мощные тепловые лучи, и тороплюсь сменить тему.

А что выбрали вы?

Комнату наблюдения, – говорит Зик. – Моя мама раньше там работала и уже научила меня большинству из того, что нужно знать.

Я занимаюсь чем-то вроде отслеживания маршрута лидеров, – говорит Шона. – Не самое захватывающее занятие, но, по крайней мере , я буду выбираться наружу.

Ага, послушаем, что ты скажешь об этом в конце зимы, когда будешь с трудом пробираться сквозь фут снега и льда, – неприятным тоном говорит Линн. Она тыкает вилкой в груду картофельного пюре. – Лучше бы мне хорошо пройти инициацию. Я не хочу застрять у стены.

Разве мы это не обсуждали? – говорит Юрайя. – Не произноси слово “я” по меньшей мере недели за две, прежде чем это произойдет. Меня от этого тошнит.

Я смотрю на гору еду на его подносе.

А от такого объедания нет?

Он переводит на меня взгляд и склоняется над подносом, продолжая есть. Я запихиваю в себя еду – у меня нет аппетита с самого утра, я слишком обеспокоен завтрашним днем, чтобы набивать желудок.

Зик замечает кого-то в кафетерии.

Я сейчас вернусь.

Шона наблюдает за тем, как он пересекает комнату, чтобы поздороваться с несколькими молодыми членами Бесстрашия. Они не выглядят намного старше, но я не вижу среди них тех, кто проходил инициацию, значит, они должны быть старше на год или два. Зик что-то говорит группе, состоящей в основном из девушек, что заставляет их рассмеяться, он тыкает одну из девушек по ребрам, и та взвизгивает. Рядом со мной Шона хмурится и промахивается вилкой мимо рта, испачкав всю щеку соусом от цыпленка. Линн фыркает в тарелку, и слышно, как Марлен пинает ее под столом.

Итак, – громко произносит Марлен, – ты знаешь кого-то еще, кто будет проходить это командирское обучение, Четыре?

Если подумать, я также не видела там сегодня Эрика, – говорит Шона. – Я надеялась, что он оступился и свалился в пропасть, но …

Я засовываю кусок еды в рот и стараюсь об этом не думать. В этом свете мои руки выглядят синими, словно у мертвеца. Я не говорил с Эриком с тех пор, как обвинил его в том, что он косвенно виноват в смерти Амара – кто-то сообщил Джанин Мэтьюс , лидеру Эрудиции, что Амар осознавал себя в симуляции; и, как бывший эрудит, Эрик – наиболее вероятный подозреваемый. И я еще не решил, что мне делать в следующий раз, когда мне придется с ним говорить. То, что я его побью еще раз, не будет доказательством, что он предатель фракции. Мне нужно будет найти способ обличить его недавнюю деятельность с Эрудицией и передать информацию одному из лидеров Бесстрашия, – вероятно, Максу, потому что я знаю его лучше остальных.

Зик возвращается обратно к столу и плавно садится на свое место.

Четыре. Что ты делаешь завтра вечером, Четыре?

Не знаю, – отвечаю я. – Ничего?

Уже нет, – заявляет он. – Ты идешь со мной на свидание.

Я давлюсь картофельным пюре.

Что?

Ммм , не хочется говорить тебе об этом, дружище, – вставляет слово Юрайя , – но на свидания ты должен ходить один, а не тащить с собой друга.

Вообще, это двойное свидание, – отвечает Зик. – Я пригласил Марию, а она попросила найти пару её подруге Николь, и я сказал, что ты мог бы быть в этом заинтересован.

Которая из них Николь? – спрашивает Линн , вытягивая шею, чтобы рассмотреть группу девушек.

Рыжеволосая, – говорит Зик. – Итак, в восемь часов. Ты с нами, и это не обсуждается.

Я не… – говорю я. Я смотрю на рыжеволосую девушку на другом конце комнаты. У нее светлая кожа, огромные черные глаза, на ней плотно прилегающая футболка, подчеркивающая изгибы талии и … другие части, на которые мой внутренний отреченный просит меня не обращать внимания. Но я все же обращаю.

Я никогда не был на свидании, все из-за строгих ритуалов ухаживания, принятых в моей бывшей фракции, включавших участие в совместной работе и, может быть – только может быть – ужин с другими членами семьи и помощи в уборке после ужина. Я даже никогда не думал о том, хочу ли я пойти с кем-нибудь на свидание, настолько это было невозможным.

Зик , я никогда …

Юрайя хмурится и сильно тыкает пальцем в мою руку. Я отталкиваю его руку.

Чего?

О, ничего, – радостно отвечает Юрайя. – Ты говорил совсем как Сухарь, не как обычно, и я подумал, что мне надо проверить…

Марлен смеется.

Ага, так и есть.

Мы с Зиком обмениваемся взглядами. Мы ни разу напрямую не обсуждали, что не нужно рассказывать, из какой я фракции, но, насколько мне известно, он ни разу никому об этом не упоминал. Юрайя знает, но, несмотря на свой длинный язык, он, похоже, понимает, когда нужно придержать информацию. Кроме того, я не знаю, почему Марлен еще этого не выяснила, возможно, она не очень наблюдательна.

Это неважно, Четыре, – говорит Зик. Он проглатывает последний кусок еды. – Мы пойдем, ты будешь разговаривать с ней, как с обычным человеком – которым она и является, может быть, она позволит тебе – выдохни – взять ее за руку…

Шона внезапно поднимается, и ее стул скрежещет по каменному полу. Она заправляет волосы за ухо и, опустив голову, уходит, чтобы вернуть поднос. Линн рассерженно смотрит на Зика , хотя выражение ее лица не сильно отличается от ее обычного вида, и идет за сестрой через кафетерий.

Ну хорошо, тебе не нужно ни с кем держаться за руки, – продолжает Зик , словно ничего не произошло. – Просто приходи, хорошо? Я буду у тебя в долгу.

Я смотрю на Николь. Она сидит за столом недалеко от места, куда возвращают подносы, и снова смеётся над чьей-то шуткой. Может быть, Зик прав, может быть, это неважно, и, может быть, это еще один способ забыть мое прошлое в Отречении и вступить на путь моего будущего в Бесстрашии. И к тому же, она милая.

Хорошо, – соглашаюсь я. – Я приду. Но если ты отпустишь шуточку про то, что можно держаться за руки, я разобью тебе нос.

Когда ночью я возвращаюсь в комнату, там все еще пахнет пылью и немного плесенью. Я включаю одну из ламп, и отблеск света отражается от чего-то на поверхности стола. Я провожу по нему рукой, небольшой кусок стекла вонзается мне в палец и прокалывает до крови. Я зажимаю его кончиками пальцев и несу в сторону мусорного ведра, куда я положил утром сумку. Но теперь сумка, которая лежит на дне корзины, покрыта осколками разбитого стеклянного стакана.

Ни одним из стаканов я еще не пользовался.

По спине пробегает холодок, и я осматриваю квартиру в поисках следов проникновения. Простыни не смяты, ящики не выдвинуты, и не похоже, чтобы кто-то двигал кресла. Но я бы помнил, что разбил стакан этим утром.

Так кто же был в моей квартире?

Не знаю, почему, но первое, что находят мои руки, когда утром я ковыляю в ванную, – машинку для стрижки волос, которую я купил вчера на деньги, что получил в Бесстрашии. И, пока я продолжаю моргать, пытаясь проснуться, я включаю ее и касаюсь ею головы так, как я всегда это делал с тех пор как подрос, отгибаю уши вперед, чтобы не поранить их лезвиями; я знаю, как извернуться и подняться, чтобы было видно большую часть затылка. Этот ритуал успокаивает нервы, заставляет меня сосредоточиться и подготовиться. Я стряхиваю отрезанные волосы с шеи и плеч и сметаю их в корзину.

Это – утро Отречения. Быстро принять душ, съесть незамысловатый завтрак, убрать дом. За исключением того, что я ношу черный цвет Бесстрашия, сапоги, брюки, футболку и куртку. Я избегаю смотреться в зеркало, когда выхожу, и стискиваю зубы, понимая, насколько глубоко во мне эти привычки Сухаря, и насколько тяжело будет изгнать их из сознания, потому что они повсюду. Я покинул это место страха и пренебрежения, и поэтому освоиться мне будет сложнее, чем кому-либо, сложнее, чем если бы я выбрал Бесстрашие по верным причинам.

Я быстро двигаюсь по направлению к Яме, которую видно сквозь арку на полпути к стене. Я держусь подальше от края тропы, хотя дети-бесстрашные иногда бегут по самому краю, и я, наверное, должен быть храбрее, чем они. Я не уверен, что храбрость – это то, что ты обретаешь с возрастом, как свободу – но, возможно, здесь, в Бесстрашии, храбрость ценится превыше свободы, как подтверждение того, что жить должно и нужно без страха.

Я впервые ловлю себя на мысли, что думаю о жизни в Бесстрашии, и я продолжаю размышлять, поднимаясь по дорожке к Яме. Я достигаю лестничного пролета, который подвешен под стеклянным потолком, и продолжаю смотреть вверх, чтобы не видеть пространства, открывающегося подо мной и не начать паниковать. Тем не менее, к тому времени, как я добираюсь до верха, мое сердце сильно колотится; я чувствую сердцебиение в горле. Макс сказал, что его офис на десятом этаже, поэтому я еду на лифте с группой бесстрашных, направляющихся на работу. Не похоже, что они знакомы друг с другом – для них неважно помнить имена, лица, потребности и желания, возможно, они держатся за друзей и семьи, образуя могущественные, но разрозненные группы внутри фракции. Как та, что я создаю себе.

Когда я достигаю десятого этажа, я не уверен, что знаю, куда мне идти, но потом замечаю, как кто-то темноволосый заворачивает за угол напротив меня. Эрик. Я следую за ним, частично потому, что он, вероятно, знает, куда идет, но еще и потому, что хочу знать, что он делает, даже если он идет не туда, куда нужно мне. Но когда я поворачиваю за угол, я вижу Макса, стоящего к комнате для собраний со стеклянными стенами, окруженного молодыми бесстрашными. Самому старшему около двадцати, самому младшему вряд ли намного больше чем мне. Макс видит меня сквозь стекло и жестом приглашает зайти внутрь. Эрик садится рядом с ним. “Подхалим “, – думаю я, но сажусь с другой стороны стола, между девушкой с серьгой в носу и парнем с такими ярко-зелеными волосами, что я не могу смотреть прямо на него. В сравнении с ним я чувствую себя слишком обыкновенным – во время обучения я сделал тату с огнем Бесстрашия на спине, но они не выставлены напоказ.

Кажется, все уже на месте, поэтому давайте начнем. – Макс закрывает дверь в комнату и становится перед нами. Он выглядит настолько странно в этом обычном месте, как будто он находится здесь скорее для того, чтобы разбить все стекла и устроить беспорядок, чем провести собрание.

Вы здесь прежде всего потому, что показали свой потенциал, но еще и по той причине, что продемонстрировали энтузиазм к нашей фракции и её будущему.

Я не знаю, каким образом я это сделал.

Наш город меняется быстрее, чем раньше, и для того, чтобы не отставать, мы тоже должны меняться. Нам нужно стать сильнее, храбрее, лучше, чем мы есть сейчас. Среди вас есть люди, которые могут привести нас к этому, но мы должны выяснить, кто они. В течение нескольких следующих месяцев мы будем комбинировать обучение и тестирование навыков, чтобы научить вас тому, что вам будет необходимо знать, если вы пройдете программу обучения, но также и для того, чтобы понять, насколько быстро вы учитесь. – Это звучит скорее как слова эрудита, чем бесстрашного. Странно.

Первое, что вам нужно сделать, – заполнить этот информационный листок, – говорит он, и я практически смеюсь. В этом есть что-то нелепое: жесткий и закаленный воин Бесстрашия рядом с кипой бумаг, которые он называет “информационными листками”; но, разумеется, отдельные вещи должны быть обычными, потому что так гораздо эффективнее. Он пускает эту кипу вокруг стола вместе со связкой ручек.

Это нужно для того, чтобы мы больше узнали о вас и чтобы у нас был стартовый уровень, с которым можно бы было сравнить ваш прогресс. Поэтому в ваших интересах быть честными и не говорить о себе лучше, чем вы есть на самом деле.

Я колеблюсь, уставившись на листок бумаги. Я заполняю свое имя – ответ на первый вопрос – и возраст в ответ на второй. В третьем спрашивается о моей фракции по рождению, а в четвертом про количество моих страхов. Пятый вопрос о том, что это за страхи.

Я не уверен, как именно их описать. С первыми двумя просто: высота и страх заточения, но как быть со следующим? И что я должен написать о своем отце, что я боюсь Макуса Итона? В конечном счете, торопливо пишу, что мой третий страх потеря контроля, а четвертый – физическая угроза в замкнутом пространстве, зная, что все это далеко от правды.

Но следующие несколько вопросов странные и смущающие. Это специфически сформулированные утверждения, с которыми я должен согласиться или нет. “Нет ничего страшного в воровстве, если это нужно, чтобы кому-то помочь”. Ну, это достаточно просто – я согласен. “Некоторые люди более достойны награды, чем другие”. Может быть. Это зависит он награды. “Сила должна быть только у тех, кто её заслуживает”. “Сложные обстоятельства воспитывают сильных людей”. “Ты не знаешь, насколько на самом деле силен человек, пока его не испытаешь”.

Я бросаю взгляд вокруг стола на остальных. Кто-то кажется озадаченным, но ни один не выглядит так, как чувствую себя я – встревоженный, почти боящийся обвести кружком ответ под утверждением.

Я не знаю, что делать, поэтому обвожу “согласен” под каждым ответом и сдаю свой листок вместе с остальными.

Зик и девушка, которую он пригласил на свидание, Мария, стоят, прижавшись к стене прохода рядом с Ямой. Отсюда я вижу их силуэты. Выглядит, как будто они все еще прижаты друг к другу, как и пять минут назад, когда они впервые пришли туда, все время хихикая, как идиоты. Я скрещиваю руки и оборачиваюсь к Николь.

Итак, – говорю я.

Итак, – повторяет она, покачиваясь с носков на пятки и обратно. – Немного неловко, да?

Ага, – с облегчением соглашаюсь я. – Так и есть.

Давно вы с Зиком дружите? – говорит она. – Я нечасто видела тебя рядом с ним.

Несколько недель, – говорю я. – Мы познакомились во время инициации.

О, – отвечает она. – Так ты переходник?

Эм… – Я не хочу признавать, что я перешел из Отречения, частично потому, что если я признаю это, люди начнут думать, что я враждебно настроен и частично потому, что мне не нравится болтать о моих родителях, когда я могу этого избежать. Я решаюсь солгать.

Нет, просто… думаю, я сторонился людей.

О, – она слегка прищуривается. – У тебя, должно быть, отлично получалось.

Одна из моих отличительных черт, – говорю я. – А давно дружите вы с Марией?

С детства. Она могла бы споткнуться и упасть, а приземлиться на свидании с кем-нибудь, – говорит Николь. – Не у всех есть такой талант.

Да, – киваю я. – Зику пришлось подтолкнуть меня к этому.

Серьезно? – Николь поднимает бровь. – Он хотя бы сказал, что тебя ждет? – Она указывает на себя.

Хм, да, – отвечаю я. – Я не был уверен, в моем ли ты вкусе, но подумал, что, может быть…

Не в твоем вкусе, – холодно и резко произносит она. Я стараюсь пойти на попятную.

Я имею в виду, что не думаю, что это так уж важно, – говорю я. – Личность гораздо важнее, чем…

Чем моя неудовлетворительная внешность? – Она поднимает обе брови.

Я не это хотел сказать, – выдавливаю я из себя. – Я просто ужасен во всех этих вещах.

Да, – произносит она. – Так и есть.

Она хватает маленькую черную сумку, лежавшую у ее ног, и засовывает под руку.

Скажешь Марии, что мне нужно было уйти пораньше.

Она шагает прочь от перил и исчезает в одном из проходов рядом с Ямой. Я вздыхаю и снова смотрю на Зика и Марию. Судя по неясным движениям, которые я в состоянии различить, я могу сказать что они даже не собирались останавливаться. Я барабаню пальцами по перилам. Сейчас, когда наше двойное свидание превратилось в неловкое свидание на троих, будет правильно, если я уйду.

Я замечаю Шону , выходящую из кафетерия, и машу ей.

Разве не сегодня ваше грандиозное ночное свидание с Иезекиилем ? – интересуется она.

Иезекииль , – произношу я, морщась. – Я и забыл, что это его полное имя. Девушка, с которой у меня было свидание, только что стремительно скрылась.– Молодец, – говорит она со смехом. – Сколько оно длилось, минут десять?

Пять, – отвечаю я и тоже смеюсь. – Очевидно, я нечувствительный.

Нет, – произносит она с притворным удивлением. – Ты? Ты же такой чувствительный и милый!

Забавно, – говорю я. – Где Линн ?

Она начала спорить с Гектором. Нашим младшим братом, – сообщает она. – Я слушаю как они спорят уже, ох, всю жизнь! Поэтому я и ушла. Я думала пойти в спортзал потренироваться. Не хочешь со мной?

Да, – говорю я. – Идем.

Мы направляемся к спортзалу, но тут я понимаю, что для того, чтобы туда попасть, нам придется пройти по тому же коридору, в котором сейчас находятся Зик и Мария. Я пытаюсь удержать Шону за руку, но опаздываю – она видит их прижатые друг к другу тела, её глаза широко открыты. На мгновение она замирает, и я слышу звуки поцелуев, которые предпочел бы не слышать. Потом она снова начинает спускаться по коридору, двигаясь так быстро, что мне приходиться бежать вприпрыжку, чтобы догнать ее.

Шона…

Спортзал, – повторяет она.

Когда мы туда приходим, она сразу начинает с груши, и я прежде не видел, чтобы она била с такой силой.

Это может показаться странным, но важно, чтобы бесстрашные высшего уровня понимали, как работают некоторые программы, – говорит Макс. – Программа слежения в диспетчерской одна из таких – лидеру Бесстрашия придется временами наблюдать за тем, что происходит внутри фракции. Далее, программы симуляции, которые вы должны понимать, чтобы учить новичков-бесстрашных. А также программа отслеживания денежного оборота, которая позволяет, среди прочего, спокойно существовать торговле внутри фракции. Некоторые программы достаточно замысловаты, что подразумевает, что вам придется быстро освоить компьютерные навыки, если у вас еще их нет. Вот чем мы займемся сегодня.

Он указывает на женщину, которая стоит за его левым плечом. Я знаком с ней по игре в “Слабо”.

Она молода, с пурпурными прядями в коротких волосах и таким количеством пирсинга , которое я не смогу сосчитать.

Лорен научит вас основам, а затем проведет тестирование, – говорит Макс. – Лорен – одна из обучающих инструкторов, но в свободное время она работает в качестве компьютерного техника в штабе Бесстрашия. Это ее наследие от Эрудиции, но мы не обращаем на это внимания ради удобства.

Макс ей подмигивает, и она широко улыбается.

Начинайте, – говорит он. – Я вернусь через час.

Макс уходит, и Лорен хлопает в ладоши.

Итак, – говорит она. – Сегодня мы поговорим о том, как работает программирование. Те, кто уже имеет представление об этом, могут пропускать объяснения мимо ушей. Остальным советую оставаться внимательными, я не буду повторяться. Изучение этих вещей похоже на изучение языка – недостаточно только запомнить слова; необходимо понимать правила и то, как и почему они работают.

В более младшем возрасте я работал в качестве добровольца в компьютерных лабораториях на верхних этажах здания, чтобы отработать часы, назначенные мне фракцией, а также чтобы выбраться из дома, и тогда я научился разбирать компьютер и собирать его обратно. Но этому я не учился никогда. Следующие несколько часов проходят в пелене технических терминов, которые я с трудом запоминаю. Я пытаюсь делать краткие записи на клочке бумаги, который нашел на полу, но она продвигается так быстро, что мои руки не поспевают за тем, что я слышу, и через несколько минут я отказываюсь от попыток и просто пытаюсь внимательно слушать. Она показывает примеры того, о чем говорит, на экране в передней части комнаты, и очень сложно не отвлекаться на вид из окна позади нее: с этого ракурса видно, как Яма показывает городской пейзаж, зубцы Центра протыкают небо, болото проглядывает между мерцающими зданиями.

Не один я кажусь потрясенным – некоторые кандидаты склоняются друг другу и яростно шепчутся, выспрашивая определения, которые они пропустили. Эрик, впрочем, удобно сидит в кресле, чертя пальцем по тыльной стороне ладони. Ухмыляясь. Я узнаю эту ухмылку. Конечно, он уже все это знает. Он изучил это в Эрудиции, вероятно, когда был еще ребенком, иначе он не выглядел бы таким самоуверенным.

И еще до того, как я успеваю заметить, как проходит время, Лорен нажимает кнопку, чтобы убрать экран под потолок.

На рабочем столе вашего компьютера вы найдете файл, обозначенный как “Тест по программированию”, – говорит она. – Откройте его. Он запустит ограниченный по времени экзамен. Вы получаете серии небольших программ и отмечаете ошибки, которые приводят к неисправности в их работе. Это могут быть действительно значительные вещи, такие как порядок кода, или совсем незаметные, такие как неправильное слово или разметка. Сейчас вам не нужно их исправлять, но вы должны быть способны их заметить. В каждой программе будет по одной ошибке. Вперед.

Все начинают яростно стучать по экранам. Эрик наклоняется ко мне и говорит:

Разве в ваших домах Сухарей были компьютеры, Четыре?

Нет, – отвечаю я.

Что ж, видишь, вот так нужно открывать файл, – продолжает он, преувеличенно сильно нажимая на файл на экране. – Видишь, это выглядит как бумага, но на самом деле это просто рисунок на экране – ты же знаешь, что такое экран, да?

Заткнись, – говорю я, открывая тест.

Я пристально смотрю на первую программу. Это как изучение языка, говорю я сам себе. Все должно начинаться в правильном порядке и заканчиваться в обратном порядке. Просто убедись, что все на верных местах.

Я не начинаю с самого начала кода, спускаясь вниз – вместо этого я смотрю на самое ядро внутри всех оболочек. Там я вижу, что строка кода заканчивается в неправильном месте. Я отмечаю это место и нажимаю на кнопку со стрелкой, которая позволит мне продолжить экзамен, если я прав. Экран сменяется, представляя мне новую программу.

Я поднимаю брови. Должно быть я впитал больше, чем думал.

Я начинаю следующую программу таким же образом, двигаясь от центра кода к внешним сторонам, сверяя верхнюю и нижнюю часть, обращая внимания на знаки уравнения, интервалы и обратные наклонные линии. Поиск ошибок в кодах на удивление успокаивает, это просто способ убедиться, что мир по-прежнему находится в нужном порядке, в каком и должен, и пока так и есть, все будет идти спокойно.

Я забываю обо всех людях, находящихся вокруг меня, даже о пейзаже позади нас, о том, что значит прохождение этого экзамена. Я просто сосредотачиваюсь на том, что передо мной, на переплетении слов на экране. Я замечаю, что Эрик заканчивает первым, задолго до того, как кто-либо еще выглядит готовым завершить экзамен, но я стараюсь не беспокоиться по этому поводу. Даже тогда, когда он решает встать рядом со мной и смотреть через плечо, пока я работаю.

В конце концов я нажимаю на кнопку со стрелкой, и всплывает новое окно. «ЭКЗАМЕН ЗАВЕРШЕН », сообщает оно.

Хорошая работа, – сообщает Лорен , когда проходит мимо, чтобы проверить мой экран. – Ты закончил третьим.

Я разворачиваюсь к Эрику.

Погоди-ка, – говорю я. – Не ты ли объяснял мне, что такое экран? Очевидно, у меня совсем нет компьютерных навыков, поэтому мне очень нужна твоя помощь.

Он с негодованием смотрит на меня, и я широко улыбаюсь.

Когда я возвращаюсь, дверь в мою квартиру открыта. Всего на дюйм, но я знаю, что закрывал её, когда уходил. Я открываю дверь, толкая ее локтем и носком ботинка, и вхожу с колотящимся сердцем, ожидая, что обнаружу внутри незваного гостя, роющегося в моих вещах, хотя я не уверен, кто это должен быть: один из ищеек Джанин , разыскивающий доказательства того, что я отличаюсь от остальных, как отличался Амар , или Эрик, который ищет способ напасть на меня из засады. Но квартира пуста, и в ней ничего не изменилось.